Текст книги ""Ну и нечисть". Немецкая операция НКВД в Москве и Московской области 1936-1941 гг"

Автор книги: Александр Ватлин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц)

Маркуссон вскоре был освобожден». Очевидно, что в такой интерпретации Эрвин, который был арестован

вместе с отцом на следующее утро после того, как из их квартиры были уведены Карл Либкнехт и Роза

Люксембург, оказывался виновником их гибели. Однако столь топорная фальсификация не нашла понимания

у военных судей, и по приговору Военного трибунала (ВТ) MBO Эрвин Маркуссон был оправдан. В тот же

день по постановлению следователя из-под стражи была освобождена его жена Гильда. Это произошло 22

марта 1940 г., день в день через два года после ареста супругов, евреев по национальности и врачей по

профессии71.

Особняком среди сюжетов истории КПГ, получивших освещение в материалах АСД, стоит история

Баварской советской республики, несколько лидеров которой, включая Макса Левина, Вилли Будиха и Т. Л.

Аксельрода, стали жертвами большого террора72. Георг Губер участвовал в расстреле контрреволюционеров

накануне падения Баварской республики и получил за это 15 лет тюремного заключения73. Первыми

политэмигрантами, получившими убежище в столице советской России, стали бойцы Красной Армии Рура

(Александр Гермилин, Фриц Элендер). Участниками «мартовской акции» 1921 г. – попытки КПГ захватить

власть в ряде районов Центральной Германии – являлись Фриц Фрейман и Эрнст Мейер. Последний,

получивший после приезда в СССР имя Конрад Марбель, был арестован вместе с Максом Гельцем и Отто

Вегеришем, вождями «партизанской армии Фогтланда». Мейера приговорили к 15 годам заключения, но ему

удалось совершить побег из берлинской тюрьмы Лихтенберг в 1927 г.

Густав Грабнер рассказывал на допросе о том, что привело его в ряды компартии Германии: к нам приехал

агитатор-коммунист, «после его призыва о вступлении в члены КПГ все население, прожива

71 Биографические данные Эрвина Маркуссона см. РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 205. Д. 572.

72 Следствие по делу Аксельрода вел центральный аппарат НКВД, см. подробнее: Ватлин А. Ю. Товий Аксельрод // Вопросы

истории. 2010. № 1.

73 Губер первоначально прибыл в СССР в 1928 г., сразу же после освобождения по гинденбурговской амнистии, но вскоре

вернулся на родину. Вновь он приехал в феврале 1933 г. и был признан политэмигрантом – в условиях гитлеровской

диктатуры он рано или поздно оказался бы в застенках гестапо.

28

ющее в нашей деревне Пульфнек, вступило в члены КПГ, в том числе вступил и я, это происходило в 1921

г.». Художник Герхард Мозер сам организовал ячейку КПГ в 1927 г. в архитектурном институте «Баухауз» в

Дессау.

О попытке коммунистов организовать «германский Октябрь» осенью 1923 г. давали показания Курт Шуман

и Ганс Мориц-Гримм. Последний должен был организовать вооруженное восстание в Южной Германии, за

что получил четыре года тюрьмы. Владимир Торнер был участником и «спартаковского восстания» и боев в

Руре весной 1920 г. Его разыскивала полиция, и он сбежал в Бельгию, а оттуда на пароходе вместе с

русскими военнопленными добрался до Советской России. Торнер прошел подготовку в военной школе

Коминтерна и в августе 1923 г. вновь был направлен в Германию. Он стал секретарем баварской организации

КПГ и вскоре был вновь арестован. После этого Торнер работал в ИККИ и советской разведке, был освобож-

денным секретарем Сокольнического райкома ВКП(б).

Следователей крайне интересовали перипетии внутрипартийной борьбы в германской компартии, до начала

массовых операций они детально фиксировали показания функционеров КПГ, примыкавших к тем или иным

уклонам и оппозициям. Густав Бург (Кениг), арестованный в августе 1936 г., изложил в ходе допросов всю

историю партии в 1924-1925 гг., когда ее руководителями были Рут Фишер и Аркадий Маслов, позже

объявленные «левацкими уклонистами». Поскольку Бург поддерживал дружеские отношения с упоминав-

шимся выше Моисеем Лурье, в сценарии антисоветского заговора ему была отведена роль связного между

иностранными троцкистами и группой Г. Е. Зиновьева. Складывается впечатление, что следователь «впрок»

интересовался малейшими поворотами «генеральной линии» КПГ, проникновением ее агентов в круги

высшего военного руководства, ибо данные сюжеты не нашли никакого отражения в обвинительном

заключении по делу Бурга. История «антипартийной группы Реммеле-Неймана», бросившей вызов лидеру

КПГ Эрнсту Тельману в 1932 г., подробно излагается в показаниях Роберты Гроп-пер, которая, как и ее муж

Пауль Лангнер, являлась ответственной сотрудницей аппарата ЦК КПГ и была посвящена во все детали об-

ширной склоки в партийном руководстве.

Более десятка немецких коммунистов были вынуждены покинуть Веймарскую Германию на рубеже 30-х гг.,

так как им грозило судебное преследование за совершение уголовных преступлений (мы не относим к ним

стандартное «подстрекательство к бунту», имевшее политический характер). Чаще всего упоминается

нанесение телесных повреждений или даже убийство представителей власти, поли

29

цейских, провокаторов, на втором – нелегальное хранение оружия. Фриц Воловец занимался поставками

винтовок и пулеметов для «пролетарских сотен» в начале 20-х гг. За попытку добыть оружие полиция

разыскивала сотрудника военного отдела КПГ Карла Кис-линга, и он в 1931 г. бежал из страны. В том же

году за перевозку винтовок и боеприпасов был арестован Ганс Ротер, но отпущен до суда под подписку и

переправлен в СССР по фиктивному паспорту. Скрываясь от ареста, покинул Германию по подложным

документам и Генрих Шиллер – он входил в конспиративную группу, которая «была обязана хранить и

ухаживать за оружием, припрятанным компартией в годы империалистической войны и революции». Один

из членов группы проводил в лесу пробные стрельбы и был схвачен полицией, после чего руководство КПГ

приняло решение об отправке всех членов группы в СССР.

Очевидно, нельзя принимать все рассказы обвиняемых о своих революционных подвигах за чистую монету,

хотя эти факты и могут стать основой для дополнительных исследований по истории КПГ. Среди немецких

эмигрантов было немало людей, которых отличала неумеренная бравада, склонность к экстравагантным

поступкам, после ареста такого человека работникам НКВД не составляло особого труда найти в его

биографии «зацепки», которые можно было истолковать в обвинительном ключе.

Порой это порождало трагикомичные ситуации. Так, молодой немец Герхард Вильнер показывал на допросе, что в 1932 г. у себя на родине был «осужден за кражу автомобиля и попытку уехать на нем в СССР».

Очевидно, он решил прибыть на землю обетованную не с пустыми руками. Вильнера поймали только в

Польше и вернули в Германию, после небольшого срока в тюрьме он все-таки присоединился к своим

родителям, перебравшимся в Москву ранее. Здесь Вильнер устроился работать шофером на одном из

столичных заводов, собрал вокруг себя молодежь и создал тайную организацию, отчасти копировавшую

ритуалы гитлеровских штурмовиков. Осенью 1936 г. в гараже неугомонный юноша настроил радиоприемник

на Германию, чтобы услышать речь Гитлера, а потом стал комментировать ее в антисоветском духе.

Вильнера выслали из страны с обязательством работать на советскую разведку, о чем он рассказал на первом

же допросе в гестапо, а его товарищи по играм «в фашистов» были отправлены в ГУЛАГ.

Даже в годы Веймарской республики немецкие коммунисты могли приехать в СССР только с разрешения

своего непосредственного партийного руководства. Тот, кто приезжал без него, обращался в

представительство КПГ при ИККИ, где проверялась обоснованность

30

его бегства из страны. В случае, если секция не подтверждала этого, шансов ни на сохранение партийного

стажа, ни тем более на переход в ВКП(б) у эмигранта не было. Он оставался в СССР на общих основаниях, но в случае ареста по политическим статьям данное обстоятельство обязательно всплывало. Обвиняемый

признавался в ходе допросов, что «дезертировал с фронта классовой борьбы», и это рассматривалось как

отягчающее обстоятельство (Альберт Ройгер).

2. Антифашистская борьба до и после 30 января 1933 г.

После прихода Гитлера к власти в СССР прибыл 291 из 720 человек, взятых нами в качестве объекта

исследования. Пожалуй, среди изученных материалов не найти ни одного следственного дела, где в той или

иной форме не фигурировало бы понятие «фашизм». Конкретные обвинения, адресованные немцам, могли

быть самыми различными – восхваление фашизма, пособничество гитлеровскому режиму, шпионаж в

интересах гестапо и т. п. Однако общим знаменателем всего спектра сфальсифицированных политических

преступлений было ослабление Советского Союза перед угрозой интервенции с Запада. Оперативные

работники НКВД, особенно районного звена, не слишком много знали о сути и конкретных шагах

гитлеровского фашизма, поэтому черпали исходную информацию у своих подследственных. Подобные

диалоги, даже при неизбежных поправках на последующие фальсификации, содержат уникальные данные о

реалиях антифашистской борьбы в Германии.

Оказавшись в СССР, политэмигранты неизбежно ставили вопрос о причинах поражения левых

политических сил, противостоявших нацизму. Вопреки официальной идеологии, героизировавшей их

борьбу, здесь хватало и самокритики и обвинений в адрес Москвы: «Коминтерн виноват в приходе Гитлера к

власти, так как повел неправильную политику в отношении Германии, социал-демократическую партию

назвал фашистской, запутал рабочих Германии в этом и потому рабочие Германии голосовали за

гитлеровскую партию – фашистов»74.

Хотя левацкие перегибы КПГ вроде тезиса о «социал-фашистах» были осуждены на Седьмом конгрессе

Коминтерна, подобные мысли под пером следователей превращались в образчики антисоветской

74 Показания свидетеля по делу Гильды Шмидт, следствие по которому было прекращено из-за смерти обвиняемой.

31

агитации. Молодым оперативникам из органов госбезопасности, сформировавшимся уже в годы советской

власти и впитавшим в себя основные тезисы партийной пропаганды, стоило немалых усилий подавлять в

себе естественное чувство солидарности с сидевшими перед ними в камере для допросов немцами,

прошедшими через пытки штурмовиков и концентрационные лагеря.

Обвиняемые это инстинктивно чувствовали, и максимально подробно описывали эту часть своей биографии.

Уже при заполнении анкеты арестованного, точнее, ее двадцатого пункта («состоял ли под судом и

следствием»), человек в деталях вспоминал не только собственные тюремные сроки, но и любые приводы в

полицию – до и после 1933 г. Рекордсменом здесь был проживавший в городе Кунцево Макс Фивег,

утверждавший, что арестовывался полицией 12 раз. Участники антифашистской борьбы в Германии

инстинктивно или осознанно рассчитывали на то, что их участие в революционной и антифашистской

борьбе станет индульгенцией, позволит поскорее разобраться в произошедшем недоразумении и вернуть им

свободу. Однако для тех, кто их допрашивал, подобная информация являлась отправной точкой для того,

чтобы сконструировать ситуацию вербовки в полиции или гестапо.

Без всякого преувеличения можно сказать, что у каждого второго из политэмигрантов, оказавшихся на

Лубянке, за плечами было либо пребывание в концлагере после января 1933 г. либо уличные битвы со

штурмовиками в предшествующие годы. В ходе допросов они детально рассказывали о том, какими путями

им удалось выбраться из фашистских застенков, работать в подполье и покинуть Германию. Эти показания

позволяют живо ощутить накал страстей в политической жизни последних лет Веймарской республики,

масштабы насилия, к которому прибегали правые и левые радикалы, рассчитывая занять место «прогнившей

демократии».

Одним из первых, кто был осужден в Германии за стычки с фашистами, был Эрих Шмидт, работавший на

московском Электрозаводе. В 1929 г. он получил 2,5 года тюрьмы, но вскоре бежал из нее, спустившись по

стене по веревочной лестнице – ему как маляру по профессии это было не впервой. В мае 1932 г. в ходе

уличных столкновений между коммунистами и фашистами в Кенигсберге погибло несколько человек, в том

числе двое полицейских. Один из активных участников этих событий – Пауль Давид заочно получил 3 года

тюрьмы, но скрылся и при содействии МОПРа приехал в СССР как интурист.

Насилие, непарламентские формы политической борьбы отличали повседневную жизнь Веймарской

республики. Полиция оказыва

32

лась не в состоянии держать ситуацию под контролем, для правых и левых радикалов она сама являлась

частью ненавистной «системы». В убийстве фашистов и полицейских в ходе следствия признавались Георг

Керн75, Вилли и Эрнст Майеры76, Густав Брюн, Вилли Бисмарк, Йозеф Шрамм, Эрих Бонзак, Вильгельм

Рерс, Фриц Шиман-ский. Практически все они в годы мирового экономического кризиса оказались

безработными.

В июне 1933 г., т. е. уже после установления гитлеровской диктатуры, группой пикетчиков из Союза красных

фронтовиков, в которую входил Рудольф Брамфельд, был убит полицейский, охранявший штрейкбрехеров.

Подобные деяния, формально не одобрявшиеся пропагандой КПГ, вызывали восхищение у соратников и

героизировались в устной традиции левого радикализма. В 1937-1938 гг. эти люди с гордостью рассказывали

следователям о деталях произошедшего, о том, какими путями они потом добирались до СССР.

Их прятали на партийных квартирах, потом выдавали подложные паспорта либо тайно отправляли на

советские суда, стоявшие в Гамбурге или Штеттине. Так, Бонзака под видом грузчика переправили на

советский пароход «Комсомолец». Он спрятался в трюме и вылез только тогда, когда корабль был уже в

открытом море. Капитан хотел высадить «зайца» в первом же порту, но у Бонзака была справка от местной

организации КПГ, и корабельная партячейка решила взять его в СССР. В Одессе Бонзак был первым делом

отправлен в тюрьму, но вскоре выпущен по ходатайству МОПРа и признан политэмигрантом.

Случайно это или нет, но дела большинства из партийных активистов, совершивших в Германии уголовные

преступления, в архиве оказались рядом. Одинаковым был и срок, назначенный им Особым совещанием

(ОСО) НКВД – 10 лет. Они даже попали в один и тот же лагерь на Крайнем Севере. После подписания

советско-германского пакта те из них, кто не успел принять советского гражданства, были возвращены из

Норильсклага и выданы Германии, хотя подобный «жест доброй воли» обещал им только перемещение из

ГУЛАГа в нацистский концлагерь.

75 В личном деле Керна отмечается, что организованная им демонстрация на Рихардштрассе в Берлине закончилась

перестрелкой с полицией (РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 205. Д. 4662).

76 По показаниям Вилли Мейера, в 1929 г. во время уличных столкновений они вместе с братом стреляли в фашиста и были

арестованы, но позже освобождены за недостатком улик. Когда следствие спустя два года возобновилось, оба по подложным

паспортам прибыли в СССР.

33

Лозунг одного из лидеров КПГ Гейнца Неймана – «бей фашиста там, где его встретишь» – вполне

соответствовал настроениям маргиналов, выброшенных экономическим кризисом на обочину цивили-

зованной жизни. Для них приход Гитлера к власти являлся одним из ухищрений ненавистной «системы», с

которой они были готовы бороться не на жизнь, а на смерть. Того, кто постоянно имел конфликты с

полицией Веймарской республики, не мог испугать уличный террор нацистов. В пролетарских кварталах

Берлина или Гамбурга, Ганновера или Бреслау в борьбе участвовали целыми семьями. Так, в 1933 г. в

гамбургской тюрьме по обвинению в коммунистической пропаганде оказались братья Ганс и Карл Бороши, а

также два сына последнего. Поодиночке им удалось вырваться из страны. В ноябре 1937 г. Карл и его

сыновья будут расстреляны на Бутовском полигоне как немецкие шпионы.

Немецкая секция ИККИ, постепенно превратившаяся в эмигрантское руководство КПГ, после прихода

Гитлера к власти стала более либерально относиться к членам партии, самостоятельно выбравшимся из

Германии. Во многом благодаря их рассказам о терроре, развязанном штурмовиками при попустительстве

полиции, стало ясно, что речь идет не об отдельном эпизоде в процессе загнивания капитализма, а о чем-то

более серьезном и долговременном. В течение нескольких месяцев были разрушены каналы партийной

коммуникации между Москвой и Берлином, лидеры партии арестованы, а некоторые местные организации

просто перестали существовать. Рассказы прибывших в СССР немецких коммунистов о терроре гит-

леровских штурмовиков, о пытках, которым их подвергали в полиции и концлагерях, говорили сами за себя.

Позже некоторые из них получат возможность сопоставить пережитое с методами, которыми действовали

советские органы госбезопасности.

Приток эмигрантов из Германии привел к резкому увеличению нагрузки на бюджет советского отделения

МОПРа. Многие прибывали в СССР инвалидами, как Гельмут Кадеман, находившийся в заключении с марта

1933 по ноябрь 1935 г.; Герхард Мозер, И месяцев проведший в концлагере Бергермоор. Вилли Будиху,

потерявшему руку в декабре 1918 г., в декабре 1932 г. во время драки с депутатами от НСД АП прямо в зале

заседаний рейхстага раздробили колено. После прихода Гитлера к власти Будих был арестован и вновь

подвергнут мучительным пыткам. В АСД сохранилось письмо журналиста Ганса Вистуба министру

пропаганды Йозефу Геббельсу с просьбой выпустить арестованного коммуниста-инвалида из тюрьмы. Оно

стало основой для вовлечения Будиха в сконструированную на Лубянке

34

«контрреволюционную троцкистскую организацию», и в конечном счете – для расстрельного приговора77.

Жертв революционной борьбы устраивали в лучшие санатории страны, окружали заботой, они выступали в

школах и на предприятиях, рассказывая об ужасах фашистского режима. Генрих Стаффорд (Бернгард

Кенен), получивший тяжелые ранения в стычке с фашистами 12 февраля 1933 г., прибыл по подложным

документам в СССР на лечение, а позже и сам стал одним из руководителей МОПРа. Одним из тех, кто

прошел через нацистские концлагеря, был Вальтер Диттбендер, который до прихода Гитлера к власти

занимался нелегальной отправкой коммунистов из Германии, в том числе и на советских судах. В его

следственном деле заслуги были вывернуты наизнанку – получалось, что Диттбендер отправлял в СССР

сплошь шпионов и диверсантов. Вместе с ним в фашистском концлагере Зон-ненберг сидел Вилли Клейст

(Керф), секретарь ЦК КПГ по работе с крестьянством. В ходе допросов он подробно рассказывал следовате-

лю Московского управления НКВД о деятельности подпольной коммунистической фракции в этом лагере, ее

борьбе с провокаторами, подготовке выступления Клейста на процессе о поджоге рейхстага.

В рамках данного исследования можно лишь перечислить отдельные сюжеты антифашистской борьбы в

Германии, нашедшие свое отражение в протоколах допросов. Ганс Ридель возглавлял подпольную

организацию КПГ в Ганновере, дважды арестовывался гестапо, но каждый раз выходил сухим из воды.

Будучи наборщиком, он печатал и распространял нелегальные листовки и прессу КПГ. Ганс Эйлер

рассказывал о своем участии в издании нелегальной газеты в округе Берлин-Штеглиц. Переправкой

литературы и периодики КПГ через германо-голландскую границу в 1934-1936 гг. занимался Генрих

Гисберц. Активную роль в проведении пропагандистской кампании против саарского плебисцита играл член

парламента этой области от КПГ Эрнст Штельцер, его жена Эмилия являлась партийным курьером и была

схвачена гестапо при переходе границы.

Главным каналом, по которому осуществлялась связь подпольщиков из КПГ с внешним миром, были так

называемые «переправы» на германо-чехословацкой границе. Детальный рассказ об их устройстве и

функционировании содержится в показаниях Гейнца Тонке. Ганс Шиссель более двадцати пяти раз

нелегально пересекал границу с

77 Об этой конструкции, во главе которой, согласно обвинительному заключению по делу Будиха, находились Макс Гельц и

Эрих Волленберг, см. подробнее: Mueller R. Menschenfalle Moskau. S. 59-126.

35

чемоданами, полными коммунистической литературы. В последний раз его попытался задержать местный

фашист. Отстреливаясь от преследователя, Шиссель его убил. Поскольку дело получило широкую огласку (в

руках фашиста остался фальшивый чешский паспорт курьера), Шисселя срочно переправили из

Чехословакии в Вену, а оттуда в Советский Союз.

Компартия Германии пыталась вывести из страны не только партийных работников, которым грозил арест,

но и их близких. Эмма, жена депутата рейхстага от КПГ Франца Штенцера, содержалась в мюнхенской

тюрьме Штадельхайм в качестве заложницы, пока гестапо искало ее мужа. После ареста Штенцер был

замучен в концлагере Дахау, а его жена, ставшая вдовой, была выпущена на свободу, где ее дожидались три

маленькие дочки. В ходе одного из допросов на Лубянке Эмма рассказывала о случайной встрече в полицай-

президиуме Мюнхена, где она добивалась выдачи личных вещей своего мужа. В одном из коридоров ей

пересекли дорогу Рудольф Гесс и Генрих Гиммлер, к которым она бросилась за разъяснениями. Гесс

промолчал, а Гиммлер заявил, что «очень жалеет, что Штенцер не попал ему в руки, так как он очень хотел

бы с ним посчитаться». Через Францию Эмма с дочерьми в августе 1934 г. добралась до Советского Союза.

Ее дочери были приняты в Интернациональный детский дом в Иваново, сама она до ареста работала на

Первом подшипниковом заводе в Москве.

Еще одной из тех, кому помогли выбраться из Германии, беременной и с маленьким ребенком на руках, была

Анна Фелер. Вместе с пятью другими женами арестованных или ушедших в подполье функционеров КПГ ее

переправили во Францию обычным маршрутом – через Саарскую область, находившуюся под контролем

Лиги наций. Весьма непростым был путь в СССР Эриха Лютера – вначале нелегальный переход границы в

Сааре, потом Швейцария, Франция, и наконец, путешествие из Лондона на советском теплоходе в Ленин-

град.

Недостаток данных не дает возможности представить статистику, через какие страны выбирались из

Германии политэмигранты, но тенденция выглядела следующим образом: в 1933-1934 гг. доминировали

Чехословакия и Франция, потом все больше немецких антифашистов прибывало в СССР из Голландии и

скандинавских стран. Австрия и Польша, имевшие значительную границу с Германией, почти не

присутствуют в рассказах беженцев. Очевидно, сказывалось наличие в этих странах авторитарных режимов, не желавших портить отношения с «третьим рейхом». Впрочем, через Польшу пешком до

36

бирались до советской границы «нелегалы», не имевшие никаких документов, а железнодорожным

транспортом до пограничной станции Негорелое – те, кому в Праге выдавали подложные паспорта.

В подпольном аппарате ЦК КПГ отправку за границу членов партии курировал Карл Гельвиг (Зингфогель).

Впоследствии ему самому, его жене и сыну удалось перебраться в Советский Союз. В его подчинении

находился Генрих Шульмайер, который отвечал за явочные квартиры в округе Франкфурт-Кассель. Почти

неизвестна в научной литературе об антифашистском сопротивлении деятельность «белого отдела» военно-

политического аппарата КПГ, который занимался сбором данных об отрядах штурмовиков и «стального

шлема», направляя туда шпионов. Об этой работе рассказывал в ходе допросов член ЦК КСМГ Эрнст Баум

(Оше). Борьба велась не на жизнь, а на смерть. Баум участвовал в убийстве провокатора во время эмиграции

в Праге, после чего был переправлен в СССР. Составной частью сопротивления фашизму были и случаи,

кажущиеся на первый взгляд не слишком героическими. Так, Карл Шустер после прихода к власти Гитлера

три месяца сидел в тюрьме только за то, что отказывался продавать в своем киоске фашистские газеты.

Говоря о немецких антифашистах, нашедших прибежище в СССР и впоследствии ставших жертвами

политических репрессий, нельзя не упомянуть рядовых членов и функционеров Социал-демократической

партии Германии. Одним из первых эмигрантов по времени прибытия в Россию в нашей базе данных

является член СДПГ Карл Майзель. В 1919 г. он нелегально перешел границу в Восточной Пруссии, чтобы

добровольцем пойти в Красную Армию. Социал-демократами были отец и сын Бюрены, участники антифа-

шистского сопротивления, журналисты издававшейся в Москве газеты на немецком языке «Дейче

Центральцайтунг» (ДЦЦ) Мартин Эриг и Пауль Франкен. Последний в годы германской революции 1918 г.

являлся председателем совета рабочих и солдатских депутатов в городе Золинген, а после образования КПГ

вошел в ее руководство. Осудив вместе с лидером партии Паулем Леви «мартовскую акцию» 1921 г.,

Франкен покинул коммунистов и вернулся к социал-демократам. В 1921 г. он являлся депутатом Прусского

ландтага от КПГ, в 1928 г. – от СДПГ.

Пауль Франкен прибыл в СССР вместе с женой Флорой из Латвии и работал на Путиловском заводе в

Ленинграде. Накануне Седьмого конгресса Коминтерна он отправился по поручению ЦК КПГ в Прагу для

установления контактов с эмигрировавшими туда левыми социалистами, прежде всего с Максом Зейдевицем

и группой Ауф

37

хойзер78. Отчет Франкена о его деятельности в Праге понравился председателю КПГ Вильгельму Пику, и тот

настоял на его повторном приеме в компартию и оставлении в Москве. Вся переписка Франкена с Прагой

ложилась на стол Пика. Параллельно КПГ предпринимала попытки наладить контакт с Зейдевицем через его

сыновей Хорста и Фридолина, прибывших в Москву в 1935 г. и арестованных три года спустя.

3. Совзагранслужащие

На стыке российской и германской истории находится весьма интересная тема, которая пока еще не нашла

своих исследователей. Речь идет о деятельности советских учреждений в Германии – полпредства,

консульств и торговых представительств. Анализ АСД показал, что около 50 немцев, ставших объектом

нашего исследования, работали в этих учреждениях. Как правило, занимали они низовые должности

(курьер, переводчик, заведующий канцелярией, машинистка), да и особой работы от них не требовали. Их

силы и таланты разворачивались в другой сфере – в сфере партийной борьбы. Заполнение низовых постов в

советских загранучреждениях немецкими коммунистами являлось ключевой формой прикрытия и

финансирования деятельности КПГ и в меньшей степени резидентуры советской разведки.

Из этих людей вербовались сотрудники разного рода экспортно-импортных учреждений в Москве, и среди

них было немало приехавших в Советский Союз в качестве «иностранных специалистов». Особым спросом

и в Исполкоме Коминтерна и в промышленных наркоматах пользовались машинистки-стенографистки,

владевшие немецким языком, поэтому среди прибывавших по этой линии преобладали женщины.

Обращают на себя внимание две даты, когда приток таких кадров значительно усиливался. Первая – 1931 г., когда советское руководство приняло решение о резком сокращении персонала загранучреж-дений. И вторая

– 1933 г., когда гитлеровское правительство взяло курс на репрессии в отношении их сотрудников,

являвшихся германскими гражданами. Кроме того, стали закрываться целые представительства, такие как

советское консульство в Штеттине (там работал

В письме от 30 апреля 1935 г. Франкен отмечал, что недоверие еще очень сильно и социалисты не готовы к прямым

переговорам с КПГ (РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 205. Д. 1481).

38

Эдуард Штилов, утверждавший на допросе, что в связи с ликвидацией консульства всем его сотрудникам

была предоставлена возможность выехать в СССР), филиалы торгпредства в Гамбурге (Павел Вальд) и

Данциге (Вильгельм Фейерхерд). Георг Кульц с 1925 г. работал в берлинском торгпредстве курьером и

завхозом, в июне 1933 г. он участвовал в отражении налета фашистов на это учреждение и находился под

следствием, советские дипломаты помогли ему выехать из страны. После приезда в СССР Кульц получил

статус политэмигранта.

В Москве таких людей старались трудоустроить, помогали с принятием советского гражданства. Спрос на

специалистов такого рода был большой, и они в большинстве своем встраивались в советскую номенклатуру, продолжали работать на советскую разведку. Приведем в качестве примера судьбу Эдуарда Шейбе,

получившего в 1928 г. 6 лет тюрьмы за промышленный шпионаж в пользу СССР. Он пытался

сфотографировать новейшую конструкцию дирижабля и был взят с поличным. Латышское подданство

Шейбе позволило Москве галантно не заметить произошедшее. Его не стали менять на арестованных

германских шпионов, что было в те времена обычной практикой.

Однако в советском полпредстве все эти годы продолжали заботиться о семье Шейбе, оставшейся проживать

в Берлине, ей выплачивали постоянное пособие. Когда Эдуард вышел из тюрьмы летом 1934 г., нацистские

власти тут же выдворили советского шпиона из страны. Коллеги-разведчики встретили Эдуарда Шейбе в

Москве без особых почестей, но в беде не оставили – обеспечили работой, взяли на себя оплату номера в

гостинице. Были быстро улажены формальности, связанные с воссоединением семьи79.

Извилистые судьбы немцев, связавших себя с советской разведкой и загранучреждениями, не раз ставили в

тупик бюрократические структуры. Зачастую разбирательство продолжалось до тех пор, пока сотрудники

органов госбезопасности не разрубали «гордиев узел» накопившихся проблем. Родившийся в Риге, т. е. на

территории Российской империи Бруно Альбрехт в годы Гражданской войны работал в немецкой секции ЦК

РКП(б). В начале 20-х гг. он был командирован на партийную работу в КПГ. Для своей легализации он был

принят на работу вначале в полпредство, а потом в торгпредство СССР. Ему удалось уговорить полпреда H.

Н. Крестинского оформить советское гражданство. Погрязнув в финансовых нарушениях, Альбрехт был

О трагической судьбе семьи Шейбе см. очерк в третьей части книги.

39

вынужден уволиться, и отправился в Советский Союз. Позже выяснилось, что паспорт он в полпредстве не

забрал, а параллельно оформил германское подданство и приехал по въездной визе.

Не встретив в Москве приема, который соответствовал бы его амбициям, Альбрехт засобирался обратно. Он

попросил убежища в посольстве Германии, заявив, что с рождения был подданным Пруссии и объявив себя

заложником. Непростой случай разбирался в самых различных инстанциях, и Крестинский писал по этому

поводу в Наркоминдел следующее: «Я понимаю, что не особенно приятно выпускать из СССР человека,

который, вернувшись в Германию при помощи германского посольства, тем самым рвет с нами, становится

нашим врагом, но вряд ли у нас есть формальная возможность его задержать»80. Впрочем, такая возможность

нашлась у другого ведомства, и по приговору О ГПУ Альбрехт получил пять лет лагерей, а после «отсидки»

выбраться из СССР у него уже не было никаких шансов81.

Среди антифашистской молодежи, прибывавшей из Германии после 1933 г., представительство КПГ

отбирало кадры для обучения подпольной работе и возвращения в страну. Параллельно свою вербовочную