Текст книги "Поющие во Тьме (СИ)"

Автор книги: Александр Воронич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц)

– Вот он, графиня. Ваш малыш.

Эйвил получила в руки небольшой тёплый комочек, из которого выглядывало личико, безобразное, как и у всякого новорождённого. Однако молодой маме оно показалось самым прекрасным на свете. С любовью прижав комочек к груди, графиня счастливо вздохнула. Младенец словно почувствовал счастье матери и перестал кричать.

В этот момент акушерка забеспокоилась. На простыне продолжало растекаться кровавое пятно.

– О, милосердный Ямат, – испугалась старуха. – Мила, быстрее, неси ещё воду, и полотенца. Как можно больше полотенец.

– Что случилось? – всполошилась главная фрейлина.

– Кровотечение продолжается. Его необходимо остановить.

Графиня открыла глаза. Её слегка знобило, на коже появились небольшие пупырышки, а мысли начали разбегаться по всей голове, словно она здорово перебрала с молодым вином.

– Не надо беспокоиться, мои хорошие, – тихо прошептала Эйвил. – Я знала о том, что умру во время этих родов. Суата нагадала мне по руке, прошлой весной.

Душу старухи обуял дикий ужас.

– И вы поверили ей, госпожа? Все суаты шарлатанки. Вы не умрёте. А ну, Мила, поторапливайся.

– Иду.

Девушка кинулась прочь из комнаты, и за ней последовали ещё две фрейлины.

– Не стоит, – ласково прошептала молодая мать, прижимая к себе сына. – Я уже смирилась с судьбой.

– Помолчите, госпожа, вам нельзя сейчас напрягаться, – и акушерка заплакала, предчувствуя неминуемую беду.

Пятно крови тем временем увеличилось.

– Скажи Ксенофу, чтобы он позаботился о нашем ребёнке, – продолжала графиня. – Пусть даст ему хорошее имя. И расскажет когда-нибудь обо мне, его матери, которая так сильно его любила. Обещай мне, Джиневра.

– Обещаю, – старуха низко опустила голову, и слёзы потекли с её подбородка на окровавленный фартук.

– Спасибо, – Эйвил закрыла глаза и обратила все мысли к сыну, отдавая ему тепло своего тела.

Когда Мила вернулась в спальню, глазам её предстала мрачная картина. Акушерка громко рыдала подле госпожи. А та, затихшая навсегда, казалась самой счастливой женщиной в Саул Тай. На лице её блуждала лёгкая улыбка, словно она видела хороший и добрый сон.

В это мгновение младенец почувствовал те изменения, которые произошли с его мамой. И комната огласилась дьявольским криком, в котором Миле послышались вопли сотен мучеников, заживо горевших в Харате.

***

«Далеко на севере, между Варумом и Шакрой, тёмные воды бушующего океана омывают прекрасный архипелаг Эйдин-Рок, ставший последней империей эльфов в Саул Тай. Посреди Марона – центрального острова архипелага – возвышается огромное здание в форме цилиндра, нависающее над древним эльфийским городом Аль-Катарунк. Этот символ циклопической мысли стоит там уже двести веков, бросая вызов ветрам и бурям. Алмазная Башня, сотворённая для Молитвы и терпеливого Ожидания» – такие слова предваряют знаменитую «Эльфиаду», принадлежащую перу Готана Кар Самуила. Но даже он – знаменитый летописец ушедшего тысячелетия – ничего не знал о тайнах, сокрытых за сверкающими стенами Алмазной Башни. Ибо существуют тайны, не предназначенные для ушей смертных.

Как и всегда в это время, под куполом Алмазной Башни собралось высочайшее собрание отцов-настоятелей Ордена Перламутровой Бабочки. Седовласый эльф по имени Фальдагор фиц Лимус сидел во главе длинного прямоугольного стола, склонив благородную голову ниже плеч. Остальные отцы Ордена молча смотрели на него, с трепетом ожидая слов из уст своего архиканоника. Наконец тот передёрнул плечами, и из внезапно пересохшего горла вырвалось глухое признание:

– Возрадуйтесь, братья мои. Он явился. Лорд Малакат вновь озаряет своим тёмным светом Голубой Рубикон. Мать Рохана была права.

Эльфы громко зашумели, встревоженные и одновременно возбуждённые. Фальдагор поднял голову, окинул их пронзительным взглядом, и в зале вновь воцарилась тишина.

– Лорд Малакат возродился. Я чувствую это, благодаря силе Священного Яркамня. Кому-то из вас это может быть не нраву. Но я скажу им: не нам с вами судить, каким должен быть инструмент, избранный Светом для достижения своих целей. В любом случае, это случилось, и цикл пророчеств начнет теперь исполняться. Будем же терпеливы, и в конце концов мы узрим, как Великая Ось вернется под сень истинных Владык Возвышения. Да святятся священные тексты «Шасс-Цебби». Да святится престол Перворождённых!

***

В это же время почти на другом конце мира в мрачных чертогах Храма Пятёрки собралась ещё одна компания. Это были жрецы, аристократы и воины, задрапированные все как один в чёрные балахоны. И лишь по выражению их лиц можно было догадаться о кастовой принадлежности собравшихся. Благородные юнцы из аристократических семейств Турана, Эледона, Замира и других Золотых Королевств отличались в толпе роскошными кудрями, лицами, разукрашенными макияжем, и холёными руками. Воины казались суровыми рубаками, и в то же время их глаза были наполнены огнём неподдельного фанатизма. Жрецы, в основной своей массе, явно проповедовали путь аскезы, хотя и среди них можно было разглядеть нескольких тучных отцов, очевидно, пребывающих в добрых отношениях с демонами чревоугодия и распутства. Но, как бы там ни было, все они с одинаковым подобострастием смотрели на верховного Епископа Чёрной Гильдии, Мухтара Бенсала Лариони.

То был человек незаурядных способностей, с большим загнутым носом и тонким ртом, линия которого выражала ненависть ко всему, что шло вразрез с учением Терфиады. Этот человек был жесток, как никто другой, и в то же время, вызывал если не симпатию, то глубокую заинтересованность. Каждому, только взглянувшему на него, было ясно, что с ним не нужно шутить, ибо в коварстве и злопамятстве Лариони превосходил ядовитую змею ашку из пустыни Ндахо. Сегодня же, лицо архиепископа отражало целую гамму чувств, вызванных долгим ожиданием и неосознанным страхом. Сама атмосфера в храме была насыщена им, угнетая каждого присутствующего: и гостя, и церковного служку.

Мухтар Лариони стоял посреди огромной чёрной пентаграммы и, закрыв глаза, прикасался к слизкому щупальцу. Оно принадлежала странному на вид существу, которое висело на толстой клеймёной цепи, обхватив её десятком других таких же конечностей. Кожистая поверхность мерзкого существа сочилась зелёной слизью, распространявшей едкий специфический запах. Внезапно церковный глава вздрогнул и затрясся всем телом, как если бы в него ударила мощная струя энергии из щупальца магической твари. Толстенные чёрные свечи, установленные в огромном количестве вокруг пентаграммы, вспыхнули зловещим огнём и на мгновение ослепили жрецов Терфиады.

– О, верные слуги Саранага, отныне ваше имя – Ищущие, – закричал не своим голосом Мухтар, – Иннас, Тварь Онароя, явил мне видение. Наш Бог предупреждает нас: в Мир спущена бешеная собака, дабы уничтожить мировой порядок, веками хранимый в Саул Тай. Имя этой собаки – Губитель, единоутробный брат Апокалипсиса.

Жрецы вздрогнули от слов своего архиепископа, словно от удара плетью.

– Мы не должны допустить того, чтобы планы Чудовища Хаоса превратились в жизнь. И посему я приказываю: ищите его, ищите там, где только может обитать человек, эльф или дварф. Ищите везде, где может выжить разумное существо. Ибо Губитель должен быть уничтожен! Так угодно Терфиаде, так угодно Великой Пятёрке…

***

Лорд Зерат Ахарис, что значит Безликий, восседал в троноподобном кресле из чистого серебра, не издавая ни звука. Глава Дома Шандикор Ордена Покинутых казался мраморной статуей. Даже зеркальная маска на лице, против всех законов физики, не отражала ни одного луча из тех, что щёдро источали магические лампы на стенах Зала Для Аудиенций. Руки лорда Зерата покоились на коленях, а в ладонях была зажата небольшая фигурка, вырезанная из камня, напоминающего нефрит. Она изображала древнего зверя, когда-то обитавшего в лесах Саул Тай. Это было существо, исполненное дикой грации и силы. Смилодон, так называли его в далёком прошлом.

Зерат сидел, не двигаясь, уже третий час, и со стороны могло показаться, что он прислушивается к самому себе, или, может быть, к той фигурке, что сжимал в руках. Вдруг в облике главы Шандикора произошли изменения. Он уже не казался статуей. Искрящиеся складки его мантии словно ожили, а сам Покинутый наконец-то вернулся к реальности.

– Я знал, – прошептал он, – я знал, что час возмездия близок. И не ошибся. Губитель снова в Мире. А значит Титаны будут жестоко отомщены. И уже никто не назовёт их Древними, – Зерат поднялся из кресла и зловеще расхохотался во всю мощь своих лёгких. По комнате прокатилась магическая волна, от которой содрогнулись картины на стенах и плотные шторы захлопали в арочном окне.

[1] Красный Див – одна из тысячи Тварей древнего Зодиака Амальганика, принятого в Саул Тай

[2] Клеймор – большой двуручный меч с длинной рукоятью и крестовидной гардой.

Глава 2. Герцогиня Вальмонда

Глава 2

Герцогиня Вальмонда

«Чтобы обуздать Отверженного, я прибегнул к методу, новому и удивительному. То было заклинание Клети, возведённое в тонких аспектах вокруг чудовища, названного мной Охотником. Усиленное собственной праной Отверженного, оно (заклинание) позволило разуму подопытного очиститься от смертельного яда, рождённого из Древа Безумия. Так был создан Клохкур Робкий – первый Покинутый на службе Хранителей Смерти»

Фернанд Элатский, «Мемуары»,

воспоминания о сотворении Клохкура

После похорон Эйвил Крезентальской в Тарагофе был объявлен восьмимесячный траур. Все праздники, включая осеннюю ярмарку, были отменены. В соборах постоянно шли молебны и отпевания супруги Ксенофа Арханского. Горожанам столицы запрещалось устраивать свадьбы, гулянки и прочие увеселительные мероприятия. Впрочем, никто особенно не жаловался. За те три года, что Эйвил была графиней Криниспана (с момента замужества с графом), горожане полюбили эту миловидную женщину, которая смягчала жёсткий характер Ксенофа, и не давала тому зверствовать в лучших традициях арханского рода. Именно она всегда противилась (пусть и бесполезно) увеличению налогов в Криниспане. Именно она накричала на деда своего мужа, Тизария Бешеного, когда тот велел внуку произвести массовое уничтожение повстанцев Зелёного Фронта, восставших против жестоких порядков в Криниспане. И вот теперь, когда душа Эйвил покинула бренную землю Саул Тай, народ пошёл оплакивать её, готовясь в душе к лютым расправам, которые могли посыпаться на графство в недалёком будущем.

На похоронах также присутствовал император Аркании Гайлорд Сильный. Эйвил приходилась ему двоюродной сестрой по материнской линии. В детстве они дружили и часто играли в свои незатейливые игры. Поэтому Гайлорд не смог проигнорировать случившееся в столице Криниспана.

Обряд Нарекания прошёл в тот же день, что и похороны Эйвил. Верховный Отец Шарака, Бога Мудрости, в тарагофском соборе опрыскал чадо Его Светлости святой водой, произнёс над ним молитву и нарёк младенца древним и весьма редким именем, звучавшим как Деймос. На сируанском наречии это слово означало «властелин».

Утром, на третий день после похорон, Ксеноф сидел мрачный в своём кабинете и предавался безрадостным мыслям. Смерть супруги подломила его внутренне, заставила графа почувствовать свою незначительность и слабость. Несмотря на репутацию жестокого правителя, Ксеноф искренне любил Эйвил. Он ценил в ней мужество, силу воли и, как ни странно, доброту. Ксеноф с горечью вспомнил о том, как ждали они этого ребёнка, как радовались его зачатию. И вот теперь забота о сыне целиком легла на его плечи.

На лице графа внезапно прорезалась глубокая морщина. В глазах сверкнул страх. Его мысли потекли по новому руслу, ещё более неприятному. Покинутые оказались правы. В ту же роковую ночь, когда Эйвил скончалась, Ксеноф обнаружил на груди младенца родимое пятно красного цвета. Своими очертаниями оно напоминало дерево, со всеми его изгибами, чётко выделенной кроной и стволом. А ведь это было наиболее достоверным доказательством слов Агно. Каждый человек в Саул Тай знал эту примету, выдающую сущность Токра. Многочисленные легенды гласили, что Тёмные Боги, ещё до Смутных Времён Гарата, решили сломить род людской изнутри. Для этого с помощью древней магии они создали дьявольский шар и сбросили его с небес на землю. Шар разбился от удара, и осколки его разлетелись по миру. Они пронзили множество людей, которые с тех пор стали верными служителями Терфиады. Те же легенды гласили и то, что Светлые Боги помогли людям исцелиться от скверны. Однако осколки шара не удалось извлечь полностью из тел заражённых. С тех пор, время от времени, в роду людском рождаются младенцы, чьи души запятнаны Тьмой. Их называют Токра, они сильнее обычных людей, их сложно убить, а на груди каждого находится отпечаток Терфиады, по которому их легко опознать.

– Можно, господин?

Ксеноф вздрогнул, услышав этот мягкий вкрадчивый голос.

– А, это всего лишь ты, Фольтест! – вырвался вздох облегчения из груди графа. – Почему без стука? Ты же знаешь, я не люблю, когда меня беспокоят без предупреждения.

– Я стучал, милорд, – принялся оправдываться советник. – Просто вы настолько углубились в свои мысли, что не слышали. И всё же, прошу извинить меня за эту бесцеремонность.

– Ладно тебе, – отмахнулся граф, – садись и не мозоль глаза.

Советник уселся в предложенное ему кресло, затем внимательно посмотрел на своего хозяина и отметил в его облике некоторые перемены, говорящие о глубоких переживаниях.

– Вы измучены, мой лорд. И вам надо поспать.

– Не строй из себя мою покойную матушку, мир праху её. Ты сам прекрасно знаешь, что я не могу нормально выспаться после всего случившегося.

– Вы имеете в виду смерть супруги, милорд?

– И это тоже. Но ещё больше меня волнует то… – Ксеноф замолчал, стараясь подобрать слова, – да ты сам всё знаешь.

– Деймос, ваш сын, – утвердительно кивнул Фольтест.

– Вот именно. Ты сам видел знак на его груди. И ты слышал слова этого богомерзкого создания, который предложил забрать моего сына. Право, я уже и не знаю, отказал бы я ему сегодня? Может, будет лучше для всех, если я позволю Деймосу стать одним из этих проклятых Токра. Что ты думаешь по этому поводу?

– Милорд, я буду говорить с вами откровенно. Все мы знаем с рождения, что Токра – убийцы, готовые растерзать всех у себя на пути. Непослушных детей пугают этим словом. Монахи и жрецы каждый год просят богов убрать Покинутых из нашего мира. Большинство же людей полагает, что Токра просто вымысел, нелепая фантазия сумасшедшего барда. Признаться, я и сам так считал ранее. Однако вспомните ту историю, что произошла семь лет назад. Вы тогда ещё не были графом Криниспана.

– Да, в то время я служил своему деду в качестве офицера-тысячника в его армии. Ты уже тогда был моим телохранителем и советником. Занять же более высокое положение в арханском доме я даже и не мечтал, ибо был всего лишь пятым принцем в иерархии графства Паршидан. Но какую историю ты имеешь в виду, Фольтест?

Советник криво улыбнулся.

– Вот уж не думал, что вы сможете забыть такое. Ваша тысячная гвардия стояла тогда в столице Паршидана, в казармах Святого Патрика. Вы должны были скоро выступить в поход против Карнуэлла Противного. Помните?

– Конечно, – кивнул Ксеноф. – Карнуэлл – мой дядька – отказался выплатить пошлину деду, аргументируя это тем, что выходит из арханской коалиции. Естественно, Тизарий не мог допустить чего-то подобного. И отправил меня разобраться с Карнуэллом. Но какое это имеет значение сегодня?

– А вы помните, господин, что за сутки до выступления против Карнуэлла, в Хемшифе, столице Паршидана, произошёл неприятный инцидент. Базар Хемшифа оказался местом военных действий.

В глазах Ксенофа забрезжила искра понимания.

– Да, – граф задумчиво погладил подбородок. – Мой слуга вбежал в казармы, и сообщил о небольшой заварушке, произошедшей на базаре. Якобы, какой-то сумасшедший объявился на нём и принялся рубить мечом без разбору всех, кто попадался ему на пути. Слуга сказал, что сумасшедший уже убил двоих торговцев и одиннадцать горожан. А поскольку я отвечал на данный момент за безопасность центральных районов Хемшифа, то мне пришлось отрядить трёх гвардейцев на уничтожение этого ублюдка. Однако через час слуга снова вбежал ко мне и сообщил, что они погибли.

– Да, – кивнул Фольтест, – и вы, разозлившись не на шутку, послали на базар сорок гвардейцев.

– Так и было, – согласился Ксеноф. – И, насколько я помню, они прикончили его. На этом история закончилась.

– А вы сами видели, как именно она закончилась, милорд?

– Делать мне было больше нечего, кроме как наблюдать за каждой стычкой в городе! – возмутился граф.

– А я присутствовал там, так как отправился вместе с гвардейцами. И видел всё, если не с самого начала, то до конца. Когда мы прибыли на место, землю базара устилали трупы. Всё вокруг было залито кровью, торговые палатки заляпаны мозгами и человеческими внутренностям. Сотни людей из тех, что ещё не успели выбраться за пределы базара, метались взад и вперёд, пытаясь ускользнуть от маньяка с клинком. Как жаль, что вы сами не видели его. Это было нечто. Худой юноша, в рваном плаще на голое тело. Глаза горят дьявольским огнём, кожа синюшная, как у свежепохороненного трупа. Увидев нас, он дико засмеялся, обнажив два ряда белых зубов. Я чуть не наложил в штаны. Среди зубов, сверху и снизу торчали длинные клыки, выдающие в нём вампира или оборотня.

– Ты хочешь сказать, что это был Токра? – ужаснулся Ксеноф. – Ведь известно, что Покинутые исходят из рода вампиров.

– Обождите, милорд. Дайте мне договорить. Гвардейцы выхватили оружие и бросились на это исчадие Харата. Я же замер от страха и молча смотрел на то побоище, что устроил сумасшедший убийца. Его клинок порхал словно бабочка, пронзая тела солдат. Он находил в броне мельчайшие отверстия и бил точно в цель. Мечи солдат не попадали по нему, ибо он обладал нечеловеческой грацией и ловкостью. Я уверен, что в тот день мы все погибли бы от его руки, если бы не благословение Всесильного Ямата.

Ваш отец, граф Паршидана, тоже прослышал о бойне на базаре. И он отправил на разбирательство десять солдат и двух личных магов, которых держал при дворе на крайний случай. В тот день этот крайний случай и наступил. Один из магов мгновенно разобрался в сложившейся ситуации. Он применил заклинание, которое на несколько секунд обездвижило монстра в человеческом обличии. На большее время сил у мага не хватило, но и эта заминка здорово помогла солдатам. Они выбили из рук противника меч и смогли нанести ему дюжину ранений. А теперь приготовьтесь, милорд, к самому удивительному. Вампир бросился на гвардейцев с голыми руками. Первому одним ударом сломал позвоночник, второму рывком вырвал гортань. Мне стало ясно, что он прорывается к магам. Те тоже догадались об этом и побелели словно мел. Впрочем, надо отдать должное их выдержке и самообладанию. Второй чародей взмахнул рукой и бросил в озверевшего юношу огненный шар. Тот попал в него и взорвался. Два солдата сгорели на месте, а сам вампир остался невредим, только слегка обгорел. Наверное, он применил некое контрзаклинание, иначе я не могу объяснить этот факт.

Ксеноф сердито наморщил лоб.

– Фольтест, ты затягиваешь свой рассказ. Переходи к сути.

– Я стараюсь передать все детали, господин. Маги снова метнули по шару, и снова враг остался в живых. Однако было заметно, что он оглушён. Несколько гвардейцев посчитали это добрым знаком и бросились на него. Трое погибли на месте. Удар руки вампира отбросил их тела на несколько метров. Мне тогда показалось это весьма странным: столь тщедушная комплекция и столь огромная сила в ней. Так вот, наконец-то одному солдату повезло. Убийца не смог отразить удар и меч под чистую снёс ему правую руку. И что бы вы думали? Несмотря на то, что кровь хлестала из обрубка вовсю, он и не думал умирать. Напротив, стал двигаться ещё быстрее, словно смерч. В этот момент я почувствовал что-то странное. Словно он собирался применить некое оружие, доселе им не использованное. Вокруг него появилась чёрная аура, которая обещала нам всем мучительную смерть.

– Аура? – изумился граф.

Советник пожал плечами.

– Не то, чтобы я это увидел. Скорее почувствовал. И маги тоже почувствовали. Один из них закричал, словно полоумный, и бросился к вампиру. Солдаты расступились, и он очутился перед самым носом убийцы. Тот на секунду опешил, и потерял концентрацию, не доведя задуманное на самую малость. А чародей, не мешкая, обнял его за плечи и прокричал что-то вроде заклинания. Затем из его тела брызнули молнии, они впились в убийцу, и в одно мгновение всё было кончено. Тела мага и вампира сгорели дотла. От них не осталось даже пепла, ибо взметнувшийся ветер поднял его к небу и рассеял по всему городу.

Ксеноф молчал, поражённый услышанным. Наконец, он пришёл в себя:

– Скольких же гвардейцев убил этот сумасшедший?

– Не считая первых троих, ещё около двадцати. И, кроме того, двух солдат вашего батюшки. Я не говорю уже о горожанах.

– Но ведь на следующий день гвардия была в полном составе, вся тысяча. Сотники отрапортовали мне о ротах, но никто даже словом не обмолвился о том, что отсутствует двадцать пять человек.

Фольтест развел руками.

– Очевидно, ваш отец приказал доукомплектовать армию из собственного резерва. Благо под копьём у него имелось тысчонки три солдат. Впрочем, я и сам не знаю, почему вас оставили в неведении об этом факте.

Ксеноф молчал, переваривая информацию.

– Но дело в другом, Ваша Светлость. Я рассказал эту историю не болтовни ради: второй маг, тот, который остался в живых, опознал убийцу. Это был Отверженный.

– Кто? – на лице Ксенофа отразилось искреннее непонимание.

– Так называют диких вампиров Токра, не обузданных в детстве при помощи темной магии Ордена Кион-Тократ, которому вы отказали, прогнав его посланников. Теперь вы поняли?

– Ситас тебя побери, что за чушь ты мелешь! – вспылил граф.

Советник устало вздохнул:

– Всё дело в том, что Токра делятся на два вида – Покинутые и Отверженные. Первые, это ученики мифического Кион-Тократ, вторые же – все остальные, до которых не дотянулись руки Ордена. Чаще всего, это те Токра, которых родители просто выкинули в детстве из дома. Ну, например, отнесли в лес, когда узнали о тёмной стороне своего ребёнка. Так вот, если вы не отдадите Деймоса Покинутым, он вполне может превратиться в Отверженного, некое подобие того чудовища, про которого я только что рассказывал.

– Что? – владыка Криниспана вскочил, объятый ужасом. – Он станет безумцем, как и тот, кто устроил резню на базаре Хемшифа? Ответь, Фольтест, ты это имеешь в виду?

– Да, господин.

Ксеноф заметался по кабинету, опрокидывая вазы с цветами, письменный набор и стулья. Лицо его выражало отчаяние.

– Что же мне делать, Фольтест?

Советник покачал головой, словно отказываясь что-либо советовать.

– Право же, милорд, я и сам в смятении.

– О всесильные боги, за что вы послали на мою голову это несчастье? – дико вскричал граф и бессильно рухнул в своё кресло.

Фольтест печально улыбнулся.

***

Прошло шесть месяцев. Всё это время над Тарагофом нависал серый туман, пришедший со стороны северных полей, на болотистой почве которых произрастал только калшан – тыквообразный овощ Криниспана.

Ксеноф Арханский, развалившись на мягком диване, мутными глазами созерцал потолок. Комната называлась Трофейной Залой и в течение последних лет служила предметом гордости графа. Вдоль стен, на специальных деревянных креплениях, висели десятки звериных голов. Помимо прочих животных, здесь были представлены такие редкие создания, как одноглазый волк и знаменитый лягушачий бык. Морда последнего поражала своей выразительностью: острые зубы блестели в глубине страшной пасти, а над красными глазами нависала пара загнутых рогов, которым позавидовал бы и хайдельский буйвол.

Ксеноф припомнил, как именно происходила охота на этого быка. По соседству с Тарагофом находилась деревня Бычий Холм, в которой проживало от силы триста человек. Однажды жители деревни пожаловались в администрацию столицы на странного зверя, который убивал по ночам запоздалых прохожих. От них оставались только обезображенные тела, словно ночной зверь пытался разодрать своих жертв на куски. Из описания, которое дали крестьяне, выходило, что возмутителем спокойствия является вымерший лягушачий бык. Ещё сто лет назад он достаточно часто встречался на болотах Криниспана. Однако, после того как прадед Ксенофа, прежний верховный глава арханского рода, приказал уничтожить этих созданий, их поголовье резко сократилось. Ходили слухи, что несколько особей осталось в Шадизаре – графстве иранского рода. И вот подобная тварь объявилась в Криниспане. А поскольку всем в Тарагофе было известно, что граф увлекается охотой, то глава городской мэрии лично доложил Ксенофу о необычном звере. Тот не смог отказать себе в увлекательном развлечении, и лично отправился в Бычий Холм.

Лесничие устроили облаву и выгнали быка прямо на графа. Тот сделал выстрел из лука, и стрела пробила массивный горб зверя. Однако для него подобная рана была всего лишь царапиной. Ксенофу пришлось взяться за меч. Бык мчался вперёд огромными прыжками, наподобие лягушки, за что и получил своё название. Ксеноф не растерялся и в последнюю секунду отпрянул в сторону, пропуская животное мимо себя. Его меч ударил вскользь, и на лоснящейся шкуре появилась длинная царапина. Лягушачий бык оглушительно заревел и, развернувшись, снова бросился на человека. Впрочем, минуты его жизни были уже сочтены. Из распоротого бока вывалились фиолетовые кишки и запутались в ногах зверя. Бык рухнул на колени и через минуту испустил дух. А вскоре голова животного стала одним из многочисленных украшений Трофейной Залы.

Ксеноф улыбнулся своим воспоминаниям. В своё время это событие послужило приятным развлечением. Как было бы хорошо вернуться на несколько лет назад, в дни, когда в его жизни царило счастье, разделённое с любимой.

Прошёл час. Ксеноф внезапно почувствовал, что его ноги затекли от долгого сидения, и решил размяться. Он поднялся с дивана и проследовал в соседнюю комнату, в которой располагалась оранжерея. Редчайшие цветы и растения Саул Тай ютились здесь, собранные со всего мира. Под благодатными солнечными лучами, попадавшими в оранжерею через стеклянную крышу зала, они пестрели великолепным многообразием красок, среди которых наиболее выделялись сочная зелень и яркий пурпур.

Сладостные воспоминания, несущие горечь, вновь затопили разум графа. Именно его покойная супруга, любимая Эйвил, устроила в замке этот хоровод растительной жизни. Она лично, при помощи лучших садовников Арканской империи, готовила почву для растений, удобряла её особыми составами, выписанными из Картузана. Затем цветы посадили в землю, укрепив на них особые термодатчики, чтобы создать для каждого растения свой персональный микроклимат. Под неустанным надзором Эйвил оранжерея за год превратилась в прекрасный уголок замка, в котором любили отдыхать все придворные Ксенофа. Вот и сейчас граф заметил под карликовой пальмой главного управителя балов, флиртующего с молоденькой служанкой.

Старый волокита не сразу увидел своего господина, а лишь когда тот приблизился к нему почти вплотную. На лице Ксенофа застыла безмолвная гримаса ярости. Он был вне себя из-за того, что кто-то посмел нарушить, пусть и невольно, его уединение.

– Милорд, прошу извинить меня, – испуганно вскинулся придворный. – Я не ожидал, что вы… Надеюсь, Ваша Светлость не против того, что мы с Лусианой проводим здесь время… Ну, вы сами понимаете, господин.

– Пошёл вон, жалкое ничтожество, – взорвался граф. – Как ты смеешь, мерзавец, разговаривать со мной в подобном тоне?

– Милорд, простите меня. Я… – придворный затрясся от страха и вконец потерял голос. Вид взбешённого хозяина привёл его в трепет.

– Ты ещё здесь, пёс! Уматывай прочь вместе со своей девкой, пока я не вышел из себя.

Управитель балов подхватил служанку под руку и поспешил ретироваться. Взгляд Ксенофа, посланный ему вслед, не сулил ничего хорошего.

– Ничтожество, – ещё раз рыкнул граф, а затем забыл о несчастном.

В оранжерею вернулась тишина, и принесла с собой дурные мысли. Внезапно Ксенофа обуяла ярость. И на этот раз приступ был куда сильнее, чем минутой ранее. Он не мог больше выносить разлуку с любимой, тем более, здесь – в месте, где её присутствие было столь явственным, что пробирала дрожь.

– Почему, Эйвил? – закричал граф. – Как ты могла? Зачем покинула меня, зачем оставила на моих руках исчадие Тьмы? Как я могу любить его, когда должен предать смерти? Что же мне делать, Эйвил? Что делать?

Ксеноф больше не мог сдерживаться. И он дал волю своему безумию. Как дикий зверь граф набросился на ровные ряды красных орхидей и принялся вытаптывать их ногами. В воздух взлетел горшок с каменным кактусом, колючим растением из пустынь Шакры, и вдребезги разбился о стену. Туда же отправились и другие горшки. Чёрный Пузеклён. Ягодичный Маринад. Ядовитая Маруха. И многие драгоценные разновидности экзотической флоры. Как смерч налетел Ксеноф на карликовую пальму и принялся выдирать её из земли. Мало у кого хватило бы сил на такое, но безудержная ярость словно придала мощи графу Криниспана, и без видимых усилий он вырвал небольшое деревце вместе с густой сеткой корневища.

В таком состоянии и застал своего господина советник Фольтест.

– Милорд, – старик раскрыл рот от неожиданности. – Что вы делаете? Остановитесь.

Ксеноф замер, свирепо вращая глазами. Спустя секунду в них появилась осмысленность, и граф отбросил ствол пальмы в сторону. Казалось, он только сейчас разглядел то разорение, что учинил в оранжереи. Глаза Ксенофа потухли.

– Не знаю, что на меня нашло, – смущённо потирая затылок, прошептал граф. – Как я мог сделать всё это? Но здесь так явно ощущалось присутствие Эйвил. Я просто сорвался…

– Не корите себя, господин. Я понимаю, что двигало вами. Любой мог выйти из себя при сложившихся обстоятельствах. Но на вашем месте я бы приказал садовнику привести оранжерею в порядок. Согласитесь, здесь было намного лучше до того, как вы… скажем так, поразмялись.

– Ты насмехаешься, Фольтест, – с укором заметил Ксеноф.

– Ямат меня упаси от этого, господин. Как я смею.

– Ладно, ладно. Я с тобой согласен. Надо вызвать садовников. Но чуть позже. А пока скажи, что тебе здесь понадобилось? Меня искал?

– Вы как всегда проницательны, милорд. Я направлялся в ваш кабинет, но потом вспомнил, что вы предпочитаете отдыхать в Зале Трофеев. Уже там мне послышался странный шум, исходивший отсюда, и я не замедлил явиться.