Текст книги "Ключ от этой тайны (СИ)"

Автор книги: Александр Гребёнкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

  – Здорово! Ир, поставь что-нибудь. А я пока прицеплю шнур и выставлю уровень записи.

  Они долго с упоением слушали музыку, без устали обменивались новостями, и папа поздоровался с Феликсом за руку, как со взрослым, и мама, заглядывала к ним в комнату и загадочно улыбалась, а потом принесла целую тарелку золотистых оладий с коричневыми поджаренными пупырышками и блюдо янтарного мёда.

  Вечером они прогулялись под руку. Шли, будто невеста с женихом, и радость тёплой струёй разливалась по телу Иры. Осеннее солнце уже подсушило асфальт, и разгулявшийся ветер колебал оранжевые фонари и верхушки деревьев, и листья летели, будто кусочки пергамента.

  Ира решилась рассказать Феликсу о своих поисках и о предстоящей поездке в Олешково к Каштаринским.

  – Слушай, Феликс, мне как-то страшновато туда ехать одной. Какой-то посёлок, собаки...

  – Посёлок Олешково! Слушай, ведь Ваня Крапива оттуда, он учится в нашей группе. Я знаю, что в пятницу они вечером все возвращаются из совхоза... Это я.... сачкую. Можно в субботу поехать вместе. Я заодно к Ваньке зайду.

  – Это отлично, Феликс! Я так рада! О, смотри, какой сегодня фильм – «Мой ласковый и нежный зверь». Я так мечтала этот фильм посмотреть! Это по Чехову, с Янковским.

  – Так в чём проблема? Пошли!

  Они сходили в кино, а потом Феликс провёл Иру домой.

  Вечером она листала принесённую Феликсом книгу «Мастер и Маргарита», но строчки путались перед глазами. Ира думала о нём и всё тело её было полно сладостного томления, а душа и сердце наполнены радостью.

  В субботу очень рано они встретились на автовокзале. Феликс был в куртке с башлыком и казался серьёзным, как министр перед парламентом.

  – Вот, захватил с собой рыбную консерву и хлеб, – сказал Феликс, показывая на сумку через плечо.

  – А я бутеры и чай в термосе.

  – О, с голоду не помрём!

  Рассвет разорвал бело-синие облака, раскатился до горизонта. Водитель обещал остановить вблизи Олешково.

  Когда автобус поехал по тусклым камням улиц уже застыл алый день.

  И вот автобус застыл среди поля.

  – Кто платил до Олешково – выходите, – серьёзно сказал водитель.

  Ира и Феликс изумлённо смотрели в окно.

  – А где же посёлок?

  – А вот дорога вдаль идёт, видите! Справа поле – слева лесополоса. По ней и идите. Там идти недолго, минут через двадцать будет село...

  В лицо ударил очень свежий и холодный ветер. Пошли по дороге с растрескавшимся асфальтовым покрытием. Ветер закрывал им глаза, открывал рот, раздувал ноздри и холодил уши. Ветер гнул деревья, земля рыдала и трещала, листья сыпались откуда-то с неба на плотный кустарник.

  От холодного ветра горели багрянцем щёки и трудно было говорить. Мимо проносились редкие автомобили.

  Ребятам удалось тормознуть грузовую машину, доставлявшую из городской пекарни Дахова хлеб. Водитель оказался разговорчивым и весёлым. Высадив их на углу нужного дома, он открыл свою будку и дал ещё тёплую буханку хлеба.

  – Глянь, красавица, вот дом, который ты ищешь. А твой, где Крапивы живут – сразу за углом. Подбросить? Тут две минуты.

  – Ну хорошо, вы езжайте, – разрешила Ира. – Феликс, ты придёшь сюда, когда повидаешься с другом? Запомнил двор?

  – Хорошо! – крикнул из кабины Феликс. – Давай, удачи!

  Ире сейчас важно было остаться одной. Она толкнула зелёную калитку. Во дворе тихо, шевелит листьями орех. Собачья будка пуста. Ира осмотрела двор, палисадник – нигде никого.

  Она взошла на крыльцо. На двери висел большой замок. Итак, хозяев нет. Такое впечатление, что их давненько здесь нет.

  Ира зачем-то постучала в ставню, сходила к сарайчику, постучала там.

  Тишина.

  – Это кто тут ходит и стукает? – послышал низкий с хрипотцой голос. – Хозяев нема дома.

  Ира обернулась. У забора, который огораживал двухэтажную дачу, стоял седоусый старик в шведке и шерстяном жилете.

  – Простите, – сказала Ира, – мне бы Виктора Фёдоровича повидать.

  – Не выйдет, – сухо сказал старик.

  – Почему?

  – А вот так – нет его...

  Вздохнув, старик пояснил:

  – В лекарне он. Инсульт.

  – Здесь? В поселковой больнице?

  – Да нет. Далеко, в Тополинове лежит. И жена там рядом с ним. Комнату в городе снимает. Не говорит он, речь отняло...

  – Ой, какая беда... Но что же делать? – замыслилась Ира, прикусив губу.

  – Ну, это уж вам решать.

   – Вы передайте ему большую благодарность за установленный памятник. Скажете – от семьи Крижаничей. Думаю, он поймёт о чём речь.

  – А вы сами кто будете? – спросил старик, глядя в упор на девушку.

  – А я как раз внучка Ивана Крижанича.

  – Как? Внучка Вани? Так ты Надина дочь! – обрадовался старик. – Вот это встреча! Рад увидеть. А что привело сюда?

  – Виктор Фёдорович поставил новый памятник на могиле моего деда. Вот решила приехать, поблагодарить.

  – Я знаю про это... – сказал старик и на лбу у него собрались морщины. – Памятник ставил его сын, но по просьбе Виктора... Но это не важно. Знаешь что... Ты выйди со двора, пройди улицей и зайди на мою дачу. Только калитку на крючок закрой. Дело в том, что я очень хорошо знал и Ваню Крижанича, и Витю Каштаринского. Мы вместе много лет служили. Я был их начальником...

  Спустя пятнадцать минут Ира сидела за круглым столом на веранде дачи полковника в отставке Гостева и пила вкуснейший чай с сушкой и вареньем. В калитку соседнего дома она вставила записку для Феликса где её искать.

   Сад полыхал красным и зелёным под весёлым солнцем. Виноград тесно оплетал часть веранды, свешивая щедрые гроздья. Такой же мытый виноград блистал нежно синими и зелёными отблесками, светился на проникающих солнечных лучах. Рядом раскрывал свою красную пасть о чёрными зубами – семечками бархатный арбуз.

  Борис Максимович Гостев гордился своим хозяйством и обо всём охотно поведал Ире. Видно, что старик любил похвастаться. Это был крепкий худой человек с жилистыми руками, пышными седыми усами. Мелкие морщины покрывали лицо. От него пахло табаком.

  Борис Максимович вынес Ире фотографии.

  – Глянь, это тридцать шестой год. Молодые ещё... Я конечно начал служить в милиции раньше, а они, значит, пришли уже непосредственно под моё начало.

  Ира с удивлением всматривалась в вихрастого парня.

  – На этой фотографии что, мой дедушка?

  – Да, это как раз Ваня Крижанич... А вот – Витя Каштаринский.

  Борис Максимович ткнул смуглым потрескавшимся пальцем.

  – А какие-то истории происходили интересные? – спросила с любопытством Ира, осматривая фото молодых людей в форме.

  – О, конечно! Историй, милая, хоть отбавляй! Но...не сразу, конечно... Сначала комиссар давал нам задания по карманникам, щипачам разным, фармазонам, проституткам, в общем – шушеру ловить. А настоящее дело – это когда мы расследовали убийство инженера Савина. Странное такое убийство... Этот инженер строил важное архитектурное здание правительственного уровня. В общем – солидная по тем временам фигура!

  – А за что его убили? – спросила Ира, кладя фото на скатерть.

  – Сейчас, всё по порядку. Вышли мы на некоего «жирного». Ну, «жирный», это на блатном жаргоне значит человек с деньгами. Вышли на него с помощью нашего осведомителя. Так вот, этот «жирный» – страшный убийца по кличке Парикмахер. Почему такое погоняло у него было – не помню... Кажется оттого, что нэпманов в своё время хорошо грабил – «стриг»... А дело было так. Инженер Савин собрался жениться, а денег особо нет. Ну какие годы тогда были! И он попросил большую сумму в долг у этого бандюги Парикмахера, он знал его раньше... Но вовремя долг не отдать не сумел. Тогда Парикмахер поставил его на счётчик! Савин был в растерянности и решил как-то загладить... Предложил свои услуги, а Парикмахер ему говорит:

  – У тебя в управлении есть такой архитектор и художник Мильченко, чего угодно нарисует. Недавно по просьбе одного фраера он копию картины Грабаря сделал, а это сложная работа! Пусть он сделает копии картин, какие скажу... Репродукции я предоставлю. И этот инженер Савин стал умолять Мильченко сделать копии картин. Дескать, выручай, а то на перо посадят.

  – В смысле убьют?

  – Ну да. Жаргон такой...

  – А какие картины?

   – Ну, Парикмахер губу раскатал! Требовалось полотно Поленова, Левитана, а также Врубель или Репин, точно не помню... Ну куда было деваться. Художник Мильченко согласился помочь своему начальнику. На даче у инженера была оборудована студия, картины были написаны. У Парикмахера были свои люди в музее искусств в Тополинове. Настоящие картины тайно подменили на искусные фальшивки.

  – А этих людей потом раскрыли? – поинтересовалась Ира.

  – Да, конечно, по цепочке..., – заверил Борис Максимович.

  – Интересно. А как вся эта афера раскрылась?

  – Хм...Ты погоди, не торопись, дочка, слушай... Наверное долго бы никто ничего и не приметил, если бы участники преступления не совершили проколы. Помощник Парикмахера, некто Фараон, прихватил из музея редкие штучки – кулон с бриллиантами, серебряное кольцо с камнем и какую-то хитрую книжку, в обложке которой был упрятан маленький кинжал. Достаточно ценные вещи! Даже Парикмахер об этом не знал. Пропажу этих предметов заметили работники музея и сообщили в милицию. Это дело поручили нам, мы отрабатывали версию ограбления и ещё очень не скоро вычислили фальшивые картины.

  Ира ухмыльнулась:

  – В общем – прокололись!

  – Да. А вот и второй их прокол: инженер Савин стал требовать долю для себя и Мильченко. Дескать, в чём мой интерес? Жадность сгубила! Хотя Мильченко ничего и не просил, был рад, что от него отвязались. Но в результате возник конфликт – в глухом лесу, у озера произошли разборки, закончившиеся трагедией. Инженера Савина убили, труп сбросили в воду, позже его обнаружил лесник. Опасаясь, что Мильченко пойдёт к нам, то есть в милицию и заявит, бандиты ночью пришли к нему домой. Мильченко жил с отцом на окраине. Между прочим Мильченко ни о чём таком не думал и никуда не собирался. Но и там возник конфликт, в результате которого Парикмахер собственноручно застрелил самого художника и его больного отца. Этот дьявол Парикмахер был точно с шизой – он метил пули латинской буквой Р. Такую пулю извлекли из тела Савина, а также Мильченко, его отца. Такой же гостинец был приготовлен и для Фараона – предал шефа, не захотел делиться. Они и его убили.

  Обследуя озеро, где был найден мёртвый Савин, мы стали прочёсывать лес. И тут наша собака разрыла яму с трупом Фараона.

  Сам Парикмахер уже собирался уходить за кордон, – у него были готовы документы, упакованы свёрнутые картины. Но нам удалось перед самым его уходом незаметно подойти к дому. Его нам показал лесник. Вот, говорит, вроде пустой дом стоял в лесу, а сейчас дымок из трубы курится.

  А нас всего четверо было. Против пятерых вооруженных бандитов!

  – Ничего себе! Удалось справиться? – в волнении спросила Ира.

   – Одного бандита удалось пристукнуть и связать, когда он пошёл за водой к колодцу. Другой вышел на крыльцо покурить, заметил нас, но тут же был сражён пулей. В доме услышали, начали пальбу из окон – ранили лесника, собаку. Нам было тяжелее – они были под прикрытием стен дома, мы же вели огонь, прячась за кустами, деревьями, за сараем, колодцем... Ивану Крижаничу удалось ликвидировать одного бандита, который неосторожно показался в окне, а я ранил через стекло другого. Мы предлагали им сдаваться, но Парикмахер в ответ палил из револьвера! Тогда решили – я пойду на окна отвлекать, а Ваня Крижанич и Витя Каштаринский попробуют взять штурмом запертую дверь.

  Подкрались они к крыльцу. Не знаю, как их Парикмахер приметил. В общем – полетела в их сторону граната и упала перед крыльцом. Иван Крижанич крикнул «ложись» и сам бросился сзади на Виктора, прикрыв его своим телом. Взрыв грохнул, оба были ранены, но живы. Большую часть осколков получил Иван, у него вся спина была иссечена. Виктор получил ран меньше, но и ему досталось! Меня бешенство охватило! Ворвался через окно в дом, ударил того бандита, что бы ранен, он как раз обрез перезаряжал... Скрутил я его. Парикмахер стрельнул из нагана, продырявил мне ухо и потом прыгнул в противоположное окно. Исчез – и больше мы его не видели и не слышали. Потом я долго шёл по кровавому следу – ранен он был... Но, возле речки, вытекающей из озера, след оборвался.

  – А картины он взял с собой?

  – Нет, не взял! В подвале дома были найдены замотанные в мешковину картины. Преступник то ли не успел их взять, то ли решил бросить. Скорее всего просто бросил – жизнь была дороже. Знал, гадюка, что я пристрелю его, злой я тогда был! Нас наградили за мужество, раскрытие преступления, возвращения ценностей. Правда ни кулона, ни кольца, ни книжки старинной мы не нашли. Может это и успел прихватить Парикмахер.

  – А как же раненые?

  – И Иван, и Витя Каштаринский отлежали своё в госпитале, выдюжили. А что, молодые были! Но твой дед Иван Крижанич решил уйти из милиции. На оперативную работу его уже не брали по здоровью, а с бумажками возиться не хотел.

  – Да, я помню. Дед рассказывал об этом, – сказала Ира. – Получается они с Виктором Каштаринским стали друзьями?

  – Да, Ваня Крижанич и Витя Каштаринский сдружились крепко! Они побратались! Ты знаешь, у них даже такой уговор был! Они поклялись, если у одного родится девочка, а у другого мальчик – обязательно их поженить между собой!

  – Вот это да! – воскликнула Ира. – Дивная идея!

  – Такую философию они тогда позаимствовали у одного учёного – Устименко, – пояснил Борис Максимович. – Он у нас проходил свидетелем по одному делу...

  – Устименко? Я знаю такого!

  – Знаешь? Ты меня удивила! Молодчинка!

  – Мне о нём рассказывал наш школьный учитель.

  – Так вот, когда у Вани Крижанича родилась Надя, а у Вити Каштаринского – сын Коля, то им в раннем детстве уже рассказали о ... помолвке, старались их как-то сдружить. И они дружили, были – неразлейвода! Но когда уже повзрослели, то каждый пошёл своим самостоятельным путём.

  – Вот как! – немного смутилась Ира.

  – А так часто бывает, – развёл руками Борис Максимович. – В детстве дружат, а потом расходятся. Сердцу же не прикажешь. Насколько я помню по рассказам, Надя, то есть твоя мама, полюбила красавца военного, лейтенанта, вышла за него замуж. А встретились они на балу в воинской части.

  – Да, – покраснела Ира, – это мой папа – Платон Дмитриевич.

  – Ну вот, я же знаю, – взмахнул руками Гостев. – А Колька Каштаринский – тот любил твою маму, очень любил и страдал. Сначала жил один, а потом одумался, оглянулся по сторонам, женился. Не век же одному куковать! Но... неудачно женился. Так и живёт сейчас в Дахове один! Вот такая история!

  Потом Борис Максимович Гостев принялся угощать Иру фруктами. Но тут звякнула железная калитка, появился Феликс – сытый и довольный, ведь его хорошо накормили у Вани Крапивы, да ещё груш и пирожков с собой надавали.

  Ира засобиралась:

  – Спасибо вам, Борис Максимович! Такая история интересная! Я много узнала про своего деда и про его друга.

  – Да не за что, Ира. Почаще бы приезжала, я бы многое ещё рассказал.

  – Ну, мы пойдём, а то нам ещё пешком идти до трассы долго.

  – Подождите, а мой «козёл» на что? Стоит без дела...

  – Какой козёл? – удивлённо спросила Ира.

  – ГАЗ-69А – автомобиль повышенной проходимости! – гордо заявил Гостев...

  Спустя пятнадцать минут они уже ехали между домов и деревьев, нежно омываемых грустным золотисто-красным солнцем. На трассе застали на остановке рейсовый автобус, куда Ира с Феликсом и пересели.

  ***

  Дома Ира узнала, что к ней заезжал Ян Дмитриевич Спасов. Он оставил записку:

  "Некоторая информация по Устименко Т. М. «Был арестован НКВД в апреле 1938 года. Был обвинён в подрывной деятельности против советской власти, распространении религиозных идей. 5 июля 1953 года Президиумом Южно-Казахстанского областного суда был реабилитирован по приговору 1938 года». Информация скупая, но это всё, что есть на сегодняшний день. Мне удалось разыскать его дочь Юлию Устименко, в замужестве Ковтюх. Мы даже встретились с ней и беседовали. Она живёт в небольшом городке Глобино Полтавской области. К сожалению о Тихоне Максимовиче она помнит мало, но согласилась передать мне на хранение одну книгу( чудом у неё сохранившуюся) и пачку писем.

  Если тебя это заинтересовало, приезжай в шесть часов вечера в ближайшую субботу".

  С.

  Ира запланировала визит к Стасову, решила ознакомиться с найденной книгой.

  Временами, когда мысли и душа были свободны от всякой суеты, Ира размышляла по поводу узнанного ею от Гостева. Пылкая и преданная дружба Ивана Крижанича и Виктора Каштаринского конечно же восхищает. А вот породниться, соединить семьи не удалось.

  «Моя мама Надежда Крижанич пренебрегла сыном Каштаринских – Николаем и вышла замуж за лейтенанта Платона Пупыша. Конечно, молодой красивый офицер в форме – всё это могло сильно привлечь. Но были ли они сходны душами? А сколько потом она мучилась с ним! Но где сейчас этот Николай, которого моя мама отвергла? Быть может мама, разобравшись, смогла бы со временем полюбить его сильнее, чем папу? По словам полковника Гостева именно этот Николай ставил памятник на могиле».

  Ах, почему она не спросила адреса Николая Каштаринского!

  Осенённая внезапной мыслью Ира медленно встала. В размышлениях она подошла к окну, где опускался сине-багровый вечер, и мокрый жёлтый листочек прилип к подоконнику. При свете окон было видно, как гуляет старичок с собачкой, и та носится, шурша листвой, будто бумагой.

  Её осенила мысль – а не является тот загадочный Николай, с которым мама встречается, и за которым следила она сама, тем самым сыном Виктора Каштаринского? Как его имя-отчество? Николай Викторович, это ей у дома сказали. Фамилии она не знает, но может допустить, что это один и тот же человек. Боже мой, неужели это означает... Неужели это означает, что мама всё же полюбила его, но, не в силах расстаться с папой, встречается с Николаем Каштаринским. Какая сложная и великая штука любовь! Ну нет, это ведь происходит не тайно. Этот Николай Викторович абсолютно не прячется от отца. Он знает его, присылает письма совершенно открыто. Здесь есть какая-то загадка. Быть может спросить у мамы напрямую? Это значит признать тот, что она прочла письмо, адресованное маме! Нет, на это она не решится! Но ведь она хотела поблагодарить этого Николая Викторовича за памятник на могиле деда. Почему бы этого не сделать сейчас? Она ведь помнит адрес: улица Голубых Елей, дом Љ 8, квартира 97. Но ... бабушка запретила ей видится с Каштаринскими...

  Ира смогла заехать к Спасову в один из рубиновых вечеров, когда сорванным железом крыши грохотал ветер, скрипели. раскачиваясь ветки, и точно туча серых и жёлтых бабочек, летела по воздуху листва. Ян Дмитриевич протянул Ире небольшую брошюру «Концепция новой истории человечества».

  – Вот. Вероятно читать будет сложновато, но для себя, в общих чертах, просмотреть можно.

  – А вы читали?

  – Да. Как по мне – много нереального, утопического. Письма будешь брать?

  Ира задумалась.

  – Да не знаю. А что они дадут?

  – Письма только последнего года жизни. Остальные неизвестно где. Я тут отобрал несколько писем, адресованных твоему дедушке, есть и его ответы.

  – О, хорошо, возьму. Я потом всё обязательно верну.

  ***

  Тусклый вечер. Ровный круг от лампы. Ира перебирает старые письма. Открывает мятые конверты, достаёт слегка пожелтевшие страницы с выцветшими чернильными строками, читает.

  За эти три дня она уже успела просмотреть брошюру Устименко и мало, что в ней поняла. Написано было каким-то сложным архаичным стилем. Одно она поняла, что, по мнению Устименко, путь ко всеобщему счастью человечества лежал через полное крушение системы капитализма, стирание границ, постепенный переход от государства к коммунистическим ячейкам – общинам, в которых имущество будет общее. О таком общинном коммунизме Ира уже где-то читала. Ей не хватало опыта и знаний, но она понимала, что всё сказанное философом, достаточно далёкая от реальности утопия. В главе «Коммунистическая семья» рассказывалось, как семьи должны переплетаться между собой путём браков детей, но не любые семьи, а семьи близких по духу людей, друзей. Всё было пропитано завуалированной религиозной философией.

  В письмах философ писал подробно о своих злоключениях, проблемах с местом проживания и работой, о старческих хворобах. Виктор Каштаринский и Иван Крижанич давали ему советы, посылали одежду и обувь, присылали книги, делали денежные переводы, в общем, помогали, по мере возможности и сил. В свою очередь в своих посланиях рассказывали о своей жизни, проблемах, поэтому Ира узнала для себя много интересных деталей о жизненных трудностях и невзгодах после войны и в пятидесятые годы, о радостях и горестях. В одном из писем Виктор Каштаринский сожалеет, что у Коли с Надей ничего не вышло, он прямо рыдает, что она выходит замуж...

  Почувствовав усталость, Ира прилегла, взяв из пачки очередное письмо.

  Оно её немного удивило. Письмо Т. М. Устименко от Виктора Каштаринского за 1962 год. Среди прочего он писал:

  «Тихон Матвеевич, мне жаль Колю моего, страдает парень ужасно, места себе не находит. Ведь завтра свадьба: Надя выходит за этого лейтенанта – Платона Пупыша. Это среда, а свадьба среди недели потому, что беременна она и именно от Коли. Но Надя взяла с него клятву молчания. Платон вроде любит её так, что готов взять с нашим ребёнком...»

  У Иры задрожали руки. От волнения она выпила из кружки воды, сев на кровати. Ведь мама была беременна ею! Не было же у мамы иной беременности в этом году? Значит, получается, её физический отец не нынешний её папа, а этот Николай Каштаринский.

  От волнения у неё запершило в горле. Она лихорадочно стала искать свои документы. Во её свидетельство о рождении. Там точно указано, что её отец Пупыш Платон Фёдорович. Значит это всё это неправда?

  Она попыталась найти ответ на это письмо. Что ответил Устименко? Нашла, но строк. посвящённых этому событию, было немного. Тихон Матвеевич утешал Виктора, уверяя, что Коля найдёт себе другую девушку и будет счастлив. И это всё? Решалась судьба ребёнка!

  Ира просмотрела ещё пару писем и легла. Голова устала, а завтра ещё на работу. Было уже за полночь, и родители спали мирным сном за стеной, а за окном царапала когтями подоконник невидимая птица.

  Спустя день Ира переписала нужные строки писем в свою тетрадь. Она поехала после работы к Спасову в школу. Ян Дмитриевич был на педсовете. Ире не хотелось встречаться с ним. Она вдруг представила, что Ян Дмитриевич заговорит о брошюре или вспомнит о письмах, а что она ему скажет? Написала записку с благодарностью и передала пакет с письмами и брошюрой секретарше. Та обещала отдать Спасову, как только он освободится.

  Глава 8. Феликс и Мария. Ад одиночества

  Путевой обходчик Пилипчук из станции Колесниково, подобравший Феликса и напоивший его целительным чаем, попросил юношу передать сухие лекарственные травы своему приятелю Андрею Анатольевичу Кроншу, нацарапав на конверте с запиской телефон.

  Феликсу было несложно выполнить эту просьбу, тем более он был благодарен железнодорожнику за помощь.

  Спустя пару дней, придя в себя, Феликс набрал нужный номер. Ему ответил мягкий, немного глуховатый голос. Встретились они под клёном в сквере, недалеко от набережной. Большие пятиконечные листья грустно лежали на скамейке, а рядом сидел высокий крепкий человек, который с интересом смотрел на Феликса.

  Очки его поблескивали синевой, кепка скрывала совсем ещё тёмные волосы, без единой сединки, такими же тёмными были и усы. И только несколько морщинок на его лице выдавали возраст. Он поднял длинную, худую изящную руку и поприветствовал Феликса. В записке, прочитанной Кроншем было обозначено:

  «Очень интересный молодой человек. Владеет „нойвшеком“. Не будет ли он полезен нашему делу?». Стюард.

  «А ничего ли Стюард не перепутал?» – подумал Кронш.

  Но чем больше он общался с Феликсом, тем больше убеждался, что какая-то тайна у молодого человека есть.

  – Эх, травушки, – ласково промолвил Андрей Анатольевич, погружая нос в пакет. – Какие запахи, какие лекарства... Я ведь только травами лечусь.

  – А вы болеете? – спросил Феликс.

  – О, да! Всеми мыслимыми и немыслимыми болезнями. Поэтому рано ушёл из органов на пенсию.

  – А как же вы...

  – Да вот так и держусь. Заботами моего приятеля. Да внучка радует – Катаржинка. У меня уже внучка есть!

  – Катаржинка... Имя необычное...

  – Ну, это может вы так думаете...Просто у неё отец – чех... Катаржина то же самое, что Катерина.

  Феликс хотел всего лишь передать необходимое и уйти, но Кронш увлёк его одним вопросом.

  – У вас случайно не сохранились старые игрушки? Старые – престарые. Чем старее – тем лучше. Лучше всего деревянные.

  – Не знаю, надо посмотреть. А вам зачем?

  – Видите ли, я игрушечник, – объяснил Кронш. – Реставрирую старые игрушки. Иногда что-то покупают. А что-то и раздаётся... Вот такая у меня страсть.

  Феликс пообещал порыться дома в ящиках.

  Андрей Анатольевич Кронш предложил пройтись к будке, где продавали пиво, но Феликс отказался.

  – Знаете, молодой человек, я тут хотел дождаться свою дочь. Хотел сказать, чтобы не ждала рано вечером, я к приятелю зайду, буду поздно. Если вдруг увидите – передайте ей.

  Феликс рассмеялся.

  – Но как же я её узнаю? Я же её никогда не видел, не знаком...

  – О, не беспокойтесь, вы её узнаете, – воскликнул Андрей Анатольевич. – Она будет верхом на лошади. Согласитесь, в этом парке не каждый день увидишь девушку на лошади.

  И он рассмеялся сухим смешком.

  Феликс пошёл по парку. В тот день, одолев морозец, опять вернулось тепло, солнце брызнуло из-за туч. Было много молодёжи, детей. Работали, скрипя, старые ржавые карусели.

  На центральной аллее была праздничная суета, люди куда-то спешили и что-то несли. Диктор привычным наигранным высокопарно-торжественным тоном выкрикивал лозунги, от этого Феликсу почему-то стало смешно.

  Он пошёл наугад, шурша листьями. Значительно дальше, на небольшой площадке, оркестр в униформе исполнял старинные вальсы. Было тепло и уютно.

  По дороге, стуча копытами, проскакала серая в яблоках лошадь. На ней верхом сидела девушка в короткой кофточке, облегающих белых бриджах и чёрных сапогах. Её волосы развивались по ветру. От движения лошади она смешно подпрыгивала, приподнимая выпяченный круглый зад, крепко держась ногами в стременах.

  За ней двигалась коляска, запряжённая каурым жеребцом. Усатый кучер в жокейской шапочке легко взмахивал кнутом. В коляске сидели радостные детишки.

  Лошадь с девушкой остановилась, она спрыгнула на землю – ловкая, спортивная, крутобёдрая. Повела лошадь на поводу.

  На мгновение встретившись с Феликсом глазами, она, поглаживая лошадь по взмыленной морде, ласково спросила:

  – Вы хотите покататься?

  Она имела чуть удлиненное лицо с прямым носиком и ямочкой на подбородке. Говорила с каким-то едва заметным акцентом. Чуть смущённый Феликс поблагодарил её и отказался, добавив, что нелепо будет выглядеть верхом на этом мустанге.

  – Но это совсем не страшно, – уверяла девушка. – И вы тоже сможете. Осторожненько попробуем, не быстро...

  – По сравнению с такой прекрасной амазонкой как вы, я буду выглядеть убого.

  Феликс сам не ожидал от себя такой речи.

  И он тут же добавил:

  – Тут ваш отец просил передать, чтобы его вечером не ждали рано, он к приятелю зайдёт...

  – А.... – как-то рассеянно и задумчиво протянула девушка.

  Она хотела сказать ещё что-то, заулыбавшись, но тут попросил лошадь какой-то мужчина, захотевший покатать своего малолетнего сынишку.

  Девушка отошла и посадив мальчика, взвизгивающего от радости, повела лошадь на поводу.

  Через несколько метров она оглянулась и посмотрела на Феликса. Выдержав взгляд какое-то мгновение, она опустила глаза и пошла дальше.

  Феликс отправился к реке. Здесь было холодно и ветер гулял над крепостью на противоположном берегу, поднимая листву.

  Возвращаясь назад, Феликс вновь приметил девушку, сидящую на лавочке и поправлявшую сапог.

  – Ну, что накатали вы людей? – спросил Феликс, подойдя к ней.

  – Да вот решила уже уходить. Устала немного. Ведь сегодня праздник, – отвечала она, и в её серых глазах играла улыбка.

  – А как же ... катание на лошади?

  – А есть Вася, берейтор. Он возить будет.

  Девушка протянула красивую ногу в белом спортивном одеянии.

  – Слушайте, сапог жмёт, просто ужас.

  – Наверное новый? Он постепенно расходится, ноге будет свободнее. Можно новые сапоги несколько минут подержать сапоги над паром – они растянутся.

  Феликс знал, что говорил, его мама с зимними сапогами проделала именно такую процедуру.

  – Надо попробовать, спасибо большое, – усмехнулась девушка. – Я вас отвлекаю, наверное. Вы гуляете.

  – Нет, что вы. У меня много свободного времени, особенно для таких симпатичных девушек, – смело промолвил Феликс.

  – Да, ну. Какая я симпатичная, – улыбнулась и слегка покраснела девушка, отводя взгляд. – Так себе...

  Она пошла переодеваться в подсобку летнего кинотеатра, а Феликс не уходил сам не зная почему. Он сидел на скамейке, а в душе его что-то рождалось. Какое-то радостное чувство готово было выплеснуться наружу.

  Девушка вышла в лёгкой курточке и джинсах.

  – Вы меня ждёте? – спросила она.

  – Я провожу вас. Если можно...

  – Я живу здесь неподалёку. Улицу Иконописцев знаете?

  – Теперь буду знать, – сказал Феликс.

  Они молча шли по аллее.

  – Вот мой дом, – сказала она, показывая большое оранжевое здание на улице, где шумели багряно-жёлтые деревья,

  – А, немецкий дом.

  Её серые глаза смотрели с интересом и как-то привораживали.

  – А что вы делаете вечером? – спросил быстро Феликс.

  Она улыбнулась, покраснев опять и почесав кончик носа.

  – Ой вечер у меня занят. У меня маленькая дочурка. Она ждёт внимания от своей мамы.

  Девушка внимательно посмотрела в глаза Феликсу, видимо желаю уловить смену настроения, или то впечатление, которые вызвали её слова у этого юноши.

  Но Феликс крепился и быстро овладел собой. Весь переворот уже произошёл в нём. Он изобразил добродушие и улыбнулся:

  – Ну что же, хорошо...

  – Может ещё встретимся. Пока...

  Она виновато и с какой-то грустью в глазах улыбнулась. И пошла к подъезду.

  ***

  На следующей неделе Феликс, отбыв занятия в училище, позвонил Андрею Анатольевичу Кроншу. Старые игрушки он откопал у бабушки, кое-что отыскалось в кладовке, на антресолях, а что-то он позаимствовал у Витьки Банки, который приезжал на несколько дней и в эти дни они были неразлучны.