Текст книги "Ключ от этой тайны (СИ)"

Автор книги: Александр Гребёнкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

  Она села на ствол поваленного дерева, чтобы отдышаться и обдумать всё. Было тихо. Птицы спали, скрыв под крыло день.

  Она с ужасом подумала о том, что убежала от дома, в котором осталась внучка, которая ждёт своего дедушку. А быть может в доме был телефон и стоило вызвать милицию и скорую помощь? Но...Куда, сюда за город, в этот посёлок Ольхово? Сомнительно. Да и как бы она вошла, чтобы позвонить? Собака бы её не пустила. Да и дома, быть може,т есть женщина, жена это рабочего, бабушка внучки. Стоило покричать, бросить камешком в окно, а она убежала! Позор!

  Трусиха!

  Но где она?

  Лиля оглядывалась. Её окружал густой лес, и она не знала куда идти. Комары зудели у неё над головой и кусали за голые ноги. Тени блуждали между деревьев и навевали жуть.

   Что делать? Надо, конечно, идти в город. Она даже не знала как вернуться назад, в Ольхово. Она помнила, что с холма, на котором находится посёлок, они с Саней видели огни города. А где была тогда луна? Кажется справа?

  Она прошла наугад несколько шагов и только теперь ощутила, как она устала! Кроме того в туфлях на каблуках идти по лесу было очень неудобно.

  Чтобы спастись от назойливых насекомых, Лиля побрызгала себя духами «Дзинтарс».

  Что-то темнело впереди. Лиля пошла наугад и набрела на полуразрушенный сарай, возле которого села на лавочку. Странно, здесь кто-то жил раньше? Кто? Лесник?

  Она услышала шорох и посмотрела вверх.

  Капли лунного света падали сквозь листья. Луна осветила крылья летучей мыши, принизанные жилками.

  Лиля вздрогнула и решила побыстрее покинуть это место.

  Она обошла сарай и вдруг увидела дом. Это был очень старый дом.

  Два его окна, глядящие на Лилю, горели светом. Значит здесь живут люди, они помогут ей выбраться!

  Она стучала в окно, но никто не откликался. Она подошла к двери и ей стало жутко – двери были заколочены так, как будто жилище было покинуто. Тем не менее окна были освещены.

  Она заглянула в окно. Ровный круг от лампы озарял стол, горшки с цветами, какие-то статуэтки, книги...

  И никого не было! Может хозяин крепко спит? Может забыл погасить свет? Просто привык и любит спать при свете?

  Она подняла ладошку, чтобы постучать в стекло, но тут же опустила.

  Лиле совсем не хотелось будить неизвестного человека, живущего в заколоченном снаружи доме. Неизвестно кто он, как отнесётся к непрошенной гостье.

  Она обошла вокруг жилья. Дом обволакивал сумрак – то синий, то розовый. Под сосной она разглядела ведро днищем вверх.

  Она села на это ведро. Ей стало холодно в одном платье, и она сидела, обняв себя руками, пытаясь согреться, или, хотя бы, унять дрожь.

  Как будто молясь, она посмотрела в небо. Разглядела голубую звезду и обратилась к ней.

  Лиля шептала слова молитвы, обрывки которой помнила ещё от бабушки:

  «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешную...»

   Она помнила, бабушка говорила, что ангелам нельзя вмешиваться, пока человек сам не попросит, поэтому попросила ангела-хранителя помочь ей в трудную минуту.

  Она вновь смотрела на небеса. Будто могильные плиты тянулись по небу каменные облака, закрывая звёзды.

  Небо ей показалось немым и холодным, и она не сдержалась – слёзы страха и беспомощности стали заливать лицо.

  Размазывая слёзы Лиля постепенно утихла. Она прислушалась. Кроме обычного лесного треска, и шелеста листьев, она внезапно различила далёкий гул. Как будто где-то не так далеко что-то шелестело. И этот шелест и шум показались ей такими родными, что ей вдруг сразу стало тепло, она обрела уверенность.

  Совсем рядом мчались по трассе машины. Она различала скрежет тормозов, шуршание шин, работу моторов, отдельные сигналы... Значит лес прорезает шоссе, и она может до него добраться!

  Лиля подхватилась и пошла, ковыляя в сторону звуков, путаясь в кустарнике, спотыкаясь в ямках и с трудом переступая через сломанные ветки. Так, долго плутая, она шла на звуки дороги.

  Колокол луны постепенно скатился с неба. Пронзительно запахло травой, пронизанной холодом, когда Лиля, наконец-то, выбралась на трассу.

  Зачиналось серое утро. За лесом пылал багрянец, то и дело скрываемый тучами.

  В этот час дорога была почти пуста, изредка пролетали легковушки и грузовики, заполняя утреннюю тишину равномерным гулом.

  Сняв туфли, Лиля пошла по асфальту, ощущая пятками острые камешки...

  Её подруги по комнате ещё спали, когда она, держа в одной руке туфли, а в другой сумочку, подошла к своей кровати.

  – Ну ты загуляла подруга, – ломким голосом произнесла Лера, усаживаясь на койке и потирая глаза. – Где это ты бродила всю ночь?

  – А, так... Была на одной вечеринке, – тихо сказала Лиля, боясь разбудить других.

  – Ты посмотри на себя, Лиль... У тебя же платье в этом... в каких-то веточках и иголках. Ноги пыльные. Пойди вытряхни всё.

  – В лесу гуляли. Заблудились, – усталым голосом пояснила Лиля.

  Прихватив полотенце, мыло и щётку она поспешила выйти в душевую.

  ***

  Лиле очень не хотелось идти на встречу с Олегом. Она ожидала выволочки и упрёков трусости. Она, студентка, комсомолка, бросила человека в беде, позорно бежала, блуждала неизвестно где. Также непонятно, что о ней подумали в «интеллигентом обществе». Странная она какая-то, скрылась, не попрощавшись.

  Но, на удивление, Олег был мягок и толерантен. Они вновь сидели в «Мурзе». Сегодня было прохладно, поэтому Олег заказал кофе.

  И выслушал рассказ Лили совершенно спокойно.

  – Понимаю, я ужасно поступила. Что мне делать?

  – То, что ушли с вечера – плохо, – сказал Олег. – Ну ладно. Как-то можно выкрутиться. Подумают – женские капризы, эксцентричность... Вам было противно поведение Бобова– вот вы и ушли.

  – А как же старик?

  – Он не старик – рабочий Арсеньев. Жив. Уже лечится в больнице. Но выздоровеет или останется инвалидом – это ещё вопрос.

  – Значит, жив, – вдохнула Лиля. – Но то, что инвалид – плохо. Но я же его трогала – он был мёртв.

  – Жив, – кивнул Олег и поставил чашку. – Вызвали скорую, спасли.

  – Но ... как? Внучка? Жена?

  – Нет у него жены. Не имеет значения...

  Олег махнул рукой, как-то быстро погрустнел и осунулся. Его длинная фигура, казалось, не умещалась за столом, худые ноги один раз даже столкнулись с Лилиными. Смутились оба.

  – Что же мне делать? Опять встречаться с этим Бобовым? Мне противно!

  – Вы живите спокойно. Что там у вас по плану? Практика? Пионерлагерь в Керчи? Езжайте. Но если он позвонит – не отталкивайте...

  Лиля посмотрела в синие глаза Рощина и спросила:

  – Вы не можете помочь мне достать хороших продуктов и ... фруктов? Хочу отнести передачу в больницу этому... Арсеньеву.

  Олег Рощин на какое-то мгновение внимательно посмотрел в её глаза, а потом, отодвинув чашку, вздохнул и откинулся на спинку стула. В его глазах были теплота и радость.

  ***

  Весёлый и шумный поезд, полный ребячьих голосов, звона гитары, баянных переливов и дружных пионерских песен очень долго шёл на юг, преодолевая сухие широкие степи и горные пространства. Лиля и Лера почти всё время были на ногах. Они должны были смотреть за ребятами. Чтобы поведение не выходило за рамки дозволенного – устраивали игры, чтение книг, рассказывали детям сказки. И поглядывали в окна, когда появится оно, долгожданное море.

  Сначала почувствовались необычные запахи, так пахнет весёлый морской прибой, так пахнет тёплый песок, покрытый водорослями, так пахнет раскалённый камень... Потом увидели краски моря, сочетание синей волны с увенчавшей её белой накидкой...

  В пионерский лагерь «Волна», который носил имя Володи Дубинина, поезд прибыл во второй половине дня. День стоял яркий и пышный, в его цветах будто смешались золото и малахит. Радость охватила и окрылила всех, забылась усталость пути. От восторга Лиля и Лера обнялись и поцеловались – они у моря!

  Пока, дети, под руководством няни, устраивались, Лиля посетила душевую и сбросила усталость, наслаждаясь тем, как вода ласкает утомлённое тело. Затем она переоделась в обычную лагерную форму – белую блузку с красным галстуком и в синюю юбку. Подобрав волосы и водрузив на голову пилотку Лиля отправилась на планёрку.

   После неё они с Лерой успели осмотреть лагерь, пройдясь по белым плитам дорожек. Из репродуктора на столбе ласковый и бархатный голос Аллы Пугачёвой пел песенку о звонком лете.

  Основой лагеря стали здания госпиталя, бывшего здесь ещё при царской власти, теперь превращённые в удобные корпуса. Уютные беседки, спортивные и игровые площадки, клумбы, стенды с портретами известных в стране людей, два замечательных пляжа... Сразу за забором – вьющийся виноградник, жёлто-зелёная алыча и краснощёкие яблони.

  К отряду они должны были заступить на дежурство в шесть вечера, поэтому ещё оставалось время чтобы окунуться в прохладные воды моря. Могучее, оно разбивало волны о прибрежные камни, разбрасывая жемчуг. Пока Лера стояла в воде и делала вид, что ныряет (плавать она не умела), ойкая от очередного захлестывающих волн, Лиля прочла из «Цитадели»:

  «Я чувствую, как вся она дрожит, брошенная, словно форель на песок, и ждёт, будто могучей морской волны, синего плаща всадника... Хоть кто-то её услышит и отзовётся. А она напрасно будет идти от плаща к плащу, ибо уже нет мужчины, который насытит её. Вот так и берег, чтобы освежиться, зовёт переливы морских волн, и волны вечно катятся одна за одной».

  Лиле достался младший отряд и, поначалу, дети ей показались чужими, но постепенно она свыклась и подружилась с ними. Воспитателем была учительница химии из керченской школы по фамилии Изотова.

  Ещё с детских лет Лиля относилась к лагерной жизни по-всякому. Было такое, что принимала её душа, и то, что совсем не нравилось. Подъёмы и отбои, происходящие в определённое время по звуку голосистого горна, утренние и вечерние торжественные линейки с подъёмом или опусканием флага, увлекательные походы и ликующие купания в бирюзовом море, весёлый праздник Нептуна и забавные игры, связанные с ним, красивые вечерние песни и огненные танцы, а также интересное кино – всё это ею приветствовалось.

  Лилю несколько угнетала сама лагерная атмосфера обязательности и несвободы. Эти бесконечные надоедливые соревнования и конкурсы – на лучший отряд, на лучшее хождение строем с песней, на лучший порядок и чистоту в корпусах... Как это можно было полюбить? А ещё – самодеятельность и различные спортивные соревнования... Последними, к счастью, в «Волне» занимался мужчина – физорг по имени Михаил, которого все почему-то называли Мишле. А вот номера художественной самодеятельности для концерта Лиле пришлось готовить практически самой – воспитательница помогала мало, только лишь в последний момент и основным методом в её деятельности было жёсткое давление. Лиля пыталась заинтересовать, уговорить, что-то получалось, а что-то нет. Но внутренне она чувствовала, что ей это не нравится, поэтому концерты и выступления готовились всегда наспех. К счастью, в её отряде оказались две девочки, занимавшиеся в школьном спортивном кружке – они показывали акробатический этюд, был мальчик, неплохо игравший на баяне. Когда нужна была песня, несчастная Лиля просила подсобить музыкального руководителя лагеря – полную женщину в панаме, которая везде ходила с аккордеоном и казалась единым целым с ним. Та охотно помогала. Вскоре в отряде обнаружилась юная певица, а также несколько поющих ребят и был организован хоровой кружок. А во время походов все дружно, без всякого давления, с огоньком пели «Взвейтесь кострами», «Мы идём за дружиной дружина», «Гайдар шагает впереди».

  Вечера после отбоя становились личным временем для вожатых. Происходили романтические встречи и прогулки под луной, песни под гитару, употребление липкого южного вина, купание в море в лунной дорожке. Лиля тоже ждала отбоя, чтобы с головой окунуться в эту тайную свободную жизнь, но это в первые дни. Само пребывание в пионерлагере, обязанности вожатой заставили её ограничить ночные гуляния. Необходимо было найти время, чтобы выспаться перед новым рабочим днём. Да и проблемы с поведением детишек появились. Воспитатель Изотова к вечеру возвращалась домой в Керчь. Пионеров без присмотра надолго нельзя было оставлять – после отбоя девочки в палате любили поболтать и пошуметь. Мальчики от них не отставали, то и дело норовили пустить им в палату ящерицу или ужа, а также обмазать их спящие физиономии зубной пастой. Всё это необходимо было контролировать.

  За всю смену Лиля получила два письма – от родителей и от Феликса, которого начал уже тревожить военкомат. Ей было приятно получать от него письма, это значило, что у неё кто-то есть, свой парень, и это повышало её статус в обществе лагерных подруг. Но, всё же, какой-то пламенной любви к Феликсу она не испытывала. Не вызывал у Лили бурных чувств и красавец – физкультурник Мишле, который нравился здесь всем, но от этого он ей и не нравился.

  Но какая-то далёкая, затаённая жажда поцелуев и крепких объятий была. Чтобы освободиться от неё Лиля часто заплывала поздно ночью в море. Оно становилось чёрно-синим, на волнах качались серебряные и бледные звёзды.

  Как-то Лилю нагнала надувная лодка. На вёслах сидел тот самый физкультурник Мишле.

  «Я испугался, подумал, вам помощь понадобится. Вы так далеко заплыли», – сказал он.

  Лиля и сама немного испугалась. Всё-таки плавала она не так уж хорошо, а устала здорово. Она влезла в лодку. Мишле накрыл её плечи полотенцем и тут же крепко обнял её. Вид красивой девушки в мокром купальнике, облепившем тело, опустившей свой взор, волновал его, он ощутил острое желание обладать ею. Мишле стал жарко целовать её. Лиля не сопротивлялась. Она лежала, спина её ощущала днище лодки, а тело поддалось огненному вихрю, одолевая боль, испытывая сладкую истому, разливающуюся от волос на голове до пяток.

  Следующим днём факт возвращения Лили на лодке вместе с Мишле обсуждало практически всё лагерное сообщество, а Лиля ходила гордо и независимо. Но дала понять активному физкультурнику – поцелуи закончились, продолжения не будет, хотя Мишле очень ждал и надеялся, специально прибыл в отряд и пошёл с ними на пляж для организации спортивных игр. Но всё это было тщетным. Лиля внешне была любезной, но держала любвеобильного героя на расстоянии.

  ***

  В один из дней был намечен поход на гору Митридат . Чуть не помешал походу болтливый и нахальный дождик, застучавший за окном во второй половине ночи. Поэтому утро получилось облачным и свежим, с моря дул порывистый ветер. Прибывшая из Керчи воспитатель Изотова уверяла, что день будет хорошим и отменять поход не стоит. Она даже прочла Лиле прогноз из местной газеты. Она оказалась права – когда автобус с ребятами, алевшими в полутьме своими красными галстуками, въезжал в Керчь, из-под туч вырвалось пленённое солнце и расправило свои лучи.

  В открытое окно автобуса влетали запахи прибитой дождём пыли, моря и душистых цветов. Пенистые седые волны бились у набережной.

  Радуясь яркому дню и нахлынувшему теплу отряд высыпал из автобуса. Лиля поневоле залюбовалась. Мальчики в белых рубашках, галстуках и шортах – тонконогие, худенькие. Девочки белых блузках с галстуками и в юбках с чёрными поясами казались чуть старше своих сверстников мальчиков. И вот отряд мужественно одолел большую Митридатскую лестницу, ведущую на вершину горы (в ней действительно было четыреста тридцать две ступени, как подсчитали любопытные ребята), побывал у обелиска героям, павшим в страшной последней войне, а также в древних руинах Пантикапея. Ветер трепал галстуки ребят, казалось, что это алые птицы садятся пионерам на плечи.

  Изотова, гордая и важная, в соломенной шляпе, скрыв глаза за тёмными очками, с огоньком рассказывала ребятам различные исторические подробности. Воображение заработало и понтийский царь Митридат, окружённый римлянами в своём дворце, предстал перед ребятами во всём своём трагическом облике.

  Лилю руины Пантикапея не слишком впечатлили, но всё же заинтересовали. Защёлкал фотоаппарат. Девушка отпустила ребят погулять по горе и наблюдала, как рассыпались по склонам маленькие фигурки в пилотках.

   Лиля, вместе с Лерой, (которая тоже здесь была со своим отрядом), спустились по тропинке к развалинами древнего города. На крутых склонах сохранились остатки храма Аполлона, общественных зданий, жилых построек, акрополя...

   Девушки фотографировались у древних мраморных колонн, а ветер колыхал нежную траву и, казалось, нёс запахи древних костров, кожаной сбруи и погребений.

  Потом они прошлись по городу, прекрасному своими почти безлюдными улицами, вдыхая запахи акаций, свежей и копчёной рыбы, разрезанных арбузов...

  Девятнадцатого июля все сели на стульчиках и не спускали глаз с маленького телевизора. С волнением и гордостью смотрели церемонию открытия XXII Олимпийских игр. Всё, что касалось самой олимпиады, вся борьба вокруг её открытия, воспринималось с болью и надеждой. И вот это событие к общей радости свершилось! Среди пионеров устраивались конкурсы на лучший рисунок олимпийского мишки в различных добрых, смешных и немного грустных эпизодах, изображались спортсмены различных видов спорта...

  Следующим вечером устроили танцы, где песни исполнял вокально-инструментальный ансамбль из старшеклассников. Мальчишки задорно исполнили песенку о толстом Карлсоне, а одна из девочек – сказочном лесном олене, а затем трио девочек – «Как прекрасен этот мир», «Если любишь ты», «Червона рута», «Ты мне не снишься»...

  Недавно приехавшая девушка, не раз посещавшая пионерлагерь, а ныне комсомолка (как выяснилось – дочь начальника лагеря) оказалась очень неплохой певицей, энергично и задорно исполнившей песню из репертуара Аллы Пугачёвой:

  Просто

  Вы говорите, – в жизни всё просто

  Просто

  Считать уже открытые звёзды

  Но одну, свою звезду

  Так открыть непросто

  Просто, просто, просто

  Просто, просто, просто

  Ага!

  Лихой физкультурник Мишле осмелился пригласить Лилю на танец. Ведь сегодня в белом платье с пояском она была особенно неотразима.

  Их танец прервала Лера:

  – Лилька, слышь, там тебя к телефону... Срочно, междугородка! Беги в комнату начальника лагеря, там есть телефон.

  И Лиля помчалась по аллейкам, гадая, кто же может звонить ей – родители, знакомые, кто-то с университета? Что-то случилось?

  – Вы Радченко? – спросила секретарша директора. – Вот...

  Она указала на лежащую у чёрного телефонного аппарата массивную трубку. – Быстро отвечайте, не занимайте линию.

  Лиля приложила трубку к уху, произнесла, «да, я слушаю» и покосилась сердитым глазом на секретаршу. Та, потупившись, вышла с поджатыми губами.

  В трубке трещало и гудело, далёкий мужской голос что-то кричал. Наконец-то девушка разобрала:

  – Лиля, Лиля, слышишь меня? Это я!

  – Кто я? – переспросила изумлённая, ничего не понимающая Лиля. – Это откуда звонят?

  В трубке ей объясняли, что звонят из Тополинова. Наконец-то она узнала голос Анастаса Бобова.

  – Да, привет! Как вы узнали, что я здесь? – спросила Лиля.

  – Это неважно, – ответил Бобов.

  Связь нормализовалась и его было слышно отчётливо.

  – Слушай внимательно, говорю коротко. У вас конец смены и отъезд...

  Он назвал число.

  – Ну да!

  – На платформе Новохатки в вагон подсядет человек. Помоги, прими, дай место внизу.

  – Но... Как? Я же не проводник... У нас же не обычный пассажирский вагон для всех, едут же дети.

  – Ты вот что... Просто прими к сведению и делай своё дело. Обо всём остальном не беспокойся... Через три часа человек выйдет... Пакет оставит – передашь мне в городе. Всё, отбой.

  И Бобов отключился.

  Сердитая Лиля положила трубку.

  Только этого ей ещё не хватало!

  Вся эта компания Бобова, седоусого литератора и прочих «интеллигентов» вызывала у неё отвращение. Вот влипла! И откуда они узнали, что она здесь, в пионерлагере? Ах, доцент Пирог в курсе! Как она могла забыть! Этому деятелю стоит пальцем шевельнуть, и Лиля вылетит из университета. Её просто «завалят» на ближайшей сессии. Хорошо бы, если бы менты посадили этого Пирога в тюрягу. Есть за что! Но, с другой стороны, какое-то значение Ростислав Михайлович Пирог в её жизни имеет! Он её защищает! Да ладно! Защищает? Думает о своей выгоде! Может просто откупиться от него? Заплатить некоторую сумму! Ну и где же она её возьмёт? Попросить помощи у Олега Рощина? Пусть выведет её из этой операции...

  И вдруг внутри Лили защемило – не видеть Олега, не участвовать в этой тайной и захватывающей жизни ей почему-то совсем не хотелось!

  Так в борениях, сомнениях и раздумьях она прокрутилась на своей пружинной койке всю ночь.

  Рядом сопели и похрапывали во сне девочки.

  Следующий день был хмурым и ветреным, серые сухие краски его сочетались с тёмно – синими. Таким же грозным, тёмно-зелёным казалось громадное и могучее море.

  Несмотря на плохую погоду воспитатель Изотова решила всё же вывести детей на берег. Не белом песке лежала полоска водорослей, гирлянда ракушек и выброшенные рыбины, шевелившие ртами.

  Ребята бросали серебристые тельца рыбок в воду. Репетировать праздник костра не получилось – слишком шумели волны, ветер вырывал из рук листки сценария. Играли в пляжный волейбол. Лиля присела на камень и долго наблюдала за детьми и бурным морем. Потом открыла «Цитадель» Экзюпери на первой попавшейся странице. Под ветром книга шевелила листами, будто крыльями.

  Но Лиля сумела прочесть:

  «Ненавижу податливость. Нет человека, если он не сопротивляется. Иначе это муравейник, в котором нет Бога».

  Она отложила книгу и сидела, размышляя.

  И в этот момент Лиля решила позвонить Рощину, рассказать ему о звонке Бобова и о человеке, который подсядет к ней в вагон. Больше времени не будет – завтра праздник костра.

  Вечером она была в апартаментах директора лагеря и долго объясняла секретарше, зачем ей нужна междугородка.

  – Ладно, Радченко, один раз, – милостиво разрешила женщина.

  Но, увы, телефон Рощина был нем – на том конце не брали трубку.

  «И где он ходит?», – думала Лиля. – «Хотя, может быть какое-то задание».

  Тут вдруг её, чёрствую и равнодушную ко всему, как она считала, стал волновать сам факт того, что с Рощиным что-то случилось, она представляла долговязую фигуру Олега, его немного грустный взгляд... Может лучше отправить какую-то секретную телеграмму? Но что она там напишет и как?

  Хотя, почему она так всполошилась? Подумаешь, Бобов ей дал особое поручение... По приезду она может сообщить Рощину, может встретиться с ним...

  ***

  Наконец-то лагерная жизнь завершилась. Прощальный вечер был незабываем. Пылал большой костёр, алое пламя раздвигало сумерки, прогоняя мглу, а большие багровые искры от трескуче пылающих дров согревали холодные синие звёзды. Ребята в белых рубашках, красных пилотках и галстуках встают в «орлятский» круг. Ведущие, в пламенеющих галстуках, торжественно говорят:

  Друзья, пора нам расставаться

  Без расставания нету встреч.

  И чтобы снова нам собраться,

  Мы собралися в этот вечер.

  Пусть то, что дорого тебе, ему и мне

  Сейчас мы вспомним на костре.

  А для начала – становись!

  Скажи речёвку и девиз!

  Отряды провели перекличку, прокричавши своё название и девиз. Потом хор спел песню о барабанщике.

  Сделав шаг вперёд, ведущий – симпатичный мальчишка, с волосами как лён, видневшимися из-под пилотки, произнёс:

  Нам лагерь подарил друзей,

  Кому дал он и подруг.

  Как хорошо, что рядом встал

  Надёжный, верный друг!

  Отряды спели песню «Когда мои друзья со мной», а потом поблагодарили всех вожатых, воспитателей, директора, поваров и других работников лагеря.

  Прощай наш лагерь, мы вернёмся,

  Мы стали чище и добрей,

  Дружить и верить мы клянёмся

  Друг другу стать ещё родней!

  Лиля тоже сказала несколько добрых слов своему отряду. Мешал говорить застрявший ком в горле от волнения, от радости, от гордости. А Лера стояла рядом со своими и утирала слёзы под взлетевшей под звёзды песней «Взвейтесь кострами, синие ночи».

  ***

  Река линялыми волнами качала пароход. Олег Рощин стоял у борта и смотрел на воду. После тяжёлого разговора с Камой он, будучи весь на нервах, механически купил билет на прогулочное судно.

  Поездка по реке проходила больше часа, но Рощин не замечал времени.

  В голове шумело, худые руки слегка подрагивали. Он держал в себе свою душу, будто тяжёлый камень.

  Кама требовала денег и не разрешала видеться с сыном. Они тщательно скрывали от всех своё расставание – развод мог повредить Олегу, его репутации на работе и дальнейшей карьере. Но, пользуясь этим, Кама шантажировала его. Он оставил ей квартиру со всеми удобствами, автомобиль, сам жил в съёмной квартире.

  Плюхнулась в воду пустая бутылка. Закрыв стеклянные глаза чёрными очками Олег закурил, облокотившись длинной фигурой о перила.

  Вечерний ветерок нёс прохладу, запахи водорослей и прибрежных кустов. Будто одинокие светляки постепенно вспыхивали огни.

  Пароход стал медленно приближаться к пристани.

  Шатаясь, Олег пошёл к трапу и чуть не свалился в воду. Его подхватили чьи-то руки. Оглянувшись, он увидел багровое лицо незнакомого человека.

  – Тут пьяный. Нужно вызвать такси.

  – Человеку плохо. Хлебнул малость больше, чем нужно.

  В ответ Олег что-то бормотал.

  – Товарищи, смотрите, что у вас творится. И это – в общественном месте, – сказала женщина с сумкой подошедшим дружинникам.

  Это были два крепких парня в шведках с красными повязками.

  – Не у нас, а у вас, – поправил женщину высокий дружинник с пышными чёрными усами. – Он же только что с парохода сошёл.

  И не дожидаясь ответа женщины, сказал своему товарищу:

  – Ну что, берём?

  Тут же шатающийся Олег был схвачен с двух сторон.

  – Гражданин, пройдёмте с нами.

  Рощин пробовал вырваться, но дружинники держали его крепко.

  – Ребята, всё в порядке. Я свой..., – запинаясь промолвил Олег. Но достать из куртки удостоверение ему не дали.

  Его вели в пункт охраны общественного порядка через прибрежный парк.

  Внезапно дружинников окликнули.

  – Постойте! Товарищи, разрешите я доставлю гражданина домой!

  Их догонял багроволицый полноватый мужчина в белом лёгком костюме.

  – А вы знаете этого человека?

  – Конечно. Обязуюсь доставить домой в целости и сохранности, – сказал мужчина в белом.

  Олег с удивлением смотрел на толстяка.

  – Забирайте. Думаете, нам приятно с ним возиться..., – сказал усатый.

  И мужчина с багровым лицом, взяв под руку шатающегося Рощина, повёл его по дорожке вдоль реки.

  Призрачное покрывало сумерек укутывало город. На бархатное одеяло неба внезапно лёг узкий серп месяца.

  – Мы куда идём? – еле ворочая языком спросил Рощин, глядя прямо на месяц, будто собираясь до него дойти. – Вызовите мне такси.

  Он решительно остановился и освободил руку.

  – А тут не так далеко. Улица Горшечников, – объяснил его провожатый.

  – Что мы там будем делать? – развязано спросил Олег. – Я между прочим...

  Он хотел залезть в карман, чтобы достать удостоверение, пошатнулся и махнул.

  – Ладно, мне всё равно.

  – Да куда вам одному? – сказал провожатый. – Не волнуйтесь. Тут близко...

  ...В одном из домов в квартире на пятом этаже вспыхнул свет.

  Усадив пьяного Олега на стул, толстяк переоделся и пообещал гостю ужин. Пока он жарил картошку и открывал банку тушёнки из комнаты послышался лёгкий храп. Не снимая фартука, мужчина вошёл в комнату.

  Его гость, заняв диванчик, на котором обычно отдыхал сам хозяин квартиры, крепко спал.

  Аккуратно стащив со спящего кроссовки, толстяк устало побрел на кухню и снял фартук.

  Потом сел за стол и стал есть.

  ***

  Утром он наблюдал, как Рощин жадно уплетал яичницу с колбасой и сыром. На столе стояла початая бутылка водки и огуречный рассол в банке.

  – ...Вот я и говорю – ты ни на капельку не уважаешь меня... У тебя нет сердца. Если есть – покажи где оно находится. Если и был такой орган – то он атрофировался, – вяло говорил Олег.

  Он ещё долго говорил, жалуясь на бывшую жену, а когда замолчал, хозяин квартиры вставил свои слова:

  – Олег Михайлович, отчаиваться не стоит. Таких случаев миллионы... Вы ещё молоды, найдёте свою судьбу. У вас хорошая работа, отец профессор, с голоду не помрёте. Найдёте хорошего адвоката. Закон на вашей стороне, ваша бывшая будет вынуждена разрешить свидания с сыном. Вот у меня тоже...

  Олег вдруг перестал есть и строго посмотрел на толстяка:

  – А кто ты такой? Почему ты мне помогаешь? С какой стати? Как твоя фамилия?

  Хозяин улыбнулся:

  – Не узнаёте?

  Он махнул рукой.

  – Я располнел... Байдак моя фамилия. Семён Байдак. Кличка Кубик.

  Олег на миг зажмурил глаза, вспоминая:

  – Дело о махинациях на заводе? Вроде так? Помню!

  – А я смотрю вчера – знакомое лицо, – затараторил Байдак. – Дай, думаю, помогу. Бог он ведь доброту помнит. Благодаря вам меня не посадили. Условный срок... Спасибо вам!

  – Ясно, – хмуро отрезал Олег. – А сейчас ты где?

  – Работаю таксистом... Приняли можно сказать, по блату.

  Рощин, что-то обдумывая, взялся за кофе, попутно слушая рассказ Семёна Байдака.

  ***

  В недавно снятую квартирку, располагавшуюся в дальнем районе Тополинова, Олег вернулся лишь в одиннадцатом часу. Следовало побриться, стать под душ и зайти на работу.

  Настойчивый стук в дверь помешал Рощину. Выключив электробритву, Олег открыл дверь.

  На пороге стояла взволнованная соседка.

  – Простите, хотела сказать... Вчера вечером телефон буквально разрывался, – уверяла пожилая женщина.

  – Точно мой?

  – Точно. Я сидела и шила в комнате. Работа тихая. А это сразу за стеной...

  – Примерно, в котором часу? – спросил Олег.

  Соседка задумалась.

  – Ну, что-то около семи.

  «Кто же мог звонить?» – думал Рощин, после ухода соседки. – «Кама этой квартиры не знает. По работе?»

  Очень немногие друзья Олега знали эту квартиру.

  Рощин быстро набрал номер Валентина Козопаса.

  – Валь, привет. Ну – ка, проверь, по – быстрому, кто мне звонил... Нет, на этот номер с которого я сейчас... Да. Вчера, около семи вечера. Благодарю.

  Полученный ответ удивил его. Это была междугородняя. Звонили из пионерлагеря «Волна», что под Керчью.

  В этом лагере была пионервожатой студентка французского отделения Лиля Радченко.

  «Странно, зачем Лиле понадобилось звонить сюда? Они не договаривались. Что-то срочное?»

  Рощин уехал на службу, и дела настолько завертелись, что он позабыл об этом звонке. Вспомнил только днём позже. Тем же вечером, узнав телефон пионерлагеря, позвонил. Но опоздал – поезд с детьми уже ушёл из Керчи – лагерная смена закончилась.

  Необходимо было дождаться, пока Лиля по приезду сама позвонит ему.