Текст книги "Ключ от этой тайны (СИ)"

Автор книги: Александр Гребёнкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 22 страниц)

  Вечером собрались гости. Были близкие родственники, прибыли и кумовья Дудкевичи на своих бежевых «Жигулях». Севка остался прежним – очень юным, но при этом спокойным и независимым. Он казался существом из другой планеты.

  Они с Феликсом крепко обнялись. В армию Севу не взяли из-за язвы желудка. Работал он сварщиком на заводе в ремонтной бригаде. Работа была лёгкой, что-то сваривать приходилось мало. Поэтому Севка много читал (даже на работе) разные сложные книжки, за что рабочие его прозвали «Профессором». Поступать пока что никуда не намеревался, утверждая, что для него факультет ещё не придумали. В свободное время Севка писал философский труд о существовании человеческой цивилизации на фоне развития Вселенной.

  В разгара вечера Феликс спросил Севку:

  – Ты ещё поёшь?

  – Терзаю гитару каждый вечер.

  – А не можешь слабать чего-нибудь новенькое?

  Севка долго настраивал гитару. Потом пел и «Повесил свой сюртук на спинку стула музыкант», и «Давайте делать паузы в словах», и «Там, где клён шумит»...

  Очень душевно пелось и славно сиделось за столом.

  – А нашу, солдатскую. Про дембель... Сможешь? – попросил Феликс.

  – Попробую. Только давай вместе, а то насчёт слов...я не уверен...

   И вот Феликс и Севка затянули дембельскую:

  Уезжают в родные края

  Дембеля, дембеля, дембеля.

  И куда не взгляни,

  В эти майские дни

  Всюду пьяные бродят они.

  Тут старшое поколение что-то попросило спеть для них.

  Севка стеснялся и пожимал плечами.

  – Я ничего не знаю. А просто наигрывать не хочется.

  – Ну да, не знаю! – сказал старший Дудкевич. – Не выдумывай! Играет он! Давай Бернеса!

  – Не помню! – смущённо пожал плечами Севка. – Разве что «Бригантину» постараюсь вспомнить.

  Зазвенели струны.

  Надоело говорить, и спорить,

  И любить усталые глаза...

  В флибустьерском дальнем синем море

  Бригантина поднимает паруса...

  ***

  Феликс входит в свою комнату. Всё тут по-старому. Тикает будильник с Микки-Маусом.

   Вот стол со стеклом и переводными картинками из ГДР, поцарапанный глобус. Уснувшие полки с книгами, а на самой верхней лежит таинственная синяя лампа – именно её сухим теплом в семье грели уши, горла и носы, когда болели. Молчаливый магнитофон «Весна», стопка кассет, куда вставлены вырезанные из «Собеседника» фотки рок-групп.

  Феликс выдвигает ящик стола. Чего здесь только нет! Готовальня, циркуль с карандашом, резинки. Пенал с ручками. Чистая тетрадь с промокашкой. Несколько фотографий киноартистов. Значки и календарики – переливашки. Набор открыток советских хоккеистов. Ах, как он в шестом классе увлекался хоккеем, скользил по льду с клюшкой, гонясь за шайбой! А под столом, в ящичке – фильмоскоп и диафильмы в кругленьких коробочках...

  А на стене натюрморт с яблоками, апельсинами и цветами в вазе. Это тот, который прислала Виктория.

  Феликс проверяет тайник. Вот он, на месте, его книжный кинжал, его «нойвшек». Будто и не исчезал никуда! Не пропал он в вещдоках у следователя. Не исчез тогда на торфяных пожарах, когда он метнул его в пепельного человека. Но был ли он с ним тогда? Или это всё это ему пригрезилось? Какая-то мистика окружает этот нож!

  На столе лежит запечатанный конверт. Это письмо от Марии. Она знала о его возвращении. Феликс с волнением вскрывает конверт, читает тёплое и нежное письмо, смотрит присланные фотографии...

  Пока мама стелет свежую постель, Феликс выходит на балкон. Холодный воздух освежает голову, городские огни мигают, как светляки.

  Ему необходимо менять свою жизнь. Ему нужно было разобраться в личных отношениях. Ему было важно понять, кто он есть, куда идти дальше? Когда-то в раннем детстве он мечтал стать моряком, грезил океанским ветром, островами и парусами. Потом были другие мечтания, но о них стоит забыть. Из всех наук его больше привлекали история, философия и филология. Но никак не сварочное производство. Попробовать пойти в одном из направлений? Надо подумать.

  ***

  В последующие дни раздавались звонки от друзей и одноклассников, да и сам Феликс звонил, когда узнавал, кто где. Раскидало всех по свету и собраться пока было нереально, хотя такие пожелания были.

   Звонил Витька Банка, лучший школьный друг. Он жил сейчас в далёком Таллине, неплохо освоил эстонский, учился на техническом и одновременно работал. Он, а также Настя Фоменко, ныне комсорг мехмата Днепропетровского университета, многое рассказали Феликсу. Отличница, медалистка класса Ленка Шерстнёва училась в Киеве на юридическом и уже успела выйти замуж. Теперь она Елена Мовчан. У Вали Федчук тоже свадьба на носу, к тому же тайно поведали, что она беременна. Она закончила техникум в Кременчуге. Владик Осташенко на физкультурном. Вечный шут Серёжка Гордиевский работал в театре, самолично написал и поставил юмористическую пьесу. Он заканчивал театральное училище в Вербовске.

  Но особо волнительным для Феликса разговор с Лилей.

  Сначала он позвонил в общежитие в Тополинове, номер у него был записан. Лили не было на месте, но ей обещали передать и вечером в квартире Феликса раздался долгожданный звонок.

  – Феликс, ёлы – палы, ты уже дома? – послышался голос Лили, уже взрослый и серьёзный, но с привычными нотками. – Вот это новость! Молодчинка! Как дембельнулся, рассказывай.

  – Да нормально.

  Феликс кратко рассказал о своём возвращении.

  – Ого! Отличник боевой и политической подготовки! Круто! А что дальше будешь делать?

  – Готовится буду к поступлению, – сказал Феликс. – А пока на заводе поработаю. Севка Дудкевич зовёт в сборочный цех, обещал словечко замолвить.

  – А, Севка? Ёлы – палы, он ещё на заводе вкалывает? – удивилась Лиля. – Ну он человек надёжный, обещал – сделает. Куда будешь поступать?

  – Наверное, поближе к тебе, в Тополинов...

  Слышно было что Лиля далеко вздохнула, а потом спросила с подколкой:

  – А почему в Прагу не поедешь? Там ведь твоя возлюбленная живёт.

  – Да так, – немного растерялся Феликс. – У меня своя жизнь, у неё теперь своя.

  – Ах вот как! Как там поётся: «Разошлись наши пути...»

  – Ну, наподобие, – усмехнулся Феликс, желая подстроиться под её ироничный тон. – Ну, а ты-то как? Что у тебя, чем занята?

  Лиля рассказала о своём переводе книги Экзюпери, Феликс слушал, восхищался, но смутная печаль уже легла на душу. Глаза, будто лодки у причала, ворочались в солёной влаге...

  Он никак не мог разобраться в своих чувствах. Ему нужно было разрубить узлы и начать личную жизнь сначала.

  Он открыл письмо Марии.

  В конверте была фотография. Мария и Катаржинка, уже школьница. Мария писала, что Катаржина учится в третьем классе. Это Пражская средняя художественная школа Вацлава Голлара. Больше всего девочка любит делать что-то своими руками – рисовать, лепить, изготавливать разные поделки, куклы.

  Заканчивалось письмо такими строками:

   «Катаржина очень любит своего папу. И я поняла, что, по сути, не знала его. Это ведь какой человек замечательный... А тебе я благодарна за всё, Феликс. Я тебя никогда не забуду!».

  Феликс посетит Прагу, но уже в девяностом году, когда будет заканчивать исторический. Через окно отеля «Sonata» он будет наблюдать, как пишет свои акварели весна, и как какая-то полузнакомая женщина переходит улицу. Да, это была Мария! Она теперь выглядит старше, но возраст только красит эту женщину, делает её более величавой и мудрой. Они пройдутся под дождём по Карловому мосту, полюбуются радужными отблесками в воде Влтавы, блеском голубиных крыл в Королевском саду, побывают в Пражском граде и в Соборе Святого Вита. О многом будет переговорено, а потом они разъедутся по своим городам, ведь у каждого своя жизнь. Но невидимые нити дружбы, симпатии и лёгкой, неуловимой любви останутся.

  Но пока всего этого Феликс не знает. Чтобы как-то переключиться и утешить себя он встречается с Саней Прохорчуком и за 150 рублей покупает джинсы «Монтана».

  Позже Феликс покупает книги для подготовки к экзаменам и на горячем песке пляжа углубляется в исторические процессы,

  Как-то вечером пришло письмо. Феликс был очень удивлён – оно было от капитана Дмитренко. Прошлая жизнь его не оставляла!

  После общих вопросов капитан Дмитренко написал:

  «Очень хочет тебя повидать моя Вика. Если согласен – дай знать телеграммой или письмом».

  Феликс дал ответ не раздумывая, ведь и сам капитан Дмитренко, в какой-то мере, помогал Феликсу, да и Виктория полностью чужой ему не была. Но глубине души ему не очень-то хотелось, чтобы она приезжала. Было в этой девушке то, что останавливало его, то, что он превозмогал, общаясь с ней. Но и натюрморт, написанный девушкой, висевший в его комнате, согревал душу.

  Виктория появилась совсем неожиданно. Феликс и Саня Прохорчук были на пляже. Отведав вина «Каберне» и закусив «Гулливером» они увлечённо резались в карты. И вдруг Феликс краем увидел, как от кабинки для переодевания пружинистой походкой приближается высокая девушка.

  – Меня играть пустите?

  – Вика? Неужели? – оторопел Феликс.

  Она чуть окрепла, стала ещё фигуристей и хорошо выглядела в синем купальнике. С ней была сумка с вещами.

  – Твоя мама сказала, что ты здесь, – пояснила Вика.

  Феликс заморгал глазами и махнул рукой, будто прогоняя наваждение.

  – Да, это действительно я! – сказала Вика, довольная произведённым эффектом. – А это твой друг? Так представь его!

  – Вика, знакомься, это Саня. Мы ещё с училища дружим.

  – Да, теперь я вижу. Саня с усами.

  Прохорчук улыбнулся:

  – Эт я для солидности. Ну а вас-то как, прелестная незнакомка?

  – О, сразу ход конём! Браво! Виктория... Вика... Ну, я освежусь, мальчики. Я в воду. Хорошо? Потом поговорим.

  Они смотрели, как эта высокая девушка, плавно ступая, струясь всем телом, идёт к реке.

  Феликс покосился на Саню, застывшего с открытым ртом.

  – Слушай, Фель, а кто она?

  – Ты же слышал. Вика.

  – Да т-ты что... Да она просто... Слушай какая у неё... О!

  Саня Прохорчук просто не находил слов. А Феликс рассмеялся.

  – Да ты просто много выпил. Пошли в воду, протрезвеешь...

  И вот сине-зелёная гладь реки приняла их в свои объятия. Они пустились догонять гостью...

   День очень задался. Они накупались, сходили на взятой напрокат лодке на тот берег. Их отнесло течением, они возвращались потом долго.

  Долго гуляли по городу, ели мороженое. Саня не сводил с Вики глаз.

  Уже у самого дома прошептал на ухо:

  – Клёвая тёлка! О! Какая у неё... Тебе повезло...

  Феликс улыбнулся.

  – Да ладно! Я отношусь к ней спокойно. А ты кончай о ней так говорить! Всё же она моя гостья!

  Вика приехала на три дня. Ей выделили комнату Феликса, а сам он пока ночевал у отца. Вика привезла большой блокнот, акварель, цветные карандаши, пастельный карандаш, маркер... Привезла кучу всякой музыки на кассетах. И в подарок – свой карандашный портрет, написанный со спины. Девушка лукаво поворачивается.

  Вика не изменилась, характер её оставался дерзким и категоричным, но всё же, рядом с Саней Прохорчуком, с которым они поехали на следующий день удить рыбу, она становилась как-то мягче. Она много рисовала, выделяя из горяче-зелёного мира зеркальные синие просторы воды, отражение сиреневых облаков, гибкие спины серебристо-голубых рыб, да и парней – Феликса и Саню – в шляпах и в белом – нарядных и красивых.

  Виктория очень смутила зашедшую в гости Иру Крижанич. Та даже хотела уходить, но сам Феликс и его мама уговорили её остаться на какое-то время и попробовать курник – пирог с курицей, картошкой и грибами.

  Болтали о разном, в том числе о бывших одноклассниках, об учёбе, об армии. Ира сказала, что была рада видеть Феликса.

  Вика старалась по возможности поддерживать разговор, но, в общем, больше помалкивала, ведь вокруг были малознакомые ей люди.

  Собравшись уходить, Ира попросила Феликса перемолвиться словечком наедине.

  Маленькими, частыми шагами она вышла лестничную площадку.

  – Мне бы хотелось увидеться с тобой, – сказала Ира, глядя на Феликса во все глаза.

  – Ну, вот увиделись. Говори, Ир..., – сказал Феликс улыбаясь.

  – Нет, не так, – заявила Ира. – Надо поговорить... более детально ...

  Феликс наморщил лоб.

  – Завтра уезжает Виктория. Ближе к обеду... Так давай тогда завтра и встретимся... Например, у башни Клепцовского.

  – Хорошо. Где скажешь. Может, часиков в четыре?

  – Окей, Ир! Давай в четыре. Пока!

  Ира стала спускаться по лестнице вниз не оглядываясь.

  ***

  Вечером Вика, уложив свои вещи, вышла на балкон. Феликс сидел в раскладном кресле и читал.

  Увидев девушку, он отложил книгу.

  – Ну что, собралась?

  – Терпеть не могу эти сборы, – сморщила нос Вика. – Но ничего не поделаешь. Да и чего укладывать? Трусики и косметичка на месте – значит всё.

  Феликс рассмеялся.

  – А ты всё мозг свой насилуешь? – с улыбкой спросила Вика.

  – Насилую... Чтобы не усох... Хотя бы с помощью книги...

  Вика хотела что-то сказать, но хмыкнула и прикусила губу. Опершись на перила она наблюдала тихие и осторожные вечерние краски, скользившие по листве высоких тополей.

  Феликс стал рядом и спросил:

  – Ну тебе как, понравилось у нас?

  – В общем, да. Город маленький и симпатичный. Крепость особенно понравилась. Я там зарисовки сделала...

  – Покажешь?

  – Да, немного закончить надо.

  Она глянула на часики.

  – Хотя скоро вторая серия «Мюнхгаузена» с Янковским. Посмотрим?

  – Конечно. Пошли, я включу телевизор...

  Ночью из-за духоты не спалось. Феликс долго ворочался, слушая, как похрапывает в темноте отец. Затем поднялся и на цыпочках пошёл на балкон. Здесь было уже прохладно и пахло по-осеннему.

  Появилась Вика в свитерке, наброшенном сверху ночнушки.

  – О, ещё одна полуночница... А ты чего? – прошептал он.

  – А ты чего? – повторила она за ним. – В одиночку на звёзды любуешься?

  – Не спится мне, не дремлется.

  – Хм, не спится ему. Смотри, как глаза котофея во тьме горят, – сказала Вика горячим шёпотом у самой Феликсовой щеки.

  – Где?

  – Да вон там, во дворе...А, слепой... Кстати, кто-то кинжал свой обещал показать. Про который рассказывал.

  – Хорошо, без проблем! – пообещал Феликс, отступая от перил. – Сейчас покажу...

  – А я рисунки свои покажу, раз не спится.

  Повернувшись, она скользнула бедром по руке Феликса. Они прошли в комнату.

  Кинжал вызвал у неё оторопь.

  – Вот это оружие! Аккуратное, изящное, острое...

  Вика была в восторге. Она подержала кинжал в ладони.

  – Ну, а ты что тут нарисовала? – спросил Феликс, убирая кинжал в чехол.

  Вика показала рисунки. Крепость, башня Клепцовского, улица Каштанов с ромбовидными фонарями. И сам Феликс. И смешная рожица Сани Прохорчука.

  – Слушай, этот Саня на меня запал, точно, – внезапно сказала Вика.

  Феликс усмехнулся.

  – Он славный парень. Его девушка бросила, он сейчас один. Подружись с ним.

  – Зато ты не один, – иронично произнесла Вика. – Вон у тебя какая невеста! Красивая...

  «Это она про Ирку», – подумал Феликс, но ничего объяснять не стал.

  ***

  Вика уезжала и будто лето с собой увозила. Но оставила свои рисунки. Она вымотала друзей, и в то же время без неё в доме стало как-то скучно. Это даже мама Феликса признала. А Саня Прохорчук быстро заскучал по Вике. Попросил её адрес.

  – Фель, ты извини. Не можешь подарить портрет Вики?

  – Так ты же её фотографировал... На рыбалке, в лодке.

  – Да, но это не то...Ничего лучше не передаёт, как эта...картина... Я понимаю, это подарок тебе, но...

  Феликс вздохнул и хлопнул друга по плечу.

  – Ну, хорошо! Раз ты так просишь...Давай будем считать, что это подарок тебе.

  – А если Вика как-то спросит. Ну вот возьмёт, позвонит и спросит, где мол мой портрет, смотришь ли ты на него? – спросил Саня.

  – Скажу что ты у меня его выклянчил.

  ***

  В этот день, по запаху усталой листвы и по-особому призрачно – печальному свету, стала ощущаться осень.

  Ира выглядела привлекательно – легкая синяя блузка, белые льняные брюки в обтяжку. Но лицо её не было радостным.

  Они сидели в «Пингвине» и говорили о разном. Ира рассказывала, как она учится, обещала, по мере возможностей, помочь Феликсу подготовиться к поступлению в вуз. В свою очередь, Феликс побаловал её историями из армейской жизни.

  – А как, вообще, жизнь, Феликс? Что ты думаешь о жизни? – вдруг спросила Ира. Спросила с какой-то внутренней грустью и болью.

  Феликс долго молчал. Он уже в свои двадцать один многое увидел, мог сопоставлять, анализировать.

  – Ну что, Ир, жизнь, как жизнь... Может быть и хуже, и лучше... А вообще – неспокойно как-то... До армии жил в каком-то радужном, иллюзорном мире... Верил в любовь, справедливость, дружбу... А сейчас... Многое стал видеть по-другому, будто шоры спали с глаз... Мне кажется грядут перемены. Я так думаю. То, что происходит в армии, это полный отстой и бардак, а это отражение того, что происходит в стране. Лень, апатия... Водка заменила всё... Люди воруют везде – в армии, на заводе, ну прямо везде! Смотри, хороших продуктов не достать. Нормальная одежда только у барыг – спекулянтов...

  Феликс замолчал, задумавшись, уставившись в одну точку.

  – Да, наши ребята дружинниками ходили, говорили, что в этом году столько алкашей, наверное раза в два больше, чем в прошлом. Цинизм, мат на каждом шагу. Бывают случаи просто возмутительной жестокости... Культура падает это очевидно. К чему мы идём? – добавила нахмурившаяся Ира.

  – А эта среднеазиатская мафия! Ты читала о ней? – спросил Феликс.

  – Да. Были публикации. Она... как ржавчина разъест...всё!

  Феликс никогда так по-взрослому не говорил с Ирой. Теперь он понял, как она изменилась. С нею неожиданно стало просто и легко.

  Он как будто вновь открывал её для себя. И её лёгкую пружинистую походку и изящность фигуры. И пылающую добротой и пониманием душу. И твёрдые ласточки круглых бровей. И доброту, и красоту пронзительных карих глаз. И нежный лепесток улыбки

  – Феликс, а эта Вика... Кто она тебе? – внезапно спросила Ира.

  – Просто знакомая, – ответил Феликс, потянув коктейль через соломинку. – Знакомая девушка. Нет, мы с ней никак не близки. Если ты об этом.

  – Нет, – растерянно успела брякнуть Ира.

  – Ею очень Саня заинтересовался, – добавил Феликс и подмигнул.

  – Да ты что? – улыбнулась Ира. – Прохорчук? Вот это новость! А у него же была эта... толстушка.

  – Тоня? Нет, Тоня уже всё...Ну, вот теперь новая будет...

  Возникла пауза. Потом Феликс добавил серьёзным тоном:

  – Я Вику с армии знаю. Её отец когда-то помог мне. Я как бы должник его... С её матерью он не живёт. А дочь... Хочет, наверное, повлиять на её судьбу, сделать счастливой. В первую очередь, он хотел, чтобы у неё были друзья. Поэтому делал всё, чтобы мы подружились.

  – Она входит в твои планы? – прямо и несколько жёстко спросила Ира, пристально глядя в глаза. Лицо её на минутку застыло и стало похоже на маску.

  – Нет, – сказал Феликс. – Но... должен заметить, она, по-своему, хороший и таланливый человек... Рисует хорошо. Достойна уважения.

  Ира опустила взор и молча кивнула.

  Феликс отодвинул бокал.

  – Знаешь, я не хочу назад, в прошлую жизнь. Эта жизнь меня совсем не привлекает. Хочу чего-то нового. Мне нужен прыжок ... в будущее.

  Феликс говорил сейчас уверенно и открыто то, что сформировалось в нём уже давно, и он никак не мог высказать это.

  – В таком случает, что планируешь в жизни?

  – Пока на завод. Автомобильные запчасти сваривать. Севка обещал помочь. Буду работать и готовиться. А следующим летом...

  – Я думаю – ты поступишь...Слушай, у меня к тебе будет просьба. Я своего отца нашла. Он болен. Сначала он с язвой лежал, а сейчас что-то с лёгкими... Отец его, то есть дед мой, Виктор Фёдорович, помер не так давно в больнице. После инсульта он не так долго прожил. Получается, больше никого у моего отца нет. Ну... я рассказала ему о тебе. Он хочет увидеть тебя. Ты мог бы прийти, просто прийти...

  – Хорошо. Почему нет? Если это хоть как-то поможет твоему отцу.

  ***

  Мир заполонило свежее после дождя утро. Деревья чёрными стволами отражались в нежных зеркалах луж.

  То, что они в ранний пасмурный час встретились на вокзале, ехали вместе в электричке рука об руку, имело для Иры большое значение и очень её волновало. Оловянные капли и мелкие листочки подрагивали на вагонных стёклах.

  Когда они шли, держась за руки, по мокрой дороге появилось пылающее ядро солнца. Бережные лучи заблистали в придорожной траве. Вскоре их встретило стройное многоцветье леса с тёмно-синими и оранжевыми тенями.

  Николай Викторович Каштаринский в последнее время проживал в загородном доме врача Лазаревского. Это был знакомый Надежды Ивановны, мамы Иры, ещё по занятиям у Манежиной...

  Николай Викторович лежал на кровати под грушей – весь худой, измождённый, но лицо было красивым. За ним торжественным сверкающим иконостасом стоял лес. Тонкие бледные руки, казавшиеся прозрачными, лежали поверх одеяла. Строгая пожилая женщина, мать хозяина, давала больному лекарства по часам и делала уколы.

  Они познакомились. Отец Иры какое-то время расспрашивал Феликса. Ему трудно было говорить, он много кашлял и тяжело дышал.

  – Я долгое время работал на опасном производстве, – говорил Николай Викторович. – Тогда к этому относился беспечно. Главной была безопасность страны. Сейчас это дало свои плоды...

  Какое-то время они перекидывались отдельными фразами, а потом отец сказал:

  – Ира, Феликс. Самое главное, что вы молодые, строите свою жизнь. Пусть всё у вас получится. И ещё. Один философ говорил: «Дружба навеки и посмертно». Пусть и у вас так будет. Я вам книжечку одну дам... Она хоть и старая, но полезная. Почитайте на досуге.

  Николай Викторович поцеловал Иру и пожал Феликсу руку.

  Лазаревский вынес плотный газетный пакет и передал Ире. Снабдил грушами, виноградом и даже двумя круглыми, будто полосатые мячи, арбузами. Потом предложил подкинуть до ближайшей станции.

  – У него хроническая обструктивная болезнь лёгких, – сказал Лазаревский, когда они ехали в машине. – Органы испытывают кислородное голодание, появляется кашель, одышка.

  – А что нужно для лечения? – спросил Феликс.

  – Сейчас важна дорогостоящая терапия кислородом, искусственная вентиляция лёгких.

  ***

  За вагонным окном зелёный цвет смешивался с лимонным и вишнёвым. Ира грустно глядела на раннюю осень.

  Когда наскучило смотреть на проносящиеся за окном поля, Феликс предложил:

  – Ир, а давай посмотрим книгу, которую твой отец передал. Интересно, что там?

  Ира хлопнула себя ладошкой по лбу:

  – Тьфу, совсем забыла!

  В пакете была старая книга.

  Тихон Устименко. «Рабство и свобода». Издательство «Федерация», 1933.

  – Ух ты, какой раритет! Тридцать третий год! – воскликнул Феликс.

  – Это же тот самый Устименко, любимый философ моего деда. Найти сейчас его труды почти невозможно. Я читала одну его книгу. У Устименко есть учение о проблеме личности, о посмертном существовании человека...

  – В общем – мистик, эзотерик. Интересно. Я слышал ещё об одном таком – Данииле Андрееве.

  Ира листала книгу, а потом передала Феликсу.

  – Феликс, знаешь, что я подумала. Эта книга была бы очень интересной нашему учителю. Помнишь, Спасова Яна Дмитриевича.

  – Ну как же не помнить. Один из лучших учителей. Конечно помню. А что с ним сейчас? Жив, здоров?

  Ира печально посмотрела на Феликса.

  – Не знаю. Виновата, давно не приходила к нему. Всё эти дела университетские, а о Спасове совсем забыла. А он ведь тоже одинок, как и папа...

  – Так это повод навестить его, – сказал Феликс. – Знаешь где он живёт?

  – Хорошая идея! – воскликнула Ира. – Где живёт? Сейчас вспомню улицу. Я ведь как-то была у него. Он мне помогал с информацией про этого философа... Там такая улица... недалеко от дома этого гетмана, которого сослали.

  – Демьяна Многогрешного?

  – Да.

  – Так это там, где улица Трутовского и Медоваров.

  – Медоваров! Точно, Медоваров! Он живёт на улице Медоваров!

  На улицу Медоваров они попали уже тогда, когда янтарное солнце стало касаться алых черепичных крыш, превращая их в червонное золото.

  Расположение квартиры Ира помнила, но более всего они боялись, что там давно живёт другой человек.

  И они обрадовались, когда им открыл сам Ян Дмитриевич Спасов. Годы, казалось, не властвовали над ним. Он всё такой же был – интеллигентный, стройный держался стойко, щёки с глубокими складками были тщательно выбриты.

  Оказалось, что у Яна Дмитриевича прекрасная память, он легко вспомнил не только Иру, но и Феликса.

  – Как же хорошо, ребята, что вы нашли время ко мне зайти, – радостно говорил Ян Дмитриевич. – И что я оказался дома! Ну, чему быть, того не миновать! Кстати, сегодня у меня лепёшки на кефире. По – украинские, особые. И чай необычный – зелёный чай «Улун горы Уи» – самый экологически чистый чай. Знаете, я собираю редкие сорта чая.

  Вскоре они сидели в знакомой Ире комнате с графическими работами и смаковали лепёшки.

  Вечер настолько был лёгок, что Иру словно прорвало. Она рассказала о поездке к отцу, о его болезни.

  – Да, я краем уха слышал, что ваш отец болеет, – нахмурившись сказал Спасов.

  – Откуда? Отец так одинок.

  – Но вы же сами мне о нём как-то рассказывали, – пояснил Спасов. – Не помните? А как узнал? Да, слухами земля полнится. Есть один общий знакомый... Да, с Каштаринским печальный случай! Но вы, ребятки, не печальтесь! Пейте чай.

  Феликс и Ира потягивали из своих кружек.

  Спасов встал, какое-то время ходил, вынул из шкафчика блокнот и долго листал его.

  Потом вернулся к столу.

  – Знаете Ира, а попробую – ка я твоему батьке помочь. Есть у меня один специалист в Ужгороде. Очень хороший специалист. Только надо отца уговорить поехать.

  – А когда?

  – Сейчас сказать не могу, но завтра, вероятно, уже скажу. Короче, когда смогу – дам знать.

  В тоне Яна Дмитриевича была такая уверенность, могущество и сила, что, казалось, ему можно во всём верить, он всё решит, обо всём узнает.

  – Ян Дмитриевич, а расходы? – спросила Ира.

  – Я же сказал – рано говорить. Про расходы не думайте, это пустяк.

  Тут заговорил Феликс:

  – Ян Дмитриевич, тут нам одна любопытная книга попалась...

  И он достал из пакета книгу Устименко.

  Спасов долго листал книгу, и, казалось совсем забыл о гостях, будто отключился, улетел в астральные выси. Ира и Феликс успели и чай допить, и новые гравюры в стиле «граттаж» посмотреть.

  Наконец Ян Дмитриевич захлопнул книгу.

  – Да, как говорится, трудно светильнику – сердцу освещать тёмную корявую чащу жизни...Хотя, для своего времени это была стоящая работа! Да и сейчас своего значения никак не утратила. Как вы думаете, любовь – это рабство или особый вид свободы? Или любовь это всегда несвобода? Как вы думаете? Почему бывает любовь кратковременная, а бывает на всю жизнь? Как понять любовь? Это тайна, но как найти ключ от этой тайны? Всё это есть в этой книге... Какие-то есть догадки верные, что-то очень спорно... Но интересно. А самое главное – ключ? Где найти ключ от этой тайны?

  ***

  Домой они возвращались, когда густой свет ромбовидных фонарей озарял дороги и площади, делая видимой одну часть мира и скрывая в тайне другую.

  Брошенная россыпь звёзд на небе вела их по дороге, и они говорили, и не могли наговориться.

  – А знаешь, почему-то сейчас мне показалось, что мы стали взрослыми, перешагнули какой-то барьер и покончили с юностью, – сказал Феликс.

  – В то же время мне кажется, что детство и юность останутся в нас, в наших сердцах, душах, памяти надолго, – задумчиво заметила Ира. – Почему?

  – Вероятно, это тоже какая-то загадочная тайна.

  – И мне кажется, я знаю ключ от этой тайны, – засмеялась Ира и протянула ему ладошку.

  Так они и пошли, взявшись за руки. Они стали жить в новом, сложном мире, готовые делить вместе и радости, и печали.

  КОНЕЦ

  Апрель 2020 – август 2022.