Текст книги "Ключ от этой тайны (СИ)"

Автор книги: Александр Гребёнкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

  Сама эпопея с игрушками не интересовала Феликса. Это был лишь повод увидеться с девушкой, чьё имя он постеснялся спросить. Феликс подозревал, что она несвободна, но не мог забыть её. В глазах девушки он заметил немое отчаяние и едва слышимый зов. Незнакомка даже затмила Лилю, тем более, что о последней до сих пор никаких известий не было.

  «Я ей не нужен совсем», – обиженно думал Феликс о Лиле. Перед его взором стояла девушка из парка – наездница и красавица.

  Феликс начал складывать игрушки в объёмный рюкзак. Чего здесь только не было – матрёшки разных размеров, щелкунчик и деревянные солдатики в красных, синих и чёрных мундирах, зайцы и медведи, птички-свистульки, пара раскрашенных грузовиков, деревянный красавец кот, куклы, стукалка с шариками, Буратино, сжимавший в руке ключик, качающаяся деревянная лошадка, коричневый с синими крыльями самолётик и многое другое.

   – Молодой человек, если вам не трудно притащить в тот же парк на скамейку. Староват далеко ездить, – говорил в трубку Кронш глуховатым голосом.

  – А вам и не нужно далеко ездить, – сказал Феликс. – Вы ведь живёте на Иконописцев, дом 6? Крайний подъезд. Я ведь дочь провожал тогда из парка, запомнил дом.

  – А это были вы, – не удивился Андрей Анатольевич. – Вы так любезны. Если ещё и игрушки подвезёте, обязательно угощу вас своим настоем на травах. Помните, я рассказывал?

  Феликс конечно скрыл от Андрея Анатольевича, что он тайно уже ездил на улицу Иконописцев.

  Дело было после занятий в училище, день склонялся серому холодному вечеру.

  Он приехал к оранжевому дому. Про себя он окрестил его «апельсиновым домом». Металлический козырёк подъезда поддерживала узорчатая решётка. На углу дома на высоте второго этажа висели большие круглые часы. На водосточной трубе и на чёрном асфальте таяли белые снежинки. Снег падал на лицо и мягко таял.

  Постояв у фонарного столба, Феликс зашёл за металлическую ограду и стал под деревом. Окна дома озарились тёплым жёлтым светом, Шторы давали дополнительные цвета. Феликс раньше этого не замечал, ему это казалось забавным. Попадая в потоки света снежинки становились то оранжевыми, то зелёными, то синими...

  Феликс надеялся, что встретит её, или хотя бы разглядит её профиль в каком-то окне.

  Недалеко затормозила «Победа». Вышел мужчина в пыжиковой шапке и скрылся подъезде, потом из него вышла женщина выгуливать забавного мопса.

  Где-то за этими окнами жила и дышала она... По прошествии какого-то времени Феликс ушёл со своего добровольного поста. Ему стало неудобно торчать возле подъезда – мало ли что могли подумать.

  ***

  Когда он подъехал к дому на Иконописной с рюкзаком игрушек, белое мягкое полотно укрыло улицу.

  Андрей Анатольевич встретил его тепло:

  – Ну вот, какой вы молодец, такую добычу принесли!

  – Хотел доставить вам радость.

  Мужчина легко открыл рюкзак:

  – О, какие раритеты... Радость? Ну это может вы так думаете. Кому-то радость...А мне работа...

  – Теперь будете реставрировать?

  – Можно сказать – давать новую жизнь... А вы куртку снимайте и проходите. Давайте – давайте, не стесняйтесь...

  В квартире оказалось много деревянных изделий – маски, смешные клоуны, короли, принцессы, пираты, резьба по дереву – иконы, гравюры, вазы. Удивило большое деревянное распятие, а также панно – карта мира.

  На небольшом столике стояли самодельные шахматы – удивительной красоты фигурки.

  – Вы всё это сами? – спросил Феликс.

  – Да, представь – своими руками. Я и игрушки делаю. Но и реставрацией готовых занимаюсь. Вы наверное думаете – сдурел старик. На самом деле – это и радость мне, и отдохновение.

  – Но вы же говорили, что тяжкий труд.

  – Ну и тяжкий труд, конечно, куда ж без него... Легко ничего не достаётся. Вот смотрите сюда...

  Он всё рассказывал – увлечённо и вдохновенно, а Феликс всё осматривал квартиру и ждал, что вот-вот из соседней комнаты выглянет девушка, её дочь или муж. О последнем он не мог думать без некоторой доли досады и неприязни.

  Хотя, кто сказал, что девушка живет именно здесь? Может она вообще живёт отдельно, в своей квартире, а тогда просто приходила к отцу.

  Пока Андрей Анатольевич готовил на кухне отвар из трав, Феликс осмотрелся и сразу увидел её. Это был выжженный на дереве портрет девушки с распущенными волосами, в берете, с легко поднятыми стрелочками бровей. Казалось, девушка улыбается...

  Тут с подносом в руках появился Андрей Анатольевич, и Феликс отвёл взгляд.

  – Вот, специально для вас настоял, знал что вы придёте. Думаете это просто та туфта, что в магазине продают? Ну, это вы так можете считать... А перед вами в чайничке ароматнейший напиток. Он настаивался в термосе полтора часа. В набор входят: столовая ложка ягод облепихи, четыре столовых ложки очищенных от семян плодов шиповника, немного сухих яблок, три столовые ложки свежих ягод калины, пять перегородок грецких орехов, веточка мелиссы. Все компоненты заливают двумя литрами крутого кипятка. Испробуйте.

  Он начал наливать в чашки из заварочного чайника.

  – Вот берите, цукат, варенье или мёд – на ваш выбор...

  Феликс похваливал чай, а Андрей Анатольевич завёл разговор об игрушках и собственной технологии их восстановления.

  Тут в прихожей что-то щёлкнуло, и словно лёгкий шелестящий ветерок влетел в комнату. Это была резвая темноволосая девчушка с худеньким личиком в синей болоньевой курточке.

  – Деда!

  – О! Катаржинка пришла из садика! А чего не разулась? Ну-ка в прихожую – разуваться.

  – Деда, а мы... а мы... лепили..., говорила девочка немного нараспев. Видно было, что ей ещё тяжело произносить слова.

  – Ну, молодцы какие! Из чего лепили?

  – Из ...пла – стилина,– девочка с трудом выговорила слово, – лепили бабку– ёшку и ... снеговика...

  – Катаржина, в коридор, снимать обувь, быстро, – прозвучал звонкий голос.

  У Феликса сжался комок в животе от волнения – вошла та самая девушка! Она была в белом свитере. Тёмно-синие вельветовые джинсы красиво обрамляли её фигуру.

  – О, у нас гости. Здравствуйте! Я же говорила, что мы ещё увидимся.

  Феликс встал и поздоровался.

  Она говорила и очаровательно улыбалась. Её лицо было слегка влажным.

  – А на улице снег такой! – пояснила она, вытирая лицо.

  За окном ровными полосами падал снег, в свете фонаря он казался голубым.

  – Ну, вы я думаю уже знакомы.

  – Нет, мы так и не успели познакомиться.

  Андрей Анатольевич представил девушку:

  – Это Мария, моя дочь. А это тот самый юноша, о котором я говорил, что он игрушки нам принесёт. У него счастливое имя. Его зовут Феликс.

  – Очень приятно, – кивнула Мария, отводя взгляд, занимаясь дочерью, которая вернулась с коридора.

  – Катаржина, иди мой руки.

  – Игрушки? Покажи, деда, – попросила Катаржинка.

  Дальше для Феликса вся суета сплелась в пёстрый хоровод.

  ***

  Катаржинка ловкими движениями перебирает игрушки, давая название каждой, будто юная богиня на переустройстве мира.

  Андрей Анатольевич строго блестит очками и сиплый его голос похож на свист ветра в сентябрьской чаще.

  А она Мария, скрываясь в лабиринтах дома, волшебно возникала из суеты. Её глаза, блестя серыми юркими кошками, то скачут на грудь Феликса и томят его взгляд, то быстроногим оленем убегают в чащу. В груди Феликса стучит молот. Дальше почему-то возникает кухня, где Мария колдует над посудой, и он помогает ей вытирать посуду, а сам понимает, что она уже выталкивает его отсюда.

  – У меня ещё много дел – Феликс. И сегодня. И всегда. У меня стариканы. У меня дети.

  – Какие стариканы?

  Продолжает она уже на улице, где они шагают сквозь лёгкий снегопад, на небе медленно плывут стада туч, а фонари горят приятно и дружественно, превращая город в единый великий дом.

  – Я помогаю одиноким старикам.

  – Почему именно им?

  – Мне кажется, в отличие от старушек, одинокие мужчины больше страдают и в быту более беспомощны. Ну вот так решила.

  – А игрушки?

  – Реставрированные, они возвращаются в руки детей. Хотите, можете мне иногда помочь.

  – Хочу. Я очень хочу, Мария.

  Цветок улыбки украшает её лицо.

  Она записывает телефон, и снежинки садятся на страничку блокнота.

  Она исчезает в зеркально – электрическом магазинном мире.

  А он бредёт один с радостным томлением, слизывая снег с губ.

  ***

  Мария была студенткой в педагогическом вузе, а о больных стариках ей рассказывала подруга Рита, парень которой работал в милиции. Оттуда же они узнавали об одиноких мамах, живущих только на одну зарплату, и практически не получающих помощи от отцов. Туда передавали игрушки.

  Для передвижения Мария брала отцовский «Москвич». Феликс, как и обещал, поехал с ней, а потом он поехал ещё раз и ещё. Мария ему нравилась, с ней ему было легко, куда легче, чем с Лилей и интереснее, чем с дружками из училища шататься по кафе и пивнушкам.

  За два месяца они посетили множество домов. Ездили в основном по вечерам. Как правило это был частный сектор, иногда в балках: скользкие улицы, высокие серые и хмурые заборы, за которыми рычали злобные псы. Феликс вспоминал о спуске в балку, как в «дантов ад».

  Иногда снег валил хлопьями. Приходилось машину оставлять наверху, а по улицам спускаться сквозь снежную пелену и заносы. На некоторых улицах ещё можно встретить цивилизацию: горел фонарь и просматривалось подобие дороги с остатками асфальта или каменки, а на иных царила тьма и полное бездорожье. Но от выпавшего снега было светло, а свет из окон помогал ориентироваться.

  Дома были разные, в некоторых было по две – четыре квартиры. Одинокие дома, мёртвые дома, интеллигентные дома, простые дома, мещанские дома – он разных навидался!

  Конечно, благодаря Марии, взгляд Феликса на мир расширился, хотя и приключений хватало. Бывало он падал на скользкой дороге, и мужик пьяный топором на него замахивался и травил собакой, и пьяный цыган угощал вином, и с глухонемым приходилось общаться, и с корейцами, даже познакомился ассирийцем и персиянкой. Трудности Феликса не пугали, его вело удивительное чувство причастности к какому-то доброму, благородному делу, а также разгоравшийся огонёк чувства к девушке.

  Мария и Феликс видели разных людей – и обеспеченных, живущих хорошо, лучше чем в благоустроенных квартирах, и живущих так убого, что хуже уже некуда. В общем, жилищная проблема стояла остро. Видел Феликс и несчастных людей, видел и счастливых... Приходилось встречаться и с алкоголиками, наркоманами. О последних Феликс знал только из зарубежных фильмов и был поражён. Но такова была картина жизни.

  В декабре в училище началась сессия, которую нужно было сдавать, и Феликс стал реже встречаться с Марией и бывать у неё. Он почему-то стал понимать, как всё-таки они далеки друг от друга. Теперь, после более тесного знакомства, она представлялась ему совсем взрослой двадцатидвухлетней женщиной, которой вчерашнему школьнику было не понять.

  Лиля кратком письме рассказывала о подготовке к первой сессии, но, как ни странно, для Феликса это уже не представляло особого интереса. Он вновь стал посещать кафе, бары и дискотеки вместе с друзьями. Ритмы диско, мелькание лиц, сияние огней, рубиновое вино, жёлто – голубые коктейли, лепестки накрашенных губ, развевающиеся волнами волосы, волнующиеся пружинистые груди, запах духов и разгорячённых неистовых тел – всё это стало для него привычным миром. Но, покидая поздно вечером этот мир, он ощущал, что в нём чего-то не хватает.

  Уже приближались новогодние праздники, он ехал в автобусе за какими-то покупками, когда увидел Марию.

  В красном пальто и в чёрной шляпке она шагала по расчищенной дорожке мимо островерхой металлической ограды, над которой заснеженные ветви упирались в небо. Из-под гривы волос на шее её виднелся синий краешек платочка. Свернув у фонаря, Мария зашагала по Вороньей улице.

  Феликс выскочил на ближайшей остановке. Он почти бегом возвращался к той самой дорожке, и, казалось, видел на снегу её следы, вмятины каблуков. Он вспоминал: Воронья улица ведёт к скверику с фонтаном, который рядом с дворцом культуры авиастроителей. Там ещё памятник Железному Рыцарю. К нему можно добраться быстрее, он знает другой путь. Феликс быстро шагал в зимнем голубовато-белом воздухе,

  Вот вход в сквер, только с другой, южной стороны. Здесь было расчищено, видна выложенная плитами площадка перед круглым бассейном, занесённым снегом. К фонарному столбу шла яркая маленькая фигурка – это была девочка в тёмно-красной болоньевой куртке с собакой на поводке. В жёлтом свете фонаря кружились снежинки.

  За статуей Рыцаря виднелся дворец с колоннами, а за ним многоэтажка, где уже зажигались огни. Где же Мария? Воронья улица проходит рядом. Быть может Мария ускорила шаг, опередила его и вошла во дворец?

  Феликс прошёл мимо высоких колонн и открыл тяжёлую дверь. В холле сидела дежурная, которая уставилась на него круглыми очками. Мужчина нёс контрабас, две маленькие девочки в балетных костюмах промчались мимо. Играла музыка. Смущённый Феликс хотел уйти.

  – Кого-то ищете молодой человек? – спросила очкастая дама.

  – Простите, а не заходила ли сюда... девушка в красном пальто? Вот, недавно совсем.

  Ему казалось, что провалится сквозь пол, так он смущался.

  – Девушка в красном? – замыслилась старушка. – Ну вообще-то бывают и в красном, но...если недавно – не припомню.

  Вдруг Феликс заметил большой глаз и стриженую чёлку на круглой голове. Выглянул мальчик из-под стола дежурной и уставился на Феликса.

  На какой-то миг воцарилось молчание, которое тянулось целую вечность. В светлых глазах мальчика, в его взгляде было что-то задумчиво – зимнее.

  – А у нас в парке белки живут. Вот там, – сказал и показал пальцем в сторону большого окна, за которым сумерки сгущались в тёмный вечер.

  – Это мой внучок, – сказала женщина и улыбнулась.

  – Понял. Отлично, я тоже посмотрю на белок, – пролепетал Феликс, кивнул на прощание и толкнул массивную дверь.

  Он шёл по парку, мимо спящих под снежной шубой скамеек, мимо пары с коляской, туда, где заметил фигуру в красном пальто.

  Она стояла у беседки и смотрела на сосну.

  – Привет! Белку выглядываешь?

  – Феликс?! – обрадовалась Мария и шагнула к нему. – Я так рада, что встретила тебя! Ты откуда?

  Она взяла его руки в свои. Её рукавицы были влажными от снега.

  Мария тут же смутилась и убрала руки. А для Феликса колыхнулся мир и затеплилось сердце.

  – Да, так, шёл мимо за покупками...

  – Ты так давно не приходил к нам. И папа тебя спрашивал, и Катаржинка.

  – И я рад, что увидел тебя. Очень рад. Я искал тебя, – сказал Феликс и вдруг, наклонившись, неумело и быстро поцеловал её в щёку, красную, влажную, пахнущую духами и снегом.

  Она немного отстранилась, хотела что-то сказать, но, пересилив себя, выпалила совсем другое:

  – А зима такая красивая. Смотри, небо какое. А снег, этот чудесный сугроб с рябиной. Её клевали птицы. Пойдём. Я у Риты была. Она живёт здесь, недалеко, на Николаевской.

  – А ты белку видела?

  – И белку видела. Кормила её семечками. Знаешь, белки много запасают на зиму, ну орешки там всякие, зёрнышки, а потом забывают где они спрятали.

  – Память плохая! – засмеялся Феликс приноравливаясь к её детскости и непосредственности.

  – Да! Поэтому их надо подкармливать!

  Они шли по парку и болтали о разном. Феликсу было легко и свободно с Марией. Снег успел занести расчищенные аллеи, был мягок и поскрипывал под ногами. Деревья укутывались снежными уборами, скамейки уснули, фонари бросали золото света на белый, будто бумага, наст.

  Феликс слушал девушку с полуоткрытым ртом, слегка приподняв брови, на которые падали снежинки.

  В этот день он проводил её до самого дома с часами, заходить отказался, ссылаясь на позднее время. У подъезда хотел осторожно поцеловать её, но она позволила лишь обнять себя. И всё равно этот вечер Феликс считал для себя счастливым.

  Феликс предложил встретить вместе Новый год.

  – Лучше ты приходи к нам. Я собиралась тебя пригласить, – сказала Мария.

  – А может лучше... вдвоём... Пойдём в кафешку.

  – Нет, ты что. К отцу придут его друзья. Мне готовить надо. Не могу же я бросить его и Катаржинку. Так ты придёшь?

  – Нет, наверное не смогу, – сказал Феликс. – У вас гости – незнакомые мне люди. Свои воспоминания, свои разговоры.

  – Кстати, насчёт кафешки у меня идея. А давай встретимся вечером тридцатого. В «Вечерних огнях». Знаешь, где это?

  – О, классная идея! Конечно знаю. Давай!

  ***

  Набережная Сеуты действительно сияла вечерними огнями, так, что название очень подходило кафе. По льду скованной реки холодный ветер мёл сухой снег, и Феликс, ожидая Марию, укрылся за дощатой стенкой остановочного павильона. Он не мог сидеть на скамье, ходил взад-вперёд, оглядывал развернувшееся синее небо, проносящиеся, мелькающие, будто ночные насекомые, автомобили, освещённые окна кафе. Он изучил расписание автобусов и стал было высматривать телефонную будку – Марии уже не было полчаса.

  Он только собирался переходить дорогу, как из светящегося нутра автомобиля выскользнула алым пятнышком фигурка.

  Мария махнула и подбежала к нему.

  – Привет! Феликс, извини за опоздание. Машина в ремонте, а автобуса сюда нет и нет. И такси свободных не было. Вот и пришлось ловить попутку.

  – Ничего. Главное, что приехала, – радостно улыбаясь ответил Феликс.

  Она протянул ей руки. Она подала ладошки навстречу клинышками, а потом развернула лодочками.

  – Ты наверное совсем здесь замёрз.

  Так и держась за руки, они осторожно перешли дорогу к стеклянно – бетонному сооружению «Вечерних огней».

  Потом они долго сидели за столиком в ароматах свечей, которые делали из сои. Вино, кофе и десерт, свет старинных подвесных фонарей, пластинка Поля Мориа с лёгкой музыкой и печальные записи Морриконе создавали уютную располагающую к разговору атмосферу.

  Они и стали долго говорить друг с другом и были вполне счастливы.

  За стеклом огромного окна белоснежной картиной застыла ночь, разрезаемая всполохами огней, озаряемая медленно плывущей луной.

  Они договорились рассказать друг другу о себе.

   Рассказ Марии стал превращаться в исповедь. Внезапно она поведала о своём одиночестве.

  – Оно окружало меня с детства. Ещё в детском садике девочки на площадке играли и никогда меня не звали, а если я и присоединялась к ним, например, шла в поход за одуванчиками, они меня будто не замечали.

  Потом то же самое было в школе. Подружек у меня не было, и не то, что я была какая-то конфликтная, нет, просто так – проходили мимо, как будто я была призраком. С мальчиками у меня получалось немного лучше, но это была больше одиночная дружба, в большие компании по игре в войнушку меня не брали – девчонка, что она понимает в боях и пистолетах?

  Сначала это невнимание доводило меня до слёз, а потом я старалась с этим бороться. Я часто молила бога ( а я уже тогда была немного верующей), чтобы он подарил мне друга. Я и сама не сидела сложа руки. Я занялась музыкой, уговорила маму отправить меня на конноспортивный клуб, занялась, таким образом, конным спортом, записалась в библиотеку, много читала. Вокруг меня появилось больше людей, но всё это были, скажем так, знакомые, не друзья. Я часто смотрела на себя в зеркало. Я росла, постепенно формируясь в девушку. На примерке платья часто хвалили мою фигуру, да и знакомые, и папа с мамой, говорили, какая я красивая... Я и сама любовалась собой в зеркало, но это был, вероятно, нарциссизм чистой воды! А была ли я объективно привлекательна?

  Я заметила, как рядом со мной, в троллейбусе или в автобусе часто место оставалось пустым.

  Как-то в библиотеке я взяла наугад книгу. Листала страницы и мне попались слова о том, что по буддийским верованиям существуют три круга ада: дальний ад, ближний ад и ад одиночества. Там писалось, что с древности люди верили, что ад – преисподняя. Но есть, оказывается, и ад одиночества!

  Я взяла эту книгу. Это был сборник новелл Акутагавы, японского писателя. Одна строка особенно врезалась в память:

   И только один из кругов этого ада – ад одиночества – неожиданно возникает в воздушных сферах над горами, полями и лесами. Другими словами, то, что окружает человека, может в мгновение ока превратиться для него в ад мук и страданий.

  Позже ситуация чуть изменилась. Ещё в десятом классе я поставила перед собой задачу – побыстрее выйти замуж и родить ребёнка. И будто небеса приняли задание. У меня появились даже ухажёры и воздыхатели, но все какие-то не те, абсолютно мне не интересные.

  Значительный поворот в моей жизни случился во время поездки на чемпионат по конному спорту в Чехословакию. Именно в Праге я познакомилась с Чеславом. Как это случилось? Как-то наши шефы организовали культурный досуг. В ресторане, где мы сидели, играл струнный оркестр. Чеслав играл на контрабасе. Во время концерта он только один раз, как мне показалось, посмотрел на меня своими большими светлыми глазами, и я поняла – вот он. Я выбрала себе мужчину. И нельзя сказать, чтобы он был большим красавцем – щекастый, немного одутловатый, с брюшком. Но он мне показался забавным. После выступления, когда музыканты уходили, я внезапно для самой себя встала, догнала его и похвалила за игру, пригласила за свой столик. Он отнёсся к этому сдержанно, но вскоре появился в зале. Мы выпили, танцевали и познакомились ближе.

  – Хотите посмотреть Прагу? – предложил он.

  – Я ещё немногое видела, поэтому поедемте, – ответила я, улыбаясь.

  Мы побывали в Пражском Граде, на Староместской площади, постояли на Карловом мосту, посетили в Собор Святого Вита и ещё что-то, в общем, ездили до зари – у него была своя «Tatra».

  Общение было тёплым, но слегка через силу – всё это можно было объяснить тем, что мы ещё смущаемся и мало знакомы. Чеслав оказался сиротой, в детстве его воспитывала бабушка, которая умерла не так давно. Спустя пару дней, когда проходили соревнования, он появился на ипподроме, потом приходил ко мне в отель, назначил свидание. А когда я уехала – написал письмо, звонил несколько раз. Потом он приехал ко мне в гости сюда...

  Близость наша случилась во время забавного случая. Я пришла к Чеславу в номер, мы пили с ним шампанское, он привёз мне меховое манто и хорошие тёмно-синие джинсы. Я была в восторге. Шампанское кружило голову – мы смеялись. Но когда надо было выходить из номера – заело замок. Он повернул ключ. Щёлк – тот сломался прямо в руках!

  – Ну, что же мы заперты. Как говорили греки – это судьба.

  И он стал целовать меня, дал волю рукам... Вот так всё и произошло. Часа полтора спустя мы позвонили администратору, слесарь вскрыл дверь и освободил нас. С шутками и смехом мы поехали гулять по городу.

  Когда я забеременела, то позвонила Чеславу. Нельзя сказать что он был рад, скорее оглушён этой вестью. Сначала он уверял меня, что принимал все меры предосторожности и ребёнок не его. Потом, когда я заверила его, что он у меня первый, он вдруг переменился, стал приглашать в Прагу, уверял, что здесь лучшие роддома. В общем, я пошла против воли отца и полетела рожать в Прагу. Так на свет появилась моя любимая Катаржина.

  Мария вздохнула.

  – С Чеславом мы прожили ровно год гражданским браком. Этого хватило, чтобы понять, что мы, увы, разные люди, общего у нас мало. Отец звал меня назад, и мы с Катаржиной вернулись. Так я снова осталась одна.

  – Но на самом деле – нет! – возразил Феликс. – У тебя есть отец, есть любимая дочь...

  Мария воздохнула, наблюдая золотисто-красные отблески света на бокале.

  Феликс был напряжён. Он сжимал ручку кресла, всё в нём переворачивалось.

  – Мария, а как же я? Меня ты не берёшь во внимание? – вырвалось у него.

  Мария отставила в сторону пустой бокал и с нежностью посмотрела на Феликса.

  Её изящная рука с тонкими пальцами протянулась через стол. Он ощутил нежность её прикосновения, его словно ударило током.

  – Дорогой мой друг, – сказала Мария. – Ты появился в моей жизни, и я считаю это милостью судьбы, божьим даром.

  – И ты теперь не одинока, – сказал он, замечая, как в уголках её серых глаз появляются слезинки, как они катятся по зардевшимся щекам.

  Потом они гуляли почти до утра. Её рука была в его руке. Ходили по набережной уснувшей реки. Посетили крепость, обдуваемую позёмкой и крытою лёгким девственным снегом, смахнули снежное одеяло с пушки и посидели на ней. Говорили почему-то совсем о другом, не о личном, а о различных чудесах, о феномене НЛО, о фантастике. Мария пообещала дать Феликсу статьи Ажажи по вопросу НЛО. У дома с часами Мария разрешила Феликсу поцеловать её и сама оставила на его щеке лёгкий поцелуй, который юноша ощущал ещё долго, а помнил всю жизнь. Потом легко поднялась в гулком подъезде по ступенькам вверх. Остановилась и выглянула в полуоткрытое окно.

  Феликс шёл по улице, а потом остановился и поднял голову. Она легко вздохнула и, найдя в сумочке ключи, пошла к дверям.

  Глава 9. Феликс. Любовь и кинжал

  Новогодние праздники пролетели как-то незаметно. Феликсу пришлось чинно сидеть за столом, потому, что пришли гости, и он с нетерпением ждал момента, когда, уже после наступления Нового года, можно будет позвонить и поздравить Марию. В этот вечер много звонков от родных и знакомых. Позвонила и поздравила Ира. Когда Феликс после двенадцати набирал номер Марии – было всё время занято, и он уже отчаялся. И вдруг она взяла трубку. Голос её был усталым, и Феликс, окунувшись в её настроение, поздравил её несколько сдержанно. Всё как-то было не так и не то. От Лили вообще никаких известий не было.

  С этим настроением Феликс отправился работать на завод. Щекутин объявил практику, ребят распределили по цехам. Феликс попал в сварочный цех, где процветала потогонная система – чем больше сваришь деталей, тем больше заработаешь. Приходилось вставать до зари, идти на семь часов утра на завод, надевать неудобную тяжёлую, плохо подогнанную робу и стоять всю смену в кабинке, варя полуавтоматом всякие «мостики» и «хомуты», за которые и заработать-то толком нельзя.

  За первый месяц работы Феликсу пришлось испытать всякое: и проволока застревала, и спираль приходилось то и дело менять, и ругали за брак из-за неудачно подобранного напряжения, и отправляли на унизительную мойку деталей, уборку цеха или на укладку заготовок в бадью.

  В душ Феликс не ходил, стеснялся раздетых мужчин. Быстро переодевался и грязным ехал домой и там уже нежился в ванной. Постепенно он окреп и освоился, стал отказываться от работ не по специальности и требовал, чтобы ему давали настоящие задания. Тогда суровый пожилой мастер участка махнул рукой, прикрепил к нему опытного сварщика Ярослава. Вместе они уже начали работать над более сложными проектами.

  Как-то Феликс вышел уставший из проходной. Стояла хмурая зимняя погода. На дереве галки устроили свой концерт, весело переговариваясь между собой. И вдруг он заметил под деревом одинокую фигурку.

  Феликс очень смутился. Он был грязен, на работу надевал старую куртку. Но Мария похоже была рада ему.

  – Почему ты не звонишь?

  – Извини, Мария! Работа поглотила целиком, – лепетал Феликс, не зная, куда отвести глаза.

  – Я узнала, что ты на заводе и в первой смене. Вот, решила повидаться.

  – Мне домой нужно – помыться, переодеться.

  – Да, я не надолго. Слушай, я хотела пригласить тебя в это воскресенье в гости. Ты будешь свободен?

  – Да. Я работаю в субботу, но это короткий день.

  – Хорошо. Ты приходи ко мне. Будет торт. Да, кстати, отец надумал уехать в гости, его уговорили привезти и внучку. Так, что ни его, ни Катаржинки не будет. Приходи к пяти.

  – Хорошо, приду обязательно!

  Домой он уже летел, радость охватывала его. Лёд сухости и непонимания был растоплен.

  ***

  В назначенный для встречи день была лёгкая оттепель. Ветки деревьев склонились под тяжестью снега, сугробы посерели и осели. Машины грузно проезжали мимо, из-под колёс чавкала вода. В воздухе уже как будто запахло весной. Особенно стойким это ощущение было, когда Феликс выбирал в цветочном магазине белые и розовые хризантемы.

  Он пошёл по Лебединой улице, вдыхая запах подтаявшего снега, то и дело погружая лицо в нежный и свежий, слегка горьковатый запах цветов.

  В густых синих сумерках ходил фонарщик в чёрном пальто и шляпе. Острые концы его шарфа развевались по ветру. Он шёл от столба к столбу, держа в руках длинную палку с горящим фитилем и зажигал фонари, жёлтый свет которых обрамлялся розовым сияющим кругом.

  В этом было что-то старинное, вневременное и умиротворённое, будто царство города возвышалось над велением веков.

  С чувством радостного ожидания какого-то необыкновенного будущего и какого-то вечного чувства в душе Феликс свернул на улицу Иконописцев, приближаясь к такому важному для него дому с часами.

  Марию такой Феликс ещё не видел – она казалось романтичной, очень женственной в платье в мелкий цветочек с глубоким декольте.

  Как-то сразу потянуло на мягкий, поэтичный разговор.

  Спустя время Мария вынула из духовки пирог с картофелем и мясом и нарезала его ароматными дольками. Пили армянское вино, от которого кружилась голова.

  Мария усадила Феликса смотреть фотографии, открыв тяжёлый бархатный альбом. Но Феликса отвлекала от фоток нежная шея Марии, и он не удержался от незаметного крохотного поцелуя. Потом осторожно обнял её, медленно взял её руку в свою, поцеловал её.

  В ответ Мария, освободив руку, нежно дотронулась кончиками пальцев до лба, носа, поцеловала его щёку, а потом их губы встретились, подобно двум птицам, парившим в вышине.

  ...Он целовал её тело, освобождённое от покров и забыл обо всём на свете. Он весь был упоён женщиной, чьё тело, раскинувшееся перед ним от полюса до полюса, казалось вечным и огромным царством с вершинами гор, ложбинами и хребтами, низинами и впадинами. Роща сочилась нежным ароматом и влагой, вершины острых пиков сотрясались от землетрясений, пронзавших всё бесконечное царство. Он бродил по этому царству, любуясь и наслаждаясь его красотами, блуждая среди гор, и долин, отдыхая в роще от полдневного зноя, насыщаясь ароматным напитком, терпким, как вино. Он пробегал по ложбинкам, взбираясь на крутые овалы гор и прыгая вниз, различая в стонах вечный зов любви и страсти.

  Ему хотелось обнять этот мир и растворить в себе, и лишь тихим туманным утром он понял, что это произошло. На его плече покоилась красивейшая в мире головка девушки, словно выброшенный на желанную землю корабль и волны волос ласково плескались о берега этой земли.

  Феликс осторожно поднялся. Кое-как одевшись подошёл к окну. Несмотря на лёгкую усталость, его переполняло чувство радости, распирало дух.