Текст книги "Ключ от этой тайны (СИ)"

Автор книги: Александр Гребёнкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

  – Вы также Елизавете Прокофьеве позвоните. Настоящей хозяйке. Пойдёмте я вам телефон дам.

  Они вошли в прихожую. Пахло только сваренным вкусным борщом и старой одеждой.

  В телефоне долго пищало, гудело, наконец-то отдалённый голос что-то стал говорить о квартире, о её достоинствах.

  Мария только разобрала несколько фраз:

  – ...должны ещё на неделю... не расплатились пока... не ваши ли приятели?

  – А кто они? – спросила Мария.

  – Да вроде... Люда и ... Эдик... Что? Телефон?.. Да откудова мне знать их телефон? Какая ещё машина? А, их машина! У них эта... Длинная такая... Такая тёмно-красная...

  – Может вишнёвая?

  – Да, точно, вишнёвая! Я ещё подумала – молодые, а откель у них «Волга»?

  – «Волга»?

  – Да!

  – Номер не помните?

  – Да нет, откуда, голуба. Так значит это не ваши кореша?

  – Нет, но мы можем спросить о них на факультете. Вроде примерно представляем кто. Спасибо!

  – Ой, голуба, такой камень с души снимешь, коль найдёшь их. А то ведь деньги, сама знаешь, на дороге не валяются. А их – ищи свищи..., – говорила Елизавета Прокофьевна.

  Мария с трудом разбирала булькающую речь.

  – Вас, – наконец сказала она, передав трубку женщине в бигуди.

  Та, взяв вялой рукой трубку, ещё слушала, кричала и дула в трубку, а потом сказала, положив её на рычаг.

  – Лизавета разрешила вам взять ключ, посмотреть! Только потом, чтобы вернули...

  – Обязательно!

  ***

  – Да, мне кажется это она, та самая квартира, – сказала Мария, ходя по комнатам и оглядываясь.

  Обе комнаты были практически пустыми. На кухне за окном висела сетка, в которой обнаружилась бутылка кефира.

  Мария постояла у батареи, к которой была прикована. Скрученный матрац лежал здесь же. Она смотрела в окно на дома и лиловый снег.

  – Вон магазин «Грампластинки»...Ты что там нашёл? Записка?

  Феликс захлопнул ящичек стола.

  – Да нет... Если бы... Просто листик из какой-то книги.

  – А, может выпал?

  – Странно текст расположен, – сказал Феликс, вертя листик в руках.

  – А ну дай посмотреть..., – попросила Мария. – А так это листик из «Библии». Странно что он здесь лежит...

  – Может кто-то из этих бандитов был верующим...

  – Не думаю... Верующие так не поступают, – сказала Мария.

  – Думаю, что верующий не вырвал бы лист. А лист явно вырван, смотри. Отнюдь не выпал...

  Мария вчиталась в текст:

  «Тогда Иуда, предавший Его, увидев, что Он осужден, и раскаявшись, возвратил тридцать сребреников первосвященникам и старейшинам, говоря: согрешил я, предав кровь невинную. Они же сказали ему: что нам до того? Смотри сам. И, бросив сребреники в храме, он вышел, пошёл и удавился».

  – Ладно, брось читать, – сказал Феликс. – Кому-то был нужен листик бумаги – вот и вырвал из первой попавшей под руку книги...Получилось два листика. Из одной, допустим, самокрутку свернул, а другой листочек просто бросил в ящик.

  – Но всё же странно. Самокрутки курят обычно люди старшего возраста, чаще всего селяне. А у нас...И рыжий, и девица – совсем молодые. Что им стоило сигареты купить? Скорее всего их шефы хорошо им платили.

  – Ладно, давай попробуем поискать эту Библию, – предложил Феликс.

  – Давай, – согласилась Мария, кладя в карман вырванный листочек.

  Они осмотрели всё в комнатах, но ничего похожего не нашли. Вообще книг не было. Из чтения лишь журналы «BURDA» (с выкройками) и почерканные жирным фломастером, «Вокруг света» и «Советский экран», а также пара газет. Всё это не обязательно могло принадлежать нанимателям, а, например, хозяйке.

  Феликс и Мария подустали и закашлялись от пыли – в комнатах давно не убиралось. Захотелось пить.

  Мария пошла на кухню поискать посуду для воды. Феликс, бухнувшись в кресло, подхватил одну из газет. Газета «Заря» оказалась свежей. Взгляд его упал на фотографию какого-то мужчины на фоне дома. Статья про какого-то адвоката, удачно выигравшего процесс по возвращению земельного участка.

  Надпись: «Торжество справедливости». Ниже, в предуведомлении к статье, говорилось о том, как «мещане и хапуги» были вынуждены вернуть незаконно присвоенную землю семье трудящегося завода прессов. И всё это благодаря усилиям блестящего адвоката Войтенко.

  Феликс ещё раз посмотрел на адвоката. Уверенный в себе, с аккуратной бородкой, в тёплой импортной куртке, из-под которой виднелся строгий костюм с галстуком, он стоял напротив дома окружённого забором. Неподалёку виднелся автомобиль, немолодые уже женщина и мужчина – видимо, та самая счастливая семья, которым вернули участок с домом.

  Вошла Мария, держа в одной руке кружку, а в другой гранёный стакан.

  – Там был сифон с газировкой, – сказала она.

  – Посмотри на это фото, – сказал Феликс, беря у неё стакан. – Не похожа ли эта машина на ту, в которой тебя увезли?

  Тёмный силуэт машины чётко выделялся на фоне снега.

  – А на-ка, – промолвила Мария, прихлёбывая из кружки.

  Она всмотрелась в газету.

  – Знаешь, похожа. Модель вроде та же. «Волга»...А цвет...на этом снимке не поймёшь...

  – Да, «Волга» – Газ – 24.

  – Смотри, номер виден, хотя и плохо, – заметила Мария, указывая пальчиком.

  – Я уже рассмотрел. Ту 61-78. Те, или не те, неизвестно. Газету я прихвачу, думаю вряд ли она здесь кому-то нужна.

  ***

  На следующий день Марию пригласил к себе следователь Василий Борисович Ярмиш.

  – Я хотел чтобы вы ещё раз внимательно осмотрели вещи вашего отца, – промолвил он.

  – Да мы ведь уже осматривали, была опись, – заметила Мария.

  – А вы вглядитесь ещё раз повнимательнее.

  Мария глянула на разложенные вещи: носовой платок, портмоне, брошь, ремень... Она обратила внимание на горстку серебряных монет.

  – А вот эти деньги мне не знакомы. Откуда они?

  – Они найдены были у него, – пояснил Ярмиш. – Мы обратили внимание на то, что пояс немного тяжелее, чем необходимо. Распороли его – там лежали вот эти монеты. Это серебряные монеты царской чеканки. Здесь ровно тридцать рублей. Скажите, ваш отец коллекционировал старинные монеты?

  – Нет, никогда.

  – Быть может у него была какие-то монеты, допустим по наследству достались, и он решил их сбыть.

  – Нет, Василий Борисович, я бы знала.

  – Но тем не менее они найдены у него в поясе!

  Мария пожала плечами.

  Василий Борисович сел на стул, задумчиво пощипывая подбородок...

  Мария вышла ошеломлённая и задумчивая. Чавкая по мокрому снегу, она подошла к «Москвичу». Ехать в вуз уже было поздно, скоро закончится последняя лекция. Ей очень хотелось пообщаться с дочерью. Надо было поехать на переговорный пункт и заказать на вечер разговор с мамой. Тогда она услышит милый для неё голос Катаржинки.

  Мария включила «дворники», и они живо принялись очищать стекло от таявшего снега. Хорошо, что среди тех, кому она помогала, нашёлся специалист помогший починить машину. Это был бывший военный, раненый во время событий в Праге шестьдесят восьмого года. Скромный человек. К нему приезжают во двор многие у кого проблемы, и он им помогает.

  У него на столике дома – Евангелие.

  И тут вдруг Мария вспомнила, как они с Феликсом нашли отрывок из Библии. Кажется эти листочки именно из Евангелия!

  Мария пошарила по карманам и вынула листочки с библейским текстом. Рассказ об Иуде.

  Она резко тронулась с места. Доехав до Библиотеки, она зашла в читальный зал и попросила Энциклопедию.

  «Иуда Искариот, Скариот (человек из г. Кариот), согласно библейской мифологии, один из 12 учеников (апостолов) Иисуса Христа, предавший учителя в руки иерусалимских властей за 30 сребреников. Рассказ о предательстве Иуды Искариота и его смерти в евангелиях и деяниях апостольских даётся в разных версиях...Образ Иуды Искариота, ставший символом предательства, нашёл отражение в искусстве средневековья, Возрождения...»

  «Поразительно, но ведь отца убили, как Иуду! Его повесили, подбросив тридцать сребреников. И тот кто совершал это убийство или готовил его – какой-то фанатик. Почему он решил, что мой отец предатель? Когда и кого он предал?», – думала Мария.

  Если бы Феликс взглянул бы сейчас на Марию – он бы её не узнал. В её глазах пылал гнев. Она положила том Энциклопедии на стол библиотекарю, сухо поблагодарила и, стуча каблучками сапожек, зашагала в гардеробную.

  ***

  В марте практика на заводе завершилась, и группа сварщиков вернулась к занятиям. Лишь по субботам учащиеся шли в цех – тренироваться, набивать руку.

  В эту субботу Феликс договорился со Щекутиным, что на завод не пойдёт – у него «хвосты» по черчению и по политэкономии, нужно было их сдать.

  В автобусе была необыкновенная давка, и Феликсу едва удавалось сохранить свернутый в трубку и сцепленный резинкой чертёж. Выбрался он из автобуса не без потерь, чуть помятый. Перепрыгивая через лужи, он вбежал в училище. Боялся, что преподавательница черчения уйдёт, ведь она по субботам никогда не задерживалась.

  Фигуристая преподавательница черчения была притчей во языцех. Эта высокая брюнетка с короткой причёской и круглыми серьгами ходила в пиджаке, который, казалось, лопнет на очень крутых бёдрах. Когда она ходила по классу, то за её покачивающейся юбкой, тесно охватывающей мягкие окружности, следила вся группа. О её связях с мужчинами ходили легенды и анекдоты, ведь каждый месяц её с работы забирал новый кавалер. Характер и неё был неприступный, дерзкий и циничный. На занятиях она любила отвлекаться, рассказывая о своих мужьях и личных проблемах.

  Валентина Дмитриевна Черневич была на месте и, ввиду того, что сегодня в училище было пусто, она была настроена благожелательно.

  – Ну что же, Степанский, я рада, что ты, наконец-то, сдал чертёж «мостика». Вот только – что это за линия, что это за линия... Ай я яй!

  Он прищёлкивала языком, но всё же вывела ему четвёрку в личном журнале.

  – Кстати, погоди... Тут тебя один твой хороший знакомый просил кое-что передать.

  Черневич повернулась, соблазнительно наклонилась к сумочке и достала какой-то листик.

  – Мой племянник передал тебе вот этот чертёжик. Может детальку сделаешь?

  Феликс бегло взглянул на чертёж какой-то детали, грубо нарисованный шариковой ручкой.

  – Валентина Дмитриевна, так это ж работа для токаря. А я сварщик.

  – Ты записку читал?

  Записка начиналась с восклицания «привет, Филь!» и была от Домкрата.

  – Толик Веселовский писал? Вы его знаете?

  – Так он мой племянник, – улыбнулась накрашенными губами преподавательница. – Я знаю, хулиган редкостный, но парень весёлый. Он говорил, что ты его друг.

  – Да так, дружили когда-то...А где он сейчас?

  Валентина Дмитриевна поморщила носик:

  – Он – автосервисе. Занимается ремонтом машин. Кстати, там и телефон написан. Будет готово – позвонишь.

  – Так, что у них там в автосервисе токарей нет?

  – Таких – нет! Здесь тонкая работа!

  И Черневич стала объяснять.

  – Вам бы Щекутина попросить. Он часто на заводе бывает!

  – Фу! – воскликнула Черневич, – Не могу я с ним... Лучше уж ты.

  Феликс вышел из кабинета и спустился на первый этаж, где располагался кабинет политэкономии.

  А через час, кое как сдав политэкономию ( которую он терпеть не мог) он уже был на заводе, пытаясь застать дядю Гришу, которого он знал, как блестящего токаря.

  ***

  В понедельник, после занятий в училище, Феликс через проходную вошёл на завод и нашёл дядю Гришу.

  – Вот, куманёк, твой заказ готов. Только что ты делать с ним будешь?

  Дядя Гриша, усмехаясь в седые усы, подал ему тяжёлый предмет, завёрнутый в бумагу с масляными пятнами.

  – Да так, автомобильные дела приятеля.

  – А! Ну смотри, куманёк, всё по чертежу, по тем размерам, что указаны. Ну ты ещё придёшь?

  – Не знаю. Должна вроде быть ещё одна практика в мае.

  – Ты когда свою богадельню закончишь приходи к нам работать. В наш цех. Прилично можно заработать, куманёк!

  Феликс пообещал, спрятал деталь и пошёл через громыхающий цех, то и дело кивая знакомым рабочим.

  В табельной он попросил позвонить.

  Полненькая табельщица, хорошо знакомая его и вздыхающая по юному красавцу, развернула перед ним телефон и разрешила набрать только один раз и говорить недолго.

  Феликс позвонил по указанному телефону.

  Трубку взяла Валентина Дмитриевна Черневич, чему Феликс очень удивился, так как думал, что отзовётся Домкрат.

  – Молодец, Степанский. Знаешь, где Якорный проезд? Там раньше якоря делали! Приезжай туда. Там на углу улицы Ореста Сомова стоит табачный киоск. Жди там! Да не бойся, зачёт по черчению ты уже заработал.

  Последние слова Черневич почти прошептала.

  Феликс положил трубку.

  Полненькая табельщица иронично заметила:

  – Что, назначаешь свидания девушкам?

  – Да какая девушка! Училка наша, с бурсы.

  – Ну давай, заливай, училка!

  – Честное слово!

  И Феликс помахав на прощание ручкой, выскочил из табельной.

  ***

  Когда Феликс подъехал к нужному месту Валентина Дмитриевна Черневич уже ждала его. Выглядела она весьма элегантно.

  – А вот и Степанский! Слушай, одеваешься ты как-то очень уж простенько.

  – Одеваюсь в то, что есть, – заметил Феликс, доставая завёрнутую деталь. – Откуда у меня модные шмотки могут быть?

  – Погоди, оставь пока у себя.

  Феликс удивился.

  – А как же Домкрат?

  Черневич усмехнулась.

  – Ты имеешь в виду Толика? Вот ему и отдашь лично. Пойдём!

  И он послушно зашагал за ней, исподтишка наблюдая за её упругой походкой в блестящих коричневых сапожках.

  В квартире, куда они пришли, Черневич сняла пальто, разулась и повела Феликса в комнату.

  В кресле, разбросав ноги, сидел сам Толик Веселовский, про прозвищу Домкрат.

  Приветствуя Феликса, он поднялся со стула, и не только пожал ему руку, но и горячо обнял, как будто они не виделись сто лет.

  – Слушай, слушок такой прошёл, что ты в бурсе! Не может быть!

  – Да, пришлось туда пойти... Надо же где-то числиться, пока в армию не возьмут.

  – А чё, гулял бы в своё удовольствие, пока не забрили, – иронично промолвил Домкрат.

  – Не, мои предки этого не поймут!

  – Ох уж эти старики! – воскликнул Домкрат.

  Они ещё долго сидели, перетирая различные новости о близких и знакомых.

  – А я пока в автосервисе, – рассказывал Домкрат. – Понимаешь, дело выгодное, приличные бабки можно заработать...

  – А Шерман?

  – И Шерман там! Куда ж я без него!

  Домкрат высоко оценил мастерство дяди Гриши, долго осматривая принесённую Феликсом деталь.

  – Ну... попробуем поставить...

  – Да у дяди Гриши золотые руки! Всё будет путём, вот увидишь!

  Домкрат кивнул и спрятал детальку в карман.

  – Слушай, я тут тебе презент приготовил. А ну – ка!

  И он крикнул в открытую дверь:

  – Тёть Валя!

  Черневич вошла в комнату. Она была в домашнем – лёгкой светлой кофточке и синих спортивных брюках.

  – Неси сюда! – сказал Домкрат.

  – Ага, уже пора. Хорошо.

  И Валентина Дмитриевна пошла в другую комнату, покачивая бёдрами. Феликсу показалось, что сквозь ткань брюк проглядывает кружевное бельё.

  – Вот, – сказала она, вернувшись и бросив пакет на диван. – Давай примеряй.

  Феликс в недоумении остановился.

  – Я выйду, – улыбнулась Черневич.

  В пакете были джинсы очень модные, синие, с ценником и наклёпками.

  – Домкрат, да ты что! На фиг это надо? – изумился Феликс.

  – Давай, давай, примеряй!

  Джинсы пришлись как раз впору.

  – Ну вот... Я же говорил, будут как как влитые.

  – Даже подрезать не надо, – промолвила Валентина Дмитриевна, остановившись в дверях и уперев руки в бока... – Прямо кавалер!

  Когда джинсы были сложены в пакет, Домкрат предложил сесть и сказал:

  – Слушай, Фель, от тебя будет услуга. Поспрашивай там у своих, может кому нужны джинсы, майки фирменные, кроссы. А то товар есть, нам нужен покупатель. Если что – звони на этот номер тёте Вале...

  Феликс пообещал. И тут же, пользуясь случаем, вынул из бокового кармана вырезку из газеты.

  – Домкрат, у меня тоже будет к тебе просьба. Узнай, кому принадлежит эта машина. Сможешь?

  Домкрат бегло взглянул на снимок.

  – А чё, номер чётко виден... Попробую. А зачем тебе?

  Феликс коротко, в двух словах, рассказал о том, что произошло с Марией и с её отцом.

  Домкрат долго сидел размышляя, глядя на фото в газете, скрипя зубами.

  Глава 10. Толик по прозвищу Домкрат.

  Вверху клубилось и кипело сине – серое небо, а впереди расстилалась дорога с блестящими болотцами – лужицами, в которых плавали ломтики потемневшего льда.

  На фоне синего краешка неба показалось такое дорогое и милое лицо Ариши, со струящимися светлыми волосами, которые ласково омывали нырявшие в них пальцы. Домкрату почудилось, что Ариша рядом, он говорит с ней, целует нежные губы, бережно держа руками подбородок.

  Грёзы охватили Домкрата так, что он откинулся на спинку сидения. Если кто его сейчас увидел, то заметил бы, что Толик Веселовский по прозвищу Домкрат, в последнее время излишне суровый, сейчас мечтательно улыбается, и лицо у него нежное, влюблённое...

  Мотнув головой, Домкрат очнулся. Вспоминая о своей недавней поездке в Харьков, он чуть не пропустил необходимого человека. Человека, которого ему нужно выявить, человека, который вероятно обидел его друга Феликса, а обидевший его друга – враг. Кроме того, Феликс хорошо сработал в последнее время, совершив удачные продажи вещей друзьям (Зосе Пряжко сплавил майку, а её верному другу Феде Добролюбову джинсы – вельвет).

  В общем-то о хозяине «Волги» Домкрат уже кое-что знал. Это был достаточно известный адвокат Войтенко. На вид – далеко за пятьдесят, но ещё крепок. Нужно было узнать связан ли вообще этот Войтенко с похитителями Марии, подруги Феликса, или вообще затесался в этот ряд случайно.

  Шерман быстро выяснил, кому принадлежит машина и три дня последил за ней. Ничего необычного не заметил. Путь адвоката: дом – контора – зал судебных заседаний – встречи с клиентами – дача – дом. Ну на концерт сходил приезжей знаменитости. Ничего особенного и подозрительного.

  Сейчас Коршун послал Шермана за товаром в другой город, и Домкрат взялся следить сам. Какое-то внутреннее чутьё, что дело нечисто не подвело Веселовского.

  Человек в серой шляпе и дорогом модном пальто сегодня выглядел иначе – он был в очках с крупными линзами, а на лице вдруг за одну ночь выросли усы.

  «Приклеил, замаскировался», – подумал Домкрат. – «Вот тебе и адвокат!»

   Человек с усами открыл дверцу «Волги» Ту 61-78.

  Машина тронулась с места, и Домкрат направил свои «Жигули» за ней. «Волга», пропетляв по городу, на Парковой улице приняла в свою кабину некоего рыжего субъекта. Домкрат вспомнил, как Феликс рассказывал, что один из похитителей девушки был рыжий тип. Значит этот рыжий «работает» на адвоката.

  Рыжий вылез из «Волги» в Миртовом переулке. За пазуху куртки он сунул какой-то пакет.

  Думая, за кем же наблюдать дальше, Домкрат выбрал всё же рыжего типа – тот для него был лицом новым, а этого Войтенко Домкрат уже знал где искать. Ведь именно рыжий был из числа похитителей.

  Закрыв автомобиль, Домкрат отправился вдогонку за рыжим.

  Тот шагал по узким улочкам, петляя и кружа, куда-то к старым оранжево-серым облезлым домам, спустился вниз по наклонной улице и через мостик, перешёл к каким-то развалинам.

  «Что ему здесь надо?», – подумал Домкрат. – «Может забита стрелка... или тайник...».

  Рыжий исчез в одном их проломов – это была разбитая дверь. Недолго думая, Домкрат нырнул туда же. Он замер. Вся внутренность дома без крыши была забита мусором и снегом. Стояла тишина, только каркали вороны.

  Домкрат оглянулся. Вдруг ворона, сидевшая на кирпичной перегородке, взлетела. Он не успел сообразить, как сильный удар сбил его с ног. Он упал спиной на битый заснеженный кирпич и увидел рыжего с тяжёлой палкой в руке. Тот размахнулся, но Домкрат успел отклониться. Рыжий бил настолько сильно, что верхушка палки, угодив по камню, вздыбив порошинки снега, треснула. Он замахнулся ещё раз, но Домкрат, успев выдернуть из кармана куртки пистолет, выстрелил наугад.

  Эхо выстрела взметнулось птицами, ударилось о стены и застыло, лишь шорох камней под ногами убегающего был слышен.

  Домкрат поднялся. Спина и плечо ныли. Преодолевая боль, он ринулся в оконный проём. Едва не угодив в кучу стекла, он летел за рыжим в зарослях кустов и деревьев. Рыжему не повезло – угодил в какую-то яму и, пока выбирался, потерял время.

  А когда вылез – рядом уже стоял тяжело дышащий Домкрат.

  Тогда рыжий хищно осклабился. Блеснула сталь финки.

  Но начать действовать он не смог – два железных удара Домкрата свалили его наземь.

  Домкрат подобрал выпавшую финку. Потом пошарил за пазухой Рыжего и забрал пакет.

  ***

  В этот же день следователь Василий Борисович Ярмиш рассматривал фотокопию одного любопытного документа. Когда он днём встретился с Матвеевым, своим давним другом, работавшем в КГБ, тот положил ему на стол пакет и небрежно, попивая мелкими глотками кофе, сказал:

  – Всё ясно и понятно. Твой Кронш был стукачом гестапо ещё в сорок втором году.

  Ярмиш сидел лицом к окну. Махали крыльями голуби – сизари, цеплявшиеся лапками за подоконник и стряхивая комья снега. Какое-то время Василий Борисович задумчиво наблюдал за птицами, пощипывая подбородок, что-то в голове сопоставляя.

  – Но он же партизанил, а в сорок третьем его призвали в армию. Он прошёл всю войну до конца, – промолвил Ярмиш и посмотрел на чисто выбритого моложавого Матвеева, блестевшего на свету лысиной.

  – Ну и что же, – парировал Матвеев. – Это было потом. А до этого он состряпал донос на Арсения Войтицкого, что тот мол коммунист и оставлен нашими для подполья. А ты говоришь, за что его убили... Вот за это его отыскали и повесили. А вот кто сделал – это уже твоё дело выяснить. Я по начальству не стал докладывать об этом Кронше, а то шум подымится...

  – А что сталось в Войтицким?

  – Немцы его здорово допрашивали, а потом повели в лес – Войтицкий должен был показать оборудованный тайник с рацией и всем остальным необходимым для подполья. Но никакого тайника обнаружено не было. Его ещё подержали в гестапо, а затем отправили в концлагерь, где он, вероятно, погиб. Во всяком случае никаких следов его обнаружить не удалось.

  – Удивительно, что его вообще не расстреляли сразу, а какое-то время ещё держали, – заметил Василий Борисович.

  – Возможно хотели что-то выведать, или склонить к сотрудничеству.

  – Ладно, я возьму на какое-то время, – сказал Ярмиш, пряча пакет в карман пиджака.

  – Да, – согласился Матвеев, ставя чашку на блюдце.

  И приятно улыбнулся. Ярмиша всегда удивляло это умение Матвеева менять обличья...

  – А ты чего зимнюю рыбалку пропустил?

  – Да знаешь, как-то... собирался, собирался и не собрался, – чуть усмехнулся Ярмиш. – Но весной – то поедем?

  – А как же! На наше старое место...

  ...Скрипя креслом Ярмиш под лупой рассматривал документ, а потом, откинувшись на спинку, стал чертить на бумаге разные квадратики и закорючки.

  В четыре часа дня ему доложили о приходе Марии.

  Девушка вошла вся напряжённая. Она откровенно рассказала о своём открытии, умолчав только об участии в поисках Феликса, показала листок из «Библии».

  – Я возмущена. Отца убили, как предателя. А он прошёл войну, у него награды! И после войны честно трудился.

  – Погоди. Будем разбираться, – сказал Ярмиш. – А вот ты в детектива решила поиграть – это я осуждаю. Чтобы больше такого не было. Рано или поздно мы бы и сами вышли на эту квартиру...

  – Вы там это... отпечатки пальцев посмотрите.

  – Да посмотрим... Там наверное всё уже затоптали и залапали. А этот листочек из Библии давай сюда. Кстати, вот тебе ещё один листочек. Это фотокопия доноса твоего отца в гестапо. Читай.

  Глаза Марии забегали по строчкам документа.

  – Подождите, но... это же не его почерк.

  – Как не его?

  – Это не почерк моего отца!

  – Смотри внимательнее.

  – Не его! Я уверена. Не он это писал. У него такой характерный наклон налево и буквы крупные. А эти строчки кто-то мелко писал, ровно.

  – Но подпись его?

  – Да, подписано – Андрей Кронш, но самой росписи нет.

  Ярмиш задумался.

  – Ну ладно. Сейчас составим протокол. А ты пойди домой и найди образцы почерка отца. Лучше какие-то давние – письма, открытки. Почерк же мог измениться за эти годы.

  – Да у него почерк как будто и не менялся, – сказала Мария. – Хорошо, я найду.

  Выезд на квартиру, где злодеи держали Марию, мало что дал. Отпустив своих сотрудников, Василий Борисович прошёлся пешком.

  Город радостно сиял огнями, освобождаясь от снега...

  Ярмиш зашёл по пути в булочную, потом в гастроном. Купленные булки, хлеб кирпичиком, сгущёнку, банку тушёнки, чайную колбасу, баночки с горчицей и майонезом он сложил в малиновую сетку, вынутую из кармана.

  По пути зашёл в отдел «соки – воды», где в больших стеклянных конусообразных колбах стояли разноцветные разливные соки. Под каждым конусом было блюдечко, куда падали капли из краника.

  Перед ним стояли дети, и пока им наливали сок, Василий Борисович раздумывал, какой ему выбрать – чистый, прозрачный, слегка сладкий, с легкой кислинкой берёзовый сок за восемь копеек, или же красный томатный сок за десять копеек. Решив, что берёзовый лучше для лета, он попросил налить томатного сока. Ополоснув граненый стакан в рожковом омывателе, румяная продавщица в белом халате и шапочке, открыла краник и наполнила стакан томатным соком.

  Василий Борисович добавил соли, размешал её гнутой алюминиевой ложечкой. Ложечка на конце была с уже закристаллизованной солью. Аккуратно опустив в очистной стаканчик, он с удовольствием выпил сок, пахнущий зрелыми томатами.

  Вдруг вспомнились студенческие годы, лето, работа на поле с помидорами, как носил ящики в кузов машины, как отмечал на листке их количество.

  «Странно, а сейчас ребят на яблоки посылают», – подумал Василий Борисович, вспомнив рассказ Феликса. Тут же в голове всплыл неведомый железнодорожник, станция Колесниково, листик, где Феликс набросал план.

  «Неплохо бы посетить этого железнодорожника», – подумал Ярмиш. – «Чувствую, это должна быть какая-то ниточка».

  ***

  С электрички на мокрую полосу платформы, недавно очищенную, сошёл единственный мужчина в тёмном пальто и шляпе с портфельчиком в руке и огляделся. За металлическим ограждением ветер колыхал зябкие ветки берёз, и уносился в дремавшее под снегом поле.

  Электричка с гулом и перестуком колёс исчезла вдали. На противоположной стороне от железнодорожного полотна ходил и курил какой-то мужик в поддёвке и шапке. Видимо он ждал электричку.

  – А где же здесь Колесниково? – спросил вышедший мужчина.

  – Шо? Вам само село нужно? Так ось оно – по эту сторону. Туда по дороге – это и улица села будет. А вы по какой-то надобности?

  – Да я к Харитоненко... Не знаете такого?

  – Ни, не знаю, я сам из Грибков. Вот, поезда жду. А вы из города?

  – Да, оттуда.

  – Ну так пройдите, тут рядом вон видите – оранжевый дом. Спросите железнодорожника, вин вам пидскаже нужну хату.

  – Да, ладно, я сам соображу, – сказал приехавший.

  Он быстро перешёл на противопенную сторону и, кивнув на прощание мужику, пошёл по грязноватому истоптанному снегу.

  Но в дом к железнодорожнику мужчина не пошёл. Он прошёлся по посёлку Колесниково, посмотрел на дома, из труб которых валил дым, снисходительно поглядел на рычащих и лающих за заборами собак, подождал, пока проедет мотоцикл с коляской с хмурым человеком в каске на нём. Остановившись у дома номер 32, приезжий подёргал калитку, подняв щеколду, вошёл во двор, занесённый ветками и осевшими сугробами. Издалека был виден на двери большой чёрный замок. Приехавший осмотрелся, задумчиво почесал подбородок, вспугнул ворон на старой груше и вернулся к калитке.

  Теперь он уже отправился в обратный путь и вскоре вошёл во двор оранжевого дома железнодорожника. Этим приехавшим человеком был Василий Борисович Ярмиш.

  Во дворе было расчищено от снега – тихо и пусто, лишь бродили куры. Ярмиш осмотрелся: закрытый гараж, сарай с поленницей дров под навесом, домик погреба с железной крышей, очищенной от снега, колодец, умывальник, бочка с водой неподалёку, в которой плавал лёд.

  Василий Борисович взошёл на крыльцо и постучал в дверь, а когда не услышал ответа – открыл её.

  В сенях было темно. Пахнуло борщом, жареной рыбой и сухими травами.

  – Эй, здесь есть кто? – спросил Василий Борисович. – Хозяин!

   Он зажёг спичку и огляделся. Было пусто, но было понятно, что в доме недавно кто-то был.

  Василий Борисович вышел во двор и заглянул в сарай. Здесь пахло дровами и углём. Уголь бросал лопатой на кучу невысокий крепыш уже предпенсионного возраста.

  – Здравствуйте, – сказал ему в спину Ярмиш.

  Спина вздрогнула, повернулась, показалось лицо со следами угольной пыли.

  – День добрый. Вы ко мне?

  – Да. Хотелось бы с вами переговорить.

  – Сейчас я отнесу уголь в дом. А то у меня там ... погаснет в печи.

  Спустя какое-то время вышел хозяин и поставил у порога казанок. Потом вымыв руки ледяной водой из рукомойника, тщательно вытер их тряпкой.

  Василий Борисович стоял во дворе и наблюдал, как три курицы – две белых и одна пеструшка клевали мятую варёную картошку из казанка.

  – Вы Аркадий Иванович Пилипчук?

  Пилипчук нахмурился.

  – А вы, простите, кто?

  – Я из областной газеты. Зовут меня Василий Борисович Ярмиш.

  – Хм, вот как.

  Хозяин замялся.

  – А ко мне по какому делу?

  – Да я по поводу ходатайства ваших односельчан. По поводу прокладки водопровода.

  – А, да! – немного оживился Пилипчук. – А что, заинтересовало наше дело?

  – Да, вот первый секретарь попросил поговорить с жителями, собрать заявления.

  – Да что тут говорить, уже третий год требуем. Воду из реки берём. У меня, правда, колодец, но вода там для питья, мягко говоря, непригодна. Возят нам воду из Грибков. Они из Шумского водовода воду потребляют. Почему бы нам не провести, тут не так далеко...

  – Понятно. Вот об этом бы и хотелось потолковать.

  – А что тут толковать? Вам не ко мне нужно, а к голове сельрады.

  – Да был уже... Все жители заявления сдали, кроме вас и Харитоненко. Я у него во дворе был – но его нет.

  – Так он на зиму всегда к дочке уезжает в Вербовск. Он зимой никогда здесь не живёт...

  – А, тогда понятно! Ну, в Вербовск я за ним не поеду, где я его там найду? Ну хоть вы тогда напишите...

  – А без моего заявления, что, нельзя?

  – Ну, как говорится, все так все...

  Когда они вошли в дом, хозяин пригласил присесть. Здесь было натоплено. Стучали часы и тихонько играло радио. Между стеклами в окнах была выложена вата.

  Пилипчук стал рыться в шкафу. Он почему-то явно тянул время.

  – Где-то у меня тут тетрадка была.

  – Да не ищите, Аркадий Иванович. Вот же у меня стандартная бумага есть. И ручка имеется.