Текст книги "Ключ от этой тайны (СИ)"

Автор книги: Александр Гребёнкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

  – А одно другому не мешает, – заулыбался Ваня, и солнце заблистало в его рыжей шевелюре.

  Сева стал звенеть гитарой, настраивая её.

  Перекусив, Саня и Феликс решили пройтись. Дошли до ближайшего участка. Фрукты были уже собраны, и осенний ветер шумел в голых ветках. В бурой траве у дороги Феликс подобрал яблоко, блестевшее от дождя.

  Щекутин свистнул всем собираться. Пора было идти.

  Тяжело урча, переваливаясь по ямам и ухабам, прибыл старый «пазик».

  Из окна высунулся весёлый шофёр:

  – Ну, что, братва, залезай. Поедем с ветерком.

  Все ринулись в автобус с рюкзаками и сумками. В салоне пахло бензином, жжёной резиной и травой.

  – Дудкевич, хватит бренчать, – сказал Щекутин. – А ну давай что-то боевое, так сказать патриотическое, чтобы дух поднимало.

  – Да я мало такого знаю, – промолвил Севка. – Разве что...

  И он запел:

  Я песней, как ветром, наполню страну

  О том, как товарищ пошел на войну.

  Но северный ветер ударил в прибой,

  В сухой подорожник, в траву зверобой, -

  Прошел он и плакал другой стороной,

  Когда мой товарищ прощался со мной.

  А песня взлетела, и голос окреп.

  Мы старую дружбу ломаем, как хлеб!

  И все подхватили:

  И ветер – лавиной, и песня – лавиной...

  Тебе – половина, и мне – половина!

  ***

  Разбрызгивая лужи, автобус, наконец-то, въехал на более-менее приличную асфальтированную дорогу, и довольно урча, покатился между домов и деревьев. По тротуарам, вымощенным плитами, ходили прохожие. Какая-то женщина вела за руку детей, которые помахали автобусу.

  Вышли они в самом центре, возле приземистого здания кинотеатра «Жовтень». Стены были облуплены. Колонны кое – где треснули и, видимо не так давно, щели были замазаны раствором.

   Рядом с кинотеатром раскинулся заросший, шумевший под ветром городской парк.

  С репродуктора, прикреплённого у входа, доносилась томная песня:

  А ты люби меня такой,

  Во мне красивое открой,

  А ты люби, люби меня такой.

  Кинозал освещался таинственно, манил тёмными углами и бархатными портьерами, закрывавшими экран и высокие окна. Значительная часть стульев была уже сдвинута, а часть вынесена в холл. На освободившемся пространстве стояли железные кровати с панцирными сетками, рядом горками лежали матрацы, подушки и постельное бельё.

  Уборщица домыла пол, разрешила войти и выдала всё необходимое, тщательно записав о выдаче в школьной тетрадке.

  Феликсу досталась койка у стены, под плакатом фильма «Фронт за линией фронта», непонятно почему прилепленном в кинозале. Рядом в головах примостился Саня Прохорчук, а в ногах – Севка Дудкевич. Зосю разлучили с Добролюбовым, пристроив её на диванчике в кабинете директора.

  – Вот! – довольно улыбалась Зося. – У меня будут личные апартаменты!

  – Я приду в гости! – сказал Добролюбов уходящей Зосе и послал ей воздушный поцелуй.

  Все сразу стали укладываться отдыхать, шумели и шутили, пока покой не прервал коренастый губастый парень по фамилии Рыболовля. О нём Феликс знал только то, что он переучивался и уже хорошо был известен среди преподавателей училища.

  – Слышь, чуваки, мы тут на беленькую сбрасываемся... Ну, водяру... Подкинете деньжат? Надо же спрыснуть наше прибытие, да и начало совместной учёбы, так сказать...

  – Да не продадут, – заметил Феликс.

  – Тебе восемнадцать уже есть? – спросил Саня Прохорчук.

  – Кому не продадут? Мне не продадут? – почти обиделся Рыболовля. – Мало ты меня знаешь, чувак... Кстати, восемнадцать мне уже есть.

  В общем, все сдали деньги, кроме Севки Дудкевича, который категорически отказался и пить, и сдавать деньги.

  Рыболовля подошёл к инициативной группе, состоявший из Мешкова, его закадычного дружка Зимогорова, ещё парочки инициаторов и стал о чём-то шептаться.

  – Так, гитарист отпадает... – только и расслышал Феликс.

  Саня Прохорчук подсел к Севке.

  – Слушай, мастер гитары, так нельзя, – твёрдо сказал он. – Ты отделяешься от всех. Нехорошо.

  Он ещё какое-то время что-то шептал ему на ухо.

  Севка вопросительно посмотрел на молчавшего Феликса.

  И тут же полез в задний карман штанов.

  – Эй, ребята, погодите, – крикнул он уходящей группе инициаторов. Он догнал их уже на крыльце здания и дал деньги.

  Щекутин, появившись на пороге, осмотрел своё «воинство»:

  – Так, бродяги, прошу особенно далеко не расходиться. У нас ужин раньше, чем у студентов – в пять. Поэтому в столовой нам надо быть хотя бы минут за пять до ужина. Я пойду прослежу, чтобы столы нам накрыли. Кто знает, где тут столовая и может повести всех?

  – Ну, я знаю, – сказал Саня Прохорчук. – Мы здесь в прошлом году с классом были.

  – Прекрасно. Вот ты и поведёшь ребят. А сейчас покажи мне туда дорогу...

  Пока все отдыхали, Феликс вытащил книгу Булгакова и стал читать. Он успел одолеть только одну главу, как появились Рыболовля и Мешков с глухо звенящей капроновой сеткой.

  – Ну что, братва, пошли в парк, тут рядом, выпьем по стаканчику за знакомство.

  – Так, а чего? Давай тут! – предложил Ваня Крапива, потирая руки.

  – Нет, ну на хрена нам скандал? – удивился Мешков. – Тут рядом дежурная. Мастак может зайти, или кто ещё. Пойдёмте!

  В запущенном городском саду с гипсовыми фигурами пахло мокрыми листьями и дикими цветами. Они зашагали по заросшей травою аллее в самую глубину.

  Рыболовля разлил в кружки и стаканы водку. Каждый выпивший крякал или ахал и заедал кусочком чёрного хлеба с тмином. Мешков выпил и его сразу едва не стошнило. Он стал кашлять, приседать, ойкать, на глазах были слёзы.

  – Слабак! – веско сказал Рыболовля.

  Феликсу достался гранёный стакан с колышущейся жидкостью. Он никогда не пил столько водки. Он чувствовал на себе него выжидательный взгляд десятка глаз, но пить совсем не хотелось. Но и не хотелось отказываться и ронять себя. И Феликс залпом опрокинул стакан, весь задохнулся, закашлялся. Водка обожгла горло и внутренности.

  – Во, какой молодец! – похвалил Рыболовля. – Вот, молодое поколение, учись! – обернулся он к Мешкову.

  Феликсу показалось во всём происходящем окружающем что-то нереальное, фантастическое. Ещё недавно он был мальчиком, жил с мамой и папой, ходил в школу, и вдруг в книге жизни открылся новый лист. Сейчас он один, самостоятелен и пьёт водку. Открылось какое-то пространство и стало видно на несколько листов вперёд. Он ощутил себя взрослым, самостоятельным в этом запущенном парке, в забытом богом посёлке городского типа.

  Водка постепенно раскрепостила и согрела, развязала языки.

  Дальнейшее проходило для Феликса как в сюрреалистическом кино, где режиссёр обрёл полную свободу, дал такую же свободу оператору, снимавшему с руки, а также актёрам.

  Юноши веселились, шутили, а потом пошли по городу куда-то, как оказалось, на ужин, шли, хохотали и задирали прохожих.

  – Смотри, какая фигурная чувиха пошла, – оборачивался Саня Прохорчук вослед девице, и хохот взрывал вечернее сумрачное небо.

  С ними шёл Севка Дудкевич, гитарным ритмом поддерживавший их шествие. Внезапно Севка сделал перебор струн и запел тонким голосом:

   Помню в детстве мальчик я босой,

  В лодке колыхался над волнами.

  Девочка с распущенной косой

  Губы мои трогала губами.

  Песня вызвала фурор и посыпались просьбы:

  – Слышь, гитарист, а эту...

  В конце концов, когда они вышли на широкую дорогу и зашагали по треснувшему асфальту, обходя лужи, Севка нашёл песню, которую он хорошо знал:

  Рано, рано,

  Рано прощаться,

  Рано прощаться,

  Поздно прощать.

  Годы, годы,

  Годы промчатся,

  Что от тебя мне ждать?

  Эту песню подхватили все. Четверо первых встали в ряд, положив руки на плечи своих товарищей, а за ними шагала следующая четвёрка, а потом ещё... Они шли по улице и горланили песню.

  Всё остальное Феликсу помнилось как в тумане – серо-жёлтый корпус, накрытые столы, куда они, пошатываясь, вошли, яркий свет жужжащих люминесцентных ламп, какие-то засиженные мухами картины на стенах с фруктами и овощами, открытые большие окна, за ними недвижная листва, удивлённый взгляд мастера Щекутина. Во время ужина он им вполголоса что-то выговаривал, но его мало слушали.

  Федя Добролюбов и Зося пришли с небольшим опозданием. Федя тихо, в своей манере, сказал:

  – Чуваки, между прочим сегодня здесь дискотека.

  – Ура!!! – раздалось общее одобрение.

  В волооких глазах Зоси горели весёлые искорки. Она добавила:

  – Ребятки, я от подруги узнала, это точно! Она говорит, что дискотека здесь на спортплощадке, платить ничего не надо.

  Когда началась дискотека стало темнеть. Замелькали разноцветные огни. На сцене за магнитофоном стояли длинноволосые парни и объявляли номера. Сначала Феликс станцевал под «Чингиз-хан», затем под группу «Свит». А потом его здорово развезло. Он подошёл к скамейке, где толпой сидели студенты, присел на корточки. Его качало, он опёрся спиною о холодную железною ограду.

  Рядом сидела симпатичная девушка в сиреневой кофточке и плиссированной юбочке. Она всё улыбалась Феликсу, а Феликс ей что-то говорил. Язык заплетался, но одну фразу он выговорил чётко:

  – Мне бы закурить.

  – Закурить? – переспросила девушка, ибо громкая музыка заглушала слова. Лицо её стало озабоченным, свет фонарей высветил веснушки.

  – Я сейчас.

  Она ушла а Феликс бесцеремонно водрузился на её место, чуть толкнув сидевшую полную очкастую девицу.

  – Пардон, – извинился Феликс. – Б-больше не повторится.

  И он зачем-то погрозил пальцем.

  Одни из его друзей неистово плясали, иные разбрелись кто куда.

  Пришла девушка, принесла сигарету и спички.

  – О, спасительница! – воскликнул Феликс. – Пойдём!

  Он взял её за руку. Они вышли за территорию ЛТО и зашагали по улице, по обочинам густо заросшей деревьями. Как мистические свечи в небе теплились звезды и это особенно запомнилось Феликсу.

  Девушку звали Соней. Она что-то ему рассказывала, а он в ответ едва ворочал языком.

  – Слушай, тебе бы лечь и выспаться, – предложила Соня.

  Феликс рассмеялся и махнул рукой:

  – Успеется!

  Они долго гуляли в тот вечер, Феликс обнимал Соню, и она была совсем не против этого. Он даже думал о том, не поцеловать ли её, но внутри себя понимал, что целовать Соню ему совсем не хочется.

  Какое-то время они сидели на скамейке под деревьями. Было холодно, струи сжатого воздуха распрямлялись будто пружины, гнули ветки, с которых с шорохом летела листва. Горели, помигивая, светильники на столбах, пылали яркие звёзды с длинными серебряными лучами.

  Феликс положил голову на плечо девушки.

  – Уже поздно, мне пора, – произнесла Соня, искоса поглядывая на Феликса.

  – Я тебя проведу...– прошептал он.

  – Да куда ж тебе..., – рассмеялась Соня. – Дойду сама.

  – Слушай, т-ты знаешь город? К-как до кинотеатра добраться? «Жовтень», называется... М-может автобус какой?

  – Какой автобус? Наверное, не ходят уже... Можно так дойти. Пойдём, я покажу дорогу.

  ***

  Сон был тяжёлым, что-то наваливалось, душило, связывало в паутину, чем больше он пытался выбраться, тем сильнее кокон закручивался и сжимал. Удалось разорвать его и выбраться из ловушки, благодаря громкому крику:

  – Братва! Вставайте! Местные пришли, наших бьют!

  Феликс резко сел на кровати, оборвав сон. Ярко пылал свет. В центре помещения стоял Рыболовля. Под глазом у него красовался фингал немалых размеров.

  – Давайте, пацаны! На подмогу!

  Все зашевелились, стали одеваться.

  Трещала голова, руки были как ватные, не слушались. На всякий случай Феликс незаметно вынул из-под подушки кинжал и заткнул его за пояс.

  Они нырнули в холодную глубину ночи. Небо было покрыто золотистой сыпью мигающих звёзд. Дорожка их вывела за кинотеатр, где парк устрашал своими пышными джунглями.

  В свете фонаря лёгкий ветерок шевелил тёмно-золотистую листву парка. Сходили со своих постаментов гипсовые пионеры.

  На площадке у фонтана, в блюдце которого застыла дождевая вода с тяжёлыми плавающими листьями, сцепились несколько парней. Слышались громкие удары, крики и отборные ругательства.

  Бежавший за Саней Прохорчуком, Феликс взял влево и натолкнулся на лежащего в кустах. Он узнал длинную фигуру Феди Добролюбова. Тот стонал, держась за живот, видно ему здорово врезали.

  – Федя, как ты? Помочь? – спросил Феликс.

  – Иди, я сам сейчас встану, – еле вымолвил Добролюбов. – В живот стукнули, гады...

  Маленький Мешков, защищаясь, махал кулаками перед неизвестными парнями в куртках, с другим сцепился Зимогоров и ещё кто-то.

  Рыболовля сразу поспешил на помощь Мешкову, сочно работая своими большими кулаками.

  – А ты чого сюда припёрся, сынок? – презрительно сказал Сане Прохорчуку высокий спортивный парень в оранжевом свитере. – Наших девок лапать?

  Он схватил Саню за ворот болоньевой куртки. Тот рванулся так, что куртка затрещала.

  Саня сцепился с парнем, а Феликс какое-то время стоял, растерянно наблюдая, не зная, как к ним подступиться, чтобы вызволить Саню. Схватив друг друга за петельки они кряхтели, кружа на месте.

  В голове сразу промелькнули приёмы самбо, выученные в спортивном кружке. Феликс подлетел к борющимся, схватил парня в оранжевом свитере за плечи, а колено своё вдавил в нижнюю часть его спины. Когда парень оказался на тротуаре – от души врезал ему.

  Саня стоял, тяжело дыша, держась за горло.

  – Уфф...Молодец, спасибо!

  Но тут к ним вылетел из кустов коренастый небритый человек с палкой.

  Он сходу ударил Саню по руке, и тот завопил от боли.

  Следующий удар предназначался Феликсу. Тот сумел увернуться. Чуть присев, Феликс перехватил руку небритого парня и легко бросил его через плечо. Небритый свалился прямо на парня в оранжевом свитере.

  – А ты, я вижу дюжий! – послышался сзади чей-то хохот. – Против лома нема приёма!

  Перед ним стоял волосатый курносый тип с маленькими кровавыми глазками, будто у кролика. В руках у него была металлическая рейка.

  Курносый кинулся вперёд и махнул рейкой – та просвистела в воздухе, потому – Феликсу с трудом удалось увернуться. Феликс махнул рукой с зажатым в ней кинжалом. Курносый заорал нечеловеческим голосом. Рейка со звоном упала. На Феликса навалились недавние его противники. Парень в оранжевом свитере со всего размаху ударил его в лицо. Феликс упал. Над ним наклонился небритый коренастый тип.

  – Придушу! – крикнул он. Его руки потянулись к горлу. Феликс махнул ножом по его руке, и ещё один нечеловеческий крик разрезал ночной воздух.

  Феликс приподнялся, отряхиваясь. И тут же мгновенно спрятал кинжал – на свет фонаря у аллеи озарил фуражку с красным околышем и синей тульёй. Раздался заливистый свист.

  К ним спешил милиционер, а за ним ещё кто-то.

  – А ну-ка прекратить драку! Всем стоять на месте!

  Рука милиционера лежала на кобуре.

  За милиционером виднелся Щекутин с поперечиной от забора.

  Местных парней за минуту будто ветром сдуло, только кусты зашелестели. Долго был слышен топот ног.

  Напрасно милиционер приказывал остановиться, открывал кобуру и доставал пистолет – все скрылись!

  В дальнейшем начались расспросы, уточнения, потом Щекутин скомандовал «немедленно по койкам», и все разошлись.

  ***

  Утром Феликс с трудом поднялся по команде мастера «подъём». Тело ломило, будто испытало на себе тысячи ударов, голова трещала и слегка подташнивало.

  Утро было хмурым. Солнце, выглянув поначалу, скрылось за тучами, сеялся лёгкий дождик.

  В столовой за завтраком все выглядели изрядно помятыми, нездоровыми, с синяками, ушибами и ссадинами. Губа Феликса распухла, он тяжело пережёвывал пищу, да и аппетита не было вовсе.

  В ЛиАЗ, кроме группы Щекутина, набились ещё и студенты с ЛТО, которых развозили по полям. Феликс стоял на задней площадке, крепко держась за поручни, его мутило. Он делал вид, что слушает об амурных похождениях Сани Прохорчука на дискотеке, но мысли его были далеко. Он поймал взгляд стоящей неподалёку девушки и узнал её. Он пытался вспомнить её имя и ему это удалось – Соня... Да, конечно, Соня.

  Она улыбалась ему, потом покачала головой в знак сочувствия. Феликс хмурил лоб, болезненно сжимал губы. Когда скомандовали на выход, он помахал на прощание.

  Здесь был свежий воздух, пахло недавним дождиком и листвой.

  Вернидуб Пётр Тихонович, председатель совхоза, сегодня был мрачен.

  – Слушайте меня, хлопцы! Вот, значит, яблоньки, вот стремянки, вон корзины, вёдра. То что рвём сверху – аккуратно в корзины. Собираем внизу – бросаем в вёдра. Понятно?

  Были объявлены какие-то нормы, но Феликс уже этого не слушал. Он подтянул стремянку к ближайшей яблоньке. С ним пристроился мрачный, молчаливый Саня Прохорчук.

  Оказалось рвать яблоки совсем непросто. К тому же, когда чувствуешь себя не очень хорошо. Уже спустя час Феликс не мог поднять рук – болели.

  Он подошёл к мастеру, сидевшему на ящике и что-то писавшему в блокноте.

  – Владимир Артемьевич, я не могу работать. Заболел, плохо себя чувствую.

  Щекутин поморщился, как будто проглотил горькую таблетку.

  – Ничего не знаю, – твёрдо сказал он. – Есть план, есть нормы. Приказ – норму выполнить.

  Он присмотрелся к Феликсу.

  – Тебе понятно?

  – Да.

  – Отвертеться не удастся.

  Мастер поднялся с ящика, спрятал блокнот в сумку, быстро схватил Феликса за рукав и потянул за собой.

  – А пойдём-ка со мной.

  – Куда? – спросил Феликс.

  – Пошли. Скоро вернёмся. А ты работай.

  Последнее касалось подошедшего Прохорчука.

  Перекинув сумку через плечо, Щекутин пошёл вперёд, за ним поплёлся Феликс, думая, что возможно мастер хочет сменить ему работу, облегчить труд.

  Они шагали по саду, в котором возились сборщики яблок.

  Из-за рваной тучи выглянуло робкое светило. Поредевшие осенние сады пронзили солнечные иглы. Они ярко летели между бронзовых листов. Вверху неистово летали птицы, казалось, что воздух дрожит, искрит и даже звенит от их полёта.

  Владимир Артемьевич и Феликс пересекли каменку и вошли в сумрачный, остро пахнущей хвоей лес. Мелкие холодные капельки бусинками застыли на иглах.

  Владимир Артемьевич обернулся:

  – Слушай, пацан, вот что я тебе скажу. Не умеешь – пить не берись. Пить водку нужно уметь. Для этого нужно знать свою меру, чувствовать её мозгом, всем организмом. Вслушайся в него – он тебя всегда предупредит. Понял меня?

  Феликс смотрел на него широко открытыми глазами.

  – А коль напился, дурак, толком не закусив, опохмеляться надо. На!

  Он вынул из сумки маленькую фляжку.

  – Что это?

  – Водка. Пей!

  – Нет, не могу. Меня тошнит, я даже думать не могу о ней.

  – Пей, дурак, легче будет, – сказал Щекутин и поднёс флягу к разбитому рту Феликса. – Пей, я тебе сказал!

  Феликс подчинился, хлебнул, скривившись.

  – Ещё пей! Мало. Пей через не хочу.

  Феликс, морщась, хлебнул ещё.

  Щекутин зашуршал в сумке целлофаном и протянул бутерброд.

  – На, закуси. Хороший бутерброд, с колбасой и жареным яйцом.

  Они сидели на стволе поваленного дерева и чувствовали, как солнечное тепло побеждает сырость. Щекутин тоже съел бутерброд, наблюдая за Феликсом.

  – Я почему тебя привёл сюда. Смотрю, ты совсем никакой, еле ходишь. Вот и решил немного помочь. Ты только не трепись никому... Бог ты мой, губа разбита, нечёсаный, небритый, бледный. Посмотри – на кого ты похож? Заправься, приведи себя в порядок, ты же мужчина! И привыкай без мамки жить!

  Феликс доел, встал, послушно заправил рубашку в брюки, стряхнул с куртки листья и иглы.

  Когда они вернулись, Феликс выглядел веселее, и работалось ему немного легче.

  – Ты куда с ним ходил? – полюбопытствовал Саня Прохорчук.

  – Да так, работа одна была, надо было помочь.

  Прохорчук хмыкнул и продолжил собирать упавшие яблоки в ведро.

  ***

  Комсомольское собрание, которого все ждали с трепетом, оказалось очень непродолжительным. Видимо сказывалось, то, что к вечеру все порядком устали, да и надо было не опоздать к ужину.

  Сначала с короткой, но яркой речью выступил Щекутин, который не только отругал всех за недостойное поведение, но и веско предупредил, что последующие подобные выходки могут привести с исключению и из комсомола, и из училища.

  Сидевший рядом с ним старший лейтенант милиции взял слово.

  – Вы комсомольцы, граждане нашей необъятной страны, приехали к нам, помогать совхозу и отдохнуть... Последние ещё тёплые деньки перед осенью остались, так сказать... И что же мы видим? В первый же вечер – напились, подрались. Нехорошо. Не по-товарищески, так сказать, это. Мы вам все условия... Из-за чего же весь сыр – бор, гражданин Рыболовля?

  Рыболовля встал. Щёки его были красны. Он говорил ровным голосом, опустив взор:

  – После дискотеки мы решили погулять ... с местными девушками. Ну, немного пошутили, пообнимались. А тут они налетели и давай нас...Один даже с цепью был. Другие с палками, железками... Ну, как тут не дать сдачи? Я и поднял ребят...

  – Кстати, во время драки были нанесены резаные раны, – прищурился старший лейтенант. – Признавайтесь у кого финка?

  Все молчали. Феликс сидел ни жив, ни мёртв.

  – Молчите? Ваше счастье что никто из пострадавших заявления не написал. А то... Тут товарищ Щекутин, мастер ваш, просит простить вас для первого раза и никак не наказывать. Ладно, ограничимся пока воспитательной работой. Итак, будем считать, что мы договорились. Вы должны вести себя чинно, не хулиганить... Но, есть ещё одно обстоятельство. Из Дахова к нам пришли сведения о приводах граждан Рыболовли, Мешкова и Зимогорова в милицию. Поэтому вас мы берём под свой особый контроль.

  – Так мы же ничего такого не сделали! – воскликнул Мешков. – Они же первые...

  – А если того... Они нападут на нас снова? – спросил Рыболовля. – Что же нам молчать, терпеть? И, в результате, мы опять будем виноваты?

  Старший лейтенант крякнул.

  – Хм... Для начала старайтесь не болтаться ночью по задворкам, так сказать, по неизвестным вам улочкам, переулочкам, тупикам. У вас в 22.00 отбой! Это понятно? А если будете шляться где угодно... К сожалению, хулиганья у нас хватает. Конечно, город у нас маленький, всех своих мы знаем. Если что случится – пожалуйста, в кинотеатре, в той самой комнате, где отдыхает уважаемый товарищ Зося (тут старший лейтенант улыбнулся, а Зося покраснела) есть телефон. Есть телефон и у дежурной. Звоните, приходите. Говорите вашему мастеру, товарищу Щекутину, он нас поставит в известность.

  Зося подняла руку.

  – Товарищ старший лейтенант, проблема есть ещё и с досугом. Ребятам негде отдыхать.

  – Ну, скоро вы будете так уставать, что особо – то никуда ходить не будете, – иронично заметил Щекутин. – А, вообще-то, здесь проходят танцы, различные тематические вечера. Имеются шахматный кружок, библиотека, футбольное поле, спортзал. Всё это есть в ЛТО. Ходите туда. Вот тут парк, пожалуйста, после работы можно погулять...

  – Если проехать отсюда три остановки будет клуб. Там кино. Пожалуйста, приходите на сеансы, отдыхайте, развивайтесь культурно, – добавил старший лейтенант.

  Щекутин посмотрел на часы и что-то шепнул милиционеру.

  – Ну ребята, нам всем пора, – сказал старший лейтенант, вставая. – И помните, у нас с вами уговор.

  ***

  День спустя Вернидуб Пётр Тихонович уже не просто говорил, он рычал, он пламенел от гнева:

  – Я прихожу домой, значит! Я кричу на детей, на жену кричу, потому, что уже не могу... Вы доводите меня до белого каления! Сколько можно объяснять. Вот яблочко. Вот оно.

  Он достал яблоко из ящика.

  – Как его нужно сорвать с веточки? Бережно сорвать! Не сжимать его по бокам – потом будут пятна. Ваши папы и мамы придут в магазин они не захотят покупать такое яблочко. Значит, оно будет уже подгнившим. Сорвали – бережно положите его в корзину. Для этого у вас есть напарник внизу. Не бросайте его! Не трусите вы яблоню! Яблочки попадают, они уже битые, испорченные, значит, это подбор уже, это уже другой сорт. Понятно вам?

  – Это долго и скучно так рвать, – заметил Зимогоров.

  – Ну зачем же вы сюда приехали? – с притворным умилением спросил Пётр Тихонович. – Скажите на милость? Портить? Нет, вы приехали помогать. Работать нужно очень бережно, значит. Но и быстро, время не ждёт, погода торопит. Хорошо пока деньки ещё тёплые, а потом холод пойдёт...

  Феликс забрался на стремянку и бросил взгляд на сад. Яблоньки, хрупкие и бережные, тянулись очень далеко. Особенно привлекло его небо. Он будто впервые его увидел. Небо сентября будто меняло краски, как сама пора года – от голубого к синему, а затем к фиолетовому цвету... Он осторожно сорвал с ветки краснобокое яблоко, впился в него зубами, так, что брызнул густой сладкий сок...

  Спустя неделю, на выходные, было разрешено поехать домой. После работы все, конечно же, набрали в рюкзаки и сумки яблок. Но Щекутин вычислил практически всех нарушителей. Он попросил высыпать яблоки в совхозные ящики, а с собой взять не более десяти штук.

  Сидя в автобусе, ожидавшему к отправке на железнодорожную платформу, Феликс с ужасом заметил опоздавшего Севку Дудкевича. Ведь рядом с автобусом стояли и о чём-то беседовали Вернидуб и Щекутин, а рюкзак Севы просто ломился от яблок. То ли он не слышал предупреждений, то ли решил пойти на риск.

  – А ну-ка стой, голубчик, – не спеша произнёс Вернидуб, и поманил Севу к себе. – Показывай рюкзак. Это что? Я спрашиваю – это что?

  Рядом стоял покрасневший Щекутин.

  – Яблоки, – ответил Сева.

  – Воруем, значит? Народное добро растаскиваем? А я ведь предупреждал!

  И Пётр Тихонович Вернидуб разразился очередной нравоучительной тирадой.

  – Всё, засыпался гитарист, – констатировал Мешков, глядя через стекло.

  – Может ещё сумеет выкрутиться? – с некоторой надеждой произнёс Федя Добролюбов.

  Все напряжённо наблюдали за ситуацией из окон автобуса.

  Более всего Феликса поразило лицо Всеволода. Невысокий, стройный и подтянутый, в красной куртке с капюшоном, под которой виднелся клетчатый пиджак, он был совершенно спокоен. И в этом спокойствии он был красив. Такого спокойного лица и чувства собственного достоинства Феликс ни у кого никогда не видел. Коричневые глаза Всеволода вневременно и беспристрастно смотрели на происходящее. Только сейчас Феликс разглядел Севкино смуглое, после лета, без единого пятнышка лицо, аккуратно выбритое.

  – Значит, так. Штраф, – объявил Вернидуб. – Плати штраф – три рубля.

  – Хорошо, – спокойно ответил Дудкевич.

  Высыпав яблоки в ближайший ящик, Севка вернулся и пошарил в карманах.

  – У меня только рубль есть, – сказал он. – И ещё пятьдесят семь копеек. Как раз на проезд. Немного не хватает, извините. Сейчас у ребят поспрашиваю.

  – Ладно, брось, – сказал хмурый Щекутин. – Возьмите.

  Он вынул из бумажника деньги и протянул Вернидубу.

  Тот и сам немного смутился, но деньги взял, сложил, и аккуратно положил за обложку блокнота.

  – Ладно, давай садись автобус,– сказал Щекутин. – А гитара – то где?

  – Здесь оставил у дежурной. Чтобы не возить туда-сюда, – ровно ответил Дудкевич и полез в автобус.

  «Почему я не имею в друзьях такого интересного человека, как Сева Дудкевич?» – подумал было тогда Феликс. – «Умный, талантливый, книжки вон какие читает, песни поёт».

  Но внутри себя Феликс сознавал, что он немного стесняется Севки.

  ***

  Следующая рабочая неделя в совхозе оказалась тоже достаточно тёплой и сухой. Постепенно все привыкли к работе на яблоках, выполняли и перевыполняли нормы. После работы ходили по городку, изучив его вдоль и поперёк, играли в футбол и волейбол с ребятами из ЛТО, бывали на танцах и в кино. Эксцессов с выпивкой и драками больше не было, хотя Феликс замечал эту неразлучную тройку – Мешкова, Зимогорова и Рыболовлю немного навеселе, даже видел, как они выбрасывали бутылку из-под портвейна – но всё было в пределах относительного приличия.

  В один из вечеров, вернувшись с работы, Феликс отказался идти с Федей Добролюбовым, Зосей Пряжко и Ваней Крапивой на волейбольную площадку. Ощущалась какая-то непонятная слабость в теле, крутили ноги.

  «Наверное переутомился» – подумал Феликс. Он читал книгу, когда вошла дежурная.

  – Ребята, кто из вас Феликс?

  – Я, – Феликс приподнялся с койки.

   – Там к тебе пришли.

  У входа стояли Соня и её подруга Люда. Они предложили Феликсу взять кого-то из товарищей и пойти в кино.

  Феликс позвал Саню Прохорчука, и они вместе поехали в клуб. Но сам Феликс был грустен, даже во время сеанса ему было холодно и неуютно.

  Поздним вечером, когда он вернулся с прогулки, ребята передали ему письмо, принесённое почтальоном. Писала Ира Крижанич.

  Привет, Феликс!

   Помнишь ещё меня? От твоих родителей я узнала, что ты уехал в совхоз на сельхозработы. Рассказывали, что ты поселился в каком-то кинотеатре. Я узнала адрес единственного кинотеатра в этом городке и вот пишу на этот адрес, но, чувствую, что пишу «на деревню дедушке» – не уверена, получишь ли ты в руки это письмо. Если оно найдёт тебя – я буду очень рада.

  Ну, что я могу сказать о себе? Я не поступила в Вербовске – не прошла по конкурсу. Теперь вот вернулась, передохнула и обложилась учебниками. Но жить на шее родителей не хочется. Устроилась работать помощницей библиотекаря. По знакомству, конечно... А что, книги я люблю, литературу знаю неплохо и даже на машинке печатать умею. Помнишь машинку у меня дома на которой я клацала? Вероятно, пригодится! Работа в библиотеке для филолога – очень хорошая практика. Рядом со мной всегда словари, энциклопедии. Немного скучно одной – все разъехались. Знаю, что Севка Дудкевич с тобой, передавай ему привет.

  Знаешь, Феликс, много писать не буду, я не уверена, что дойдёт письмо.

  Но ты, когда будешь в городе, заходи, если будет на то желание.

  Пока!

  Ира.

  Феликс передал привет от Иры Севке Дудкевичу, который, по своему обыкновению, терзал гитару. Потом лёг в постель. Ему не здоровилось.

  «Как хорошо, что Ирка написала. Какой она добрый и светлый человек», – подумал Феликс. – «Обязательно к ней загляну».

  Ночью его здорово морозило, а утром, встав, он чувствовал сильное недомогание, ломоту в теле. Кое как приведя себя в порядок Феликс пожаловался на самочувствие Щекутину.

  Тот пощупал голову:

  – Ого, горячая. Болит? Что это с тобой?

  – Да может на ветру простыл, не знаю.

  – Ладно. Вот тебе пока что аспирин. А это цитрамон от головы. Водой запей. Сейчас идёшь со всеми на завтрак. Потом я отправлю народ на работу, а с тобой – в медпункт.

  В столовую Феликс шагал вяло, но завтрак немного подкрепил его.

  В медпункте медсестра нашла у него температуру и сыпь в горле.

  – Да, на работу ни сегодня, ни в ближайшие дни нельзя. Я дам направление к врачу в местную поликлинику.

  – Пожалуйста, отпустите меня домой, – попросил Феликс. – В девять тридцать электричка, сорок минут – и я дома. Там всё-таки родители, уход. А здесь? Лежать в этом холодном кинотеатре? Я ещё больше простужусь... А кто мне пилюли будет покупать?