Текст книги "Меч, палач и Дракон"

Автор книги: Александр Рау

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 29 страниц)

Они будут давать мне силу своей верой, и воинов в армии, но никогда не станут ядром будущего мира. Фанатики годны лишь на подавление восстаний.

– Ты замахнулся на все Благословенные Земли? В здешних дешевых рыцарских романах есть такой образ – злой колдун, мечтающий о власти над всем миром. Ты уподобляешься ему, – усмехнулся Гийом.

– Авторы, сами того не зная, угадали истину. Другой достойной цели нет. Куда мне еще потратить свои силы?

– Измени Алькасар, поставь его с ног на голову. Сделай цивилизованным, – предложил маг, – Что не можешь? Знаешь, что султанцы ждут от тебя войны и только войны.

– Не хочу. Скучно. Задача не того ранга. Восстановление Панцаской империи, что властвовала над всеми Благословенными землями тысячу лет назад – вот тот ребус, что будоражит мой мозг. Вот опасность, греющая кровь. Вот вечная слава в случае успеха!

– Ради нее ты готов уничтожить свою родину. Залить ее кровью. Ты действительно стал Драконом, Кербон-Гюрза. Долог путь от человека до змеи, но короток от гада ползающего, до гада летающего.

Бывший ученик не обиделся, наоборот, обрадовался.

– Вот ты и признал меня. Иди в том же направлении, и мы встретимся. Моя Родина – Мендора, ее узкие древние улочки и старые дома красивого желтого кирпича. Мендору я не трону, хоть, и нельзя жизнью мою в ней назвать счастливой. Камоэнсцы противятся мне, но я осчастливлю их насильно. Они будут одним из оплотов моего государства. Дракон – это не жесткость и кровожадность, не алчность, – это холодная, справедливость для всех.

Не будет разорительных налогов и произвола графов и баронов, города получат самоуправление, исчезнут таможни и поборы – расцветет торговля, следом и ремесла, за ними искусства и наука. Книги печатные будут в каждом городском доме и каждой деревне. Я проживу долго и создам золотой век. Но золото не дается даром – за него нужно платить. Радость моих будущих дней – кровь и грязь сейчас.

Кербон говорил быстро, горячо, сжевывая часть слов, стремясь быстрей поделиться идеями с тем, кто мог оценить их по достоинству. Гийом молчал удивленный мыслями бывшего ученика.

– Ты считал себя выше меня, учитель? Не так ли? Думай теперь, как ты ошибался. Я помню все: и зло, и добро. Для тебя, Гийом, место в моем сердце и по правую руку в совете есть всегда. Знай это, как и то, что ради прекращения войн в будущем я буду беспощаден в настоящем. Завтра войско Камоэнса погибнет, если ты не примешь меня – не остановишь бойню. Я в любом случае спасу Ангелу, в память о тебе спасу. Но за душу ее, за нервы не отвечаю.

– Гибель войска – не гибель государства. Если ты еще сможешь победить Агриппу.

– Это крушение прежнего Камоэнса, который я хочу сохранить. Для тебя – конец всего. Решайся, учитель! – почти крикнул Кербон, видя колебания на лице мага, – Я оставлю Ангелу королевой, Марк в замен получит Остию. А ты будешь мужем Ангелы – королем.

Мне нужны не только слуги и подданные, но и друзья. Никто не умрет, и все будут счастливы. Камоэнские рыцари с удовольствием пойдут против Остии. Договор можно оформить так, что будет казаться, что мы в равном союзе.

– Уговорить Ангелу покориться тебе и начать строить Империю Дракона?

– Да. Решайся. Я вышлю к тебе Марка – сам не могу, статус не тот. Я мессия. Но и Меч мой, равный королям, имеет право подписывать договоры от моего имени.

– Шли, – с большим трудом дались магу эти слова, лоб его покрылся мелкими капельками пота, – Встретимся через три часа у ручья на нашем левом фланге, оттуда я проведу его к Ангеле.

– Да будет так! – Кербон открыл глаза, умудрившись не потерять при этом магического контакта.

Гийом не выдержал его взгляда, отшатнулся и упал с табурета. Глаза Кербона изменились. Изменились и формой – они стали овальными, и содержание – белки пожелтели, зрачки стали матово черными, неестественными, поглощающими свет.

Суровую фигуру мага, черным каменным столбом застывшую на возвышенности у ручья, Марк де Мена заметил издали. Меч Кербона и визирь будущей империи с легкостью двигался пешим, будучи облаченным в тяжелые доспехи с накинутым поверх них длинным плащом. Его могучее тело, привыкло к трудностям, а упрямый характер был сильнее плоти.

Ветер трепал светло-русые волосы Марка, он не одел шлем. Тяжелый меч-бастард, с длиной рукоятью, годной как для боя одной рукой, так и двумя, – приятно давил на стальной наплечник. Клинок был обнажен.

За его спиной ночь в стане Алькасара озаряли пять огромных до неба костров. Марабуты – жрецы Вечного Пламени, следовали за войском, прислуживая Дракону, шпионя для него, и карая его врагов.

Ночь принесла холод и остановила ветер. Здесь у ручья воздух был свеж и только чуть-чуть отдавал гниющей осокой. Де Мена ступал твердо и уверенно. Трава мягко шуршала его под ногами.

Он не боялся ловушки. Во-первых, смерть его бессмысленна и бесполезна, она лишь разозлит Кербона и обречет на страшную смерть всех камоэнсцев. Во-вторых, мага отличала верность данным обещания, и никто из известных Марку врагов Гийома, ныне покойных, не был убит во время переговоров.

Бывший лейтенант гвардии, а ныне Меч Дракона, предвкушал встречу с Ангелой и ее свитой. Нет, он не хотел ни обижать королеву, ни унижать ее придворных – будущих соратников и союзников. Он просто хотел увидеть в глазах бывших соотечественников преклонение перед вершиной, на которую он взобрался, уважение и, может быть, страх.

Марк – некрасивый неудачник, которого из-за изуродованного лица и тяжелого характера избегали женщины. Марк – не признанный герой – его честным рассказам о подвигах в Алькасаре никогда полностью не верили. Марк – никогда не мирившийся с третьими ролями, которыми ему приходилось играть, скрипя зубами, подчиняясь чужим приказам. Он – гордый и самолюбивый – желал в блеске появиться перед теми, кто был первыми в его прошлой жизни, чтобы раз и навсегда избавить себя от наследия былых времен. Родиться заново. Другим. Лучшим.

– Рад видеть тебя, Гийом! – воскликнул он, когда до мага оставалось шагов тридцать.

– Рад? – неприятно усмехнулся чародей, скрестивший руки на груди, – Это дурной знак. Ты не болен случайно, Марк? – он вытянул руку вперед, – Стой, где стоишь! Сейчас подойдут очень важные люди.

– Сама Ангела, или Агриппа с Рамоном? – спросил де Мена, подчиняясь.

– Увидишь, – скупо ответил маг.

Марк подчинился, снял бастард с плеча, воткнул его в землю. Через некоторое время – ренегат успел досчитать до двухсот – кто-то подошел к Гийому и был узнан по голосу.

– Луис? – удивился Марк, – Ты то здесь за чем? Гийом, он что, новое доверенное лицо Ангелы?

– Нет, он пришел, чтобы мне не было скучно, – громко ответил маг, – Обернись. Вот те, кого мы ждали! – он указал рукой за спину де Мена.

* * *

Тихий шепот едва доносился до уха владыки алькасаров султана Хамди, заслужившего от подданных прозвище Коварный. Говоривший стоял на коленях, уперев лоб в шелк, устилавший пол шатра. Дрожащий голос, лохмотья вместо одежды, синее от побоев тело – ничто не угадывало в нем прежнего воина.

– … у ручья, на рассвете, о повелитель, у ручья. Я все хорошо запомнил. Все-все, – бывший пленник «камоэнков», обрекший себе на позор тем, что даже не был ранен, по-рабски заискивал перед Хамди, надеясь угодить вершителю своей судьбы.

– В полночь у ручья на левом стороне? – переспросил толстобрюхий султан.

– Да, мой господин, – раб камоэнков, отпущенный колдуном Гийомом, поднял голову для кивка и, опомнившись, резко ударил ей об пол.

– Ты хороший слуга, Гагат, – похвалил его Хамди, – встань. Я дарю тебе в награду двух коней и оружие. Смотри, не потеряй вновь. Ступай, – он махнул рукой, давая знак и вестнику, и страже.

Счастливый Гагат, на коленях пятившийся к порогу, не заметил, как в руках телохранителя за его спиной появилась удавка. Отпущенный пленник долго хрипел и бился, тщетно пытаясь вырваться из петли убийцы.

– Ты слышал? Нечестивый слуга Дракона будет в полночь у ручья близи лагеря своих братьев по крови – убей его! – обратился султан к начальнику своей охраны Муге, мучения Гагата его нисколько не отвлекали.

– Будет сделано, мой король, – Муга сдержано поклонился, взмахнув огромной копной огненно рыжих волос.

Когда-то – до прохождения через Вечное Пламя – он называл себя Генри. Остиякский наемник, служивший Тронто, быстро перенял веру алькасарских корсаров, попав к ним в плен. Вот уже десять лет он был верным орудием Хамди.

Султан не доверял Муге меньше, чем прочим слугам. Тот был прост, как монета в полдинара: жесток, алчен и кровожаден. Пока господин, по старой привычке именуемый Мугой королем, давал ему развлечения и золото, остияк был лучшим из слуг.

После того, как полог шатра задернулся за начальником охраны, Хамди стал перебирать четки из обожженного дерева, пачкая пальца золой. Черные руки – признак благочестия, должный дать ему благосклонность Дракона.

Султан был умным и расчетливым человеком. Он признал Кербона, иначе бы был растерзан собственными янычарами. Этот проклятый колдун, ученик мерзкого Гийома, сумел подчинить себе его народ и войско. Но Хамди не злился на Дракона – это был грех, раздражение его уходило вместе с обдумыванием перспектив новой эпохи.

Дракон, обеспечивающий завоевания и не посягающий на власть над Алькасаром, был хорошим Мессией. Марк же другое дело. Проклятый северянин мнит себе визирем дракона. Его мечом. Занимал законное место Хамди – по правую руку от Дракона.

* * *

– Предатель! – де Мена вырвал меч из земли, не зная кого атаковать: мага или темные фигуры с ятаганами, бегущими к нему со стороны лагеря султанцев.

– Нисколько. Я же на вас не нападаю. Алькасары свободны в своих действиях, – спокойно отвел обвинения маг, – Берегитесь, Марк. Они уже близко.

Султанцы крались за ренегатом, оставив в лагере лошадей. Они напали тихо, без привычных боевых кличей. Безликие тени в черных халатах вооруженные тускло блестящими при свете лун кавалерийскими ятаганами – длинными клинками, лишенными гард, прямыми с двумя едва заметными изгибами на лезвии.

– Сдохни! – Марк не стал сохранять тишину, первый храбрец, кинувшийся на него, рухнул с разрубленной головой.

Его товарищи, общим число около двенадцати, не испугались такой участи. Бастард Марка скрестился с двумя быстрыми клинками. Ренегат едва успел отпрыгнуть, избегая удара третьего.

Луис де Кордова, стоявший рядом с магом, обнажил свой меч и, затаив дыхание, следил за схваткой. С плеч Марка спал плащ, и теперь он – железный воин – был единственным светлым пятном во мраке ночи, свет лун отражался от металла. Пятном, окруженным размытыми тенями.

Гийом выбрал гибельное место для переговоров. Ренегату не где было найти защиту для спины. Он кружился как могучий кабан, загнанный собаками, совершая невероятные прыжки, двигаясь с быстротой необъяснимой для носителя доспехов.

Тяжелый бастард чаще отводил и парировал удары врагов, но если бил сам, то наверняка. Одно движение, и султанец отлетает в сторону, хлеща кровью из смертельной раны. На первых порах убийцам не удавалось окружить Марка, он двигался, разрывая их цепи, оказываясь в тылу, заставляя мешать друг другу.

Так не могло продолжаться долго. Султанцы были умелыми воинами. Не раз и не два их ятаганы рубили ренегата, пробивая крепкий доспех, раня. Марк рычал от боли, но не падал, а убивал. Медленней, чем прежде, но убивал.

– Господи, он еще держится! – Луис едва не срывался на крик. Зрелище не могло оставить его равнодушным. Камоэнский рыцарь дрался один против восьми алькасаров, являя пример доблести. Гены поэта требовали вмешаться.

– Да, – странным голосом ответил маг, – Впечатляет. Так же, наверное, сражался и Блас, защищая спальню принца. Переживаете? – помогите, – сказал он и не уточнил кому.

Марку подрубили ногу, он припал на одно колено – израненный, но по-прежнему опасный. Его тут же окружили, бастард оказался прижатым к земле.

Султанец взмахнул ятаганом. Искалеченный ренегат страшно закричал. Отрубленная рука в латной перчатке даже после падения на землю не отпустила оружие. Луны осветили блеск пяти клинков, на миг застывших в воздухе. Изрубленные доспехи не спасли своего хозяина.

Алькасары разошлись в стороны. Один из них склонился над де Мена, отложил ятаган, обнажив кривой кинжал, с трудом перевернул тело на спину. Откинул безвольную голову назад.

«Трофей добыть хочет. Доказательство», – мерзкая догадка посетила Луиса.

Черная тень, упавшая с неба, вонзила когти в султанца, и взмыв выше, отшвырнула его от тела Марка. Дракон прилетел на помощь своему Мечу, но опоздал. Ему осталась лишь месть. Пламя, вырвавшееся из узкой пасти, осветило рыжие волосы следующего врага. Миг – и убийца стал живым факелом, вернувшим солнце на место побоища.

Оставшиеся алькасары повели себя по-разному. Одни пали на колени, закрывая голову руками и отклячивая зады. Другие не побоялись замахнуться ятаганом на крылатого монстра. Дракон не пощадил никого. Бил хвостом, украшенным острым крюком, отрывал руки и ноги зубастой пастью, раздирал когтями передних лап.

Последнему он откусил верхушку бритого черепа. Откусил и выплюнул, после зашагал на Гийома, забыв про крылья, на обманчиво тонких и длинных лапах. Худой как призрак демон с вытянутой окровавленной пастью и желтыми глазами.

Луис шагнул вперед, заслоняя собой мага. Чародей не подчинился, отстранил защитника.

– Не сейчас. Завтра! – из рук Гийома исходило голубое сияние, что заставляло Дракона щурить большие черно-желтые глаза. Под действием сияния золотая чешуя чудовища блекла и темнела, красная и вовсе казалась засохшей кровью.

– Назад! Забирай тело и уходи! Не я убил его! Встретимся завтра!

Дракон завыл по-человечески, задрав длинную шею к небу, словно волк. Постоял немного, чуть покачиваясь на лапах. Сделал несколько шагов навстречу магу. Сияние усилилось. Остановился, подхватил двумя передними тело Марка, с трудом оттолкнулся от земли и взлетел.

«Завтра!», – прошелестело в воздухе.

– Вот и все на сегодня, – устало вздохнул Гийом, опуская руки.

– Больше я никогда не последую за тобой в ночь, Гийом, – поэт сел на землю, вытянув ноги, – «Веселая прогулка» – очень веселая. Я теперь уснуть не смогу.

– Придется. Эта ночь может быть последней в твоей жизни, – серьезно ответил маг, – Немногие доживут до завтрашнего вечера.

Гийом уселся рядом с ним на холодную землю, уже настроившую себя на зиму.

– Луис, пожалуйста, сходи, посмотри, не забрал ли Кербон меч Марка? – припросил чародей.

Поэт вернулся, неся бастард и руку, держащую его мертвой хваткой.

– Вот.

– Будь, другом, освободите оружие.

Луис с помощью кинжала отцепил пальцы. Потянул магу меч. Тот вытер лезвие пучком желто-зеленой травы.

– Пойдемте в лагерь. Агриппа может выпускать своих охотников, – Гийом указал на стан алькасаров, из которого доносились звуки сражения, – Хищники грызут друг другу глотки. У Кербона зубы острее, но султан не даст ему легкой победы.

Де Кордова задержался, выкопал кинжалом яму и похоронил в ней руку де Мена.

* * *

Ночной рейд кустилье Агриппы прошел крайне удачно. Камоэнсцы зарезали около тысячи сонных, растерянных, дезориентированных общей паникой алькасаров, потеряв два десятка своих товарищей и пригнав сотню пленных.

– Если бы могли сейчас бросить против них все войско…, – хищно облизнулся рыжий Эстебан Гонгора, участник вылазки, забрызганный кровью, как мясник на бойне.

– Это все мечты, – прервал полет его мысли Агриппа, – Наши рыцари в ночи еще худшие вояки, чем алькасары. В такой тьме победа легко может обернуться поражением. Мы не знаем всех козырей Кербона. Что делать нам, Гийом? – обратился он к магу.

– Ничего. Ложитесь спать. Отдохните. Завтра осуществиться ваша мечта, маршал, вы надерете задницу самому султану. О драконе не беспокойтесь, я беру его на себя, – Гийом указал на меч Марка, несомый Луисом.

– Он слишком тяжел для вас, – тут же заметил Агриппа, – я подберу вам оружие по руке.

– Нет уж, – отмахнулся маг, – Мне нужен именно этот клинок.

* * *

Стража у шатра королевы пропустила мага без лишних слов, у них был четкий приказ Ангелы. Но вот ее старая служанка встала стеной на пути чародея, охраняя сон своей госпожи, которую она нянчила еще малышкой.

– Изыди, колдун! – бабка осенила его двумя треугольниками, – Отстань от девочки моей!

– Иди спать, Кончита! – Кармен Феррейра умела говорить так, что самые упрямые люди понимали ее одного слова. Она появилась из покоев Ангелы, откинув полог.

– Ты меня спасла, – маг поклонился.

Кармен была в тоненькой ночной рубашке, поверх которой был накинут плащ. После смерти Гальбы она стала больше улыбаться, иногда шутила. Остроты ее были колки и злы. Сплетничали, что у нее бывали кавалеры. Гийом одергивал говоривших такое, хотя знал, что слова эти – правда. Кармен пыталась забыться, ища тепла. Больше одной ночи она с мужчиной не общалась. Выбирала достойных – тех, что не будут болтать. Боль никуда не ушла от нее, лишь затаилась в глубине глаз и у сердца, готовая в любой момент выплеснуться наружу.

Она была притягательной, слабой и сильной одновременно, и очень несчастной.

– Марк де Мена мертв. Его изрубили алькасары, – сказал Гийом, обняв ее за плечи.

– Спасибо, – Кармен прижалась к нему, уткнувшись носом в шею.

Гийом почувствовал капельки влаги на коже, девушка тихо всхлипнула. Он терпеливо ждал, боясь сделать неловкое движение.

– Спасибо, – повторила она, отстранившись, – Иди к Ангеле, я нагрела тебе место, – Кармен слабо улыбнулась.

Чародей откинул полог, аккуратно ступил на медвежью шкуру на полу. Скинул плащ и куртку, снял рубашку. Присев, стянул сапоги и штаны. Приподнял одеяло. Лег, тщательно вымеряя движения.

Ангела спала, обняв подушку, крепко прижав ее к себе. Он мягко поцеловал ее обнаженное плечо, щечку, ушко. Скользнул рукой вверх по бедру. Девушка чуть повернулась на спину. Поцеловал в губы.

– Ги, – он не видел, но чувствовал, что она улыбается.

Ответил новым поцелуем.

– Я ждала тебя.

– Догадываюсь, – промурлыкал маг, лаская ее тело.

– Что-то изменилось? Ты вновь меня любишь? – она не забыла разговора в кабинете.

– Да. Завтра я могу погибнуть. Поэтому здесь – лобзаю тебя. Думаю о тебе – единственной из всех женщин, что были у меня.

– В последний раз? Не хорони себя раньше срока, Ги! – от возмущения она чуть отстранилась.

– Не хороню. Просто Кербон очень силен. Но я убью его, ради… Ради всех и всего. А сейчас я хочу любить тебя изо всех сил. Прочувствовать каждой клеточкой тепло той, за которой пришел сюда.

Ангела не ответила. Укусила его за губу и привлекла к себе, обхватывая руками и ногами

Они ласкали друг друга страстно и исступленно, на зло смерти, что медленно спускалась на землю вместе с рассветом.

– Ты будешь со мной?

– Буду. Только не отвергай, меня Ангела. Я люблю тебя, такой как сейчас – самой нежной женщиной в мире.

Маг и королева любили друг друга посреди войны. Вопреки судьбе, что завтра могла разлучить их. Отбросив все глупые мысли, амбиции и обиды. Любили во имя любви.

Глава 29

Хмурый рассвет вставал над полем, разделявшим заклятых врагов. Солнце только еще намеривалось подняться из-за линии горизонта, но уже было ясно – день будет пасмурным и дождливым. Просыпающиеся воины, гнали прочь, навиваемую утром тоску. Им все было предельно ясно – бой с Алькасаром. До последней капли крови. Во имя Камоэнса – родного очага и семьи вокруг него. Ради того, чтобы жены и дети их не попали в гаремы султанцев. Ради того, чтобы в храмах не устраивали хлева и конюшни.

Не было обычной солдатской ругани и перебранки. Все были сосредоточены и серьезны, просветлены общей целью и идеей, горды ей.

Воины одевались и выходили из палаток, вставая на колени. Священники обходили лагерь благословляя каждого воина и меч его.

– Я грешен, отче! – Барт Вискайно – еретик-каредесец, каялся священнику-ратофолку у своей батареи, – Я убивал, обманывал, лгал, предавал и обольщал чужих жен.

– Отпускаю тебе грехи твои, сын мой, – старенький святой отец видел нательный знак Барта – круг-колесо «невозвращенцев» – но все же поднес ему к губам чашу со святой водой.

– Пей сын мой, пусть очисться твоя душа и проясняться помыслы.

Барт пил на глазах его выступали искренние слезы необъяснимой радости, осознания своей близости к миру и родства с тысячами людей. Он попросил толику святой воды и окропил ей не только лагрский кинжал – подарок Гийома, но и орудия-огнеплювы своей батареи.

– Ничего, что смердят они как демоны и воняют гарью и серой? – осторожно спросил Барт.

– Добро, – посмотрел на трубу огнеплюва священник, – Все, что разит язычника, служит делу Господа нашего.

Вдалеке слышался могучий хор паасинов. Они пели все вместе, закрыв глаза, представляя, что находятся не в ровной, как скатерть, степи, а в родном лесу под сенью гостеприимных деревьев. Впервые за сотни лет они, не считающие себя людьми, собрались драться вместе с камоэнсцами как полноценные жители одного королевства, одного дома.

Гийом упустил время на молитву и исповедь. Он выскользнул из постели, когда утомленная, но счастливая Ангела заснула. Магу было не до сна.

Его ждали алькасары, плененные во время ночной вылазки. Сотня человек лежала на сырой земле, со связанными за спиной руками. В ряд, один за другим. Охранявшие их гвардейцы с опаской косились на мага, рисующего черной краской непонятные им знаки на мече-бастарде.

Закончив – покрыв клинок с обеих сторон росписью широких знаков – Гийом положил меч на колени, покрутил. Свежая краска против должного, не пачкала кожаные штаны. Остался доволен результатом. Вздохнул, встал, подошел к первому султанцу. Взял бастард обоими руками.

Крик алькасара оборвался на середине, перешел в бульканье. Маг шагнул к следующему, не обращая внимания на агонию первого, конвульсии, кровь, хлещущую из разорванной глотки.

Убийца получает силу жертвы. Этот простой закон помнят все полудикие народы, такие как алькасары, что прилежно хранят память о победах своих, ставя зарубки на рукоятях сабель и кинжалов. Скайцы тоже упоминают в песнях о героях точное число сраженных им врагов. Они только не знают, что сила эта быстро оставляет убийцу. Вытекает, как вода из дырявого бурдюка. Иначе бы не погибали матерые хищники от рук зеленых юнцов.

Сила эта – важна лишь в бою, пока кипит кровь в жилах, и туман карминовый застилает глаза. Рубиться рыцарь, получив десяток ран, а не умирает, как Марк де Мена этой ночью. И большую цену платят враги за смерть его. Но вот закончилось сражение, и рыцарь умирает, сила убийцы – она лишь на убийство и идет.

Тяжело поднимался и падал бастард – меч, уже однажды проливший кровь Кербона, назвавшегося Драконом. Страшные знаки, нанесенные на него непросты, маг напряг память и вспомнил далекую молодость, пору теоретического увлечения некромантией.

Тело его – не надежный сборщик – впитывало лишь часть силы, хлещущей вместе с кровью жертв. Прочую, обычно уходящую в землю, забирал широкий клинок де Мена. Медленно краснел металл, будто бы втягивая кровь, как пиявка. Растекался кармин по сверкающей стали, забирая свет ее, обличая истинную суть, стирая лживое благородство.

Гвардейцы осеняли себя треугольниками, ругались и глотали вино и коньяк из пузатых фляжек. Маг медленно шел вперед по страшной живой цепочке. После пяти-шести жертв садился на землю – отдыхать, разминать руки, особенно кисти, тяжел был меч Марка.

Султанцы бились в путах, кричали что-то. Гийом не слушал – они для него все уже были мертвы. Он иногда кидал взгляд на небо, сплевывал и принимался за свое палаческое дело. Время поджимало.

Последний десяток он просто заколол, рука дрожала при рубке. Бастард, казавшийся оружием настоящего упыря-кровососа, не хотел покидать теплые, еще живые тела. Приходилось тащить его, упираясь в труп одной ногой.

Последний. Голова мага кружилась, из носа вот-вот могли хлынуть красные струйки.

– Гийом, вас ищут. Алькасары уже вывели войска, – подходя, Луис шумел железом доспеха.

Чародей обернулся. Поэт отшатнулся.

– Еще не полдень. Я успею умыться. Нехорошо пугать Ангелу, – сказал маг.

Де Кордова кивнул и распорядился о бочке с водой.

Войско замерло, вытянувшись в линию на восемь лиг, притом. Замерли рыцари на боевых конях, ордонансы в плотном строю, замолчали гарнизоны таборов. Командиры давали последние приказания, товарищи поручали друг другу просьбы на случай гибели, Кто-то напевал фривольные песенки, являя образец полной безмятежности, кто-то сосредоточенно читал молитвы, запинаясь, забывая слова, заменяя канонический текст искренним обращением от сердца.

Алькасары так же вышли из своего лагеря. Шумная цветастая орда неспешно двигалась к врагу, выходя на подходящий рубеж. Пять лиг – много для атаки конницы и пехоты, вот одна – в самый раз. Ветер опять был на стороне огнепоклонников, донося до ратофолков их оскорбительные выкрики.

– Я пошел, – проговорил Гийом, обращаясь сам к себе.

Он отказался от лошади, стоял пеший среди конных, смотрел сверху вниз. На плече держал страшный бастард, один вид которого заставлял грандов свиты, избегать близости чародея. Но никто ничего не говорил. Маг был подлым колдуном, место которого на костре, но своим. Единственным, кто был готов бросить вызов Дракону.

– Возвращайся, – попросила его Ангела. Королева не стала обряжаться в женские парадные доспехи, осталась, как и была в скромном закрытом платье. Олицетворяя перед воинами их жен, дочерей и любимых. Олицетворяя собой Камоэнс. Родину.

– Удачи! – пожелал ему Агриппа, накинувший на плечи черно-желтый плащ, – Сделайте свое дело, и я не подведу.

Графы и Рамон Мачадо молчали. Кармен – вечная спутница королевы улыбнулась ему и махнула рукой. Больше никто не сказал ни слова. Луис был на позиции в своем полку. Маг развернулся и зашагал к алькасарам. Воины распутались, освобождая дорогу, смотрели с надеждой. Но одобрительных выкриков было мало, слух о бойне пленных успел обойти войско.

Алькасары остановились на заранее выбранном рубеже. Были отчетливо видны границы между отдельными дружинами беев и санджаков. Султанцы соревновались в богатстве конской упряжи и оружия. Их орда, в ярких халатах поверх кольчуг, влекла глаз разнообразием расцветок и оттенков. Камоэнсцев отличала суровость цветов на гербах, плащах и конских попонах.

Заметив одинокого чародея, из общей массы алькасаров выдвинулась группа всадников, одетых с особой пышностью. Цена драгоценных камней, украшавших их одежду, доспехи и оружие равнялась годовой казне Камоэнса. Жеребцы лучших кровей под седлами сделали бы честь личной конюшне Хорхе, бывшего ценителем лошадей.

Это были беи и тысяцкие разношерстной орды – подлинные властители Султаната. Впереди них на белом скакуне ехал знакомый Гийома и Луиса – Джайхар. Санджак корсаров сделал большую карьеру при Хамди, стал визирем. Во время ночной резни, он остался верен Дракону, а не своему султану, за что и получил титул четвертованного изменника. Половина из его спутников так же были героями этой ночи – заняли освободившиеся титулы.

Кербон-дракон подавил гнездо измены, простые воины поддержали не алчных вельмож, а своего мессию, обещавшего им жизнь, достойную настоящего мужчины. Путь воина-завоевателя, ужаса покоренных народов. Путь, манящий обилием золота, женщин, рабов и вина. Каждый нищий воин уже мнил себя беем в завоеванной стране.

В тысяче шагов от Гийома беи потянули за поводья, смиряя бег быстрых, как молния, коней. Со стороны алькасарской орды раздался радостный гул.

Дракон летел по небу, низко паря над землей. Медленно двигались широкие крылья, по-боевому топорщился черный гребень на голове и спине, пламя время от времени извергалось из хищной пасти.

Маг остановился, воткнул меч в землю у правой ноги. Посмотрел на врага.

Дракон был красив. Даже больше – на фоне этих небес, тоскливых и скупых, как мысли самоубийцы – он был прекрасен. Золотом светилась его чешуя, благородным красным и черным спина и крылья. Дракон был олицетворением силы, превосходящей все прочие по высоте ума и могуществу, существом другого – высшего порядка – милостиво обратившим свой взгляд на людей. Длинноухие орехоны охотно признали бы его своим Богом.

Гийом знал, как выглядит он сам. Худой сутулый маг, с неестественно бедным, хмурым лицом. В потертых кожаных штанах и такой же куртке, поверх шелковой рубашки. На плечах халат Гонсало – когда-то золотой, как чешуя Кербона, – сейчас же блеклый и грязный в новых и старых кровавых пятнах.

Он не был достойным противником Дракону – рыцарем в сияющих доспехах. Но этого и не требовалось. Гийом ощущал себя Палачом.

Палач. Он долго размышлял над тем, почему и в тронтских и в алькасарских легендах упоминалось это слово. Султанат – понятно, для них любой, поднявший руку на венец создания – мессию-Дракона, заслуживает лютой ненависти и черных ругательств. Но вот Тронто? Неужели задиристые потомки не оценили подвиг предка?

Истина пришла к магу только сейчас. Дрянное алькасарское представление правдиво только в одном, в словах Яна-Гусара – он действительно называл себя Палачом. Потому что груз этот давил на него с не меньшей силой, чем четыреста лет спустя, на Гийома.

Идущий против крылатой смерти – не рыцарь. Это не поединок равных, а казнь, пусть даже приговоренный чертовски опасен и смертоносен.

Маг погладил шершавую рукоять бастарда.

Боль и отчаяние в глазах Бласа Феррейра; большая мягкая подушка, опущенная на лицо принца Хорхе; гибель верных паасинов и служаки Эда Пескара; жертва безнадежно влюбленного Гонсало; смерть, мучения и боль десятков и сотен тысяч людей; – приговор Кербону уже был вынесен. Приговор высшей силы – человеческой души, в которую Господь-Создатель, единый во многих лицах, вложил любовь.

Гийому осталось только исполнить его.

Дракон летел к нему, расправив крылья, поджав лапы и вытянув голову на длинной шее.

– Я палач, – повторил маг слова из алькасарского представления – глупые и пафосные, ценные лишь потому, что Кербон тоже их знал.

Знал и слышал говорившего.

«Я дракон», – раздалось в голове чародей.

– Я пришел убить тебя.

«Попробуй если сможешь. Не жди пощады от меня, учитель», – дракон приближался, слышался разгоняемого им ветра.

– Я обработаю тебя без блеска. Ты его не заслужил. Просто убью, – маг положил правую руку на рукоять меча.

«Попробуй, если сможешь. Я сделаю твою женщину, своей наложницей», – совсем близко.

– Ты вел себя мерзко.

«И ты, Гийом, не лучше».

– Ты дашь миру радость своей смертью, – второй рукой чародей взялся за полу расстегнутого плаща.

«Увидим», – Кербон рассмеялся.

Гийом едва успел закрыть лицо полой расстегнутого халата, пикировавший на него Дракон выпустил струю пламени, что бессильно разбилась об одежду. Покойный Гонсало не даром потратил столько сил, накладывая на нее защитные чары. Маг угадал момент, и, разворачиваясь, с неожиданной легкостью рубанул мечом.