Текст книги "Меч, палач и Дракон"

Автор книги: Александр Рау

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 29 страниц)

Близость большого города так же явственно доказывала крепкая вонь – смесь всех запахов человеческой деятельности. Токат встретил их огромными воротами, придирчивыми стражами и стаями нищих, промышляющих воровством у приезжих. На узких улочках кипела жизнь. Луис, не переставая вертел головой. Токат не зря имел славу одного из крупнейших и красивейших городов мира.

Блеск и красота в нем, как и в любом большом городе, мирно соседствовали с грязью и убожеством. Огромные дома-лавки уживались рядом с десятками уличных торговцев. Кварталы дворцов с садами и храмами, обнесенные стенами, сменялись целыми районами, населенными проститутками, нищими, ворами и грабителями.

Гийом был привычен к лишениям, ему доводилось есть сырых крыс, но все же морщился, видя, как готовят пищу уличные повара. О чистоте алькасары не задумывались, о канализации и не слышали.

Занзий – место обитания султана – представлял собой город в городе. Высокие стены белого камня ограждали его дворцы, храмы, хозяйственные строения, сады и лужайки от остального Токата. За эти стены не проникал шум. Туда допускались лишь избранные – хозяева Алькасара, вершители судеб.

Джайхар, долго объяснявшийся с султанской гвардией – янычарами, провел свой маленький караван через одни из десяти ворот. Их уже ждали слуги султана.

– Не знаю, что вас ждет, северные шахи, но я желаю вам удачи! – сказал на прощание корасар, – Не гневите султана, смерть воина достойна в поле, а не в руках палачей.

* * *

Покои, отведенные Гийому и Луису, были просторны, а стражи в дверях суровы и непреклонны. Несколько дней они провели в неведении и беспокойстве. Еды, вина и фруктов было вдоволь, а вот занятий не хватало.

Маг мучился от скуки. Поэту было легче, он слагал хвалебные оды – касыды – в честь соловьев в саду, роз и женщин. Источником его вдохновения служили восточные красавицы, присылаемые в их покои.

– Гийом, я люблю Изабеллу, но неизвестно, придется ли мне еще увидеть ее, – вздохнул Луис, увидев чаровниц в первый раз, и решительно шагнул им навстречу.

Маг колебался дольше, прежде чем притронутся к своей девушке, он тщательно, с помощью магии проверил, не больна ли она. Он много слышал о подобных ловушках.

Бедра твои – как корни в борьбе упругой,

Губы твои – как зори без горизонтов.

Скрытые в теплых розах твоей постели,

Мертвые рты кричат, дожидаясь часа.

– Не знаю, как продолжить, – пожаловался поэт магу.

– Ты утолила мой огонь, теперь пошла отсюда вон! – рассмеялся Гийом, – «Мертвые рты» убери.

– Я серьезно, – обиделся Луис.

– И я серьезно. Здесь не Камоэнс, – в который раз повторил Гийом, – Не читай алькасарам стихи о любви – они не поймут, ибо не знают ее. Читай о страсти, именно страсть испытывает настоящий сипахий к той, что согревает его постель. Страсть к ее красоте и молодому телу, не больше.

Вообще, женщина для настоящего мужчины здесь важна только в двух состояниях. Матери – то есть той, кто тебя родил – конкретной женщины. И объекта сиюминутного желания. Все. Жена – словно объект мебели, к детям они тоже привязаны слабо. Ночные Матери имеют такую власть над алькасарами именно потому, что они – Матери, ждущие своего сына – дитя ночи – Дракона. С этими дамами мы, я уверен, вскоре познакомимся.

– Среди них есть молоденькие? – весело спросил де Кордова, – Или одни старухи?

– Есть. Ночная Матерь – это состояние духа, а не тела. Остияки-дипломаты пишут о них как о ведьмах, и думаю, не зря.

На пятый день в дверь их покоя вступил толстый сановник-евнух, разряженный в парчу, и тонким визгливым голосом объявил о том, что сегодня вечером их примет Султан. Говорил он через толмача.

– Я пришлю к вам брадобрея, парикмахера и портного, – добавил евнух, окинув их брезгливым взглядом, после чего удалился – гордый и важный.

– Он словно женщина, – брезгливо поморщился Луис, – Кожа умаслена, благовония провоняли всю комнату. Как можно быть таким толстым?

– Алчность. Евнухами – смотрителями гарема – становятся здесь добровольно. Меняют мужскую силу на власть, богатство и близость к султану. Евнухов часто назначают чрезвычайными посланцами султана. Их сообщество имеет большое влияние.

Брадобреи подровнял усы и бородку Луиса. Гийом потребовал, чтобы его выбрили начисто. Парикмахер обстриг космы, отросшие за месяцы странствий. Портной, прибывший вместе с армией слуг и кипой готовых платьев, переодел их согласно алькасарской моде.

Гийому привык к широким шароварам, невесомым рубашкам и ярким длинным халатам, Луису же все это было ново.

– Отлично выглядишь, – подбодрил его маг, – Вылитый сипахий, только глаза светлые, да нос прямой.

Евнух, вернувшийся с проверкой, тоже одобрил превращение. Его сопровождал крепкий волосатый детина, яркие одежды на котором смотрелись так же неуместно, как парча на волке.

– Какой красивый и мужественный шах стоит предо мной, – евнух попытался коснуться загорелых щек Луиса.

Поэт отпрыгнул от него как от ядовитой змеи. Тот рассмеялся, тряся тройным подбородком.

– Прыткий и ловкий, смазливый – глаз не оторвать. Я люблю таких мужчин, – он развернулся и положил руку на плечо молчаливого детины.

После его ухода Луис долго ругался.

– И сюда остийская зараза пробралась! Мерзкий мужеложец!

– Точней отсюда в Остию. Им нравиться не только «любить», но и смотреть, как этой гадостью занимаются другие. Для того и сопровождение. Не поворачивайся к нему спиной, – посоветовал маг.

Луис так и не понял, говорил он в шутку, или серьезно.

Гийом ошибся, думая, что они попадут прямиком к Султану. Сначала им решили показать мощь и величие владыки Алькасара – прием в тронном зале. Маг и поэт наблюдали за церемонией с балкончика на одной их стен. В саму залу их не пустили, чтобы не привлекать лишнего внимания. Рядом с ними на балкончике несли стражу лучники и несколько стрелков, вооруженных самострелами.

Гийом оглядел прямоугольный Тронный зал. В одном его конце располагался вход, другой – увенчанный высоким цветным куполом, – был пока закрыт занавесом до самого потолка.

Беи, санджаки, высшие сановники, жрецы и торговцы, допущенные лицезреть султана, находились под неусыпным наблюдением. Внизу тоже хватало янычар с ятаганами наголо.

Приглашенные долго ждали появления султана. Не меньше двух ор. Наконец, заиграли трубы, все замерли. Занавес распахнулся, лучи солнца прорвались сквозь купол и на миг ослепили придворных.

Трон султана Ибрагима, прозванного Великолепным, возвышался над полом на три человеческих роста. Это был не просто трон, а целый замок в миниатюре, громадное сидение на мощном каменном основании, лишенное какого-либо подобия лестницы.

Султан был одет очень пышно – одних халатов остроглазый Луис насчитал не меньше трех – и из-за этого казался большим и толстым. Гости внизу пали на колени. Стражи и северяне остались стоять.

Трон неожиданно стал опускаться, приводимый в движение скрытыми в полу механизмами, и через некоторое время уменьшился до привычных северянам размеров. Ноги Ибрагима коснулись пола. Владыка Алькасара – потомок Карима-Дракона, снизошел до своих подданных. Эта церемония впечатлила даже многое повидавшего мага.

Продолжение разочаровало Гийома. Он не любил подобные процедуры: унижение слуг и обожествление господина, целование туфель, ползание на животе, именование себя ничтожным рабом. Потому-то и не служил никогда восточным владыкам.

Маг, хотя его долгое время охраняли алькасары, владел лишь сотней слов, переводчика рядом не было, ворожить – опасно. Приходилось скучать, впрочем, все итак было понятно. Суть приемов всюду одинакова: оглашение указов, повелений, разбирательство жалоб, просьбы, бесчисленные дары.

Но по завершению алькасары все ж удивили мага. Из тайных дверок появилась компания людей: один – высокий силач в черно-красном халате с двумя саблями в руках. Прочие – воины-северяне с невероятно светлыми лицами. Артисты, догадался маг. Оружие – бутафория, лица в пудре.

Артисты встали между троном и приглашенными на прием. Северяне окружили воина в черном.

– Это сцена из жизнеописания Карима, – внезапно объявил Гийому и Луису один из янычар, стоявших рядом с ними на балконе.

– Я буду переводить гостям султана, – лицо янычара уродовали два чудовищных шрама, что рассекли лицо по обеим сторонам носа.

Глаза от таких ударов должны были вытечь, но неожиданный переводчик пронизывал северных шахов жестким холодным взглядом. За ними все время наблюдали. Глупо было бы ожидать иного во дворце Ибрагима.

– В то время Ян Паноний – не знавший поражений король Тронто – вторгся в Алькасар. Султанат терзали войны беев, правитель был слаб. Латные гусары Яна Панония не встречали достойного врага. Палаш ломал ятаган. Вечное Пламя едва не погасло. Алькасар молился о спасителе, и он пришел. Могучий Дракон – Карим – в одиночку разбивавший целые отряды. Однажды Дракон и Ян-Гусар сошлись в бою. Тронтцы окружили Карима. Ян был уверен в легкой победе.

Артисты на импровизированной сцене тем временем стали играть. Янычар едва успевал за ними. Воин-северянин в шлеме с пышным султаном шагнул к черному артисту и заговорил.

– Я палач.

– Я – Дракон.

– Я пришел убить тебя.

– Попробуй, если сможешь.

– Я обработаю тебя с блеском.

– Попробуй, если сможешь.

– Ты храбро вел до сих пор.

– Ты тоже.

– Ты принесешь мне славу.

– Увидим.

Тронтцы бросились на Дракона. Гийому показалась, что он видит настоящий бой. Так живо и реалистично смотрелась схватка. Он, повидавший не одну сотню убийств, не мог найти здесь бутафории.

На миг стальные латы тронтцев скрыли черный плащ Дракона, но лишь на миг. Его быстрые сабли разили врагов, тяжелые палаши же разрубали воздух. Халат на Драконе горел, но он и не чувствовал огня. Он был быстрее, сильнее, ловчее. Он не был человеком.

Ощущение реальности усиливала кровь на мраморном полу, да мертвые тела, лежавшие слишком уж натуралистично. Когда последний тронтец пал, круг, на котором дрались и умирали, опустился под пол, оставив загадку без решения.

– Ты все видел, – янычар коснулся плеча Гийома, – Пойдем. Один, – Луиса, двинувшегося следом, остановили.

Янычар со шрамом долго вел Гийома по темным коридорам, их сопровождало еще восемь солдат. Остановились они в большом прямоугольном зале, на стенах которого висели сабли, щиты и гобелены с изображениями сражений и штурмов городов.

– Здесь тренируются воины, – пояснил янычар.

– Меня ведут не к султану? – спросил маг.

– Нет. Право увидеть его нужно заслужить. Доказать.

– Как? – Гийом напрягся, воины кругом обступили его и янычара со шрамами.

– Ты видел. Знаешь, – ответил янычар и обнажил короткий пехотный ятаган, похожий на большой кинжал, только с двумя изгибами на лезвии, позволяющими ему с одинаковым успехом колоть, рубить и резать.

– Я палач. Я пришел убить тебя.

– Ты ошибся. Я не Дракон, – пальцы мага инстинктивно сжались наподобие кошачьей лапы.

– Я палач, – повторил янычар, – если ты не Дракон – ты умрешь.

Эти слова прозвучали командой. Стражи беззвучно бросились на мага. Первое заклятие Гийома, имевшего печальный опыт, не разорвало глотку янычару, хотя чародею этого очень хотелось. Ослепительная вспышка резанула глаза убийц, дав магу возможность выскользнуть из смертельного круга, броситься в сторону к дальнему углу.

Прозревшие султанцы бросились за ним, но Гийом уже успел сплести новое заклятие – свое любимое. Две когтистые лапы незримыми полоснули двух воинов, бежавших первыми, разрывая лица, ослепляя. Пауза, раненные мешают тем, кто сзади, маг выбрасывает обе руки вперед, воздушный таран отбрасывает их на товарищей. Новая свалка.

Главное – не дать им прийти в себя. Огонь – самая простая стихия, он требует не столько умений, сколько сил. Первое, что получается у новичков, учащихся сосредоточением мысли, подчинять себе природу – это зажечь бумажку.

Струя пламени вырвалась изо рта Гийома, поджигая шелковые халаты алькасаров, вводя их в священный ступор. Горло чародея, мечтающее о глотке воды, не могло помешать разуму.

Сеятель смертей – одна из ипостасей боевого мага. Гийом не любил ее, но султанцы не оставили выбора.

«Палач? Х-ха! Какой ты палач, если у тебя вспорот живот? А ты парень, ты видно храбрец, но руки твои застыли. Ты ранил меня? – умри герой».

Убийцы попятились, они были опытными воинами – лучшими из лучших, но одно дело слышать сказания о драконе – другое лицезреть врага, обжигающего огнем.

Гийом вошел в раж, теперь он теснил врагов. Две сабли павших бойцов сверкали, рубя воздух, перед лицами алькасаров. Руки, управляющие ими, двигались в такт в пяти шагах позади. Маг был посредственным фехтовальщиком, но прежде чем убийцы догадались сблизиться, тяжело ранил двух из них. Осталось трое. Сабли упали, но пальцы-когти остались.

– Эй, едоки падали, где ваша сила? – прокричал Гийом, вспомнив ругательство из словаря своего покойного телохранителя Сайлана.

– Кхватыт! – раздался властный голос.

Убийцы с радостью опустили оружие. Из боковых дверей залу шагнул невысокий бей с седеющими волосами, одно плечо которого было выше другого, он хромал на правую ногу.

– Ты у них главный? – маг погасил в себе гнев убийства, – Скажи, почему я должен пощадить тебя? – он шагнул к говорившему

Вместо ответа из всех дверей в залу влился поток янычар с ятаганами и натянутыми луками. Маг демонстративно скрестил руки на груди.

– Падем, – махнул рукой хромец.

– Кто ты?

– Салтан, – внешность говорившего одетого скромно, не носившего украшений, никак не вязалась с той сильной фигурой на троне, чье одеяние слепило глаз, столько на нем было нашито драгоценных камней, – Падем, Дракхон.

Комната, в которую провел мага султан, чем-то напомнила ему кабинет Хорхе. В нее было больше золота и предметов роскоши, но суть – аура – оставалась той же, здесь работали, а не отдыхали. Только вместо обилия света царила полутьма, горели свечи – помещение находилось внутри дворца, окон не было.

Гийом с удовольствием уселся-плюхнулся на предложенный диван. Он оказался таким же мягким и удобным, как и тот, что стоял в его мендорском кабинете. Начала сказываться усталость от выигранной схватки. Горело плечо, наскоро затянутое амулетом-сапфиром на груди. Синий камень потускнел, еще пар таких ран и он станет бесполезной драгоценностью.

Ибрагим улегся напротив, их разделял низкий столик, сбоку от которого встал неприметный человек – толмач.

– Не надо, я тебя понимаю, – маг прижал пальцы к вискам, беседу такой важности нужно вести самому.

– Хорошо, – кивнул Ибрагим и знаком отослал толмача, – так лучше. Я не буду извиняться, Дракон. Ты знаешь порядок, я должен был проверить.

– Я не дракон.

– А как еще назвать могучего воина, плюющегося огнем?

– Магом. Боевым магом, служащим твоему врагу Хорхе. У меня есть три ученика, не слишком много кандидатов? – Гийом почувствовал, что голова его стала тяжелой, глаза устали, взгляд на миг помутнел, – Султан, путь ведьма твоя появится! – потребовал он.

– Хатун, – позвал Ибрагим.

Из темноты к столику вышла маленькая женщина в возрасте, но не старая.

– Ты звал меня повелитель? – спросила она.

Гийом впервые видел Ночную Матерь – представительницу загадочной секты, хранящей и поддерживающей памяти о Драконах. Глаза ее жгли мага, он сотворил защитный жест. Матерь отшатнулась. Сил ее на открытую борьбу не хватало, но спящего или усталого человека она могла легко подчинить своей воле – превратить в раба.

– Что скажешь? Я нашел Дракона? – обратился к Хатун Ибрагим.

– Я чувствую на нем жар Вечного Пламени, но не уверена до конца, – ответила Ночная Матерь и села рядом с султаном, – Нужно время. В любом случае, пусть стук уже и слышен, скорлупа еще не треснула.

– Я не Дракон, – зло повторил маг, – Если уж соотносить с животными, то леопард – кот, а не ящерица с крыльями.

– Мнение твое неважно, – улыбнулся Ибрагим.

Он лежал на нескольких подушках, тело могущественного правителя не соответствовало духу. Гийом чувствовал боль, исходящую от него; султан болел, болел давно и тяжело. Лицо его больше походило на смертную маску, лишь два глаза сверкали ярко как звезды в безлунную ночь.

– Зачем я тебе? – прямо спросил маг, – Мечтаешь о покорении мира? – это неосуществимая мечта. Или хочешь поделиться властью? – для настоящего дракона нет разницы между раятом и султаном. Нет равных, есть слуги.

– Нет, – покачал головой Ибрагим, – Я буду честен и открыт с тобой маг-северянин, словно ты первый Дракон – Карим. Мне не нужен мир, ты зря слушал Хамди, его язык двояк и лжив как у змеи. Мне нужен Алькасар. Ты видел раздоры сипахиев и алчность беев, я бессилен против них. Не могу сломать вековые обычаи.

– А Дракон – мессия – может, – продолжил его мысль Гийом.

– Да. Перед ним склонятся все. Матери, – он указал рукой на Хатум, – предсказали мне его скорый приход. Я не могу упустить этот шанс.

Маг налил себе в пиалу из кувшина на столике. Горло мучила жажда. Красный напиток оказался подслащенным вишневым соком. Султан не пил вина.

– Ищи другого. Желающие всегда найдутся.

– Искал. Их трупы гниют в ямах среди нечистот. Самозванцы не нужны. Нужен дракон, или тот, кто может убедить всех, что он Дракон.

– Ибрагим, – Гийом наклонился через столик, – Попробуй сам покарать беев, тебя же не зря прозвали Великолепным! Твои янычары – сущие звери, с ними никакой враг не страшен. Мой король Хорхе сломал знать, и ты сможешь.

Султан Алькасара горько рассмеялся.

– Великолепный? – я им был, когда водил войско в походы. Сейчас – ничтожный, искалеченный, израненный, усталый. Твоему повелителю Хорхе не приходилось убивать родных, ему есть, кому верить. Хамди – последний из пяти моих братьев – жив только благодаря заступничеству нашей матери. Он ее любимец. Беи – они ждут моей смерти, новый султан раздаст им еще больше земель и поведет их в большой поход, я же не имею сил. Нет опоры. Ты служил Хорхе – послужи мне.

– Стать изменником? Помочь врагу страны, которой служу?

– Я дам тебе клятву. Клятву Вечным Пламенем, что не подниму меч против Камоэнса. Служи мне!

– Иначе смерть? Хороший выбор. Не боишься, что я, затаив злобу, отомщу, как только смогу?

– Нет, Дракона нельзя неволить, – в султане боролись два начала. Одно – законы и обычаи, заложенные с детства, другое – прагматичное, – Возьми, – он протянул ему круглый золотой диск, – Это тамга Вечного Пламени. Ты неприкосновенен для любого алькасара. Даже мои янычары отступят – иначе погубят душу. Думай, колдун-северянин.

– Я чувствую, что на сердце у тебя неспокойно, – тихо, но четко вмешалась молчавшая доселе Матерь, – Печаль и тоска. Дракон же не знает ни того, ни другого. Для него нет неразрешимых задач. Ему все подвластно.

– Три дня, даю тебе. Думай, северянин, – сказал на прощание султан.

Глава 15

Луис де Кордова покинул балкон одновременно с Гийомом. Его забрали не янычары. Две красивые девушки в длинных одеждах со строгими лицами оттеснили стражей. Поэт, знавший об отношении алькасаров к женщинам, изумился, видя низкие поклоны воинов.

Одна из девушек крепко взяла его за рукав халата и потянула за собой. Сипахии, встречавшиеся им, уступали дорогу. Луис пытался запоминать путь, но сбился. Мелькавшие в быстром шаге коридоры и залы, казались одинаковыми. Везде одно и тоже: янычары, сановники, придворные, слуги, блеск убранства. Дворец Хорхе был меньше султанского в десять раз. Поэт смирился и положился на добрую волю прекрасных захватчиц.

Его привели в комнату, благоухающую нежными благовониями. Чувствовалось близость женского жилища.

– А не в гареме ли я? – посетила Луиса радостная и пугающая одновременно догадка.

Служанки принесли столик и яства. Девушки, приведшие его сюда, вышли. Появилась ОНА.

Луис де Кордова – знаменитый поэт – знал многих женщин, умел ценить истинную красоту. В его жизни было много романов, и он страдал от неразделенной любви, и по нему лили слезы. В конце-концов, он встретил Изабеллу Клосто – прелестную рыжеволосую девушку с хрупкой кукольной красоты – ради которой рисковал жизнью, сражаясь с магом Гийомом. Луис больше жизни любил молодую жену, преклоняясь перед ней, считая, что нет женщины, способной с ней сравнится.

Когда вошла Она, поэт понял, что ошибался. Невысокий рот, хрупкий стан, осиная талия подчеркнутая тонким поясом. Светлая кожа; свежий румянец щечек; маленький рот; чувственные губки; длинные до пояса черные волосы, ниспадающие по зеленому платью; ресницы, изогнутые словно сабли. И самое главное – глаза. ОНА не поднимала их, пока не подошла вплотную. Затем один взгляд зеленых очей, один взмах пышными черными ресницами – укол в самую твою суть, проникновение, сближение, приобщение, что связало крепче тысячи канатов.

Луис де Кордова больше полугода не видел жену.

– Сеньора! – он чувствовал, как образ незнакомки плывет перед глазами, – Сеньора, – от волнения все во рту пересохло, он впервые в жизни не находил слов, – Сеньора, – обращение-стон, мольба о снисхождении.

– Челади, – богиня, снизошедшая на землю, улыбнулась ласково, приветливо, даря надежду, – Меня зовут – Челади.

– Луис де Кордова, – он не сразу понял, что она говорит на его родном языке, – Я, камоэнсец, я…

– Знаю, вы гость султана Ибрагима, да хранит его Вечное Небо, – вновь улыбнулась Челади, – Присядьте, – поэт и не заметил, что встал, она села рядом, – Я слышала, вы поэт?

– Да, и я хочу воспеть вашу красоту в стихах! – признался де Кордова.

Влюбленность особо действовала на него, появлялось вдохновение, желание творить и любить. Любить и творить, одно без другого для него не существовало.

– Вот как, мне еще никто не посвящал стихи, – ответила Челади.

– Ваши мужчины безнадежно глупы, раз не знают любви. Слушайте это о вас: Чернота в зеницах, Расцветала эра, на твоих ресницах, черного размера. О, награда взгляда, Эра гаснет, гаснет, на твоих ресницах, черных и ненасытных.

– Награда? – рассмеялась девушка, – Вы ее достойны, Луис, – и поцеловала его в губы.

Поцелуй был такой силы, что у Луиса, и так с трудом сохраняющего равновесие, потемнело в глазах. Он упал. Очнувшись, увидел над собой Ее прелестное лицо. Голова поэта лежала на коленях Челади.

– Вы устали, Луис, отдохните. Расскажите мне о себе, о Камоэнсе, я никогда не покидала Токат, лишь читала рассказы путешественников о вашей стране, – попросила она.

Луис не мог отказать в такой маленькой просьбе. Приятно кружащаяся голова лежала на коленях богини, что гладила его волосы, душу переполняло счастье, язык охотно отвечал на любые вопросы. Прекрасную Челади интересовало все. О друге-колдуне, зовущемся Гийомом, она тоже спрашивала.

Гийом думал, что янычар отведут его туда, где он с Луисом жил прежде, но путь лежал в противоположную сторону. По дороге маг мельком увидел в зеркале Хамди – бейлер-бея Сеяты – оказывается, он тоже прибыл в столицу, присутствовать на приеме. Радости магу это известие не прибавило.

На душе было неспокойно, предложение султана, теребило душу. Ответ на него не был так уж однозначен. За пять лет, прожитых в Камоэнсе, тот не стал домом – местом, где легче душе, куда тянет вернуться, тем, за что можно и умереть.

Наемный боевой маг был там чужим, изгоем. Верная служба Хорхе не принесла ничего кроме ненужного мертвого золота. Гийом находил общий язык лишь с простонародьем. Знать чуждалась его, ненавидела и боялась.

Тоска одиночества съедала. Те, кого он мог бы назвать друзьями, часто гибли или волей судьбы делались врагами. Пример – Риккардо де Вега, выступивший против кровожадных планов короля и герцога Гальбы.

Что держит его на службе Хорхе? – ощущение нужности. Интерес помогать королю в создании державы.

Алькасар – здесь он будет Драконом – Мессией, живым воплощением высших сил. Его будут любить, ему будут подчиняться. Не предадут, не ударят в спину, не выбросят в помойную яму, когда покажется, что он отслужил свое. Здесь много дикостей в обычаях и порядках, но есть честность, презирается обман, слово, данное врагу, держат.

Помощь Ибрагиму в коренной переделке страны – достойное занятие. Как раз для Мессии.

Его привели к Луису, что развлекался в обществе красавиц-танцовщиц и худенькой девчушки в зеленом платье. Платье на девчушке было сшито на северный манер, но с алькасарскими особенностями. Ткань была тонкой и не скрывала тела – острые соски крепких грудок манили Луиса. Эта Челади еще и отлично говорила по-камоэнски.

Маг присмотрелся и выругался. От Челади и танцовщиц исходил непередаваемый аромат волшбы. Ночные Матери. Матери, что еще не рожали и никогда не родят. Танцовщицы стали виться и около него, кружа голову своими чарами. Султан Ибрагим дал гостям все самое лучшее. В том числе и ведьмочек, умеющих управлять мужчинами, как с помощью чар, так и без них.

Гийом схватил Луиса и вытащил его во внутренний дворик – на свежий воздух, легонько оттолкнув девушек с дороги. Выпитое вино требовало выхода. Мужчины отлили на деревья.

– Гийом, Челади – она богиня! – Луис был изрядно пьян.

– Штаны застегни, – зло оборвал его маг, – Хмель бродит в твоей голове, для тебя сейчас любая баба богиня, если есть две груди – подержаться.

Когда поэт, наконец, справился с крючками и завязками, Гийом отрезвил его заклятьем. Луис упал на колени.

– Как ты жесток! – простонал он, – Я не просил тебя об этом.

– «Богиня» меня разозлила. Забыл уже Изабеллу? Как дрался со мной из-за нее?

– Нет, – поэт нашел в себе силы подняться, – Не забыл. Но Челади – она так же прекрасна, по-своему. Мы далеко от дома, Гийом. И неизвестно вернемся ли? Ты ведь тоже спишь не один, хотя знаю, любишь конкретную особу.

– Люблю, но я не муж ей. И не клялся перед лицом неба о вечной любви и верности. И целовал только в губы и шею, – маг замолчал, вспомнив Ангелу, Камоэнс и предложение Султана Ибрагима, свои сомнения.

– Прости, что срываю на тебе свою злость, Луис. Я не могу тебя ни в чем обвинять. Я никогда не забуду, того, что ты не оставил меня одного, – Гийом крепко поэта, – Иди, веселись. Я скоро к тебе присоединюсь.

Поэт вернулся к танцовщицам, вину и Челади. Маг остался во дворике. Ночное небо над Токатом совсем другое, чем над Мендорой. Другие звезды. Красивые, но другие.

Гийом вспомнил, как почти два года назад он точно так же смотрел на звездное небо, после ничейного боя с Луисом, Гонсало и Бласом из-за ненужной ему красотки Изабеллы. Вспомнил, почему пощадил тогда влюбленных; вспомнил о той, что растопила лед его сердца, сломала броню равнодушия, дала новый смысл жизни.

Ангела – та, что его ждет. Та, которой он нужен. Ее хотят выдать за другого. Дракон, объединивший Алькасар, сможет потребовать у Хорхе племянницу в жены, угрожая войной в случае отказа. Но вот нужен ли будет Ангеле Дракон? – жестокий образ султаната, где родные братья всегда убивают друг друга из-за наследства.

Гийому был роднее Камоэнс, где дядя Луиса заслонил грудью его отца.

Что держит его в Камоэнсе? – любовь и друзья. Люди, которых он уважает, мнением которых дорожит: Блас Феррейра и его достойная супруга – добрая отзывчивая Кармен, Луис, веселый дипломат Мигель де Клосто, Барт Вискайно. Хорхе, наконец, пусть и их дружба странна и необычна.

Перейти в Алькасар – предать. А предателем Гийом никогда не был. Искус был преодолен, отогнан прочь кровавый призрак бессердечного крылатого монстра. Маг улыбнулся звездам, ставшим родными и близкими, и зашагал назад к веселью. Ему требовалось убить мысль, перестать думать, найти покой.

Луис де Кордова нашел в отрезвлении свои плюсы – можно было снова пить. Вернувшийся Гийом был почему-то весел и добр, делал комплементы танцовщикам, шутя, обзывал их ведьмочками. Не отставал в винопитии, а вскоре схватил одну из танцовщиц и унес ее за диваны на широкий ковер.

Луис рассмеялся и впился губами в шею Челади, повалив ее на ложе.

Он любил ее так, будто она была его последней женщиной. Он даже любил не столько ее, сколько саму жизнь. Смерть, ходившая рядом, почти касавшаяся поэта своими холодными пальцами, отступала.

Следующим днем Гийом, оставив Луиса в компании вчерашних красоток, отправился гулять по обители султана – Занзию – городу в городе. Эти ведьмочки, конечно, были опасным, но наименьшим злом. Максимум, что угрожало поэту – это укусы и царапины. Янычары – и те избегали обители ночных владычиц.

Чародей решил проверить, как отнесутся алькасары к тамге Вечного Пламени, которую он нацепил прямо на пояс. Результат превзошел ожидания, никто не осмеливался задерживать его, перед магом отворялись все двери. Только на вопросы султанцы отвечать избегали, стараясь не смотреть ему в глаза. То ли, они не понимали Гийома, то ли просто не хотели общаться со странным северным шахом. А может, слух о нем, как о возможном Драконе уже обошел Занзий.

Чужеземец с неестественно светлым лицом, обходящий дворец, не мог не привлечь к себе внимания. Спину его прожигали десятки любопытных глаз. За магом наблюдали, но на общение не шли. Только в конце прогулки, когда Гийом уже решил вернуться к Луису, к нему подошел неприметный слуга. Чародей вопросительно посмотрел на него. Слуга молча потянул его за рукав свободной рубашки.

Гийом решил пойти вслед за ним. Тот привел его в маленькую тесную комнатку.

Хамди – толстый, хитрый и завистливый брат султана – еще не успел отрастить себе усы. У людей востока и юга волосы растут гуще и быстрей, чем у северян, но былая краса бея восстановится не скоро. Маг широко улыбнулся. Хамди рассвирепел, поняв причину его радости, но поборол себя. Он не сводил глаз с тамги.

– Вы искали беседы, бейлер-бей? – вежливо осведомился Гийом.

Хамди воспринял учтивость как издевку.

– Нечистый сын гиены! – взорвался он, – Отродье шлюхи!

– Это все? – маг не сменил тона.

– Не вмешивайся, колдун, – внезапно сказал Хамди.

– Что? Простите, я вас не понял.

– Он признал тебя Драконом? – этот вопрос очень волновал султанского брата.

– Мы не пришли к окончательному решению.

– Хочешь вернуться домой?

– Да.

– Тогда не вмешивайся, колдун, иначе в любом случае ты никогда не увидишь дома, – пригрозил Хамди и покинул комнатку, оставив Гийома размышлять над услышанным.

– Что это значит? – спросил де Кордова.

– Не знаю. Чувствую, грядут перемены. Будем ждать, – пожал плечами маг, который на самом деле догадывался об истинном смысле слов Хамди.

Время шло, беспощадно капало в огромных часах-клепсидрах. Срок, отпущенный султаном, истекал. Гийом мог лишь догадываться о реакции на категоричный отказ. Прежние кандидаты в Драконы, не оправдавшие надежд, умирали. Он – другой, султан дал слово и тамгу, но риск остаться в Токате навсегда слишком велик.

День для чародея прошел быстро и скучно. Любовных утех ему больше не хотелось, слишком уж подозрительными казались Ночные Матери, их мнима ласка и забота. В народных сказках и преданиях ведьма всегда пыталась съесть героя, даже если сначала обильно кормила его и мылила в ванной.