Текст книги "Меч, палач и Дракон"

Автор книги: Александр Рау

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 29 страниц)

– О, это вы, виконт! Госпоже нездоровится, она спит. Навестите ее завтра, – и она тут же попыталась закрыть дверь.

– Нет, я войду! – де Мена рванул дверь на себя и оттолкнул служанку с дороги.

Путь к алькову – приюту любви – он нашел бы и с закрытыми глазами.

Кто-то попытался остановить его, схватив за плечо. Марк, не оборачиваясь, ударил локтем в лицо, раздался противный хруст. У чуть раскрытых дверей остановился, услышав разговор. Два голоса: мужской и женский. Рука стиснула рукоять меча-шпаги до боли в пальцах.

– Ирмана, любимая, мне надоело делить тебя с кем-то еще, – мужчина говорил расслабленно, чуть лениво, как удовлетворенный любовник.

Игривый женский смех.

– Хочешь быть единственным, мой могучий герой?

– Да. Закрой свой дом для де Мена. Да, он когда-то был красив. Но зачем тебе сейчас этот урод с расплющенным носом и шрамами на лице?

– Нужен, в грубости есть свой шарм. Быть единственным – это нужно еще заслужить, – вновь рассмеялась Ирмана.

– Я заслужу. Заслужу и докажу. Я лучший. Послушай, я посвятил это тебе.

 
Пой лютня, не о жалобе напрасной,
Которою душа моя полна,
Пой о владычице моей прекрасной.
Ее златые волосы воспой —
Признайся эти волосы намного
Дороже диадемы золотой…
 

Чтение стиха прервал грохот, распахнувшейся двери. Марк не настолько ценил литературу, чтобы молча слушать.

В полумраке комнаты блестели обнаженные тела. Ирмана закричала. Белокурый мужчина первым делом вскочил и натянул белье.

Марк молчал, скрипя зубами. Он был верен ей, дарил подарки, говорил о любви, а она… Плюнула ему в лицо, в очередной раз доказав, что все женщины вероломные шлюхи…

– Синьор Никола? – спросил любитель поэзии.

– Потаскуха! Тварь! Гулящая девка с улицы честней тебя! – закричал де Мена, шагнув вперед.

– Марк?! – в два голоса удивились любовники.

– Так ты болеешь? – Марк раскраснелся, открыл рот. Ему не хватало воздуха, вылечить до конца сломанный в трех местах нос волшебники-лекари так и не смогли.

– Да! – с вызовом ответила Ирмана, прикрывшись простыней, – Ты не вовремя, Марк, уходи, – указала ему на дверь.

– Виконт, вы ворвались в этот дом без приглашения! – соперник быстро пришел в себя.

– Не вовремя? Ах так?! Ты обманывала меня, шлюха! Меня – Марка де Мена!

Злоба затмила сознание виконта. Его лучший друг погиб из-за неверной жены, из-за дешевой содержанки искалечили его самого, и теперь еще эта женщина ухмыляется ему в лицо.

Марк подскочил к ней и отвесил пощечину, стирая с лица наглую улыбку. Резкая боль заставила отхлынуть злобу. Де Мена вдруг отлетел на два шага назад, ударился о комод.

Виконт прокусил губу. Нос. Его бедный израненный нос был снова сломан.

– Женщин бить нельзя. Вы подлый насильник, Марк де Мена, и ответите за это, – заявил поэт, массируя кулак.

Марк облизнул губы. Почувствовал соль. Улыбнулся. Улыбка эта выглядела жутко.

– Пошли вон! – надменно распорядился соперник, – Позже я пришлю вам вызов.

– Один сукин сын уже ломал мне нос, так же из-за шлюхи. Он умер раньше, чем я смог отомстить. Второй раз я такой ошибки не сделаю.

Марк рванул меч-шпагу из ножен. Ирмана взвизгнула и попыталась остановить виконта. Это спасло поэту жизнь. Клинок не расколол его голову, как хотел де Мена, а лишь отрубил ухо, рассек щеку, подбородок и задел плечо.

Марк откинул женщину на кровать, потерял время. За спиной раздался топот. Служанка привела двух слуг поэта, что до этого пили и ели в людской. Это были опытные воины: у одного меч, у другого небольшая секира. Они атаковали сразу. Марк отпрыгнул назад, опрокинул комод, воспользовался замешательством мечника, ловко увернулся от секиры и рассек второму слуге шею.

Тем временем соперник, шатаясь, нашел свою перевязь, брошенную на пол в пылу любовной горячки, и с руганью обнажил свой меч. Ирмана визжала не переставая. Марку пришлось нелегко, но он был куда более опытным фехтовальщиком, чем слуга, а поэт был ранен.

Новый любовник Ирманы пал первым. Виконт взял секиру во вторую руку, отвел ей удар поэта и вогнал ему меч в живот на три пальца. Слуга, увидев это, хотел сбежать, но виконт метнул ему секиру в спину.

– Заткнись!

Ирмана, забившаяся в угол кровати, послушно замолчала. От страха у нее отнялась речь. Неверная любовница обеими руками держала простыню, запачканную кровавыми брызгами, отгораживаясь ее как стеной или щитом.

Де Мена подошел к умирающему сопернику.

– Тебе не нравится, как я выгляжу? – спросил он его и тут же ударил мечом, рассекая лицо поэта надвое.

Затем быстрым экономным ударом добил слугу раненного в спину. Увидел служанку в коридоре, что, обезумев от страха, забилась в угол, даже не думая бежать. Ее красивое личико исказил страх.

Марк подумал и ткнул ее в висок, оглушая. После чего вернулся к Ирмане. Вид его был ужасен. Лицо в крови – своей из разбитого носа. Черно-синий камзол забрызган чужой – сам он не был ранен, только вспотел.

– Как здесь у тебя грязно, – заметил он, омыв лицо вином из чудом уцелевшего кувшина, – Еще кто-нибудь в доме есть?

Предательница помотала головой.

– Вот и прекрасно, – улыбнулся Марка разбитыми губами и послал ей воздушный поцелуй.

Обагренный кровью клинок медленно разрезал натянутую как струну простыню, которую женщина до сих пор судорожно сжимала.

Марк уронил меч и залез к ней на кровать.

– Говоришь, я груб? Ты права. Я очень груб и жесток. И ты, шлюшка, в этом убедишься.

Он резко сжал ей груди с такой силой, что Ирман закричала от боли.

Стук железа по железу. Настойчивый, не утихающий. Придется открыть.

Марк де Мена нехотя слез с кровати, натянул штаны и взял меч. Ирмана, как только он ее отпустил, забилась под кровать, благо высота последней, это позволяла, и теперь оттуда доносились ее едва слышные всхлипы-стоны. Служанка так и не очнулась, или делала вид, что лежит без чувств.

Виконт распахнул дверь и увидел старого знакомого, одного из телохранителей герцога Гальбы.

– Его Высочество, просил убедиться все ли спокойно?

– Нет, – бодро ответил Марк.

– Герцог так и думал. Вас же просили быть аккуратней, виконт! Сеньора Ирмана жива?

– Да.

– Хорошо. Мы приберемся, а вы переоденьтесь и ступайте домой.

– Ваш герцог – сущий дьявол! – сорвался Марк, – Он все знал.

– НАШ герцог, – поправил гость, – Тише. Ему известно все и он умеет заботиться о своих друзьях. Идите домой, Марк, и ни о чем не беспокойтесь. Вы ведь опять с нами.

Глава 2

Монастырь Святой Алисы, вместе со святым Гомесом, некогда принесшей Камоэнсу свет истинной веры, был одним из самых почитаемых в столице. Он включал в себя не только храм и кельи монахинь, но и мастерские, где расписывались иконы, вышивались и выпиливались из дерева образа. Лишь с металлом не работали сестры, да и то, потому, что грех это – лик Господа на вечно холодной кости земной изображать.

Кроме того, монастырь славился мощами преподобной – объекту поклонения; и целебным источником, открытым ей же, вода из которого продляла жизнь. Вместе с домами для паломников и лавками – торгующими иконами, образами и другими сестринскими товарами – монастырь занимал целый квартал.

Когда-то это место было окраиной, но Мендора росла, и со временем обитель очутилась почти в центре столицы.

Святая Алиса – покровительница растений и деревьев, поэтому прапрадед нынешнего короля решил разбить парк для гуляний рядом с монастырем, через стену.

– Повелеваю, быть парку! Ни в чем Камоэнс ни должен быть хуже соседей. Завтра же все на торжественную прогулку! – предки Хорхе были людьми суровыми и простыми.

– Ваше Величество, так деревьев же еще не посадили, грязь одна, – попробовал возразить придворный.

– Молчать! Я сказал, всем на промену… тьфу, променад! Хватит пить с утра до ночи, да баб валять без разбору и согласья! Мне уже перед послами иностранными стыдно! Дикость! – Хорхе Первый, прозванный Крепким, тогда обменивался ругательными письмами с остиякским владыкой и остро реагировал на ехидные уколы соседа.

Подданным оставалось лишь повиноваться.

С тех пор прошла почти сотня лет, деревья росли, короли менялись. При праправнуке основателя Хорхе Третьем парков с аллеями для прогулок в Мендоре было уже восемь. Камоэнсцы привыкли к дару Крепкого короля и полюбили гулянья.

Парк у монастыря со временем терял популярность, зарастал и пустел, но власти следили за ним, и землю не продавали.

Карета без гербов, специально нанимаемая Гийомом через посредника, остановилась у одного из входов в парк.

Чародей открыл дверцу и ступил на мостовую. Он был наряжен в ту одежду, которую обычно избегал. Длинный до земли плащ с капюшоном, полностью скрывающий лицо. Роскошный плащ из ярко-зеленого атласа. Такой, что бы приняли за любовника, идущего на свидание, но боящегося огласки.

Колокола в монастыре ударили четыре раза. Гийом сверил с ним недавно купленные часы-луковички – дорогую, но слишком уж не точную игрушку. По его наблюдениям звонари в монастырях и церквях Мендоры каким-то образом всегда отмеряли время правильнее, чем любые часы: водяные, песочные, свечные или механические.

Три часа назад чародей присутствовал на похоронах посла Томаса Чосера, видел, как рыдала его молоденькая жена; как ее оттаскивали от гроба, отпускаемого в могилу. К счастью, грядущая встреча обещала отвлечь его от неприятных мыслей.

Маг уверенно шагал по пустым аллеям; немногочисленные парочки, встреченные им, улыбались и шептались вслед.

Путь его лежал в заросший угол парка, слывший дурным местом. Когда-то здесь произошла тройная дуэль; все участники которой погибли. И с тех пор, согласно слухам, каждую ночь являлись повторить тот смертельный бой.

Гийом мужественно пробирался сквозь кусты; он уже был здесь раньше, поэтому теперь обошлось без клочьев одежды на ветках. Дойдя до стены, отделявшей парк от монастыря, он надавил на приметный белый камень, выступающий из нее. Камень с трудом вошел в стену, где-то рядом раздался звук льющейся воды.

Чародей терпеливо ждал. Наконец, каменная плита у подножия стены прямо под камнем поднялась. Из подземного хода выбралась невысокая фигурка в белой робе послушницы.

Гийом подал ей руку, откинул свой капюшон. Монастырская беглянка сделала тоже самое.

– Здравствуй, Ангела, – ласково сказал он, – Я, признаюсь, боялся, что ты не придешь.

– Что с тобой, Ги? Последнее время, как не увижу, ты серьезный, суровый; не лицо, а маска. Даже сейчас, – Ангела лучезарно улыбнулась, словно компенсируя небу хмурость мага.

Они гуляли по самым далеким аллеям парка. Неизвестный в дорогом плаще и послушница, спрятанная родителями в монастыре, сбежавшая на тайное свидание к возлюбленному. Несчастная неравная любовь, сочувственно подумал бы любой, кто встретил их на этих тропинках.

Почти правда. Почти. Принцесса часто молилась в монастыре Святой Алисы. Настоятельница, услышав на исповеди ее откровение об опасной влюбленности, предложила помощь. Сама она ушла в монахини после смерти любимого мужа, и искренне желала счастья молодой принцессе, еще не знающей, как жестока бывает жизнь.

О тайне свиданий знали лишь три человека. Хорхе не нравилась слишком крепкая дружба его племянницы с магом и, к счастью, об их тайном общении он ничего не ведал.

Гийом неожиданно весело ухмыльнулся во весь рот. Добро и счастливо, с какой-то детской простотой, совсем не вяжущейся с его обликом. Ухмыльнулся и прочитал нараспев: Когда потухнут все вулканы, когда завянет вся трава, когда на небе звезд не станет, Тогда забуду я тебя!

– Сам придумал? Знаю-, что сам, не отпирайся! – засмеялась принцесса.

– А я и не думаю скрывать это, – ответил маг.

В этот миг немногочисленные друзья не узнали бы его. Глаза излучали нежность, острые черты лица смягчились: оно всегда бледное, как мел, чуть порозовело.

– Первое четверостишье за пятнадцать с лишним лет. Смешно, наивно, но для тебя. Конечно, это не сонеты твоего любимого Луиса де Кордова, но все-таки…

– Мне очень понравилось! – девушка взяла его за руку, – Спасибо. Ты не представляешь, как много мне сказали эти строчки.

Гийом не ответил. Ветер безуспешно трепал его короткие черные волосы. Он любовался принцессой: большими красивыми глазами, сверкающими из-под капюшона; небольшим чуть капризным ртом, маленьким, но упрямым подбородком; изящным носиком; стройным станом, который не смог спрятать огромный, не по размеру, плащ. Милыми оттопыренными ушками, которых она почему-то стеснялась. Ей было двадцать, а Гийому почти тридцать девять, пусть он и выглядел на десять лет моложе. Принцессу это не пугало, как то, что жизненного опыта чародея хватило бы на несколько жизней.

Ангела тоже молчала, улыбалась, так же наслаждаясь каждой секундой, редкого свидания. И когда их взгляды, обращенные друг на друга, встречались, влюбленные смущались как дети, отводили на миг глаза; чтобы через миг опять возобновить эту увлекательную игру.

Легкий ветерок – срывавший с деревьев разноцветные листья, осыпавший неподвижную пару красным, желтым, зеленым и оранжевым кружевом – им несколько не мешал.

– И что же тебе рассказало это невинное четверостишье? – поинтересовался, наконец, Гийом.

– То, что ты меня любишь, Ги. То, что ты меня все-таки любишь, – голос принцессы стал очень серьезным, – То, что чувства мои взаимны. Это дает мне силы.

– Взаимны, – блаженно улыбнулся маг, – Люблю, – сказал он резко, будто кинжалом ударил, – Не сомневайся. Ты – моя принцесса, – Гийом припал губами к ее руке, – Единственная и неповторимая. Новый смысл скучной жизни.

Ангела прикрыла веки. Жар от поцелуев запястья и ладони растекался по всему телу, вызывая сладостную слабость и легкий туман в голове.

Через некоторое время она нехотя отобрала у него свою руку и провела горячей чуть влажной ладонью по его щеке.

– Спасибо, – Гийом заметил, как в уголках ее глаз блестят маленькие брильянты, – Спасибо, я знаю, как трудно тебе даются эти слова.

Принцесса нежно поцеловала его в губы. Потом так же мягко, но твердо отклонилась.

– Мы так давно не встречались, что, наверное, в глубине оба решили: эта встреча – поток откровений. Хорошо, пусть будет так! – горячо воскликнул чародей, – Ты моя радость и моя слабость, Ангела. Рядом с тобой я расслаблен и почти беззащитен. Ты раскрыла мою душу. Хочешь – бери голыми руками.

– Хочу, – улыбнулась она.

– Только осторожно, – серьезно ответил Гийом, – Раньше я жил для себя, боясь и нехотя жить для кого-то, остерегаясь измены и предательства. А теперь не боюсь. Будь что будет. Ты стоишь любого риска. Поэтому королевский чародей, боевой маг, огненная плеть Его Величества, теряя рассудок, идет к тебе, рискуя головой.

– О, Ги, ты сегодня говоришь как истинный оратор! – воскликнула принцесса, но в глазах ее уже не было того веселья, которое она изображала.

– Иду, лечу, как мотылек на огонь, – продолжил маг, – Я знаю, твоя помолвка уже дело решенное. Жемчужину Камоэнса обвенчают с Марком Далацийским.

Гийом сказал это просто, ровным голосом без тени звучавших чуть раньше эмоций. Его умение держать себя, превращаться в говорящую статую, иногда раздражало Ангелу.

– Ты говоришь это так спокойно! – она отпрянула от него, необычайно стройного, холодного и белого, как зима, – Я начинаю понимать тех, кто считает тебя бездушным чародеем с мертвым сердцем – нелюдью!

Гийом не ответил и не отвел глаз, хотя пылающий взгляд принцессы мог испепелить гору. Смотрел ласково и спокойно, с той обманчивой безмятежностью, что развивается ценой многих испытаний. Таков взор бывает у политика, имеющего козырь на переговорах, или убийцы, выжидающего момент.

Листья падали, кружась, танцуя в воздухе, отдавая все силы без остатка, и несколько об этом не жалея, ведь полет и был их жизнью. Листья падали, а люди молчали.

Напряжение росло. Еще чуть-чуть, и оно бы зазвенело как натянутая струна гитары. Гийом первым отвлекся, поймал большой треугольный листок, богато раскрашенный золотым и багряным.

– Это тебе, – он протянул его девушке.

Она приняла дар, их руки соединились вновь.

– Не обижайся на холод – это моя броня, вторая кожа, внешняя суть. Не обижайся, ведь ты первая, кто за много лет раскрыла ее. Ты – растопившая лед. Ты – оживившая мертвое сердце, – Гийом прижал ее руку к своей груди.

– Два года назад, – задумчиво сказала принцесса, – Я, наивная глупенькая девчонка, пыталась уговорить тебя, расчетливого и равнодушного чародея, пощадить чувства двух влюбленных: Изабеллы Клосто и Луиса де Кордова. И все тщетно. Плакала ночью от бессилия помочь лучшей подруге: невозможности спасти ее от колдуна, что как в сказке потребовал обещанную плату.

– Тщетно, – маг улыбнулся краешком губ, – то-то они уже два года муж и жена, а я с тех пор потерял покой.

– Не перебивай! – строго сказала Ангела, – Это было ровно два года назад, а теперь я слышу от тебя такие слова: «Мотылек», «Рискуя жизнью». Знала бы заранее…

– Знала бы заранее? – внешне лениво повторил Гийом после некоторой паузы.

– Сделала бы все точно так же, – с вызовом ответила девушка.

Маг взглянул на небо.

– Кажется, будет дождь.

– Кажется? Ведь ты волшебник? – засмеялась Ангела.

– Маг. Боевой. Размениваться на такую мелочь – не для меня.

– Скажи честно, что не можешь предсказать, – потребовала принцесса.

– Хорошо. Честно – не могу, разучился. Уже лет пятнадцать не занимался подобной чушью, – не принял он шутки, – Пойдем, наверное, назад. Тебе уже пора.

Ангела замолчала.

– Тебя гнетет и изводит моя помолвка, – сказала она, наконец, – Хочешь открытого и честного разговора?

– Да.

– Хорошо. Зачем ты мучаешь меня этим? Я еще не выхожу замуж за наследника Далации. Не надо заранее сыпать соль на раны, пытать меня словами. Мне тоже больно, Гийом. Ты старше и гораздо опытней. Скажи мне, что делать, как поступить, как жить? – почти прокричала принцесса и прикусила губу.

– Не скажу. Именно потому, что опытнее. Наша любовь пока еще безопасна, невинна, похожа на игру. Чувства наши – романтический союз, что возможен для юной девушки, но не для будущей королевы. Мы на перепутье. Прошу, дай договорить до конца! – он сделал останавливающий жест рукой.

– Есть два пути. Первый – излюбленный романистами – побег, точнее бег ото всего и всех за счастьем. Он отпадает. Наивные по природе или намеренно авторы скрывают, как тернист, коварен и кровав этот путь. А так же то, что в конце его, зачастую, лежит совсем не счастье, а усталость, обида и разочарование, – Гийом сделал небольшую паузу, – Или даже ненависть на того, кто испортил тебе жизнь прежде счастливую и довольную, погубил. Но опасности эти пока далекие, и кажутся тебе мнимыми.

Второй путь. Для тебя сейчас наиболее трудный. Жить так, как идет судьба. Немного позабыть меня. А позже уехать в Далацию: страну, где также жарко и красиво, как здесь, но чуть другие звезды.

Ангела опустила голову. Капюшон полностью закрыл лицо и подбородок.

Гийом мягко обнял ее за плечи.

– Прости.

– За что? – произнесла девушка, едва сдерживая слезы, – За что ты так жесток со мной? Наше свидание начиналось так хорошо…

– Прости, – повторил он, – Ты говорила: я расчетлив – это так. Я представляю примерное будущее и хочу, чтобы с тобой было все хорошо. Несчастливая любовь может забыться, а вот изломанную судьбу не исправишь.

– Ты рассказывал мне историю о молодом волшебнике, полюбившем герцогиню. Ему отрезали руки и язык. Ты этого боишься?

– Нет. Меня трудно схватить живым. Проще убить. А смерти я давно не боюсь, – спокойно ответил маг.

Ангела кинулась ему на шею.

– Прости теперь ты меня, – горячо сказал она, – как я могла в тебе усомнится, обвинить в трусости.

– Это все погода, – тихо сказал Гийом, – близится ненастье, и наши умы в беспокойстве. Ненастье не только в погоде. Послушай, вот вспомнил очень хорошие строки, жалко, что я не поэт: Разлуку во всем я вижу: она в глазах твоих грустных.

Разлуку во всем я слышу: твой голос слабей и глуше. Разлуку во всем вдыхаю: ты пахнешь скошенным лугом. Во всем предчувствую близость разлуки, разлуки, разлуки.

– Я хочу сберечь тебя, моя принцесса, – сказал он, и это обращение звучало не как титул, – Сберечь твои синие как небо глаза, волос цвета темного каштана, стройный стан и нежность рук. Ты – хрустальный сосуд, в котором хранится то немногое доброе и нежное, что еще осталось во мне. Близость со мной может его разбить.

Ангела откинула капюшон, явив ему, небу и осеннему парку милое личико, озаренное прелестью молодости – этим вечным очарованием чистых и открытых чувств.

– Тебя могут увидеть, – Гийом указал взглядом на такие же пары в отдалении.

– Нет, им не до нас. А если и да – мне все равно! – с вызовом произнесла она, – Благодарю за заботу Ги, но ты, все-таки, забыл обо мне. О моих чувствах и желаниях. О том, что я хочу быть с тобой. У нас день поэзии – отвечу стихами: От чего Умирает она? Оттого, что разлучена, И мужчина тоже. От чего Умерла она? Оттого, что разлучена, И мужчина тоже

– И мужчина тоже, – повторил маг, – Хорошие строки, но совсем не к месту. Не вздумай умирать, – одновременно и строго, и шутливо сказал он ей.

– И не подумаю! – почти весело ответила Ангела и внезапно показала ему язык.

Оба рассмеялись.

– Ну вот, улыбнулся. Для этого пришлось принцессе Камоэнса язык показывать, словно глупенькой девочке.

– А ты уже не глупенькая девочка? – поинтересовался Гийом.

– Нет, и ты прекрасно об этом знаешь. Решать нашу судьбу мы будем вместе. Прошу, не делай больше выбор за меня.

– Хорошо, – маг ответил не сразу, – Мы вернемся к этой теме. В следующий раз. В свою очередь ставлю условие: обдумай все хорошо, составь свой план наших действий и возможностей, попробуй этот вопрос своими белоснежными зубками. Может, потеряешь иллюзии.

– Составлю, – кивнула Ангела и накинула капюшон на голову, – Пойдем, Гийом, мне пора.

Маг взял ее под руку, и они без особой спешки зашагали по мощеной камнем дорожке назад к тайной калитке, ведущей на территорию аббатства.

Гийом молчал, все уже было сказано, теперь он лишь наслаждался последними мгновениями столь редкой близости.

На развилке у небольшого фонтана, украшенного позеленевшими от времени мраморными нимфами, маг почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Он не привык бегать от неприятностей, поэтому обернулся, так что принцесса оказалась у него за спиной.

Капюшон, закрывающий от посторонних взглядов лицо, не идеален – мешает взгляду. Гийом приподнял его, зная, что его инкогнито уже раскрыто.

Напротив него, радостно улыбаясь, показывая белоснежные искусственные зубы, стоял новоиспеченный гвардейский лейтенант Марк де Мена, сторонник и наперсник могущественного герцога Гальбы.

Марк был облачен в яркий бело-голубой камзол со специальным кармашком на поясе, из которого выглядывала золотая цепочка от часов-луковиц. Большую шляпу под тон костюма украшали три красных пера. О его принадлежности к гвардии можно было догадаться только по черному с желтым треугольнику на плаще[6]6
  Вообще-то плащ гвардейца двух цветов. На черной фоне желтый треугольник – это цвета правящего дома Камоэнса – но по старой традиции гвардейцы носят имя «черных».


[Закрыть]. Один нос виконта, сломанный и распухший, выделялся из общей красочной картины.

Де Мена был не один, чуть позади него маг увидел еще двух дворян, разодетых с не меньшей пышностью, чем их предводитель. Все были вооружены. И не одними кинжалами, как требовали приличия, но и мечами.

– Синьоры, кого я вижу? Сам великий маг Гийом! Да еще не один! – с пафосом воскликнул Марк.

Его товарищи засмеялись. Нехорошо так засмеялись, нервно и натянуто.

– Я тоже не рад вас видеть, де Мена. Но воспитание заставляет меня дать вам совет: не показываете на человека пальцем. Во-первых, это невежливо. Во-вторых, можно потерять наглый перст.

– Как грубо, Гийом! – Марк картинно развел руки в сторону, – А еще что-то говорите о воспитании. Признаюсь, мы удивлены увидев вас в чьей-то компании. Ведь обычно вы предпочитаете мертвых живым. Скажите, ваш путник, он кто: мальчик или девочка?

Троица приблизилась к ним на несколько шагов.

Пальцы Ангелы сжали ладонь мага. Она стиснула зубы и промолчала. Товарищи виконта опять засмеялись громко, грубо и обидно.

Гийом удивился. Его уже давно никто не смел так задирать.

– Ищите ссоры, Марк? – спросил он прямо, – Если да, то для самоубийства вы избрали слишком сложный способ – идите вон! Если нет, то рекомендую врача.

Марк не ответил, весь его напряженный облик свидетельствовал об опасности. Неожиданно за спиной мага и принцессы возникли еще один тип в красном.

– Не грози мне, колдун! – последнее слово виконт произнес так, словно сплюнул, – Его Величество недавним указом запретил дуэли.

Его товарищи положили руки на рукояти мечей. Гийому ситуация разонравилась совершено. Марк – не такая уж большая фигура – чувствовал за собой силу. Значит, ему приказали устроить ссору. Герцог Гальба. Но зачем? Неважно. Здесь принцесса.

– А до дуэли дело и не дойдет. С дороги! – Гийом развернулся, решительно оттолкнул двоих зашедших сзади, становился, услышав характерный звук оружия, вынимаемого из ножен.

– Сеньора, откройте лицо! – потребовал виконт и шагнул к Ангеле.

Та едва сдержала крик, если их раскроет Марк де Мена…

Гийом видел острия двух мечей у своей груди. От него хотят крови. Люди Гальбы пытаются быть невозмутимыми, но руки их дрожат. Даже голос Марка колеблется. Боятся.

Чародей глубоко вдохнул. Его провоцируют на пролитие крови, он не поддастся. Де Мена, приняв его молчание за слабость, кивнул своим людям.

– Посмотри на меня, красотка! Гийом, дернешься – умрешь.

Маг отпустил руку Ангелы, на долю мгновенье закрыл глаза, и время замедлило ход. Он схватился голыми руками за лезвия двух приставленных к груди клинков. Едва успел, острия уже прокололи одежду и поцарапали грудь.

Металл. Сталь плохо передает магию, но заряд, посланный Гийомом, был очень силен. Дворянчики дернулись, пытаясь противиться приказу уснуть, и упали на мостовую.

За спиной закричала Ангела. Маг развернулся и резко выбросил вперед окровавленные ладони. Воздушные пощечины отбросили от принцессы обоих насильников. И того, что держал ее, и Марка, что как раз откинул капюшон, Ангела мотнула головой, пытаясь закрыть лицо длинными каштановыми локонами.

Гийом обнял ее и прижал к себе. Девушка всхлипнула.

– Все хорошо, милая, все хорошо.

Марк де Мена пытался встать, в руке его был зажат длинный кинжал. Лицо растерянное и испуганное.

– Принцесса, – выдохнул он, – не может быть! – в голосе слышались удивление, обида и зависть.

– Гийом, не надо! – закричала девушка и схватила его за руку.

– Не бойся, я не буду его убивать, – бледное лицо мага озарила улыбка, от которой де Мена отшатнулся как от удара и выставил вперед кинжал.

– Брось! – приказал Гийом, небрежно взмахнув рукой, и Марк против воли разжал руку, – Замри, – щелчок пальцами остановил новоиспеченного гвардейца, попытавшегося подобрать оружие.

– Этой весною покойный граф де Вега в моем присутствии избил тебя табуретом по лицу, жестоко и просто без всяких дуэлей, за то, что вы оскорбляли двух близких ему женщин. Знахари немного подлатали тебя, но урок, как вижу, на пользу не пошел.

– Твой дружок – чернокнижник и мятежник – уже в аду, и тебе не долго жить осталось, – прошипел Марк и плюнул в Гийома. Виконту нельзя было отказать в храбрости.

Чародей смахнул слюну ладонью и вытер ее о камзол противника, подобрал кинжал и посмотрел Марку в глаза. Тот выдержал взгляд.

Гийом без замаха сильно ударил кулаком в его несчастный раненный нос. Хрустнуло. Марк упал на мощеную дорожку, прижал руки, вновь обретшие подвижность, к лицу. Завыл сквозь стиснутые зубы.

– Боюсь, вы ошибаетесь, виконт, покойный граф Риккардо не имел к магии ни малейшего отношения, – пояснил чародей, вернувшись к официальному тону, словно место стычки превратилось в светский прием.

– Будьте спокойны, Ангела, он будет молчать, – Гийом вернулся к девушке и взял ее за руку.

Марк выругался.

– Принцесса, подскажите мне, чем карается поднятие руки на монаршую особу? – спросил чародей.

Лицо принцессы посветлело, она поняла его замысел.

– Согласно древнему закону виконту де Мена грозят: изощренные трехдневные пятки, колесование, четвертование и отрубание головы. А в моем случае, – мило улыбнулась Ангела, – еще и кастрация.

– До или после отрубания головы? – переспросил маг.

– Думаю, до, – девушка окончательно успокоилась.

– Он будет молчать. – подвел итог Гийом, – Поспешим, тебя могут хватится. Кстати, второй видел твое лицо?

– Нет, я отвернулась.

– Тогда, нам здесь нечего больше делать.

Марк де Мена с ненавистью смотрел им вслед. Кровь текла густым потоком, попадая в рот, заливая новый камзол, но он даже не пытался ее остановить.

– Герцог Гальба – дядя короля Хорхе вашего дяди, – Гийом решил, что немного юмора Ангеле не повредит.

Не ошибся, принцесса улыбнулась, услышав такую тавтологию.

– Так вот, он знает о вас с нами. Откуда неизвестно, может, настоятельница проболталась, что мало вероятно, она рискует головой. Скорее герцог сам догадался, вычислил. Нужно на время прекратить наши свидания. Опасно.

Гальба знает, но не рискует сообщить об этом королю. Ваш дядя прозван и Справедливым и Жестоким одновременно – как отреагирует неизвестно, но, уверен, больно будет всем. Потому-то герцог и послал Марка де Мена, чтобы тот раскрыл вас и устроил скандал.

* * *

Большая зала в Круглой башне повидала немало. Здесь до постройки первого дворца заседали основатели династии Авила – предки нынешних властителей Камоэнса – еще не настоящие короли, но уже и не разбойники. Потом башня была по очереди: сокровищницей, темницей, временной церковью, конюшней и складом для упряжи. К воцарению Хорхе ее забросили и закрыли. Мышей из подвалов и голубей с чердака изгнало появление Гийома, который по договору с королем обязался подготовить ему трех боевых магов – опору престола, грозу соседей.

Местные или, как их называли еще, «старые» волшебники умели многое: лечить, предсказывать, зачаровывать вещи, знали алхимию. Лишь одна наука так и не далась им в полной мере за сотни лет – наука насилия и разрушения.

Появление Гийома разрушило привычный для них мир волшебства. Этот чужак, «заброда из-за моря» явил Благословенным Землям всю мощь Боевой магии – грозного искусства, требующего особого отбора кандидатов и тщательнейшей их подготовки.

Из сотен знатных претендентов на ученичество Гийом отобрал одного – честолюбивого гордеца Гонсало де Агиляра, прекрасно зная, что тот доставит ему немало проблем.

Вторым стал Понсе – сын «старого» волшебника, отвергнутый собственным отцом, как «неспособный к магии». Третьего – сына лавочника Кербона, королевский маг заметил, покупая писчую бумагу у его отца.

Гийом учил их четыре долгих года, вдалбливая в упрямые головы основы боевого искусства. До большего учении могли дойти лишь сами. Сдав индивидуальный экзамен, каждый из них стал королевским чародеем – лицом крайне уважаемым в Камоэнсе. Гийом по-прежнему был первым из них. О равной конкуренции Гонсало и Кербону, рвущимся к успеху и славе, оставалось лишь мечтать. Тихий и послушный Понсе о таком «святотатстве» и не помышлял.