355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Рау » Меч, палач и Дракон » Текст книги (страница 13)
Меч, палач и Дракон
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 05:29

Текст книги "Меч, палач и Дракон"


Автор книги: Александр Рау



сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 29 страниц)

Часть третья
АЛЬКАСАР
Глава 13

– Боюсь, сеньоры, ночевать мы, кто на дне морском, кто в грязном трюме – невольником, – голос Луиса де Кордова был мрачен, но никто не упрекал его в пессимизме или пораженчестве.

Илия Кобаго почти выполнил свое обещание. Почти. Беда пришла, когда дом был так близок. У самого Жаркого Берега – мыса, что отделяет Благословенные Земли от вновь открытых южных стран, – свирепый тайфун внезапно налетел на эскадру, спешащую домой. Шторм возник так внезапно, что даже Гийом, на чьи способности так надеялись мореходы, и тот лишь в последний момент почуял опасность.

Корабли раскидало в разные стороны. Флагман – Вольный Купец – на котором держал флаг Кобаго потерял эскадру из вида. Целую ночь – шторм, казалось, длился вечно, – моряки боролись за жизнь своей каравеллы. Немногочисленные камоэнсцы – пассажиры – помогали им в меру сил и умений. Гийом почти две оры не пускал воду в пробоину величиной с человека – Купца протаранила соседняя каравелла, ведомая волнами.

И вот уже трое суток корабль, сохранивший лишь одну мачту, тащился вдоль берега в сторону Камоэнса. Быль полный штиль, словно, бог Ветров решил дать себе отдых, после тайфуна. Купец двигался только потому, что Гийом напрягая все силы, направлял в разорванные паруса слабенькие потоки воздуха, находя их на высоте облаков.

Команда и пассажиры опасались, а если честно, то просто смертельно боялись одного – алькасаров. Корсары их не разочаровали. Две галеры, вооруженные сотней весел и двумя мачтами каждая, вышедшие на грабеж камоэнского или остийского побережий, тут же переключились на новую легкую добычу.

Первым их заметил зоркий Илия Кобаго.

– Нам не уйти, – вынес он приговор себе и своей команде, – Готовьтесь к абордажу, сукины дети! Ну, другины, покажем огнепоклонникам, как умеют умирать далатцы!

Из ящиков на палубе мгновенно появились большие тяжелые арбалеты, с винтовым механизмом на конце ложа. Такие монстры требовали двух человек обслуги: стреляющего и взводящего, зато били с чудовищной силой на огромное расстояние. Далацийцы собирались потрепать корсаров еще на подходе. Легкие арбалеты – устройства зарядки «козья ножка», – так же раздавались команде. Для полуголых алькасаров любой болт смертелен.

– Поджарим, сволочей! – свирепо ощерился Кобаго.

Из трюма бережно вынесли две железных трубы, плюющиеся морским огнем, и два засмоленных бочонка с хитроумной смесью. «Огнеплювы» установили на специальных лафетах по одному на каждый борт. Галеры алькасаров встретит жаркий поцелуй. Морской огонь – его состав входят нафта и особо горючие масла – не тухнет даже на воде. Использование его в ближнем бою – почти самоубийство, но экипаж Купца об этом уже не думал, им было нечего терять.

Алчность – вот что побуждает далатцев: исследователей-торговцев-пиратов – уходить в плавания за неведомые моря. Купец сидит низко, до верху груженый золотом и ценными товарами. Далатцы погибнут, но добычу не отдадут. Это вопрос их чести.

Галеры корсаров подходили все ближе, уже слышался ритмичный бой барабанов. Кроме такой музыки гребцов-рабов подбадривали ударами кнута. И камоэнсцы и далатцы знали, что лучше умереть, чем попасть на галеры.

Камоэнсцы, облаченные в доспехи, выстроились на палубе. Их было немного – человек двадцать. В том числе все командование экспедиции: Луис, Марк, Гийом, Пабло, мечтавший об ином возвращении домой. Солдатами вокруг них командовал одноглазый Фредерико Альберти, которого уже никто не осмелился бы назвать молокососом.

– Сеньор Гийом, – белобрысый парень по-прежнему тушевался, обращаясь к магу, – Я хочу сказать… Сказать, что я очень рад, что поплыл с вами. Вы указали мне путь, достойный мужчины. Я…

– А вы достойно шли по нему, Фред, – перебил его маг, – Не нужно благодарностей. В Мендоре я обязательно напишу вашему дядюшке, расскажу, какого героя он воспитал.

– Но мы же умрем? – изумился Альберти.

– Чушь. Верьте мне, – обнадежил его Гийом и отправился на корму.

Галеры подошли уже близко, как раз на расстояние удара.

Вся команда, остановившегося судна, затаив дыхание, следила за приготовлениями мага. Гийом был собран и сосредоточен: губы сжаты, глаза чуть сощурены. Промеж его ладоней, медленно разводимых в стороны, появилось пламя, которое постепенно разрослось до шара с две человеческие головы. Воздух стал горяч, но Гийом не обжигался.

Когда шар пламени вырос, маг с усилием оттолкнул его от себя, от груди, словно мяч из смолы – любимую игрушку турубара. Огненный шар устремился точно к ближайшей галере. Плюхнулся в воду рядом с ней. Издалека донесли насмешливые крики султанцев.

Они перестали смеяться после третьей попытки, когда мачта – в которую угодил шар – вспыхнула как сухое дерево от удара молнии в засушливое лето.

Барабаны затихли, галера остановилась. Далацийцы попробовали обстрелять ее из тяжелых винтовых арбалетов. Судя по упавшим в воду фигуркам в ярких шароварах, пара стрел все же достигла цели.

Алькасары свалили горящую мачту в воду, справившись с пожаром, но атака прекратилась. Корсары спешно отвели суда на безопасное расстояние.

Гийом, выпустивший почти десяток шаров, жадно пил вино из личных запасов Кобаго. Далатцы и камоэнсцы ждали. Им больше ничего не оставалось. Одна из галер сменила курс и отправилась к берегу в Сеяту.

Обреченный экипаж ждал развязки. К вечеру султанцы вернулись. Несчастного Вольного Купца с сотней моряков и солдат, окружила эскадра в десять галер: почти тысяча алькасарских корсаров – грозы побережий. На ночную атаку они не решились. Волшебный фонарь, запущенный Гийомом в небо над галерой препятствовал внезапному нападению.

Утром галеры, кругом обступившие каравеллу, двинулись на веслах под удары барабанов, пеня спокойное море. В том, что бой это будет последним, никто не сомневался.

Гийом готовил для алькасаров сюрприз, те и не догадывались, что мере может расступиться под кораблем, уронить в образовавшуюся щель, а после накрыть с головой. Вот только шутка эта отнимет много сил; после нее он станет опасной, но все же доступной добычей для корсаров, грозящих кривыми саблями.

Галеры остановились у роковой для себя черты. Рабы на них, тужась, сделали гребок в обратную сторону, гася движение.

С самой большой галеры – на которой развевалось знамя султана с красно-черным драконом на желтом фоне – спустили шлюпку. Парламентера миновал морской огонь, Илия Кобаго решил узнать, что же скажут ему султанцы.

Бородатый парламентер ловко вскарабкался по брошенной веревке с узлами, перелез через борт, по-хозяйски огляделся. Чувствовалось, что палуба для него родной дом. Пират представлялся опасным противником, судя по развитым мышцам обнаженной груди и настоящему ятагану на поясе.

При виде его камоэнсцы дружно рассмеялись. Алькасар нахмурился, причина смеха выяснилась почти мгновенно.

– Марк, ты проиграл, отсчитай мне двадцать монет. У него шаровары еще шире, чем у Гийома! – с неуместной радостью сообщил Луис де Кордова.

Корсар тоже рассмеялся. Помимо шелковых алых шаровар и сапожек на нем был расстегнутый черный халат.

– Говори, зачем пришел, и убирайся, не то убьем! – пригрозил Иля Кобаго.

– Эй, неверные! – громко обратился алькасар, – Слушаете все! Я – санджак-бей Джайхар – капитан Злой Эскадры, объявляю вам волю моего повелителя – наместника Сеяты Хамди.

Илия Кобаго сглотнул, камоэнсцы переглянулись. Матросы тесно обступили корсарского посланника. Все понимали, он принес важную весть.

– Мой султан Ибрагима, да хранит его Вечное Пламя, – торжественно начал корсар Джайхар, – давно желал познакомиться с магом Гийомом, служащим владыке Камоэнса. Но тот недостойно отвергал приглашения султана.

– И что это значит?! – спросил Илия Кобаго, зло смотря, на невозмутимого чародея, скрестившего руки на груди.

– Мой царственный повелитель – бейлер-бей[10]10
  Бейлер-бей – наместник провинции, санджак – округа, сипахий – воин, получающий от султана землю с крестьянами в обмен на воинскую службу.


[Закрыть]
Хамди – хороший брат и верный слуга султана желает, чтобы Гийом извинился перед его братом и господином – отправился со мной на галеру, – продолжил корсар, руки его, ранее упертые в боки, медленно сползли к поясу.

Он не зря опасался драки, напряжение росло. Одно неосторожное слово, и десяток сабель обрушиться ему на голову.

Пабло де Гальба рассмеялся.

– Твой Хамди – безмозглый дурак, если думает, что мы отдадим ему на расправу нашего боевого мага. Гийом сожжет все ваши галеры.

– Не храбрись, знатный бей, – презрительно перебил его алькасар, он разбирался в людях, – Мы потеряем один корабль, два три, но перебьем вас всех. Если маг в алькасарских штанах уплывет со мной, Хамди отпустит вас с миром.

– Не обманешь, собака?! – ощерился Илия и схватился за саблю.

– Я говорю от имени Хамди, его Слово нерушимо, – гордо произнес Джайхар, – Султан хочет извинений мага, больше, чем ваших богатств. Вас не тронут. Не веришь – неси факел.

Горящий факел был доставлен – им готовились запалить морской огонь. Алькасар разрезал левую ладонь и окропил огонь кровью.

– Вас не тронут, клянусь Вечным пламенем. Мы, в отличие от вас, подлые северяне, не лжем.

– Клятва принесена правильно, – впервые за все время разговора произнес Гийом.

– Тебе долго служили пленные из нашего народа. Ты знаешь обычаи, – довольно ответил алькасар.

– Забирай его! – скомандовал Илия Кобаго.

– Ты не спросил, согласен ли я? – обернулся к нему маг, – Мне корсар безопасность не обещал. Ты знаешь, что могут означать «извинения».

Но все было уже решено за него. Далатцы выхватили сабли и направили арбалеты на кучку камоэнсцев, что оказались окруженными на палубе. Напряжение достигло максимума, в воздухе запахло смертью.

– Бросайте мечи, сэноры, или перебьем всех! Откупимся магом, неужели хотите умереть?! – закричал Илия Кобаго.

– Подлец, ты предал нас! – Фредерико Альберти, стоявший ближе всех к Илие не выдержал и наполовину обнажил меч.

Кобаго отреагировал мгновенно. Брошенный нож вонзился в лицо Альберти, в его здоровый глаз. Честный парень, вступившийся за своего старшего товарища, умер мгновенно, лезвие вошло по рукоять.

– Не надо глупостей, сэноры! – предупредил Илия схватившихся за мечи камоэнсцев, – Вы хотите домой, или нет?

– Ладно, забирай мага. Не хватало нам еще перебить друг друга из-за него, – «разрешил» Марк де Мена.

– Пабло? – не выдержал Луис де Кордова.

Гальба-младший молчал. Далатцы, сразу же нацелившие на мага арбалеты, махнули ему – дескать, иди к борту.

– Прощайте, сеньоры. В любой случае, мы еще увидимся, – кивнул камоэнсцам маг, – Луис, Кармен Феррейра знает, кому я передаю последний привет.

Гийом шагнул к довольному улыбающемуся алькасару. Поэт кинулся к нему.

– Черт возьми, я вас не оставлю!

– Не глупите, де Кордова, – попытался остановить его Гальба-младший.

– Кто-то должен спасти честь Камоэнса, – с вызовом посмотрел на его Луис и сплюнул на палубу.

Перелезая вслед за алькасаром через борт, маг и поэт слышали мерзкий голос Илии, что притворно вздыхал:

– Бедный парень. Зря он разозлил корсара – подставился под удар. Мы не смогли его спасти. Забудем о плохом, сэноры, я довезу вас до Карсолы, а оттуда до Мендоры два дня пути.

Гийом и Луис, сидя в шлюпке, смотрели на удаляющуюся каравеллу, видели, как за борт выбросили Фредерико Альберти. Тело, облачено в доспех, камнем пошло ко дну.

Невезучий картежник так и не успел порадовать сурового дядю рассказами о подвигах, наградами и званием капитана. Простой и открытый парень – переживший три страшных битвы – погиб от руки предателя. Он – дважды видевший рядом смерть – умер слепым, словно Илия испугался его взгляда.

– Прощай. Фред. Ты был хорошим человеком, – вздохнул Гийом.

Как всегда, в такие моменты у него не находилось слов. Те, что вертелись на языке, были слишком мелки, лучше молчание.

– Сочини ему эпитафию, Луис, – попросил он, – у тебя получится.

Де Кордова, чувствовавший себя разбитым, обесчещенным и невероятно усталым, хотел сложить строчки о герое, о чести и предательстве, но вместо этого произнес следующее: Так же, как моряки море себе выбирает Гавань, чтобы развлечься. Бурное море живых. Так же, как моряки море себе выбирает Гавань, чтобы умереть. Горькое море ушедших.

– Думаю, ему бы понравилось. Фред был скромным и трепетал перед твоими стихами, – после долгой паузы сказал Гийом.

– Что ждет нас? – спросил поэт.

– Не знаю, – ответил маг, – Ведь знаешь, как в песне:

 
Час моего сердца –
это и час надежды,
И безнадежности час.
 
* * *

Бейлер-бей Сеяты и родной брат султана Ибрагима оказался приятным в обращении человеком. Хамди был молод – ровесник Луиса – но на лице его явственно чувствовалось печать власти. Гордость и самомнение человека, предки которого ведут происхождение от Дракона – основателя Алькасара.

Султанцы не чинили обид магу и поэту, лишь у каюты Хамди Джайхар остановил их.

– Оружие, – он указал на меч Луиса, – И доспехи тоже сними, здесь они тебе, шах, ни к чему.

Мрачный Луис нарочито медленно освободился от шлема и лат. Видя, с каким проворством подбежавший корсар схватился за отложенный меч, поэт понял, что своего оружия ему уже не видать. Прежде чем его успели остановить, он выкинул за борт половину доспеха.

– Не хорошо, – добродушно усмехнувшись, погрозил ему Джайхар.

Гийома это замешательство чуть успокоило. Луиса назвали «шахом» – это был хороший знак. Шах – высшее именование для неалькасарской знати. Значит они почетные пленники.

– Гийом, – взволнованно прошептал де Кордова, – Половина корсаров не алькасары – северяне!

– Ничего удивительного, – пожал плечами маг, – Для пленника-раба отречься от прошлой веры и отдать себя во власть Вечного Пламени единственный способ получить свободу, кроме баснословного выкупа. Вот и грабят северяне в халатах берега Камоэнса, Остии и Далации. У Джайхара отец, наверняка, из камоэнсцев, потому-то он так хорошо и язык знает.

Бейлер-бей корсаров – низкий толстый Хамди не носил бороды, зато пышные усы свисали до подбородка. Нос длинный с горбинкой, лицо скуластое, волосы собранны под круглым тюрбаном. Алькасары, известные горячим нравом не снимали их и в помещениях. Тюрбан – шапка из множества слоев ткани, набитая пенькой и ватой – не от солнца спасает, а от сабель. Халат бея, местами запятнанный пищей, был расшит квадратным орнаментом – такой же был и на одеждах всех корсаров этой галеры.

Каюта была большой и низкой. Достархан был разложен на полу, рядом подушечки для сидения. Слуг и стражей нет. Хамди не боялся пленников.

Он, как и полагается хозяину, гостей принял радушно, его не смутила их молчаливость.

– Пейте вино, шахи! – он собственноручно обслуживал Гийома и Луиса, щедро плеща благородный напиток в глубокие пиалы.

Шахи молча пили. Беседовать с улыбчивым беем им не хотелось. Пусть даже он и в совершенстве знает камоэнский – обучился у корсаров-ренегатов. Хамди быстро наполнял опустевшие чащи, провозглашая тост за тостом, словно хотел споить гостей-пленников.

– Наши жрецы хотели запретить виноградную слезу, потому что она туманит голову, но брат мой отстоял сей напиток. Выпьем же за моего царственного брата! – поднял он чащу.

Гийом и Луис не притронулись к своим. Хамди звучно рассмеялся.

– Какие гордые шахи, – и выпил один.

Луис опьянел быстро, стал грозить Хамди и всем султанцам. По знаку бейлер-бея двое корсаров – один алькасар, другой северянин – осторожно, но крепко взяли его под руки и увели.

– Ай, ай, ай. Как нехорошо отзывался обо мне ваш друг, Гийом, – Хамди сбросил веселую маску, стал серьезным, – А еще и поэт. Не смотри на меня так удивленно, колдун, Алькасар – просвещенная страна, мы любим книги, я читал его сонеты.

Маг задумчиво потер небритый подбородок четырехпалой ладонью. Грубость бея оставила его равнодушным, не изменила привычный тон. Дерзость в ответ – обрадует хозяина каюты, вежливость же – разозлит.

– Я устал, правоверный Хамди. У меня нет желания играть с вами в загадки, перебрасываться намеками и двусмысленностями. Бастард прежнего султана – Сайлан – ваш сводный брат, верно служил мне, попав в плен. Уверен, что при своей преданности мне, он все же писал домой, находил способ, – одно другому не мешает. Вы знаете, что я люблю прямоту.

Хамди насупился, окинул мага взглядом с ног до головы. Длинноносый алькасар в ярком богатом халате и тюрбане, вдруг напомнил Гийому разряженную крысу. Те же маленькие черные глаза, та же опасность в них. Сможет – укусит.

– Моя воля – ты бы отправился на корм рыбам, Гийом, – бейлер-бей корсаров откинул прочь вежливость, – Но огонь, метаемый тобой, видели все. Смерть не скрыть. Брат же мой – султан – не терпит пренебрежения его волей.

– И чем я вызвал столь жгучую ненависть? – Гийом наклонился вперед и налил себе вина, – Тем, что дрался против вас на стороне Хорхе и весьма успешно?

– Нет, это вызывает лишь уважение, – покачал головой бей, – Причина – мой царственный брат, – Хамди понизил голос до шепота, – Ибрагим метает о покорении мира. Ему мало земель Алькасара. Он ждет Дракона – Мессию, что сокрушить державы севера.

– А вам – бейлер-бею пиратского города – это не нравится? Смешно. Волк прикидывается овцой.

Хамди сжал кулаки.

– Жаль, что ты Ибрагиму нужен невредимым. Я бы отрезал тебе еще пару пальцев за наглость. Дракон – опасная сказка. Султанату не нужна сейчас большая война, кочевники на востоке опять напирают, подвластные народы восстают. Я бы сжег города Камоэнса, забрал богатства и обесчестил жен, но позже и сам, – султанец замолчал, не договорив, но Гийом понял его мысли.

– Вы не страну беспокоитесь. Хамди, а завидуете брату. Настолько, что вам противны все его планы. Однако не бойтесь, Дракона султану вовек не сыскать, – ехидно закончил маг.

– Ибрагим считает, что дракон это ты, колдун.

Гийом не думал, что еще есть вещи способные его удивить, но ошибался.

– Я? – он искренне рассмеялся.

– Да. Ты владеешь огнем и другими стихиями. Ночные Матери, воззвав к духу Сайлана, сказали Ибрагиму: Дракон – это северный колдун.

– Султан будет разочарован, я не собираюсь покорять для него мир.

У мага зачесалась спина, он потер зудящее место. Разочарованно вздохнул – нет, это не крылья ангельские прорезались, а потная рубашка прилипла к телу.

– Думай, как скажешь это Ибрагиму, – расхохотался Хамди, – Брат мой не терпит возражений. Он потратил полказны, разыскивая «драконов», но не один из проходимцев, польстившихся на его золото, не прожил долго. Тебя – самозванца – сварят живьем в кипятке!

– Я не самозванец, – спокойно поправил его Гийом, – Спасибо за прояснение ситуации, – маг встал, – Пусть меня отведут к Луису.

Хамди, которого эта невозмутимость бесила, крикнул стражу, беседа ему надоела. Гийом вышел не прощаясь. Белей-бей Сеяты шумно выдохнул, выпуская раздражение, поднес к губам пиалу. Что-то попало в вино. Шерсть? Нет.

Хамди заскрежетал зубами. В пиале плавали его усы. Гордость бея оказалась срезанной, колдун сумел отомстить ему.

Он подавил гнев, желание тут же схватить колдуна и содрать с него кожу. Хамди убедил себя, что его брат Ибрагим, да сгорит он без остатка, накажет Гийома-северянина лучше его.

Ненавистный брат султан, занимавший его, Хамди, законное место, был знаменит не столько победами, сколько хитрым нравом. Не счесть, сколько бейлер-беев и санджаков, не говоря уже о простых сипахиях, пало от руки его. Он творит неправый суд, нарушая все обычаи, отнимая у достойных земли их отцов и дедов.

Если первый султан – легендарный Карим, был прозван грозой Неверных. Ибрагим же гроза Верных!

– Пусть умрет он от заворота кишок! Пусть огонь съест его нутро! Пусть Ибрагим утонет в собственной моче! – молча взывал Хамди к Вечному Пламени.

Молча, потому что хоть Ибрагим и пощадил родного брата, но глаз с него не спускал, наводнив окружение корсарского бея своими шпионами.

Окончив молитву, Хамди стал любоваться своим ятаганом. Мысленно представляя, как снесет им голову брата. Корсарский флот возвращался в Сеяту, откуда по хорошим дорогам меняя лошадей на султанских дворах, можно было добраться за две недели.

Глава 14

– Мой отец был великим воином! – хвалился Джайхар, которому Хамди поручил охрану гостей-пленников, – Приняв истинную веру, он потопил десять, нет двадцать судов неверных! Перебил тысячу врагов!

Жеребец санджак-бея Джайхара был настоящим красавцем: высокий в холке, длинноногий, пышногривый, иссиня-черной масти. Кожаную сбрую украшали серебряные монеты и цепочки, попона была пышной, алой под цвет сапог всадника.

Джайхар собрался как на войну, словно ехал не в свою столицу, а на штурм чужой. Слева у седлу был один прикреплен саадак со стрелами, справа другой с коротким луком; за спиной овальный щит; на поясе ятаган; к седлу же крепилась длинная пика.

Доспех его был легок и слаб по сравнению с камоэнским: кольчуга без рукавов, да шлем-тюрбан. Так же были снаряжены все всадники свиты, их оружие отличалось лишь качеством и богатством отделки.

Гийом и Луис не обманывались видимой слабость алькасаров, первый видел наяву, второй слышал рассказы Бласа Феррейра, о том, как страшна алькасарская конница. Сила ее в многочисленности воинов и их презрении к смерти.

Джайхар хвалился, Луис старался не отставать от него. Вот уже неделю они следовали в Токат – Обитель Верных – город Неугасимого Огня – сердце Алькасара, задыхаясь от пыли дорог. Странствия сближают, и камоэнсцы, устав от молчания, стали заводить разговоры с алькасарами, которые и сами были не прочь познакомиться с северными шахами, видеть которых желал сам Султан.

– Это еще, что! – гнул свое де Кордова, – Мой отец с братом оказались отрезанными от своих в битве с остияками. Целую ору враги не могу ли их одолеть, отец и дядя рубили их секирами как дровосеки, свалив сотню, не меньше. Когда наши были уже совсем близко, один остияк коварно выстрелил из арбалета. Дядя закрыл отца, и смертью своей спас ему жизнь.

– Молодец, настоящий богатыр, – похвалил неизвестного ему шаха Джайхар, – Защитил господина.

– Какого господина? – удивился Луис, – Они были родными братьями.

– Быть такого не может! – воскликнул Джайхар.

– Луис, вы не знаете местных традиций, – вмешался Гийом, – В Алькасаре бастардов не стыдятся, наоборот. Сыновья, прижитые от наложниц, принимаются в род и закрепляются за законными наследниками в качестве телохранителей. Здесь верность друг другу хранят лишь сводные братья, единокровные же часто бьются насмерть. Похоже на ваш майорат, наследный лен кидают как кость сильнейшему.

– Какая дикость, – возмутился де Кордова.

– Это закон, данный Драконом, сильные владеют всем. Слабые подчиняются. Либо уходят, – подтвердил Джайхар, – Он справедлив и в семье, и в стране, и в политике.

– Потому-то бейлер-бей Хамди и ненавидит люто султана Ибрагима. Ненавидит, но подчиняется как слабый. Если Хамди займет место Ибрагима, то наш Джайхар станет визирем.

Джайхар, и так ровно сидевший в седле, гордо выпрямился.

– Мы не знаем, когда и как сгорит наша жизнь, какие угли даст. Может, я и буду визирем, – корсар заговорил как поэт.

– Гийом, он открыто замышляет измену, – тихо сказал Луис.

– Вовсе нет, – обычным тоном ответил маг, – Здесь мятеж и смена власти происходят почти по неписанному закону. Если нам не повезет, мы увидим его собственными глазами. За слуг отвечает господин, Джайхар без Хамди не сделает и шага. Алькасары как муравьи им нужна матка – старший.

– Дракон, – подсказал де Кордова.

– Мы ждем Дракона и отбираем сильных и достойных, – подтвердил слышавший их Джайхар.

Луис де Кордова наблюдал за землями по обеим сторонам дороги, удивлялся, почему при таком богатстве султанцы нападают на соседей. Покатые холмы, превращенные в виноградники, переходили во фруктовые рощи, поля и плантации хлопка и льна. Колосья пшеницы в особо плодородных местах могли скрыть человека.

– Аппетит приходит во время еды, – объяснял Гийом, – Мало иметь землю, нужно ее обработать правильно. Здесь до сих пор двухпольная система земледелия, низкие урожаи. Видите крестьян, у них деревянные мотыги. Доменных печей до сих пор не знают, только горны, а на них много железа не сделаешь. Алькасары консерваторы. Качество привыкли заменять количеством.

Впереди показалась небольшая деревня, принадлежащая султану – на столбе у въезда были прибиты две скрещенные деревянные сабли. По обеим сторонам дороги стояли дворы крестьян-раятов. Луис удивился их бедности, деревьев в округе он видел много, но у большинства раятов дома были сложены из обожженной глины.

У неказистого деревянного здания на деревенской площади – харчевни – собралась большая толпа. Джайхар направил лошадь к харчевне, решив отобедать здесь. Кроме взволнованных раятов в плохоньких одеждах на площади стояли телеги под охраной пеших солдат с топориками, которыми командовал лысый человечек в драном, но богатом плаще.

Худой крестьянин с лицом изможденным от работы бросился под ноги черного жеребца Джайхара. Разговор шел на алькасарском, Гийом и Луис не понимали ни слова, только смотрели.

Тут же к санджак-бею подбежал лысый человечек с глиняными табличками в руках. Крестьянин, стоя на коленях, жаловался Джайхару. Лысый, очевидно, сборщик налогов, оправдывался, не спеша, с достоинством. Подбежали другие крестьяне, все стали кричать. Всадники Джайхара разогнали их.

Санджак-бей спрыгнул с коня, взял у лысого таблички и пошел к повозкам, худой крестьянин засеменил за ним. Внимательно осмотрев повозки, Джайхар резко выхватил из ножен ятаган и разрубил лысого напополам – наискосок от правого плеча. Туловище сборщика налогов упало, ноги продолжали стоять. Раяты с торжествующими криками стали топтать труп.

Солдаты, прибывшие со сборщиком, не вмешивались. Крестьяне взяли с телег часть груженного на них добра, примерно треть, погнали назад в свои дворы такую же часть собранного рядом на площади скота.

– Сборщик осмелился обворовывать раятов султана, – объяснил Джайхар северянам, вытерев клинок, – Брал больше, чем нужно.

Во время обеда, организованного благодарными селянами, Луис восхищенно сказал магу:

– Гийом, ты видел? Он покарал сборщика.

– Джайхар сделал то, что должен. Алькасары очень честный народ. Воровство и обман вообще – страшный грех. Они свято блюдут данное слово, пока не найдут способ его нарушить. В Алькасаре властвует закон, подкупленного судью забивают камнями.

– Вот бы и у нас в Камоэнсе считалось долгом каждого дворянина карать обман! – мечтательно сказал Луис.

– Не обольщайся видимостью. В Алькасаре властвует закон. А по нему народ обязан повиноваться султану, любые его приказам, платить огромные налоги. Всякое неповиновение преступление – карается смертью, независимо от тяжести его Преступление есть грех против Вечного Пламени. Провинившегося не сожгут на погребальном костре, а бросят псам и диким зверям. Палка о двух концах, – объяснил маг, лакомясь спелыми апельсинами, что росли здесь на каждом шагу.

– Если воровство грех, то почему воруют? – поинтересовался любознательный поэт у Джайхара, когда они продолжили свой путь.

– Вор – неверный задар, что с него взять? Сколько не карай их, все равно крадут. Мы – алькасары воины, а не писцы, задары собирают для нас налоги и ведут торговлю.

На следующий день путешественники стали свидетелями битвы. Два отряда всадников в ярких халатах двух цветов: синего и зеленого, рубились посреди большого поля.

Джайхар остановил конвой, чтобы Гийом и Луис смогли насладиться зрелищем.

Бой в пшенице был ожесточенным. Воздух оглашали крики дерущихся и звон сабель. Много лошадей, потерявших всадников, скакали в сторону от павших хозяев. Синие побеждали. Зеленые сражались до последнего человека, никто из них не побежал. Когда последний враг пал, предводитель синих отрубил голову вражеского командира и поднял его на пике.

Джайхар тронул поводья, все интересное закончилось.

– Два сипахия землю не поделили, – объяснил он, – Это так мелкая стычка, вот в прошлом году Хамди разгневался на бейлер-бея соседней провинции – десять тысяч всадников в битве сошлись. Я тридцать – пятьдесят врагов срубил, все сипахии, часть их земель мне перешла.

В лесу рядом с полем раздавался стук топоров, раяты работали, не обращая внимания на стычку, господ, спорящих за власть над ними.

– Нас спасает их раздробленность, – признался Гийому Луис, – Если бы они объединились, вместо того, чтобы сражаться с друг другом, то Камоэнс бы не устоял.

По пути в Токат – Обитель Верных – путешественникам встречались не только алькасарские деревни. Они не раз проезжали через селенья других народов: задаров, тогов, ламачей и еще доброго десятка других племен.

– Неверные, – всякий раз просто объяснял Джайхар, – Мудрый султан мешает подвластные народы, разбрасывая их по своим владениям.

В таких селениях – легко узнаваемых по отсутствию каменного дома Вечного Пламени – алькасары вели себя как хозяева, брали у жителей все, что хотели и не платили за еду и фураж.

«Неверные» раяты жили гораздо хуже коренных алькасаров. Налоги с них помимо султана и жрецов Пламени брали еще и собственные властители. Последние одевались и вооружались с не меньшей пышностью, чем алькасары. Султан призывал их с дружинами в случае войны в свое войско.

Чем ближе конвой подбирался к Такату, тем больше становилось воинов на дорогах.

– Обрати внимание, – указывал Луису маг, – Воинов самого султана почти не видно. Все дружинники беев и сипахиев, каждый землевладелец со своим отрядом.

– Здесь слишком много воинов в отношении к крестьянами, – соотнес де Кордова увиденное в поездке.

– Обычаи алькасаров обрекают их на воинственность. Мужчине разрешено иметь сколько угодно жен. Обычно у воина их две-три, больше накладно, зато наложниц бывает по десять, за них выкуп гораздо меньше. Много детей. Женщины работают по хозяйству, а сыновья все так же становятся воинами.

Доспехи здесь не дорогие. Кони тоже. В результате – огромная армия, которая всегда воюет. Воюет с Камоэнсом, с Тронто, с кочевниками южной пустыни. Подавляет мятежи подвластных народов. Если бы не внешние войны алькасары давно бы поубивали друг друга.

Наконец, после долгого пути вдалеке показались башни Токата – города Неугасимого Огня – сердца Алькасара. Высокие стройные белые башни то появлялись, то исчезали в туманной думке, затянувшей горизонт.

Джайхар надеялся войти в городские ворота к ужину. Ближе к обеду показались богатые селенья пригорода, обеспечивающие столицу Султаната продуктами. Скорость продвижение замедлилась. Дорогу загромождали бесчисленные обозы, везущие продукты, ткани всех цветов и материалов, оружие, глиняную и фарфоровую посуду, кофе, пряности, припасы для городских ремесленников, дань сипахиям, проживающим в городе.

Джайхар ругался, грозил, бил плетью, но освободить дорогу удавалось не всегда. Чем ближе они приближались к городу, тем больше видели мастерских, специально вынесенных за его стены: ручных сукновален, кузниц, кожевенных и прочих. Шум и гомон стоял такой, что уши закладывало.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю