Текст книги "Меч, палач и Дракон"
Автор книги: Александр Рау
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 29 страниц)
Невысокий крепыш в полный латах с вызовом смотрел в лицо Агриппе д'Обинье, уперев руки в боки. Полковник ландскнехтов из империи Хальцед – Верен фон Урслин, избравший себе девиз: «враг Бога, сострадания и милосердия», – не собирался менять принятого решения.
– Мои люди не хотят драться, Маршал! – нагло заявил он Агриппе, явившемуся выяснить причину бездействия кондотьеров.
Командиры вели переговоры между двумя линиями своих воинов.
Полторы тысячи «копий» фон Урслина остались в своем лагере. Вооруженные и готовые к бою, они, тем не менее, не собирались сражаться на стороне нанимателя – герцога Гальбы.
– Подлец, – Агриппа схватился за меч.
Гвардейцы за его спиной обнажили оружие. Латники Верена ощетинились копьями и подняли арбалеты.
– Да, я таков, – рассмеялся кондотьер, – Оцените ситуацию, маршал. Вас оставляют собственные вассалы, а вы требуете верности от наемника. Войско Ангелы в полтора раза превышает ваше. Мы не самоубийцы. Оставьте нас в покое, иначе мы силой пробьемся.
– Я не отпущу предателя! Вы окружены. Не уедете.
– Под моей командой двенадцать рот – пять тысяч конных, из них четверть – тяжеловооруженные латники. Ты истечешь кровью маршал. Мачадо съест тебя, не поперхнувшись. Мы не хотим воевать ни с ним, ни с тобой. Пропусти, и мы останемся нейтральными.
Лицо Вернера фон Урслина было правильным аристократичным, изнеженным, но чести у хальцедского дворянина не было ни капли, потому-то его империя и разваливалась на части.
Д`Обинье шумно дышал, с ожесточением выпуская воздух. Все его естество требовало покарать изменника, опыт полководца поддерживал – опасно оставлять за спиной пять тысяч конных. Но войско Ангелы совсем близко, начни он сражение с Вереном, Мачадо и Торе ударять в спину. Драться на два фронта, уступая в числе – верная погибель.
Маршал отпустил рукоять меча, на треть покинувшего ножны, и молча развернул коня. Предоставляя фон Урслину свободу действий. Отдавая на разграбление уходящим наемникам – хищным зверям – камоэнские города.
Непривычная тяжесть сдавила левую половину груди, в глазах потемнело, Агриппа покачнулся, с трудом удержавшись в седле. Скрипя зубами от боли и злости, маршал одолел непривычную слабость; впереди у него была битва, в которой он должен победить. Самое страшное из сражений. Против своих.
Деревне Гадливой вскоре предстояло стать знаменитой на весь Камоэнс. Но тупые, недалекие крестьяне, не осознававшие надвигающейся на них славы, спешно угоняли скотину близлежащий лес, в тщетной надежде спрятать ее от вездесущих ландскнехтов. Две армии собирались топтать посевы Гадливой и пяти соседних деревень. Урожай после опасных забав благородных не собрать – а так, может, хоть коров да лошадей спасти удастся.
Нелегко найти подходящее место для битвы, способное разместить почти пятьдесят тысяч человек с обеих сторон. Граф Торе разместил войско в одну линию, нарушаемую рощами и ручьями. В центре – широкая полоса пехотинцев – пикейщики-скайцы, защищавшие лучников-паасинов. С флангов по десять тысяч рыцарей – сводные графские и баронские дружины; месенады[14]14
Месенада – объединение рыцарей одного округа, области. Сообщество людей давно знающих друг друга, вместе обучавшихся воинскому искусству, сражающихся под одним стягом.
[Закрыть] отдельных областей и владений, составленные из мелких нобилей-кабальеро; сбродные отряды наемников. Беспорядочное и децентрализованное воинство.
– Луис, не рвитесь в атаку. Агриппа уступает нам в числе, но превосходит в умении. Будьте в резерве, – советовал поэту Гийом.
Чародей отрешился от участия в воинском совете, его замечания и рекомендации никто не слушал. Двадцатилетний опыт боевого мага оказался никому не нужен. Вельможи, уже примерявшие на себя придворные одеяния, давно заочно разбили маршала д'Обинье.
Войско перед битвой проснулось затемно. Построение заняло все утро. Маг отклонил предложение Ангелы остаться вместе с ее свитой, и зашагал к своим скайцам. Честный бой – единственное, что ему оставалось.
– Хэ, Гыйом! – радостно оскалился Ханрик Оланс, – А я уж думать, ты накласть в штаны.
Появление мага вызвало оживление среди наемников. Командиры скайцев с громкой руганью отдавали последние команды. Паасины Лойала серьезные и сосредоточенные проверяли тетивы и колчаны. Между их порядками оставалось достаточно места для подносчиков стрел, которые бегали за ними к специальным возам в тылу строя.
Выйдя вперед, маг внимательно наблюдал за развертыванием порядков вражеского войска. Хвастовство Рамона Мачадо в очередной раз оправдалось. Латников фон Урслина с отрубленной головой на знаменах видно не было.
Гальба и д'Обинье совершили тактическую ошибку, переоценив верность своей армии, ее стойкость к посулам Ангелы и Мачадо. Войска, оставленные ими на границах, уже не успевали помочь столице. Рыцарской конницы с учетом гвардии и дворянского ополчения набиралось тысяч восемь – десять, против двадцати у графа Торе. В пехоте силы были равны – по одиннадцать тысяч. У Агриппы даже был перевес – ордонансные роты, обученные по приемам Риккардо де Вега, имели на вооружении новомодные бомбарды, стреляющие камнями и гвоздями и «огнеплювы», изрыгающие горящую нафту.
За построением ордонансов Гийом следил особо тщательно. Где-то там, среди пушек крутился его хороший знакомый Барт Вискайно – бывший купец с хитрыми глазами. Маг очень наделся на него.
Герцог Гальба наблюдал за врагом с пригорка за линией войска. Регент подносил к глазу хитрую панирскую трубу с увеличивающими стеклами.
– Сколько их, ублюдков, собралось. И все о смерти моей мечтают, безмозглые алчные козлы!
Свита, привычная к его ругани хранила спокойствие.
– Двинулись. Ну же, Агриппа, не подведи меня! Господи, покарай грешников, защити верных слуг твоих! – мольба герцога больше напоминала приказ.
Агриппа разделил конницу в противоположность Торе и Мачадо. Большая часть его рыцарей сосредоточилась на правом фланге.
Граф Торе величественным жестом скомандовал горнисту трубить атаку. Рыцари тронули поводья. Тяжелые боевые кони ударили землю подкованными копытами, зашагали грузно, постепенно переходя на тихую рысь.
Воиноначальники Ангелы не стали хитрить и придумывать ловкие ходы, сила была на их стороне. Два конных фланга устремились на врага. Двадцать тысяч латной конницы, ощетинившейся копьями, – Агриппа не мог остановить такой таран.
Он и не пытался. В силу местности армия герцога разместилась под углом к войску королевы. Левый фланг, ощетинившийся пиками лагрцев, был ближе к неприятелю, чем правый. Левое крыло конницы Ангелы, ведомое графами Рибейра и Миранда первым сошлось с неприятелем.
Первые ряды его пали, под градом арбалетных болтов, но следующие, пройдя по телам товарищей, ударили по наемникам. Лагрцы, выстроенные глубокой фалангой, остановили их натиск, приняв всадников на длинные пики. Граф Рибейра получил по шлему алебардой и пал оглушенный, подхваченный оруженосцем.
«Новые» – так называли себя сторонники Ангелы – напирали на лагрцев, не считаясь с потерями, азарт и предвкушение победы окрыляли их. Наемники Гальбы истекали кровью, но не сдавали позиций. Отступление для них означало гибель. Конница легко рубит рассеянную пехоту. Немногочисленными рыцарями «старых» на левом фланге командовал рыжий Эстебан Гонгора – правая рука Агриппы. Его латники дрались в одном ряду с лагрцами. Из-за тесноты немногие воины могли поднять оружие, чтобы ударить.
Перевес «новых» сошел на нет. Отсутствие единого командира и слаженности действий привели к неразберихе, большим потерями и даже к дезертирству. Бароны и графы, пошедшие за Мачадо, отвыкли от крови и драки, забыли цену победы. Их дружины стали отходить для перегруппировки, отступление было похоже на бегство.
Заставив «новых» увязнуть на левом фланге, Агриппа атаковал их на правом. Маршал был в первых рядах черно-желтых гвардейцев, составлявших костяк его рыцарей.
Две конных лавы сошлись, как две волны, брызжа пеной – сбрасывая врагов под копыта коней. Трещали ломаемые копья, звенела стать. Боевые кличи перекрывали общий шум.
– Камоэнс! – кричала гвардия, – Синее и Белое! – вторили ее прочие сторонники Гальбы.
Тоже кричали и сторонники Ангелы, добавляя свои личные девизы и кличи, названия владений и провинций. У них был двойной перевес, но войско маршала, сплоченное вокруг своего вождя и знамени, быстро и четко повиновалось командирам, било как один человек. «Новые» же оставались толпой.
Агриппа сражался в первых рядах, отбросив щит, держа маршальский меч обоими руками. Те, кто не видел его на поле брани, считали д`Обинье изнеженным модником, который – как изнеженная женщина – тщательно следил за внешностью.
Сейчас же он был первым рыцарей – тем примером, за которым всегда идут воины. Агриппа верил в своих воинов, зная, что они не подведут, поэтому весь отдался рубке. На каждого врага он тратил по два удара. Больше никто не выдерживал.
Маршал был острием копья[15]15
Копье – тактическая единица камоэнской кавалерии. Обычный состав «копья» – тяжело вооруженный всадник обычно дворянин по происхождению, два сержанта, ничем ему не уступающие, и легко вооруженный всадник – стрелок. Плюс два слуги, что не принимают участия в бою.
[Закрыть], направленного на предводителей «новых». Он пробивался к ним, делая все новых и новых вдов, уверенный в том, что его спина защищена.
Граф Линьян – известный мот и самодур – завидев маршала, прорубающегося к нему, хотел спрятаться за телохранителей, отступить, прорваться в задние ряды. Но не успел, теснота помешала. Агриппа ударил его в спину. Раненный граф Линьян припал к седлу, следующий за маршалом гвардеец прикончил его ударом боевого молота, проломив шлем, вбив голову в плечи.
Второй командир – граф Эррелья – не стал испытывать судьбу, повернул коня. Вслед за ним побежали оруженосцы и дружина. Заразительный пример увлек все войско. Рубка превратилась в бойню. Бегущие бросали щиты и оружие, чтобы облегчить весь. В плен не сдавались, зная, что гвардейцы их не возьмут, не остановят бег коней – просто раздавят.
– На нас идут. Готовьтесь, – приказал маг Ханрику Олансу.
Гийом находился в глубине баталии наемников, впереди него пятнадцать рядов пик, позади четыре тысячи паасинов, приготовивших свои страшные длинные луки.
Оланс выматерился по-скайски и стал отдавать команды офицерам.
Титулованные вельможи, вообразившие себя великими полководцами, поставили армию на грань разгрома. Погиб один из десяти, но прочие девять своей паникой и бегством грозили разрушить то, что уцелело.
– Лойал, дай залп. Пусть сворачивают! – распорядился маг.
Четыре тысячи стрел взмыли в небо, втыкаясь в землю перед белыми от пены мордами коней, пришпориваемых бегущими. Гийом был готов расстрелять союзников, но не допустить, чтобы они растоптали фалангу скайцев.
Видя разгром атаки, маг понимал, что у Агриппы есть два варианта действий. Первый – окружить левый фланг разбить рыцарей Рибейра и Миранды. Второй – не давая врагам опомниться – ударить по вождям. Пленить Ангелу, убить Мачадо. Обезглавленная армия королевы рассыпалась бы как карточный домик.
Маршал выбрал первое. Гвардия на плечах бегущих атаковала скайцев. Тысячи стрел паасинов смертельным градом лупили по панцирникам, раня людей и лошадей. Десятки всадников падали на землю, но общий разбег не останавливался. Черно-желтые рыцари, умели драться против сомкнутого строя пехоты. Их дружный копейный удар был страшен. Первые три ряда скайцев погибли на месте, взяв за свои жизни малую цену. Еще два пали под секирами и мечами. Гвардейский клин рвал, топтал и рубил, показывая не меньшее презрение к смерти, чем алькасарские янычары.
Гийом ничего не слышал. Тетивы паасинских луков звонко щелкали по кожаными перчаткам. Он швырнул в нападавших несколько молний. Места павших заняли новые рыцари, не испугавшиеся чародейства. Магу было трудно убивать бывших товарищей, являвших примеры доблести. Скайцы стали пятиться назад, стрелы паасинов, падая с неба, стали разить их и гвардейцев на равных – так все смешались. Четверть скайцев уже лежала на земле. Гвардейцев не могли остановить, ни пики, ни стрелы, ни скорострельные арбалеты-сауленхебели.
– Пора! – скомандовал оберштер[16]16
Оберштер (скай.) – полковник ордонансных рот.
[Закрыть] Пабло ля Ферес, – Коня, – он дал отмашку оруженосцу.
«Пора», – согласился с ним лейтенант бомбардиров Барт Вискайно – кардесец, неудачливый купец, ставший военным, розовощекий малый с хитрыми глазами.
– Бей гадов! – подал он условный сигнал и ударил оберштера ля Фереса коротким лагрским кинжалом – оружием королей, подарком мага Гийома, – Это тебе за де Вега, сволочь ратофолкская!
Оберштер, не успевший надеть шлем, пал замертво, клинок легко вошел в затылок.
Гальба кусал губы в кровь. Виски его бешено колотились.
Весы колебались. Все завесило оттого, что случиться раньше: Мачадо соберет силы и атакует распыленное войско Агриппы, или на помощь ополовиненной гвардии подойдут ордонасные роты и дружным натиском сломят сопротивление скайцев, разгонят лучников-язычников.
Герцог внимательно следил за тем, как двинулись ордонансные роты. Конница Агриппы еще атаковала превосходящего врага на всем поле боя, но сил ее не хватало. На левом фланге «новые» не оставляли попыток сломить наемников-лагцев.
Ордонансы двигались вперед. Ровный строй крепких парней в блестящих шлемах-капалинах и доспехах-бригантинах поверх кожаных курток. Быстро ступали, перешагивая через трупы людей и лошадей, не ломая ряды, не опуская сверкающие наконечники пик.
– Ну же, быстрее! – кричал Гальба, несмотря на то, что его не могли услышать.
Подойдя к скайцам и гвардейцам на расстояние полета стрелы, ордонансы остановились. Пикейщики расступились, выпуская вперед стрелков.
Залп. В спину своим. Короткие стальные болты по летки входили в конские тела, пробивали доспехи всадников, рвя плоть под ними. Гвардейцы не ожидали предательства. Замешательство их дало время на еще один безнаказанный залп в упор.
Черно-желтые рыцари оказались под перекрестным огнем, ордонансов и паасинов. Они были храбры – лучшие воины великого Хорхе, но их было слишком мало. Ордонансы-предатели вновь выставили вперед пикейщиков, их строй шагнул, грозя зажать гвардию между двумя стенами копий.
В этот самый миг пушки ордонансов, установленные на старых позициях, громыхнули, метая каменные ярда в лагрцев. Правой руке Агриппы – рыжему Эстебану Горгона казалось, что их разворачивают против рыцарей «новых». Он заблуждался. Пятнадцать грубо обтесанных каменных шаров ударили в плотный людской строй, сметая все на своем пути, отрывая руки, ноги и головы.
Гийом, отстранившийся от битвы, смотрел, как гвардия пробивает себе дорогу через порядки ордонансов – убиваемая цепами, алебардами, клевцами, поредевшая, умирающая, но не сдающаяся. Рыцари в черно-желтом гибли один за другим, маг надеялся, что Агриппа спасется.
Смена флага ордонансами его заслуга. Он тайно ночью вел переговоры с их командирами, связавшись с ними через ловкого пушкаря и плохого купца Барта Вискайно. Гальба надеялся, что регулярное жалование и клятвы на верность обеспечат ему поддержку ордонансов.
Герцог забыл, что, по крайней мере, пятая их часть сражалась против него в войске Риккардо де Вега. Ненависть к Гальбе совпала с законным поводом отомстить – ордонансы признали Ангелу. Иностранных наемников из их числа убедило золото, простых крестьян из глухих деревень – тайный разговор их выборных с королевой.
Войско Ангелы воспаряло духом. Бежавшие с поля боя бароны возвращались вместе с поредевшими дружинами. Лучшего из маршалов Камоэнса победили предательством и численным превосходством. Тысячи «новых» обрушились на деморализованных, обессиленных сторонников Гальбы и д'Обинье. Сражение распалось на десятки стычек – окруженные группы «старых» яростно обивались и гибли, если не бросали оружие.
Их более успешные товарищи бежали без знамен и командиров. Только гвардия – ее жалкие остатки – сумела сохранить какое-то подобие порядка. Преследования не было. И так было ясно – победа полная. Гальба все равно, что мертв. Войска у него больше нет.
Победители проявили большое милосердие к своим братьям-рыцарям, беря их в плен для получения выкупа. Рамон Мачадо даже отпускал их похвалы, намечая, кого из них можно приручить в будущем.
– Вы храбро сражались, сеньор! Мы с королевой были восхищены!
Эстебан Гонсало – трижды раненный, дравшийся один против десяти и сдавшийся в плен только родному брату – демонстративно сплюнул кровью.
– Радуйтесь! Велико будет ваше царство, начатое с бунта, предательства и удара в спину.
Мачадо его слова нисколько не смутили.
– Видите, моя королева, даже он уже признал вас!
Ангеле приносили знамена врагов, она – отойдя от испытанного ранее страха – искренне радовалась этим свидетельствам ее победы. Забыв о том, что в ноги ей кидают знамена и стяги ее родины – символы доблести армии Камоэнса.
Иностранных наемников в отличие от камоэнсцев в полон не брали. Лагрцев, брошенных и окруженных, растеряли в упор их заклятые враги Паасины. Лойал с радостью выполнил это поручение Мачадо.
Скайцы Гийома обходили поле, собирая добычу, сорясь из-за нее с дружинниками баронов и прочими мародерами. Их наниматель – Гийом – после битвы поздравил Ангелу.
– Моя принцесса, вы скоро станете законной королевой. И моя клятва исполниться. Поздравляю с победой.
– Гийом, вы не останетесь на пир?! – его принцесса была необычайно приветлива и ласкова, она знала, чьи солдаты сдержали смертельный натиск гвардейцев Агриппы.
– Нет. Мне не здоровиться, – откланялся маг.
Вернувшись к себе, он выпил бутылку вина и лег спать, на душе было тошно. Уже ночью его разбудил Луис де Кордова – пьяный, печальный и одновременно довольный.
Вдохновение – впервые за несколько месяцев – посетило его, оглядывающего поле боя, и видевшего друзей и знакомых среди пленных и убитых.
Сражающиеся с ненавистью
Не ради любви и нежности
Несчастны.
Доказывающие истину
Оружием, а не искренностью
Несчастны.
Несчастны – залитые кровью,
Убитые – не любовью,
Несчастны.
– Браво! – похлопал в ладоши маг, – Там позади вас, Луис, корзина с бутылками – доставайте.
Глава 26Скайцы Ханрика Оланса были сильно удивлены, когда при их вступлении в Мендору, симпатичные девушки приветливо махали им руками и бросали под ноги цветы. Сам Ханрик смеялся, лицезрев эту картину. В отличие от большинства своих соплеменников, он раньше жил в столице Камоэнса и хорошо знал, как красиво наряжаются здесь уличные девки.
Рамон Мачадо нанял их и прочий сброд, чтобы изобразить радость освобожденного народа. Настоящие мендорцы сидели по домам, крепко заперев двери, ожидая беспорядков. Столица поддерживала Гальбу, ее купцы, гильдии и новоявленные мануфактурщики, давали герцогу-регенту денег на войну. Их опасения оказались напрасны. Рамон не стал грабить Мендору, справедливо считая ее своей – незачем было омрачать праздник и сориться с богачами.
«Королева Ангела несет с собой золотой век» – таков был его девиз.
В город все войско не впустили, королева без короны и министр справедливо опасались грабежей и дебошей. В Мендору вошли три тысячи избранных дворян, да несколько сот скайцев Гийома – по просьбе Ангелы – в награду за доблесть; так же впустили тысячу ордонансов и паасинов для обеспечения порядка. Прочих оставили за стенами, щедро обеспечив едой, питием и шлюхами, пообещав премию из королевской казны. Протестов почти не было.
Ангела, объявившая себя королевой, торжественно въезжала в город, в окружении пышно разодетой свиты, под звуки труб, под надежной охраной своих лучших рыцарей. Постепенно мендорцы, живущие на главной улице, стали открывать окна и выглядывать – смотреть на красочную процессию. Потом осмелели и вовсе вышли наружу. Первые счастливчики были награждены щедро разбрасываемой мелкой монетой.
Ханрик Оланс в первый раз так въезжал в захваченный город. Он запоминал подробности, чтобы рассказать их своему столетнему прадеду. Скаец, знал, что дед – настоящий воин – не поверит. В его суровые времена кровь лилась рекой, скайцы убивали все живое. Только при отце Ханрика, после кровопролитной гражданской войны, изведав на себе все прелести такой бойни, на общем сборе племен старейшины объявили, что отныне «следует щадить церкви и женщин».
Когда Ангела вступила под кров родного дворца, ее ожидал теплый прием. Рамон заранее выслал своих людей. Слуг проредили, убрав всех подозрительных, прошедших проверку оставили на прежних местах. Одновременно те же всадники заняли казначейство, сокровищницу и министерства. Ворота города оставили открытыми – Рамону не нужны были новые убитые. Все недовольные могли свободно его покинуть, чтобы позже вернуться за прощением.
Коронация произошла через три дня.
Архиепископ Камоэнса – Дела Кокуэль – торжественно возложил корону Хорхе на чело Ангелы. Молодая королева держалась достойно, переполненная гордостью, счастьем, удовлетворением и ощущением величая момента. Специального платья для коронации не шили. Переделали одно из свадебных платьев умерших королев, которые бережно хранили в гардеробной монархов.
Старый фасон, давно вышедший из моды, оказался подходящим для церемонии – в меру строгим и праздничным. Платье было голубым – любимого цвета принцессы.
Корона Лунной династии Авила оказалась для Ангелы велика – ее делали для мужчин – сползла на уши. Она быстро нашла выход – опустила ее еще ниже, пока та не села ровно, как шляпа.
– Я маленькая королева, – улыбнулась она, – Но обещаю, мое правление будет знаменито большими делами!
Восторженные гранды кричали: «браво!» и аплодировали. На серьезном и обычно хмуром лице Мачадо сияла улыбка.
– У Камоэнса не было еще королевы прекрасней! – восхитился он абсолютно искренне.
Только один человек из присутствующих не ликовал, хотя видел в тот миг выполнение поставленной перед собой цели. Ангела была прекрасна: необычайно красива не только внешне, но и той энергией, что излучало ее лицо – щедрой улыбкой, адресованной всему миру.
Она стала королевой. Не его королевой – владычицей Камоэнса. Рамону Мачадо еще предстояло удивиться ее хватке, уму и настойчивости.
– Мне жаль, Гийом, – прошептала магу на ухо Кармен Феррейра, но в голосе ее было мало сочувствия.
Верная фрейлина – вдова героя Бласа – лучшая подруга Ангелы была почетной гостьей коронации, но предпочла наблюдать ее не рядом с Мачадо, а в общих рядах, как и Гийом.
– Знаю, ты меня предупреждала, – коротко ответил ее маг.
Им не требовалось больше слов. Все и так было сказано еще в Кардесе.
Архиепископ Кокуэль – высокий старик с волевым непреклонным лицом – всем видом свои олицетворял мощь и величие церкви, помазавшей Ангелу на трон, даровавшей ее божье благословение.
– Святоша, как флюгер, – Луис толкнул мага локтем, – он всегда поддерживал Гальбу, теперь стоит рядом с «победительницей узурпатора».
– Тише, – попросил маг.
Герцог исчез вместе с немногочисленной свитой, сумел уйти после разгрома у Гадливой. Куда он направился, где спрятался – неизвестно. По слухам Агриппа тоже выжил. Маршал вывел остатки гвардии и теперь собирал беглецов где-то в двух днях пути от столицы. Гальбу объявили врагом короны и назначили награду за его голову. Об Агриппе д'Обинье глашатаи молчали, Ангела надеялась договориться с маршалом.
– Моя королева, – неожиданно обратился Рамон, – Одна особа взывает в этот светлый день к вашей милости, просит разрешить ей искупить свою вину.
– Покажите мне ее, – распорядилась Ангела.
Мария де Тавора – вдовая герцогиня, светская львица и любовница сильных мира сего – медленно вошла в огромную залу, наполненную светом. Глаза ее были смиренно опущены к полу, совсем нет украшений, платье – необычайно скромное, против обычного наглухо закрытое.
Шаги маленькие, боязливые. На значительном расстоянии от трона она пала на колени.
– Простите меня, моя королева! Помилуйте! – жалобно взмолилась она, заломив руки.
Ангела молчала, изучая ее. Мария не лгала, или же притворялась с высшим искусством – во взгляде боль от унижения и страдание, по щекам бегут крупные слезы.
– Простите мою гордыню, зависть и алчность! Пощадите старую глупую женщину, прекрасная королева.
Гийому стало противно. Такое действо позорит всех. Де Тавора спасала свою жизнь. Он ее понимал, но все же привык думать о ней, как о притягательной и опасной обольстительнице, ловко управляющей мужчинами, а не как о несчастной, раздавленной врагами.
Ангела молчала, продлевая пытку герцогини.
– Мне доложили, что вы, Мария, хотите искупить свою вину?
– Да! Я знаю, где прячется герцог Гальба.
– Бывший герцог, – поправил ее Мачадо. Ту малость, что герцог мог лишиться титула только вместе с головой, он во внимание не принимал.
– Бывший герцог, – согласилась Мария, – Я была любовницей тирана – он соблазнил меня путем лести и обмана. Знаю его тайные укрытия – читала документы.
Рифма, проскочившая в речи де Тавора, лишила ее сочувствия Гийома. Мария – великая актриса – вероятно не раз репетировала этот спектакль.
– И где же он? – быстро спросила Ангела.
– Думаю, Гальбу уже везут сюда в оковах, – улыбнулся Мачадо, – де Тавора сразу рассказала мне, где прячется узурпатор.
– Встаньте, Мария. Подойдите ко мне, – приказала Ангела, – Вы помогли нам и ваше раскаяние искреннее. Я прощаю вас.
– Спасибо, – герцогиня принялась целовать ее руки.
– Довольно. И в знак моей милости я определяю вас в штат моих фрейлин.
Кармен Феррейра, стоявшая рядом с магом, тихо выругалась. Гийом так и не понял, кому адресовалась ее брань.
Тяжелая дверь темницы со скрипом отворилась. Гальба зажмурил глаза. Даже отблеск факела причинял им боль. Три дня и три ночи провел он в подземном узилище. В сырой каморке не было огня. Кувшин с водой и лепешку просовывали через окошко в двери. Нужду некогда могущественный герцог справлял в узкую дырку в полу, найденную на ощупь. Постель – дощатый настил.
Кто-то выдал место тайного убежища – маленький замок в окрестностях Мендоры – и в этом не было ничего удивительного. Всеобщее предательство – вот единственная причина его поражений. Верные телохранители не подались на посулы Мачадо, все до единого пали, защищая его. Он сам не бросился на вражеские копья и сдался только для того, чтобы еще раз взглянуть в ненавистные глаза Ангелы, Рамона и Гийома.
Унижение усилил тот факт, что замок штурмовали орданансы – было и отребье. Их бомбарды, разнесли ворота. Их мечи сразили верных рыцарей. Их командир – запачканный пороховой гарью крепыш – ударил его связанного по лицу со словами:
– Попался, сука! На получи! Это за графа Риккардо тебе! За Мараккою!
Дверь закрылась с тем же скрипом. Вошедший бросил на пол что-то мягкое – судя по всему плащ – и уселся напротив него.
Гальба ждал первых слов гостя. Он ждал допросов, пыток и суда – ничего не было. Только тьма и неизвестность. Герцог боялся лишь того, что его решили сгноить в подземном узилище. Подлый страх он отгонял молитвами, призывая кары небесные на головы врагов своих и Камоэнса.
– Огонь не мешает?
– Мешает. Погаси, – ответил герцог.
– Хорошо, – факел затух, словно его окунули в воду. В воздухе запахло дымом.
Герцог узнал голос.
– ТЫ?!
– Я, – вошедший был спокоен, – Давай обойдемся без криков и драк. Я пришел поговорить.
– О чем? Скорей ты хочешь насладиться триумфом – подлый ублюдок!
– Может, я и подлец, но своих родителей знаю. Не хочешь разговора – я уйду. Других людей ты увидишь только на эшафоте, – маг забыл о своей обычной вежливости.
Гальба с удовлетворением отметил, что он устал и раздражен.
– Как меня уже осудили?! – возмутился герцог. Его глаза окрепли, и он уже различал съежившуюся фигуру чародея, прислонившегося спиной к холодной стене.
– Да. Обошлись без соблюдения закона. Совет графов созывать не стали. Победителям ни к чему формальности. Продажный законник Катлано, впрочем, уже нашел прецедент заочного суда над регентом. Еще при первых королях это было – лет четыреста назад.
– За что меня осудили?
– За убийство наследника – принца Хорхе. За прочие тайные убийства. За попытку захватить престол. Ангела знает, что это не так, но молчит. Иначе возникнет много вопросов, требующих объяснений.
Гальба зарычал.
– Господи, ты видишь грехи их – покарай!
– Покарает, когда придет время, – успокоил его маг.
– Это сумасшедший бред.
– Не совсем – Гюрза-Кербон убивал для тебя. Но в твою непричастность к убийству Бласа и принца я верю.
– Потому что это твоих рук дело? – натужно расхохотался герцог.
– Нет. Кербон сам признался. Он хотел отомстить тебе – растоптать, унизить. У него получилось.
Герцог ударил кулаком по каменному полу.
– Щенок. Гадюка!
– Гюрза. Ты поймал змею – не удивляйся ее яду. Педро – дело его рук. Я клянусь, что не убивал твоего сына.
– Зачем ты пришел сюда, колдун? Помучить меня?
– Нет. Объясниться до конца. Сказать правду. Ты мой старый враг, я привык к тебе. Антонио. Буду скучать.
– Я тоже, – Гальба внезапно улыбнулся, – Маг Гийом – самый опасный сукин сын, что попадался мне, за исключением Хорхе. Приятно думать, что и ты остался с носом. Как же ты уступил Ангелу этой заднице – Рамону? Тьфу! Столько лет портить мне сон и спасовать перед ловким вором. Как подумал – противно стало. Принцесса Камоэнса в его лапах, спит с ним – она, хоть и дура, конечно, – но кровь стынет от злобы.
– Она с ним не спит, – проскрежетал зубами Гийом, – Хотя и дружит. Это ее выбор.
– Ты не любовник, а слабак! Давно бы подчинил ее силой и не знал бы бед!
– Скажи, Гальба, насилие, обычно выбираемое тобой, – оно тебя спасло? – уколол его в ответ чародей.
– Все равно ты трус и слабак. Я умру, зная, что все делал правильно. Ты же, колдун, будешь до конца дней кусать локти, мучаясь. Я все знаю о вашей страсти. Стоила ли она таких жертв? Тайные свидания. Робкие поцелуи, маскировка. Да ты два года только и делал, что ходил вокруг нее и облизывался, мечтая задирать юбку.
– Мечтал, – легко согласился маг, – но не только о юбках и трахе. Она дала мне цель, мечту и любовь, добавила в жизнь остроты, нежности и счастья. Я был кому-то нужен. Оно стоило того, герцог. Умирая, я буду знать, что есть, что вспомнить. Каждый миг – радости или горя – он навсегда здесь, – чародей коснулся лба.
– А когда я умру? – Гальбе надоели разговоры о любви.
– Завтра. Готовься к топору, тебя лишили дворянского звания.
– Все равно! Эти идиоты думают меня оскорбить – это я еще преподам им урок! – пригрозил регент, – А ты что будешь делать, колдун?
– Уеду после казни. Как ты и хотел когда-то. Меня здесь больше ничего не держит.
– Они знают, что ты здесь?
– Нет. Пока нет. Общение с тобой запрещено. Но я сумел пройти.
Герцог сдержал свое обещание. Когда судебная карета остановилась у коричневой дорожки, ведущей к эшафоту, он ступил на нее так, словно бы она вела в пиршественную залу. Легко и непринужденно.
– Что замерли, засранцы? Хорошее зрелище? – он обвел взглядом притихшую толпу.
Рамон Мачадо сделал все, что бы превратить казнь в зрелище. На площади собралось почти десять тысяч человек – больше она не вмещала. Дворяне, купцы, ремесленники, слуги, воры, нищие и гулящие девки, священники, монахи и солдаты, торговцы пивом и орешками. Для грандов было отведено отдельное место напротив эшафота. Паасины – ставшие личной стражей Мачадо – вместе с городской стражей сдерживали напор толпы. На соседних улочках дежурили отряды конницы, готовые к любым неожиданностям, будь то попытка спасения Гальбы, или бунт черни.
