Текст книги "За пять веков до Соломона (СИ)"

Автор книги: Александр Николенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

Однажды, кажется, это было, когда Елисавета в четвертый или в пятый раз принесла хлеб и воду, Аарон собрался с духом и спросил:

– Скажи, Елисавета, а разве ты не испугалась проказы? Знаешь ведь, что зараза смертельная с человеком сделать может.

Зубы впились в край лепешки, глаза уставились в песок, в ушах застучала кровь. Аарон напрягся: а ну как Елисавета от упоминания страшной болезни испугается и больше не вернется? И вдруг услышал звонкий девичий смех.

– Неужто ты на самом деле полагаешь, что я словам Моисея поверила? – Елисавета внезапно посерьезнела, небесноглубокие глаза сделались грустными. – У меня от проказы тетка в Уасете умерла. Так что прыщи юношеские от смертельного гниения я без труда отличить могу.

– Почему тогда другим ничего не сказала?

– А что, мне бы поверил кто? Я на второй же день серьезно с Моисеем поговорила. Он не стал спорить, согласился, что мог и ошибиться, но все равно тебе лучше пару недель вне лагеря пожить. Чтобы наверняка быть уверенным.

Елисавета мягко дотронулась до щеки Аарона, нежно провела пальцами по рубцам. Юноша дернулся, словно его полоснули ножом. Никто, кроме Мариам, никогда не прикасался к нему. В глазах Елисаветы промелькнул страх, она резко отдернула руку.

– Извини.

– Нет, то есть да… – впервые Аарон почувствовал, что не находит слов. – Это ты извини. Мне было приятно.

Елисавета вспыхнула, блеснула исподлобья спелыми виноградинами. Оба надолго замолкли.

Чтобы снять напряжение, Аарон показал на закат:

– Смотри, как красиво.

Заходящее солнце растекалось расплавленным золотом по краю неба. Только что легкие, словно перышки, облака тяжелели, обретали багровый объем, вершины гор вспыхивали погребальными кострами, начиная петь песнь мертвых уходящему дню, а в небе отражалось далекое волнующееся море. Прямо над головой раскинулась темно-синяя бездна. Казалось, стоит оступиться, как полетишь вверх, в эту манящую глубину, которая с радостью утащит то ли на самое дно, то ли на самую вершину, чтобы никогда уже не выпустить.

Елисавета весело взглянула на Аарона, большие глаза сверкнули знакомыми искорками сапфиров. Она подошла поближе к юноше и тоже уставилась на величавую картину окончания дня.

Аарон вдохнул полной грудью вечерний воздух. Знакомый запах пыли, нагретых камней и соленых брызг укрытого за холмами моря. Но что это? Примешивался еще один аромат, такой знакомый и одновременно такой неуместный здесь, на пустынном холме.

Запах напоминал о чем-то далеком. Аарон закрыл глаза. Что-то связанное с Египтом, когда он был совсем маленьким. В памяти всплыла темная комната, где они жили с Мариам.

Вот юная сестра радостно щебечет над лоханкой с водой, подводя черным углем глаза. Видно к очередной встрече со своим драгоценным Моисеем прихорашивается. И стоит из-за какого-то египтянина столько возиться? Тут Мариам достает крохотный глиняный кувшинчик, наклоняется к младшему брату и заговорщически шепчет:

– Арюш, посмотри, что у меня есть.

Сестра подносит кувшинчик к нему и открывает крышечку. Аарон внимательно разглядывает, но ничего не происходит.

– Глупенький, на это не смотреть надо, а нюхать. Вот так, видишь?

Аарон послушно тянет воздух в себя и вдруг чувствует, как волшебный аромат щекочет ноздри. Пахнет чем-то чудесным и сладким. Почему-то становится хорошо и радостно.

– Это – розовое масло. Мне Моисей подарил. Знаешь, сколько стоит!

Аарон открыл глаза, лицо защекотали поднятые ветром волосы Елисаветы, что золотились на фоне волшебного заката. Израильтянин снова вдохнул полной грудью, знакомый аромат опять принес чудесное спокойствие из далекого детства.

– Елисавета, откуда у тебя розовое масло?

Девушка удивленно вскинула бровь, потом загадочно улыбнулась.

– Оно же целое состояние стоит…

Аарон вдруг запнулся, пораженный внезапной мыслью.

– Подожди, ты что, ради меня, да?

Синие глаза смотрели так ласково, что захотелось броситься в них, навсегда утонуть в бездонных впадинах.

– Елисавета…

Нос прижался к лицу девушки, дыхание остановилось. Мысли улетели в темнеющее небо, вспыхнули первыми звездами, нырнули за горизонт, погрузились в багряные отблески заходящего солнца, унеслись на вершины самых высоких гор, нырнули в два огромных озера, полных ясной синевы, и таки утонули там…

Они молчали почти до самого лагеря. Аарон настоял, что проводит Елисавету домой. А то в ночной пустыне столько опасностей могло поджидать одинокую девушку!

Когда вдали показались палатки, Елисавета остановилась:

– Все, дальше тебе нельзя. Возвращайся назад.

Аарон никак не хотел отпускать, но девушка мягко отстранилась, провела пальцем по обветренным носу и губам.

– Завтра я опять приду, – рука нежно скользнула по грубой щеке. – Рубцы сходят. Думаю, совсем скоро ты сможешь вернуться…

* * *

– Смотри, Иофор, что я придумал. Здесь будут вот такие зубы, чтобы каждый видел: зверь готовится к смертельному броску.

В песке остывала бронзовая статуя нового бога израильтян. С одной стороны суетились двое работников, загибали каменными молотками отливок. С другой, верховный мастер острым зубилом обозначал места огромных глаз.

– Да, выглядит ужасающе. Только…

– А еще хвост, Иофор. От одного взгляда мороз по коже. Нравится?

– Статуя – да. А вот замысел – нет.

Моисей замер, словно получил пощечину. Побледневшее лицо медленно развернулось к мадиамскому священнику, в глазах зажегся упрямый огонь:

– Интересно, почему? Ведь я твою идею взял – дать израильтянам единого Господа Бога.

– А чем твой бог от египетских Гора, Хатгор, Анубиса и прочих отличается? Такой же полузверь. Точная копия богини плодородия Рененут. Как люди, на статую глядя, будут бога у себя в душе искать? Думаешь, хоть один еврей себя с ним сравнит? Разве только Наасон, да и то знаешь почему.

Моисей опустил взгляд, голос его задрожал:

– Что ты предлагаешь делать?

– Ничего. Не давай единому Богу никакого облика – так каждый скорее поверит, что Бог внутри него живет.

– Да ты что, Иофор? Как можно без облика? Нет такого народа, где боги не являли бы свой образ людям. Что же евреям единственными быть?

– Это твоя мечта, Моисей, сделать израильский народ избранным, чтобы каждый еврей мог свободу познать. Чего же сейчас от задуманного отходишь, почему на других оглядываешься? Хочешь создать, чего до сих пор не было, так не бойся свое, ни на кого не похожее, придумать.

Моисей упрямо затряс головой:

– Нет, Иофор. Без священной статуи нельзя. Иначе кому жертвы приносить, священный фимиам курить? В чью честь храмы возводить? Люди должны в ужас приходить от одного облика грозного Господа.

– Молод ты еще, Моисей, не понимаешь, что самый страшный образ не пугает так, как неизведанное, простому человеку недоступное.

Моисей негодующе стукнул по ладони:

– В конце концов, Иофор, я здесь верховный вождь – мне и решать.

– Я не спорю, только говорю, что большую ошибку совершаешь. Еще попомнишь слова мои.

Моисей покраснел, но сдержался и лишь ледяным тоном отрезал:

– Спасибо за совет, но в твоих услугах я больше не нуждаюсь. Думаю, дальше сам справлюсь.

– Как скажешь, Моисей…

* * *

В тот день Аарон, как обычно, глядел в сторону лагеря. Елисавета должна была вот-вот появиться. Солнце клонилось к закату, расцвечивая горы вокруг яркими огненными сполохами.

Где же она, почему задерживается? Не случилось ли что?

Вдруг маленькие ладошки закрыли глаза Аарона. Тотчас на лице появилась улыбка, тревожное настроение вмиг улетучилось. Он нежно взял руки Елисаветы и легонько потерся о них щекой. Девушка отдернулась и засмеялась:

– Колючий!

Аарон одним прыжком вскочил на ноги и обнял Елисавету, нос привычно прижался к лицу возлюбленной, вдыхая аромат розового масла.

– Опять? Сколько ты отдала на этот раз за царские благовония?

Елисавета мягко отстранилась:

– Какая разница, Аарон. Ведь это для тебя.

Они простояли, обнявшись, еще несколько минут, потом Аарон почувствовал, как просыпается голод.

– Что ты принесла сегодня?

Юный сотник с жадностью накинулся на нехитрую снедь. Пресный хлеб казался вкуснее любых лакомств со стола фараона. Ведь был приготовлен Елисаветой, его Елисаветой!

Девушка, по-прежнему улыбаясь, смотрела, как Аарон поглощает одну за другой лепешки, запивая чистой водой. Заходящее солнце опять золотило темные волосы. Только лицо на этот раз казалось не румяно-розовым, а бледно-белым, словно залитым свежесдоенным молоком.

– Что нового в лагере? – спросил по привычке Аарон.

Елисавета не ответила. Она смотрела, не моргая, на юношу и улыбалась в пол лица.

Внезапно сердце Аарона похолодело. Что-то было не так, неправильно. Через миг он понял: на смертельно бледном лице Елисаветы проступала не улыбка, а гримаса боли.

Возлюбленная тихо ойкнула и завалилась на бок.

– Елисавета, что с тобой? Что? – Аарон затряс девушку за плечи, но это не помогло.

Его взгляд скользнул вниз по телу и с ужасом замер на двух красных пятнышках на щиколотке.

Нет, не может быть! Это же не то, о чем он подумал?

Аарон вскочил и помчался по следам Елисаветы.

– Только не это, только не это, – отзывалось в голове в такт бегу.

Пять шагов, десять.

– Нет! – вопль прорезал вечернюю тишину.

Отпечатки маленькой ступни отчетливо выделялись на песке в локте от знакомого логова. Где, как обычно, лежала, свернувшись кольцами, кобра. ЕГО кобра.

Елисавета, зачем ты подошла с этой стороны? Чтобы приятно удивить? А почему ничего не сказала о змее? Или сама не обратила внимания, посчитала, что поцарапалась об острый камень?

Изнутри поднялась волна ярости. За что? Всего пару дней, как он нашел возлюбленную, единственного человека, который его понимал, а теперь глупые боги собрались украсть ее!

Кровь ударила в голову, звериный крик разнесся по пустыне. Глаза наполнились слезами, а кулаки замолотили по земле. Кобра, почувствовав движение, грозно зашипела и поднялась в боевую стойку. Аарон не стал дожидаться смертельного броска. Не обращая внимания на туман в очах, он резко схватил змею и одним рывком оторвал голову.

Через мгновение Аарон стоял на коленях над Елисаветой и, отчаянно сплевывая, отсасывал кровь из ранки. Только бы успеть, только бы справиться!

Кожа на щиколотке покраснела, девушка так и не приходила в себя. Оставалось последнее средство. Кряхтя и постанывая, Аарон взвалил Елисавету на плечи и побежал.

Каждый шаг давался с трудом. Самый маленький холмик становился непреодолимой преградой: ноги то вязли в песке, то срывались вниз, скатывающиеся камни больно били по босым ступням, а руки не могли ничем помочь – бережно придерживали тело девушки. Вечерний воздух жег горло и легкие, но юноша не останавливался. Голова Елисаветы болталась вверх-вниз в такт шагам Аарона.

На одной из вершин сотник на миг задержался, чтобы перевести дыхание, и в этот момент Елисавета открыла глаза.

– Что ты делаешь, Аарон? – слабый шепот был едва различим.

– Молчи, тебе нельзя говорить. Береги силы.

– Куда ты меня несешь?

– В лагерь, Елисавета. Там есть жрецы, что смогут помочь.

– Нет, Аарон, не делай этого! – у умирающей девушки вдруг прорезался голос. – Там лучники стоят. У них приказ – стрелять в тебя без раздумий.

Аарон не слушал. Он сгибался под тяжестью девичьего тела: две недели на воде и хлебе не прибавили сил. Ноги все больше спотыкались о камни, острые края резали подошвы в кровь, но Аарон упорно двигался вперед.

Он бежал, потом быстро шел, чтобы через мгновение опять бежать. В голове шумела кровь, в боку отчаянно кололо. Глаза ощупывали дорогу, а сам Аарон все прислушивались к рваному дыханию Елисаветы. Только бы успеть, только бы донести!

Вот вдали показались темные очертания шатров, стали видны сполохи вечернего костра, что взлетали в небо.

– Стой! Кто идет? – слева со скрипом натянулась тетива.

– Я – Аарон, – вместо слов из воспаленного горла донесся хрип. – Не стреляйте, у меня Елисавета. Не стреляйте.

– Остановись и не двигайся. Еще шаг и я спущу тетиву, – и одновременно в другую сторону. – Командира сюда.

Аарон осторожно положил Елисавету на песок, припал ухом к груди. Сердце стучало, но Аарону показалось, что совсем слабо.

– Позовите Моисея, быстрее. Она умирает, – закричал он в тишину.

Вдали раздавались торопливые команды, но никого не было видно. Куда все подевались, почему так долго возятся стражники?

Аарон вытянулся во весь рост, пристально всматриваясь в ночную темноту.

– Моисей, где ты? Почему тебя нет, когда ты так нужен? – заорал юноша изо всех сил.

Слева раздался знакомый голос:

– Я здесь. Что случилось?

Аарон упал в ноги вождю:

– Змея, ее укусила змея. Моисей, умоляю, спаси ее…

* * *

– Сможешь помочь? – голос Моисея звучал ровно, но лицо искажала гримаса волнения.

Огонь в очаге наложил кровавую маску на чело Иофора, резко выделил крючковатый нос и седую бороду. Старый вождь ответил не сразу. Он внимательно изучал рану на ноге девушки.

– Кобра? – обратился старец к Аарону.

Тот кивнул.

– Яд отсосал сразу?

Аарон замотал головой:

– Нет, только через полчаса.

– Плохо.

Иофор повернулся к Сепфоре, пробормотал несколько слов по-мадиамски. Та тенью скользнула из шатра. Моисей разобрал, что старый вождь поручил дочери принести каких-то трав. Только названий не понял.

– Знать бы еще, давно ли эта кобра кого-то кусала.

Аарон вдруг шумно задышал. Мгновение он колебался, потом решился:

– Сегодня утром.

Молодой сотник зарделся и добавил:

– А еще вчера, позавчера и три дня тому.

Моисей удивленно вскинул бровь, но не сказал ни слова.

Иофор кивнул:

– Уже лучше. Значит, яда в зубах немного было. То-то я дивился, что ты ее до лагеря живую донес.

Вернулась Сепфора, сунула отцу в руки пучок. Иофор кинул травы в глиняный горшок, что закипал на очаге. По шатру разлился пряный аромат. Иофор помешал варево, негромко пропел что-то.

Через пять минут снадобье было готово. Половина ушла на повязку, которую старик наложил поверх раны. Вторую половину Иофор осторожно влил в рот Елисавете.

– Теперь остается только на чудо надеяться. Если доживет до утра, все хорошо будет.

Аарон встрепенулся:

– А чем мы помочь можем?

Мадиамский первосвященник посмотрел пристально на юного сотника:

– Вы? Только молитвами Богам своим. А сейчас оставьте нас.

Моисей с Аароном одновременно вышли из шатра Иофора.

Вождь израильтян задумчиво тряхнул головой, пробормотал: «Молитвами, говоришь?» и подозвал Махли.

– Передай сотникам, чтобы через полчаса собирали своих людей на Месте Истины, – глаза Моисея светились загадочным огнем. – Пришло время всем познакомиться с могуществом нашего Господа…

* * *

Костер против обыкновения не разожгли, и когда Моисей вышел на круглую площадку, лишь серебряный лунный блеск освещал лица тысяч евреев. Мягкий свет полного месяца сглаживал темноту, вырисовывая призрачные очертания вершин на небе, палаток в лагере и людей на площади. Тысячи звезд загадочно мерцали в бездонном мраке.

– Сыны и дочери Израиля! – голос звонко разнесся в ночной тишине. – Сегодня Вам предстоит узнать самую большую тайну вашей жизни.

В руке Моисея вспыхнул факел. Неровное мерцание пламени выхватило только бородатое лицо вождя так, что, показалось, будто оно парит в ночном воздухе.

– Братья и сестры. Все вместе, мы покинули Египет, избавились от ненавистного рабства проклятого фараона. Уже только то, что всемогущий повелитель Верхнего и Нижнего Царств позволил нам уйти, забрав все имущество и скот, можно назвать чудом. Как вы думаете, кто помог нам его совершить? Кто сделал волю фараона податливой, словно сырое тесто?

Моисей ненадолго замолчал. Ему не нужен был ответ, но внимание всех людей на площади.

– Потом, не имея ни подготовки, ни опыта, мы разгромили обученные полки фараона. Наши люди прошли по дну моря, наши женщины засыпали врага разящими стрелами. Дети Израиля, я спрашиваю вас, кто сделал так, что волны расступились перед отрядами левитов и симеонов? Кто дал силу и меткость нашим женам?

Факел переместился чуть вверх. Теперь в отблесках желтого огня остались видны только глаза Моисея:

– Мы пришли в бесплодную пустыню и сразу же обнаружили источник, а рядом пастбища для наших овец и коз. Кто вел нас вперед столбом дымным днем и столбом огненным ночью?

Моисей вдруг резко обернулся, факел взметнулся ввысь:

– К тебе обращаюсь я, Господи. Снизойди к покорным рабам твоим. Покажи силу свою.

Слова замерли над площадью, люди вслед за Моисеем уставились на вершину горы Хорив, что темной громадиной нависала над лагерем.

Вдруг вдали громыхнуло протяжным раскатом. Израильтяне испуганно завертели головами, ища, откуда идет гроза. Но молнии нигде не было видно, а небо по-прежнему оставалось чистым и звездным.

За первым раскатом послышался второй, третий. Ближе и ближе. Люди жались друг к другу, непонимающе всматривались в мерцающую глубину ясного неба. Нигде ни тучки, ни облачка. Глаза наполнялись ужасом, никто не мог произнести ни слова.

И тут вершина горы вспыхнула ярким огнем. Языки пламени заплясали ослепительной короной вокруг скал и утесов, багровые отсветы разорвали мрак ночи, окропили шатры и песок кровавыми тенями.

– На колени, на колени! Благодарите Господа, что снизошел к вам! – крик Моисея перекрыл новые удары грома, хлестнул по съеженным душам, смел остатки уверенности.

Пылающие небеса отражались священным трепетом на лицах евреев. Люди спешно падали на колени в песочную пыль, не сводя глаз с полыхающей вершины.

Один Моисей остался стоять. Спиной к израильтянам, с воздетыми руками и горящим факелом.

– Господи тебе возносим хвалу за то, что помог нам в Египте, что провел по Чермному морю, что покарал врагов наших. Мы убедились в твоем могуществе. Ни египетским богам, ни духам кочевников не сравниться с тобой в силе и мощи. Спасибо тебе, Господи!

Новый удар грома сотряс ночную тишину, потом еще и еще раз.

Моисей повернулся к соплеменникам:

– Он слышит нас! Воздадим же хвалу Господу!

Из темноты выступил Авиуд и запел высоким голосом священную песню евреев. Стоящие на коленях люди, обнялись и закачались невысокими волнами. Голос священника был подхвачен тысячами израильтян и взлетел в ночную вышину. Оттуда послышались мерные удары грома.

Один за другим евреи поднимали головы и замирали в восторге. Через минуту уже все слышали, что в небесных раскатах появился четкий ритм. Громыхания складывались в знакомую с детства мелодию, вторили голосам израильтян, песнь усиливалась стократно и уносилась к звездам.

Моисей указал факелом на вершину горы:

– Господь принимает нашу благодарность!

Стоило мелодии затихнуть, как Моисей простер руки над застывшими соплеменниками.

– Господи, прости грехи наши. Прости, что только сейчас обращаем свой взор к тебе. Прости, что не слушали и не чтили тебя, как подобает. Прости, что тебе пришлось покарать двоих из нас, чтобы неразумные дети воздали должное твоему могуществу.

С ясного неба донеслись три далеких раската.

Моисей развернулся к израильтянам:

– А теперь все вместе мы помолимся за здоровье двоих соплеменников. Первый – Аарон – был наказан за наши грехи самой страшной из болезней. Но Господь сотворил чудо – за две недели язвы не пошли дальше! На этом всемогущественный Господь не остановился: зажили и первые рубцы, что обезобразили лицо сотника из рода Каафа. Пойте хвалу Господу!

Израильтяне шумно затянули благодарственную молитву. Как только песнь умолкла, Моисей продолжил:

– Но Господь явил еще одно чудо. Елисавету, сестру Наасона, на закате укусила кобра. Яд попал в кровь. Вы все знаете, что это означает. Верную смерть! Но девушка до сих пор жива! Так воздадим хвалу Господу за его милосердие и попросим даровать полное выздоровление молодому Аарону и прекрасной Елисавете. Пусть очистится кожа Аарона, пусть исчезнет яд, что струится по жилам Елисаветы.

Моисей опять воздел руки над головой:

– Господи, все эти люди, как один, молят тебя о милости. Отныне ежедневно будем совершать богатые жертвоприношения тебе. Отныне каждый израильтянин будет поминать в молитвах только тебя.

Вдруг раздался раскат грома, и запылал куст сикомора за спиной у Моисея. Люди в ужасе уставились на языки пламени, в которых заблестела, переливаясь всеми оттенками зеленого моря и небесной голубизны, высоченная колонна. Больше локтя шириной – человек бы обхватил с трудом, столб блистал затейливой резьбой. Но искусные узоры не волновали израильтян, их взоры были прикованы к верхушке колоны, высившейся в двадцати локтях над местом Истины.

Там неровные сполохи выхватывали из темноты распахнутую пасть ужасного чудища, что обвилось вокруг столба. Черные немигающие глаза заглядывали в самые потайные уголки души каждого израильтянина, огромная голова отклонилась назад, готовясь к броску, зубы в три локтя длиной нависали над беззащитными людьми. Бронзовая кобра застыла в боевой стойке с раздутым клобуком и высунутым языком.

– Бог услышал наши молитвы и явил свое обличье! Всемогущий Господь Нехуштан, защити сынов и дочерей твоих…

* * *

– Спасибо за молитву, Моисей, – в глазах молодого сотника все еще стояли слезы.

– С возвращением, Аарон.

Утреннее солнце едва показалось над горизонтом. Пораженные невиданным зрелищем израильтяне три часа, как разошлись с Места Истины. Но никто не ложился, люди шептались по шатрам, обсуждали гром с ясного неба, пылающую вершину горы Хорив и появление в огне медного змея бога Нехуштана.

Час назад приходил Иофор сообщить, что Елисавета дышит ровно, и хотя все еще не пришла в себя, похоже, опасность миновала.

Моисей с Аароном сидели на вершине холма в полусотне шагов от лагеря и смотрели на восходящее солнце.

– А ты сильно изменился за две недели, что провел в пустыне.

– Зато ты – нет. Все также используешь все средства, чтобы достичь цели.

– Да, и не скрываю этого. От тебя. Потому что теперь ты поймешь. Остальные – пока нет.

– Интересно, откуда у тебя, Моисей, такая уверенность, что я пойму?

Израильский начальник серьезно посмотрел на молодого спутника:

– Потому что ты становишься настоящим вождем. Знающим, что такое жизнь, и что такое смерть.

Моисей умолк на минуту и внезапно спросил:

– Расскажи-ка мне лучше, что за история приключилась у тебя с коброй.

Аарон тяжело сглотнул, и вдруг, к собственному удивлению, принялся говорить. Как сам едва не погиб, как тренировал каждый день смертоносного гада, который потом укусил Елисавету. Почему-то на душе становилось легче и легче, словно слова снимали боль, словно с каждым предложением уходила смертная тоска, точившая изнутри.

Потом долго молчали. Только когда лагерь окончательно пришел в себя, и вдалеке раздались знакомые звуки рабочего утра, Моисей промолвил:

– Теперь сам видишь, что в каждом поступке две стороны заложены. Думал ты, что доброе дело затеваешь, готовя избавление евреев от нового тирана. Но в итоге, Елисавета чуть было с жизнью не рассталась. Так во всем. Что ни делаем, для кого-то благом оборачивается, а для кого-то несчастьем. Нет ни абсолютно белого, ни совершенно черного. Все от точки зрения зависит. А вождь всегда по-другому на события, вокруг происходящие, смотрит, чем простые люди. Что им добром всеобщим сдается, для вождя может угрозой смертной выглядеть. И, наоборот, если вождь гнев людской вызывает, словами или поступками жестокими, на то всегда свой резон имеет.

Моисей вскочил на ноги, обернулся к Аарону. Широкоплечая фигура и бородатое лицо израильского вождя заслонили утреннее солнце.

– Аарон ты нужен и мне, и людям израильским. Мне – потому что мало кто правду в глаза вождю говорить умеет, а ты, знаю, сможешь. Народу нашему – потому что верят тебе и идут за тобой.

Аарон вспыхнул, очи сверкнули то ли радостью, то ли злобой:

– А не боишься Моисей, что однажды народ за мной пойдет, а не за тобой?

– Нет, Аарон. Уже не боюсь. Знаю, теперь будешь понимать, что стоит за решениями моими. И народ мы сообща в одну сторону поведем…

* * *

На вершине встречались в основном круглые камни. Поверхность их успевала обветриться и сгладиться за тысячи лет, проводимых в неподвижном созерцании солнца и звезд. Конечно, не настолько, как от воды в быстрой реке, но покатой формой горные валуны весьма походили на братьев-голышей. Новые камни появлялись редко. Раз в тысячу лет ветер и мороз делали свое дело, и от скалы откалывался очередной новичок с острыми краями, которого вихри быстро приводили к привычному гладкому виду. Зато камней с плоскими гранями встречалось мало. Потому хитроумные люди научились раскалывать голыши на пластины. А уже потом использовать их по назначению: иногда, как скребки, иногда, как ножи, и совсем редко, как материал для письма.

Моисей быстро царапал острием ножа замысловатые иероглифы на сколе плоского камня. Осия поглядывал исподлобья, погруженный в свои мысли. Старому вождю оставалось дочертить последнее слово, когда ученик отвлек от важного дела:

– Учитель, объясните, как вы гром ухитрились вызвать?

– Что ты имеешь в виду, Осия?

– Пылающую вершину не так сложно сотворить. Достаточно наносить кувшинов с елеем, да поджечь в нужный момент. Если масла достаточно окажется, огненный столб высотой в три десятка локтей взметнется. Статую Нехуштана, вы, как я понял, заранее приказали изготовить. И как только случай подходящий выпал, когда Аарон Елисавету принес, что чудесным образом от укуса смертоносной кобры не умерла сразу, так вы тотчас представление устроили. С пылающей вершиной и медным змеем. Зато как гром среди ясного неба сделали, никак в толк не возьму.

– Вот ты о чем, – лицо Моисея расплылось довольной улыбкой. – Ты, погляжу, день ото дня все смекалистей становишься. Понимаешь уже, что к чудесам стоит заранее готовиться.

Моисей мягко взял Осию за плечо, глаза старого вождя вдруг сделались серьезными:

– То, что ты сейчас сказал – и есть первое знание десятой заповеди «Используй Высшую Силу» . Будь готов к неожиданностям, думай, как любой случай повернуть на благо себе. В египетском царстве среди верховных жрецов поговорка ходила: «Счастье благоволит подготовленным». Знаешь, чем удачливый вождь от неудачника отличается? Часто приходит благоприятный момент, неудачник и рад бы воспользоваться, а нет – не хватает какой-то мелочи. В тот раз, когда кобра на Елисавету бросилась, не будь у меня статуи готовой, не сложи я на вершине горы запасы елея, не имей я людей, обученных по сигналу масло поджечь, не удалось бы ничего. А так всего за одну ночь принудил я израильтян богов египетских забыть и одному Господу-Яхве поклоняться.

Моисей кинул тревожный взгляд на Осию, пальцы которого вдруг опять принялись поглаживать старый шрам. Ему показалось или губы ученика на самом деле упрямо сжались? Внимательно наблюдая за молодым вождем, учитель спокойно продолжил:

– Но предусмотреть только то, что от тебя зависит, недостаточно. Люди ждут, что вождь окажется дальновидным, чтобы напастей избежать. А ведь случается и такое, на что повлиять никто не может. Молния дерево сожжет, зимний ливень паводок в ущелье горном подымет, на долину камнепад обрушится. Если сумеешь такой случай себе во благо повернуть, люди тебя не просто уважать станут. Сравняешься тогда в их глазах по мощи с Господом Богом. И любое твое приказание люди будут, как Божью волю воспринимать. Это уже не просто уважение. Это – любовь, это – преклонение. И это второе знание десятой заповеди. Обратишь нежданную напасть во благо – в глазах людей станешь могущественнее Господа.

Полуденная жара подернула белесой дымкой верхушки гор, скрыла от глаз далекие долины. Небо, еще час назад чистое и голубое, теперь казалось забрызганным расплавленным серебром, лужицы которого расплывались во все стороны, причудливо соединяясь и сверкая отражением солнца. Осия терпеливо ждал ответа на свой вопрос. Знал, что рано или поздно учитель до него доберется.

Моисей почти ласково улыбнулся (или это солнечный лучик смягчил резкие черты старческого лица?):

– С громом вот какая история. В свое время во дворце, перед тем, как фараон речь начинал, били в гонг, чей звук заставлял всех умолкнуть. Вот я и решил взять таких гонгов три десятка, только размером побольше, да в разных местах на вершине поставить. Целую неделю мастера-литейщики бронзу для гонгов плавили, почти половину хопешей на то извели. Но еще дольше заняло обучить людей, чтобы по команде факелом одновременно колотушками по огромным тарелкам стучали. И знаешь, Осия, оно стоило того. Слышал бы ты, как они послушно в ту ночь работали – ни единого сбоя. Думаю, это все и решило. Когда увидели израильтяне, что гром мне послушен, тогда и поверили по-настоящему, что я именем Господа-Яхве говорю.

Моисей отмахнулся от назойливой мошки и наклонился к молодому вождю:

– Осия, когда нужно тебе людям что-то особенное внушить, не бойся воспользоваться авторитетом высшей силы. По себе суди: когда в Сотниках ходишь, легче приказы отдавать, если за тобой тень Тысяченачальника маячит. Тысяченачальники тоже не брезгуют за именем Верховного Вождя прятаться. А когда ты на самом верху – найди такую силу, которую люди за еще более высокую посчитают. Главное не прикрывайся тем авторитетом слишком часто, иначе сразу уважение простых людей потеряешь. Оставляй для особых случаев, когда речь о жизни и смерти идет. Это – третье знание заповеди «Используй Высшую Силу» .

Осия задумчиво кивал головой, а пальцы все так же скользили по левому запястью. Рубец опять отчетливо белел на загоревшей коже ученика. Наверное, в голове новые вопросы рождались. Это, конечно, хорошо, но не мешало бы и о приказе для брата позаботиться. Моисей быстро доцарапал последний иероглиф и протянул камень ученику:

– Все, теперь беги в лагерь. Вот это послание отнесешь Аарону и сразу с ответом ко мне. Понял?

Осия кивнул и бросился вниз по скалам.

А Моисей спрятался в тени валуна от жара солнца, уже расплавившего все серебро на небе. Тонкая пленка хоть и тянулась до самого горизонта, но от зноя не спасала вовсе. Старый вождь намеревался хорошо отдохнуть перед решающим разговором с учеником.

Он еще не знал, что Осия вернется подозрительно скоро, и потом до самого заката старик будет гадать, с чего бы это: то ли молодой вождь по скалам бегать шустрее научился, то ли в полуденной дреме показалось Моисею, что время быстрее пролетело. Не знал он и того, что ответ Аарона сильно разочарует. Вместо пространного доклада там будет стоять всего одно слово: «Хорошо». Не знал израильский вождь, что уже сегодня вечером ученик откроет ему тайну шрама на руке.

И от всего этого незнания Моисей спокойно посапывал на боку…