Текст книги "За пять веков до Соломона (СИ)"
Автор книги: Александр Николенко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)
Мысли Моисея были далеко, все пытался понять, как с учеником быть. Что тот болезненно воспринимает любые упоминания о жертвах людей израильских, понял уже Моисей. Но от чего так происходит, пока оставалось загадкой. Не решив которую, нельзя было обучение заканчивать и вниз спускаться.
Тяжелые раздумья никак не отражались на лице Моисея, который продолжал поучать:
– Кстати, вот и правило первое заповеди «Бей друзей и врагов прощай!», как авторитет поддерживать. Помни всегда, что не имеешь ты права наказывать чужих людей. Но и не имеешь права не наказывать друзей. Про чужих – ясно все. На то они и чужие, чтобы свободу и волю их уважать. Но если человек друг тебе, то к нему в семь раз строже будь. Иначе произойдет то, что у меня с Аароном. Прощал я ему прегрешения мелкие. Не наказал за убийство командира гарнизона – помнишь, чем все в итоге обернулось? Выговорил строго несправедливое решение по Шаллуму, но не покарал никак. Так у него в сердце обида поселилась. Позволил Аарону головы сынам Каафа заморочить. Вот оно все бедой большой и обернулось.
Моисей давно научился, даже серьезный разговор ведя, совсем о другом думать. И сейчас все мысли были одним заняты. Как быть с Осией? Ведь всего одна ночь и день остались, а Моисей так и не понял, можно ли на молодого Навина рассчитывать. Не подведет ли в трудную минуту, не дрогнет ли рука, проявляя слабость? Но голос звучал ровно, только глаза цепко скользили по лицу молодого вождя:
– И второе знание заповеди «Бей друзей и врагов прощай!» службу верную сослужит. Слушай врагов. Наблюдай за врагами. Думай, как враги. Тогда никто страшен не будет. Ведь самое опасное – пренебрежение к врагам. Оно, конечно, для души всегда приятно – осознавать силу свою, но помни, что выбирать следует: хорошо сейчас – плохо потом или плохо сейчас – хорошо потом. Так лучше пусть сейчас я себя неуютно почувствую, когда увижу, что враги сильнее, чем потом за это головой поплачусь. К тому же у одного врага можешь большему научиться, чем у сотни мудрецов. Те обычно только рассуждать умеют, а враг – опыт свой десятками ошибок шлифует.
Осия смотрел непринужденно, но не верил Моисей больше тому взгляду.
– Наконец, последнее знание заповеди девятой. Цени искренность врагов. Чем выше взбираешься, тем сильнее твое одиночество. Большинство соратников снизу вверх смотрит, приблизиться не решается. Тогда единственными ориентирами остаются те, кто способен правду в глаза сказать. В большинстве своем – это враги твои, кто на соседних вершинах стоит, на поддержку своих людей опирается. Глядись в их слова, словно в воду чистую в колодце глубоком. Но помни при том, что, наклонившись низко, в колодец свалиться рискуешь. Потому врагов слушай, но голову свою на плечах имей.
Моисей замолчал надолго, скользнул взглядом по невесомым облакам, по рыжеющим на ярком солнце вершинам, по скрытым дымкой долинам.
– Осия, откуда у тебя этот рубец?
Вопрос прозвучал совершенно невинно, но Навин вдруг вспыхнул, зарделся весь, а в глазах, когда посмотрел он на Моисея, опять появились злые огоньки.
– Учитель, можно я после завтрашнего последнего рассказа отвечу?
– Завтра, так завтра. Только смотри, не протри дыру на руке, – шутка напряженно повисла в воздухе.
Так кто у него, в конце концов, погиб двадцать лет назад? И при чем здесь, этот идиотский шрам?
Глава Десятая
Используй высшую силу!
И послал Господь на народ ядовитых змеев, которые жалили народ, и умерло множество народа из сынов Израилевых.
И пришел народ к Моисею и сказал: согрешили мы, что говорили против Господа и против тебя; помолись Господу, чтоб Он удалил от нас змеев.
И помолился Моисей о народе.
И сказал Господь Моисею: сделай себе змея и выставь его на знамя, и ужаленный, взглянув на него, останется жив.
И сделал Моисей медного змея и выставил его на знамя, и когда змей ужалил человека, он, взглянув на медного змея, оставался жив.
Книга Чисел, гл.21, 6-9
…медного змея, которого сделал Моисей, потому что до самых тех дней сыны Израилевы кадили ему и называли его Нехуштан.
4-я книга Царств, гл.18, 4
Аарон приподнялся на локтях и недоуменно закрутил головой. Мелкие камешки, бурый валун, заботливая прохлада тени в трех шагах. Почему же он лежит пластом на песке?
Жажда перестала мучить еще вчера. Но не ушла, нет, а спряталась поглубже внутри, лишь время от времени напоминая о себе резкими приступами. Тогда в глазах темнело, в ушах подымался звон, похожий на голоса тысяч систр, а по телу прокатывалась такая слабость, что Аарон в изнеможении оседал на месте.
Вот и сейчас понадобилось несколько минут, чтобы голова очистилась от тумана, и молодой сотник вспомнил все, произошедшее два дня назад. Нос опять ощутил запах гари, Аарон невольно напрягся. Он попробовал успокоиться, убедить себя, что резкий ветер давно развеял по пустыне золу погребального костра, но сознание не хотело сдаваться. Аарона замутило, он в который раз попытался облегчить пустой желудок. Внутренности вывернулись наизнанку, спазм прокатился снизу вверх, но это не помогло. Иссушенное тело не исторгло из себя ни капли.
Но в ушах перестало гудеть, и когда Аарон опустился без сил на песок, он снова мог ясно мыслить.
В тысячный раз сотник прокрутил в голове позавчерашние события. Кто бы мог подумать, что Моисей настолько коварен? Нет, Аарон, конечно, знал, что предводитель израильтян отнюдь не безгрешен и тоже, случалось, принимал жестокие решения. Но чтобы вот так продуманно и расчетливо избавиться от него, Аарона! В хладнокровное предательство до сих пор верилось с трудом.
Аарон напряг слух – ничего. Только ветер шуршит, перекатывает песчинки да мелкие камешки, а больше ничего. Вчера молодой сотник целый день ждал, когда же верные люди придут на помощь. Они ведь не оставят своего вождя в беде! Но солнце вначале медленно поднялось, потом также неспешно покатилось вниз, а вокруг по-прежнему оставались одни желтые ящерицы да черные муравьи. И все. Ни радостного крика, ни торопливых шагов друзей.
Вначале Аарон подумал, что Моисей расправился со всеми сынами Каафа. Ведь, не моргнув глазом, Моисей послал на смерть семерых подчиненных Аарона. И вспоминая свист хопешей, капли крови на песке, молодой сотник в тысячный раз спрашивал себя, правильно ли поступил, отправив товарищей на смерть. Ведь достаточно было одного слова, чтобы все поменялось.
Потом Аарон чуть успокоился, решив, что вряд ли Моисей казнил остальных сынов Каафа прямо в лагере. Не стал бы он братоубийство смертное простым израильтянам показывать. А еще позже молодой сотник утвердился во мнении, что остальные его люди, лишившись предводителя и самых смелых бойцов, отступили, договорились с коварным вождем. Небось, старый Узиил первым в ноги Моисею пал. Недаром старик во всем с Аароном спорил.
Лежать без движения становилось совсем невыносимо, и Аарон вскочил. Чем сидеть на месте, да ждать подмоги, которая, теперь уже ясно – не придет, лучше пойти, куда глаза глядят. Сотник сделал шаг, другой. Прохладная тень осталась позади, и беспощадное солнце впилось тысячами иголок-лучей в неприкрытые шею и затылок. Опять замутило, но Аарон заставил себя двинуться дальше.
В голову опять закрались грустные мысли о друзьях-предателях, поплыли один за другим образы Моисея, Махли, Узиила. Аарон машинально переставлял ноги, не видя и не слыша ничего вокруг.
Из очередного забытья его вывело странное шипение в двух шагах. Аарон приоткрыл глаза и тотчас зажмурился от яркого света, ударившего с чистого неба. Но еще перед тем Аарон увидел-почувствовал, какую-то быструю тень, что метнулась спереди. Аарон инстинктивно отдернулся, закрываясь рукой, ноги сами собой отпрыгнули назад.
Через мгновенье глаза привыкли к яркому солнцу, и Аарон остолбенел от ужаса. Прямо перед ним, мерно покачиваясь, шипела огромная кобра. Глазастый клобук раздулся, словно парус священной фараоновой барки, раздвоенный язык быстро-быстро мелькал из разинутой пасти, на кончиках зубов яркими самоцветами сверкали капельки яда. А в двух локтях за змеей, прямо у огромного валуна белела свежая кладка яиц.
Юноша молча выругался. Это же надо быть таким раззявой, чтобы в огромной пустыне на змеиное гнездо набрести! Еще шаг и не стало бы Аарона.
Молодой сотник медленно отступил, потом развернулся и быстро побежал назад. К его удивлению тенистое место, откуда он вышел, находилось всего в двух десятках шагов.
Потом юноша лежал и шумно дышал, прокручивая в голове встречу с коброй. Вдруг мелькнула нелепая мысль: а почему на зубах выступил яд? Он ведь только после укуса выделяется? Аарон почувствовал, как каждый волосок вздыбился на теле, пока взгляд опускался вниз, в итоге упершись в две дырки, что зияли в просторной рубахе. Ткань вокруг темнела небольшим пятном, что быстро высыхало на солнце.
Змеиный яд! Кобра таки успела напасть! Аарон негнущимися пальцами задрал рубаху, но на теле не было ни царапины. Не дыша, Аарон приложил рубаху к бедру. Ни следа от зубов, одна чистая кожа. Аарон шумно перевел дыхание. Только прокушенная ткань, и ничего под ней. Хвала богам, что он в последний момент дернулся назад.
Через полчаса Аарон успокоился, встреча с коброй начала превращаться в одну из тех историй со счастливым концом, которую отцы и деды так любят рассказывать детям и внукам.
И вдруг Аарон понял, что у него-то ни детей, ни тем более внуков никогда не будет.
Так горько стало на душе, что дыхание сбилось, комок перекрыл горло, юноша закашлялся противным лаем, а на очах выступили слезы. Он попытался по привычке прогнать непрошеных гостей, но веки лишь противно скребнули иссушенными ресницами. Тело не собиралось расходовать драгоценную влагу на глупые переживания.
Тогда-то Аарон и сломался. Опять захотелось пить, сильно, до тошноты, до потемнения в глазах. Снова вспыхнула ненависть к предателю Моисею и острая жалость к себе. Аарон представил, что жизнь прошла, окончилась раньше срока, что все планы так и остались планами, а сейчас его ждет неминуемая смерть в страшных страданиях. Он почти уже жалел, что дернулся прочь от кобры. Говорят, смерть от змеиного яда не такая мучительная. Один укус и все.
Аарон резко вскочил на ноги и бросился назад. Десять шагов, двадцать, тридцать – видно он минул гнездо змеи. Неужто даже в таком простом деле Боги отвернулись от него?
Но тут Аарон заметил другую кладку и свернувшуюся кольцами змею. Кобра была поменьше той, первой, но выглядела не менее опасной. Стоило Аарону приблизиться, как она вскинулась в боевую стойку и угрожающе зашипела. Мощная шея расправила клобук с рисунком орлиного клюва. Змея закачалась из стороны в сторону, готовясь к броску.
Аарон не обращал на опасность никакого внимания. Одним резким движением он схватил кобру за шею чуть пониже роскошного клобука и поднял извивающегося гада над землей. Пасть змеи яростно раскрывалась, обнажая страшные зубы, хвост бешено молотил по сторонам. Бесполезно – Аарон держал мертвой хваткой.
Вот и все, дело сделано. Теперь вернуться к валунам, прилечь в тени и дать змее укусить себя. Тогда настанет конец всем заботам и переживаниям.
Аарон медленно шагал назад, давя малодушные мысли, что в змее наверняка есть кровь, которая могла бы хоть немного облегчить жажду. Нет, прочь, он все решил: сейчас дойдет до камней и свалится на землю. Расслабившиеся пальцы выпустят змею, та тотчас бросится на обидчика…
Интересно, каково оказаться там, в темном царстве Осириса?..
* * *
– Целый день в тени провел. Пару раз туда-сюда пробежался, но потом всегда на место возвращался. С полудня под валуном лежит, не шевелится. Мои ребята с него глаз не спускают. Одну минуту, Моисей.
Сотник подскочил к левиту, что неловко замахнулся хопешом. Трехпалая кисть с силой перехватила секач, древко резко крутанулось в сторону. Парень даже ойкнуть не успел, как кувыркнулся и покатился по пыльной площадке. Остальные воины остановились и уставились на него.
– Чего вытаращились? А ну работать дальше, – прорычал Махли.
На небольшой площадке – поле Битвы – два раза в неделю Махли обучал свой отряд. Целый день молодые и взрослые левиты тренировали бой на палицах и хопешах, учились одновременно исполнять команды по нападению, развороту и отступлению. Кроме того, вчерашние рабы атаковали из засады, ползали по песку, прятались между валунами, стреляли из луков на точность и дальность, учились строить укрепления из камней и ошеломлять противника внезапным боковым ударом.
Моисей знал, что застанет верного сотника здесь, поэтому сразу пополудни направился на поле Битвы.
А Махли вовсю распекал нерадивого левита:
– Я же сказал, никаких клинков. А ты что делаешь? Зачем хопеш лезвием вперед держишь? Хочешь, чтобы он кисть потерял? Так, секач отложишь в сторону и будешь с одним щитом работать против двоих партнеров. Потренируешься атаки одновременно слева и справа отражать.
Левит горестно вздохнул и кинул полный отчаянья взгляд на сотника. Махли оставался неумолим:
– Не пытайся меня не разжалобить. Пока будешь под ударами палиц в пыли кататься, подумай, каково было бы твоему напарнику без руки остаться. И вообще, тебе повезло, что я занят, иначе часок-другой тебя бы лично погонял.
Моисей с гордостью взглянул на пришедшего вместе с ним Иофора. Тот только кивнул одобрительно, уста, скрытые в густой бороде, расплылись довольной улыбкой, а в глазах заплясали веселые искорки.
Тем временем Махли вернулся к собеседникам:
– Я уже здесь, Моисей. О чем ты говорил?
– Да вот все думаю, как Аарона назад вернуть.
Махли коротко рубанул рукой:
– Я бы с ним долго не возился. Не понимаю я твоего приказа, Моисей. Два дня назад ты показал свою решимость, с предателями без пощады расправившись. Почему, то же самое с Аароном не сделаешь?
Моисей гневно сверкнул очами, но ответил тихо, чтобы остальные левиты не слышали:
– Махли, разве я твое мнение спрашивал? Я решение принял и не тебе его оспаривать. Что ты не согласен, я с самого начала знаю, не стоит каждый раз повторять. Ясно?
Махли потупил взор:
– Да, командир.
– Хорошо. Тогда помоги найти способ, как Аарона к жизни вернуть. А то пока он там, в пустыне, валяется во власти скорбных мыслей, в стане израильском нам его не видать. Если попробуем воду и еду принести, он лишь в глаза рассмеется и ни к чему не притронется. Гордость молодая не позволит. Это в лучшем случае, а в худшем – даже головы не повернет. Есть у тебя, Махли, мысли какие, что делать будем?
– Можно я скажу? – вмешался Иофор. – Вспомни собственный опыт, Моисей. Ты, когда от фараона бежал, тоже целый свет невзлюбил. Считал тогда, что тебя все предали. И фараон, и Везир, и даже Мариам, потому как с тобой в дальний путь не пустилась. Вспомни, что тебя к жизни вернуло?
Моисей задумчиво кивнул:
– Ты прав, Иофор. В пустыне совсем руки опустились, был я уверен, что умру. И если бы стражники не предали, если бы сердце ненавистью не зажгли, там бы я и сгинул. Но, боюсь, этот выход нам не подойдет. Сердце Аарона и так злобой отравлено сверх всякой меры. И если мы туда еще яда добавим, то Аарон от него уже никогда не избавится.
– Постой, постой, Моисей. А ты правильно говоришь? На самом ли деле ненависть к стражникам тебя к жизни вернула? Может, что еще было?
– Нет, Иофор, больше ничего. Я хорошо помню, как тогда в пустыне…
Моисей умолк на полуслове. Рядом прошла Сепфора, мягко кивнула мужу. Моисей тотчас расцвел, лицо озарилось улыбкой, потеплевший взгляд проводил фигурку жены, пока та не скрылась из виду.
– Так о чем мы говорили? – посмотрел Моисей на собеседников.
– Не о чем, а о ком, – усмехнулся Иофор. – О том, кто тебя десять лет назад к жизни вернул…
* * *
Аарон тяжело дышал. Все, он уже мертв? А почему так светло вокруг? Руки сами собой потянулись протереть глаза, когда юноша вздрогнул и резко сел. Он недоуменно уставился на ладони, покрытые засохшей красной коркой. Что это?
Взгляд пробежал по облакам, закрывшим солнце, по рыжим отрогам гор, по знакомым валунам вокруг и остановился на двух половинках змеи, что валялись у ног Аарона. Молодой сотник еще раз посмотрел на руки, потом на грудь – все заляпано кровью.
Выходит, в беспамятстве он не отпустил гада, а разорвал пополам. И, видать, потом долго высасывал змеиную кровь, недаром во рту до сих пор странный привкус стоял.
– Нет! – Аарон с силой ударил по земле, неудачно подвернувшийся острый камень расцарапал кулак. – Нет! Нет!
Почему боги не дают ему легкой смерти? Зачем заставляют страдать под пекущим солнцем?
– Что я вам сделал? Чем не угодил? – крик взлетел к набежавшим облакам, отразился от горных вершин и затерялся в бескрайних просторах пустыни. Только в ушах долго стоял гул далекого эха. Хотя нет, было что-то еще.
Аарон вскинул голову и прислушался. Два дня в пустыне научили различать завывания ветра и шорохи песчинок. Новый звук оказался непохож ни на что. Слишком уж мерные поскрипывания доносились из-за песчаного холма.
Поднявшийся ветер прогнал облака, солнце опять весело засияло. И тотчас по телу побежали струйки пота, унося прочь драгоценную влагу. Аарон передвинулся подальше в тень. До вечера он-то наверняка дотянет, а потом? Ладно, ночью не жарко, можно выдержать. А как завтрашний день пережить? Аарон вздохнул и погрузился в горестные мысли, как вдруг опять услышал странные звуки.
Еще вчера он, не задумываясь, вскочил бы на ноги и взбежал на холм, выясняя, что случилось. А сегодня в Аароне боролись живое любопытство юности с апатичной безнадежностью старости.
Что происходит? Неужто он постарел на полвека всего за день? Аарон заставил себя встать и сделать несколько шагов.
Острый слух не подвел – из-за холма на самом деле приближался человек. Низкая фигурка, с головой укутанная в платок, выдавала женщину, торопливые шаги указывали на юный возраст. Вот уж никак не ожидал Аарон, что встретит кого-то в жаркой пустыне.
Первое волнение улеглось, вместо него в душе опять закипел гнев. Неужели Моисей считает, что достаточно поменять рослого воина на хрупкую девушку, чтобы растопить сердце Аарона? Что ж он встретит посланницу предателя, как подобает.
Когда девушка подошла совсем близко, Аарон шагнул из тени на солнце. Незнакомка испуганно ахнула и остановилась на месте.
– Что тебе надобно? – Аарон постарался, чтобы голос звучал посвирепее.
Девушка не отвечала. Только большие глаза испуганно перебегали с лица на руки молодого сотника. Аарон пригляделся. Им наверняка приходилось встречаться раньше, в израильском лагере, облик казался смутно знакомым, но до сих пор Аарон в пылу сотничих забот никогда не обращал внимания на юную израильтянку. Посланница Моисея была явно недурна собой: кучерявые темные волосы обрамляли неестественно светлые для этих мест скулы, рассыпанные вокруг носа крохотные веснушки придавали по-детски невинный вид. Но главное – огромные, на пол лица, глаза цвета ясного неба. Они, не мигая, глядели на Аарона.
Тут молодой вождь вспомнил. Это была та самая девушка, что громче всех кричала «Нет!» Наасону, бросившемуся в шатер с гепардом, это ее синие глаза провожали изгнанного Аарона с места Истины.
Отчего-то юноша смутился. Он посмотрел на свои руки и представил, что сейчас видит незнакомка. Перепачканные бурой пылью щеки, вдобавок измазанные змеиной кровью. Слева от носа – струпья от обоженных солнцем прыщей, в глазах – голодный блеск, подбородок ощетинился редкой козлиной бородкой. Бр-рр. Он бы сам, наверное, от такого зрелища в обморок свалился.
Стоп. Он что ее жалеет? Приспешницу Моисея?
Во взгляде юноши опять сверкнула злоба, и Аарон грубо повторил:
– Зачем пожаловала?
Незнакомка не ответила. Она молча глядела на Аарона, и молодому сотнику вдруг показалось, что в девичьих глазах, цвета спокойного теплого моря, он видит не отвращение испуганного подростка, но вполне взрослую материнскую жалость к непутевому сыну. Так иногда посматривала на Аарона Мариам. Внезапно захотелось, чтобы незнакомка обняла, пожалела. А он бы прилег к ней на колени, свернулся калачиком, прижался к груди.
Аарон помотал головой, чтобы прогнать наваждение и опять разозлиться. Все без толку, гнев не возвращался.
Вместо этого внутри заскребла мысль, что он не замечает чего-то важного. Аарон никак не мог понять чего. Вдруг дошло: он смотрел на девушку сверху вниз, чего почти никогда не случалось с остальными. Незнакомка оказалась ниже ростом, чем он!
Опять появилось желание обнять, но совсем по-другому. Защитить от напастей дикой пустыни. На этот раз Аарон почувствовал себя очень сильным и взрослым.
Да что это с ним происходит? Почему кидает то в жар, то в холод? Почему сначала хочется схорониться в девичьих объятьях, потом, наоборот, заслонить собой?
– Меня зовут Елисавета. Я – сестра Наасона. Того самого, что на Ное – дочери Целофхада – женился, через суд богов пройдя.
Голос журчал весенним горным ручейком, то взлетая перезвоном капели, то опускаясь глухим рокотом стремительной воды.
Синие глаза так ни разу и не мигнули, не оторвались от лица Аарона. Только губы упрямо сжались.
– И чтобы вопросов больше не было: я сама пришла. Да, Моисей знает, что я к тебе направилась. Это ему не сильно понравилось, но перечить не стал. В кувшине – вода, в корзине – лепешки. Дальше делай, как знаешь. Хочешь – воду в песок вылей, хлеб в землю закопай. Хочешь – съешь сразу.
И пока Аарон раздумывал, как ответить на эту тираду, Елисавета категорично закончила:
– Только завтра я опять приду. Негоже израильтянину в пустыне от жажды и голода погибать. И так слишком много братьев и сестер наших в битвах кровавых да переходах опасных полегло…
* * *
– О чем беспокоишься, Моисей? Переживаешь за Аарона?
– Нет, Иофор. С Аароном, уверен, все в порядке будет. Ему сейчас ой как человеческого тепла и общения не достает. Поэтому Елисавета краше богини покажется. Да она и весьма недурна собой. Думаю, недельки две-три и можно Аарона назад возвращать. Правда, придется придумать, какой работой его занять, чтобы энергию молодую на благое дело направить.
– О чем же тогда думы твои?
– Смотрю я, Иофор, на людей израильских, и тревожно на душе становится. Выбрались мы из Египта, беды страшной не допустили. Отбились от людей фараона, добрались до Мадиама, худо-бедно устроились. А дальше что? Еще полгода назад полагал я, что смогу всех евреев свободными сделать, но выходит, слишком наивным был. Не нужна людям простым свобода, не интересует их поиск внутреннего бога. Поесть бы, поспать, жажду утолить – вот и все заботы. Есть, конечно, такие, как Махли и Аарон. Которые уже что-то понимают, кому свобода полыхнула однажды яркой зарницей перед очами, но даже они до конца не осознают, что все еще рабами подневольными в душе являются. Вот и выходит, что настоящая свобода не нужна почти никому.
– Теперь понимаешь, Моисей, почему я на тебя сразу глаз положил, когда ты в царстве Мадиамском появился? Сам видишь, что найти настоящего преемника совсем не простое дело. Но ты не сдавайся, ищи дальше.
Старый и молодой вожди прогуливались вдоль зарослей сикомора, что надежно защищали источники от туч песка, приносимых сухими пустынными ветрами.
– Еще одно меня тревожит, Иофор, – продолжал Моисей отвечать на вопрос спутника. – Года три мы здесь выдержим, ну, может, пять. И все. Уже сегодня воды с трудом на всех хватает. А ведь овцы ждут приплода, да и многие израильские девушки скоро матерями станут. И что тогда? Как голод предотвратить? Не вводить же свой завет Аменемхата.
– Что делать собираешься?
– Наверное, придется через пару лет с насиженного места сниматься и искать новую землю. На восход идти смысла нет – там пустыни почище Мадиамских. На полудне – море и Египет, на полуночи – царство Ассирийское. Его с пятью тысячами воинов не одолеешь. Остается один выход – на запад двигаться. В Ханаан. Там тоже царства есть, но все они мелкие, верю, что по одному разгромить их удастся.
– Гляжу, ты уже все продумал, Моисей. О чем тогда беспокоишься?
– А как мне израильтян на новый поход поднять, как опять на беды и лишения повести? Уже сейчас некоторые вспоминают, как сытно жили в Египте, под властью фараоновой.
Иофор остановился, сорвал листок с куста, потер в пальцах. Пряный аромат защекотал ноздри. Моисей вдохнул полной грудью, почувствовал, как утихает волнение внутри. Тем временем мадиамский первосвященник отбросил зеленый комок и сказал:
– Чему ты удивляешься? Память людская коротка: быстро забываются былые заботы, люди видят только сиюминутные лишения! Всегда кажется, что раньше и травы выше были, и коровы жирнее.
– Что же мне делать с ними?
– Здесь, Моисей, лучше всего к богам всемогущим обратиться. К их высшей силе.
Молодой вождь аж споткнулся на полушаге:
– Что ты такое говоришь, Иофор? Не ты ли учил, что боги внутри нас живут? И все, что в их власти, можем и мы совершить?
Иофор усмехнулся:
– Для тебя это так, Моисей, для меня, для еще двух-трех вождей. А для остальных? Они же долгие годы привыкли подчиняться хозяевам, а, освободившись, сами себе хозяевами не стали. Вот и дай им нового господина – Господа Бога. Они до сих пор верят, что все вокруг высшими силами определяется. Используй эту точку опоры в простых израильтянах. Да ты и сам уже так поступал, когда божий суд над Целофхадом и Наасоном вершил.
Иофор говорил вкрадчиво, как всегда, когда хотел убедить собеседника:
– Скажи, Моисей, чье повеление люди скорее исполнят: твое или Бога Беспощадного?
– Понятно, что Бога. Разумные вещи ты сказываешь, Иофор, но тревожно на сердце моем. Дать Богов – возродить касту жрецов, которые рано или поздно начнут козни плести. Будто мало мне одного Аарона.
– А здесь уже все от тебя зависит. Создашь десятки богов, как в Египте, без жрецов не обойтись. И тогда, ты прав, каждый начнет свои интересы двигать, внимание простых людей на свою сторону перетягивать. Зато, если будет у тебя бог один – тогда и со жрецами проще окажется. Назначишь одного священника, с которым всегда договориться сможешь.
Моисей вдруг все понял. Глаза широко распахнулись, взгляд посветлел. Разгладились морщинки у висков, казалось, израильский вождь помолодел лет на десять. Он больше не слушал Иофора, уносимый потоком новых мыслей:
– Тяжело простым людям поверить, что и Сила, и Слабость внутри нас живут. Что только Внутренний Бог определяет, насколько мы счастливы и успешны. Не ведомо людям, что достаточно себя познать, чтобы все тайны мира открылись. Может, и существовал когда Творец, что из мрака поднял землю и небо, разделил сушу и воду, вдохнул жизнь во всех тварей на земле, в море и в воздухе. Может, он до сих пор за нами и миром наблюдает. Но верю я, что человек был Творцом по своему по образу и подобию создан. А значит, в каждом из нас частичка его всемогущества есть. Что нас равными по силе с Творцом делает.
Плечи вождя расправились, глаза засверкали огнем:
– Но пока вокруг богов и духов много, трудно человеку понять, как он внутреннего бога искать должен. Зато если всемогущественный Господь всего один, куда проще внимание человека вовнутрь направить. Достаточно сказать: «Возлюби Господа Бога всем сердцем твоим, и всею душою твоею, как самого себя»! Имеющие уши – услышат! Пусть их вначале немного наберется, но верю, что с каждым днем все больше и больше людей будет разуметь настоящий смысл этих слов священных!
Моисей весело улыбался: похоже, он нашел то, что искал долгие месяцы. Израильский вождь замолчал, сорвал, как Иофор до того, лист сикомора, закусил черенок. Глаза на миг зажмурились от удовольствия. Рот наполнился зеленой горечью, а Моисей, не обращая внимания, воодушевлено продолжил:
– Но, чтобы люди простые в бога единого поверили, одних моих слов недостаточно будет. Надобно найти несколько точек опоры. Во-первых, кого-то из предков, патриарха или вождя, который всеми коленами чтим и уважаем. Потом неплохо бы зрелище красочное устроить, чтобы каждый мог собственными глазами присутствие бога почувствовать и в его величии убедиться. Плюс чудес бы парочку, чтобы и самые неверующие сомнения отбросили.
Иофор кивнул:
– С чудесами подсоблю. Знаю места в краях здешних, где можно могущество бога воочию лицезреть.
Моисей лукаво подмигнул:
– Вроде куста, пылающего холодным пламенем?
– Да, но не только, – улыбка мелькнула в густой бороде Иофора.
Моисей просиял всем лицом:
– Спасибо, отче, за помощь. А главное – за совет дельный. Ведь тем самым смогу я и главную проблему решить. Достаточно будет внушить израильтянам, что сам Господь Бог приготовил землю ханаанейскую для них!
* * *
К концу первой недели день Аарона делился на две части: очень длинную и совсем короткую. До прихода Елисаветы и после. Сестра Наасона навещала опального сотника ближе к вечеру, перед самым закатом. После Аарон долго лежал, уставившись на звезды, и мурлыкал под нос простые мелодии. Мириады ярких точек пылали на темном небе, и мысли Аарона уносились высоко-высоко. Молодой сотник так и засыпал с улыбкой на устах. Наутро он ничего не помнил из ночных размышлений, но ниоткуда приходило отменное настроение и появлялось чувство, что все будет хорошо.
Чтобы хоть немного заполнить целый день, Аарон разыскал ту самую кобру, на которую чуть было не наступил, когда в отчаянии бежал сам от себя. Змея по-прежнему охраняла кладку яиц с солнечной стороны камней, и каждый раз принималась громко шипеть на приближающегося человека. Огромный клобук раздувался вокруг шеи, раздвоенный язык грозно летал туда-сюда, а два черных глаза, казалось, выносили смертный приговор чужаку.
Аарон усаживался в двух локтях от змеи и начинал шипеть в ответ, мерно раскачиваясь вперед-назад. Он глядел прямо в немигающие глаза и чувствовал, как становится сам похож на кобру. Такую же непредсказуемую в своей смертельной красоте. Готовую защитить детенышей любой ценой. И в любой момент броситься на каждого, кто посягнет на ее свободу.
Постепенно в голове складывался план. Аарон понимал, что однажды вернется в лагерь. Наверняка у Моисея были на то свои виды, иначе бы не оставил мятежного сотника в живых, а потом не посылал бы каждый день еду и воду с Елисаветой. Но Аарон не собирался приходить назад покоренным и покорным. Да, возможно, ему придется сыграть смиренное спокойствие, но это будет спокойствие змеи, готовой ужалить в каждую минуту.
А главное – Аарон не собирался возвращаться один. Верной кобре еще предстояло сослужить службу в израильском стане. Настанет час, и она заставит Моисея заплатить самую высокую цену за ложь и предательство.
Пока, чтобы не терять времени, Аарон дрессировал гада. Рубаха, пятью слоями обмотанная вокруг руки, служила отличной приманкой. Змея послушно кидалась на нее, вонзая острые зубы каждый раз, когда незнакомый предмет приближался ближе, чем на локоть. Вскоре вся ткань была усеяна дырочками, с растекшимися вокруг капельками яда. Аарон веселел день ото дня: реакции змеи становились все быстрее. Она уже не раскачивалась подолгу с распахнутым воротником, а только раз шипела и бросалась на врага. Аарон собирался потренировать змею еще дней семь-восемь, а потом оставить в покое, чтобы та поднакопила смертельного яда для решающего броска.
