Текст книги "Инна, волшебница"

Автор книги: Александр Гейман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)

– Что ты говоришь, Юма? – изумилась Аглая. – Ты что, хочешь, чтобы она его склевала? – Юма закивала, соглашаясь. – Да он же не войдет в нее, в такую кроху!

– Войдет! – жарко настаивала Юма. – Я знаю!

– Юма, а почему ты сама не хочешь это сделать? – спросил насупившийся Туан – он уже кое-что заподозрил.

– Я не могу! Ритти велел, чтобы я осталась.

– Ты что, хочешь, чтобы тебя здесь застукал Северин? – едва не закричала Аглая.

– Да конечно же! – яростно отвечала Юма, тоже чуть не крича. – Ну поймите же, с Тапатакой беда, я видела, и Тха говорил, и До.. Я попробую уговорить Северина, может, он прикажет Ритти, и тот что-то сделает!.. Ну ребята, ну скорее же!

– Ты думаешь, получится? – хмуро спросил Туан. – Уговорить Северина? А если ты не...

– А если не получится, тогда ничего не получится! – Юма едва не плакала. – Обещайте, что все сделаете, Туан, Аглая! Ну кого же мне ещё просить!..

– Ну, обещаю, – сказал все ещё хмурый Туан, и Аглая следом за ним повторила – произнесла серьезно, по-взрослому, как она отвечала на просьбы Инессы: – Да, Юма, я все сделаю.

– Только я не уверен, что мы сможем найти дорогу домой, – добавил паж Антонина.

Невероятно, но впервые за все это время Юма засмеялась – тихонько и с облегчением:

– Конечно, не найдете! Солла вас сама доставит на место.

И Юма велела им сжать свои камни обеими ладонями, представить, куда они должны попасть, и просить рубин, чтобы он их перенес. Туан и Аглая стояли зажмурясь, прилежно представляя каждый свое и беззвучно шевеля губами в мысленном обращении к Солле. Они исполняли все, как было сказано, и очень старались – и все равно, оставались, где были.

– У меня ничего не выходит, Юма, – виновато произнес Туан не открывая глаз.

И тут от двери послышался возглас изумленного и рассерженного Северина:

– Дети, что вы здесь делаете! Это снова ты, незваная гостья?

– Ай! – вскрикнула Аглая и разожмурилась вместе с Туаном.

– Зажмурьтесь снова! Скорей! – в отчаянии закричала Юма.

Повинуясь мгновенному озарению, она хлопнула Туана, а следом и Аглаю в спину – той своей _волшебной_ ладошкой, как однажды её саму – Кинн Гамм, когда ей надо было попасть к завтраку в дом Инессы. От неожиданности оба пошатнулись и, снова ойкнув, невольно разлепили глаза, а Северин с немыслимой быстротой пересек зал, он был уже в полушаге от них, и Юма даже не успела заградить ему путь, но это уже не имело значения, потому что в один миг Туан и Аглая исчезли, только взвизг Аглаи звучал ещё в воздухе, а ребят тю-тю, улетели, и Северин с гримасой досады разжал свои кулаки, схватившие пустоту, и грозно повернулся к Юме.

– Ну-ка, объясни, что все это значит! – потребовал хозяин Зверя, надвигаясь на Юму.

Под этим взором, в котором искрилось какое-то ледяное бешенство, Юма непроизвольно попятилась – и продолжала пятиться, пока спиной не уперлась в морду Зверя. Тогда Юма глубоко вздохнула и решила говорить открыто.

– Я пришла забрать Соллу и уговорить тебя помочь Тапатаке, призналась Юма, выискивая в лице Северина признаки его _настоящих_ мыслей.

Северин холодно рассмеялся:

– А с чего ты взяла, что тебе это удастся? Уверен, ты слыхала, как обо мне думают в твоей стране. Я ведь злодей, не правда ли?

– Нет! – решительно отрицала Юма. – Ты не злодей, ты не тот, кем стараешься казаться! Я вижу, я поняла! Ты выпустил меня в тот раз, и ты скрыл это от предателя Мэйтира, и ты тоже любишь Тапатаку, только неправильно!

Северин таращился на Юму в величайшем изумлении.

– Да, ты умеешь удивить, – признал он наконец своим ровным холодным тоном. – Возможно. Возможно, ты и права кое в чем. Откровенно скажу, мне было бы интересно с тобой побеседовать, что значит "неправильно любишь". Но не сейчас, маленькая ясновидица. Я даже не спрашиваю, как ты узнала про камень. Мне некогда. Так что не трать время на пустые уговоры – я не могу отдать Соллу. Передай мой отказ Антонину. Солла ему все равно уже не поможет.

– Я уже её забрала, – отважно призналась кроха в лицо Северину.

– Что-что? – и поперхнувшись холодным смешком, Северин отстранил Юму с дороги и метнулся к своему Зверю. Он шарил рукой внутри его пасти, одним глазом косясь на Юму, и недоверчивое выражение его лица менялось на все более ошеломленное и нехорошее.

– Та-ак! – свирепо протянул обокраденный хозяин дворца, а Юма молча показала ему кожаный кошель, где он хранил рубины, и потрясла его – мол, пожалуйста, смотри, я не обманываю, пусто. – Как ты это сделала?!.

– Я брала их по одному и уносила, – рассказала Юма.

– И ты хочешь сказать, что Зверь тебе отдавал?! – изумление Северина было столь велико, что пересиливало его гнев. – Он – отдавал?

Юма кивнула и уточнила:

– Не сразу. По одному.

Северин повернулся к Зверю и вперился в его огромные глаза взглядом, мечущим ледяные молнии.

– Как это могло быть? Как такое могло произойти? – повторял он, спрашивая не то у Зверя, не то сам у себя.

– Мы подружились, – слегка виновато объяснила Юма.

– Зверь, как ты мог меня предать? – твердил Северин, не слушая. Но тут ему вспомнилось другое, и он снова перевел взгляд на Юму: – Но погоди-ка, как же ты могла их уносить по одному, когда я ещё вчера проверял рубины! На месте были все пять!

– Да, король Докейта мне говорил, – согласилась Юма тем же тихим и немного виноватым голосом – ей было как-то неловко перед Северином, что он так расстраивается и что она знает то, о чем он не знает. – Он приходил ко мне час назад, подбодрить, когда Мэйтир поймал меня в паутину и запер у тебя в подземелье.

Это было то, о чем Юма не стала рассказывать Туану и Аглае – просто затем, что у неё не было времени. А Докейта успокоил Юму и сказал, что скоро её вызволит кудесник Тха и что Вайка уже освободился и ведет к ней Аглаю и Туана. И ещё он сказал, чтобы она поступила с камнями как собиралась и попробовала образумить Северина. Старый король объяснил свое появление тем, что он, так выразился Докейта, отдал Тапатаке не все долги.

– Король Докейта сказал, что он проглядел раздвоение Мэйтира, пересказывала Юма. – А Мэйтир тебя обманывает, Северин. Он заметил, что Солла показывает тебе вместо оставшихся двух камней все пять, и скрыл это от тебя. Он хотел сам их присвоить и нарочно поймал меня в паутинный капкан.

– Я знаю про Мэйтира все, – отмахнулся Северин. – Я распознал его безумие ещё тогда, до всех этих событий, в отличие от всех этих слепцов в Тапатаке. Я сам дурачу его, будто следую его наставлениям.

– Ничего не все! – возразила Юма. – Ты не знаешь, он затеял избавиться от тебя и завладеть Тапатакой и Зверем! Он давно понял, что ты пытаешься его обманывать.

– Да что ты можешь знать, ты, несмышленыш! – прорезались нотки ярости в холодном голосе Северина. – Это не имеет никакого значения, что там замышляет Мэйтир, твоя Тапатака давно обречена, что бы ни затевал старый безумец и как бы ни бился Антонин! Его Тапатака с самого начала была ловушкой Мэйтира, вот так-то, кроха. А мой веселый братец, это уж само собой, угодил туда как мошка в цветок росянки. Ты надеешься на эти красивые стекляшки, а спасение вот! – Северин указал на своего Зверя. – Я давно просмотрел не одну тысячу мировых отражений, и как бы ни преломлялись линии событий, исход один.

– Ну вот же, я ведь говорила, что тебе все небезразлично! – закричала обрадованная Юма с надеждой в голосе.

– Нет, не безразлично, – помолчав, согласился Северин прежним своим прохладным тоном.

– Значит, ты поможешь Тапатаке?

– Помогу. Я спасу её – то, что там есть от настоящей Тапатаки. Когда западня Мэйтира захлопнется и туда ринутся тени, чтобы поживиться душами моего народа, я велю Зверю, и он вернет всех назад. Сюда. А сумасшедшему Мэйтиру достанется пустое царство теней, только и там царствовать ему не придется – Зверь скомкает всю эту разгрызенную скорлупу и выкинет на Дно миров вместе с ним. Но, конечно, Антонину уже не бывать королем – ему такая ноша просто не по плечу. Так что напрасно ты доставляла ему Соллу. И вообще, чем хуже, тем лучше. Я преклоняюсь перед упорством теитян, они превзошли сами себя, но видишь сама, Юма, чем раньше они уступят, тем лучше.

– Поэтому ты травил Ритти на Тапатаку? – тихонько спросила Юма.

– Кого? А, ты так называешь Зверя... Да, поэтому. И не зря – сроки уже близки. Взгляни-ка, – повел своим жезлом Северин.

Стена сбоку от Зверя заблестела, как стеклянная, а потом – будто Юма полетела вдруг над Теей – открылся вид на город. И вид этот был необычен, невероятен, ужасен – из Безбрежного озера катилась огромная волна, цунами выше самой высокой башни в Тее, а вернее, как поняла Юма присмотревшись, волна эта не двигалась, а нависала над чудесным городом, дыбилась, силясь обрушить последнюю преграду перед собой – а её что-то отстраняло, удерживало – и даже издали ощущалось какое-то неимоверное, _последнее_ напряжение, с каким сталкивались здесь сила против силы.

– Эге, – удовлетворенно произнес Северин, оценив положение. – Ну вот, с этой твоей болтовней я едва не проморгал момент. Пора поработать Зверю!

– Что ты хочешь делать? – закричала Юма.

– Нанести завершающий удар, конечно.

– Нет! – она кинулась между ним и Зверем. – Не надо, Северин!

– Я же тебе все объяснил, Юма, – он смотрел куда-то сквозь неё своим ледяным взглядом. – Уйди, девочка, ты заслоняешь мне Зверя. Ты что, не хочешь, чтобы я спас твоих друзей?

Северин уже приготовил свой жезл, тот свой Ключ от Нимрита, которым он повелевал Зверю. Юма бессильно глядела на него сквозь ручьем текущие слезы, отчаявшись переубедить его, он тоже, тоже, как его учитель Мэйтир, был безумен, и тогда – тогда она бросилась к Зверю и стала гладить огромную морду, громко умоляя не слушать Северина.

– Зверь, велю! – прозвучал за её спиной спокойный и непререкаемый голос.

– Нет! Не слушайся его, умненький Ритти!..

– Зверь, поднимись, вздыбься!.. Велю!

– Ритти, нет!.. Нет!

– Ударь вместе с той волной и сломи защиту ложной Тапатаки!..

– Помоги им и прогони эту волну!.. – Юма, сорвав голос, уже не кричала, а шептала, повернув лицо вверх и вправо, туда, где высилось над ней мохнатое угольное ухо. – Пожалуйста, послушай меня, миленький Ритти!

– Чего ты ждешь? – и в ледяном голосе за спиной Юмы послышалось раздражение и испуг, будто что-то треснуло в этом космическом льде. – А ну-ка, девчонка, поди прочь, ты мне мешаешь!

Припавшая к морде Зверя Юма ощутила на своем плече крепкую ладонь Северина и что было сил вцепилась в шерсть Зверя.

– М-м-м... До чего же ты довел себя своим чистоплюйством, Северин! раздался в этот миг насмешливый голос Мэйтира. – Похоже, ты и над Зверем уже потерял власть. Какая-то малявка управляется с ним лучше тебя, и ведь без Ключа, э?

Выпустив плечо Юмы, мятежный принц Тапатаки резко обернулся. Мэйтир ехидненько посмеивался в нескольких шагах.

– Так значит, выкинуть старого умалишенного учителя на Дно миров как смятую скорлупу – это ты задумывал... э-э-э... когда клялся мне в верности и послушании, а, Северин?

– Ты ведь собирался быть там, Мэйтир! – Северин качнул головой в сторону стены, где виднелась Тапатака. – Зачем ты...

– Зачем! – передразнил Мэйтир. – Не зачем, а как – как я выбрался из капкана, это ведь ты хочешь спросить, м-м?

Учитель Северина похихикал и продолжал:

– Просто поражаюсь, неужели ты всерьез надеялся удержать меня в той никудышненькой западне? Тебе удалось меня удивить, уж такой-то глупости я от тебя не ждал. Впрочем, я и правда сперва попался.

– Я не ставил капкана на тебя, Мэйтир, – холодно бросил пришедший в себя Северин.

– Ну, не она же! – ухмыльнулся старый маг. – А знаешь что, я согласен с твоим планом. Пусть все так и будет... э-э-э... брось-ка Зверя на Тапатаку и посмотрим, как тебе удастся _спасти_, что там есть _настоящего_. Представь себе – я не возражаю. Что ты застыл? Разучился управляться с Ключом? Тогда дай его мне.

– Прочь! – отступил Северин.

– Тогда начинай, ну же! А, понимаю... Ты же не можешь обидеть махонькую дитятку... м-да... Ну, так я сам, м-м-м?

– Опомнись, Мэйтир! Это же ребенок!

– Долой, не мешай мне!

В двух шагах позади решалась судьба Юмы, но она не слушала больше пререкания этих двух предателей. Юма снова припала к Ритти и стала просить его помочь Тее и Тапатаке – милой Инессочке, девочкам, Туану, Кинну Гамму, принцу Антонину и всем-всем, она только не загадывала, что именно он должен сделать, потому что сама этого не знала.

А за спиной её вдруг послышались звуки какой-то возни и стычки – и вдруг, вдруг раздался неимоверный грохот, и весь дворец вместе с Юмой, Ритти, этим двумя за спиной тряхнуло так, что все повалились на пол, а ту стеклянную стену с Тапатакой заволокло какими-то серыми полосами. Юма с трудом поднялась на ноги – пол так и ходил ходуном, и в этот миг ей на плечо откуда-то спрыгнул Вайка. "Надо уходить", – прозвучал у неё в ушах его голос. Юма огляделась. В стороне от неё озирался сидя на полу бледный Мэйтир, а пошатывающийся Северин с искаженным лицом пробовал что-то приказать Зверю, вращая в воздухе своим жезлом-ключом – и в сердцах отбросил его.

– Нет, Вайка, мы должны забрать Ритти, – возразила Юма – и позвала Зверя: – Ритти, пойдем!

В громадных глазищах промерцало что-то, и Юма услышала внутри: "Нет. Без него? Иди одна". Юма все поняла – Зверь не хочет оставлять Северина. А меж тем стена с видом на Тапатаку очистилась от серых полос, и зеркало Антонина снова отобразило Тею. Но отображение было иным – за стеклом представал лишь один залов дворца Антонина, а не вся столица с высоты птичьего полета. В этом зале собрался совет – принц Антонин, Инесса, Мэйтир, Дора, генерал Сильва и прочие из круга Антонина. Почему-то собравшиеся не были особенно удручены бедственным положением волшебной страны – напротив, они, похоже, праздновали что-то: стол ломился от напитков и яств, лица всех были оживлены и веселы, а ещё – ещё была какая-то гибельная перемена во всех них и во всем этом кусочке Тапатаки, как будто оттуда было вынуто нечто невидимое и неосязаемое, но отличительно значимое, как зрачок в глазу, без которого и глаз уже не глаз, а что-то слепое.

– Ты опоздал, Северин, – хрипло произнес Мэйтир.

– Молчи, упырь! – зло бросил Северин, потрясенно всматриваясь в картину. – Ты-то что выиграл, безумец?

Ужаснувшаяся Юма промедлила лишь несколько мгновений. Что бы ни стряслось, ей все равно надо было туда, домой, скорей! И она побежала прочь из этого несчастного зала с его несчастными хозяевами. А пол меж тем по-прежнему так и трясся, и грохот раскатывался по

дворцу вновь и

вновь.

Грохот

раздался такой, будто

в соседней комнате кто-то пытался проломить стену, и отвечающий на вопрос англичанки Усихин замер с открытым ртом, а кое-кто из девчонок ойкнул от неожиданности. Все уставились на стену, а нахмурившаяся Нинель Петровна начала по-английски просьбу сходить и посмотреть, что там "happeni...", как вдруг из стены действительно посыпались кирпичи, и вся группа повскакала с мест и с криками кинулась к задней стене. Последовала ещё пара могучих ударов, на пол рухнуло буквально полстены, и в проломе с мечом в руке показался усыпанный штукатуркой и осколками камня... Ингорд.

– Ингорд! – от безумной радости у Инна голова пошла кругом. Ингорд!..

Она уже стояла возле него и бросилась бы ему на грудь, не разделяй их остатки кирпичной кладки.

– Пойдемте, Инна, – рыцарь протянул ей руку, помогая перебраться через брешь. – Надо уйти, пока они не опомнились.

Инна перебралась на ту сторону и быстро поцеловала Ингорда в щеку. Затем они поспешили прочь, и Инна не стала оглядываться – это было незачем, в тот самый миг, когда она перелезла через пролом, она все уже осознала. Голова у неё теперь не кружилась – наоборот, голову ей закружили заморочили – раньше, когда она с какого-то поворота тропинки в Сумерках внезапно оказалась дома, опять в своей квартире. Тогда Инна подумала, что её поиски провалились, и баба Варя успокаивала её, что ничего ещё не потеряно, они попробуют все сызнова, а пока надо жить как раньше и готовиться к новым попыткам. Невероятно, но Инна вновь попалась, поверила во все это, и вот уже два дня – то есть, это так ей казалось – она снова ходила на занятия, как былая прилежная студентка Инна Калугина. И лишь миг назад наваждение рухнуло: она была не на уроке английского и не в Камске все это время она находилась в плену теней, в мире Гункара, да ещё не просто в плену их морока, а в самой настоящей тюрьме – и эту-то стену и пробил её безупречный Ингорд, чтобы вызволить свою даму.

Они спешили прочь от того пролома по какому-то мощеному двору, а в воздухе уже шевелились – сзади, по сторонам, а вскоре уже сверху и спереди проклятые тени, и Ингорд остановился, оценивая ситуацию:

– Куда будет лучше, Инна, как вы полагаете? – рыцарь имел в виду, через какую дверь им лучше исчезнуть.

– Назад, в Сумерки! – и Инна сама взяла его за руку, и сделала вместе с Ингордом всего только шаг, но не вправо, не вперед, даже не вверх, а _туда_, в то волшебное _туда_, в которое легче шагнуть, чем объяснить, как это проделать.

А через неуловимую долю времени они уже стояли на тропинке Сумеречного леса, по которой Инна попала к Печальнику.

– Пока что мы в безопасности, – заключил Ингорд, послушав звуки окружающего их лесного сумрака. – Мне отвести вас домой, Инна?

– Нет. Мне надо быть в Тапатаке.

– Госпожа, я не уверен, что смогу помочь вам в этом, – отвечал Ингорд своим обычным ровным и теплым тоном, и лишь еле различимая горчинка – а может, это была печаль – почудилась Инне в его словах.

– Ингорд, – она смотрела ему прямо в глаза, – тогда произошла ужасная ошибка. Я не разглядела врага. Я прошу вашего прощения, рыцарь Ингорд.

– Нет, это я виноват, – твердо возразил Ингорд. – Я не должен был оставлять вас с ним. Я полагал, вы понимаете, с кем имеете дело. Моя ошибка.

– Вы все знаете?

– Я знаю, что я ваш рыцарь, Инна. И что с вами подло обошлись. А рубин не попал к Антонину. Остальное уже не моя часть.

– Кажется, рубин захватила Найра. Отобрала у... того.

Ингорд покачал головой:

– Северину его она не передавала. Насколько я знаю. Так куда же мне проводить вас?

– В Тапатаку, – неколебимо повторила Инна.

– Я могу только попытаться, но не обещать, Инна, – предостерег Ингорд. – Я туда вернуться _могу_ – с вами все иначе, ваше возвращение – не в Тапатаку.

И более уже не тратя слов, Ингорд направился по тропе, стараясь держаться бок-о-бок с Инной. Когда они в третий раз вернулись на старое место – то, где они первоначально находились, Инна поняла, что Ингорд не упрямится и что дело здесь не в её – так это про себя определила Инна непрощенности Тапатакой. За всем угадывалась чья-то рука – и Инна была в неуверенности, вражеская ли она, потому что ведьмовское чутье подсказывало ей о присутствии каких-то самых разных сил.

– А может, нам пойти в другом направлении?

– То есть, к берлоге Печальника? Что ж... – согласился Ингорд.

Они заплутали и на этот раз и вместо пещеры Печальника попали уже вовсе в какие-то дебри. Но по крайней мере, тут они раньше не проходили и сейчас хотя бы не кружили на месте. И наконец, они вывернули к какой-то развилке – и – Инна по-девчоночьи взвизгнула от радости: на тропинке вальяжно разлегся тигр, умудрившись даже в этих бепросветных сумерках казаться полосатым и рыжим. Он даже как-то неярко светился.

– Бенга! – Инна кинулась к нему бегом.

Тигр, равнодушно зевнув на эти восторги, поднялся с места и уклоняясь от телячьих нежностей потрусил прочь по одной из дорожек.

– За ним, он показывает!

Ингорд молча кивнул, и они прибавили ходу. А Бенга исчез у самой кромки Сумерек, но вывел он их не к рассветной, а к закатной кромке Тапатаки – а если уж называть все своими именами, то вокруг была темнющая ночь. Однако, не беспросветная – не так далеко было зажжено множество огней, образующих даже некую праздничную иллюминацию.

– Не понимаю, – произнес Ингорд, – почему праздник? Когда я уходил... – и он пожал плечами.

– Где мы?

– По-моему, близ дворца Антонина, – определил Ингорд, приглядевшись к освещенным фонарями кусочкам здания.

– Но это же замечательно! – обрадовалась Инна. – В прошлый раз тропинка из Сумерек выводила к старой крепости, сколько бы нам пришлось оттуда идти!

Ингорд неожиданно застыл на месте и к чему-то прислушался.

– Не очень-то замечательно, – спокойно возразил он. – Нас как-то выследили. Похоже, за нами гонятся тени. Скорей!

Они бегом бросились по дорожкам дворцового сада. Уже у самого входа Инна не оглядываясь почувствовала погоню – по какому-то особому не то шороху, не то просто подрагиванию воздуха. Они уже чуть ли не липли к ней, появляясь ниоткуда, эти проклятые тени.

Ингорд одной рукой схватил Инну за талию, приподнял и с ней вместе сделал три невероятных прыжка, доставив её прямиком к двери.

– Это порог, – показал Ингорд на дверь. – Войти они могут только здесь. Я удержу их; идите, Инна.

В долю мгновения в голове Инны промелькнуло десяток мыслей и разных вопросов. Почему Ингорд не хочет позвать на подмогу теитян? Почему он не опасается, что тени последуют за ней через другой вход или окна? Зачем... Но Ингорд, угадав её сомнения, поторопил:

– Не мешкайте, госпожа. Я не знаю, что там за дверью, но мы вышли сюда по нити судьбы. Тени нам хотят помешать, значит, это правильное место.

Ответив – и простившись – кивком, Инна вошла в двери, краем глаза заметив, как одна из теней попыталась проскользнуть за ней следом – и шмякнулась на пол как лопнувший шарик, перехваченная молниеносным выпадом Ингорда.

Внутри дворца, в отличие от веселенького освещения снаружи, было довольно темно. Инна не знала, пользуются ли теитяне электричеством, – вряд ли, конечно, в волшебной-то стране, но с чем-чем, а перебоев со _светом_ она в Тее не замечала. Теперь же Инна пробиралась по коридорам в полумраке и даже не была уверена, в том ли она дворце – и в той ли стране. Тем удивительней было откуда-то возникшее чувство, что она здесь уже когда-то бывала – по крайней мере, она не колебалась, куда ей нужно идти. Уверенно сделав несколько поворотов и миновав множество лестниц и дверей, Инна наконец толкнула _те_.

Она попала на место: в не слишком большой зале располагался за пиршественным столом круг Антонина – его ближние дамы и рыцари, феи и маги. Галдеж стоял совсем не теитянский – да и дух царил заурядной людской попойки, может, и не свинской, но уж и не рыцарско-волшебной: лица всех были красны, голоса громки, глаза блестели как-то нездорово и тускло, речи перебивали одна другую, блюда развалены в беспорядке, вино пролито, кто-то икал...

Откинутые Инной створки двери громко состукали о стены, и её появление заметили. Голоса на миг притихли, а навстречу Инне поднялся, оторвавшись от долгого поцелуя с Инессой, пьяно пошатывающийся Антонин.

– А, наконец-то! – он устремился к ней с бокалом в руке, плеща вином на пол. – А мы-то все ждем... Отпразднуем гибель богов! Штрафную даме!

– Штрафную! – разноголосо подхватил стол.

Вот оно что – поняла Инна. Они, выходят, устроили тут пир во время чумы. Встречают падение Тапатаки с бокалом вина в руке. И это её Антонин, это недосягаемо безупречная Инесса? неукротимый воин Сильва? божественный вершитель снегопада Кинн Гамм? образец вкуса и утонченности страж ворот Дора? Боже, какая мерзость!.. А Ингорд сражается там у входа!.. Инна ощутила позыв всесокрушающего бешенства.

– Итак, плод лозы... – тут Антонин икнул и с изумлением уставился на Инну. Он – _не узнавал ее_(!!!). – Прошу прощения, лунноликая, я что-то не могу припомнить... Каким ветром занесло на наш пир прекрасную незнакомку?

Это послужило последней каплей. Он уже и вспомнить её не может! Дальше произошло то, на что Инна никогда не полагала себя способной. Все досады, слезы, потери, весь невыплеснутый гнев, все неотомщеные обиды – все это собралось в один поток и устремилось наружу в блистательной и несокрушимой ярости.

– Кто я? А вот кто ты, принц Антонин, чтобы в такой час превращаться в пьяного идиота!?. Кто ты, фея Инесса...

И началось. Она швырнула чашу с вином ему в лицо, она дала пощечину Инессе, она пнула в пах подвернувшегося под руку – под ногу – богатыря Датту, она – это она-то, хрупенькая и маленькая! – опрокинула на пол их поганый стол и принялась забрасывать всех блюдами и кубками. Инна гоняла их по залу как стадо поросят – и поразительно, никто из этой орды могучих магов и воинов даже не пытался противиться и защищаться, настолько, очевидно, всех закружила и подавила её ярость. Она исколошматила Антонина, выбила несколько окон, сломала с десяток стульев – и наконец, – наконец, наконец, наконец, что-то сдвинулось, что-то _настоящее_ проникло в этот кошмарный сон, и цвета его неуловимо, но неоспоримо посветлели. В изумленном лице Антонина, обращенном к ней, появилось что-то осмысленное, может, он и не вспомнил её, но стал, кажется, самим собой – Антонином, принцем Тапатаки, а не этим... не пьяной издевкой над ним.

Он дружески взял её под руку и отвел в сторону, не обращая внимания на прочих.

– Я полагаю, настало время для спокойной беседы. Возможно, вам лучше объяснить, что здесь происходит, вы согласны?

– О, я-то согласна! – она перевела дух, чуть подумала и представилась: – Меня зовут Инна.

– Инна, – Антонин помолчал вспоминая. – Мы знакомы?

– О, ещё бы, – и Инна кое-что рассказала о себе. Она уже все поняла. Она вспомнила _уже сказанное_ – и повторила это по возможности точно.

– Так что, принц Антонин, – закончила она, – настоятельно приглашаю вас заглянуть ко мне в Камск. Отказ не принимается, – королевским тоном добавила она и стрельнула глазом ему в лицо.

Антонин отвечал серьезным кивком.

– М-м, – небрежно молвила Инна. – Да, вот ещё что. Разрешаю вам немного у меня пошалить, слегка позвенеть посудой, к примеру. Считайте, что это будет моей проверкой.

– Проверкой на что?

– На Тошку, – кратко отвечала она, злорадно наблюдая, как его лицо принимает озадаченный вид.

– Что-то я ещё хотела сказать... – присовокупила Инна после всего тем же небрежно-светским тоном. – Ах, ну да! про Соллу.

– Соллу?

– Да, Соллу. Я помогу вам вернуть камень. Даже чуть более, чем вернуть, – и Инна загадочно улыбнулась. Ее обещание не было ложным – полная истина открылась ей буквально при этих самых словах. Вот именно, даже чуть больше, чем вернуть: обрести Соллу. Так же, как миг назад Инна обрела самое себя.

Ей оставалось только попрощаться с Ингордом. Когда Инна стала открывать дверь, которой вошла во дворец, то могла сдвинуть створку лишь с усилием. Причина стала ей понятна, едва она выбралась наружу: у дверей, упершись в них спиной, сидел на корточках Ингорд с выставленным перед собой мечом. Глаза его были закрыты, а перед ним была целая гора самых разных существ и чудовищ – сраженные им тени, по смерти обретшие плоть.

Да, это было достойно алой розы – собственно, Инна даже не представляла, _насколько_ достойно: она видела его подвиг, но не могла его вполне оценить, иначе знала бы, что эта битва превосходила все мыслимое, ведь убить тень не в пример труднее, чем обычное существо.

Но дама Ингорда знала другое, что было важней и этого.

– Нет, рыцарь Ингорд, – твердо выговорила всемогущая Инна, а она и была в ту минуту такой, – нет и нет. Возможно, я поторопилась с желтой розой, но не с черной и алой.

Ресницы Ингорда дрогнули.

– Повинуюсь, госпожа, – отвечал Ингорд еле слышно, но тем же своим голосом, спокойным и непоколебимым.

Бедствие Тапатаки началось, когда не минул и час после исчезновения детей. Их пропажу заметили не сразу, да и было не до того: на озере возникла исполинская волна и неотвратимо покатила на город – и конечно, против этой опасности и были брошены все силы волшебства и воинства Тапатаки. Как будто бы удалось отвести угрозу – на мгновение, превращенное в вечность, цунами застыло подобием гигантского стеклянного гребня, во всех своих брызгах и переливах. Главным образом, это было свершением самого Антонина, разящим выпадом королевского Имени-Меча, последнего из сокровищ Тапатаки, а искусство теитян могло растянуть это мгновение на сколько угодно лет или тысячелетий. Но мгновения самой Тапатаки побежали после того с сумасшедшей скоростью, а с бегом времени уходили и сроки жизни обитателей волшебной страны, сказать иначе – их воля и сила.

Вот тогда-то девочки Инессы сообщили о пропаже их Юмы, а с ней Аглаи и Туана, и маги Теи решили было, что дети отправились к Северину просить о помощи. Догонять их было уже поздно, а кроме того – как знать, может быть, детям было возможно то, что не далось лучшим умам и воинам – переубедить Северина. Еще никто не успел обеспокоиться долгим отсутствием Юмы и её спутников, как приключилась новая напасть. Около каждого из жителей Тапатаки стало проступать какое-то серое пятно, и Инесса первая догадалась, что это _тень_. Тени быстро росли, обретали очертания, сходство с тем, к кому они прилепились, хотя оставались пока ещё серы и бесплотны. Но эта угроза уже стала понятна тапатакцам, и была она ещё хуже прежней. Маги Теи быстро поняли, что первая атака была только маневром, чтобы отвлечь их внимание и силы, и воспользовавшись этим, тени вышли на свою настоящую охоту. Опять-таки, не так-то скоро тени овладеть человеком, тем более магом, тем более – существом и воином волшебной страны. Но время Тапатаки бежало стремительно, замедлить его было возможно – но это значило ускорить падение волны, в такую вот двойную западню поймала Тапатаку чья-то злая воля.

Антонин с советом Теи обсуждал положение в одном из залов дворца, когда одна из стен его стала прозрачной или, вернее сказать, зеркальной потому что вид, что появился в этом стекле, повторял картину с другой стороны стекла. Но зеркало это было воистину кривым – каждый из теитян нашел в нем себя, но таким, каким он не был даже в худших из кошмаров: Антонина это зеркало показало каким-то коронованным гулякой, вроде былых феодальчиков Срединного мира, Инесса сделалась его веселой подружкой – ну и, подобно тому с остальными. И все поняли, что это та судьба, что ожидает их при победе теней – и содрогнулись такой гибели. Да уж, это не походило на смерть витязей в бою или шаг мудреца в последнее путешествие!

В эту минуту в зал к Антонину вошло сразу двое чужеземцев – Найра и кудесник Тха: одновременно и через одни двери, но порознь, и Найра метала на кудесника испепеляющие взгляды.

– Ты все видишь сам, Антонин, – опередив кудесника Тха, заговорила Найра и повела рукой в сторону позорной картины. – Не говори, что я не пыталась тебя предостеречь. Но Акамари по-прежнему остается другом Тапатаки и готово помочь ей, если она примет наш союз и возглавит его против мира-города Хло и Великого Средоточия Н'Тхи.