Текст книги "Инна, волшебница"

Автор книги: Александр Гейман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)

А потом ослепительно-белое пространство за Воротами неожиданно придвинулось, охватило Векслера, и выходит, он все-таки сладил со Стражем и прошел за Врата – это было последнее, что успел подумать настоящий Боря Векслер – а уже через миг он был недосягаем ни для поражений, ни для побед, ни для сожалений о нелепо прожитой жизни или радости от великолепной смерти.

Проводница поезда "Камск-Серовск", проходя из вагона в вагон, заметила сидящего на полу тамбура в странной позе парня и от неожиданности ойкнула. Потом она остановилась и хотела отругать его, потом – спросить, что это он тут расселся, и только тогда наконец сообразила, что потеки на его лице и рубашке, слабо блестящие в тусклом свете, это кровь. После этого проводница ахнула, осторожно наклонилась, хрипло спросила:

– Что с вами? У вас что, кровь из носу течет?

Ей не ответили, а на поднесенную к лицу ладонь не повеяло самым слабым дыханием.

– Убили! – закричала перепуганная женщина.

Потом был переполох, всяческая суета, хождение к начальнику поезда и хождение из вагона в вагон начальника поезда. Очень кстати среди пассажиров вагона отыскался врач. Доктор установил, что пассажир, сидящий на полу в позе лотоса, мертв, а смерть наступила, потому что кровь залила верхние дыхательные пути вследствие сильного носового кровотечения. Врач оказался из сведущих и добавил еще, что такое иногда происходит у йогов при занятиях медитацией, когда производится проекция чакры Аджны на носовую перегородку, и что вообще-то только сумасшедший стал бы заниматься медитацией ночью в скором поезде на полу тамбура, это против всякой техники безопасности, знаете ли.

– А может он того, колес наглотался? – спросил начальник поезда. Лицо-то вон какое... блаженное прямо...

– Не думаю, – передернул плечом врач. – Впрочем, вскрытие покажет.

– Смерть на колесах, – тихонько сострил кто-то из разбуженной толпы пассажиров, но впрочем, тотчас сокрушенно вздохнул.

(из "Книги далеких путешествий")

13. СУМЕРКИ И БОИ.

ИННА. ЮМА. ИННА.

Спасительное душевное оцепенение было щитом Инны на всем пути до дому и отпустило её лишь через пару дней после возвращения. Она произносила на все вопросы краткие положенные ответы, не ревела, не падала в обморок, что-то ела, усаживалась на предоставленное место в автобусе, такси, самолете и только выглядела при том – и была – безучастной ко всему происходящему. Анита объясняла это для всех Инниной усталостью и простудой, и к Инне особо не приставали.

Эта же убитость помогла Инне перенести все последовавшее за надругательством ничтожества Томми Хока. Джанин – прямо там, в коридоре подле двери номера, где Инну ограбили, – уяснила произошедшее, поверив нескольким фразам сбивчивого рассказа потрясенной Инны; Джанин переодела её в свое; Джанин послала одного из ребят за Анитой; Джанин с Анитой сумели настоять перед администрацией, чтобы номер открыли снаружи, потому что изнутри никто не отвечал на все голоса и колотье в дверь. Томми там не было, не было и рубина, нигде, но лежали одежда и сумочка Инны, и Анита их забрала. И наконец, каким-то чудом удалось замять всю историю, потому что все могло обернуться против Инны, и как бы ей было потом учиться в Камске, после всяких скандальных заголовков в английских газетах.

А наутро, за два часа до отлета, Инне выпала ещё и беседа с инспектором Мэррилом. Это был не допрос, и никаких обвинений ей не предъявляли. Просто каким-то образом вчерашнее происшествие все ж таки дошло до полиции, но не оно само по себе послужило причиной визита. Безжизненно ответившая – в присутствии Аниты – на вопросы инспектора Скотланд Ярда Инна и не собиралась его ни о чем спрашивать, но Мэррил поинтересовался сам:

– Мисс Калугина, а вам известно о нападении на мистера Хока около получаса спустя после... – он споткнулся – после вашего расставания?

– Нет, – помотала она головой, – не известно.

– Он встречался с друзьями в одном из элитных клубов. Какая-то женщина ударом свалила его на пол, залезла к нему в карман, забрала что-то и ушла среди всеобщего замешательства. Никто даже не пытался её задержать – все как остолбенели.

– Вы подозреваете Инну? – вскинулась Анита.

Инспектор слабо улыбнулся.

– О нет, мисс Анита. Ваша подруга была в это время не так уж близко и вряд ли могла знать, где находится Томми Хок. Полагаю, ей было бы трудно даже направить туда кого-нибудь. Но, возможно, мисс Инна могла бы помочь нам в расследовании. Как будто бы вы упомянули, что у вас похитили какую-то ценную вещь? Имейте в виду, я спрашиваю неофициально, – успокоительно прибавил Мэррил.

– Камень, – подумав немного, отвечала Инна. Она не упоминала про Соллу, сказала только, что произошла ссора, и Томми её выставил за дверь, но теперь не стала спорить с Мэррилом. – Это был рубин. Очень большой.

– На сколько карат?

– Я в этом не понимаю. Вот такой, – Инна согнула пальцы, показывая размер.

Мэррил похмыкал.

– А как выглядела эта напавшая женщина? – спросила Анита.

Инспектор кивнул.

– Высокая. Огненно-рыжие волосы. Очевидцы утверждают даже, что они как будто горели огнем. Вы её знаете? – проницательно осведомился он, переводя взгляд с Инны на Аниту и обратно.

– Это Найра, – безразлично отвечала Инна, оставляя без внимания предостерегающие знаки Аниты.

– Кто она?

– Если я скажу, что это существо с нечеловеческими качествами из другого мира, вы мне поверите? – произнесла Инна с мертвецким спокойствием.

– Ну что ж, я вас понял, – вздохнув, инспектор Мэррил поднялся с кресла. – Желаю вам благополучно долететь домой.

– Спасибо, – поблагодарила Анита. – А что с этим подонком?

– Вы про Томми Хока? Ну, он знать ничего не знает. Мисс Инну он никогда не видел, эту вашу Найру тоже, никакого камня у него не похищали, он, само собой, тоже... Предполагает, что это выходка какой-нибудь из безумных поклонниц и настаивает, чтобы не проводили расследования. Вид у мерзавца бледный.

На это Инна никак не отреагировала – ей не было дела до обстоятельств Томми Хока. Все равно. И к тому же, уже пора было в аэропорт. А потом, весь путь до Камска, до дому, ей даже в голову ни разу не пришло позвонить в золотой колокольчик и поговорить с Антонином. О чем? Все пропало, Инна знала это и без разговоров и не сомневалась, что в Тапатаке тоже обо всем уже известно. Но и это ей было все равно – и когда Анита осторожно попробовала заговорить с ней о Найре, – что, можеть быть, она спасла камень и... – но Инна лишь отстраняюще помотала головой: не хочу, оставим это.

И лишь на третий день по возвращении наркоз ледяного отчаяния отступил, и пришла боль непоправимого горя. Сутки Инна провела в настоящей горячке, с температурой, с бредом, с вызванным Анитой врачом – а потом боль уже обернулась в болезнь, и Инна начала от неё поправляться. Через четыре дня она проснулась среди ночи, ослабевшая телесно, но с неожиданно вернувшейся ясностью и решимостью. Нет, неправильно! Она не может, не должна вот так просто ломаться! Она не та глупенькая мамина дочка, что не так давно приехала в Камск учиться на филолога! И где её бурный характер? И разве не она семь ночей билась с восьмисотлетним проклятием целого народа и победила же! Она маг, ведьма! Да пусть она все та же мамина хрупенькая Инночка, она и тогда не сдастся!..

Инна соскочила с постели и подбежала к окну. Шел снег, тихий, сквозь облака просвечивала луна – самая пора для путешествия. "Я виновата, сказала себе Инна, – но я должна хотя бы рассказать все как было". Она ещё на миг поколебалась – не позвонить ли в колокольчик? – но раздумала, не решилась. Все-таки лучше сперва повидать девочек – Дору, Инессу... Антонин мог бы и сам придти – и ведь не приходит... Ну пусть, она сама! В Тапатаку!

В сорочке, как была – одеться потом, успеется, возьмет платье у Доры Инна привычно выскользнула из окна на снежные ступеньки и побежала по небу. С полдороги она почувствовала, что в этот раз что-то не так – и поняла: она не видела в снегопаде Кинна Гамма, хотя встречала его в каждое свое путешествие. А затем она заметила, что и ступеньки не те. Какие-то темные, будто не снежные. А приблизившись к воротам, Инна обнаружила, что и они переменились. Ворота были не серебряными – вообще не металлическими, какими-то костяными на ощупь и без всякого лунного сияния от них. И – они не отворились.

С похолодевшим сердцем Инна попыталась открыть их снова, но нет. Она постучала. Сильнее. Еще. Она позвала Дору. Она попробовала поговорить с воротами.

Безуспешно.

Тогда Инна прибегла к последнему средству: позвонила в золотой колокольчик. Динь-динь-динь! Уже отбросив стеснительность, она трясла его изо всей силы минут пять. Антонин не отозвался. С опущенной головой, с наморщенным лбом Инна стояла перед запертыми воротами и медленно прозревала горькую правду: Тапатака от неё закрылась. Конец. Она больше не ведьма.

Нет, не совсем так, – поняла Инна подумав еще. Может, и ведьма, но не для Тапатаки. Ей больше не стелили под ноги снежную дорожку. Ее не приветствовал из неба маэстро снегосложения Кинн Гамм. Да и дорожка в небе вела, похоже, совсем к другим воротам. Не Тапатакским.

В один миг Инна перенеслась к себе, и уже там – впервые за эти дни бед и потерь – заплакала, сначала тихонько, а потом всласть.

– Дура же я, дура! Вот дура!.. Так мне и надо, ду... у-у-у!..

Звонок, прозвучавший посреди этих камских страданий, показался Инне чем-то вроде сирены на спящем корабле. "Анита", – подумала она, немного посветлев, и пошла открывать. Но за дверью была... баба Варя.

– Ну конечно, ревет белугой, – проворчала старуха, приветствуя Инну на свой манер, и вошла не спрашивая приглашения. – Заходи, – бросила ворожея кому-то позади, и следом в прихожую шагнул... психотерапевт Темкин.

– Доброй ночи, Инна... – Темкин, очевидно, хотел прибавить и отчество, но не смог вспомнить и запнулся.

Зато Инна вспомнила:

– Здравствуйте, Аркадий Петрович. Проходите, я сейчас... – она шмыгнула носом, – я... – новый всхлип – ...чайник поставлю... – и перестав сдерживаться, она припала к широкой груди бабы Вари и с облегчением разрыдалась в её шубу.

– Ну, ну... Напортачила, ясное дело, дитё неразумное... Ну, пореви... ангел ты наш падший, дурка-дурочка... Что, уже ходила, небось, в свою Тапатаку?

– Ходила-а-а... – вперемежку со всхлипами отвечала Инна.

– Ну и что – не пускают?

– Не-е... не пуска-а-а-ю-у-ут!..

– Ну все, вытри сопли! – распорядилась ворожея. – Выплакалась уже, хватит. Аркаша, сходи-ка на кухоньку, разлей-ка там... на-ка термос-то...

Темкин послушно отбыл на кухню, а баба Варя растолковала:

– Из наших он. Ты думала, это ты ему мозги задурила, а наоборот было.

– Да? – подолом рубашки отирая слезы отозвалась Инна со слабым интересом. – Он что, будет мне реабилитацию делать?

– Рееби... – наморщила лоб в комическом усилии баба Варя. – Слова-то какие выучила... – и она засмеялась – сперва тихонько, а потом и не стесняя себя. – Аркадий! – окликнула она Темкина, звенящего посудой на Инниной кухне. – Тут девушка спрашивает, ты ей рееблитацЕю будешь делать?

– Обязательно, – отозвался Темкин, выходя из кухни с подносом, а на нем стояли кружки с каким-то духовитым питьем. – С реабилитации и начнем. Пейте, Инна, тут травки хорошие, бабы Вари сбор.

Они все пригубили этого баб-Вариного травника, действительно, какого-то необыкновенного вкуса, и когда Инна допила свою кружку, то сразу ощутила перемену настроения – она успокоилась и одновременно внутренне собралась.

– Ну, рассказывай, девушка, чего ты там наворотила, – велела старая гадалка, и Инна повиновалась.

Она начала с приземления в Англии и завершила историю своей попыткой выбраться в Тапатаку час назад – баба Варя и Темкин слушали, почти не перебивая и лишь потом стали спрашивать разные разности. Поскольку Темкин не задавал вопросов об Инниных прошлых путешествиях к Антонину, Инна поняла, что баба Варя ему уже сама все пересказала – с ней Инна видалась ещё до отлета и делилась своими свежими волшебными новостями. Побуждаемая ведуньей и психотерапевтом – хотя, Темкин, надо понимать, и на самом деле был магом, а рекламная маска "ясновидца и экстрасенса" была, выходит, двойной – сразу для легковерных и верующих в науку – итак, побуждаемая старой ведуньей и магом, Инна должна была вспомнить самые разные подробности. И странное дело, память безболезненно возвращала ей все повороты произошедшего, хотя день назад Инне казалось, что она даже мысленно не сможет уже касаться худших событий своей жизни. Но то ли присутствие двоих старших, то ли травки бабы Вари, то ли ещё что, а Инна, перебирая свою историю чуть ли не по часам, почувствовала не только какое-то освобождение, но и открыла для себя кое-что не замеченное и неожиданное.

– Морок, морок, – повздыхала баба Варя на догадки Инны. – Ясное дело, заманили тебя – к этому ястребу, стервятнику твоему. А ты уж обрадовалась везение тебе, как же.

Инна это уже увидела и сама: кому-то, _и_м_, нужен был камень. Зачем? Кому?

– Чужие это, – ворчливо бросила баба Варя. – Не наши. И Тапатаке твоей враги.

Инна и это уже знала внутри себя – более того, она этим же шестым своим ведьмовским чувством различала их – смутно, как бы на расстоянии и одновременно где-то в опасной досягаемости, будто они продолжали незримо витать вокруг – это все очень напоминало те злобные тени, с которыми Инна состязалась в подземелье Кавертона.

– Я тоже полагаю, Инна, что за вами продолжают следить, – подтвердил это Темкин. – И...

– И?

– И это значит, что ещё ничего не закончилось, – эти слова Темкин произнес не так чтобы обнадеживающим тоном. – Во-первых, вы, Инна, все ещё частично пленены. Можно сказать, недоотколдованы. Остаточно заморочены, иными словами. А во-вторых...

– Айнс, цвай... – передразнила гадалка. – В Тапатаку ей надо, Аркадий, скажи по-простому.

– А туда можно? – встрепенулась Инна.

– Как подпрыгнула-то сразу, а? – промолвила баба Варя, обменявшись с Темкиным улыбкой, и вздохнула. – Даже не знаю, девонька. Беда у твоей Тапатаки.

– Из-за меня? – обмерла Инна. – А что там?.. Баба Варя, скажите!

– Ну, сразу из-за тебя... Там же давно нависало, сама ведь рассказывала.

– А что, что же случилось-то?

Баба Вара повела руками и досадливо отвечала:

– Да не знаем мы. Двери туда не стало. Думаешь, это тебя наказали, чтоб ходу одной тебе не было? Вон из народца маленького тоже хотели да вспотели – как ушли, так вернулись. Не попасть.

– Какого маленького народца? Который у короля Джека? Да? допытывалась Инна. – Так вы их знаете!

– Да уж сколько лет, – признала баба Варя своим всегдашним ворчливым тоном – будто сердилась на Инну, что та вынуждает её это открывать. – Ну, не то чтобы им прострел лечить или на балах вместе скакать... Знаем маленько.

– Баба Варя, а что же делать? Как мне... – Инна не договорила и остановилась, решая сама для себя, в чем же теперь её первая нужда.

– Что – как мне?

– Как мне попасть... – Инна снова запнулась, но тотчас твердо произнесла остальное – ...в Тапатаку?

Она не сказала "к Антонину", потому что про себя Инна уже отказалась от всяких _личных_ намерений насчет Антонина, а помочь чудесной стране было то же самое, что её принцу, и при том не означало непременных личных встреч и объяснений.

– М-да, – стеснительно кашлянул Темкин, без слов понявший не высказанное. – Видите ли, Инна, прямо в Тапатаку, скорее всего, ходу нет. Провести вас туда у нас не получится.

– А куда полу...

– В Сумерки тебе идти надо, – прежним сердитым голосом сообщила баба Варя. – Оттуда куда угодно дорогу найти можно. Этого... плакальщика-то помнишь? Вот с ним и попробуй.

– Пла... А, Печальника! – сообразила Инна. – Но как к нему попасть? Я же к нему ходила из Тапатаки только.

– А ты хочешь? Прямо сейчас пойдешь? – пронзительно посмотрела на Инну ворожея, но Инна не моргнув выдержала этот сумасшедший взгляд.

– Да, пойду.

– Гхм, – вмешался Темкин. – Возможно, Инна ещё не совсем готова. Может, отложить на день-два – выспится, соберется с силами? Варвара Зиновьевна?

– Нет! – решительно отказалась Инна. – Ничего, я и так двое суток спала. Сейчас!

Вещая старуха, прищурив правый глаз, оглядела Инну и и кивнула:

– Сейчас. Самое то – вон она в каком порыве. Перебивать не след. Сходи-ка, Аркадий, возьми у меня там из сумки...

Темкин вернулся из прихожей с ещё одним термосом, маленьким на сей раз.

– Это для нас с тобой, – объяснила баба Варя. – Провожу тебя. А Аркадий отсюда присмотрит – мало ли чего.

Затем они проделали кое-какую колдовскую процедуру, описывать которую излишне, и после всех слов, действий и отхлебываний из кружки Инна почувствовала привычную уже для себя перемену – через неуловимую для сознания долю мгновения она стояла вместе с бабой Варей в пустом пространстве, том, где и совершаются обычно путешествия из мира в мир.

На этот раз не было ни снежного неба, ни серебряных ступенек – пустота и пустота, и будь Инна одна, она ни за что не нашла бы дорогу не то что в Тею или Сумеречный мир, а в соседнюю комнату. Но баба Варя находилась рядом – и конечно, не в облике старухи-пенсионерки из соседнего дома. Молодая, пожалуй, не старше Инны, и красивая, как Инесса, Варвара звонко смеялась удивлению Инны – ведь можно ж было заранее догадаться, что не станет ведьма мучить себя земным поношенным телом, а будет какая она есть настоящая.

А потом был полет бок-о-бок через кромешное и приземление. И когда оно произошло, пространство вокруг Инны ощутимо посветлело, хотя очертания вещей, что наполняли его, были смазаны, еле прорисованы – собственно, как это и бывает в сумерках. А уж какие то были Сумерки – Предрассветные или Предзакатные, это уж кому как, смотря по тому, кто к чему стремится и кого на что хватает. А то ведь одни чают быть оттуда к утру, а назад попадают вовсе в глухую ночь, уж таким бы туда лучше и совсем не забредать – но стремление Инны было абсолютным, и её мысли даже на миг не отвлеклись на этакие тонкости. И то сказать – ей-то терять было нечего, позади неё как раз и была эта самая глухая ночь.

– Ну, сама дальше. Тому не миновать! – прозвучало у Инны за спиной напутствие Варвары, и Инна не оглядываясь почувствовала, что её спутница удалилась.

И тогда Сумерки объяли Инну со всех сторон. Она пошла наугад, вперед, полагаясь на одно только свое безоглядное желание выбраться к месту. Очень скоро Инна заметила, что идет по тропинке, а по сторонам её растут деревья – похоже, она попала в лес, – и похоже, тот самый. Да, так – тропинка оказалась правильной и вывела Инну к той самой норе, откуда слышались знакомые сокрушенные вздохи и всхлипы.

– Господин Печальник! – окликнула Инна у входа. – Я к вам, здравствуйте. Можно?

– Бедное дитя... – фигура в белом прошлепала по каменному полу до самого входа, и маг печалей выдвинулся из пещеры навстречу Инне. – Ты пришла... О! Столько горя, бедная девочка...

Рыдая, он обнял её и принялся сочувственно поглаживать по волосам и спине – и теперь это слезливое соболезнование Инниным горестям не показалось ей чрезмерным и издевательским. Она даже ощутила слабую благодарность, но это к делу не относилось, ведь Инна-то навестила его не с тем, чтобы поплакать. Позволив собирателю вселенских печалей вволю поскорбеть, Инна высвободилась и сообщила:

– У меня для вас есть рассказ. Хотите?

– О да, да... – утерев мокрое от слез лицо рукавом своего балахона, спохватился Печальник. – О, как же неловок я со своим сочувствием, как нечуток!.. Да, бедная моя Инна, пройдем ко мне, ведь я вижу – твое сердце разрывается от горестных вестей, облегчи же его, о!.. Проходи же...

Заботливо поддерживая Инну под локоть, маг Сумерек провел её вглубь и, не переставая испускать сочувственные вздохи, усадил на табурет. Сам он на протяжении всего Инниного рассказа сидел вполоборота за столом, весь понурившись и полностью уйдя в горестное сопереживание, и лицо его являло собой прямо-таки зеркало тех невеселых чувств, какими отзывалось его сострадательное сердце на невеселую Иннину повесть.

Потом он заплакал – и плакал до тех пор, пока Инне не стало тошно. За это время Печальник успел отскорбеть о бедной доверчивой дитятке, о загубленной красивой любви, о пропавшей невинности, о новой потере Соллы ("какой злой рок преследует этот чудесный камень!.. ну почему, за что!.."), о злосчастной доле принца Антонина, о навек поврежденной карме несчастного Томми Хока – и проч., проч., проч.

– Вы мне поможете попасть в Тею? – спросила Инна, дождавшись, когда этот водопад стенаний пойдет на убыль.

– О, сердце!.. – последовал новый взрыв рыданий. – Тебе мало полученных ран, ты уже открылось для новых... О, это золотое женское сердце!.. – и в Инне невольно отозвалась её прежняя неприязнь к магу Сумерек.

Впрочем, это нехорошее чувство тотчас отступило, потому что Печальник поднялся-таки из-за стола и проводил Инну все так же под локоть – будто она и идти уже сама не могла от пережитых страданий – и у выхода, сотрясаемый рыданиями, выговорил напутствие:

– Кружным путем, о моя раненная девочка, кружным путем...

– А как это? – Инна отстранилась и теперь пыталась поймать взгляд рыдающего мага. – Куда мне теперь?

– Туда!.. – безвольно махнул рукой Печальник, и ладонь его описала при этом круг, что давало свободу усмотреть это "туда" в любом из возможных направлений – даже вверх или вниз.

– Позволь мне проводить тебя, бедное дитя, – и Печальник проковылял с ней несколько шагов по тропинке, что вела, как показалась Инне, точно в ту сторону, откуда Инна пришла. – Сердцем... – он скорбно вздохнул – ...этим исстрадавшимся сердцем, о многострадальная девочка... – и Печальник стукнул в свою грудь – ...я всегда буду хранить твои печали!.. Я буду рыдать о тебе целый год... О, как я буду рыдать!.. Иди же, бедная Инна, я чувствую, мы вряд ли увидимся вновь...

Инна не хотела, было совсем некстати, но при последнем взгляде на сумеречного мага она испытала какое-то зыбкое омерзение. Она не удержалась:

– Печальник, – вкрадчиво произнесла Инна, – а тебе не противно вот так подбирать чужие чувства, как собаке объедки? Да ещё и тосковать по чужим несчастьям, а то ведь иначе и с голоду помереть можно?

– О! – вздох-всхлип Печальника содержал, почудилось Инне, не так горе или обиду, как скрытое восхищение. – О да, да!.. как это верно подмечено, милая Инна!.. Как это беспросветно скверно!.. Как постыдна судьба моя!.. Как безысходно, как горестно мое положение... Теперь... – проговорил Печальник, сгибаясь в рыданиях, – теперь, когда мне не останется иных вестей, я буду оплакивать свою жалкую, недостойную участь, о горе мне! – и в его голосе уже явственно послышалась благодарность. – Иди же, безвинно оскорбленное дитя, я сделаю тебе за это ещё один подарок... О, как жалок, как непригляден я сам!.. Как унизительно и трагично попечение мое...

И Печальник повернул прочь к своей обители страданий, громко стеная на свежую тему. А Инна – что ещё оставалось – пошла в беспросветных и бескрайних Сумерках по той же тропке, уповая, что выведет

же она хотя бы

куда-нибудь.

– Куда

он нас ведет,

как ты думаешь? – спросил запыхавшийся Туан, меж тем как они с Аглаей со всех ног поспешали за Вайкой по всем этим катакомбам и лестницам куда-то то вверх, то вниз.

– К Юме, конечно! Ты сомневаешься?

– Ну почему, я тоже так думаю, но тебе не кажется знакомым это место?

– О чем ты, Туан? – бросила на ходу Аглая, несколько сердитая, оттого что паж отвлекается на какие-то пустяки.

– Ну, вот тот коридор, из которого мы только что повернули – по-моему, это тот же, что во дворце Антонина. Я узнал там каждую дверь.

– Да? – Аглая задержала шаг. – А! Соня с Юмой это рассказывали! Значит, мы во дворце Северина в старой Тапатаке.

– Я к этому и вел, – хмуро согласился Туан и ничего больше не прибавил. Он не стал пугать Аглаю своими мыслями – а про себя паж уже успел обдумать многое – и то, что Юма, возможно, захвачена Северином – ведь торопится же отчего-то Вайка, и знать, есть причина, – и то, что им бы тоже надо посторожиться, а то и они могут угодить в какую-нибудь западню. Но зверек Юмы не давал им времени красться и таиться, он с поразительной для его маленького тела быстротой летел вперед, и лишь кое-где на поворотах задерживался и поджидал людей, нетерпеливо пощелкивая и призывая не мешкать.

Наконец, они спустились в коридор в дальнем углу дворца, где Туан даже ни разу не бывал, и в этом подземелье Вайка метнулся в какую-то нишу и пропал из виду. Туан и Аглая заметили полоску света на полу, а подойдя ближе, услышали голос Юмы, разговаривающей с кем-то – очевидно, была приоткрыта дверь и туда-то и нырнул Вайка. Не сговариваясь, они подбежали ближе и, заглянув в щель, увидели к собственному изумлению целую-невредимую Юму, занятую чем-то непонятным: вместе с каким-то странным человеком с рогом на лбу она расхаживала от стены к стене, перебирала руками, нагибалась, распутывала на полу что-то не различимое – это выглядело так, будто они вдвоем растягивали какие-то невидимые шнуры или сеть. Вайка насмешливо щелкнул детям из ниши в стене, где неярко горела лампа.

– Ну, наконец-то! Где вы там потерялись? – недовольным голосом приветствовала их Юма, деловито продолжая свое непонятное занятие – как будто она тут назначила Туану с Аглаей встречу, а они опоздали.

– Мы? – переспросил Туан. – Мы потерялись? По-моему, это ты ускакала невесть куда! Даже не предупредила никого!

– Юма, что ты здесь делаешь? – любопытство Аглаи пересилило недавнюю обиду, и она не стала ввязываться в пререкания.

– Помогаю ставить сеть, – отвечала Юма, по-прежнему не отвлекаясь от своего занятия. – Ну, я уже не нужна, да?

– Угу, – промычал старичок, столь же сосредоточенно копошась в чем-то невидимом. – Иди-иди, я справлюсь.

– Пошли скорее! – и Юма побежала к выходу, увлекая за собой своих друзей.

– Юма, объясни же нам!.. – возмущенно загалдели они, следуя за бегущей Юмой по коридору.

– Потом! У нас совсем мало времени, скоро появится Северин! – на ходу отвечала она.

– Куда мы бежим? Что происходит? – так же на бегу допытывалась Аглая.

Юма молча шлепала по ступенькам и, лишь когда они выбежали в коридор неподалеку от Парадной залы, перешла на шаг и пустилась в объяснения:

– Я попалась в паутину. Думала, уже не выбраться. Но Саша меня выручил...

– Погоди, почему Саша? – прервал Туан. – С тобой же был кудесник Тха! – паж Антонина бывал со своим мастером при его встречах и узнал, конечно, того носорогого старика в комнате.

– Ну да, но его послал Саша. То есть, не он сам, а Бог, но это из-за Саши... – последовало совсем невразумительное разъяснение.

– Какой Бог, Юма? Что ты несешь?

– Найрин! Бог из мира Найры! – сердясь отвечала Юма.

– На-айры! – Аглая даже встала на месте от удивления. – Но ведь их же миры в раздоре!

– Я знаю, в этом-то и дело. Тха сказал, что Бог к нему затем и обратился, чтобы с этим покончить.

– Как?

– Не знаю, это не важно. Тха сказал, что вы уже во дворце, и нам надо спешить. Я ждала вас минут двадцать.

– Куда спешить? Домой?

– Нет! – яростно отвергла Юма. – Не сразу! Сначала надо забрать остальные камни!

– Какие камни?

– Соллу!

– Ты её нашла! – закричал Туан.

– Что ты орешь, с минуту на минуту может появиться Северин!

– А где Солла?

– У Зверя, – отвечала Юма, открывая дверь в Парадную залу и рукой приглашая за собой Аглаю с Туаном.

В этот момент по дворцу пронесся какой-то отдаленный звон и, едва уже различимо, чей-то бешеный гневный вскрик.

– Ага, попался! – торжествующе воскликнула Юма и яростно притопнула ногой о пол.

– Кто?

– Паук, – кратко отвечала Юма и пошла в дальний конец залы, где чернело что-то огромное и куда уже протопал шустрыми лапками Юмин Вайка. Постойте пока здесь, – обронила она на ходу.

Туан и Аглая, вставшие близ площадки с троном, только теперь могли разглядеть, что у противоположной стены действительно лежит черной горой какой-то Зверь. Они поняли уже, что это тот самый, Зверь Северина, и теперь не верили своим глазам, наблюдая, как Юма подходит к нему, гладит огромную морду и начинает о чем-то говорить. До них доносились только некоторые слова. Как будто бы, Юма в чем-то горячо убеждала в Зверя – а у того только загадочно мелькали искры в бездонных глазах. Потом Вайка вскарабкался на плечо Юме и принялся щелкать нос к носу с этой угольной горой, а оттуда, как из огромных мехов, неслись только волны прохладного воздуха.

– Ой, Ритти, спасибо!.. – послышалось наконец. – Умница! – и Юма подбежала к Аглае с Туаном.

– Юма... Зверь... тебя... слушается!.. – раздельно, по словам, проговорил обалдевший Туан. – Без ключа!.. Без...

– И ты нам ничего не говорила! – это уже воскликнула Аглая. – Даже Инессе!..

– Я не могла! И он не слушается, мы с ним просто дружим, – возразила Юма. Она вынула из кожаного мешочка два камня, и дети ахнули – это чудо Тапатаки они видели впервые. Юма протянула каждому по рубину, и Аглая с Туаном принялись их разглядывать, оба совершенно зачарованные.

– Теперь самое-самое важное, – заговорила Юма каким-то проникновенным голосом. – Аглая! Туан! Вам надо это сделать обязательно, слышите? Иначе все пропало!

– Что? – дети насилу могли оторваться от любования Соллой. – Что сделать?

– Вы оба должны отдать камни – слышите? – оба, каждый должен свой камень отдать. Туан, ты помнишь, как ты меня потерял на Рыжухе?

– Ну?

– Тебе надо придти на то место, где ты меня снова нашел. Там, недалеко, на камнях лежит раненная Птица. Она большая, и ты её узнаешь. Она больше Зверя, и у неё голова выставляется из-за склона скалы.

– И что?

– Туан! Ты должен отдать ей Соллу!

– Как отдать?!. Ты что, с ума сошла? – Туан даже отодвинулся от Юмы. Это же камень Антонина!

– Да, отдать! – с жаром отчаянья повторила Юма. – Ты должен взять рубин и вложить Птице в клюв. Я не могу этого объяснить, Туан! Так н_а_д_о!

– Да почему?

– Потому что у нас в Тапатаке большая беда! Потому что... – Юма вздохнула и продолжала с какой-то покоряющей убежденностью – ...потому что так велит Солла! Ну, смотрите же! Вот сейчас, если я говорю правильно, пусть камень загорится, трижды! Солла, скажи им!

В замешательстве Туан и Аглая переводили глаза с рубинов на Юму и обратно. Они не то что не верили Юме, они просто ничего не могли понять. И вдруг – оба камня сильно сверкнули.

– Раз... Должно было быть трижды, – проворчал Туан. Он уже поддался а может быть, что-то незримое из волшебного рубина проникло через ладонь ему внутрь.

– Аглая! – Юма крепко-крепко обняла девочку и отступила. – А ты, пожалуйста, ну пожалуйста, отдай камень Чке. Отдай рубин и вынеси её из дома, пусть улетает.