Текст книги "Инна, волшебница"

Автор книги: Александр Гейман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)

Найра рассмеялась.

– И никогда не заметишь, Гункар. Это Ингорд и Антонин, а дамы – Инна и Инесса.

– Что же, пойдемте, игры вот-вот начнутся, – сделал Гункар приглашающий жест. – Нам оставлена ложа.

Они поднялись и, ведомые Гункаром, прошли в ложу. Как поняла теперь Инна, место, куда привела их Найра, было задним двором сооружения, служащего чем-то вроде трибун стадиона или театрального амфитеатра – это зависело от того, каким зрелищем собиралась их поразить Найра. Из ложи открывался вид на застеленное циновками поле величиной чуть больше хоккейной площадки, а в середине его был невысокий помост. Внизу вокруг этого помоста сидело человек тридцать.

– Участников уже представили, – сказал Гункар. – Ты малость опоздала, Найра. Но я расскажу обо всех по ходу состязаний.

Какой-то человек поднялся и зычно возвестил начало великих влтс...ких – Инна не разобрала названия – игр. На помост поднялась первая пара и, поклонившись публике и друг другу, один сел напротив другого. Из громко сделанного объявления они узнали, что один из игроков мужчина, а другой женщина.

– Дигур очень силен, – негромко прокомментировал Гункар, – но Ийи я считаю опасней. Посмотрим, предстоит равный поединок.

После этих слов Инна настроилась смотреть какую-нибудь схватку вроде каратеистских, уже с некоторым внутренним протестом, что женщину ставят биться с мужчиной. Но бойцы сидели все так же неподвижно, меж тем как по ложам вдруг начал разноситься гул и выкрики одобрения и поддержки, как если бы там на помосте происходил бой, и зрители отзывались на его течение. Недоумевая, Инна оглянулась на своих спутников и поняла, что они-то все прекрасно видят – с лицами хоть и невозмутимыми, но Антонин, Ингорд и Инесса явно наблюдали за тем, что происходило там, на помосте. Она попробовала присмотреться – и вдруг тоже увидела: сами поединщики оставались недвижны, но их тени! Они невероятным образом метались по помосту, нападая и отражая выпады одна другой. Внезапно как будто кто-то навел на резкость – Инна стала видеть все отчетливо, как в театре теней, ей даже показалось, что тени эти обрели объем, телесность, будто два настоящих бойца вели схватку.

– Не удивляйся, это я тебе чуть помог, – пояснил внутри неё Антонин. Я подумал, что иначе тебе будет скучновато.

– Спасибо, – поблагодарила Инна, тоже включаясь в созерцание поединка.

Бой выдался жестоким, но не слишком длинным – после нескольких взрывных стычек две тени расцепились и стояли друг против друга, как показалось Инне, переводя дыхание перед новой схваткой. Судьи объявили ничью, и оба противника покинули помост.

– Я же говорил, предстоит равный бой, – заметил Гункар.

– А мне показалось, оба ушли недовольными, – сказала Инна.

– Ну, ещё бы! – ухмыльнулся Гункар. – Обоим теперь ждать целый цикл, пока им снова разрешат войти в число соискателей.

– Соискателей чего?

– Новой ступени в лестнице Посвященных и Правящих, разумеется, отвечал несколько озадаченный Гункар. – Только победитель получает новое звание.

– А, у вас так происходит отбор правителей! – догадалась Инна.

– Разумеется, _так_, – отвечал Гункар, покосившись на Инну. – Зачем бы иначе они стали вступать в схватку? Или прекрасная Инна знает другой способ выявить достойного?

– Ну, например, можно провести конкурс на замещение... – начала Инна и осеклась, сообразив, что, во-первых, она совсем не знает этого мира, а это, наверное, лучше особенно не показывать, а во-вторых, ведь они присутствовали как раз на своего рода конкурсе.

Гункар посмотрел на Инну как на полоумную и недоверчиво хмыкнул.

– Мои спутники издалека, – небрежно пояснила Найра.

Гункар снова хмыкнул.

Меж тем состязание продолжалось. В одном случае снова была ничья, а в двух других были объявлены победители, причем, Инна не смогла заметить, в чем же именно заключалась победа. А затем произошло неожиданное – после одного особенно ожесточенного единоборства, когда две тени внезапно слились в одну, один из противников вдруг вскрикнул, схватился за сердце и замертво повалился на помост, а его победитель вскочил с места с торжествующим криком. Гункар поднял руку вместе с иными зрителями, приветствуя победителя и сказал:

– Каррик сам виноват, решил взвинтить ставки.

– Он что, затратил слишком много сил? – спросила Инна, содрогнувшись от произошедшего.

Гункар ухмыльнулся:

– Можно сказать и так.

– Он поставил на кон свою тень, – снова пояснил внутри неё Антонин. Сожалею, что позволил Найре тебя сюда затащить. Если хочешь, то можешь покинуть игры, я провожу. Кажется, я уже понял замысел Найры.

– Нет, я останусь, – твердо отвечала Инна, переборов уже возникающее в ней неприятие этого зрелища – ведь она-то ещё не разобралась в "замысле Найры".

Потом ещё был групповой бой, трое на трое, а затем небольшой перерыв, во время которого они закусили чем-то вроде треугольных пирожков с мясным желе – впрочем, ели Найра и вдруг проголодавшаяся Инна, теитяне попробовали лишь напитки. На помосте меж тем происходили, как назвал Гункар, промежуточные игры – что-то среднее между показательными выступлениями и учебными боями.

– А что будет дальше, Гункар? – поинтересовалась Найра, краем глаза следя за схваткой на помосте. – Я полагаю, самое интересное оставлено на конец?

– Правильно полагаешь, неотразимая Найра. Предстоят поединки двух пар Верхних, это происходит не в каждом цикле. Так что тебе с твоими гостями _издалека_ повезло, – усмехнулся Гункар.

– Мне всегда везет, – усмехнулась и Найра.

Новые бои отличались от того, что было до сих пор. Было видно, что состязаются бойцы – или, как их назвал Гункар, соискатели высших ступеней. Эти выводили на помост не тень, а точнее, возможно, и тень, но владели они ей так, что друг с другом бились сразу несколько теней, а начиная с третьего поединка эти тени превратились – по крайней мере, с виду – в полноценных бойцов. В одном из последних поединков один из соискателей выставил какую-то зверюгу, нечто между кабаном и медведем, только поразительно верткую и прыгучую для такого облика. Но, похоже, его противник был готов к такой тени и ответил хитро – небольшой, с гадюку, змеей со скорпионьим жалом на хвосте. Гункар восхищенно помотал головой:

– Зулимский аспид! Да, Джхи недаром занял ступень Двуглавого! Один укус, неважно, жала или пасти – и врагу конец.

– Гладиаторские бои, – процедила, скривившись, Инна.

– Что? – повернулась к ней Найра. – Можешь не слушать, Гункар, милостиво кинула она их хозяину, – это не твои дела.

– У нас было нечто похожее в одном городе, в дикой древности, объяснила Инна. – Там власти на потеху толпы заставляли сражаться друг с другом зверей. И людей тоже.

– Со зверями?

– Не только. Друг с другом тоже. Чернь была в восторге.

– Твой мир начинает меня все более интересовать, Инна, – заметила на это Найра. – Надо будет как-нибудь к тебе выбраться. А что, там тоже бились тени?

– Нет, тела, – отвечала Инна с некоторым ядом. – Да и в новую ступень их за это не возводили.

– За что же они тогда сражались? – спросил Гункар, заинтересованный рассказом Инны. – Бессмыслица.

– За палец.

– Как?

– Когда кто-то побеждал, то зрители опускали большой палец вниз и победитель убивал проигравшего. Но если тот бился как герой, то толпа поднимала палец вверх, требуя сохранить ему жизнь. Вот за этот палец они и бились, – Инна сама не ожидала от себя такой мрачной язвительности.

– Интересно, – пробормотал Гункар, о чем-то на миг задумавшись.

А на ристалище теней тем часом бой разворачивался весьма драматично: прыгучий хищник сумел один раз поранить змею, но был вынужден отдернуть морду, избегая удара жалом. Теперь он прыгал вокруг, дожидаясь, очевидно, когда силы покинут этого зумлайского или как там его аспида, а змея скользила за ним по помосту, делая выпад то ядовитой пастью, то шипом на хвосте, и похоже, зверь тоже уже порядком устал. Наконец, ползучему чудищу удалось восторжествовать над чудищем четырехлапым – обманный выпад заставил того подскочить в воздух на всех четырех, а в следующий миг, когда хищник был ещё в воздухе и не мог увернуться, змея молниеносно скользнула под него и впилась ядовитыми клыками. Казалось бы, это была победа, но то ли то было последнее усилие зверя в отместку за свою гибель, то ли неосторожность самого аспида, так или иначе, зверь упал своей тушей на ужалившего его гада и полностью накрыл, придавив к помосту. Было очевидно, что выбраться из-под такого груза аспид не сможет, а то есть, со всей очевидностью, также обречен на смерть, хотя и не столь быструю.

Двое замерших в неподвижности бойцов повалились на пол – по телу одного пробежали судороги, и он тотчас застыл в нелепой позе, второй же продолжал слабо шевелиться, как бы извиваться, из горла у него шла кровь. Зрители в ложах разразились криками, а Инна испытала дикое омерзение, захватившее её до самозабвения – и вот в этом самозабвении она внезапно подумала, с какой-то холодностью, что глупо было пытаться справиться с этой кусачей тварью силой и что её Вайка тут сгодился бы куда лучше. Когда она осознала эту странную мысль, то так удивилась, что забыла даже и это свое отвращение к происходящему. Какой ещё Вайка? Да ещё _ее_? И почему бы он справился лучше? Нет уж, скорей бы все кончилось, а то этак и крыша уедет!

– Так кто же победил? – допытывалась меж тем Найра.

Обоих соискателей уносили прочь с помоста, и было видно, что один все ещё шевелится.

– Никто, – отвечал Гункар. – Дзекул тоже умрет. Конечно, он мог бы отпустить свою тень, но что ему тогда делать на Лестнице Посвященных?

– Осталось что-то еще? – холодно осведомилась Инесса. – Признаться, эти танцы теней несколько однообразны.

– О! – ошеломленный Гункар покрутил головой. – Ну и привередливы же твои подруги, неотразимая Найра. Лучшие бои за несколько циклов, а им скучно! Но погодите, под занавес остались Каррит и Лхай. Они с _Предпоследней_ ступени. Не решаюсь даже загадывать, что мы увидим.

Действительно, они увидели то, что никак не ожидали – бой одиночных теней, не зверей и не бойцов. Но из теней одна была _светлая_, другая же почти черной.

– Это, – разъяснил Гункар, не дожидаясь вопроса и поняв, очевидно, полное неведение своих гостей насчет игр, – это потому, что эти двое представляют две линии посвящения. Между прочим, крайне редко линии выходят на ристалище друг против друга. Обычно состязаются двое внутри одной линии. Кстати, я только сейчас узнал, кто из какого Посвящения. До последней ступени это держится в тайне.

Этот поединок захватил даже Инну. Она заметила, что и теитяне на сей раз внимательней следят за тем, как протекает схватка. Вихрь теней был таким, что на помосте, казалось, бьются не тени, а два смерча – а иногда они сливали в один, из светлой и темной полос. Инна снова не заметила, когда все решилось. Но только черный вихрь стал отступать, превратился в обычную тень, и та наконец отползла к своему владельцу, тогда как в центре помоста осталась одна, светлая, почти прозрачная и немного посверкивающая тень.

Найра спросила у рукоплещущего с остальными зрителями Гункара:

– А почему сейчас оба живы? Я думала, кто-нибудь умрет.

– Умерь свою кровожадность, несравненная, – покосился на неё Гункар. В таком единоборстве это невозможно. Вот если бы бились тени одного темного посвящения – другое дело.

– А, два неистребимых начала, понимаю. Но все же, что достанется победителю?

– Руководство циклом, разумеется.

Зрители меж тем потянулись из лож, и Найра после благодарностей Гункару за незабываемое зрелище предложила своим спутникам:

– Собственно, то, на что я приглашала вас поглазеть, Антонин, уже завершилось, но как насчет того, чтобы по-дружески поболтать в какой-нибудь местной таверне? Посмотрим, как живет здешний люд.

– В мире Инны это называется – заглянуть за кулисы, – откликнулся Антонин.

– Ну, театр есть не только в Срединном мире, – махнула рукой Найра. Так как – согласны? Гункар, ты не проводишь нас куда-нибудь, где готовят получше?

– Провожу, но, увы, не смогу составить компанию, – отвечал Гункар. Мне надо будет вернуться на ристалище, у меня ведь есть кое-какие обязанности.

Он оказался достаточно любезен, чтобы не только самому отвести их в какой-то трактирчик, но и переговорить с хозяином – место для Найры и её спутников выделили одно из лучших, а блюда подали по заказу, что сделал Гункар. Впрочем, Инна только попробовала по кусочку того и другого, есть она не хотела, да и теитяне почти не притронулись к еде. Ингорд молча оглядывал зал, меж тем как Антонин и Инесса затеяли с Найрой какой-то не совсем понятный Инне разговор – ей показалось, что они сдержанно продолжают некий незавершенный спор. Инна перестала ловить обрывки фраз вокруг себя аборигены, как и можно было ожидать, в основном обсуждали прошедшие состязания – и прислушалась к словам Найры и Антонина.

– ...Почему же, я и не собираюсь осуждать местный порядок, – отвечал принц Антонин на какое-то утверждение Найры. – Для Тапатаки он был бы невозможен, но я видал и куда более странные установления куда более невероятных миров. А внимание местных жителей к тени, я полагаю, объясняется свойствами не их психики, а здешнего воздуха и солнца. Им было легче заметить, что тень не так точно отображает движения вслед за своим владельцем. Ну, а потом уж они стали учиться этому своему _теневому_ искусству.

– Я бы сказала, что они им одержимы, – вставила Инесса. – Не знаю, заметила ли ты, Найра, но у многих из этих соискателей скорее тени владеют человеком, нежели наоборот.

– Ага, – торжествующе отвечала Найра, – стало быть, ты признаешь, что тут главное вопрос бдительности и владения собой. Чтобы тень не подчинила себе того, кто отважился на игру с ней, эту тень следует знать как себя.

– А может, лучше отважиться обходиться без такой игры? – спросила Инна, у которой в памяти так и стояли картины недавнего смертоубийства.

– Или без тени, – кивнул Антонин, а Инесса бросила Инне одобрительный взгляд.

– Однако, принц Антонин, – возразила Найра, – даже сторонники светлого посвящения этого не делают. Они не отказываются ни от тени, ни от владения ей – они _высветляют_ тень! Кстати, мне такой путь видится привлекательным.

– Это уже не тень, Найра, – отвечал Антонин.

– Ну, все равно, – настаивала та. – А отказаться от тени, как ты говоришь, это значит отказаться от половины себя. И не думай, что эта половина исчезнет, если её отвергнут. Скорее, она будет искать способа восстановить целое, но уже под своим началом.

– Я не сказал – отвергнуть, я сказал – обойтись _без_, – поправил Антонин. – Но все же, ты ведь к чему-то клонишь, Найра?

– Вероятно, к тому, что неприкаянная тень Тапатаки бродит вокруг нас и требует, чтобы её впустили, – произнесла Инесса.

– Ты сама сказала! – подняла ладонь Найра. – Но, Инесса, это ещё не худшее. Хуже, если за ненадобностью хозяину тень прибрал к рукам кто-то _чужой_.

– Кто же?

– Ну, Вселенная безбрежна, – уклонилась Найра и продолжала в интересующем её направлении. – Антонин, я не спорю, твоему миру долго удавалось пребывать в блаженном отстранении от мирового раздора. Но, как вы убедились, и это не вечно. Ваша ошибка, что вы считаете беды Тапатаки только её бедами. Но это – часть мировой битвы. Осознай, Антонин – вы уже втянуты в войну.

– Найра, ты поистине неутомима, – засмеялся Антонин. – Признайся, вся наша прогулка сюда...

– Эй, вы! – раздался в этот миг требовательный оклик. – Что вы себе позволяете?

Этот гневный возглас принадлежал поджарому мужчине, в котором Инна узнала недавнего участника игр. Возмущенный соискатель поднялся из-за стола, где он, очевидно, праздновал победу в компании своих сторонников и, кажется, некоторые из них тоже выходили сегодня на помост. Все они враждебно уставились на компанию Найры.

– Чем недоволен владыка победоносной тени? – осведомилась Найра с виду спокойно, но Инна почувствовала мгновенную, какую-то хищную перемену в этой поразительной женщине, будто она приняла боевую стойку.

– Как чем! Ты же нагло осмеливаешься касаться меня своей недостойной тенью!

Инна глянула – светильник вверху отбрасывал тень Найры так, что она не могла попадать на говорящего, и Инна сообразила – тот имел в виду свою тень: она падала так, что перекрывалась тенью Найры.

– Правильно, Витаг! – по столу недавних бойцов на играх пробежал гул негодования.

– Владыка, – отвечала Найра все так же невозмутимо, – это не я, а ты нарочно стал отпихивать мою тень. Я это давно заметила.

– Что?!. – подскочил Витаг. – Ты осмеливаешься перечить мне, правителю четвертой ступени?

– Это оскорбление, Витаг! – бросил один из его приятелей. – Проучи-ка её, она нарочно нарывается!

– А ну-ка, ты, рыжая... – угрожающе произнес Витаг, выходя из-за стола и направляясь к Найре. На следующем же шаге он шлепнулся на пол, и откатился назад – это выглядело так, как если бы Витаг был привязан к резиновому тросу, который, спружинив, повалил его.

– Что же ты так неловко, владыка? – с издевательской участливостью осведомилась Найра, тоже вставшая из-за стола, и теперь Инна заметила тень её лежала на тени Витага, как бы придавливая её, и у Инны возникло впечатление, что эта-то тень и была тем резиновым тросом, что потянул Витага назад.

– Витаг! – в этот момент воскликнул другой. – Посмотри-ка, те трое рядом с ней, они спрятали свои тени!

– Взять их! – проорал Витаг, поднимаясь на ноги.

Все, кто был за его столом, устремились к столику Инны и её друзей, а за ними, как успела заметить Инна, последовали и многие из посетителей этой таверны.

"Сейчас начнется", – подумала Инна – и больше ничего она уже подумать не успела. Могучие руки Ингорда бережно подвинули её к стене, и дальше она все наблюдала из-за спин Ингорда и Антонина, а то есть воспринимала то, что происходит, почти исключительно на слух. Слышались треск мебели, ругань туземцев и стоны, перед ней же находился Ингорд, исполняющий неуловимо быстро какой-то невиданный танец, а слева в таком же танце был занят Антонин, Инессу она не видела, лишь огненно-рыжая голова Найры появилась на миг-другой в поле зрения Инны. И только на самый короткий миг, когда Ингорд почему-то сместился в сторону, перед Инной возник какой-то здоровяк с перекошенным ртом и безумными глазами, и она, без какого-либо сознательного усилия, выставила перед собой мизинец и выкрикнула: "Замри!", как это недавно ей советовал Антонин. Сработало ли такое заклятие или нападавший просто опешил, но он действительно застыл на месте, а в следующий миг уже отлетел куда-то, отшвырнутый как перышко молниеносным движением Ингорда. Кажется, все уже стихло, и выглянув из-за спины Ингорда, Инна увидала, что нападавшие рассеяны или валяются вдоль стен, но несколько из них успели опомниться и теперь, сидя прямо на полу, сосредоточенно пялятся на них, не делая попыток приблизитьcя. "Тени! – поняла она. – Они напускают на нас свои тени!" Внезапное чувство опасности заставило её обернуться. На стене рядом с её тенью уже нависала чья-то _светлая_ тень – и в этом нависании не было ничего особо приятного и светлого.

– Бенга! – в голос крикнула Инна, и появившийся в тот же миг тигр с рычанием сцепился с каким-то слабо искрящим сгустком, а Инна заметила, что по стене ползут ещё новые тени.

– Отодвинься от стены, Инна, – спокойно произнесла Инесса. Фея повернулась кругом с вытянутой перед собой ладонью, и Инна увидела ползущие по полу тени остановились, затем поднялись вверх и как-то расплющились в воздухе, будто наткнулись на какой-то экран – его-то, очевидно, и очертила вокруг них Инесса. Ошарашенные бойцы теней наблюдали за этим разинув рот, а один из них корчась, катался по полу – видимо, это был тот, чью тень в эту минуту трепал тигр, а ещё Инне показалось, что среди толпящихся у дальней стены посетителей она заметила растерянное лицо Гункара.

– Ну что ж, пора уходить, – заявил как ни в чем не бывало Антонин. Ни он, ни Ингорд даже не запыхались.

– Еще нет, – процедила Найра. Она подошла к толпе у стены, сделала несколько разящих движений и выволокла за ухо на середину зала верещащего от боли или ужаса Гункара.

– Это ещё что такое, паршивец? – вопрошала Найра, будто бранила нашкодившего кота. – Ты что же такое задумал, гадина? По-твоему, я не догадалась, кто это все подстроил?

– Найра, нам пора! – позвала Инесса, холодно взирающая на эту расправу.

– Сейчас мне некогда, Гункар, – бросила Найра свою жертву на пол, – но я ещё вернусь. Жди!

Она присоединилась к остальным – Антонин уже входил в открывшуюся _дверь_, за ним последовали Инесса и Инна, и наконец Ингорд с Найрой. Они шли в той же непроглядной пустоте сколько-то времени, и Инна различала только своих спутников. К её удивлению, никто не выглядел огорченным или рассерженным. Антонин даже насвистывал что-то веселенькое, подмигивая Инне – а ехала она верхом на Бенге – и Инессе, и только Найра шла насупившись. Они дошли, как сказал Ингорд, до развилки, и Антонин принялся благодарить Найру за полученное удовольствие. Он благодарил так долго и в таких изысканных выражениях, что даже Ингорд наконец не смог удержаться от улыбки, а Инне стало жалко Найру.

– Ну, хватит, хватит, Антонин, – заступилась она. – Найра и так переживает!

Найра метнула на неё быстрый взгляд, и вдруг рассмеялась.

– О да! – воскликнула она. – Не могу отрицать – вся моя затея потерпела полное фиаско.

– Триумф! – вскричал Антонин, и рассмеялись уже все.

Они попрощались с Найрой, и тогда Инна напомнила:

– Ты обещал рассказать мне одну легенду, Антонин.

– Я тебя провожу, – кивнул принц Тапатаки, а Инна простилась с Инессой и Ингордом.

ЛЕГЕНДА О НЕПОДАРЕННОЙ РОЗЕ

Нет Дамы без Рыцаря, как нет и Рыцаря без Дамы, и этот закон непреложен не в одной лишь Тапатаке, но правит в каждом из известных и безвестных миров. Может только казаться, что у рыцаря нет дамы, или же обратное – что дама лишена рыцаря, но это значит лишь, что служение рыцаря вершится под незримым покровительством – так же, как даме сопутствует незримое рыцарство. Кроме того, в иных мирах бывает, что дама или рыцарь не сознают этого тайного служения и разве что догадываются о великом Законе, не во всех мирах он открыт и явлен всем – такое возможно. Но невозможно, чтобы дама – если она дама – и рыцарь – если он рыцарь – оставались один без другого, на то они Дама и Рыцарь.

Что до Тапатаки, то там этот закон мало сказать открыт и всем известен – он одна из твердынь прекрасной страны. Вот и эта Дама, когда пришел её срок, избрала себе Рыцаря, и испытав его, удостоверила его рыцарство белой розой.

О розах, коих пять, нелишне заметить, что они не есть нерушимая часть великого Закона, а составляют отличие рыцарского служения чудесной страны. Белая роза дарится дамой, когда её рыцарь прошел испытания и оба могли убедиться, что они могут и хотят составить пару, ведь обычно дама и рыцарь бывают молоды, иногда даже совсем юны, когда решают избрать один другого, и испытание позволяет избегнуть ошибки. Затем дарится роза розовая, обычно при первом подвиге в честь дамы, точнее, при первом подвиге, что заслуживает розы, ведь рыцарь Тапатаки совершает их во множестве, и эта, розовая, – роза поощрительная, роза надежды. За ней следует роза голубая или же темно-красная – за подвиг, возможно, не самый великий, но особенный: такой, какого не посвящали ещё ни одной даме. Есть также и черная роза обычно, её испрашивает у дамы сам рыцарь перед долгим странствием и разлукой. Желтая роза дарится предпоследней – она означает, что рыцарь дамы выдержал все испытания и совершил все назначенные подвиги, и теперь только даме решать, когда ей отпустить рыцаря, освобождая от служения – служения не только ей, но всем и всему, ибо дама наследует все совершенное ради нее, а рыцарь свободен. И когда дама решается даровать своему рыцарю последнее путешествие, она дарит пятую – алую – розу. Не все из этих роз непременны, и редко служение рыцаря собирает все пять цветков – дама может начать с голубой розы, минуя розовую, а может не дать и эту, не всегда также служение рыцаря отмечается черной розой, ведь и разлука этих двоих вовсе не обязательна. Но три розы – белая, роза избрания, желтая, роза свершения, и алая, роза освобождения – вот эти розы дарятся всегда.

Однако путь этой Дамы и Рыцаря сложился не совсем обычно. После белой розы Рыцарю не досталось уже ни одной – не то чтобы Рыцарь не совершал подвигов, нет, их было не счесть, но Дама была взыскательна выше всякой меры, и узнав о новом свершении её Рыцаря, говорила: "Нет, ещё не время для розы. Мой Рыцарь способен к подвигу более достойному его рыцарства", а это понуждало Рыцаря к новым поискам. Нелишне упомянуть также, что подвиги рыцарей не всегда есть дело войны и меча, и здесь все своеобразно для каждой пары, а точнее – все сообразно рыцарскому дару и тому, как направляет его дама. Например, создание ключа от Нимрита и появление Зверя было некогда великим свершением сразу нескольких рыцарей, а снегосложение Кинна Гамма есть не что иное как его необычное и чудесное открытие во славу своей дамы. Итак, требовательность этой Дамы была одновременно же и знаком высочайшей веры в её Рыцаря, что, разумеется, воодушевляло его – и однако же, никак не выводило на путь, что раскрыл бы его рыцарский дар в полноте. И наконец, Рыцарь пришел к Даме испросить черную розу странствия и разлуки, и эту розу Дама ему даровала, а Рыцарь отправился в путешествие хотя ещё не последнее, но дальнее и долгое, полагая где-нибудь в иных мирах отыскать и создать то, что заслужит хотя бы какой-то из роз Дамы.

Шло время, многие рыцари завершали свое служение, обретая свободу, а дамы принимали их наследие, добавляя его к дивным и прекрасным отличиям волшебной страны; в Тапатаку приходили новые короли и в свой срок уходили в последнее путешествие, а с ними покидали дивный мир иные из дам и рыцарей, и уже не так много оставалось тех, с кем совпала юность этой Дамы и Рыцаря – но странствие Рыцаря все ещё не сделало круг и не возвратило его к Даме. И наконец, Дама прониклась беспокойством и сама решила отправиться в путешествие и, разыскав Рыцаря, увенчать его служение сразу голубой и желтой розой – ведь сам срок его странствий был чем-то поразительным и чудесным и заслуживал этих роз.

Но разыскать Рыцаря оказалась не так-то просто, и Даме самой пришлось долго скитаться и подвергнуть себя множеству невероятных и неимоверных опасностей и испытаний. Неслыханным было то, что во всех этих опасностях Рыцарь ни разу не явился, чтобы помочь Даме, а это было просто немыслимо по понятиям Тапатаки. И Дама поняла, что с её Рыцарем приключилась какая-то совсем страшная беда – такая, что даже волшебная сила их преданности друг другу не могла с этим справиться. Но все же удача сопутствовала Даме, а возможно, так велика была сила её желания найти своего друга, но каким-то образом ей удавалось выстоять во всех опасностях и вытерпеть все лишения, вырваться из всех ловушек и одолеть все помехи. И так получалось, что в этом долгом скитании Дама везде шла по следам своего Рыцаря и узнавала о его подвигах, а их было сотворено невообразимое множество.

Когда Дама нашла своего Рыцаря, – а она, конечно же, нашла его, открылась причина, по которой Рыцарь не мог явиться на защиту своей Дамы он лежал мертвым в одном из дальних и грозных миров, и это другая история, как Рыцарь туда попал, почему принял телесность, доступную смерти, за что сражался и в какой битве погиб. Но хотя и было его тело открыто смерти, оно не было открыто тлению, и Рыцарь пребывал мертвым, но нетленным уже много-много лет того чужого мира, а жители его, пораженные этим, укрыли Рыцаря в особой пещере, вдали от праздных глаз или кощунственных рук. И только Дама могла бы объяснить им причину, почему смерть все же не вполне завладела её Рыцарем – ведь ещё не освободила его от служения Дама, не подарив ему ни алой, ни даже желтой розы. И когда она собиралась вложить ему в руку эти розы, Рыцарь открыл глаза, а в тело его вернулось тепло жизни, и он рассказал Даме, что она напрасно удивлялась его отсутствию в грозные минуты её странствия – Рыцарь неизменно сопутствовал ей, он-то и был той удачей, что направляла Даму на пути к нему и спасала в опасностях, в том была вся воля и вся сила, весь разум и все сердце Рыцаря, раз уж не мог он подвигнуть на то свою телесность. И тогда Дама увенчала его всеми розами сразу – темно-пунцовой, голубой, желтой и алой, а Рыцарь вернул черную розу в знак исцеленной разлуки, и Дама об руку с Рыцарем ушли в последнее путешествие.

(из Собрания великих снов Тапатаки)

10. ВХОД С БАЛКОНА.

ИННА. САША ПЕСКОВ. ИННА.

Стол был застелен самой красивой скатертью и сервирован дорогим тети Ириным сервизом, в вазе на столе стояло два алых пиона, ковер на полу был дважды пропылесосен и чтобы туда не напАдала Бенгина шерсть Инна нарочно отослала тигра погулять, хотя Бенга оставлял следы и ронял шерсть только лишь когда находился в квартире в телесном своем виде, а так его видели только глаза Инны – ну и, прочего по-волшебному зрячего народа. За окном был белооблачный зимний день, с какой-то весенней уже искоркой солнца, а в квартире – празднично и нарядно, и при всем при том настроение Инны было каким-то смутным. Она ждала Антонина – вчера они поспорили, Инна настаивала, что он тогда в ресторане сделал нечестно, надо было её предупредить заранее, что он там будет. И тогда Антонин назначил ей свидание у неё дома, сегодня, днем, а Инна приготовилась изо всех сил разглядеть его, в каком бы виде он не появился. Теперь она немного нервничала, и не только из-за этого – её мысли нет-нет, да поворачивали на ту желтую розу, что её угораздило подарить Ингорду. Хотя Антонин её немного успокоил, объяснив, что от желтой розы до алой может пройти целая вечность, и Ингорд может ещё совершить – да и совершит, конечно же, – много чудесного в честь своей дамы, а желтая роза значит лишь, что рыцарь предоставлен сам себе и своим дорогам, – так сказать, уже не на службе, и это Иннино дело, если она захочет отметить иные из дерзаний Ингорда розой пунцовой или голубой. И все же на душе Инны было как-то нехорошо. Она поняла из объяснений Антонина, что все-таки тут царит не одна прихоть дамы, и розы дарятся не так-то случайно. Неужели же ей с Ингордом назначена скорая разлука или... она даже не хотела это додумывать, какое там "или", слишком её это тревожило.

Инна сама теперь чувствовала, что быть дамой рыцаря – это нечто, не схожее ни с чем из того, что принято между мужчиной и женщиной. И дело было не только в волшебности, в Тапатаке все было волшебным и чудесным, но и там это было делом совсем другим, нежели, к примеру, любовь или супружество. В каком-то смысле – но в очень особом смысле – да, это была любовь и брак, но даже для магического союза совершенно особенные. Ее принцем по-прежнему оставался Антонин, хотя Инна даже не загадывала теперь, во что перейдет или может перейти их общение – да и может ли? А Ингорд... Ингорд – это совсем другое. Он был теперь как бы её часть, в его судьбе Инна теперь _участвовала_ – хотя объяснить это словами ей было невозможно.