Текст книги "Инна, волшебница"

Автор книги: Александр Гейман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 26 страниц)

Гейман Александр
Инна, волшебница

АЛЕКСАНДР ГЕЙМАН

ИННА, ВОЛШЕБНИЦА

Роман

Вплавь две звезды, три космоса налево... – начинает одну из своих поэм Кинн Гамм и, так пошутив, приводит далее точное местонахождение Тапатаки гроздь миров такая-то, соседство такое-то.

Но редко появляются эти древние имена в нынешних летописях Тапатаки, потому что страна уже не проживает в сакуале такой-то, по соседству такому-то, её новый адрес – "Вселенная, до востребования", – вот такой переезд совершила Тапатака в своей новейшей истории.

Впрочем, новая история Тапатаки началась все-таки на старом месте да-да, три космоса налево, вот там – началась с того, что старый король Докейта собрался в последнее путешествие. Событие это значительное, но не так чтобы печальное, в Тапатаке это чаще называют "дальний поход", потому что никому, даже самым сведущим её магам не известно, действительно ли последнее путешествие совершает король, покидая Тапатаку. Есть, например, такие, кто считает, что иные правители возвращались на неё вновь – в другое время и под другим именем.

Как бы то ни было, король Докейта собрал дам и рыцарей в тронном зале, чтобы совершить последнее, что ему как королю полагалось – оставить стране своего преемника. В иных мирах, как известно, именно это порой бывает истоком всех зол и бед – когда к власти в стране, из-за несовершенных правил престолонаследия либо из-за отсутствия достойных преемников, либо ещё почему, приходит тот, кого к этой власти лучше бы и вовсе не подпускать. Но в волшебной стране Тапатаке это издревле разрешалось по-волшебному и без каких-либо особых затруднений – перед своим дальним походом король должен был вызвать из Нимрита наследника. Бывало, хотя и редко, что таковым оказывался кто-нибудь из теитян, жителей столицы, а пару раз это были дети короля. Но обычно в магической купели, это была площадка в середине тронного зала, обнесенная мраморными стенками, появлялись люди из неведомо каких миров, чаще дети. Их-то и обучали чудесному знанию и языку Тапатаки, чтобы они могли отправлять свое волшебное ремесло правителя страны.

Что же до прежнего короля, то самое вызов своего преемника из Нимрита служил бесспорным знаком того, что король выполнил свое назначение и достиг могущества, достаточного для великого путешествия. Иногда вождь тапатакцев уходил в него один, а значит, поход предназначался лишь для него, иногда же его сопровождала добрая треть обитателей Тапатаки. С Докейтой же, как это и бывало обычно, уходило из Тапатаки лишь некоторое число избранных теитян, особо близких к королю и созвучных поэтому неповторимому настрою предстоящего путешествия.

Итак, событие предстояло значительное, но вполне обычное для Тапатаки – король уходил и оставлял наследника. Но когда Докейта положил на столик в мраморной купели четыре королевские знака и чудесные свои орудия семирубин Соллу, ключ от Нимрита, жезл Тейа и Имя-меч, а затем сотворил положенные заклятия, то в купели появился не один, а сразу двое преемников – пара несмышленышей лет трех-четырех. И все подумали, что в Тапатаке, как это иногда бывало, будут двое королей-соправителей.

– Нет, – возразил на это предсказатель, – у нас будет один король.

"Значит, второй будет принцем-канцлером", – решили тапатакцы, не особо удивившись, поскольку и такое случалось в длинной-предлинной истории этого мира. А двое карапузов, потаращившись по сторонам, заметили на столике волшебные регалии королей Тапатаки, и один, это был Антонин, протянул руку и взял Соллу и Имя-меч, а его брат Северин вцепился в жезл Тейа и ключ от Нимрита. И когда маги Тапатаки увидели, как эти двое разделили чудесное наследие, то уверились, что так оно и будет – Солла и Имя-меч были важнее, нежели ключи от Нимрита и Срединного мира, а стало быть, в Тапатаку явились король и его принц-спутник.

– Что ж, – сказал, разведя руками, король Докейта, – вот мой последний дар и вот ваш будущий король, дамы и рыцари. Не сомневаюсь, что принцы получат подобающее воспитание и украсят историю Тапатаки. А я, с вашего разрешения, отбываю!

– Я остаюсь, – неожиданно заявил Мэйтир, а он собирался сопровождать короля Докейту в этом походе.

Докейта снова пожал плечами, попрощался с Теей и Тапатакой, и вошел вместе со свитой в тайный покой, откуда уже не появился, потому что двери этой палаты открывались только из Тапатаки в Нимрит и никогда – наоборот.

Мэйтир же был старейшим из жителей Тапатаки, её долгожителем, древним, как сама эта страна. Верней, так привыкли смотреть на него остальные, более юные обитатели чудесного мира Тапатаки, считая старого мага чем-то вроде одного из её устоев: есть Тапатака (страна, народ), есть Тея (знать, столица), есть закон престолонаследия, есть четыре королевских орудия, а есть Мэйтир, хранитель предания и учения Тапатаки, по сути же – её бессменный канцлер, независимо от того, кто бы из принцев-близнецов (иногда, как указано выше, такие появлялись) таковым не именовался. Но сам Мэйтир совсем не считал себя неотменяемой нотой в праздничном каприччио Тапатаки, последние тысячелетия он поговаривал, что засиделся на одном месте и оброс мхом, пора-де и ему прыгнуть в пасть Нимрита с кем-нибудь из августейших правителей Тапатаки. Сначала все считали это старческим ворчанием, однако ворчание это звучало все чаще, рассеянность Мэйтира становилась все очевидней, намерение оставить Тапатаку ради дальнего похода все укреплялось, и вот – вместе с королем Докейтой Мэйтир, наконец, собрался в последний поход. В то время все сочли, что уход Мэйтира и будет тем новым, что внес король Докейта в жизнь Тапатаки – ибо короли Тапатаки не просто правили чудесным миром, но добавляли к нему каждый нечто свое, неповторимо своеобразное и ранее небывалое.

Но нет, Мэйтир оставался, а значит, последним даром Докейты было другое – очевидно, сама эта двойня принцев, хотя на вид в каждом и не было ничего особенного.

– Подождите до коронации, – предрек в ответ на эти соображения Кинн Гамм, и все стали ждать.

(из Новой хроники Тапатаки)

ЧАСТЬ I. СКАЗОЧНОЕ ПРИГЛАШЕНИЕ.

1. НЕОБЫЧНОЕ СУЩЕСТВО.

ИННА. ЮМА. ИННА.

Сколько надо Атлантике надышать туч и какой закрутить циклон и по каким воздушным трассам гнать, чтобы вот так, три часа кряду, сыпать снегом, завесив небо над Камском от пригорода до пригорода, а это добрые километров сто.

Впрочем, Инне, стоящей у круглого углового окошка, было не до этих размышлений. Наблюдать снег, да ещё такой – о крупных снежинках, безмолвный, воздушней пуха, она могла часами, но теперь любимая погода не отвлекала Инну – у неё разболелся зуб.

– Ин-н-н-на!.. – в челюсти кольнуло, да так, что отдалось в ухе, и Инне даже почудилось, будто её окликнули, рявкнули прямо в барабанную перепонку.

– Ин-ннн-на! – ударило вновь.

Она со стоном рухнула в кресло и схватилась за щеку. На миг у неё потемнело в глазах, и в этот миг потемнения ей вдруг померещилось чье-то лицо, кажется, мужчины, кажется, молодого, кажется, он вглядывался в Инну с каким-то ожиданием... Инна собиралась подумать что-нибудь насчет этого, и тут с ней заговорили:

– Наконец-то, – раздался веселый молодой голос. – Похоже, докричался. Ну и броня у тебя, Инна, я уж думал, не продолбиться. Четвертый час идет снег, а я все кручусь возле – и так пробую, и этак – и никак. Пришлось помучить твой зуб. Извини, конечно.

Она вскочила на ноги и завертелась по сторонам. Взгляд её обежал комнату – в серванте сверкал хрусталь, под столом стоял пуфик, а возле пара кресел, у дальней стены располагалась тахта и торшер... в гостиной находилось все, что находилось всегда, и конечно, там не было никаких посторонних мужчин. Да уж не начались ли у неё от этой проклятой боли...

– Никаких галлюцинаций, успокойся, – опроверг прежний голос все так же жизнерадостно. – Это я, Антонин. Тошка. Прибыл, как велено. Кстати, и зуб твой я уже отпустил. Ах, да! – спохватился невидимый Антонин. – Я же не поздоровался, прошу прощения.

Инна продолжала озираться. Ей хотелось заглянуть в шкаф или под тахту, и она уже готова была это сделать, но потом подумала про скрытую камеру и гневно раскрыла рот:

– Послушайте, вы!..

– Да какая скрытая камера, ты что? – опередил её невидимка. – Инна, вслушайся, я же не снаружи, я в_н_у_т_р_и тебя звучу!

Голос действительно раздавался внутри, прямо в голове Инны, и он продолжал её убеждать:

– Говорю же, это я – Антонин, прибыл к прекрасной даме согласно её личному повелению. Слушаю и повинуюсь! Какие затруднения? А, понял! сообразил невидимый собеседник. – Ты меня проверяешь. Ну, что ж...

Вслед за этим "ну что же" стеклянные дверцы серванта сами собой раздвинулись, оттуда с легким позвякиванием – с_а_м_а, по воздуху, стала вереницей выплывать фарфоровая и хрустальная посуда и строиться – в воздухе – в какие-то хороводы. Предметы сервиза затанцевали в полутора метрах от глаз Инны, слегка соударяясь и вызвякивая мелодию. Это было уже настолько невероятно, что пугаться или считать происходящее сном у Инны не нашлось сил. Она просто сидела с открытым ртом и, как выражаются иные высококультурные личности, торчала.

Посуда меж тем выписала в воздухе какой-то замысловатый пируэт, и Инна подскочила:

– Осторожней с сервизом! Это...

– Тети Ирин, я знаю, – отозвался невидимка. – Кстати, тебе не обязательно сидеть с лицом Фемиды и изрекать, глядя перед собой. Я же слышу тебя, как ты меня, – внутри.

"Внутри" шевелятся самые разные мысли, а этот Антонин, кем бы он ни был, говорил явно как мужчина, и Инна невольно покраснела. Но невидимка уловил её смущение:

– Да нет, нет, я совсем не заглядываю в твои подземелья со скелетами. В сокровенные уголки души, я имею в виду. Просто ты можешь разговаривать со мной мысленно – я услышу. Так что, милая Инна – ты удостоверилась? Что это я?

– Я – это кто? Инопланетянин? Гость из будущего?

Невидимка слегка хмыкнул:

– Мимо.

– Призрак? Дух? – продолжала спрашивать Инна, сама не зная, верит она всему этому или нет.

– Пожалуй, ближе, – весело отозвался невидимый Антонин.

Внезапно Инну осенило. К ней пришла шальная мысль, которая как будто разрешала её оторопь и счастливо разъясняла происходящее.

– А, поняла! – закричала Инна, забыв о словах Антонина про мысленную беседу. – Я все поняла! Ты мой ангел-хранитель!

Надо было слышать, как хохотал Антонин – заливисто и совсем как мальчишка.

– Да уж, шуточки у тебя, – заметил Антонин, отсмеявшись. Ангел-хранитель, Инночка, это не из моей сказки. То есть, – заверил он, я, конечно же, постараюсь споспешествовать моей прекрасной даме – и в твоем мире, и в прочих иных, где мы, я так полагаю, побываем. Само собой, я везде буду тебя защищать. Оберегать, если угодно. Хранить. Пылинки сдувать. Но я не твой ангел-хранитель.

– А кто?

Невидимка хмыкнул несколько озадаченно.

– Что, все ещё проверяешь?

– Что я проверяю? – столь же озадаченно спросила она.

– Меня, кого же еще.

Теперь хмыкнула Инна.

– Так ты что – не помнишь?!. – догадался её невидимый собеседник.

– Что не помнишь?

– Что сама пригласила меня?

– Я?!.

– Кто же еще.

– Когда? Где?

– Когда была у меня, – с полной убежденностью отвечал Антонин. – В моей стране. В моем мире. Я здесь, конечно, слегка пошалил, извиняюсь, продолжал невидимка, – впрочем, ты мне это заранее разрешила. Но ты, Инна, когда навещала меня, вела себя как форменная фурия. Откровенно говоря.

Инна ошарашенно молчала.

– Ты требовала, чтобы я тебя разыскал – здесь, в твоем мире, – пояснил Антонин. – Неужели не помнишь?

Инна не помнила.

– Хм... Очень странно, – задумчиво произнес Антонин. – Очень-очень странно. Вот так ведьма... Интересно, что Мэйтир... А ты меня не разыгрываешь? – недоверчиво спросил собеседник Инны и сам себе ответил: По всему, нет... Вот так знакомство... Получается, мне надо представиться. С вашего позволения, сударыня, – как вы уже знаете, меня зовут Антонин. Можно Тони, Тошка – как удобней.

– Но кто ты?

"И почему я тебя не вижу?" – мысленно добавила Инна.

Антонин кашлянул несколько смущенно и отвечал с некоторой застенчивостью в голосе:

– Вообще-то я принц.

Инна поверила, сразу, да и почему не поверить, уж это-то не было самым невероятным во всем произошедшем. Но её губы сами собой разжались и совершенно не к месту, просто по-дурацки съязвили:

– Тогда уж почему не кор...

Она рукой зажала себе рот, не выпуская остаток этой глупой девчоночьей колкости и стыдясь сама себя. Но это не было вздорным сомнением в правдивости слов Антонина, это была отчаянная попытка рассудка хоть что-то отрицать, оспорить в происходящем, чтобы вернуть все на свои места и выставить прозвучавшее – не прозвучавшим

и произошедшее – не

произошедшим.

– Почему?

повторила фея Инесса,

внимательно вглядываясь в лицо Юмы. – Ты спрашиваешь, почему наш принц Антонин не король?

– Да, – произнесла Юма, как всегда слегка робея под взором своей великой наставницы, но твердо. – Почему он не король?

– А почему ты вообще об этом спрашиваешь? С чего вдруг это тебе пришло в голову? – продолжала свой допрос фея Инесса так строго, будто экзаменовала Юму по пройденному материалу.

– Но ведь принц – это наследник короля, – отвечала Юма. – Когда король... когда его нет, то принц восходит на трон и становится королем вместо него, ведь так? А у нас в Тапатаке нет короля, и принц Антонин... значит, он должен...

Юма сообразила, что выдает свои проступки, и осеклась. Но фея Инесса уже все поняла. Она нахмурилась и протянула суровым голосом:

– Та-а-к... И откуда же нам известны тонкости устава престолонаследия? Лазили в шкаф и читали взрослые книжки, – ответила она за Юму. – А откуда нам известно, что в Тапатаке нет короля? – фея Инесса на миг прислушалась к чему-то внутри и разрешила вторую задачу: – Бегали на запруду и болтали с сыном мельника.

Марабу энергично закивал, подтверждая догадки Инессы. Юма украдкой показала ему кулак и произнесла одними губами: "Ябеда". Меж тем фея Инесса продолжала:

– И всем этим мы занимались вопреки запрету и, конечно, вместо уроков. Мы, само собой, и не думали ходить на ручей и с_т_р_е_м_и_т_ь воду!

– Вовсе нет, – живо возразила девочка. – Я ходила... То есть, я не ходила, – поправилась она, – я пила воду из ковшика и подумала – вот бы мне не плестись к ручью, а нырнуть в воду прямо в ковшике! А потом я вдруг вынырнула сразу у старой мельницы.

Марабу защелкал клювом, давая знак, что его подопечная не лукавит.

– Хм... – в уголках губ феи Инессы появилась улыбка. Она посмотрела куда-то в сторону и спросила: – Ну, Мэйтир, что ты на это скажешь?

– Лень – двигатель прогресса, матушка! – отозвался на это мужской бархатистый голос. Юма не знала, чей он и откуда берется, но давно уже ему не удивлялась – фея Инесса частенько так беседовала, и этот голос нередко изъяснялся весьма мудрено и вычурно.

– Да уж, – Инесса улыбнулась-таки и продолжала, поворотив лицо к Юме: – И все равно, голубушка, ты нарушила два запрета. Выбирай сама: полтора часа беседы с шиповником или час... нет, полтора часа на столбе.

Юма надулась. Даже если она провинилась, наказание было чрезмерным. Ей не хотелось тратить время на шиповник, хотя тот иногда рассказывал ей интересные вещи, правда, Юма в них не все понимала, но все равно, другой компании у неё не было – шиповник, да марабу, да изредка этот задавака мельничий сын. А разглядывать с башни город было, конечно, гораздо интересней, но фея Инесса заставляла потом вспоминать все подробности, а соврать у Юмы не получалось, потому что все, что она вспоминала, отображалось в большом зеркале в гостиной, и фее Инессе было видно, что Юма помнит, а что забыла.

– Милая Инесса, – наконец попросила девочка, – я три часа буду стоять на столбе, но ответь, пожалуйста – почему принц Антонин не король?

– Э! – наставница Юмы сделала жест досады. – Да в том-то все и дело, что он не король! Будь Антонин королем, стала бы я надоедать тебе этим столбом... да и своим обществом... Впрочем, это к делу не относится, оборвала она сама себя. – А что именно тебе сказал этот нахальный мальчишка, там, на заброшенной мельнице? О принце Антонине?

– Он сказал, чтобы я спросила тебя. Он сказал, что ты должна знать. Мы поговорили, и я потом заглянула в книги, и там было написано, что принц сын короля, ну и, все прочее, – рассказала Юма.

– Не всегда, – неохотно откликнулась фея Инесса. – Наш принц Антонин не сын короля. Он просто принц.

– А разве так бывает?

– Бывает, – отрезала Инесса. – Антонин – властитель всей Тапатаки и вообще всего мира. Нашего с тобой, – уточнила Инесса. – Поэтому он и принц.

– А почему...

– Потому что его право быть королем нарушено. Точнее, Антонин сам поставил его под угрозу. У него нет заземления в Алитайе. И его угораздило потерять Соллу, – фея Инесса роняла фразы так скупо, будто делилась последней краюхой хлеба. – Потому-то он ещё не король, а только принц. А может быть, у_ж_е не король, – добавила фея. – Все, Юма, ступай на башню, мне надо кое-что сделать. Остальное поймешь со временем.

Девочка действительно мало что поняла, разве только, что принц Антонин может стать королем, но пока – не может. Но фея Инесса остановила её расспросы, а спорить с ней Юма не смела – вернее, она знала, когда это можно сметь, а когда нельзя. Впрочем, неприступность её наставницы Юму не обижала. Из всех чудес, что пчелиным роем роились вокруг Инессы, самым удивительным была та любовь, которую она всем внушала. Вот и Юма просто обожала свою наставницу, а ведь та как будто не давала к тому никакого повода. Наоборот, Инесса была сурова с ученицей, ни в чем не делая ей поблажек, да и вообще не нежничала с Юмой. Нет, она разговаривала с ней и требовала с неё как со взрослой и уж никак не походила на добрую маму, что рассказывает на ночь сказку, а утром поправляет одеялко. Но Юма любила Инессу самозабвенно и восхищалась ей – особенно, когда та открывалась в полноте своей силы: красивая, с сияющими глазами, вся лучащаяся волшебством и особой, ф_е_й_н_о_й, юностью, в какой казалась Юме почти сестрой, разве что на пару лет старше, всепонимающая, могущественная – настоящая фея! Правда, такой Юма видела Инессу лишь несколько раз, когда её великая наставница отбывала в город – наверное, там был какой-нибудь праздник, может быть, бал... А как она осадила Патлатого Дылду, её прежнего хозяина, он посылал Юму просить милостыню, а потом все отбирал, головорез с ручищами толщиной с бревно, он хотел заорать на Инессу своим бычьим голосом – и осекся, застыл на месте под её взглядом, а потом знай поддакивал – "да, девочка не его дочь... да, пусть идет куда хочет... конечно, пусть с Инессой, спасибо высокородной госпоже, что снимает с него эту тягость... нет, денег не надо, покорно благодарю..." Дылда был вдвое выше Инессы, а казалось, это она высится перед ним на троне, – настоящая царица, нет, богиня! Юма не завидовала, ей только очень хотелось походить на Инессу и, может быть, когда-нибудь стать такой же. Это желание помогало Юме терпеть нет, даже не учебу, хотя иные из заданий были несносны, – а тот суровый распорядок, жить в котором ей приходилось у феи. А ведь её жизнь до феи Инессы была совсем не сахар, и все равно – совсем не такой жесткой.

Впрочем, требовательность Инессы была особенной – Юме порой казалось, что её учительница дает иной запрет именно с тем, чтобы Юма его нарушила, она же такая умная! Вот и марабу, хоть и таскался тенью за Юмой – "он будет тебя охранять от твоих же глупостей", так объяснила Инесса, – но не препятствовал же некоторым из её проступков! А наверное, он мог бы вмешаться, ведь этот противный марабу, и правда, пару раз выручал Юму. Однажды она угодила в камень, лежала там невесть сколько времени, целую вечность, но марабу как-то её разглядел, залез клювом и вытащил, как рыбешку из воды, Юма и не знала, что камень может быть таким жидким, она разглядывала трещины валуна, а он вдруг потек, и она провалилась. А другой раз вода унесла Юму куда-то затридевять земель, в море, вокруг не было ничего, одни волны, ни дна, ни берега, и опять марабу прилетел и спас её, фея Инесса потом сердилась, ведь все произошло из-за невнимательности Юмы.

И если этот длинноносый надсмотрщик пустил её к Инессиным книгам, значит, это не такая уж запретная опасность. Юма подумала об этом и решила, что завтра же в отсутствии Инессы вытащит словарь и посмотрит, что такое Алитайя и Солла. Конечно, она побаивалась Инессы, но ведь и проступок-то так себе. Ну, отстоит на столбе лишний час, как сегодня, что особенного. Ей ещё повезло – марабу не наябедничал про её сегодняшнее знакомство, впрочем, он и не видел, наверное. Эта встреча состоялась у Юмы сразу после её спора с этим насмешником у запруды. Юма бродила по лесу и заснула под кустом орешника, а марабу встал на стражу, согнув ногу. Она проснулась, оттого что её щеки коснулось что-то влажное и холодное, это и был Вайка – он обнюхивал её и ткнулся носом. Юма совсем не испугалась – зверек был такой милый, пушистый, с очень смышлеными глазами. Она посмотрела на марабу – тот дремал, поджав одну ногу, и Юма, сама не понимая зачем, тихонько поднялась и на цыпочках отошла за деревья. Зверек как будто все понял, он бесшумно последовал за Юмой, а затем сам уманил её подальше в лес. Они стали играть, и вдруг Вайка заговорил – но не вслух, не голосом, а просто Юма стала слышать его мысли:

– Мы прячемся от птицы, да? – спросил зверек. – Это игра?

– Просто я не хочу, чтобы он накляузничал на меня фее Инессе, объяснила Юма.

– Это твоя сестра? Она злая?

– Нет, но... Ну, пусть это будет такой игрой – прятки от марабу, чтобы он нас не видел, ладно?

– Пусть! Не бойся, я услышу, когда он проснется!

Они ещё поиграли, по-разному, а потом марабу проснулся и отправился искать Юму. Но Вайка, действительно, сразу это учуял, зверек загодя юркнул в заросли и на прощанье обещал навещать Юму. В траве мелькнул его хвост, а мигом позже из-за кустов вышагнул марабу. Он подозрительно крутил шеей налево и направо, но ничего не замечал, – а меж тем, позади него на Юму глядели из травы лукавые глазенки Вайки, рот его был открыт и оттуда насмешливо выставлялся розовый язычок.

Юма сама не знала, почему ей хочется скрыть свою встречу с тем зверьком. Инесса могла не одобрить их дружбы, а Юме понравилось с ним играть, Вайка был такой забавный, такой живой! А ведь друзей у Юмы не было, этот задавака-мальчишка был старше и не очень-то хотел с ней знаться. Правда, Инесса не говорила ничего запрещающего насчет лесных знакомств, водить дружбу с лесной живностью как будто бы не возбранялось, и значит, Юма ни в чем не провинилась. Но все же девочке почему-то хотелось оставить все в тайне, с первого взгляда на зверька она вдруг решила, что он будет _е_ё_ и она не будет им ни с кем делиться. Так же мгновенно к ней пришло его имя – Вайка, зверек должен был зваться так и только так. Юма подумала, что завтра снова увидит Вайку, и ей стало весело, она вслух рассмеялась, пошатнулась на столбе и кое-как сумела восстановить равновесие.

– Не отвлекайся! – фея Инесса появилась на башне сразу вдруг, будто возникла из воздуха. Но Юма давно к тому привыкла – на то ж она и фея, её волшебная учительница.

– Левая-правая, в пополаме! – скомандовала Инесса. Таким было задание Юмы: мало того, что ученица феи должна была запоминать город, так надо было ещё и забираться на столбик чуть шире ступни Юмы, стоять на нем одной ногой и не то что не падать, а даже не покачнуться. Поначалу это казалось Юме невозможным, но Инесса говорила, что со временем придет ощущение парения, и тогда стоять на башне, на столбе, Юме будет так же просто и легко, как моргать. А потом, и правда, у Юмы стало иногда получаться. Но вот теперь она подумала о Вайке и едва не потеряла баланс. Юма вновь вспомнила свою сегодняшнюю встречу, и вновь ей стало радостно так, что захотелось смеяться, но надо было держать равновесие, рядом ведь находилась строгая Инесса, Юма сделала усилие, перебарывая приступ веселья – и вдруг, вдруг что-то треснуло, звук было такой, будто порвалась ткань, – и – Юма внезапно обнаружила, что парит, но не над башней, нет – над самым городом! – внизу были его улицы и сады, и дворцы, и дома.

– Молодец, – сдержанно подбодрила фея Инесса. – Давай-ка облетим все. Тебе пора ознакомиться с Теей ближе и с разных сторон. Людей пока можешь не запоминать, – великодушно разрешила она.

Они – Юма сама не понимала, как это у неё получается – без всякого напряжения скользили в воздухе довольно высоко над городом. "А если упадем?" – испугалась девочка.

– Я рядом, – напомнила Инесса. – Не отвлекайся! Смотри на город, хорошенько все разгляди.

Фея стала рассказывать о том, над чем они пролетали, и Юма забыла о своем страхе.

– Вот это дворец Антонина, – показывала фея, – а вон тот флигель, вон, слева, там живет королевский советник, он-то сейчас всем и управляет в Тапатаке, а это площадь фонтанов, тебе надо будет запомнить её получше, гляди глазенками, с моей башни ты это не видишь. Между прочим, там в фонтане плещутся рыбки, видишь?

Невдалеке от фонтанов стоял красивый трехэтажный дом с башенками и ажурной галереей на втором этаже.

– А это чей дом?

– Что, понравился? Мой.

– Я так и подумала! – закричала Юма, обрадовавшись неизвестно чему. Он... он вылитая ты, милая Инессочка!

Они покружили ещё над крышами и башнями, а потом Юме отчего-то стало зябко, она задрожала всем телом, её сильно тряхнуло – и внезапно она оказалась на башне, там, в их лесном доме. Фея Инесса внимательно разглядывала Юму с загадочным выражением в своих бездонных глазах.

– Ты очень удачлива, – проговорила наконец фея. – Но этого мало. Собранность и целеустремленность, без них твое везение ничто.

– Какое у меня может быть устремление, если у меня нет цели! – от всего произошедшего девочка не чувствовала голоса и эти слова едва что не прокричала.

– Выполнять то, чему я тебя учу, как можно лучше – такой цели тебе пока вполне достаточно, – отрезала Инесса. – Пойдем-ка поедим, а то ты, смотрю, растеряла над Теей все свои силы. Вон как дрожишь.

– А это правда, что я удачливая? – спросила Юма, пока они спускались в столовую по винтовой лестнице.

– Еще бы, – непререкаемо отвечала фея Инесса. – Ты просто везунчик. Вон какого булкута тебе сегодня подарили. Да ещё вместе с именем.

– Кого подарили?

– Булкута.

Вайку, – уточнила фея

Инесса.

– Я?

Это я-то везучая?

изумилась Инна. – Да я всю жизнь неудачница из неудачниц!

Она стала припоминать разные случаи – ей не везло постоянно, во всем, малом и большом. На экзаменах попадались самые трудные билеты, автобус уезжал перед самым носом, последняя пара выбранных туфель, её размер, кончалась за человека до нее.

– ...И так во всем. И знаешь, что я ещё заметила, – поделилась Инна старым наблюдением, – вот почему это так, встаю в очередь – она всегда большая. Дохожу до кассы, оглядываюсь – за мной человека два или вовсе никого. И как это мне всегда достается попасть в то время, когда у кассы полно народу.

Антонин смеялся.

– Значит, вот какое свойство госпожа Инна соизволила за собой заметить, – сказал он. – Ну, допустим, и что же получается? Смотри – ты приходишь, воздействуешь, в итоге – все разрядилось. Очередь была – очереди не стало. Считай, такой твой дар, такая твоя белая магия. Какое же тут невезение?

Инна сбилась – такой взгляд на вещи ей как-то не приходил в голову.

– Я не думаю, что тут какой-то дар, тем более магия... – промямлила она. – Но даже если так, а мне-то самой какой от того прок? Одни же неудобства!

– Так нельзя, – серьезно возразил Антонин. – Ты моешь руки в ванной, а вода уносит твою грязь. Мокрая она. Свойство у неё такое. А если б вода стала торговаться – мол, какая мне от того выгода? И ходила бы наша барышня Инна с немытой, пардон, рожей.

Инна запротестовала:

– Это же совсем другое! Вода жидкость, она не человек, не существо! Ей это вообще без разницы.

– Да? Ты так уверена? – насмешливо переспросил Антонин. – Что вода такая безмозглая? И что ей все равно, какой течь? Ты с ней сама как-нибудь побеседуй, узнаешь, без разницы ей это или как.

– То есть как это – побеседуй? – смешалась Инна. – Что, с водой можно вот так говорить – как мы с тобой?

– Еще гораздо лучше, чем мы с тобой, – заверил Тошка. – Конечно, тебе это не так просто, но устроить можно.

– И что – ты мне это устроишь? – заинтересовалась Инна.

– Ну, как-нибудь можно будет при случае, – неопределенно пообещал Антонин.

Видимо, серьезный разговор ему надоел, и он принялся хулиганить. Портьера взвилась в воздух, затем отцепилась от прищепок, скрутилась в какое-то подобие дамской фигуры – и тут же из шкафов вывалились Иннины туфли на высоком каблуке и скользнули – как бы под ноги – под портьеру. Новоявленная дама вихляясь прошагала по комнате в утрированном подобии походки манекенщицы на подиуме. А вслед за тем из графина стала выливаться вода – Инна даже вскрикнула – но, не дойдя до пола, она тоже сложилась в маленькую фигурку, как если бы воду налили в невидимый сосуд в форме статуэтки.

– Бонжур, мадам О, – пропел в нос Тошка, изображая жеманный женский голос, а портьера сделала реверанс.

– Буэнос ночес, сеньорита, – прожурчал ответ.

– Скажите, могу я помыть вами свою нежную шейку?

– Помыть шейку? Мной? Фи! Как вы вульгарны! Как вы смеете! – водяная статуэтка подпрыгнула от негодования.

Инна смеялась и хлопала в ладоши, а две дамы беседовали в таком же духе, разгуливая по комнате и кривляясь друг перед другом. Затем портьера рухнула на пол, а водяная фигурка просеменила по воздуху к графину, поклонилась на четыре стороны и – стекла в графин.

– Тошка, замечательно! – Инна и впрямь была восхищена. – Лучше, чем в театре, честное слова!

– Ну, так где же "браво"?

– Браво!

Вода внутри графина сложилась в прежнюю фигурку и снова поклонилась.

– Видишь, как артистам приятно, когда публика ценит их скромный труд, – заметил Антонин. – Кстати, не вздумай теперь пить эту воду. Лучше уж цветы полей.

– Да я бы и сама не стала, – подумала Инна.

– Да, так насчет невезучести, – врасплох заговорил Антонин. – Ты вот помнишь свои разбитые коленки и невыученные билеты, ну, это уж как водится. А сколько было случаев, когда ты НЕ разбила коленку или, упаси Бог, свою прелестную головку – ты же этого даже не замечаешь. И не подозреваешь, естественно, каких трудов это иногда стоит разным твоим друзьям и хранителям и прочим силам, о которых ты, опять же, представления не имеешь. Называть себя после этого невезучей – черная неблагодарность в адрес своего Провидения, имейте это в виду, сеньорита.