Текст книги "Инна, волшебница"

Автор книги: Александр Гейман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)

– Тапка-тапка... – засмеялась Инна. – Да это так, брякнула.

Они сидели в машине у дома Инны. Анита не стала подниматься, отговорилась, что некогда, однако они разговаривали уже добрые десять минут – просто, как это бывает, не хотелось расставаться.

– Ну, хочешь сейчас на дискотеку завалим? – предложила наконец Анита. – Разгоним твой аглицкий сплин.

– На дискотеку?!. – Инна вытаращилась на свою новую подругу. – Ты бываешь на дискотеках?

– А что?

– Но... там же все неправильно!

– Как неправильно? – заморгала озадаченная Анита.

– Ну... Во-первых, неправильные движения, а правильно там двигаться невозможно, места мало и люди давят друг на друга, – начала перечислять Инна. – Потом, музыка совсем не та.

– Какая не та? Вальсов нет?

– Да нет, не вальсов, а она вообще ничья и ни для кого. Настоящая музыка – это когда для всех звучит то, что каждому больше всего подходит. Еще настроение неправильное. Веселье неправильное, много угрюмых, они только подделываются, что им весело, а сами не знают, что они тут делают. А про дебилов всяких и пьяных и что ребята друг с другом дерутся я уж не говорю.

Анита только головой качала от удивления – таких речей ей ещё слышать не доводилось.

– Да и вообще, – добавила Инна, сама не ожидавшая, что её прорвет вдруг такой лекцией, – танец такая важная вещь, его же нельзя просто так танцевать.

– Как просто так? То есть, – поправилась Анита, – как не просто так?

Инна немного подумала – не про бал же у Антонина ей рассказывать.

– Ну вот, например, дикари свои пляски пляшут – танец дождя или там огня. Понимаешь, они ведь это делают не напоказ, а потому что хотят дождь вызвать. Может, это все суеверие одно, – прибавила она, – но для них-то это самый жизненный случай. А если просто так что-то делать, для виду, то, значит, оно невсамделишное.

– А если всамделишное?

– А если это твой всамделишный танец, то его перед всеми же не будешь танцевать. Это же самое личное, как раздеться, нет, больше! – как свои стихи показать.

– Ну, Инка, ты даешь! – выдохнула Анита. – Ты прямо... я не знаю даже кто. Никогда такого не слышала. А ты что, стихи пишешь?

– Ну, вот еще, – фыркнула Инна. – Читаю-то совсем мало.

– Как, вам же задают? – удивилась Анита. – А я люблю стихи, только не современные, они какие-то все заумные. Слушай, Инка, – Анита оживилась от пришедшей вдруг мысли, – если не дискотека, то, может быть, в ресторан сходим?

– А что? – Инне это даже понравилось. – Давай! А то я никогда не была в ресторане.

– Да ты что?!.

– Нет, я, конечно, была, – поправилась Инна, – на свадьбе у подруги, на Новом году там, обедать заходила как-то. А вот так, чтобы сходить вечером посидеть – ни разу.

– Ну вот и сходим! За мой счет, я богатая. Приглашаю!

– Только завтра.

– Конечно, завтра, а то мы же не одетые, – серьезно согласилась Анита.

Эту ночь Инна читала лекцию девочкам Инессы. Точнее, и мальчикам присутствовали пажи и оруженосцы, а ещё кое-то из старших теитян. Еще точнее, и лекции никакой не было, это Инна так думала, что ей придется битый час перегружать всякие сведения из своей памяти в чужие. Произошло же совсем другое – едва Инна открыла рот, как в воздухе возник какой-то большой прозрачный кристалл, а в нем появились изображения. Следуя её словам или даже мыслям, а порой их опережая и направляя, как она обнаружила, эти изображения стали меняться и превращаться в новые. Но это было не совсем так, как в телевизоре – скорее, это походило на то, как в детском калейдоскопе один узор превращается в другой – в потоке образов тоже был свой порядок и своя уместность. Инна только мимоходом хотела коснуться таких сложных материй как женское и мужское, а больше рассказать о разных историях, вымышленных и настоящих. Но получалось не так – все эти истории в том Тапатакском хрустале преломлялись таким образом, что всегда просвечивала их сокровенная суть, а ещё – проступали такие связи и отзвуки, каких совсем не могла ожидать Инна. Она сама для себя распознала и поняла много такого, что оставалось скрыто даже в той чудесной библиотеке, где она готовилась к своему занятию. Инна между делом подумала, что могла бы написать теперь даже не курсовую, а целую докторскую диссертацию, но, конечно, впихивать все это в студенческую работу она не станет, нечего выпендриваться, да и нечестно.

– Ну вот, – сказала Инесса, когда Инна завершила свой доклад, – а по совести, волшебный хрусталь сам замкнул её рассказ, вернув все к исходным образам – рыцарь с мечом у ног дамы. – Ну вот, теперь все, надеюсь, понимают, почему мы держимся этого прекрасного установления и почему Тапатаке потребовалось удалиться от Срединного мира.

– Да, – сказала одна из девочек. – Потому что там это не могло быть проявлено в полноте и всей силе.

– Совершенно верно, Юма, – согласилась Инесса. – И что из этого следует?

– Что нам надо много заниматься, вести себя хорошо, а то мы окажемся недостойны рыцарства наших будущих рыцарей, – и другая девочка показала язык кому-то из пажей.

Все, включая Инессу и Инну, засмеялись.

– Ох, ты и язва, Альга. Всегда меня передразнишь, – благодушно пожурила Инесса.

Потом все хором поблагодарили Инну, и она ещё немножко поболтала с дамами. Инна между прочим пожаловалась, что у неё нет вечернего платья сходить в гости – она не стала говорить про ресторан, потому что не была уверена, поймут ли её теитянские феи.

– А чем тебе не нравится это? – Дора имела в виду то платье, в каком Инна появлялась в Тапатаке – она же сама его и подарила.

– Или то, что было на тебе на балу, – напомнила Инесса.

– Ой, нет, оно слишком уж шикарное! Мне его жалко для...

– Для ресторана. Это такой кабачок в Алитайе, из приличных, – пояснила Инесса прочим феям.

– А то мы не знаем, – возразила Дора. – Инна, ты всегда можешь выбрать какое-нибудь платье из наших или придумать новое.

– Ну да, – неуверенно отвечала Инна, потому что не совсем поняла, как она может _придумать_ платье. – Но как я его возьму домой?

Дора с Инессой заулыбались и заверили её, что способ найдется. Он был более чем прост – это платье Инна унесла домой в свертке. Собственно, сверток нес Бенга ("Должна же от него быть хоть какая-то польза", – сказала Дора.). Платье было черешневое, не слишком бальное, не слишком в обтяг и не слишком свободное, – все в самый раз, просто – и вместе с тем красиво до совершенной роскошности. Утром Инна вскочила и первым делом примерила платье снова. Она была очарована ещё больше вчерашнего.

– Да, – сказала Инна, – если за каждую лекцию будут по такому платью давать, я, пожалуй, пойду на ставку профессора в Инессиной школе!

Тошка посмеялся. А Анита, когда они разделись в ресторане – она повезла Инну в один из самых шикарных – завизжала от восторга и зависти:

– Инка, обалдеть! Откуда?

– Да уж не из магазина, – небрежно отвечала довольная Инна.

– Ой, ой, заважничала! – Анита не обиделась. – Тетя Ирина прислала, да?

– Уж она пришлет, – иронически покосилась Инна. – Это подарок.

Не могла же она соврать, что это из бабушкина сундука – платье на старинное ну никак не походило. Невероятно, но Анита как-то догадалась:

– Это те твои друзья подарили? Что художника ищут?

– Я нашла платье утром на спинке своей кровати, – находчиво отвечала Инна. – Его мне сшили гномы.

– Ага, ты же ведьма! – поддержала шутку Анита и больше не спрашивала.

Метрдотель указал им столик – как раз в том месте, что хотелось Инне у окна, откуда был виден весь зал и эстрада с джаз-трио, а сами они не мозолили глаза. Они шли по залу, и Инна ловила придирчивые, с явным оттенком зависти, взгляды женщин – а впрочем, была и пара мужских. Саксофонист выдал какую-то особо виртуозную гамму, и Инне подумалось, что это в их честь. Не успели они сесть, как к ним подошли – Павел, приятель Аниты, а потом ещё и Володя Усихин. Павлу Инна обещала попозже потанцевать, а Усихину изумилась: откуда у этого лоботряса деньги на такой ресторан? Как выяснилось, Усихин просто-напросто сопровождал группу американцев, повезло подшабашить. Инна отшила бы его, но из-за этих туристов, а точнее, это были не туристы, а какая-то очередная миссия по молодежному обмену, в общем, ей пришлось познакомиться и с его иностранцами, ребята как ребята, но только их уединение с Анитой вышло совсем недолгим – половину вечера они проболтали с этими американцами, а другую Инне пришлось танцевать с ними же и с приятелем Аниты. За своим столиком они сидели совсем мало, но Инна уже смирилась с этим и не жалела, только ей слегка действовали на нервы пристальные взгляды Усихина, а ещё приставала Джанин, мало того, что спрашивала всякую ерунду про чепуховые феминистские проблемы, так потом стала допытываться, откуда она взяла свое платье.

– Я имею в виду, что это явно работа кутюрье, – объяснила Джанин. – Вы выезжаете за границу или это ваши российские модельеры? Может быть, одна из ваших подруг-художниц? Не удивляйтесь, я впервые в России, мне все интересно.

– Нет, я не была заграницей, – отвечала Инна. – Но у нас в городе есть школы мод, даже несколько. Вот Анита работает моделью.

– Да?

– Немного, для хобби, – пояснила Анита.

– Ну, а платье? Это из вашего салона?

– Его сшили гномы специально для Инны, – повторила Анита Иннину шутку.

Джанин засмеялась, а Вова Усихин подозрительно покосился на Инну. Вскоре число общих знакомых увеличилось – в зале появилась и мисс Китова. Люда была здесь с каким-то крутым мужиком, Павел сказал, что это местный мафиози, и даже из крупных – но на вид он был мужик как мужик, дядька лет под сорок из деловых. Впрочем, за соседним столиком разместились братки с лицами, действительно, весьма внушительными – это была охрана.

– А, он меня на вчерашнем боди-арте приметил, – объяснила Люда. Заехал сегодня к универу и снял. Ну у тебя и прикид! – не скрывая зависти она оглядела Иннин наряд. – Отпад! А ты, – это она обратилась уже к Аните, – на следующей неделе выставляешься?

Люда имела в виду какой-то там очередной парад, на сей раз приезжали какие-то новые знаменитости из столицы, и под их крыло притыкались, естественно, и дерзновения местных салонов моды.

– Да звали, – небрежно отвечала Анита.

В общем, вечер в ресторане вышел не то чтобы неудачным, но несколько сумбурным. Инне скорее понравилось, вот только встречи со своими сокурсниками создавали отчетливый привкус студенческих посиделок, а так из того, что могло быть в Камске... Да впрочем, причем тут Камск, призналась себе Инна. Она могла бы попасть на прием к принцу Монако, не велика была бы разница. Не бал у Антонина. Ну, а так – чисто, прилично, музыка стильная, бонтонная такая. Да и покормили неплохо, хотя они с Анитой толком и не поели. Инна уже собиралась уходить, она объяснила Аните, что ей тут надо кое-кого навестить, а на самом деле хотела заглянуть на ночь в Тею, к феям – Инесса обронила, что Найра снова их приглашала куда-то там, и Инне хотелось поспрашивать об этом.

Они с Анитой уже попрощались с ребятами, Анитиными знакомыми и американцами, и направлялись в фойе, к раздевалке. Вдруг послышался шум ссоры, раздраженные голоса и девичий вскрик. Они обернулись – Люда Китова, вся красная, что-то бросала в лицо своему кавалеру – тому самому мафиози, с которым пришла в "Ампир". Мужик с лицом резко неприятным говорил что-то негромко, но зло, и держал её за руку. Из-за соседнего столика уже поднимался подручный амбал, ожидая указаний. Люда выдернула ладонь и выбежала в фойе к раздевалке. На ней не было лица.

– Анита, – она уже чуть не ревела, – пожалуйста, увези меня отсюда!

Тотчас из зала появился мордастый парень и шагнул за Людмилой.

– А ну обратно к Льву Валентинычу, – как собаке скомандовал мордастый. – Ну, пшла!

Инна встала у него на пути:

– Отстаньте от нее!

– Что? – наморщился бандит.

В этот миг Анита выхватила из сумочки баллончик и пустила ему в лицо слезоточивый газ. Мордастый закрыл лицо и сквозь кашель проорал:

– Убью, сука!..

– Скорей! – Анита толкнула Инну к выходу. – В машину!

Они выбежали на улицу и в туфельках залетели в Анитино "Ауди". Все получилось удачно – Анита уже выводила машину со стоянки, когда из дверей повыбегали накаченные телохранители бесцеремонного Людкиного ухажера.

– А шубы? – спросила Инна.

– Потом, – отвечала Анита, не отводя глаз от дороги. – Скажу папе, он пошлет кого-нибудь. Да не реви ты! – прикрикнула она на Людку. – У меня переночуешь, мало ли что. У папы друзья менты и в ФСБ, разберутся. Никто тебя не тронет. Я прямо сейчас позвоню. Инка, возьми мой сотовый в сумочке.

Она продиктовала ей номер, и Анита поговорила с отцом, бегло объяснив, что случилось.

– Ну, все, он нас встретит у дома, – сказала она. – Папа сказал, что прямо сейчас будет звонить своим. Прорвемся, девчата!

Успокоенная Людмила уже вытирала лицо Инниным платком.

– Что там у вас случилось? – спросила Инна. – Он домогался, да?

– Хуже, – отвечала Людмила, снова всхлипнув.

Они уже подъезжали к дому Аниты, когда их подрезал навороченный джип. Аните пришлось резко тормозить, и Инна едва не стукнулась лбом в стекло. Из джипа споро повыскакивали молодчики Льва Валентиновича. Людка открыла дверцу и побежала за угол – там уже начинался двор Анитиного дома. Один из бандитов кинулся за ней, а остальные с двух сторон обступили автомобиль Аниты.

– Все, телки, вылазьте, – велел все тот же мордастый.

Анита с бледным лицом сидела на месте.

– Хуже будет, – припугнул мордастый.

Инна стала выбираться из машины, лихорадочно соображая, что лучше сделать... Бенга! Антонин! – её мысль метнулась от одного к другому.

– Отпустите её, Инна тут ни при чем, – услышала она сзади себя голос Аниты.

Но рука одного из крутых уже тянулась, чтобы схватить Инну за плечо. Сделать это он не успел. Потому что его лапу кто-то перехватил и дернул так, что бандит отлетел далеко в сторону и ударился о стену дома. Во всем, что последовало дальше, Инна отчетливо разглядела только одно – как бегущая в туфельках на каблучках Люда поскользнулась и покатилась по снежной корке тротуара, а догнавший её бандит наклонился, чтобы поднять или ударить. Что же до остальных троих, то Инна просто не видела толком, что с ними происходило – они один за другим отлетели к стене и валялись там кучей брошенных друг на друга мешков, что-то хрипя и подвывая. А последний, тот, что был подле Людмилы, заметив наконец, что происходит неладное, устремился назад, к "Ауди" и джипу, на ходу что-то доставая из пиджака. На пути его откуда-то выросла стройная мужская фигура, и только теперь Инна все поняла.

– Ингорд! У него... – она не знала, поймет ли он слово "пистолет", и крикнула иначе – ...оружие!

Отморозок уже держал свой пистолет в руке. В неуловимую глазом долю мгновения Ингорд очутился рядом с ним. А затем все так же неуловимо для глаза этот пистолет оказался у Ингорда в левой руке, а бандит отлетел к стене, свалившись в снег рядом со своими дружками. Ингорд меж тем помог подняться Людмиле и подошел к Инне, рядом с которой уже стояла Анита.

– Так вы это называете оружием, Инна? – спросил Ингорд голосом совершенно спокойным и теплым. Он взглянул на пистолет, пожал плечами, а затем как клочок бумаги или ломтик пластилина скомкал металлическое изделие и бросил на тротуар. – Это не оружие, это хлам.

Инна смотрела на него и чувствовала то, что невозможно передать словами. Ей казалось, прошла целая вечность, прежде чем она опомнилась. Она взглянула на своих подруг, во все глаза наблюдающих за ними, сообразила, что они стоят на морозе в одних вечерних платьях и попросила:

– Анита, ты меня не отвезешь домой? По-моему, нам теперь ничего не угрожает.

– Вне всякого сомнения, госпожа, – подтвердил Ингорд.

– Люда, иди к нам домой, скажи папе, я скоро, – попросила Анита и уселась в машину. – Не замерзнешь?

– Дойду, – отмахнулась Людмила – до Анитиного подъезда было всего-ничего.

Инна опустилась на переднее сиденье рядом с Анитой и, чуть поколебавшись, протянула руку. Ингорд поднес её к губам и поцеловал, встав на одно колено. "Встретимся в Тапатаке", – глазами сказали они друг другу, а потом он шагнул куда-то в тень – и исчез.

С ошарашенным лицом Анита вела машину и ничего не говорила. Но Инна сама чувствовала, что должна что-то объяснить.

– Это Ингорд. Он мой рыцарь, – сказала она.

– Да? – отвечала Анита как-то отстраненно.

– Аниточка, я тебе потом все расскажу, – просительно произнесла Инна и положила руку на локоть Аниты. – Просто это... необычно.

– Да уж, – вздохнула подруга.

В этот миг у Инны в голове возникла картинка, как тогда с Ковровым в кабинете Темкина: зал покинутого ими "Ампира". Там был переполох – под визг женщин её Бенга таскал по залу вопящего от ужаса мафиози Льва Валентиновича, меж тем как публика ресторана шарахалась по сторонам и давила друг друга, стараясь выбраться в фойе. А затем – "О Боже!" воскликнула Инна – тигр по-кошачьи присел на тело ополоумевшего бандитского авторитета и стал прудить лужу.

– О, Боже! – вслух воскликнула Инна.

– Что? – отозвалась Анита, но в этот миг ей по сотовому позвонили. Папа!.. А, Паша... Что? Да-а-а? – и Анита покосилась на Инну, которая в этот момент сама созерцала зрелище перед её внутренним взором. Валентиныча? Так ему и надо, придурку... Да нормально, я уже звонила папе... Передам... А ты сам поговори, – и Анита протянула телефон Инне, это тебя. Павел. – Инна сделала отстраняющий жест. – Нет, она не хочет... Ну, чао...

Анита отложила сотовый и сообщила:

– Там у них буча в "Ампире". Какой-то тигр чуть не съел Валентиныча.

– Не съел, а помочился, – поправила Инна. – На. Валентиныча. Я уже знаю.

– И откуда, можно спросить?

– Ну... мне тоже позвонили. Только мой сотовый немножко другой, – Инна примирительно улыбнулась.

– А ты не... это не ты натравила?

– Тигра-то? Да нет, конечно! – искренне опровергла Инна.

– Жаль. А я бы обязательно, – возразила Анита.

– Ты вообще молодец! – горячо отозвалась Инна. – Я очень рада, что у меня есть такая подруга.

Анита отвечала признательной улыбкой. Они подкатили к дому, и Инна попросила несколько нерешительно:

– Аниточка, знаешь что. Если разговор зайдет про ту драку, то говори, что это твоего папы охрана. Никто ведь ничего не видел. Так... проще.

Анита подумала, кивнула и спросила:

– А тигр?

– Ой, да кто в него потом поверит! Поговорят и забудут, – успокоила Инна.

Это же самое Инне подтвердил и Антонин, когда она поднялась к себе.

– Бенгу, Иннусенька, ты послала к тому дядьке сама, – отмел он её упреки. – Ты же подумала про тигра, вспомни-ка. А что ему было тут делать, если Ингорд. Вот он и порезвился в другом месте.

– Ну, а ты? Я же о тебе тоже подумала!

– Ну, ещё бы! Чуть колокольчик не оборвала. Но для меня тоже совершенно не было работы. Да и для Ингорда, сказать по совести. Но тебе, конечно, лучше не слишком выставляться, пусть считается, что это папа твоей подруги послал людей. А тигра забудут. Да и зачем тигр? Показала бы на гада мизинчиком и сказала: "Замри!"

– А так можно? – Инна опять не могла понять, шутит Антонин или говорит всерьез.

– А ты попробуй, – и Антонин покатился со смеху. – Кстати, – заметил он перед уходом, – один-ноль. Ты проиграла.

– То есть?

– Ты говорила, что узнаешь меня, если я появлюсь здесь у вас. А сама даже отказалась со мной танцевать.

– ?

– Я сидел слева от приятеля Аниты. Такой задумчивый брюнет с золотым перстнем на правом мизинце.

– А!.. Правда? Антонин, это нечестно! – возмутилась Инна. – Я была не готова! Ты должен был предупредить меня заранее!

– Мы так не договаривались, – возразил Тошка. – Проиграла, проиграла!

Инна всерьез рассердилась.

– Ты не хочешь прогуляться в Тапатаку? – меж тем невинно предложил Антонин.

– Нет, – отрезала Инна. Она бы и спиной повернулась, если бы только видела, где в этом миг находится Антонин.

Тапатака, конечно же, не единственный, не лучший и не высший из чудесных миров, есть и другие, множество. В этом множестве есть столь загадочные и отдаленные, что о них никогда не слыхали в Тапатаке – как, вероятно, никто не слышал о Тапатаке и там. Что же до миров знакомых, то политикой Тапатаки всегда было добрососедство – и не более того. Как любая страна, она, конечно, не желала себе врагов, но, с другой стороны не слишком нуждалась в друзьях. Друг с другом больше общались не страны, а их жители, – так, среди молодежи Теи обычно находилось сколько-то непосед, а иные оставались таковыми на всю жизнь. Но большая часть тапатакцев мало интересовалась зарубежьем – всему был свой срок, и когда такой наступал, то обитатели Тапатаки уходили в последнее путешествие – обычно, со своим королем. А раньше того – к чему загадывать о неведомом? – и такой же в целом была линия самой Тапатаки. Несколько раз её приглашали для участия в разных там волшебных собраниях и пробовали втянуть во всякие междувселенские союзы, но отношение Тапатаки к этому было неизменно прохладным, так что её давно уже оставили в покое, предоставив самой себе.

Однако, теперь изменилось и это. В одно и то же время к принцу Антонину пожаловало сразу несколько посольств. Выяснилось, что в междумирье давно уже творится серьезная междоусобица, причин и целей которой в Тее так и не смогли уразуметь. Меж тем, Тапатаку склоняли к тому, чтобы принять чью-либо сторону, а взамен дружно обещали помощь. По словам полномочного посланника прекрасной мечты Акамари – это так называла себя страна Найры: прекрасной мечтой, Тапатаке все равно невозможно будет остаться в стороне, а победив вместе с акамарским союзом, она обеспечивала себе защиту от всяческих вторжений Нимрита. Такую же помощь обещало и Великое Средоточие Н'тхи, некое странное образование, разношерстный конгломерат самых невероятных миров, где как будто главенствовал мир-город Хло, откуда и прибыл кудесник Тха. Правда, натхийское Средоточие, по крайней мере, не сулило бед и не грозило карами в случае отказа, на что по-женски тонко, но и столь же ядовито намекнула неотразимая прелестница Найра. О, нет, никто, конечно же, не собирался нападать на Тею. Просто когда – Найра употребила не _если_, а _когда_ – когда плотина Теи рухнет и в неё хлынет из Нимрита невесть что, то Акамари трудно будет удержать иных своих союзников от того, чтобы не использовать такой момент... – Для мародерства, – продолжила за неё Инесса, на что сияющая Найра дружелюбно возразила: – Ну что ты! От того, чтобы не ознакомиться хотя бы с толикой ваших знаменитых чудес! Ведь иначе они будут навсегда потеряны, правда? А тут хотя бы что-то спасут. – В переводе с языка дипломатии Найра обещала при первом удобном случае основательный грабеж Теи – то есть, почему грабеж? – спасение её бесценных чудес! Пилюлю золотило лишь то, что Найра предлагала Тапатаке не просто союз, а верховенство в нем, отдавая должное искусству, магическому дару и духу жителей волшебной страны. Акамари, по словам Найры, вовсе не стремилось главенствовать, уступая это умам Теи – что в кругу Антонина истолковали как хитрый прием, ведь тогда на Тапатаку и приходился бы главный удар противной стороны.

Можно было бы сказать, что такая дипломатия просто толкала Тапатаку в союз со Средоточием Н'тхи, не будь цели этого Средоточия столь туманны и чужды для Тапатаки. Поэтому наилучшим для страны Антонина оставалось стоять в стороне, а предложения обоих противников не принимать, но и не отклонять раньше времени – что и исполнил принц Антонин. И все же, к уже немалым опасностям, похоже, добавлялись новые, делая положение Тапатаки и вовсе уязвимым.

В это-то время нежданно-негаданно напомнил о себе Северин. Он разыскал Антонина в его уединении в старой крепости. – Теперь ты понимаешь, Антонин, – сказал ему мятежный брат, – что я не придумал ту угрозу для Тапатаки, в случае, если ты станешь её королем. – Северин, эта угроза возникла не без твоего участия, – возразил Антонин. – Вовсе нет. Промолчи я при коронации и останься Тапатака на месте, это мало что изменило бы. Ты не читаешь в Нимрите, Антонин, а я – читаю. К стране давно подбиралось нечто почти неотвратимое. – И что же теперь? Никак, ты тоже предлагаешь нам помощь или союз? – с невеселой улыбкой осведомился Антонин. – Я предлагаю вернуться всем назад. Огласи это на Совете Теи. – Это я обещаю, – согласился Антонин, – но не больше этого. А как же насчет короны? Ты снова думаешь её принять? – Да, разумеется. – Без Соллы? – Когда все вернется на свои места, вернется и Солла, – заверил Северин. – Северин, – спросил принц Антонин, – если тебе дорога Тапатака, а я никогда не считал тебя двуличным злодеем и нашим врагом, если ты хочешь ей добра, не проще ли помочь нам хоть бы своим ключом и жезлом? – Антонин, – сдержанно отвечал Северин, – когда все тут будет рушиться, обещаю встать у дворцовых ворот с жезлом и ключом от Нимрита и помочь Тапатаке – если только Тапатака это захочет. – То есть примет твои условия. – Вот именно. – Вряд ли, Северин. Похоже, ты ничего не понял, – вздохнул Антонин. – Ты ведь знаешь, король может совершить последнее путешествие не ранее, чем станет готов к тому. Я ведь прыгнул в Нимрит, Северин. И Тапатака за мной последовала. Я не короновался – из-за Соллы, но это ничего не меняет. Я до сих пор в последнем путешествии _короля_ – и со мною вся Тапатака. А из последнего путешествия не возвращаются. – Это ты ничего не понял! – закричал Северин. – Ты же ничего не видишь, слепец! Если бы ты умел различать Тень! Ты думаешь, что знаешь о теитянах все – а ты ничего не знаешь. Ты доверяешься им, из-за этой, как ты думаешь, верности королю, а как раз самые верные могут предать и предают тебя, Антонин. Берегись! – Северин, скажи мне откровенно, – прервал его брат. – Я никогда не воспользуюсь этим. Тебе же дорога Тапатака, я вижу. Если все будет так, как ты говоришь, и мы будем стоять на пороге гибели ты же все равно не выдержишь и придешь на помощь, ведь так? – Нет, Антонин, – холодно отвечал принц Северин. – Не приду.

(из Новой хроники Тапатаки)

9. НЕМНОЖКО БОГА И БОЙ ТЕНЕЙ.

ЮМА. САША ПЕСКОВ. ИННА.

Юма глядела в глаз огромной птицы, и мало-помалу страх оставил её. Если это и было чудище, насланное Северином, то оно слишком ослабло, чтобы напасть и поранить. Мало того, ей стало жаль раненное существо, сейчас оно было не огромным чудищем, а чем-то беззащитным и беспомощным, как раненный котенок. Ей показалось даже, что от Птицы исходит просьба о помощи – столь же отдаленная и неясная, как голос, каким с ней разговаривал Зверь.

– Она хочет есть, – сказал ей Вайка.

– Чем же я могу его накормить? – удивилась Юма. – Здесь ничего не растет, а ей ведь надо, наверно, так много...

Вайка забрался на камень, оказавшись вровень с клювом и долго пробыл там, то стоя столбиком и прислушиваясь к чему-то, то крутясь на месте, будто танцевал какой-то танец или играл с кем-то невидимым.

– Это волшебная Птица, – сообщил он наконец. – Даже больше, чем я. Ей не нужна твоя еда.

– А какая же?

– Волшебная.

Юма задумалась. Из волшебного при ней был только Вайка, да разве же она скормит его этой непонятной Птице. А больше ничего, только рубин, но это для Антонина. Да ведь не будет же Птица есть камень?

– Почему не будет? – возразил Вайка. – Как раз подойдет!

Юма достала Соллу, она не собиралась её отдавать, просто хотела посмотреть на рубин.

– Ну что ты, Вайка, – сказала девочка, – это же камень Антонина! Посмотри, как он светится. Разве он согласится, чтобы его проглотило ещё одно чудище?

Она подняла камень, и Солла засияла так, что вокруг ощутимо посветлело, а краски стали ярче и насыщенней, а ведь был ещё день, и солнце светило сквозь кружащие снежинки. И в лучах этого рубинового сияния Птица вдруг приоткрыла и второй глаз, как если бы это свечение уже придало ей капельку сил. Ее клюв чуть шевельнулся, а горло выдохнуло слабый хрип, будто Птица пыталась что-то сообщить.

– Она его просит, – сказал Вайка.

Юма стояла с рубином в руке в полном замешательстве. Чем больше она смотрела на умирающую Птицу, тем сильнее проникалась её болью и стремлением выжить. Но... камень был нужен также и Тапатаке!

– Но нам тоже надо выжить, – нерешительно произнесла она вслух, обращаясь то ли к Птице, то ли сама к себе. – Это для Антонина и милой Инессочки, и девочек, и Туана, и...

Желтый глаз мигнул. Птица её слышала! Она понимала! Уйти вот так, под этим понимающим и зовущим взглядом у Юмы не было сил.

– Птица, – решилась Юма. – Я так не могу. Я спрошу Соллу, и если она сама согласится, то...

Юма положила рубин на ладонь и загадала:

– Волшебная Солла! Если ты согласна...

Камень сильно просиял – и вдруг скатился с ладони в сторону этого раскрытого и просящего клюва, хотя Юма стояла твердо и держала ладонь совершенно ровно, недаром же она училась равновесию в домике Инессы. Юма подняла рубин и быстрей, чтобы ни о чем больше не думать, подбежала к этому клюву и положила рубин на язык, ближе к глотке. Она сразу же отвернулась и отбежала назад.

– Мамочки, что же я наделала! – сказала Юма и оглянулась.

Она почему-то думала, что Птица сразу оживет, а может, и улетит – ведь рубин был ужас какой волшебный, главный камень Тапатаки. Но, видимо, раны Птицы были слишком серьезны, а может, недоставало сил одного только камня, ведь вся Солла – это семь рубинов. И Птица не ожила и не улетела – но и жертва Юмы была не зря: по огромному телу пробежала дрожь, Птица встрепенулась, пошевелила клювом, издала короткий и чистый звук, а в зрачках её засветились огоньки – Юме показалось, это Птица так улыбалась ей, Юме.

– Молодец, не пожадничала, – раздался чей-то голос.

Юма повернулась. В паре шагов от неё стоял её странный художник, Саша.

– Саша!

Волшебник из Алитайи приветливо помахал рукой.

– Ты не видела меня, я за тобой уже минут десять смотрю. Не хотел мешать. А почему тебе было жалко алмаз?

– Это рубин, – отвечала Юма. – А ты что, снова спишь?

– Ага, наверное, – беззаботно отвечал этот непонятный волшебник. – А что ты здесь делаешь?

И Юма рассказал ему все-все, что знала сама, начиная с появления Инессы в её мире. Все получалось очень странно, не так, как ей говорили в Тее – не она разыскала своего ведомого, а он её, и не она подсказывала ему, что делать, а сама ждала от него помощи и совета. Но Юма даже рада была теперь, что так выходило. А то ведь в Тее она не могла об этом рассказать никому. Потому что тогда её, наверное, не пустят к Зверю, а он ждет. И потому что Птица... разве она имела право отдать ей камень Антонина?

– ...И вот Зверь не захотел отдавать мне все камни, – заканчивала Юма свой рассказ, – и я уже думала, что уйду ни с чем, но Вайка подсказал мне, и я попросила один.