Текст книги "Сталин. По ту сторону добра и зла"

Автор книги: Александр Ушаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 59 (всего у книги 90 страниц)

Как уверял Орлов, маршал хотел застрелить Сталина прямо на конференции, однако Косиор со товарищи считали, что его «надо... представить на суд пленуму ЦК, где предъявить ему обвинение в его полицейском прошлом».

Перед тем как покинуть Орлова, брат попросил его в «случае чего» позаботиться о его маленькой дочке. «Но разве все может кончиться провалом? – удивился поверивший в успех куда как рискованного предприятия Орлов. – Тухачевский – уважаемый руководитель армии. Он вне всяких подозрений. Устроит конференцию, поднимет по тревоге два полка – и баста».

«Мы обнялись, – писал в своей «Тайной истории сталинских преступлений» Орлов, – расцеловались в обе щеки, и Зиновий ушел. Я никогда больше его не видел. Спустя несколько дней я возвратился в Испанию. Неделя за неделей, месяц за месяцем следил за газетами и использовал каждую свободную минуту, чтобы включить на коротких волнах радиоприемник. Стоило только кому-нибудь спросить меня: «Вы слышали новости?» – и я подпрыгивал как ужаленный. Я ждал своих новостей.

11 июня 1937 года я ехал в своем автомобиле от франко-испанской границы к Барселоне. Погода была чудесной. Я смотрел на волнистые холмы и слушал нежную музыку французской радиостанции. Внезапно музыка оборвалась и последовало сообщение: «Радио Тулуза! Специальный выпуск! Советский маршал Тухачевский и ряд других генералов Красной Армии арестованы по обвинению в измене. Они предстанут перед военным судом».

На следующее утро было сообщено, что восемь высших чинов – Тухачевский, Якир, Корк, Уборевич, Путна, Эйдеман, Фельдман и Примаков – казнены. Позже стало известно, что Штейн, сотрудник НКВД, нашедший сталинское досье, застрелился. Косиор был казнен, несмотря на свой высокий пост в Политбюро. Гамарник покончил жизнь самоубийством еще до ликвидации генералов. Балицкий был расстрелян. Где-то в середине июля 1937 года до меня дошли сведения, что мой двоюродный брат Зиновий Кацнельсон расстрелян. И поныне я ничего не знаю о судьбе его жены и маленькой дочери.

После коллективной казни узкого круга заговорщиков, которые знали о службе Сталина в охранке, последовали массовые аресты и казни других, кто мог знать что-то о папке или кто был близок к казненным. Каждый военный, который прямо или косвенно был обязан своим постом одному из уничтоженных генералов, становился кандидатом на тот свет. Сотни, а вскоре и тысячи командиров уволокли со службы и из своих домов в подвалы смерти.

Первый московский процесс, которому я был свидетелем, скоро стал казаться мягким по сравнению с развязанным бешеным разгулом террора. Были скошены и свидетели, и режиссеры армейской чистки – люди, которые могли знать тайну досье Сталина. Маршалы и генералы, которые подписали фальсифицированный протокол Военного суда над Тухачевским, исчезли. Исчезли и легионы сотрудников НКВД».

Осенью 1937 года Орлов встретил в советском павильоне на международной выставке в Париже своего хорошего знакомого Павла Аллилуева. «Наш разговор, – вспоминал Орлов, – вращался вокруг ужасной картины кровавых чисток, происходивших тогда в Советском Союзе. В какой-то момент я, естественно, спросил его о подоплеке наиболее поразительного эпизода в ряду страшных событий: казни маршала Михаила Тухачевского и других маршалов и генералов Красной Армии. Павел прищурился и говорил медленно, по-ви-димому, стараясь, чтобы я хорошо запомнил его слова. «Александр, – сказал он, – никогда не спрашивай меня о деле Тухачевского. Узнав об этом, ты словно вдохнешь отравляющий газ».

Куда делась взрывоопасная папка с документами? Точно этого, по словам самого Орлова, не знает никто. Но в то же время он был убежден, что со всех документов из «папки Виссарионова» были сняты фотокопии, а сами подлинники переданы Хрущеву, что и позволило ему сделать следующее заявление на XX съезде КПСС и заявить на весь мир:

«Сталин сфабриковал обвинение в измене против маршала Тухачевского и семерых других руководителей Красной Армии в 1937 году, казнив их без судебного разбирательства, после чего за этим убийством последовало убийство 5 тысяч ни в чем не повинных офицеров. Сталин уничтожил сотни старых большевиков, включая 70 из 133 членов ЦК. Сталин ликвидировал сотни тысяч руководителей промышленности и специалистов, что фактически парализовало советскую экономику. Сталин был трусом, который покинул Москву при приближении войск нацистской Германии. Сталин был садистом, который подвергал людей пыткам, пока они не начинали давать ложные показания».

Да, Хрущев все это говорил, и все же неизбежно возникает вопрос: как же надо воспринимать все рассказанное Александром Орловым и существовала ли в действительности эта самая «папка Виссарионова»? Увы, ответ на вопрос не даст уже никто, и вся эта история навсегда останется тайной. Хотя порассуждать, конечно же, можно.

Ну прежде всего о том, стал бы Штейн показывать столь страшные документы? Весьма сомнительно. Не первый день работая в органах, он прекрасно понимал, что из этого может получиться. Да и отважился бы скромный помощник какого-то там отдела поднять руку на самого Сталина? Как бы там ни было, но и его собственная судьба сложилась самым трагическим образом. По официальной версии, он был расстрелян, а согласно поведанной его родственником семейной легенде, застрелился.

Случилось это так. В один прекрасный вечер Ежов застал Штейна с женщиной в его кабинете, после чего не нашел ничего лучшего, как «посоветовать» приказать ему... застрелиться. Что тот и сделал. Конечно, это легенда, и можно себе представить, что сделал бы с этим человеком Сталин, узнай он о том, как этот самый Штейн распорядился своей находкой.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Ну и поскольку мы заговорили об Орлове, то надо, наверное, рассказать и о том, чем занимался этот человек по прямому указанию Сталина. Особенно если вспомнить, что именно ему была поручена одна из самых постыдных операций Сталина по вывозу, изъятию испанского золота.

Как известно, осенью 1936 года положение Испанской Республики стало угрожающим. Войска Франко с участием колониальных марокканских, а также германских и итальянских регулярных частей повели наступление на Мадрид. И лишь только тогда, казалось бы, напрочь позабывший об Испанской Республике Сталин решил откликнуться на отчаянные призывы ее правительства.

Но даже здесь он остался верным себе и постарался извлечь из помощи республиканцам выгоду. Потому и вступил в переговоры с испанскими лидерами об оплате закупок оружия золотым запасом республики, который по тем временам равнялся 600 тоннам. Для маскировки секретной операции Сталин приказал опубликовать указ наркома внешней торговли о запрещении «экспорта, реэкспорта и транзита в Испанию любых видов оружия, боеприпасов и военных кораблей».

Воспринятый во всем мире как следование политике невмешательства, этот указ явился своебразной крышей для создания советской агентурой за границей целой сети частных фирм по экспортно-импортным операциям. Всеми правдами, а больше неправдами эти фирмы добивались от восточноевропейских, латиноамериканских и азиатских правительств разрешений закупки оружия для их стран.

Приказ об отправке золотого запаса Испании в Москву был отдан 13 сентября 1936 года министром финансов Негрином. Задача была двоякой: спасение золота от возможного захвата Франко и в то же время предоставление залоговых гарантий Москве в обмен на поставки советского вооружения республиканскому правительству.

В эти же дни Орлов получил от Сталина шифрограмму. «Вместе с послом Розенбергом, – говорилось в ней, – договоритесь с главой испанского правительства Кабальеро об отправке золотого запаса Испании в Советский Союз. Используйте для этой цели советский пароход. Операция должна быть проведена в условиях строжайшей секретности. Если испанцы потребуют у вас расписки, откажитесь. Повторяю: откажитесь подписать что бы то ни было и скажите, что официальная расписка будет выдана в Москве Государственным банком. Считаю вас лично ответственным за эту операцию. Розенбергу даны соответствующие указания».

Задание Орлов выполнил, и испанское золото было доставлено в Москву. Вскоре Орлова навестил один из его высокопоставленных приятелей. «Он, – писал Орлов, – был очень близким другом Ежова, человеком, который докладывал Сталину... Но самое интересное: он рассказал мне о том, что Сталин в присутствии членов Политбюро на банкете, на котором отмечалось прибытие золота, сказал: больше им не видать этого золота как своих ушей».

Как видно, приобретенные во время своей героической молодости привычки вождь сохранил до почтенного возраста. Что-что, а забрать чужое большевики любили и умели. И как тут не вспомнить эсера Симона Верещака, который сидел вместе со Сталиным в 1908 году в одной камере. «В то время как политические заключенные, – писал он в своих мемуарах (как это ни удивительно, но часть их была опубликована в 1927 году в «Правде». – Прим. авт.), – пытались не якшаться с обычными уголовниками и всячески убеждали свою молодежь этого не делать, Кобу постоянно видели в компании убийц, вымогателей и грабителей. Он всегда восхищался людьми, провернувшими нечто прибыльное...»

Как это ни печально для Испании, но дело было уже не только в золоте. Прекрасно понимая, что республиканское правительство практически полностью попало в зависимость от него, Сталин пошел еще дальше и вскоре после «золотого» банкета провел специальное заседание Политбюро, на котором говорил... об интервенции в Испании.

Рано или поздно, считал Сталин, Испания будет вынуждена примкнуть либо к итало-германскому, либо к англо-французскому блоку. Ну а для того чтобы это присоединение было сделано по его указанию, он собирался установить в Испании подконтрольный ему режим, что, в свою очередь, заставило бы Англию и Францию пойти на союз с ним. Таким образом, этот самый союз превращался в предмет торга, который мог ему помочь в достижении главной цели – соглашении с гитлеровской Германией.

Другой причиной, по которой Сталин выступил на стороне республиканцев, было его стремление заручиться поддержкой зарубежных антифашистов в преддверии большой чистки партаппарата и армии. По твердому убеждению Кривицкого, западный мир совершенно не осознавал, «насколько ненадежным в тот момент было положение Сталина у власти и насколько важным для его выживания как диктатора было оправдание его кровавых акций зарубежными коммунистами и известными приверженцами идеалистических взглядов (Р. Роллан, Б. Шоу, Г. Уэллс)».

«Их поддержка, – говорил он, – была ему жизненно важна. Он рисковал ее лишиться, если бы не сумел оказать никакой помощи Испанской Республике, не принял бы никаких мер против устрашающего эффекта великой чистки и процессов над «предателями». Потому он и писал лидеру испанских коммунистов: «Трудящиеся Советского Союза выполняют лишь свой долг, оказывая посильную помощь революционным массам Испании... Освобождение Испании от гнета фашистских реакционеров не есть частное дело испанцев, а общее дело всего передового и прогрессивного человечества».

9 июля 1938 года Орлов получил приказ Ежова отправляться в Антверпен и на борту советского парохода встретиться с «товарищем, известным ему лично». Опытный разведчик понял: пришла и его очередь отправиться в небытие вслед за своими коллегами. На протяжении двух лет он выполнял секретные поручения Сталина и, все это время получая из Москвы сведения о расправах над своими коллегами, даже не сомневался, что рано или поздно очередь дойдет и до него. Уж кто-кто, а Сталин вряд ли захочет оставлять на свободе человека, который был посвящен в подобные секреты.

«Я продолжал свою работу, – напишет он позже, – среди испанцев, восхищавших меня своим мужеством, и мечтал о том, что, быть может, Сталин падет от руки одного из своих сообщников или что ужас кошмарных московских «чисток» минует как-нибудь сам собой».

Ну а поскольку «ужас» не миновал, то вместо Антверпена он вместе с женой вылетел в Канаду, а оттуда в США, где в 1953 году издал книгу «Тайная история сталинских преступлений».

Как и любой человек, который имел отношение к высшим политическим секретам, Орлов рассказал в ней только о том, что было выгодно для него. Потому даже и не заикнулся о своем втором, помимо разведки и контрразведки, амплуа. По той простой причине, что это было амплуа... чистильщика, а говоря проще, самого обыкновенного убийцы. Поскольку именно он по приказу кремлевского владыки убирал неугодных ему революционеров.

А неугодных там хватало, поскольку Сталин развязал самую настоящую охоту на троцкистов не только в своей стране, но и за рубежом. И находившийся в его прямом подчинении Орлов координировал свою кровавую деятельность с руководством испанской и других компартий. А их куратором был Пальмиро Тольятти, бывший в то время представителем Коминтерна в Испании.

Другой задачей Орлова являлся жесткий контроль над международными добровольческими силами. В Испании сражались более 35 тысяч добровольцев из 53 стран, большинство из которых входили в Интернациональные бригады. По словам все того же Кривицкого, «из Советского Союза посылались бойцами в Испанию десятки иностранных коммунистов, объявленных вне закона в своих странах и проживавших в качестве эмигрантов в России. Сталин был рад от них избавиться».

После того как добровольцы прибывали в Испанию, у них отбирали паспорта, которые отправлялись в Москву. Их получали агенты НКВД, выезжавшие на «работу» в соответствующие страны. В то же время в Интернациональные бригады внедрялись провокаторы, которые убирали тех «интернационалистов», чьи идеи отличались от сталинских.

Одним из руководителей расправ над подлинными и мнимыми троцкистами был секретарь ИККИ Андре Мартин. «У него мания расстреливать людей, – писал о нем Эрнест Хемингуэй в своем знаменитом романе «По ком звонит колокол». – Этот старик столько народу убил, больше, чем бубонная чума... Но он, не как мы, он убивает не фашистов... Он убивает, что подиковеннее. Троцкистов. Уклонистов. Всякую редкую дичь...

Когда мы были в Эскуриале, так я даже не знаю, скольких там поубивали по его распоряжению. Расстреливать-то приходилось нам. Интербригадовцы своих расстреливать не хотят. Особенно французы. Чтобы избежать неприятностей, посылают нас. Мы расстреливали французов. Расстреливали бельгийцев. Расстреливали всяких других. Каких только национальностей там не было... И все за политические дела».

Остается только добавить, что знаменитый писатель вряд ли бы ошибся, если бы то же самое написал о Сталине. Поскольку именно Сталин был вдохновителем всех этих убийств тех людей, которые приехали умирать не за отвлеченные мировые революции, а за свободу Испанской Республики.

Известную роль в обосновании сталинского террора сыграл советский журналист Михаил Кольцов. И, по словам того же Хемингуэя, именно Кольцов, «непосредственно сносившийся со Сталиным, был в то время одной из самых значительных фигур в Испании».

Официально Кольцов работал в Испании корреспондентом «Правды» и на ее страницах рассказывал не только о действительно героической борьбе испанцев, но и давая насквозь лживые сообщения о «троцкистких заговорах» и подрывной деятельности самого Льва Давидовича. «Куда бы ни протянулась гнусная рука Троцкого, – писал Кольцов, – она сеет ложь, предательства и убийства... Все темное, зловещее, преступное, все подонки, вся мразь людская слетаются на зов для гнусных разбойничьих дел».

Особенно не давала покоя Сталину деятельность Троцкого в Рабочей партии марксистского объединения (ПОУМ) Каталонии, которая представляла собой одну из тех «раскольничьих коммунистических партий, которые появились во многих странах, как оппозиция сталинизму». Что же касается атмосферы, царившей в этой партии, то сражавшийся в ее рядах Оруэлл описывал ее так: «Генерал и рядовой, крестьянин и ополченец по-прежнему общались как равный с равным, говорили друг другу «ты» или «товарищ». У нас не было класса хозяев и класса рабов, не было нищих, проституток, адвокатов, священников, не было лизоблюдства и козыряния... Я дышал воздухом равенства...»

Надо думать, Сталин покончил бы с этой партией за один самый только «воздух равенства и отсутствие лизоблюдства и козыряния», даже если бы она больше ничего не сделала. Одно это в его глазах было уже тяжким преступлением. С его подачи испанские коммунисты стали все громче говорить о том, что пропаганда этой небольшой каталонской партии якобы раскалывает и ослабляет правительственные силы, подвергая опасности... исход войны! И ничего удивительного в том, что, в конце концов, ПОУМ была объявлена шайкой «замаскированных фашистов», не было. К этому приложил свою руку и незапятнанный Орлов.

Таким образом, по мере советской интервенции в Испанию там одновременно шли две гражданские войны: одна – с франкистами, вторая – тайная, против всех тех, кто имел несчастье не разделять сталинские идеи и не подчиняться ему и его коминтерновским эмиссарам. И, конечно же, она сыграла известную роль в поражении республики.

Что же касается такого сталинского подпевалы, как Кольцов, то он погиб не от «гнусной руки» Троцкого, а от большевистской десницы «лучшего друга всех советских писателей». И кто знает, может быть, ему так было и на самом деле легче. Кричал же один из идущих на расстрел генералов: «Да здравствует товарищ Сталин!»

Орлову в этом отношении повезло. Он не строил никаких иллюзий в отношении диктатора и при первой же опасности бежал на Запад. А вот всем тем, кто имел несчастье попасть под подозрение в Советском Союзе, не повезло. Судебный процесс еще не закончился, а Сталин уже отдал распоряжение местным властям провести митинги трудящихся с требованием высшей меры для предателей.

Одновременно НКВД с невиданным доселе размахом приступил к арестам и расстрелам в офицерском корпусе. В 1938 году последовала вторая волна, кульминацией которой явился расстрел в конце июля Главнокомандующего флотом адмирала Орлова, шести командармов и восемнадцати политических деятелей, среди которых был член Политбюро Рудзутак. Маршала Блюхера арестовали в октябре как японского шпиона. Каждый день его избивали до полусмерти, но он был одним из тех немногих, кто так ничего и не подписал.

В результате же всей чистки Сталиным было уничтожено 3 из 5 маршалов, 13 из 15 командармов, 8 из 9 адмиралов флота и адмиралов 1-го ранга, 50 из 57 командиров корпусов, 154 из 186 дивизионных комиссаров, 16 из 16 замполитов армии, 25 из 28 замполитов корпусов, 58 из 64 дивизионных комиссаров, 11 из 11 заместителей наркома обороны, 98 из 108 членов Высшего военного совета.

Однако Сталин не ограничился избиением высшего офицерства. Он обрушил свою десницу и на средний состав армии. В результате только с мая 1937 по сентябрь 1938 года Красная Армия лишилась 36 761 военачальника и более 3 тысяч офицеров флота.

Если же учесть всех репрессированных и тех, кто был расстрелян уже после 1938 года, то численность уничтоженных командиров составит 43 тысячи человек только на уровне командиров рот и батальонов. И если верить Рою Медведеву, то ни одна армия в мире не потеряла столько офицеров в войне, сколько их было истреблено в СССР в мирное время.

Но дело было, конечно же, не только в цифрах. Как известно, после Гражданской войны партия и Сталин сделали немало для создания хорошо оснащенной современной армии во главе с настоящими профессионалами своего дела. И именно те, кто создавал эту самую армию и начинал мыслить уже совершенно новыми военными категориями, и были уничтожены в первую очередь. И теперь Сталину и Ворошилову предстояло воссоздавать практически заново весь офицерский состав трех видов Вооруженных сил. А где два этих военных гения собирались взять почти тысячу необходимых для армии офицеров высшего ранга, вряд ли знали они сами.

Да, со временем в Советской армии появятся новые талантливые военачальники и полководцы, которые сумеют переломить ход войны и начать бить фашистов. Но за эту горькую во всех отношениях науку страна заплатит страшную цену.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

По сей день идут дискуссии на тему, готовился ли Сталин к войне. Если даже и готовился, то весьма странным образом. Что косвенно признал и сам Гитлер. Именно он в ответ на колебания своих генералов начинать войну привел неотразимый довод о слабости вражеской армии и потребовал «использовать момент».

Единственным объяснением столь беспощадного истребления собственной армии может быть только то, что Сталин пошел на беспрецедентное ослабление своей страны в надежде на то, что после «чистки» в его армии не останется уже никого, кто воспользуется войной и лишит его власти. Конечно, Сталин не ограничился репрессиями только в армии и усилил чистку партийной, правительственной и хозяйственной элиты. По его прямым указаниям в 1937-1938 годах были сняты с должности 90% членов райкомов, горкомов и ЦК республик.

И в какой уже раз особенно пострадал Ленинград, где Жданов начал свое наступление на состоявшемся в мае 1937 года собрании областной парторганизации, которая «раскрыла и изгнала из своих рядов антисоветских правотроцкистских двурушников, японо-германских диверсантов и шпионов».

Особенно отличался обер-палач Леонид Заковский, которого Жданов не без основания считал своей правой рукой. И вот что он говорил арестованному члену партии с 1906 года Розенблюму: «От хода и исхода суда будет зависеть дальнейшая твоя участь. Сдрейфишь и начнешь фальшивить – пеняй на себя. Выдержишь – сохранишь кочан, кормить и одевать буду до самой смерти».

Пока Жданов расправлялся с членами партии в Ленинграде, в Москве свирепствовал ярый обличитель сталинизма Никита Сергеевич Хрущев. И постарался он на славу. Арестовывал, расстреливал и ссылал в лагеря так, словно соревновался со Ждановым. Впрочем, возможно, так оно и было. Отстать в разоблачении врагов народа было себе дороже, и те, кто не выполнял спущенную «сверху» разнарядку, сам становился жертвой репрессий.

Вот и старались Ждановы и Хрущевы, уничтожая лучших специалистов и граждан. И своей цели они добились. По сей день мы часто не можем найти не только талантливого инженера, но даже сантехника, который бы с первого раза смог поставить унитаз.

Естественно, все то, что происходило в Москве и Ленинграде, творилось и по всей стране. Да и как могло быть иначе, если каждому району, каждому начальнику давалась разнарядка на троцкистов, шпионов и диверсантов, у которых были всего две дороги: на кладбище или в лагерь.

И если бы это не было так страшно, то можно сказать, что порой дело доходило до смешного. Так, будучи в Иванове, Каганович несколько раз обговаривал по телефону со Сталиным цифру репрессированных. И после нескольких звонков они сошлись на полутора тысячах. Сколько же среди приговоренных было врагов народа, не волновало уже никого.

Как уже говорилось выше, больше всех республик во времена коллективизации пострадала Украина. Но Сталин и не подумал дать изнасилованной им республике залечить раны и снова обрушил на нее всю свою злобу. В августе 1930 года он направил в Киев Молотова, Хрущева и Ежова расстрелять по разнарядке еще 30 тысяч человек... по усмотрению местного НКВД. Особенно старался оправдать оказанное ему доверие Хрущев, и, в конце концов, сам Сталин был вынужден написать ему в телеграмме: «Уймись, дурак!»

Полютовал вождь и в Москве. В столице была сосредоточена высшая власть, а он намеревался основательно «почистить» всю систему. Только за полтора года Ежов представил Сталину 383 списка тех, кто подлежал уничтожению. И 12 декабря 1937 года Сталин, по всей видимости, поставил свой собственный рекорд, утвердив 3167 смертных приговоров.

Просили ли его о помиловании? Да, конечно, просили! Только напрасно. И вот какие шедевры письменного творчества остались на письме одного приговоренного к расстрелу генерала.

«Он врет! Расстрелять! И. Сталин».

«Согласен. Прохвост! Собаке – собачья смерть! Берия».

«Изувер! Ворошилов».

«Сволочь! Каганович».

* * *

Обрушился Сталин и на тех, кто принимал самое активное участие в коллективизации и выполнении пятилетних планов, но в то же время выражал, нет, не возмущение, а хотя бы только сомнение в целесообразности массового уничтожения коммунистов. Потому и летели один за другим замы предсовнаркома, наркомы и их помощники, директора предприятий, главные инженеры и видные хозяйственники. Досталось и многочисленным иммигрантам. Страна купалась в крови, и если бы Артем Веселый осмелился написать новую книгу, он вполне мог назвать ее «СССР, кровью умытый».

Апогеем кровавой вакханалии стал последний показательный процесс 1938 года, на котором Сталин в последний раз предупредил: отныне никто не смеет становиться у него на пути и пощады не будет никому!

О чем весьма красноречиво напоминал состав подсудимых. Здесь были целых три члена ленинского Политбюро (Бухарин, Рыков и Крестинский), бывший руководитель НКВД Ягода, четыре народных комиссара, четыре дипломата, четыре руководителя республиканского масштаба, трое врачей во главе с патриархом советской медицины профессором Плетневым.

Обвинения? Да все те же! Убийство Куйбышева и Горького, шпионаж, терроризм, реставрация капитализма и подготовка свержения советской власти... Но даже этого показалось мало, и для Бухарина было придумано новое обвинение, из которого следовало, что в 1918 году он собирался... убить Ленина и Сталина и захватить власть!

Как и следовало ожидать, все эти подлые убийцы и наймиты гестапо признались в своих страшных злодеяниях. Кроме одного из пяти членов первого ленинского Политбюро, а впоследствии секретаря ЦК и заместителя наркома по иностранным делам Николая Крестинского! Изувеченный, но не сломленный, он заявил на суде: «Я не признаю себя виновным. Я не троцкист. Я никогда не был участником «правотроцкистского блока», о существовании которого не знал. Я не совершал ни одного из тех преступлений, которые вменяются лично мне, в частности не признаю себя виновным в связях с германской разведкой».

Несколько озадаченный Вышинский поинтересовался, почему же он тогда вводил все это время следователей в заблуждение. И тут же получил исчерпывающий ответ. «Я просто считал, – заявил Крестинский, – что если я расскажу то, что говорю сегодня – что это не соответствует действительности, то это мое заявление не дойдет до руководителей партии и правительства».

Наивный ленинец! Даже сейчас он так ничего и не понял и был твердо убежден, что стоит только партии и правительству узнать о том, что происходит в стране, как виновных сразу же накажут. После его отчаянного заявления в зале установилась напряженная тишина. Давно уже стены суда не слышали правды, и она подействовала угнетающе. А может быть, просто каждый из тех, кто сидел по ту сторону подсудимых, уже видел на скамье подсудимых не Бухарина и Крестинского, а себя...

Вышинский спорить не стал и отправил Крестинского в НКВД, откуда он уже на следующий день вернулся человеком совершенно других воззрений. «Вчера, – поспешил он объяснить свое поведение, – под влиянием минутного острого чувства ложного стыда, вызванного обстановкой скамьи подсудимых и тяжелым впечатлением от оглашения обвинительного акта, усугубленным моим болезненным состоянием, я не в состоянии был сказать, что я виновен...»

* * *

Бухарин, по лубянским меркам, продержался долго: целых три месяца. Что объяснялось отнюдь не силой его духа, а тем, что его не били и не пытали. Но стоило только потерявшему терпение следователю пообещать прикончить его жену и только что родившегося сына, он сразу же сдался. Тем не менее он так ни разу и не поддался на издевки Вышинского и вместе с Рыковым несколько раз ставил сталинского холуя в неловкое положение. В ответ на обвинительное заключение он заявил:

«Я признаю себя виновным в том, что являлся одним из руководящих членов «правотроцкистского блока». Из этого следует, что я признаю себя виновным за всю совокупность преступлений, совершенных этой контрреволюционной организацией, независимо от того, знал я или не знал, принимал или не принимал прямое участие в том или ином акте».

Конечно, Вышинскому не нравилась избранная Бухариным и Рыковым тактика, которую он назвал «помесью лисы и свиньи», и то, что они напрочь отвергали свое участие в конкретных преступлениях и брали на себя лишь общеполитическую ответственность за деятельность блока. Кто знает, что бы еще наговорил Бухарин, если бы не помнил об обещании Сталина покончить с его женой и сыном. И он, конечно же, «покаялся».

«Переоценивший» в тюрьме свое прошлое, Бухарин признал справедливость вынесенного ему приговора, заявив при этом, что на самом деле он заслуживает наказания «намного более сурового, нежели смерть» (интересно было бы узнать, какого же именно). Поскольку другого такой враг социализма, в какого он «переродился», не заслуживал.

Когда был оглашен приговор, Бухарин взял бумагу и написал: «Коба, зачем тебе была нужна моя смерть?» Но ответа так и не получил, а его послание Сталину было найдено в столе вождя.

* * *

Как и всегда в таких случаях, приговоры немедленно приводились в исполнение, а Бухарин надолго исчез из истории одного из самого сложного времени в истории России.

Сами же «чистки» продолжались практически до 1939 года. И за это время помимо и без того уже избитых донельзя партийцев и военных удар был нанесен по дипломатам, комсомольцам, разведчикам и командованию на Дальнем Востоке. Приговор не отличался разнообразием мер, он кончался либо ссылкой в лагерь, либо отправкой в безымянную могилу.

В феврале 1939 года Сталин наконец-то расправился с лидерами так и не ставшей «незалежной» Украины, расстреляв после долгих истязаний бывших членов ее Политбюро Косиора и Чубаря.

Тем не менее уже осенью 1938 года, когда в стране не осталось ни одного учреждения, не затронутого чистками, и с катастрофической быстротой исчезали квалифицированные специалисты, репрессии пошли на убыль. Можно себе представить, что это были за чистки, если сам Сталин был вынужден признать, что они «зашли слишком далеко».

Конечно, страну надо было хоть немного успокоить. И он успокоил ее, найдя очередного козла отпущения в лице... верного Николая Ивановича Ежова. Для чего и предложил Кагановичу создать Комиссию для проверки работы НКВД. А еще через две недели, в декабре 1938 года, на месте Ежова оказался Берия.

Понимал ли Ежов, что это начало конца. Несомненно. И вел себя соответственно. Он все еще считался главой Наркомата водного транспорта и периодически посещал его коллегии. Но ни во что не вмешивался. Человек, именем которого пугали детей, делал из бумаги самолетики, запускал их, подбирал с пола и снова запускал.