Текст книги "Жорж. Корсиканские братья. Габриел Ламбер. Метр Адам из Калабрии"

Автор книги: Александр Дюма

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 52 страниц)

XV

В эту минуту слуга объявил о приходе барона Джордано Мартелли.

Это был, как и Луи де Франки, молодой корсиканец из провинции Сартен. Он состоял в 11-м полку и в двадцать три года заслужил двумя или тремя своими блестящими военными подвигами звание капитана. Но, конечно, сейчас он был одет в штатское.

– Ну что же, – сказал он после того, как поздоровался со мной, – рано или поздно это должно было произойти. Судя по тому, что ты мне написал, сегодня, по всей вероятности, должен последовать визит секундантов господина де Шато-Рено.

– Они уже были у меня, – ответил Луи.

– Эти господа оставили свои адреса и имена?

– Вот их визитные карточки.

– Хорошо, твой слуга сказал мне, что стол уже накрыт; давайте позавтракаем, а потом нанесем им визит.

Мы прошли в столовую и больше ни словом не упоминали о деле, собравшем нас вместе.

Луи расспрашивал меня лишь о моем путешествии на Корсику, и мне, наконец, представился случай рассказать ему все, о чем читатель уже знает.

К этому времени, когда немного улеглось волнение, вызванное предстоящим поединком с г-ном де Шато-Рено, его сердце вновь заполнилось чувством любви к родине и семье.

Он заставил меня по двадцать раз повторять то, о чем говорили его брат и его мать. Он был очень тронут, зная истинно корсиканский нрав Люсьена, теми стараниями, которые тот приложил, чтобы уладить вражду между Орланди и Колона.

Часы прозвонили полдень.

– Я совсем не хочу торопить вас, господа, но мне кажется, что подошло время визита к этим господам. Задерживаясь, мы дадим повод подумать, что ими пренебрегают, – сказал Луи.

– О да, не волнуйтесь из-за этого, – промолвил я, – они ушли отсюда всего лишь два часа назад, а вам нужно было время, чтобы предупредить нас.

– Неважно, – сказал барон Джордано, – Луи прав.

– Ну а теперь, – сказал я Луи, – мы должны знать, какое оружие вы предпочитаете: шпагу или пистолет.

– Боже мой, я вам говорил, мне это совершенно безразлично: я не владею ни тем ни другим. К тому же господин де Шато-Рено облегчит мне затруднения с выбором. Он,

конечно, считает себя оскорбленным и в связи с этим может выбрать оружие по своему желанию.

– Еще неизвестно, кто из вас оскорбленный. Вы всего лишь предложили даме руку, откликнувшись на ее просьбу.

– Послушайте, – сказал мне Луи, – любые рассуждения, по-моему, могут быть восприняты как желание уладить дело. Я весьма миролюбивый по натуре, вы это знаете, а вовсе не дуэлянт, тем более что это мой первый поединок, но именно поэтому я хочу выглядеть достойным противником.

– Легко вам говорить, дружище, вы рискуете только своей жизнью, а нам придется нести ответственность за то, что случится, перед всей вашей семьей.

– О, об этом можете не беспокоится. Я знаю своего брата и свою мать. Они лишь спросят вас: "Луи вел себя достойно, как подобает мужчине?" И когда вы им ответите: "Да" – они скажут: "Ну вот и хорошо".

– Но, черт возьми, в конце концов нужно же нам знать, какое оружие вы предпочтете.

– Ладно, если вам предложат пистолет, сразу же соглашайтесь.

– Я тоже так считаю, – сказал барон.

– Пусть будет пистолет, – ответил я, – если вы этого оба хотите. Но пистолет – скверное оружие.

– Разве у меня есть время научиться до завтра владеть шпагой?

– Нет. Однако после хорошего урока у Гризье вы, вероятно, сможете защищаться.

Луи улыбнулся.

– Поверьте мне, – сказал он, – то, что произойдет со мной завтра утром, уже предначертано на Небесах, и, что бы мы ни делали, вы и я, нам уже ничего не изменить.

После этих слов мы пожали ему руку и ушли.

Естественно, первый визит мы нанесли секунданту, жившему неподалеку от нас.

Мы отправились к г-ну Рене де Шатограну, жившему, как уже говорилось, на улице Мира, № 12.

Он не принимал никого, кроме тех, кто должен был прийти от г-на Луи де Франки.

Мы объявили о цели нашего визита, вручили наши визитные карточки, и нас тотчас впустили.

Господина де Шатограна мы нашли по-настоящему утонченным и светским господином. Он не захотел нас задерживать и затруднять еще одним визитом к г-ну де Буасси и сообщил, что они условились о следующем: первый из них, к кому мы придем, пошлет за другим.

Он послал своего лакея предупредить г-на де Буасси, что мы ждем его здесь.

Пока мы ожидали, он не задал ни одного вопроса о деле, которое нас сюда привело. Мы говорили о бегах, охоте и Опере.

Через десять минут прибыл г-н де Буасси.

Эти господа тоже не стали настаивать на выборе оружия. Шпага или пистолет – это было совершенно безразлично для г-на де Шато-Рено: он предоставил выбор г-ну де Франки или жребию. Мы подбросили в воздух луидор: орел – шпага, решка – пистолет. Луидор упал решкой.

Потом мы договорились, что поединок состоится завтра, в девять часов утра в Венсенском лесу, и расстояние между противниками будет в двадцать шагов. Один из нас три раза хлопнет в ладоши, и после третьего хлопка они стреляют.

Мы поспешили сообщить обо всем де Франки.

Этим же вечером я обнаружил у себя визитные карточки господ де Шатограна и де Буасси.

XVI

В восемь часов вечера я был у г-на де Франки, чтобы узнать, нет ли для меня каких-нибудь поручений, но он попросил меня подождать до завтра, проговорив загадочно: «Ночь подскажет».

Однако на следующий день, вместо того чтобы прийти к нему к восьми часам, а этого было бы вполне достаточно, чтобы успеть на место к девяти, я был у Луи де Франки в половине восьмого.

Он уже был в своем кабинете и писал.

На звук открываемой двери он обернулся.

Я заметил, что он очень бледен.

– Извините, – сказал он мне, – я заканчиваю письмо матери. Садитесь, возьмите газету, если газеты уже пришли. Возьмите хотя бы "Прессу", там есть прелестный фельетон господина Мери.

Я взял упомянутую газету и сел, с удивлением отмечая разительный контраст между почти мертвенной бледностью Луи и его спокойным, серьезным и тихим голосом.

Я попытался читать, но глаза пробегали по строчкам, и смысл их ускользал от меня.

Прошло пять минут.

– Я закончил, – сказал он.

Он позвонил и вызвал слугу:

– Жозеф, меня ни для кого нет дома, даже для Джордано. Проведите его в гостиную. Я хочу, чтобы никто, кто бы то ни был, не помешал мне побыть десять минут наедине с этим господином.

Слуга закрыл дверь.

– Послушайте, – сказал Луи, – мой дорогой Александр. Джордано – корсиканец, и он мыслит по-корсикански, я не могу ему доверить то, что хочу. Я буду просить его сохранить тайну, и это все. Вас же я хочу попросить пообещать мне точно исполнить мои указания.

– Конечно! Это же обычная обязанность секунданта!

– Обязанность тем более важная, что вы, может быть, сможете уберечь нашу семью от второго несчастья.

– Второго несчастья? – спросил я удивленно.

– Возьмите, – он протянул мне письмо, – это то, что я написал матери, прочтите.

Я взял письмо из рук де Франки и стал читать его с возрастающим удивлением.

"Моя добрая матушка,

если бы я не знал, что Вы одновременно сильны, как спартанка, и покорны, как христианка, я бы постарался изо всех сил, чтобы приготовить Вас к ужасному событию, которое Вас потрясет. Когда Вы получите это письмо, у Вас останется всего лишь один сын.

Люсьен, мой чудный брат, люби мать за нас двоих! Позавчера у меня началось воспаление мозга. Я не обращал внимания на начальные симптомы, и врач приехал слишком поздно!

Милая матушка, мне не на что больше надеяться, разве только на чудо, но какое у меня право верить, что Бог сотворит для меня это чудо?

Я пишу Вам в момент просветления. Если я умру, то это письмо отнесут на почту через четверть часа после моей смерти, так как моя любовь к Вам эгоистична и я хочу, чтобы Вы знали, что я умер ни о чем на свете так не сожалея, как о Вашей нежности и о любви моего брата. Прощайте, матушка.

Не плачьте. Вас любила душа, а не тело, и, где бы она ни была, она будет Вас любить вечно.

Прощай, Люсьен.

Никогда не покидай нашу мать и помни, что, кроме тебя у нее никого нет.

Ваш сын,

твой брат

Луи де Франки".

Прочитав последние слова, я повернулся к тому, кто их написал.

– Итак, – сказал я, – что это значит?

– Вы не понимаете? – спросил он.

– Нет.

– Я буду убит в девять часов десять минут.

– Вы будете убиты?

– Да.

– Да вы с ума сошли! Откуда у вас подобные сумасбродные мысли?

– Я не сумасшедший и не сумасброд, мой друг… Меня предупредили, вот и все.

– Предупредили? Кто?

– Разве мой брат не рассказывал вам, – спросил Луи, улыбаясь, – что мужчины в нашей семье отличаются необычной способностью?

– Действительно, – проговорил я, чувствуя, что меня помимо воли начинает знобить. – Он говорил мне о видениях.

– Так вот, сегодня ночью ко мне явился мой отец, и именно поэтому вы нашли меня таким бледным. Вид мертвецов делает бледными живых.

Я смотрел на него с удивлением, граничащим с ужасом.

– Вы видели вашего отца сегодня ночью?

– Да.

– И он говорил с вами?

– Он объявил мне о моей смерти.

– Это был, наверное, просто страшный сон, – сказал я.

– Нет, это была страшная реальность.

– Вы спали?

– Я бодрствовал… Вы не верите в то, что отец может посетить своего сына?

Я опустил голову, ведь в глубине души я и сам верил в эту возможность.

– Как это произошло? – спросил я.

– Боже мой, очень просто и естественно. Я читал, ожидая отца, ибо знал, что, если мне грозит какая-нибудь опасность, мой отец появится. В полночь моя лампа сама собой погасла, дверь медленно открылась, и появился отец.

– Но как? – воскликнул я.

– Да как живой: в своей обычной одежде, но только очень бледный и с невидящими глазами.

– О Боже!..

– Он медленно приблизился ко мне. Я, лежа на кровати, приподнялся на локте.

"Добро пожаловать, отец", – сказал я ему.

Он приблизился ко мне, пристально на меня посмотрел, и мне показалось, что сила отцовской любви оживила этот мертвенный взгляд.

– Продолжайте… это ужасно!..

– Его губы шевелились, но странно: хотя его слова были беззвучны, я отчетливо слышал, как они звучали внутри меня, отчетливо и звонко, как эхо.

– И что он вам сказал?

– Он сказал мне: "Подумай о Боге, сын мой!"

"Я буду убит на этой дуэли?" – спросил я и увидел, как две слезы скатились из глаз призрака.

"В котором часу?"

Он показал пальцем на часы. Я посмотрел в указанном направлении. Часы показывали девять часов десять минут.

"Хорошо, отец, – ответил я. – Пусть исполнится Божья воля. Я покидаю мать – это так, но для того, чтобы соединиться с вами".

Бледная улыбка пошевелила его губы, и, сделав мне прощальный знак, он удалился.

Дверь сама открылась перед ним… Он исчез, и дверь сама закрылась.

Рассказ был так прост и бесхитростен, что стало ясно: сцена, привидевшаяся де Франки, произошла ли она на самом деле, или это плод его воспаленного сознания, была принята за реальность и, следовательно, была так же ужасна?

Я вытер пот, струившийся у меня по лицу.

– Так вот, – продолжал Луи, – вы ведь знаете моего брата, не так ли?

– Да.

– Как вы думаете, что он сделает, если узнает, что я был убит на дуэли?

– Он в ту же минуту покинет Соллакаро, чтобы драться с тем, кто вас убил.

– Правильно, и, если его тоже убьют, моя мать станет вдовой трижды: вдовой мужа и двух сыновей.

– О, я понимаю, это ужасно!

– Значит, этого нужно непременно избежать. Вот я и решил написать это письмо. Думая, что я умер от воспаления мозга, мой брат не будет никому мстить. Мать скорее утешится, если она поверит в то, что мною распорядилась воля Божья, а не рука человека. Разве только…

– Разве только?.. – повторил я.

– О! Ничего… – ответил Луи. – Я надеюсь, что этого не произойдет.

Я понял, что он, отвечая сам себе, чего-то опасался. Я не стал его больше ни о чем спрашивать.

В эту минуту дверь приоткрылась.

– Дорогой мой де Франки, – проговорил барон де Джордано, – я повиновался твоему запрету, насколько это было возможно, но уже восемь часов, а встреча в девять. Нам нужно проделать около полутора льё, и поэтому пора выезжать.

– Я готов, мой милый, – ответил Луи. – Войди. Я сказал уже все, что собирался сказать.

Он посмотрел на меня и приложил палец к губам.

– Что касается тебя, мой друг, – продолжил он, поворачиваясь к столу и беря запечатанное письмо, – то вот тебе поручение. Если со мной произойдет несчастье, прочитай это письмо и, я прошу тебя, сделай все, о чем я тебя в нем прошу.

– Хорошо!

– Вы принесли оружие?

– Да, – ответил я. – Но в последний момент я заметил, что в одном пистолете заедает собачка. Поэтому, когда будем проезжать мимо, возьмем ящик с пистолетами у Девима.

Луи посмотрел на меня, улыбаясь, и пожал мне руку. Он понял, что я не хотел бы, чтобы он был убит из моих пистолетов.

– У вас есть экипаж? – спросил Луи. – Или послать за ним Жозефа?

– Я в двухместной карете, – сказал барон, – но, потеснившись, мы уместимся там втроем. И поскольку мы уже немного опаздываем, то приедем гораздо быстрее на моих лошадях, чем в фиакре.

– В путь! – объявил Луи.

Мы спустились. У двери нас ждал Жозеф.

– Мне пойти с вами, сударь? – спросил он.

– Нет, Жозеф, – ответил Луи, – нет, это ни к чему, вы мне не нужны.

Затем, немного отстав от нас, он положил ему в руку столбик золотых монет и сказал:

– Возьмите, друг мой, и, если порой, находясь в плохом настроении, я бывал с вами резок, простите меня.

– О сударь! – воскликнул Жозеф со слезами на глазах, – что это значит?

– Тише! – проговорил Луи.

Он вскочил в коляску, сел между нами и продолжал:

– Он был хорошим слугой. (Луи последний раз посмотрел на Жозефа.) И если кто-нибудь из вас сможет ему чем-либо помочь, то я заранее признателен вам за это.

– Ты что, увольняешь его? – спросил барон.

– Нет, – с улыбкой ответил Луи, – я его покидаю, вот и все.

Мы остановились у дверей Девима только для того, чтобы взять ящик с пистолетами, порох и пули, затем тронулись в путь, пустив лошадей крупной рысью.

XVII

Мы прибыли в Венсен без пяти девять.

Еще одна коляска остановилась одновременно с нашей: это прибыл г-н де Шато-Рено.

Мы въехали в лес двумя разными дорогами, но наши кучера должны были поставить коляски радом на большой аллее.

Через несколько минут все были на месте встречи.

– Господа, – сказал Луи, – никаких соглашений.

– Однако… – проговорил я, приближаясь.

– О мой друг, помните, что после того доверия, которое я вам оказал, вы не должны ни на чем настаивать.

Я склонил голову перед этой безоговорочной волей, которая была для меня волей свыше.

Мы оставили Луи у коляски, а сами направились к господам де Буасси и де Шатограну.

Барон де Джордано держал в руке ящик с пистолетами.

Мы обменялись приветствиями.

– Господа, – сказал барон Джордано, – в наших обстоятельствах уместно будет ограничиться самыми короткими приветствиями, потому что с минуты на минуту нам могут здесь помешать. Наша обязанность была принести оружие – вот оно. Можете его проверить, оно только что куплено у оружейного мастера, и мы даем слово, что господин Луи де Франки его даже не видел.

– Излишне было давать слово, сударь, – ответил виконт де Шатогран, – мы знаем, с кем имеем дело.

И, взяв один пистолет, в то время как г-н де Буасси взял другой, оба секунданта проверили их исправность и уточнили калибр.

– Это пистолеты для обычной стрельбы, ими еще не пользовались, – сказал барон. – Теперь надо договориться, будет ли использоваться двойной спуск.

– Но, – заметил г-н де Буасси, – я считаю, что каждый может действовать по своему усмотрению и придерживаться своих привычек.

– Хорошо, – сказал барон Джордано, – приятно, когда шансы равны.

– Тогда вы предупредите господина де Франки, а мы предупредим господина де Шато-Рено.

– Решено, – продолжал барон де Джордано. – Мы привезли оружие, а вам его заряжать.

Молодые люди взяли по пистолету, строго отмерили одинаковое количество пороха, взяли наугад две пули и вбили их в дула деревянными молотками.

Во время этой операции (у меня не было ни малейшего желания принимать в ней участие) я подошел к Луи, встретившему меня улыбкой.

– Не забудьте, о чем я вас просил, – сказал он мне, – и добейтесь от Джордано – я его также просил об этом в оставленном ему письме, – чтобы он ничего не рассказывал ни моей матери, ни брату. Позаботьтесь также о том, чтобы газеты ни словом не обмолвились об этом деле, или уж если и напишут что-нибудь, то пусть не упоминают имен.

– Вы все еще находитесь в этом ужасном убеждении, что дуэль будет для вас роковой? – спросил я.

– Я убежден в этом больше чем когда-либо. Вы мне, по крайней мере, оставьте это право, хорошо? Я должен встретить смерть как настоящий корсиканец.

– Ваше спокойствие, мой дорогой де Франки, велико, и это дает мне надежду, что вы сами в это не верите.

Он достал часы.

– Мне осталось жить еще семь минут, – сказал он, – возьмите, вот мои часы, сохраните их, я вас прошу, в память обо мне: это великолепный брегет.

Я взял часы и пожал руку де Франки.

– Надеюсь вернуть их вам через восемь минут, – возразил я.

– Не будем больше об этом говорить, видите, к нам вдут, – ответил он.

– Господа, – обратился к нам подошедший виконт де Шатогран, – здесь справа должна быть поляна, которой я сам воспользовался в прошлом году. Давайте ее поищем. Это будет лучше, чем в аллее, где нас могут увидеть и помешать.

– Ведите нас, сударь, – отозвался барон Джордано Мартелли, – мы пойдем за вами.

Виконт пошел первым, мы направились следом, образуя две группы. Действительно, скоро мы оказались, после тридцати шагов почти незаметного спуска, посреди поляны, которая раньше несомненно была дном водоема наподобие пруда в Отёе. После того как водоем высох, образовался овраг, окруженный со всех сторон склонами. Площадка как будто специально была создана, чтобы служить театром для сцены, подобной той, что должна была здесь разыграться.

– Господин Мартелли, – спросил виконт, – вы не хотите вместе со мной отсчитать шаги?

Барон утвердительно кивнул, и, идя рядом, они отмерили двадцать шагов.

Я на несколько секунд вновь остался один на один с де Франки.

– Кстати, – сказал он, – вы найдете мое завещание на столе, там, где я писал, когда вы вошли.

– Хорошо, – ответил я, – будьте спокойны.

– Господа, если вы готовы… – произнес виконт де Шатогран.

– Я готов, – ответил Луи. – Прощайте, мой друг, спасибо за все, что вы сделали для меня, не считая того, – добавил он с печальной улыбкой, – что вы для меня еще сделаете.

Я взял его за руку: она была холодной, но не дрожала.

– Послушайте, – сказал я ему, – забудьте видение этой ночи и цельтесь как можно лучше.

– Вы помните "Фрейшютца"?

– Да.

– Значит, вы знаете, что всякая пуля летит к своей цели. Прощайте!

По дороге он встретил барона Джордано (тот держал предназначенное ему оружие), взял пистолет, взвел курок, даже не посмотрев на него, пошел на свое место, отмеченное носовым платком.

Господин де Шато-Рено уже стоял на своей позиции.

В полном молчании оба молодых человека обменялись приветствиями со своими секундантами, затем с секундантами своих противников, а потом друг с другом.

Господин де Шато-Рено казался привычным к подобного рода делам. Он улыбался как человек, уверенный в своих силах. Возможно, он знал, что Луи де Франки сегодня впервые взял в руки пистолет.

Луи был спокоен и холоден; его красивая голова была похожа на мраморное изваяние.

– Итак, господа, – объявил Шато-Рено, – вы видите, мы ждем.

Луи посмотрел на меня в последний раз, а потом, улыбнувшись, поднял глаза к небу.

– Господа, приготовьтесь! – дал команду Шатогран.

Затем он стал считать, хлопая в ладоши:

– Один… два… три…

Два выстрела слились в один.

В это же мгновение я увидел, как Луи де Франки, дважды обернувшись вокруг себя, опустился на одно колено.

Шато-Рено остался стоять: слегка был задет лишь лацкан его редингота.

Я поспешил к Луи де Франки.

– Вы ранены? – спросил я.

Он попытался мне ответить, но не смог: на губах его появилась кровавая пена.

Тогда он бросил пистолет и поднес руку к правой стороне груди.

Мы с трудом рассмотрели на его рединготе дырку, в которую бы мог войти кончик мизинца.

– Господин барон, – закричал я, – бегите в казарму и приведите полкового хирурга.

Но де Франки собрал силы и остановил Джордано, сделав ему знак, что это уже бесполезно.

Тут он упал на второе колено.

Господин де Шато-Рено тотчас удалился, но оба его секунданта приблизились к раненому.

Мы же тем временем расстегнули редингот и разорвали жилет и рубашку.

Пуля вошла под шестым ребром справа и вышла немного выше левого бедра.

При каждом вздохе умирающего кровь толчками выливалась из обоих отверстий.

Было очевидно, что рана смертельна.

– Господин де Франки, – сказал виконт де Шатогран, – мы огорчены, поверьте, всей этой печальной историей и надеемся, что вы не держите зла на господина де Шато-Рено.

– Да… да… – пробормотал раненый, – да, я прощаю его… но пусть он уедет… пусть он уедет…

Затем он с трудом повернулся ко мне.

– Помните о своем обещании, – проговорил он. – А теперь, – сказал он, улыбаясь, – посмотрите на часы.

Он вновь упал и тяжело вздохнул.

Это был его последний вздох.

Я посмотрел на часы: было ровно девять часов десять минут.

Потом я закрыл глаза Луи де Франки: он был мертв.

Мы отвезли труп домой, в то время как барон Джордано поехал сделать заявление в комиссариат полиции квартала; вместе с Жозефом я поднял его в комнату.

Бедный слуга заливался горькими слезами.

Входя, я помимо своей воли посмотрел на часы. Они показывали девять часов десять минут.

Конечно, их просто забыли завести, и они остановились, отмечая это время.

Через минуту барон Джордано вернулся вместе с судебными исполнителями; предупрежденные им, они принесли свои печати, чтобы опечатать квартиру.

Барон хотел отправить письма друзьям и знакомым умершего, но я попросил его прежде прочитать письмо, которое написал ему Луи де Франки перед нашим уходом.

Это письмо содержало просьбу скрыть от Люсьена причину смерти его брата, никого не посвящать в эту тайну и похороны устроить скромно и без шума.

Барон Джордано взял на себя все хлопоты, а я сразу же навестил господ де Буасси и де Шатограна, чтобы попросить их хранить молчание об этом трагическом поединке и предложить г-ну де Шато-Рено на какое-то время покинуть Париж, не говоря, по какой причине они настаивают на его отъезде.

Пообещав помочь в моем деле, насколько это в их власти, они пошли к г-ну де Шато-Рено, я же отнес на почту письмо, адресованное г-же де Франки с сообщением, что ее сын умер от воспаления мозга.