Текст книги "Шевалье де Сент-Эрмин. Том 2"

Автор книги: Александр Дюма

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 38 страниц)

CXIX
РУКА ГЕРЦОГИНИ

В тот же день под проливным дождем Рене и его стрелки покинули деревню.

Рене купил у хозяина постоялого двора мула, на спине которого Томео закрепил корзину, сплетенную из ивовых веток. В этой корзине находилась голова Бизарро, завернутая в тот же передник, заново – перевязанный с четырех сторон. Мул, которого вел Томео, зашагал впереди; в сотне шагов позади него двигался остальной отряд, словно сторонясь этой головы, причины стольких преступлений.

Рене попросил Томео двигаться к Реджо, полагая, что генерал Ренье его уже окружил. Может быть, он поспеет как раз вовремя, чтобы принять участие в освобождении города, слабый гарнизон которого банды бурбонистов, при поддержке англичан и воспользовавшись поражением у Майды, вырезали с криками «Да здравствует король Фердинанд»?

«Крайне необходимо, чтобы вы завладели Реджо и Сциллой. Постыдно наблюдать, как англичане ступили на континент, я не потерплю этого. Примите; же соответствующие меры», – писал император своему брату Жозефу. Ренье, стремясь оправдаться после недавнего поражения, теперь, видимо, должен был ускорить движение своих людей по тропе, разведанной Рене, и перевезти наконец осадные орудия на расстояние в четверть пушечного выстрела от города. Осада вот-вот должна была начаться.

Но когда он взобрался по выступам Аспромонте и перед ним открылся вид на Калабрию, Рене не заметил никаких перемещений войск, говорящих о близком сражении. И только над Реджо лениво поднимались к синему небу какие-то клубы дыма. Что же произошло, спрашивал себя Рене, пока спускался, и спуск этот показался ему таким же легким, как и при Аверни.

На его вопрос ответил часовой выдвинутого вперед поста:

– При первых же пушечных залпах все эти разбойники так называемой Святой Веры бросились врассыпную, как стайка воробьев. Они забрались на свои суда и отплыли на Сицилию!

– А англичане?

– Их никто не видел. Милорд Стюарт со своими кораблями исчез на горизонте.

Повсюду на улицах Реджо солдаты складывали свои ружья в козлы. Некоторые из них, устроившись в тени стенок или оград, доставали свои спартанские запасы продовольствия и принимались поглощать их мелкими порциями, пытаясь по возможности растянуть этот процесс; другие, расположившись у источников, снимали с себя обмундирование и, почти голые, приводили себя в порядок, плещась и играя, словно дети.

Пять или шесть домов, вспыхнувших во время бомбардировки, теперь догорали. Чтобы добраться до старого арагонского замка, где, как говорили, обосновался генерал Ренье, Рене и его стрелки прокладывали себе путь по дороге среди дымящихся развалин и обугленных трупов.

На площади Кастелло [149]149
  Замка. – Прим. ред.


[Закрыть]на одном из деревьев гроздьями висели тела.

– Это разбойники, взявшиеся за оружие, – сказал им солдат, приставленный караулить этот мрачный виноградник, – на их счету столько жизней нашего брага солдата!

В самом замке офицеры заканчивали за столом трапезу, приготовленную для бывших хозяев города, которые в своем поспешном бегстве не притронулись к ней.

Когда Рене объявился, тотчас же к нему с распростертыми объятиями вышел генерал Ренье:

– Мой дорогой Рене, вы явились слитком поздно, – сказал он, обнимая Рене.

– Должен ли я повеситься подобно Крийону?

– О нет, ни в коем случае, я одержал верх без больших хлопот. Говоря по правде, даже отсутствуя, вы стали триумфатором Реджо; ведь это вы нашли путь для нашей осадной артиллерии.

– Оставьте победу себе, генерал, – смеясь, возразил Рене.

– Думаете, мне не надо было оправдаться после моего поражения?

– Я счастлив, если так и произошло.

– А вы, мой дорогой, как вы? Удалось ли ваше предприятие?

– Я добыл голову, даже не замарав своих рук кровью Бизарро.

– Расскажите мне про вашу охоту за разбойником, мой друг.

И Рене рассказал свои долгие похождения вплоть до того момента, когда к нему, уже отчаявшемуся, заявилась подружка разбойника с его головой в переднике.

– Я не сильно жалею о том, что увидел голову того, кто некоторое время был королем Пальми и держал в страхе всю Калабрию.

По знаку Рене Матео принес ивовую корзину, откуда достал зловещий сверток.

– Сколько оторванных голов за пятнадцать лет! – пробормотал Ренье, отвернувшись от искаженного гримасой лица Бизарро, которому никто и не думал закрыть глаза.

– Да. Боже мой! И головы, которые были так мне дороги, – ответил Рене глухим голосом. – В годы вынужденного одиночества я долго размышлял над смыслом этой человеческой бойни, которая поначалу повергала меня в ужас.

– К каким же выводам вы пришли?

– Что эшафот оказался одним из орудий той тайной силы, назовите ее Богом или Провидением – не важно, преодолевающей препятствия, которые люди встречают на своем пути к свободе…

– И, стало быть, доктор Гильотен не был лишь случайным недоразумением, а его труд – не такая же механическая случайность?

– Нет, он появился в нужное время, как и все решительное и неизбежное. Он создал для революции оружие. Пылающий меч, который он предложил революции, как и молния Юпитера, состоит из дюжины кривых лучей: три – это ненависть, три – месть, три – это слезы, еще три – это кровь. Так же, как сказал Сен-Жюст: «Тот, кто при революции не копает глубоко, копает могилу себе и свободе!» Мы живем, генерал, в беспокойные времена революций, в которых блуждаем подобно атомам.

– Забудем же, дорогой Рене, что этот разбойник был человеком, потому что по своим деяниям он заслуживает того, чтобы его поместили в один ряд с теми кровожадными хищниками, которых вы еще недавно убивали в Бирманском королевстве. Пока вы его преследовали, я сдержал слово, данное вам. Найдите Жана, – сказал генерал адъютанту, – пусть он явится и принесет сюда то, что он сделал.

Через несколько мгновений вошел солдат, в котором по его живому лицу и проворным движениям можно было узнать парижского ремесленника.

– Жан, покажите этому господину шедевр, который вы для него изготовили.

Солдат поставил перед ними большой ящик из оливкового дерева с золотым вензелем, превосходно пригнанный и отполированный; он открыл крышку – внутри ящик был обит красным бархатом.

– Вот шкатулка, которую смастерили по моему приказу и где я собираюсь запереть голову Бизарро; а уж дело нашего врача приготовить его в дорогу. Итак, мы расстаемся, дорогой мой Рене, я отправляю вас в Неаполь: вы сообщите королю о взятии Реджо.

На следующий день на рассвете Рене на одной из лучших лошадей генерала, в сопровождении Томео, восседающего па муле, к которому он успел привязаться и которого назвал Реджиной, выехали из замка в Неаполь. При выезде из Майды они выбрали ту же дорогу, по которой въехали в город. В пути возобновились встречи и таинственные шушуканья его проводника с крестьянами разбойничьей наружности, внезапно выскакивавшими из леса и столь же молниеносно скрывавшимися; каждую ночь, в целях большей безопасности, когда они останавливались в гостинице, Томео спал перед дверью комнаты Рене.

Через шесть дней в одно прекрасное утро они подъезжали к Неаполю, и чем ближе становился город, тем явственнее слышался шум на городских улицах. Бесспорно, неаполитанец – это тот человек, который создает больше всего шума на земной поверхности: церкви, которые он посещает, полны бродяг и нищих, его лошади и мулы всегда обвешаны бубенчиками; у лаццарони, женщин и детей настоящие медные глотки; и все это всегда звонит, шумит, кричит.

На мосту Мадлен десяток любопытных детей подошли было к Томео и его мулу, чтобы поближе рассмотреть их поклажу, но Томео решительно разогнал их палкой, которой иногда ласкал бока столь любимой им Реджины.

Рене приказал держать путь к гостинице «Виктория», в которой был радушно принят ее хозяином Мартином Циром, относившим его к самым щедрым своим постояльцам: хоть нельзя было назвать Рене хорошим торговцем, но клиентом он был превосходным.

Едва успел Рене окончить свой туалет, как ему принесли ответ на его письмо, которое он отправил Саличети, прося его устроить как можно скорее аудиенцию у короля: несмотря на ранний час, король уже ждал его во дворце.

Вскоре он прибыл туда, и Саличети привел его к королю. Король подошел к нему:

– В отличие от моего брата я не требую, чтобы мне приносили только хорошие новости. Но я полагаю, что новость, которую вы привезли, не слишком плоха…

– Правда, Ваше Величество. Реджо взят, и взят почти без единого выстрела. Хватило нескольких ядер, чтобы эти канальи обратились в бегство.

– Ренье сообщает, что благодаря вам была найдена дорога, по которой удалось подвезти к Реджо артиллерию.

– Если генерал это утверждает… Но меня не было при осаде и взятии города.

– Я знаю об этом: он мне также сообщил, что вы отправились преследовать разбойника, от имени Бурбонов наводившего ужас на всю Калабрию.

– На одного разбойника в Калабрии стало меньше. Но в Калабрии почва для них слишком благодатна.

– Теперь можно подумать о вторжении на Сицилию, – продолжал Жозеф, – высадить семь или восемь тысяч человек, которые захватят Фаро, и начать там сосредоточение войск. Взятие Реджо положит начало нашему наступлению.

– Да, Ваше Величество, но прежде надо позаботиться об укреплении Неаполя с моря, чтобы потом позволить себе максимально сосредоточиться на Сицилии.

– Вы правы: при нынешнем положении в Европе мы не испытываем недостатка ввойсках. Император пошлет мне столько, сколько я у него попрошу. И потом, вот что он мне написал.

И король протянул Рене письмо, в самом низу которого виднелась горячечная подпись Наполеона:

«Вы должны действовать так, чтобы всегда быть готовым посадить в Неаполе на корабли свои войска и отправить их прямо на Мортеллу, имея всегда своей целью захват Фаро. Наконец, все это вы должны держать в строжайшей тайне, поскольку агентура быстро донесет все новости из Неаполя на Сицилию, и неосторожность здесь может привести нас к большим несчастьям. Саличети, морской офицер и вы – единственные, кто должен знать обо всем, и даже офицер, которого вы пошлете в Отранто и в Бриндизи, не должен ничего знать; вы ему дадите запечатанное письмо, которое он может распечатать, если только случится что-либо непредвиденное в Отранто».

– Излишне говорить, что я просил бы хранить все в тайне.

После того, как они простились с королем, министр полиции проводил Рене до большой парадной лестницы:

– Все идет к тому, мой милый Рене, что я приглашу вас к себе на завтрак. Моя дочь герцогиня не простит мне, если я лишу ее рассказа о смерти Бизарро.

Тремя часами позже, когда Рене вошел в гостиную Военного министерства, его ждала герцогиня Лавелло в обществе своего отца и секретаря-корсиканца.

– А вот и вы! – громко воскликнула герцогиня, узнав его. – Мы с нетерпением ждем вас. Могу ли я вас всегда называть графом Львом?

Рене положил к ее ногам ящик из оливкового дерева.

– Вы всегда можете называть меня этим именем, я не утратил его: я принес голову Бизарро.

– Вот вам моя рука, как и было обещано, граф Лев.

Рене почтительно коснулся губами маленькой аристократической ручки герцогини, щеки которой тем временем заметно покраснели. Затем, возможно, для того, чтобы по возможности скрыть свои чувства, молодая женщина встала на колени перед оливковым ящиком.

Издав крик, она лишилась чувств.

[Три следующие главы, принадлежащие перу Дюма, являются началом нового эпизода романа.]

I
ЕГО ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЫСОЧЕСТВО ВИЦЕ-КОРОЛЬ ЕВГЕНИЙ-НАПОЛЕОН

Известно, что по договору в Кампоформио часть территории бывшей Венецианской республики отошла к Австрии, а другая часть, по эту сторону Адидже, была включена в состав Цизальпинской республики.

Позже Цизальпинская республика превратилась в Итальянское королевство, к которому присоединилась в 1805 году венецианская территория, отошедшая по условиям Кампоформийского мира Австрии. Тогда же принц Евгений Богарне получил из рук Наполеона титул принца Венеции, а территория была разделена на восемь департаментов, каждый из которых имел свой административный центр.

Венеция стала столицей Адриатики, Падуя превратилась в административный центр Бренты, Виченца – центром Баккилионе, Тревизо – Тальяменто, Капо ди Истрия стала центром Истрии, а Удине – столицей Пассернано.

Удине – это очаровательный небольшой город, расположенный на плодородной равнине, на рубежах Ройи; он разделен на город внутренний и город внешний, и оба отделены друг от друга стенами и рвами.

Удине своей резиденцией выбрал вице-король Италии.

Двор принца был таким, каким и должен быть у человека двадцати восеми лет, молодого, шумного, веселого и с плюмажем на голове. Естественное взаимное притяжение сводило молодых с молодыми: двор состоял из красивых кавалеров и прекрасных дам. Красивые кавалеры были отважны, нежны и отличались страстью к приключениям; прекрасные дамы были сентиментальны – как было обыкновенно в то время, играли на пианино и пели романсы королевы Гортензии, Жадена-отца и д'Альмивара.

Утро было занято прогулками по городу, охотой или рыбной ловлей в лагунах Марано.

Жизнь текла мирная и спокойная, казна вице-короля была полна. Что еще можно было придумать в качестве развлечения?

Накануне было решено всем двором отправиться утром на большую рыбалку в лагуны.

Настало 8 апреля 1809 года.

Часы пробили девять утра. По склону, по направлению к замку Удине, быстро несся покрытый пылью экипаж, запряженный тремя лошадьми.

Замок Удине, бывший ранее резиденцией патриарха при венецианском губернаторе, ныне служил резиденцией для молодого вице-короля.

На секунду экипаж затормозил на Рыночной площади. В окне экипажа появилась голова молодого и красивого офицера, принявшегося рассматривать колонну Кампоформио, водруженную здесь по случаю заключения одноименного мира; на колонне были выбиты дата заключения договора и краткий панегирик величию и великодушию первого консула, который соизволил лишить Венецию части ее территории. Затем экипаж возобновил движение и, как мы уже сказали, возобновил подъем по склону к замку Удине.

У ворот экипаж был остановлен часовыми.

– Курьер императора! – одновременно сказали два голоса.

Один из голосов принадлежал красивому офицеру, занимавшему экипаж; второй – лакею, видом калабрийцу, восседавшему на месте кучера.

– Вызовите караульного офицера! – сказал молодой офицер.

Вскоре показался что-то ворчавший старый лейтенант. Это был ветеран итальянских войн.

– Опять, – сказал он, – еще один желторотый!

Офицер выслушал замечание, которое отпустил старый солдат.

– Мой старый друг, – сказал он, смеясь, – не всем усам доступна честь быть свидетелями блеска турецких сабель при Пирамидах или огня орудий при Маренго, и мои молодые усы завидуют вашим.

Лейтенант покраснел, так как заметил, что своим замечанием обидел старшего по званию: тот носил мундир и знаки отличия командира эскадрона конных егерей.

– Прошу прощения, господин капитан, – пустился в объяснения старый солдат, – вы это знаете, или, скорее, имеете счастье этого не знать, – ν нас ведь принято, что неудачники жалуются на несправедливое отношение начальства, вместо того чтобы видеть и признавать собственные изъяны; но в конечном счете, если человеку дано, – добавил он и похлопал по кресту, украшавшему его грудь, – значит дано, и не стоит жаловаться ни на что.

– Вы правы, любезный, и вы видите, – добавил офицер, показав свою грудь, свободную от каких бы то ни было украшений, – с этой точки зрения мне посчастливилось меньше. Но мы напрасно теряем драгоценное время. Мне нужно видеть сию же секунду Его Императорское Высочество вице-короля. Я – адъютант Императора.

– Нужно, – повторил старый солдат, – вот, извольте видеть, молодежь только и знает, что командовать. А если Его Высочество не в Удине, если Его Высочество охотится, рыбачит, развлекается на лагунах, что тогда делать с вашим «нужно»?

– Он не в Удине? Где же он? Где бы он ни был, мне надо встретиться с ним. Я обещал Императору, что найду его, где бы он ни находился, 8 апреля до полудня.

– В моих краях, мой командир, говорят: удача лучше любви. Не знаю, влюблены ли вы, но то, что вы счастливы, я знаю. Посмотрите туда, на дорогу в Пальманова, в полулье отсюда, вот на эту пыль: это и есть экипажи двора.

– Тогда, – сказал молодой человек, спрыгивая из своего экипажа, – мое путешествие закончилось, по крайней мере пока. Томео, расплатитесь с кучером.

Тем временем экипаж приезжего обступили; но дежурный офицер, пробившись к эскадронному, передал ему от имени вице-короля приглашение пройти во дворец. Молодой человек с чувством пожал руку старому вояке:

– Спасибо, любезный. Я никогда не забуду тех истин, о которых вы мне поведали, и если представится случай украсить ваше плечо вторым эполетом, я бы попросил позволения собственноручно его застегнуть на вашем мундире.

Старый солдат посмотрел вслед ему и покачал головой:

– Молокосос! – пробормотал он. – Надеюсь, он составит мне протекцию!

И, пожав плечами, он вошел обратно в караульное помещение.

Эскадронного тем временем проводили в глубь дворца в одну из комнат и спросили, не пожелает ли он чего-нибудь.

– Воды и моего слугу, – ответил тот.

Через пять минут у него уже было и то, и это.

Томео – мы помним, что так путешественник звал своего итальянского лакея, сидевшего в экипаже, – Томео открыл роскошный серебряный несессер и достал оттуда предметы туалета. Из отдельного отсека он достал роскошный султан из перьев цапли, украшенный жемчужинами и драгоценными камнями, при этом кивками головы что-то спросив у своего хозяина.

– Да, конечно, – ответил тот, смеясь.

Через десять минут туалет молодого человека был окончен; он полностью изменился: волосы его были уложены, сам он был надушен, как и полагается настоящему светскому адъютанту.

Не успел он в последний раз подкрутить себе усы, как во двор въехали несколько экипажей.

Как только принц вошел к себе в апартаменты, ему напомнили о приезжем, которого Его Высочество готов был принять.

Гость достал из меховой шапки депешу Императора и, держа ее перед собой, последовал за адъютантом, который должен был представить его вице-королю.

Евгений Богарне, оставленный нами за четырнадцать лет до этих событий в Страсбурге берущим уроки фехтования у Ожеро, вырос в весьма красивого и статного принца двадцати восьми – двадцати девяти лет.

Молодые люди были почти ровесниками.

Они рассматривали друг друга с восхищением, которое вызывает красота; Евгений сразу же уловил признаки твердости характера во внешнем облике гостя, возможно, потому, что сам был этого качества лишен; человек, обладавший этим даром, мог погибнуть под неожиданными ударами, которые ему готовила судьба, но подчиниться им – никогда.

Принц поздоровался с гостем с почтительностью, которая едва ли соответствовала рангу и возрасту последнего.

Офицер приблизился к принцу и едва поклонился ему, протягивая депешу.

– Письмо от Его Величества Императора Франции, – сказал он, – Его Высочеству вице-королю Италии, принцу Венецианскому.

– Дайте его, сударь, – произнес Евгений, жадно схватил и сорвал зубами сургуч. – Париж! – воскликнул он с удивлением. – Но Император не в Париже, Император в Вальядолиде!

– Прочтите, сударь, – настаивал офицер.

Принц уже читал письмо, выказывая при этом признаки удивления, порой переходившего в сомнение.

– Невероятно! – шептал он. – Невозможно! Император не может быть осведомлен о событиях здесь лучше, чем я, – затем обратился к офицеру: – Поставил ли Император вас в известность о новости, которую вы мне привезли?

– Да, сударь, от лица Его Величества я прибыл, чтобы предложить вам принять меры по собственной защите, так как через три или четыре дня вы будете атакованы армией эрцгерцога Иоанна.

– Как так! Ни с того ни с сего! Без объявления войны! Это же невозможно – без предупреждения! Они же не могли прилететь на воздушном шаре, этот эрцгерцог и его австрийцы.

– Да, но от Тольмеццо и Фелла Порте им два дня пути до ваших аванпостов.

– Император сообщает мне из Вальядолида, что направил Мюрату приказ о передаче в мое распоряжение дивизии из неаполитанской армии и что 8 или 9 числа она под командованием генерала Ламарка уже может прибыть в Удине.

Вице-король позвонил – на звонок вошел адъютант.

– Передайте, пусть вызовут сию же минуту генерала Саюка, – приказал он.

Адъютант вышел.

Молодые люди продолжили разговор: он касался привезенной новости.

– Не велел ли Император передать для меня что-либо на словах? – спросил принц.

– Он посоветовал Вашему Высочеству установить тщательное наблюдение за всеми дорогами. Если отряды Вашего Высочества сконцентрированы в одном месте и занимают выгодные позиции, Ваше Высочество может или даже должно дать сражение. Ваше Высочество должны понимать всю важность первого сражения. Победа поднимет боевой дух в армии, поражение же… Невозможно предугадать, какие последствия повлечет поражение.

Евгений вытер платком пот со лба; он заметно побледнел.

– А если моя армия сейчас рассеяна и не занимает выгодные позиции?

– Тогда, Ваше Высочество, мнение Его Величества таково, что вы должны отступить за Тальяменто и занять там линию фронта.

– Начать кампанию с бегства!

– Во-первых, отступление не есть бегство. Военный авторитет одного из самых великих полководцев древности и одного из самых знаменитых военачальников современности основывается на умении отступать. Отступайте восемь дней. Затем остановитесь. Дайте сражение. Выиграйте его. И вы тотчас же вернете всю территорию, по которой недавно отступали.

Сообщили о прибытии генерала Саюка.

– Пусть войдет! – оживился вице-король. – Генерал, – обратился к вошедшему Евгений, прервав его приветствия, – вы патрулировали наши дороги?

– Разумеется, Ваше Высочество.

– С какой стороны?

– Со всех.

– Удвойте патруль. Отправьте к ним людей, владеющих итальянским, чтобы они могли расспросить крестьян. Император предупреждает меня – и это касается только вас, генерал, – что на нас могут напасть.

– Когда я направлялся к Вашему Высочеству, мне сообщили, что в сторону Венеции движется многочисленный корпус, но над ним реет трехцветный флаг, – сказал Саюк, – из чего стало ясно, что это французское войско.

– Это генерал Ламарк со своим корпусом, – вполголоса сказал принц молодому офицеру.

– Но кто может на нас напасть?

– Дьявол! Конечно, австрийцы!

– Без объявления войны?

– Это вполне в их манерах… Во всяком случае Император сообщил мне, что военные действия могут начаться между 13-м и 15-м. Ничего нельзя упускать из виду. Усильте патрули и доложите штабу о расположении наших войск.

– Слушаюсь, Ваше Высочество.

– Идите.

Едва генерал Саюк вышел, как вошел дворецкий и сообщил, что стол для Его Высочества накрыт.

– Вы позавтракаете с нами? – обратился к молодому человеку принц.

– Император отправил меня в ваше распоряжение, – ответил тот, поклонившись.

И проследовал за вице-королем.