Текст книги "Крепы"

Автор книги: Александр Бородыня

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 32 страниц)

VII

Призраки за партами больше не проявлялись. После школы Мусина зашла вместе с Олегом к нему домой и получила луковицу плюс строжайшие инструкции по соблюдению тайны и уходу за цветком. Отца дома не было. Олег собрался сделать уроки. Он разложил новенькие учебники и тетради в отцовской комнате, взял авторучку и тут увидел, что в кресле напротив сидит Сергей.

– Привет! – сказал Сергей.

– Почему я тебя вижу? – удивился Олег.

– Это довольно неудобно, – сказал Сергей. – У вас это называется – креп. Если не креп, то и не видно.

– Ты креп?

– Нет. Ты не понял. Мы же бесплотны. – Он показал крупные желтые зубы, двух из них не хватало. – Чтобы ты мог меня видеть, я должен стать креслом, в котором сижу, стать одним с ним существом. Вот смотри, – и он, изогнув свою руку на подлокотнике, изогнул и сам подлокотник, старая полировка затрещала, лак на ней полопался, и подлокотник вновь принял прежнюю форму. – Понятно?

– Креп – это другое! – сказал Олег.

– Я понял… Но такого у нас не бывает. Силы не те! Только небольшие предметы и очень ненадолго. Иначе потеряться можно месяца на два, а то и на полгода…

– Потеряться?

– Не быть… Сила кончилась – и тебя не стало… Пока новая не накопится. Ребята вон как старались сегодня, чтобы ты их увидел, а ты ослеп.

– Я увидел.

– Ну и как они тебе?

– Хорошие ребята. Они из сгоревшей колонии?

– Ну!

– И много их там?

– Триста человек… – Сергей с удовольствием закинул ногу в оборванном ботинке на край стола и закурил окурок сигары, щелкнув какой-то ненормально длинной спичкой о свою подметку. – И ни одного взрослого… Одни убиенные младенцы, – выпуская кольцами дым, сообщил он.

– А где взрослые?

– А они тупые. Как мой батя – ничего не понимают. Хочешь, пойдем сейчас? Тебя, между прочим, приглашали.

– Нет! Нужно уроки сделать… Отец будет беспокоиться… Завтра – можно. А где это?

– Тридцать километров. За кольцевой дорогой…

Сергей сидел напротив Олега, погрузившись в кресло.

Когда зазвонил телефон, он скорчил уморительную гримасу и грязным пальцем показал на зеркало. В зеркале Олег не увидел своего отражения и сразу догадался, что это значит.

– Не пугайтесь, пожалуйста! – сказал он в трубку.

– Чего я должна пугаться? – удивилась старушка на том конце.

– Значит, я ошибся! – сказал Олег. – Извините… Но по моим расчетам…

– Это Олег?

– Да!

– А папа дома?

– Папы сейчас нет. Он поехал вместе с Анной в министерство доказывать, что еще не сошел с ума.

– Что доказывать?

– Ну, что он не сумасшедший.

Он смотрел в зеркало. В зеркале отражались пустая комната, край коридора, край входной двери. Вдруг входная дверь открылась, и вошел отец. Он был бледен.

– Ну вот! – сказал Олег. – Я же предупреждал.

– О чем?

– А вы не видите?

– А ты откуда знаешь, что я не вижу?

– Это часто бывает. Ничего особенного. Просто зеркало имеет небольшое искривление. Если бы вы смотрели в бинокль, эффект был бы намного сильнее.

– Что это? – шепотом спросила она в трубку.

– Это будущее. Ближайшее. Тут разница вряд ли больше, чем на две-три минуты. Вы оказались в поле действия мертвых, вот и все!

Отец бесшумно двигался в зеркале. Он распахивал двери, нервничал, даже зачем-то заглянул в шкаф.

«А где же я в этом будущем? – подумал Олег. – Странно… – Часы в зеркале показывали половину одиннадцатого. В блестящем стекле отражалось то, что произойдет через несколько часов. За окном звезды, а на подоконнике – фонарный отсвет. – Куда же я делся? – подумал Олег. – Может, это другие сутки, другой месяц, другой год? Странно, а ведь это он меня ищет!»

VIII

Разговор получился длинный и на удивление спокойный. Егор Кузьмич, правда, часто прерывал Алана, заставляя что-то повторить или пояснить, а когда тот закончил, очень довольным голосом сообщил:

– Позавчера я бы вам не поверил. Ни единому вашему слову. А теперь вынужден признать, что ваше объяснение… как бы это вам… Скажем, самое логичное. И насчет ГКАЯ вы правы. Поедем. С двух часов, говорите, прием? Только Герду Максимовну, прошу, не беспокойте вы больше. А девицу – обещаю, я вам привезу. И ничего уж в ней такого ужасного. Я, по крайней мере, не замечал. Готовит хорошо, вежливая… Вот только с наглецой немножко: платья у моей старухи покрала. Но, с другой стороны, не голышом же ей в министерство ехать!

За такси платил полковник. Алан даже не успел достать деньги. Краем глаза он увидел улыбку Анны и поразился тому, что она вовсе не пугает и не раздражает его. Быть может, отношение переменилось еще и потому, что мысль о Марте так и не уходила, а эта Анна все-таки была принадлежностью того, другого мира, в котором жила и его жена. Втроем они вошли в высокие министерские двери. Если бы не Егор Кузьмич, вряд ли удалось бы продвинуться дальше отдела пропусков, но полковник моментально все устроил – у него и здесь оказался какой-то знакомый генерал.

– А что вы на меня так смотрите? – шепотом спросила Анна, когда они шли по длинному коридору.

– Как смотрю? – удивился Алан.

– Я кое-что помню, – прошептала Анна. – Там, в самолете, вы сказали, – она совсем понизила голос, – «выбросить этоза борт». А « этим» была я…

Коридоры в ГКАЯ длинные, гулкие и без окон. Везде под ногами зеленая ковровая дорожка, над головой – горячие белые плафоны, а на стенах какие-то литографии: то горы, то альпийские луга. После того как в течение пяти минут трижды проверили пропуска, Егор Кузьмич сказал:

– А неплохо у них здесь все устроено! – Он со значением взглянул на Алана. – По-моему, через этакий-то кордон никакое аномальное явление не проскочит! Тепло живут, уютно. Как мы в авиаполку, когда самолетов не было.

– А вы летчик?

– Летал… Было дело… Двадцать лет, между прочим, в воздухе!

Здание, в которое они вошли, снаружи выглядело неприметно: небольшой четырехэтажный желтенький особнячок безо всякой таблички; бросались в глаза лишь аляповатые массивные ручки на высоких дверях. Но коридоры и переходы по коротким лестничным маршам были таким образом закручены, что создавалось впечатление лабиринта. Документы проверяли вежливые молодые люди. Через каждые пятьдесят метров стоял небольшой письменный стол, и за каждым столом – по молодому человеку в отутюженной черной тройке; под левой рукой у каждого из них отмечалось недвусмысленное вздутие.

– Вам в третью комнату, это направо по коридору, – сказал очередной из молодых людей, оправляя расстегнутый пиджак. – Поторопитесь, прием до восьми… – Он улыбался, этот молодой человек, как продавец в коммерческом магазине, – ослепительно и бездушно. – А там большая очередь.

За узкой полированной дверью оказалась обычная приемная. Приемная была действительно набита людьми. Здесь собралось, наверное, человек сорок. Алан Маркович разглядывал лица сидящих на банкетках посетителей, их бледные щеки, потные ладони, нехорошо поблескивающие глаза. Тут же за столом возле внутренней двери сидела секретарь-машинистка. Напомаженные щечки машинистки были похожи на свежие пряники, глазки жирно подрисованы. Егор Кузьмич отдал ей пропуска, она отметила что-то в журнале, а они устроились ждать на свободной банкетке.

Саквояж Алан Маркович поставил себе на колени. Было душно и, кроме множественного дыхания и редкого пощелкивания пишущей машинки, никаких звуков.

«Что я ему скажу? – представив себе лысого чиновника, сидящего за этой внутренней дверью, прикидывал Алан. – Нужно ведь как-то покороче сказать, четко, понятно. Нужно показать испорченный отчет… Саквояж…»

– Скоты! – тихо бросил Егор Кузьмич. – Морят людей в очереди… Аномальные явления… Зря… Зря мы сюда…

– А куда, вы считаете, нужно? – спросил так же тихо Алан.

– Ну, не знаю… В генштаб, что ли… Там тоже, конечно, одна извилина, и та от фуражки, но там быстро.

– Это для вас там быстро! – сказал Алан. – И какое отношение ко всему имеет генштаб?..

– Ну, я не знаю. – Полковник был уже изрядно раздражен. – Как-то можно все это привязать к вооружению… к шпионажу?

– К шпионажу – это как раз здесь! – сказал Алан. – А к вооружению как-то оно у меня не привязывается!

Лица посетителей блестели от жары. Установив саквояж на коленях поудобнее, Алан Маркович переключился на секретаршу: ни капельки пота на накрашенных щечках, длинные пальчики шелушат толстую кипу листов на столе. Ему показалось даже, что между листами под ее пальчиками мелькнуло что-то прозрачное, желеобразное, он даже прищурился, желая понять, что это было, но тут Анна схватила его за руку.

– Я не знаю, что произошло, – сказала она, – или, может быть, произойдет…

– Ты видишь что-то такое, чего не видим мы? – спросил, наклоняясь к ней, Егор Кузьмич.

– Кое-что вижу.

– С Олегом что-то? – спросил Алан. Он пристально смотрел на Анну. Та зажмурилась.

– Да!

– Следующий! – громко объявила секретарша. – Господа, не задерживайте… Следующий… Проходите, следующий, – у нее был высокий капризный голос, – не задерживайте очередь.

IX

Не став ждать медленно спускающегося лифта, Алан единым духом взбежал по ступеням, быстро, до боли в сердце. Открыв дверь, он облеченно вздохнул. Олег с книгой в руке лежал на диване.

– С тобой все в порядке? – спросил Алан.

– А что со мной должно быть не в порядке?

– Как в школе? – Он поставил саквояж на стол и стал медленно раздеваться.

– В школе хорошо. А ты съездил, отдал свой отчет?

– Отдал… – с неохотой сказал Алан. – Глупость какая-то выходит. Отдал и не знаю теперь, зачем это сделал.

– Наверное, не надо было отдавать?

– Наверное, не надо! Ужинать будешь?

– Буду! – Олег закрыл книгу и спустил ноги с дивана. – А почему дома такой разгром? Ты что, с кем-то бился?

И только тут Алан Маркович заметил, что штора аккуратно повешена на место – не хватает только одного кольца – стол вытерт, и вообще, в комнате полный порядок.

– Спасибо! – сказал он. – Да… Тут какие-то молодые люди грозились меня убить… В письменной форме даже!

– А ты?

– А я устоял! Кстати, мама утром звонила…

– Мама?

Случайно их глаза встретились, и Алан ощутил неловкость: ведь даже словом сегодня не обмолвился о сыне, ни звука не проронил…

– Телефон разъединило… – сказал он. – Собственно, мы толком даже ни о чем и не поговорили. Она только крикнула сквозь гудки: «Отчет!» – В раздражении он полным чайником хлопнул по зажженной газовой горелке. – Отчет, отчет! Ну, отдал я его, и что?

– Не туда отдал? – Олег своим спокойствием попробовал смягчить раздражение отца.

– А я не знаю. Представляешь, сидит за большим столом такая лысая крыса, ковыряет пальцами в узле галстука и говорит: «А вы уверены, товарищ? А вы уверены, товарищ, что все это вам не приснилось?» Анну даже и в кабинет не пустили. И саквояж не взяли.

– А Анна была с тобой?

– Ну.

– Как она?

– А ты знаешь, она интересная женщина, неглупая. Только она ничего не помнит, она и тебя, между прочим, тоже не помнит…

– Вообще ничего не помнит?

– Абсолютно. А в остальном – самый обыкновенный человек, без фокусов. Похоже, выбило из нее крепа и она все забыла. Это называется – амнезия.

– Значит, вы помирились?

– Не знаю… Мы, по-моему, и не ссорились! А что ты читаешь? – Алан взял с дивана книгу, но Олег мягким движением отобрал.

– Ерунду я читаю, совсем неинтересно!

– А знаешь… – расслабившись в кресле, сказал Алан, – может, плюнуть на все и вернуться туда, домой… Вместе вернуться… Что нам сделают, как считаешь? Отчет я передал. Все, что мог, как говорится, исполнил… Поедем?

Олег сидел за столом и на чистом листе той же самой авторучкой рисовал человечков, некоторое время оба они молчали, потом вдруг Олег спросил:

– А ты любишь ее?

– Кого? – не понял Алан.

– Нашу маму?

– Наверное… Хотя, знаешь, и без «наверное» люблю!

– Я хочу рассказать…. – начал Олег после очередной паузы. – Помнишь, мы ходили на телефонную станцию?

– Помню, и что там?

– Я тихонечко прокрался в одну из комнат и позвонил в прошлое, маме… Я спросил у нее… Она в прошлом была маленькой девочкой… Я спросил, ехать мне с тобой или нет… И знаешь, мы с мамой… ну, в общем, нельзя сказать, чтобы мы особенно дружили, – я не хотел уезжать совсем из-за другого… Но мне очень нравится, понимаешь, та маленькая девочка.

Алан Маркович смотрел на своего сына, рассеянно водившего чернильной авторучкой по листу бумаги, потом взглянул на звезды за оконным стеклом и совсем негромко сказал:

– Ну что же, Олег… Пусть так! Значит, мы с тобой любим одну и ту же женщину.

X

Вопросов никто не задавал, но Алан Маркович понимал, что их еще зададут, – слишком хорошо он знал свое начальство. Чтобы не вызывать лишних разговоров, он пришел за десять минут до начала рабочего дня, протер столешницу, протер влажной тряпочкой телефонный аппарат. От сладенькой улыбки секретарши Людочки его замутило. Все-таки странное существо человек: может иногда вынести чудовищную пытку, не сдрейфить перед каленым железом – и готов повеситься в общественном сортире, только бы не стать предметом банальных сплетен. А разговоры будут – куда от них денешься? Ему припишут и любовную связь с Ариной, и служебные злоупотребления, припомнят и пачку бумаги, унесенную домой два года назад, и многое другое. Закон простой: не лезь на глаза, а вылез – терпи. Он утешал себя тем, что отношения с сыном, кажется, налаживаются, что, оказывается, Олег уже совсем не ребенок, что он быстро и легко адаптировался к новой школе… Иногда он возвращался к мысли о том, что нужно все бросить и уехать… Туда, где могила жены, к Марте… Вернуться в маленький, отрезанный от всего мира город, битком набитый цветами и часами.

Глядя на замкнутые лица сослуживцев, на их стриженые затылки, на безобразные клипсы в ушах у женщин, на плиссированные юбки, на бездарные черные галстуки, вдыхая запах низкопробных мужских одеколонов и лаков для ногтей, он думал лишь об одном: для того, чтобы туда вернуться, нужно сначала умереть. Он думал о смерти и отбрасывал мысль о ней. Он все еще боялся смерти – по-детски, по-глупому, но боялся.

В течение часа его дважды вызывал начальник – пошла обычная работа, и ему даже показалось, что жизнь, словно в огромную серую воронку втягивается, в свой обычный график. Деловые телефонные разговоры были такими же бесцветными и постными, как техническая документация. Около двенадцати часов на его столе в очередной раз зазвонил телефон.

– Да! – сказал он в трубку. – Да, слушаю вас.

– Это Валентин. Алан, ты меня слышишь? – заговорил завуч с тревогой в голосе.

– Да! – устало отозвался Алан. – Слышу!

– Ты должен приехать!

– Куда? Зачем?

– Ты можешь приехать в школу прямо сейчас?

– Видишь ли, Валя, я вчера прогулял работу. И сегодня, пойми сам, как на меня посмотрят…

Было заметно, как секретарша Людочка старается скрыть свое любопытство – в эту минуту в офисе кроме них двоих никого не было – она усиленно делала вид, что целиком поглощена работой: сначала деловито порылась в ящике своего стола, затем с бешеной скоростью заколотила по клавиатуре компьютера. Она бы, пожалуй, и уши заткнула, если бы позволяли приличия.

– Олег пропал!

– Погоди… Что ты говоришь? Как это пропал?

Стук прекратился, пальцы Людочки зависли над клавишами: она боялась пропустить даже полслова.

– Если я скажу, ты мне все равно не поверишь. Это выглядит слишком идиотично.

– Говори, я поверю во все! – крикнул Алан. – Что с ним?

– Его увезли на пустой милицейской машине… Ребята говорят, Олег сидел на заднем сиденье, а за рулем – никого. Но есть еще одно обстоятельство… – Алан не перебивал, стойко выжидая каждую его тяжелую паузу. – Тут девочка одна, Лена Мусина. В общем, она утверждает, что Олег приносил в школу наркотики и давал ей понюхать. Ты, надеюсь, понимаешь, что это уже уголовка?!

– Какая еще уголовка!.. – не удержался Алан.

– На тебя уголовка, – сказал Валентин. – На меня уголовка. Это срок, Алан, срок, неужели непонятно?

– И что же, его прямо с урока увезли?

– Во время большой перемены. Ты приедешь?

– Да. Где там тебя искать?

– В учительской. У меня третья пара, но я ее кому-нибудь перекину.

Через полчаса, выскочив из такси, Алан Маркович вбежал в стеклянные двери школы и в полной тишине – шли уроки – помчался на второй этаж. Толкнул дверь учительской. Валентин сидел за своим столом и что-то писал.

– Приехал! – зло бросил он, не отрываясь от своей писанины. – Присаживайся, – и указал рукой на стул.

– Где она? – спросил Алан.

– Кто? – так же зло спросил Валентин и наконец поднял глаза.

– Девочка! Та, что говорила про наркотики…

– В соседней комнате сидит, – сказал Валентин. – Я ее на всякий случай с урока снял, – и язвительно добавил. – Надо же нам с тобой как-то выкручиваться. Вот, смотри! – Он при каждой фразе нервно хлопал ладонью по столу. – Незаконное посещение ребенком школы с ведома завуча! Распространение им в школе наркотиков. Исчезновение ребенка…

– Ты уверен, что в машине не было водителя? – наконец, опускаясь на стул, спросил Алан.

– Если бы не был уверен, не стал бы тебе звонить, – уже другим тоном, помягче, сказал Валентин. – Если бы я не был уверен, я плюнул бы на нашу дружбу и сразу позвонил бы куда следует. Своя шкура дороже.

– А почему ты уверен?

– Сам видел, понимаешь? Вот этими вот глазами! Я чуть с ума не сошел, поверишь?

– А чего ж, поверю. Позови, пожалуйста, девочку.

На стене в кабинете висели большие старинные часы, и Алан Маркович зачем-то следил взглядом за очень длинной и тонкой секундной стрелкой, рывками бегущей по белому циферблату. В какой-то момент он понял, что до конца урока осталось всего пять минут. Урок кончится, и будет большая перемена.

– Валентин Степанович… – всхлипнула Мусина и, задрав фартучек, вытерла им глаза. – Не вызывайте родителей…

– Погоди! – отстранил завуча Алан и, поднявшись со стула, встал перед ребенком. – Никто не будет вызывать твоих родителей, – пообещал он. – Но ты быстро и без плача отвечаешь на мои вопросы. Договорились? – Девочка кивнула. – Насчет лепестков нам не нужно… Насчет лепестков мы все знаем… Скажи, ты видела, с кем ушел Олег? – Она опять кивнула. Сердце в груди Алана неприятно заныло. – Кто это был?

– Вы не поверите… – Мусина смотрела напуганными мокрыми глазами.

– Поверю. Кто это был?

– Беспризорники… Из мертвого интерната… Из колонии..

– Ну, хватит! – Валентин шарахнул ладонью по столу. – Это же бред…

– Погоди! – крикнул Алан.

Секундная стрелка на часах продолжала свой бег.

– Ты их видела? – спросил Алан. Последовал кивок. – Это призраки детей из какого-то интерната? – Опять кивок. – И они увезли Олега с собой? Куда?

– В интернат, к себе… Меня тоже звали… – Она всхлипнула. – Но я испугалась…

Звонок, треск распахивающихся классных дверей, топот. С шумом смешались и последние слова девочки. Взяв Мусину за плечи, Валентин выставил ее в коридор и, плотно затворив дверь, повернул ключ.

– Бред! – сказал он, как-то глупо улыбаясь, присаживаясь почему-то на край стола и закуривая. – Но я сам видел… Эта пустая милицейская машина..

– Что за интернат?

– Легенда… – пояснил Валентин. В дверь стучали, но он на нее даже не взглянул. – Детская колония. Странно, что ты не знаешь. В восемнадцатом году свезли беспризорных детишек, в основном детей погибших офицеров, в барскую усадьбу под Москвой. Чьих рук это дело, точно неизвестно, но, в общем, их всех там зверски поубивали, а усадьбу сожгли… Это такая пугалка – года три как появилась в школе. Будто приходят мертвые колонисты, сидят за партами и учатся вместе с нашими детьми. Говорю тебе, бред!

– А где это территориально?

– Усадьба? Да там теперь военный полигон… Тридцать километров от кольцевой, станция Вражино. Ты что, всерьез думаешь?..

– А ты что думаешь?

Перемена кончилась, и в школе снова стало тихо. Алан Маркович взялся за телефон.

– Это хорошо, что военный полигон… Раз военный, значит Министерство обороны… Значит, можно, наверное, что-то придумать.

В кабинет снова постучали. И было слышно, как голос за дверью что-то неуверенно пробормотал, и вслед за тем – звук удаляющихся шагов.

– Егор Кузьмич? – сказал Алан в трубку. – Егор Кузьмич, вы говорили, у вас сохранились связи…

– Что еще там у вас стряслось? – пророкотал полковник и добавил. – Есть связи! Но, вообще-то, вы меня разбудили…

– Мой сын исчез! – сказал Алан, он был уже не в состоянии сдерживать нервную дрожь в голосе. – Его увезли в милицейской машине на полигон Вражино.

– На полигон? – удивился полковник. – Кто? Зачем на полигон?

– Вы можете получить туда пропуск? – спросил Алан.

– Ну, не знаю… Можно попробовать. Но хорошо бы, вы объяснили мне, что же все-таки произошло?

Вкратце, как ему казалось, по-военному сухо изложив все обстоятельства дела в телефонную трубку, Алан, вероятно, не уследил за своим голосом, потому что Егор Кузьмич вдруг не очень вежливо оборвал его на полуслове:

– Ничего не нужно делать! Без меня ничего. Если вы кому-нибудь попытаетесь… Да что я вам, вы же не ребенок… – Он подул в трубку. – Алан Маркович, вы меня слышите? Ну, я повторюсь. Вы не ребенок, вы должны понимать, что в лучшем случае вас внимательно выслушает психиатр.

Валентин, прислушивающийся к каждому слову, вынул трубку из слабой руки Алана, поздоровался, представился, после чего подробно объяснил местонахождение мифической усадьбы-колонии.

– Понял, я все понял… Знаю я этот полигон, – неожиданно довольным голосом рявкнул полковник. – Говорил же, у меня там друзья. Мы спокойно пройдем на территорию и заберем вашего мальчика. Вам – верю, конечно, а что мне еще остается?..

– Вы, наверное, не поняли… – отбирая трубку у завуча, сказал Алан. – Во-первых, это не люди, то есть не совсем люди… А во-вторых, – губы Валентина сложились в слово, которое Алан автоматически повторил, – это дети! Мертвые дети…

– Есть у меня против них кое-что! – сказал в трубку Егор Кузьмич. – Как-нибудь управимся…

– Как управимся? – спросил Алан, вдруг осознавший всю нелепость ситуации. – Как?.. – и пробормотал: – Серебряными пулями?.. Осиновым колом?.. – У него даже голова закружилась от абсурдности собственных слов. – Как?

– Нет, не серебряными пулями, нет…

– А как же тогда?

– Увидите…

– Вы будете в них стрелять?

– Ну почему я обязательно должен стрелять в детей?..

– Когда мы пойдем? – шепотом спросил Валентин, но полковник услышал.

– Поедем, а не пойдем. Я попросил уже, одолжил машину. Алан Маркович, прошу вас, ничего не предпринимайте. Я за вами заеду.

Когда он положил трубку, Валентин смотрел так внимательно, что Алану стало неловко.

– За нами заедут! – сказал он. – Нужно немножко подождать!