Текст книги "Крепы"

Автор книги: Александр Бородыня

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 32 страниц)

III

Быстро неслись облака. Ветер сносил с верхушек деревьев остатки желто-красной листвы, но внизу ветра не было, только кружились, медленно кувыркаясь, и падали на школьный двор листья. Они лепились к проволочной ограде, к деревянным, сырым после ночи столбам волейбольной площадки. Ни сетки, ни мяча – только унылые почерневшие столбы. Вокруг сплошной серый бетон и блеск жестяных карнизов. Олег носком ботинка поддел кленовый листок и слегка протащил его по асфальту.

– Вот, возьми на всякий случай, – сказал Алан Маркович, протягивая Олегу ключ от квартиры. – Иди в класс. Ничего не бойся. Завуч – мой школьный приятель, я договорился…

– Хорошо!

Крыльцо школы было почти такое же, как и там – далеко дома, но почему-то оно казалось серым и низким. Подхватив пустой отцовский дипломат, в котором лежали только три тетради и авторучка, Олег, нарочито подволакивая ноги, поднялся по этим чужим ступенькам.

– До вечера! – крикнул отец, но мальчик даже не обернулся, только брезгливо дернул плечом.

Он умышленно тянул время и спокойно шел по коридору, когда звенел звонок и все бежали в классы занимать свои места. Как сторонний наблюдатель, он пытался сравнивать, и сравнение, конечно, выходило в пользу его старой школы. Меньше суеты, совсем другое настроение. Мальчик с минуту постоял перед дверью своего класса на втором этаже и только потом постучал.

– Градов? – Учительница была высокая, тощая, в уродливых круглых очках. Скрюченной рукой она без конца оправляла узкий бордовый жакет. – Проходи… Садись. Пожалуй что вот сюда, на первую парту! Чтобы тебя видно было… Ребята, это ваш новый товарищ. Олег Градов.

– У меня нет учебников! – сказал Олег, вовсе не желая садиться на первую парту.

– Не беда!.. – Учительница, напоминающая Анну лишь цветом своего жакета, поискала глазами в классе. – Тогда сядешь к Мусиной. Мусина, поможешь?

– Конечно, Надежда Владимировна… – Девочка вскочила и поманила Олега пальцем. При этом она противно улыбалась. – И даже с удовольствием.

Это был урок математики. Минут через десять Олег понял, что материал ему знаком. Он легко мог решить любую задачу, но его не спрашивали, а эта нахальная, с румянцем во всю щеку Мусина все время подсовывала учебник, комментируя что-то шепотом.

– Да знаю я… Мы это проходили… – наконец не выдержав, прошептал он в ответ. – Скажи, какой следующий урок?

– Физика. Ты любишь физику? – У нее был горячий мокрый шепот, от которого неприятно заныло в ухе.

– Люблю… Люблю… Отвяжись ты!

Никто к Олегу пока не привязывался – ни учителя, ни ученики, и на физике ему стало смертельно скучно. Эту тему он проходил еще год назад. Он смотрел в окно на голые, теряющие последнюю листву черные осенние деревья, смотрел, как ветер закручивает белые спирали облаков, смотрел вниз, на школьный двор, вперед, на одинаковые серые и сырые башни городской застройки… И вдруг, вспомнив, сунул руку в карман и достал лепесток.

– Что это у тебя? – спросила настырная Мусина.

Олег приложил лепесток к ноздрям.

– Дай посмотреть… – Девочка протянула руку, и он чуть отодвинулся. – Ну, ты чего?

Черные скелеты деревьев дрогнули и вмиг покрылись зеленой листвой. У Олега даже закружилась голова. Панорама за окном резко преобразилась. Из бетонных башен теперь криво торчали какие-то гнилые балки, на крышах тут и там проступили островки разноцветной черепицы… Черные закопченные трубы… Какое-то белье… Какие-то разномастные флаги… Все вперемешку. Город как бы существовал сразу в нескольких временах со всеми их атрибутами.

– Дай! – Мусина схватила лепесток и поднесла его к губам.

– Дура! – сказал рядом знакомый голос.

Учитель физики, пожилой сгорбленный субъект в коричневом костюме, что-то показывал на схеме и стоял к ним спиной. Олег увидел рядом с собой знакомую грязную физиономию.

– Ой… – сказала блаженным голосом Мусина, отнимая руку от лица. – Девочки, вызывайте «скорую помощь»…

– Нанюхались? – спросил оборвыш.

Олег приложил палец к губам, показывая девочке, что отвечать нельзя. Та посмотрела на него круглыми глазами, чуть подумала и, кивнув, уткнулась в учебник.

– А что, у вас живые с мертвыми вместе учатся? – одними губами спросил Олег.

– Нет! – сказал оборвыш – кроме Олега, никто в классе, конечно, его не слышал. – У нас вообще нет для мертвых никакой школы… У нас свобода!

– Слушай, не мешай… – попросил Олег. – Я вечером к вам зайду, ладно?

После уроков Мусина, естественно, потребовала объяснений. Она не понюхала лепесток, а только приложила к губам, поэтому ее видение продолжалось недолго и было как вспышка. Олег хотел ускользнуть, но девочка догнала его у самой ограды и крепко взяла за руку.

– Что это было? – спросила она жестко. – Наркотик? Я никому не скажу, Градов. Что это было?

– Хочешь еще? – издевательски поинтересовался Олег.

– Не знаю… Может быть… Нужно подумать. Принеси немножко завтра!

– Принесу! – обещал Олег. – Только молчи.

IV

В ярком солнечном свете деревянный дом под красным флагом был почти не виден. Напряженно вглядываясь в металлически поблескивающий гараж внизу под окном, Олег смог различить только зыбкую колышущуюся тень. Зато с наступлением сумерек гараж уплывал в темноту под разбитым фонарем, а дом, наоборот, обретал свои естественные четкие очертания; даже искры, вместе с черным дымом вылетающие из трубы, поднимались так высоко, что почти достигали жестяного края окна.

Дома, в родном городе, все было не так: все здания там, как и люди, пребывали в равном положении и путались только во времени. Никакой дискриминации! А здесь о мертвых, похоже, совсем не думают. Кажется, даже никто и не знает об их существовании рядом. Размышляя на эту тему, Олег прилег на свой диванчик. Пытался читать, но читалось плохо: мешала мысль о том, что хорошо бы сейчас не лежать вот так без толку, а спуститься во двор и познакомиться с обитателями сруба. Отец возился в своей комнате с какими-то бумагами; он был сильно расстроен и за вечер не проронил ни одного слова.

«Но если живые не думают о мертвых, – размышлял Олег, механически перелистывая страницы, – то мертвые-то о живых думают… Они и не могут иначе. Если живые не видят почти ничего, то мертвые видят и то и другое… И все во власти живых! – Он вспомнил, как беспомощны умершие, как неприспособленны, беззащитны и нелепы, и даже улыбнулся. – Только живые могут что-то строить и что-то менять. Но получается, что именно мертвые знают, что нужно делать! – Он еще подумал, что это чем-то похоже на симбиоз безногого и слепого: когда безногий сидит на плечах слепого и говорит, куда нужно поставить ногу. – Но если безногий сидит на плечах слепого, а слепой даже не знает об этом, не слышит его, а только чувствует лишний вес и инстинктивно пытается избавиться от него, сбросить с плеч?.. Если слепой считает себя зрячим? Может, им нужна помощь? А что, если меня и Анну именно для этого сюда и отправили?»

Постель под ним не прогнулась, но воздух от его присутствия наполнился движением и запахом. Мальчик в рваной тельняшке сидел на диване в ногах Олега и прикладывал палец к губам. Глаза его заговорщически блестели.

– Я сам собирался к вам зайти, – прошептал Олег. – Ждал, когда совсем стемнеет.

– А все-таки почему ты меня видишь? – спросил мальчик.

– Умный! Что в саквояже не так, ты знаешь, а почему я тебя вижу, не знаешь?

Мальчик смутился.

– Если хочешь к нам зайти, возьмешь ключ. Он слева под второй ступенькой вашего подъезда.

– Какой ключ? – удивился Олег.

– От гаража. Неужели непонятно? Чтобы к нам войти, тебе придется открыть гараж. Ты же живой, забыл? Ты же лбом стукнешься… И шум будет! – Он не сдержал улыбки. – Заходи через час. Чаю попьем.

Было слышно, как отец резко отодвинул бумаги; кажется, одна из них с шелестом полетела на пол. Он прокашлялся и стал кому-то звонить, но, набрав номер, тут же повесил трубку, потому что на лестничной площадке ударил железом лифт и в дверь позвонили. Послышались голоса. Это был школьный завуч. Алан заглянул в комнату к Олегу. Мальчик притворился спящим, и он закрыл дверь.

– Боится? – спросил неопрятный призрак.

– А ты бы на его месте?

– Не знаю… В общем, ждем тебя через час… Ключ под ступенькой, постарайся не опаздывать.

И он исчез, шагнув к окну и смешавшись с колышущейся шторой. Какое-то время Олег лежал на спине. Голоса из соседней комнаты доносились глухо – почти ничего нельзя было разобрать, но все и так понятно: во-первых, водку пьют, а во-вторых, отец пытается рассказать о том, что с ним произошло, и, похоже, занудно – от начала до конца. Потом зазвонил телефон. Дверь открылась, отец заглянул в комнату сына и показал ему на телефонный аппарат.

– Сними трубку, это по твою душу.

– Кто?

– Девочка какая-то. – Глаза отца были пьяными и мокрыми – неприятные глаза. Он их сразу отвел.

– Это Мусина! – сказал голос в трубке. – Градов, ты меня слышишь?

– Чего ты хочешь?

Она помолчала, потом сухо спросила:

– Градов, это были какие-то наркотики?

– Нет!

– Ну хорошо. Предположим, я тебе поверила… Но тогда что это было?.. – Она опять помолчала. – Я, между прочим, кое-что видела, не сбрасывай со счетов, Градов. Если не скажешь, я на тебя настучу.

– А если скажу?

В соседней комнате с неприятным скрипом подвинули стул, и отец почти крикнул:

– Мне никто, никто… понимаешь, никто не верит!.. Они спрашивают, куда я дел Арину Шалвовну, и улыбаются так, будто что-то понимают… Идиоты!

В голосе отца было столько отчаянья, что мальчику на миг даже стало его жалко.

– Если скажешь, там посмотрим! – вздохнула Мусина.

– Ты сейчас можешь выйти из дома? – спросил Олег.

– Попробую. А зачем?

– Ты видела мой дом?

– Ну!

– Минут через сорок подходи к подъезду, я кое-что тебе покажу. Придешь?

– Ладно! Только без липы… А то настучу, сказала.

– Не беспокойся, все честно, – обещал Олег. – Без липы. Я сам пока не все понял.

Оставалось еще время, и, лежа на спине, подложив руки под голову, Олег вновь прислушался к разговору за стеной:

– Тебе все равно никто не поверит… – говорил завуч. – Как ни крути… Это выглядит, как бы тебе помягче…

– Бредом сумасшедшего?

– Да… Бредом… Плесни-ка еще по одной.

– Ты тоже мне не веришь?

Было слышно, как булькнула бутылка, как водка наливается в рюмки.

– Я знаю тебя слишком много лет, Градов. Что ты сошел с ума, я допустить если и могу, то с трудом. Но то, что ты рассказываешь, при всем уважении, извини, никак…

– Никак!.. – вздохнул отец. – Ладно… Но если допустить, что все это существует? – Минутная пьяная пауза была мучительна. – Скажем, на абстрактном уровне. Что бы ты мне посоветовал? Что бы ты сделал на моем месте?

Завуч довольно долго молчал, потом сказал:

– Если допустить… То, во-первых… – Он опять надолго замолк. – Во-первых, существуют, вероятно, какие-то специальные службы. Ну кто-то же занимается у нас аномальными явлениями. Какая-нибудь комиссия, какой-нибудь дурацкий комитет… Нужно пойти туда, там они только тем и заняты, что проверяют подобные сумасшедшие вещи. А во-вторых, я бы взял с собой туда эту женщину… «крепу», как ты ее называешь. В качестве доказательства, чтобы сразу в психушку не упекли.

– Крепы они! – вздохнул отец. – Крепы! Они не склоняются!

Вероятно, отец неаккуратным движением пролил водку, и квартира наполнилась острым запахом. Стараясь не шуметь, Олег оделся и вышел на лестницу, очень осторожно притворив за собою дверь. Запах водки сбивал. Пришлось лишний раз понюхать лепесток, чтобы видеть все ясно. Он спустился по лестнице. На небе вспыхивали, выплывали новые звезды. Дул ветер. Во дворе никого не было. Олег наклонился, сунул руку под вторую ступеньку, поводил ладонью в бетонной щели, нашел, что искал, и, зажав в кулак, выдернул.

– Ну и что ты хочешь мне показать? – спросила Мусина – она неожиданно подкралась сзади и хлопнула его по плечу. – Что это у тебя?

– На, понюхай! – Олег дал ей последний, почти раскрошившийся лепесток.

– Опять наркотики? – фыркнула она.

– Нет, не наркотики…

– А если я понюхаю, я увижу глюки? Как в классе, такие же? – Она все еще не решалась.

– Как хочешь! Либо я иду один, либо…

Он пересек двор, обогнул дом, Мусина следовала за ним, она что-то бормотала и, наверное, уже понюхала лепесток, потому что неожиданно всхлипнула.

– Ой-ей-ей… Чушь-то какая! – Голос у девочки был веселый. – Дичь какая, зеленая!..

Сверху, из окна, загадочный сруб был виден довольно ясно, тогда как вблизи его почти невозможно было рассмотреть. Ближайший фонарь не горел, но в белой жести гаража отражались другие, дальние фонари. Только тяжелые тени колыхались темным воздухом вокруг жестяных изломов.

– Ну и что дальше? – прошептала Мусина.

– Видишь? – спросил Олег.

– Может, и вижу… – Она помотала головой. – Будто и галлюцинация, и все настоящее…

– Все настоящее! Меня пригласили…

Он осторожно открыл навесной замок гаража, огляделся – во дворе никого не было, в окна тоже вроде никто не смотрел. Сунул замок в карман и потянул за металлическую петлю. Из гаража пахнуло теплом и бензином.

– Иди! – Он подтолкнул девочку, поставив ее впереди себя. – Иди… Я должен закрыть…

Дверь гаража, вероятно, была хорошо смазана: смыкаясь, металлические створки только потрескивали. И тут почудилось, что с высокого крыльца выкатились несколько сырых тяжелых поленьев.

При свете маленькой лампочки Олег увидел машину – стоящие над ремонтной ямой посреди гаража желтые «Жигули». На «Жигулях» синей краской было написано: «МИЛИЦИЯ». Бросилось в глаза, что левая фара разбита, а на желтой краске – черные разводы. Мусина, припав спиной к стене гаража, стояла не шелохнувшись.

– Вот это приключеньице! – сказала она шепотом. – А это что у них там?.. Не пойму… Самовар, что ли, ставят?

Олег протянул руку и провел пальцем по металлу. На пальце остался жирный след копоти.

V

Он хотел вернуться домой еще до того, как уйдет этот пьяный завуч, опасаясь, что отец хватится и поднимет никчемную панику. Олег следил за часами – большие ходики с кукушкой висели в углу напротив иконы, они громко и приятно тикали, но если бы не Мусина, то он бы наверняка упустил время.

Почувствовав себя довольно уютно, много лучше, чем среди живых, Олег пытался подстроиться, сориентироваться.

Дома каждый предмет занимал четко определенное место в пространстве и был одинаково видим что для живых, что для мертвых, здесь же все налезало одно на другое, и чтобы взять чашку с чаем, приходилось делать крюк рукой, огибая какой-нибудь грязный ремонтный ключ, лежащий на стеллаже. За столом, накрытым белой скатертью, собралась вся семья: бородатый отец – он говорил зычным басом, все время хохотал и нараспев читал Пушкина; мать – маленькая женщина в туго повязанном черном платке и платье до пят; какой-то молодой мужик с растрепанной, плохо растущей бородой – он все время глупо подмигивал Мусиной и пытался рассказать непонятную историю из своей жизни, но всякий раз сбивался; и маленький, уже знакомый оборвыш. Звали оборвыша Сергеем, он охотно и довольно внятно отвечал на любые вопросы.

– А почему других старых домов нет?.. Этот здесь, а другие где? – достаточно освоившись с ситуацией, спрашивала Мусина. – Должны же быть?

– Другие сгнили, их снесли бульдозером, а этот сгорел по злодейскому умыслу, – объяснил Сергей. – Если бы просто сгорел, тоже бы исчез! А поджег батя… – Он указал на бородача. – Молодец! Только сестры выскочить успели, вот их и нету! А мы, вишь, чаевничаем… – Он оскалился в грязной улыбке, желая напугать Мусину. – Призраки мы, убиенные! Он, прежде чем дом поджечь, всех нас топором покрошил, а потом и себя уделал.

«Странно, – подумал Олег. – Огонь вроде должен все полностью поглощать, а тут наоборот… – но Мусиной он ничего не сказал. – Нужно позвонить маме, спросить…»

– Точно, я подпалил! – пробасил бородач. – Из обиды и спьяну… Флаг красный на крыше видали? Из-за флага это… Невтерпеж под такой тряпкой жить… А они в спор, дурачье… – Он тяжело вздохнул. – Вот теперь и остались вечно под ней горевать!

– Завтра в школу пойдешь? – спросил Сергей.

– В школу? – удивился Олег.

– Завтра ребята из интерната будут. Они про тебя уже спрашивали…

– Какие ребята?

– Потом… Это я не должен тебе говорить. Потом, завтра узнаешь.

Уже на улице, куда его вытащила, неожиданно ухватив за руку, Мусина, уже заперев замок, Олег подумал, что как-то не вяжется со всем этим милицейская машина в гараже. Призрак не может вести машину – это во-первых, а во-вторых, она явно обгорела. Но сто лет назад – когда случился пожар – таких машин еще не делали.

– Ну как тебе компания? – спросил Олег, пытаясь отсчитать снизу свое окно и убедиться, что свет в его комнате не горит.

– Балдеж! – сказала Мусина. – Дай мне еще такой лепесток, а?

– Кончились! – растирая пыль между пальцами, сказал Олег. – Больше нет! И эти-то случайно сохранились… Цветы вырастить надо, тогда и лепестки будут…

– Цветы?

– Я привез луковицы. Хочешь, тебе отдам, ты и вырастишь, – это месяц.

– Все-таки это наркотик! – сказала она. – Но мне нравится… Давай выращу! Кстати, – спросила она, уже сделав несколько шагов и обернувшись, – а что за ребята? Что за интернат? – И сама себе ответила: – Все равно. Какая разница, если мы их не можем увидеть!

Олег как раз успел, проскользнув в свою комнату, лечь на диван, когда к нему, заперев дверь за завучем, заглянул отец. Будить он его не стал, только осторожно накрыл одеялом.

Утром перед школой Олег перетряс все свои вещи, все книги, но лепестков больше не нашел, ни одного. В школе ему выдали стопку новых, незнакомых учебников, и это несколько отвлекло его от грустных мыслей.

«Сегодня нароем земли и посадим луковицы, – думал он, перелистывая цветные рисунки и таблицы. – Две сам посажу, одну дам этой дурочке… Так надежнее!»

На четвертом уроке – кажется, это была география – Мусина резко дернула его за рукав.

– Смотри! – прошептала она.

За партами рядом с живыми колыхались отчетливые полупрозрачные тени. Лучи солнца, приглушенные шторой, проходили сквозь них, не искажаясь.

– А ты говорил, без цветов не получится.

– Я сам не знаю почему. А ты тоже видишь?

– Вижу… Только они неясные, не как вчера! А я их знаю.

– Знаешь?

Учитель обратил острие указки на Олега, и пришлось замолчать. Только на перемене Мусина смогла объяснить.

– Ну, не знаю, конечно, но ты понимаешь, есть такая страшилка. Давно уже говорят, что по нашей школе… и по другим… ходят мертвые детдомовские дети. В восемнадцатом году бандиты сожгли приют… Вот они и ходят…

VI

«Хорошо, хоть со школой решили как-то… – думал Алан Маркович, когда дверь за Олегом захлопнулась. Он стоял посреди кухни, пытаясь сообразить, что бы взять себе на завтрак. – Нужно было мне его покормить… Какой же я отец? Какой же я… если ребенка голодным в школу отправил! – Во рту после вчерашней выпивки здорово пересохло, и, набрав в стакан воды, Алан сделал несколько глотков. – Государственная комиссия по аномальным явлениям… – всплыло из вчерашнего разговора. – Конечно, как же я раньше не сообразил! Но одному туда идти… Нет! Нужно взять это… – при одном воспоминании об этомон почувствовал тошноту, но решение было принято. – Нужно позвонить… Я же давно решил… Я еще вчера решил… Чего тянуть! Пока шуточки, но рано или поздно меня и серьезно спросят, куда подевалась Арина Шалвовна…»

Прежде чем позвонить на работу и отпроситься, Алан бесцельно походил по квартире, постоял у окна. Блестящий металлический гараж внизу сильно его раздражал, раздражала и неестественная, картинная голубизна над городом.

– Людочка, – сказал он в телефонную трубку. – Кто-нибудь из начальства там есть?

– Это вы, Алан Маркович?.. Сейчас посмотрю. Соединяю.

– Алан? Что у тебя еще стряслось?

– Голова болит, – не смог он придумать ничего лучшего. – Если можно…

– День за свой счет?

– Ну!

– Нет проблем. Но, миленький мой, есть другая проблема.

– Какая? – В голосе своего начальника Алан Маркович уловил неприятную нотку и переспросил с волнением. – Какая еще проблема?

– Я вчера думал, ты шутишь… Но Арины Шалвовны действительно нет в городе. Ее, между прочим, родственники ищут. – После паузы он добавил: – Ты должен им объяснить…

– Что? Что объяснить? – почти закричал Алан.

Краем глаза он видел кусочек синевы за окном. И по этой синеве медленно-медленно двигалась, сверкала на солнце металлическая искра – фигурка самолета.

– Ну, я не знаю… С ней что-то случилось? Куда ты ее дел?..

От искорки самолета по небу тоненькой струйкой тянулся черный дым. Алан встряхнул головой – искра исчезла. Только синева и падающие листья.

В трубке раздалось отдаленное гудение, как бывает при междугородной связи.

– Ты слышишь меня, Алан Маркович?.. Все же хотелось бы знать, куда исчезла Арина… Скандал, между прочим, назревает.

– Да, действительно… – прозвучал, неожиданно громко вклинившись в разговор, такой знакомый женский голос. – Я виновата. Но Алан Маркович-то тут при чем?

– Арина Шалвовна?

– А вы думали, он меня зарезал и в лесу закопал?

– Конечно нет. Откуда вы звоните?

– Я опоздала на самолет. А следующего рейса просто не было… Погода, знаете ли, шалит… Что же, Алан, ты им не сказал?

– И когда вас ждать?

– Когда дождь кончится! – отрезала Арина.

– Ну так как насчет моего отгула? – спросил Алан.

– Конечно… – сконфуженно пробормотал начальник. – Если голова болит, конечно…

Когда он отключился, Арина Шалвовна сказала:

– Ты хоть сам-то понимаешь, что я не приеду?

– Почему не приедешь? – Алан все еще не мог собраться с мыслями.

– Тупой ты какой-то, Алан. Я не приеду, потому что я умерла от ожогов… Между прочим, на твоих глазах… – И, предупреждая его следующий вопрос, объяснила: – А в самолет вместо меня посадили крепа. Но дело сейчас не в этом. Послезавтра придет официальная бумажка, удостоверяющая, что я погибла во время пожара… Это тоже не важно… Важно другое.

– И что же?

Но ответил уже голос Марты.

– Алан, – позвала его бывшая жена – даже сердце заныло. – Ты слышишь? Алан, я подумала… – Она громко дышала в трубку. – Помнишь, ты хотел… ну, в общем, быть вместе?

– Я вроде еще не умер.

– Это неважно… В общем, ты уехал, и я подумала…

– Давай не будем сейчас об этом, – попросил он.

– Не будем… Слушай, мы тут проделали большую работу… И кое-что выяснили… – В трубке зашумело, голос почти исчез, и сквозь какофонию тресков и звона донеслось лишь: – Ты должен передать отчет! Алан… Отчет!

Довольно долго он неподвижно сидел с блаженной улыбкой на лице, потом увидел в зеркале отражение своего тупого счастливого лица и нахмурился.

«Отчет!.. Конечно… Валентин прав, нужно ехать в эту комиссию по аномальным явлениям… – Он снял с полки телефонный справочник и полистал. – Ага… – отчеркнул ногтем телефон. – Ничего им не скажу, узнаю только адрес и часы приема… Привезу Анну, привезу все, что осталось от отчета… Пусть сделают анализ слизи с моего саквояжа… И все. Остальное не мое дело. Пусть специалисты разбираются!»

Если бы Алан Маркович заглянул в эту минуту в комнату сына, то увидел бы, как одеяло на диванчике колыхнулось и из-под него медленно выползло и плюхнулось на пол полужидкое медузообразное тело, но он вообще ничего не видел: мысли о Марте вытеснили все остальное и не давали ему сосредоточиться ни на чем другом. Когда первая медуза вползла через порожек в открытую дверь комнаты, появилась и вторая – она будто соткалась на карнизе из солнечных лучей и, на миг уплотнив собою оконное стекло, тоже проникла в комнату.

Часы приема ГКАЯ (Государственной комиссии по аномальным явлениям) Алан Маркович узнал в течение минуты. Положив трубку, он задумался. Теперь следовало набрать номер старухи и попросить к телефону эту Анну.

«С часу до двух, – сказал он себе. – Время еще есть… Лучше прийти пораньше… Наверняка будет очередь сумасшедших…»

Правая рука Алана, которой он потянулся к телефону, показалась ему невероятно тяжелой – такой тяжелой, будто на нее положили большую теплую грелку, но он решил, что это явление чисто психическое – уж очень ему не хотелось звонить. Алан сунул палец в нужное отверстие пластикового диска, повернул. Но ничего не вышло. На палец нажали снизу, и так сильно, что он чуть не сломался. Удар по лицу – в лоб хлестнуло что-то невидимое, полужидкое. Алан вскочил. Небо за окном по-прежнему было пронзительно синим, но левая штора, вдруг как-то неестественно задравшись, закрыла его почти целиком. Затем штора на глазах стала скручиваться жгутом, и этот жгут, вытягиваясь в невероятно длинную руку, устремился к Алану. Алан отступил. Кольца, на которых висела штора, съехались вместе на круглом карнизе; еще один оборот жгута – и они стали лопаться и разлетаться по комнате.

– Ну и ну! – только и смог выдавить из себя Алан.

В мечущейся тени он различил легкие, почти невесомые фигурки. Штора сворачивалась не сама собою – ее будто выжимали, сорвав с карниза, двое призраков, выжимали с двух концов, как мокрую простыню. Алану бросилось в глаза, что оба они необычайно малы ростом.

– Вы не хотите, чтобы я звонил? – спросил Алан, щурясь – так легче было разглядеть невидимое – и одновременно пятясь к столу. – Чего вам надо?

Он обернулся на скрип и стук. Лежащая на столе авторучка медленно приподнялась, соскользнул сам собою листок бумаги, и, тяжело покачиваясь в воздухе, перо вывело: «ДУРАК!..» Тут же образовалась большая синяя клякса.

– Ну! Видали мы таких! – сказал Алан, успокаиваясь неожиданно для самого себя. – Что вы мне сделать-то можете?

«УБИТЬ ТЕБЯ МОЖИМ…» – вывела авторучка почему-то большими печатными буквами. Над столом Алан ясно различил полупрозрачный силуэт склонившегося над листом мальчика. Он даже почти увидел, как тот, выводя буквы, от напряжения высовывает язык.

– Не можим, а можем! – поправил Алан и, схватив на лету авторучку, перечеркнул неправильное слово, а под ним нарисовал лихую крупную двойку. – Вот так!..

Занавеска упала на пол. Солнце забрызгало комнату веселыми скачущими тенями. Алану показалось, что он слышит обиженное сопение. Оконное стекло чуть помутнело, и воздух в комнате будто просеялся через невидимую чистую марлю.

– Обиделся! – сказал довольно Алан Маркович, набирая номер старухи. – Молокосос!

– Слушаю! – послышался после нескольких длинных гудков незнакомый мужской голос. – Я весь внимание… – Голос был немолодой и бодрый.