Текст книги "Гроза зреет в тишине"
Автор книги: Александр Шашков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)
VII
В тот день, когда оберштурмбанфюреру Гансу Шварценбергу донесли, что бесследно исчез начальник путьковской полиции вместе с группой лучших полицейских, пришла еще одна, более страшная и более опасная для него весть: несколько партизанских соединений одновременным внезапным ударом с разных направлений вывели из строя важные железнодорожные магистрали: Вилейка – Полоцк – Невель, Невель – Витебск – Орша и Орша – Могилев – Жлобин.
«Во время налета, – сообщалось в донесении, – уничтожены десятки километров железнодорожного полотна».
Двое суток полыхали гигантские костры – это горели шпалы, корежились на огне рельсы.
Оберштурмбанфюрер немедленно связался по телефону с командиром карательной дивизии.
Поднятые по тревоге, одна за другой эсэсовские роты спешили в давно назначенные им районы. За несколько дней они заняли Заречье, Замчище, Лозовое, Побережье, Тимковичи, Комли, Буяки, усадьбу совхоза «Веселово», наконец – Лесные Поляны. Кольцо вокруг Тихоланьских лесов замкнулось.
А в это время несколько других фашистских дивизий вели широкое наступление на партизан в районе Освейских озер и в районе Бегомля.
Почти вся Витебщина заполыхала пожарами...
Первым о наступлении карателей на Тихоланьские леса узнал Шаповалов, который в эту ночь со своими разведчиками был на задании невдалеке от Заборья. Его насторожило необычное движение немцев по шоссе. Выбрав удобный момент, разведчики схватили пожилого шарфюрера. На допросе, уже на «Таинственном острове», шарфюрер признался, что их батальон идет на Побережье. Оттуда, в составе двух полков автоматчиков, двух артиллерийских батарей и роты специального назначения, они начнут прочесывать северную зону Тихоланьских лесов. Остальные два полка в это время будут прочесывать южную сторону с таким расчетом, чтобы затем всем полкам встретиться в середине леса, уже на берегах Тихой Лани.
Закончив допрос, Шаповалов и Крючок вместе с пленным отправились на Высокий остров, в штаб партизанского соединения.
После долгого совещания было решено, что спецгруппа должна покинуть «Таинственный остров».
С болью в сердце расставались разведчики со своим островом, обжитыми хатами-землянками, могилой своего верного боевого товарища...
Озеро переплыли ночью, в непролазных тростниках затопили «флот», поочередно загрузив каждую лодку камнями. Молча постояли на берегу. А в Заречье уже горели подожженные карателями хаты.
На рассвете разведчики были на Высоком острове, на берегу другого озера – Черного. Высланный навстречу проводник развел их по «квартирам». Шаповалов, Мюллер и Войтенок поселились в осиротевшем отсеке Миколы Скакуна. Тетя Даша ушла к девушкам-медсестрам. Все остальные разместились в огромной землянке, где жили разведчики из бригады Дубровича.
Двое суток разведчиков никто не беспокоил, а на третьи, в десять часов утра, Шаповалова пригласили в штаб соединения.
Когда он вошел в штабной отсек, то увидел там много командиров, бородатых, незнакомых ему. Но были и знакомые – Кремнев и Хмара. Чисто выбритые, в новых гимнастерках, с орденами, они, среди седых, черных и рыжих бород выглядели очень молодыми. И как-то странно было видеть их в центре, за широким столом, на котором была развернута оперативная карта и где стояли телефонные аппараты.
Стараясь никого не беспокоить, Шаповалов кивком головы поздоровался со всеми и присел на табурет у порога.
Сразу же, будто только и ждали его прихода, поднялся Хмара. Он заговорил спокойным, командирским голосом кадрового офицера, который детально знал, что ему надо сказать и как сказать.
В первую минуту эта чисто армейская манера щекотнула многих партизан, они начали многозначительно переглядываться. Но постепенно в блиндаже установилась тишина.
«Да иначе, – по крайней мере так думал Шаповалов, – и не могло быть. План хороший. И, наверное, потому, что смелый. В нем все учтено, он логически обоснован с точки зрения военной тактики».
И чем дальше говорил Хмара, тем сильнее возрастало внимание слушателей.
Немцы наступают с двух направлений: с юга и севера. Первой своей задачей они, по всей вероятности, ставят окружение второй и третьей партизанских бригад, которые дислоцируются в северной зоне лесов. А если это так, то свои главные силы каратели, безусловно, бросят против них. Это обстоятельство и надо использовать. Как только эсесовцы сконцентрируются на западном рубеже, чтобы нанести удар по партизанским бригадам Лесненко и Горевого, бригада Дубровича зайдет им в тыл и, одновременным ударом с тыла и фронта, карательные батальоны будут разгромлены.
После этого, уничтожая на своем пути ослабленные гарнизоны, все три бригады стремительным маршем пойдут на соединение с партизанами, которые сражаются с немцами в Бегомльских лесах.
План этот был реальным. Даже если немцам вдруг удастся выявить место дислокации бригады Дубровина, то партизаны в любой момент смогут незаметно покинуть свой лагерь, использовав для этого запасные, мало кому известные коридоры: так называемую «Теснину Дарьяла» и Сухое болото.
План одобрили, было условлено о средствах связи и сигналах, и командиры бригад вместе со штабными работниками покинули Высокий остров.
После совещания Кремнев пригласил к себе Шаповалова, с которым не виделся почти месяц.
Поужинали. Разговаривали до самого утра. Обо всем. О последней операции, в которой соединение приняло самое активное участие, о смерти Скакуна, о подвиге Рыгора Войтенка, о боях, которые ждут их впереди. А больше всего – о бывшей мирной жизни, в которой, как казалось теперь, все было только хорошим и красивым…
И уже когда Шаповалов встал и начал прощаться, Кремнев вдруг спросил:
– Ты не хотел бы принять роту Скакуна?
– Как прикажешь. Но лично я советовал бы тебе держать нашу группу при штабе соединения. Можем понадобиться, особенно теперь.
– А ты, пожалуй, прав, – подумав, согласился Кремнев. – Завтра посоветуюсь с Хмарой...
VIII
Хмара принял предложение Шаповалова и на другой же день дал ему боевое задание: проникнуть в северную зону, в район деревни Побережье, и разведать, что там делается, как ведут себя каратели. И, если удастся, – захватить «языка».
Ночью, ровно в двенадцать часов, Шаповалов, взяв с собой Кузнецова, Герасимовича и Язепа Дубинца, покинул Высокий остров.
Еще днем партизанская разведка донесла, что вокруг все спокойно. Немцы обосновались в Заречье и в Лозовом. В Лозовом их штаб и сам оберштурмбанфюрер Ганс Шварценберг. А потому, ничем не рискуя, Шаповалов решил идти почти до самого Побережья, которое стояло на северной окраине Тихоланьских лесов, лесной дорогой, что вилась по берегу реки. И все же, в самую последнюю минуту, он почему-то отменил свое решение и повернул в «Теснину Дарьяла». Может, потому, что ему просто захотелось посмотреть, что это за теснина, а может, почувствовал, что надо быть более осторожным, но уже через каких-нибудь четверть часа он продирался сквозь почти непролазные заросли тростника и дикой смородины. Будто веревками, переплело здесь и кусты, и камыш, и высокую траву.
Михаил уже не раз проклял себя, что пошел через теснину и уже хотел повернуть назад, как вдруг заросли кончились и перед ним возник редкий, чистый, как парк, сосновый бор.
Смахнув рукавом гимнастерки с лица пот, Шаповалов оглянулся и тихо позвал:
– Хлопцы, где вы там?
– Да тут, пропади они пропадом эти кусты! – загудел откуда-то Дубинец, и в тот же момент по бору разнеслась резкая, знакомая, но всегда страшная команда:
– Хальт!
От неожиданности Шаповалов упал на траву и замер. «Немцы? Откуда? До лагеря не больше двух километров! Нет, что-то не то. Скорее всего, это разыгрывает партизанский дозор».
– Ну, чего шумите? – не поднимая головы от земли, громко спросил он, и в ответ длинная пулеметная очередь прошила тишину ночи. В небо, одна за другой, взвились две ракеты, и зеленый, зловещий свет залил все вокруг. Теперь Михаил отчетливо видел впереди, на покатом пригорке длинную извилистую нитку свежего окопа, а так же – как, скошенные пулями, ложатся на землю тростник и фиолетовые в свете ракет стебли лозы.
Ракеты потухли. Стрельба затихла. Впереди, среди стройных сосен, слышались чужие голоса.
Михаил тихо отполз назад, шепнул:
– Хлопцы...
Подполз Кузнецов, взволнованно доложил:
– Герасимовича... наповал...
– Возьмите с Дубинцом на плащ-палатку. Оставлять нельзя. Назад... В лагерь...
В лагере уже все были на ногах. Среди елей, в полной боевой готовности, стояли партизаны. Минометчики устанавливали минометы, артиллеристы катили на северную окраину острова противотанковые пушки.
– Что там? Кто там? – увидев Шаповалова, подбежал комбриг.
– Немцы. Сейчас же блокируйте теснину, – не останавливаясь, ответил Шаповалов. – Вышлите саперов. Ставьте мины и натягивайте колючую проволоку. И направьте разведчиков во второй коридор.
Отыскав штабной отсек, он без стука толкнул дверь и увидел Кремнева. Тот стоял посреди блиндажа и непослушными пальцами старался застегнуть воротник гимнастерки.
– Где столкнулись? – взяв в руки автомат, спросил Кремнев.
– В теснине.
– Что-о-о?
Шаповалов не ответил. Он достал папиросу, закурил. Папироса дрожала в его руках.
– Как же так? – скорее самому себе, чем Шаповалову, задал вопрос Кремнев. – Откуда они могли так быстро там появиться?
– Убили Герасимовича, – видимо, не слыша капитана, сказал Шаповалов и, повернувшись, вышел.
Кремнев догнал его в коридоре. Они молча отыскали лаз и выбрались на остров.
Над вершинами громадных черных елей кружил немецкий самолет. Шаповалов и Кремнев долго прислушивались к знакомому, завывающему гулу моторов и настороженно смотрели в черное слепое небо.
– Сейчас будет бомбить, – как о чем-то обычном, сказал Шаповалов. – Только повесит...
Он не успел договорить. Над островом, как раз в центре его, повис белый фонарь, и теперь на земле была видна каждая травинка, каждая опавшая еловая шишка.
Пронзительный вой бомб прижал офицеров к земле. Три тяжелых взрыва, один за другим, всколыхнули остров. За первыми бомбами легли еще шесть, и – самолет исчез.
– Точно кладет, – по-турецки усевшись и стараясь выгрести из-за воротника землю, со злостью отметил Шаповалов. – Просто можно подумать...
Кремнев не отозвался. Быстро встав на ноги, он, спотыкаясь, пошел к одной из воронок. Фонарь над островом еще горел, и воронка зияла, как страшная свежая рана, дымилась и краснела своими глинистыми краями...
Из глубины воронки высовывалось толстое бревно наката – все, что осталось от землянки, в которой еще несколько минут назад сидела за рацией Соня Ковалева...
Не дождавшись Кремнева, Шаповалов оглянулся и, увидев рядом приземистую кряжистую ель, пошел к ней, чтобы, укрывшись, закурить. Вдруг из какой-то норы, из-под высокого старого пня, прямо ему навстречу, выскочил рослый человек без шапки. В руках у него блестел потушенный фонарик.
Увидев Шаповалова, человек остановился, потом испуганно попятился назад, не отрывая от Михаила своих лихорадочно блестевших, возбужденных глаз.
«Что это с ним? – удивился Михаил, прстлядываясь, как странно ведет себя человек. – Чего это...»
И вдруг правая рука его машинально потянулась к кобуре.
Заметив ото движение, человек с фонариком камнем упал на землю и быстро пополз к ели, под которой Шаповалов намеревался покурить.
– Стой, гад! – выхватив пистолет, крикнул Шаповалов. В этот момент фонарь над островом потух, и густая тьма поглотила все вокруг.
Остановившись, Михаил трижды выстрелил в ту сторону, где должен был лежать человек, и бросился к ели.
...Человека там не было. Меж узловатых корней лежал ого белый, никелированный фонарик.
Шаповалов поднял фонарик, нажал на кнопку. Острый луч, как лезвие ножа, глубоко врезался в темноту.
Скрипнув зубами, Михаил с размаху бросил фонарик, повернулся и пошел к той воронке, где все еще стоял Кремнев.
– Что случилось, Миша?
– А ничего, – буркнул в ответ Шаповалов. – Просто знакомого встретил. Хотел поздороваться с ним, а он удрал...
Кремнев поднял голову, но лица Михаила не увидел и спросил снова:
– Все же, что произошло?
– Что?! – вдруг взорвался Шаповалов. – А то. Шпиона пригрели! Пригрели и удивляемся, откуда взялись немцы в теснине, почему прямо на голову бомбы сыплются!..
– Какого шпиона! – не понял Кремнев.
– Обыкновенного. А более точно: Дановского. Того самого Дановского, который был комендантом станции Вятичи и которого мы...
Шаповалов замолчал, тревожно посмотрел в небо и, схватив за руку Кремнева, вместе с ним кинулся в воронку.
Над вершинами елей разгорался новый фонарь и, снижаясь, пронзительно выли новые бомбы...
IX
План контрнаступления, на который столько надежд возлагали Хмара, Кремнев, Дубрович, да и все другие командиры соединения, лопнул, как мыльный пузырь. На этот раз Дановский постарался и своевременно донес Шварценбергу о намерениях партизан. Об этом шпион узнал от командира своего отряда, у которого был ординарцем. Кроме того, чтобы полностью смыть с себя черное пятно, он высказал готовность указать самолетам важнейшие объекты, подавая фонариком сигналы с тех самых мест, где находятся эти объекты.
Шварценберг поблагодарил лейтенанта Дановского, вызвал бомбардировщик и, пока тот проводил разведку, а потом бомбил, окружил Высокий остров и перекрыл оба коридора: «Теснину Дарьяла» и Сухое болото.
Узнав об этом, на острове решили, что Шварценберг не сегодня-завтра пойдет на штурм лагеря и готовились встретить его, как следует. Коридоры, особенно теснину, по которой, несмотря на ее внешнюю неприступность, могли свободно пройти легкие танки, заминировали и оплели колючей проволокой. Укрепили и все те участки, которые были более удобными для наступления фашистов. Там залегли партизаны с автоматическим оружием, противотанковыми ружьями.
Но оберштурмбанфюрер почему-то не спешил наступать. Несколько его батальонов днем и ночью рыли окопы, строили блиндажы и дзоты, и когда на острове наконец разгадали подлинные намерения эсэсовца, – было поздно. Немцы возвели прочные укрепления, явно рассчитывая задушить партизан блокадой.
Хмара, Кремнев и Дубрович почти каждую ночь собирались на военный совет. Надо было принимать какие-то меры, но какие – точно никто из них не знал. Попытка с боем вырваться из окружения через Сухое болото кончилась провалом. Отряды понесли значительные потери и откатились назад, на остров.
Единственное, что им пока удалось – это переправить во вторую и третью бригады связного с приказом немедленно пробиваться в Бегомльские леса.
За это дело добровольно взялся Рыгор Войтенок. Он сделал из ситника «поплавок», улегся на нем и попросил забросать его сверху легким хворостом, так как вода в реке была высокой и по ней плыло немало всякого мусора. Партизаны длинной жердью отпихнули «поплавок» на середину реки, и он быстро поплыл, подхваченный стремительным течением.
...Вскоре стало известно, что обе бригады вырвались из окружения...
Теперь пришло время подумать и о собственной судьбе. И не только потому, что фашистские самолеты бомбили остров, и круглые сутки между искалеченными елями рвались снаряды и мины. Спешить с прорывом надо было еще и потому, что в бригаде, даже при самой жесткой экономии, продуктов осталось только на неделю.
На шестой день блокады командир соединения вызвал к себе Шаповалова.
С тех пор, как началась блокада, Михаил не видал Хмару, и теперь не узнал его. За столом, склонившись над картой, сидел седовласый старик. Сухая рука его, в которой он держал карандаш, синела вздутыми венами и слегка дрожала. Только глаза – темно-серые, глубокие, были прежними.
– Садись, старший лейтенант, – показав глазами на свободный табурет, предложил Хмара. – Подождем немного. Сейчас должен прийти Дубрович. А возможно, и Кремнев...
Где-то вблизи разорвалась тяжелая бомба. С наката на карту посыпался белый, как манная крупа, песок. Хмара аккуратно смел его, вышел из-за стола и остановился возле узенького незастекленного окошка-бойницы.
Шаповалов стал рядом с ним.
Над островом кружили три самолета. Они взмывали высоко в небо, разворачивались, камнем падали вниз, и тогда воздух наполнялся ревом моторов, и поседевшие ели вздрагивали от взрывов тяжелых бомб.
– Снова налетели... – Леонид Петрович закурил, нервно пыхнул сизым дымом. – Целую неделю клюют этот несчастный бугор! Сегодня утром прошелся по острову – живого места не осталось...
– Земля терпит, – отозвался Шаповалов, наблюдая за самолетом, который уже снова шел в пике. – А нас с земли бомбами они выживут не скоро...
– А голодом? – Хмара вопросительно посмотрел Шаповалову в глаза и отошел от окошка. – Голодом они нас возьмут быстрей, чем бомбами. Сегодня выдали на бойца по ото граммов сухарей. Завтра не будет и этого.
Хмара прошелся по блиндажу взад и вперед, вернулся к столу, посмотрел на карту и вздохнул:
– Вырваться надо. Немедленно! Вырваться, пока еще есть патроны и не ослабли люди.
Шаповалов покраснел. В этих словах ему послышался упрек, и он виновато заговорил:
– День и ночь лазаем! Кажется, уже каждый метр вражьей обороны прощупали, и... – он развел руками.
Медленно раскрылась дверь. В блиндаж вошел Дубрович. Он был в запыленных сапогах и добротной, новой гимнастерке, при орденах, но – мрачный и чем-то возбужденный.
– Ну что? – с тревогой посмотрев на комбрига, осторожно спросил Хмара.
– Расстреляли...
Дубрович расстегнул воротник, платком вытер шею.
Шаповалов заметил, как вздрогнула рука у Хмары, в которой он держал папиросу. Командир соединения опустил глаза и долго молчал. Наконец снова посмотрел на Дубровича и неуверенно спросил:
– А может... неправда?
– Правда. Связной мой, из Лозового, только что проскользнул мимо немцев. Он и сообщил.
Хмара смял недокуренную папиросу, бросил ее к двери. Установилось тяжелое молчание. Дубрович присел к столу, облокотился, подпер ладонями лицо. И вдруг, с размаху стукнув кулаком, хрипло проговорил:
– Т-такого хлопца!.. – На глазах его блеснули слезы. Он торопливо отвернулся, потом встал, подошел к окну, возле которого только что стояли Шаповалов и Хмара.
Шаповалов вопросительно посмотрел на Дубровича, потом – на Хмару. Леонид Петрович вполголоса сказал:
– Ковалева эсэсовцы расстреляли. После Скакуна – был лучшим разведчиком бригады. Пошел к немцам с заданием сбить их с толку. Ну, рассказать на допросе, что бригада, мол, снова готовится к прорыву через Сухое болото. Немцы перебросят туда свои главные силы, а мы тем временем нанесем удар совсем в другом месте. А чтоб поверили разведчику, отряд, обороняющий Сухое болото, должен был в назначенное время подняться в атаку. И вот провал. Не поверили.
– Прием не новый, – взглянув на Дубровича, тихо заметил Шаповалов. Но Дубрович услышал его слова. Резко повернувшись к столу, он сжал кулак и, потрясая им, почти закричал:
– Нет! Брешут, гады! Я заставлю их поверить! Все равно заставлю!
Хмара вопросительно посмотрел на него, почувствовав что-то недоброе, спросил:
– Ты что еще придумал?
– Гуза к ним послал! – выпалил Дубрович и, будто испугавшись собственных слов, побледнел.
– Да ты что? Бориса? – Хмара вдруг как-то обмяк, потом, как и Дубрович, сжал кулак и закричал: – Сейчас же верни! Слышишь? Или я...
– Поздно, Леонид Петрович, – каким-то чужим, упавшим голосом остановил его Дубрович. – Поздно. Взяли они его. У меня на глазах...
Он сделал несколько шагов от окна к двери, потом рванулся вперед всем телом и, едва не сбив с ног входившего Кремнева, выбежал из блиндажа.
– Что тут у вас? – остановился у порога Кремнев, с тревогой глядя то на командира соединения, то на Шаповалова.
– Нет, ты слышишь? – кричал Хмара. – Ковалев провалился. Его расстреляли. Так он послал к фашистам с тем же заданием семнадцатилетнего хлопца, Бориса Гуза!
Кремнев сел. В землянке снова установилась тяжелая, суровая тишина.
Нарушил ее Хмара.
– Что же теперь делать? – обратившись к Кремневу, спросил он почти с отчаянием. – Слышишь, начштаба, что делать будем?
– А что же теперь сделаешь? Будем ждать. Двое, трое суток. Если никаких перемен за это время не произойдет, пойдем на прорыв.
Хмара сел, взяв из портсигара папиросу. Не закурил, задумался. Наконец поднял голову и заговорил тихо, но уже почти спокойно:
– Да, другого выхода нет. Но прежде чем идти на прорыв, нам надо сделать вот что. В атом ящике, – он показал глазами на старый большой сейф, – документы. Тут же – около шести миллионов рублей советских денег и много ценных, преимущественно золотых вещей. И деньги, и вещи население собрало на постройку эскадрильи «Советская Беларусь». Тут хранится и «приданое» бургомистра Ползуновича-Вальковского, которое захватил с собой Язеп Дубинец: около восьми килограммов золота, царские пятерки и десятирублевки, перстни, зубы, ложки, короче, – все, что он успел награбить. Так вот: ничто из этого не должно попасть карателям, если вдруг... Ну, да вы понимаете.
– Понимаю, – отозвался Кремнев.
– Это – ваше последнее задание. – Голос у Хмары окреп. – Документы, деньги и ценности не позже, чем через два дня, должны быть на Большой земле.
– Слушаю, – встал Кремнев.
– Выполнить задание поручаю вам двоим, – Хмара повернулся к Шаповалову. – В помощь себе можете ваять своих разведчиков, кроме радиста. Вместе с документами и ценностями летите и сами в Москву. Если вы мне понадобитесь, вызову радиограммой.
– Есть! – козырнул Шаповалов.
– Да, вот еще. Возьмите с собой Витьку, сына Дубровича. Плох мальчонка. У меня в Москве – адрес я дам – живет сестра, врач-психиатр. Передадите мальчонку ей.
– Есть!
– Больше не задерживаю. Идите. Все обдумайте, все взвесьте. Риск должен быть самым минимальным. До завтра.
