Текст книги "Гроза зреет в тишине"
Автор книги: Александр Шашков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)
XIII
Сто тридцать девять человек, и среди них – командиры всех ста пятнадцати самолетов, сидели в мрачном конференц-зале и тихо переговаривались в ожидании командира эскадры и «инспектора». До ушей Шаловалова, перебиравшего в папке какие-то документы, доносились обрывки тревожных фраз, в них часто повторялось слово «Сталинград».
«А, гады, зашипели! Боитесь попасть туда? – исподлобья поглядывая в зал, ликовал Шаповалов. – Ничего, вам «Сталинград» будет устроен здесь!»
Он закрыл папку, отнес ее на кафедру и, закурив сигарету, вышел. До начала «совещания» оставалось четыре минуты, и он начинал волноваться. Настойчиво лезла в голову страшная мысль: а что, если тот лейтенант успел донести? Шаповалов решил выйти из блиндажа на улицу, открыл дверь и... увидел на ступеньках обоих генералов. Они спускались вниз и по-дружески весело разговаривали о чем-то личном, видимо, далеко не военном.
– Что, оберштурмфюрер, все собрались? – на ходу поинтересовался «инспектор».
– Все, мой генерал!
– Вы проходите, генерал, – повернувшись к командиру эскадры, сказал «инспектор», – а я возьму пачку сигарет.
– Вы зря задержались, – недовольно прошептал Шаповалов, когда командир эскадры исчез за дверью конференц-зала.
– Но я совершенно не знаю, что мне нужно говорить! Я вообще не умею выступать, – растерянно и беспомощно улыбнулся Мюллер.
– Идем в спальню, – поспешил Шаповалов. – Слушайте. Говорите о войне. О Сталинграде. Говорите, что русским не удастся уничтожить прославленную армию Паулюса, что немецкие войска вскоре снова двинутся на Москву и что в этой операции эскадра должна будет сыграть решающую роль. И так далее. Говорите ровно пять минут. А там – слушайтесь меня.
– Я вас понял.
Мюллер направился к двери. Шаповалов догнал его и сунул в руку пачку сигарет. «Инспектор» смущенно улыбнулся, благодарно кивнул головой и вошел в зал.
...Он уже охарактеризовал положение героической армии Паулюса под Сталинградом, когда дверь вдруг широко открылась и оберштурмфюрер Эрнст Герц с порога шепнул:
– Прошу прощенья, герр генерал! Вас срочно просят к телефону!
– Кто?! – резко и недовольно спросил «инспектор».
– Шеф местного СД, обер-фюрер фон Зейдлиц, – повысил голос и «адъютант». – Есть важные указания из Берлина.
– Прошу прощения, – кивнул «инспектор» офицерам, озабоченно нахмурился и неторопливым шагом вышел, плотно закрыв за собой дверь.
– Что случилось? – сразу же спросил он у Шаповалова.
– Сейчас же одевайте шинель и – в машину, – приказал Шаповалов, внимательно глядя на закрытую дверь. – У нас осталась одна минута: садитесь на заднее сиденье.
– Слушаю! – козырнул «генерал» и, сорвав с вешалки шинель, быстро вышел.
Шаповалов взял трубку, лежавшую на краю стола, и, посматривая то на секундную стрелку часов, то на темно-вишневую портьеру, громко заговорил:
– Алло! Господин обер-фюрер? Говорит обер-штурмфюрер Герц! Передаю трубку генералу! Алло! Что вы сказали? Я плохо слышу!.. Перезвоните!
Шаповалов осторожно положил трубку, на цыпочках подкрался к двери, которая вела в зал, осторожно повернул ключ и – бросился прочь из блиндажа.
Он уже достиг верхней ступеньки, когда земля под его ногами дважды конвульсивно дернулась. Споткнувшись, Шаповалов упал на колени, оглянулся назад.
Зловещие клубы дыма, медленно переползая со ступеньки на ступеньку, ползли ему вдогонку. Словно испугавшись их молчаливой и грозной погони, Шаповалов вскочил на ноги, с разгона толкнул руками тяжелую дверь и выскочил на улицу. Сев рядом с шофером, резко приказал:
– На разъезд.
Шофер удивленно посмотрел на взволнованного «адъютанта», но тот достал из кармана вальтер и повторял уже более спокойно и сурово:
– На разъезд! Скорость – сто километров.
Машина бешено сорвалась с места и понеслась к шлагбауму.
– Сигнал. Условный сигнал, – спокойно диктовал Шаповалов.
Шофер пять раз коротко ткнул пальцем в кнопку сигнала. Шлагбаум вздрогнул и быстро пополз в сторону.
...Машина уже была за чертой аэродрома, когда откуда-то из леса застрочил пулемет. Две пули прошили боковое стекло, шофер глухо застонал и всем телом навалился на руль. Машина завиляла из стороны в сторону.
«Ранили!» – Шаповалов правой рукой схватился за руль. Перегнувшись через обмякшее тело ефрейтора, он дотянулся левой рукой до противоположной дверцы кабины, повернул ручку, ударом плеча выбросил шофера на снег, сел на его место. Оглянулся. Погони не было. Только сзади, откуда-то из тайного укрытия, лихорадочно бил пулемет.
«Только бы не попали в колеса! Только бы выскочить из леса!» – сжимая зубы, думал Шаповалов.
Машина летела, словно ласточка, спасающаяся от коршуна. Звенел мотор, свистел сквозь пробитое стекло ветер. Шаповалов не слышал, стреляют по нему фашисты или нет. Он только видел перед собой белую узкую ленту дороги, которая бешено наматывалась на колеса машины, да две высокие желтые стены бора, стоявшие по обе стороны дороги.
Но вот лес остался позади. Перед глазами распахнулось поле, на краю которого сиротливо чернело одинокое строение.
«Разъезд!» – Шаповалов сбавил газ и откинулся на спинку сидения. Все. Здесь им нас не взять! Сейчас будет дорога влево, да вот и она!..»
Он круто повернул руль. Машина послушно вильнула влево и плавно закачалась на неровном и узком проселке. И только тут, в чистом поле, Шаповалов увидел, что идет снег.
Михаил обрадовался ему, как спасителю. Через несколько минут снег занесет на проселке следы шин, и тогда уже никто не узнает, в каком направлении скрылись беглецы.
Дорога была неровной, за двадцать метров ничего не было видно, и Шаповалов сбавил скорость до тридцати километров.
Мягко покачиваясь, «оппель», казалось, плыл по белому бескрайнему океану, плыл неслышно, спокойно и уверенно. И от этой уверенности, с какой катилась машина сквозь белую кипень, становилось тише и спокойнее на сердце у Шаповалова. А когда за окнами снова замелькали деревья – деревья своего, партизанского леса, он улыбнулся и крикнул:
– Все, Генрих Францевич! Вырвались!
XIV
Уже вечерело, когда в просторную штабную землянку, где собрались для встречи Нового года разведчики, ворвался дежурный по лагерю сержант Кузнецов и с порога крикнул:
– На озере автомашина!
Схватив автоматы и ручные гранаты, разведчики выбежали из землянки.
...По запорошенному снегом озеру, держа направление к Кривой сосне, и в самом деле катила черная легковая машина. Время от времени машину заносило, она беспомощно тыкалась из стороны в сторону, пока ее колеса снова не нащупывали шероховатую полоску льда. Тогда машина рывком срывалась с места и двигалась вперед.
– Немецкий «оппель», – не отрывая от глаз бинокля, сообщил Галькевич.
– Не пойму, как он попал на озеро? – удивился Кремнев.
– Что будем делать?
– Задержим. – Кремнев повернулся к разведчикам и приказал:
– Бондаренко, Кузнецов, Аимбетов и Герасимович – взять пулеметы!
...Они залегли под Кривой сосной как раз в тот момент, когда до машины оставалось метров пятьдесят. Теперь уже простым глазом было видно, что в машине, за рулем сидит немец и что больше в ней никого нет.
– Хлопцы! Да это же старший лейтенант Шаповалов! – первым вскочил на ноги Бондаренко. Новенький «оппель», будто испугавшись его зычного голоса, круто развернулся на месте и остановился.
Шаповалов в изнеможении открыл дверцу:
– Вон человеку помогите. Мюллер ранен.
Из машины, бережно прижимая к груди левую руку, осторожно выбирался Мюллер. Ступив на снег, он пошатнулся и, чтобы удержаться на ногах, оперся здоровой – правой рукой на багажник. Лицо майора было землисто-серым, глаза глубоко запали и смотрели на разведчиков смущенно и даже немного виновато.
– Кузнецов! Носилки! – распорядился Кремнев. – Нет, минуточку!
Капитан выхватил из кармана блокнот и быстро написал: «Задание выполнено. Срочно высылайте самолет. Место посадки – Зареченское озеро. Есть раненые. Руслан»,
– Это немедленно передай радисту!
– Слушаю! – козырнул сержант и исчез в прибрежном тростнике.
Шаповалов категорически отверг предложение Галькевича пустить машину под лед. При помощи лодок и досок смастерили примитивный паром, переправили ее на остров, поставили возле бани, под елями.
– Вот и пусть стоит тут, – смущенный собственным упрямством, пробормотал Шаповалов, вытирая рукавом перепачканное грязью лицо. – В хозяйстве, говорят, сгодится и пулемет, а это все же машина...
– Ну что ж, будет вместо гауптвахты! – пошутил Галькевич.
Шаповалов смолчал – и сразу же направился к штабной землянке.
Кремнев сидел за столом над картой-двухверсткой и ждал его.
Шаповалов молча бросил на нары высокую немецкую фуражку, рукой пригладил мокрые светлые волосы и сел рядом с капитаном.
– Диктуй, – взял карандаш Кремнев.
– Координаты отметил? – Шаповалов внимательно посмотрел на карту, утвердительно кивнул головой: – Правильно. Пиши: Взлетных дорожек – три. Ориентир – две одинокие старые сосны. Они стоят в ста метрах от первой дорожки, если смотреть на аэродром с востока на запад. Две другие дорожки – через каждые сто метров влево от первой. Записал? Три ангара. Ориентир – одинокий дуб. Он стоит как раз на крыше среднего ангара. Расстояние между ангарами такое же, как и между взлетными дорожками – сто метров. Дальше. В пятистах метрах от дуба, налево по прямой – командный пункт. Ровно в километре от дуба, справа – склады боеприпасов. Повторяю: ориентиры размещены с таким расчетом, что на них будут смотреть с востока на запад. Эти слова прошу подчеркнуть.
– Все?
– Нет. И ангары, и склады, и все другие служебные помещения находятся глубоко под землей. Чтобы их уничтожить, нужны фугасные бомбы замедленного действия, не менее пятисот килограммов каждая. Теперь – все.
Шаповалов устало расправил широкие, слегка покатые плечи, закурил и долго сидел молча, сосредоточив взгляд на какой-то, одному ему видимой точке.
– ...Как они завыли! «Сталинград!», «Сталинград!»... – вдруг тихо, ни к кому не обращаясь, проговорил он.
– Кто – они? – с недоумением спросил Кремнев.
– Немецкие летчики! Мы их на совещание собрали в такой огромный блиндаж! Ну, они и загудели, подумали, что их на Сталинград бросить решили. А их «котел» был там, в собственном блиндаже...
Шаповалов встал, вышел из-за стола, заглянул в котелки, стоявшие на полочке, вздохнул:
– Есть хочется!..
– Рыгор! – позвал Кремнев. – Принеси, пожалуйста, что-нибудь. – Взглянув на Шаповалова, виновато добавил: – Мы тут по случаю Нового года пировали.
Рыгор усмехнулся, заговорщически подморгнул Шаповалову, вышел, но сразу же вернулся.
– Ты чего? – удивился Шаповалов.
– Самолеты! – растерянно ответил Рыгор. – Над озером. Один уже сел, а два еще летают.
Легонько оттолкнув Рыгора с порога, в землянку стремительно вошел сержант Кузнецов, козырнул и доложил:
– Прилетел самолет! Его сопровождают два наших истребителя.
– Собирайте людей! – поднялся из-за стола Кремнев. – Пленных и раненых – на озеро!
* * *
...Возле самолета хлопотливо суетились три человека. Они выгружали на лед тяжелые ящики, мешки, тюки.
– Припасы вам. На месяц, – коротко пояснил Кремневу грузный человек в меховом комбинезоне. – А вон в том мешке – почта, свежие газеты, письма. Раненых много?
– Двое, – ответил Кремнев и попросил: – Вас можно на минутку?
– Пожалуйста. Слушаю.
– Видите вон того высокого человека с перевязанной рукой? Это – майор Генрих Францевич Мюллер. Прошу доставить его лично к полковнику Хмаре. Ему же отдадите и этот пакет.
– Слушаю.
– Если что... пакет постарайтесь уничтожить.
– Слушаю. Но такого на этот раз случиться не должно. Смотрите, какая у нас сегодня охрана, – улыбнувшись, кивнул он на небо. – Да и коридор отлично знаем.
Наконец все было готово. Кремнев поцеловал Таню, помог ей подняться в самолет. Шаповалов обнял Мюллера, голос у него дрогнул:
– Возвращайтесь! – попросил он. – Буду ждать.
Закрылись дверцы. Взревели моторы. Самолет тронулся с места, побежал быстрее, быстрее и – взмыл в воздух. Два шустрых «ЯКа» сразу же бросились ему вдогонку. Словно веселые черные шмели, они закружились над машиной, то взлетая высоко в небо, то стремительно забегая вперед, словно стараясь указать ей самый простой и самый верный путь...
Глава шестая. КОНЕЦ ЗМЕИНОГО ГНЕЗДА
I
Ночью 2 января 1943 года дивизия тяжелых советских бомбардировщиков нанесла массированный удар по секретной немецкой авиабазе «Смерч». Мощные фугасные бомбы уничтожили не только все сто пятнадцать фашистских самолетов самых новейших конструкций, укрытых в подземных ангарах. Погибли почти все летчики во главе с командиром эскадры и его штабом. Кроме того, был убит и личный инспектор рейхсмаршала Геринга.
Узнав об этом, и особенно о гибели инспектора, Отто фон Зейдлиц двое суток не выходил из кабинета. Несколько раз рука его тянулась к пистолету, но слабая надежда каждый раз останавливала ее.
И этой надеждой, как ни странно, был... Сталинград.
Зейдлиц понимал, что армия Паулюса – на краю гибели. А значит – Герману Герингу сейчас не до расследований. Над его рейхсмаршальской головой нависла опасность куда большая, чем потеря какого-то аэродрома в Белоруссии, пусть себе и сверхсекретного. Там, под Сталинградом, терпел крах его собственный престиж, его, казалось, непоколебимый авторитет.
Да и в самом деле! Он, рейхсмаршал Герман Геринг, правая рука Гитлера, по одному мановению пальца которого превращались в руины целые города, вдруг показал себя обыкновенным смешным болтуном. «Я обеспечу армию Паулюса всем необходимым, даже птичьим молоком, если она того пожелает», – заявил он фюреру и его штабу в конце прошлого года, а сегодня, менее чем через месяц, зажатая в кольцо армия Паулюса пухнет от голода. Десятки, сотни тяжело нагруженных немецких самолетов, тех самых самолетов, которые беспрепятственно перелетали Ла-Манш, врезаются в мерзлую сталинградскую землю, не в силах преодолеть огненного кольца окружения. И вместо обещанных ежедневных пятисот тонн грузов авиация рейхсмаршала доставляет окруженному многотысячному войску не более ста, а сам фельдмаршал Паулюс получает в сутки сто пятьдесят граммов черного эрзац-хлеба...
Нет, сегодня Герману Герингу не до каких-то там авиабаз в Белоруссии, и фон Зейдлиц не боялся его комиссии. Его, обер-фюрера Зейдлица, беспокоило другое: советские диверсанты. Они все еще действовали в его районе. Но где? И кто они? Кадровые, отлично подготовленные солдаты? Или просто местные партизаны? Сколько их? И что они делают... Вот сейчас, в эту минуту? Подползают еще к одному мосту? Следят на дорогах за машинами? Закладывают под рельсы фугасы? Или, может, они уже тут, в гарнизоне, и сейчас это имение взлетит в небо вместе с ним, обер-фюрером Отто фон Зейдлицем?
От таких мыслей пробирала дрожь.
Единственным своим надежным помощником фон Зейдлиц считал теперь бургомистра Ползуновича-Вальковского, потому что никто лучше горбуна не знал местности и здешних людей, и мало еще кто так сильно ненавидел советскую власть, чем этот урод. А потому его надо было беречь, с ним надо было считаться. И обер-фюрер решил обсудить с бургомистром все наболевшие вопросы.
Горбун тотчас же явился. Он уже знал об уничтожении авиабазы.
Метнув на бургомистра короткий острый взгляд, Зейдлиц сказал:
– Разбомбили аэродром русские самолеты или кто другой – нам нечего радоваться. Негодяев вокруг много.
– Негодяев хватает! – поспешно согласился горбун.
– А надо, чтобы их не было.
– Надо! – эхом откликнулся горбун. – И уничтожим. До единого!
– В ответ на действия этих мерзавцев нам надо принять самые жесткие и самые решительные меры.
– Карательная экспедиция! Окружить и – перерезать!
– Для того чтобы окружить только один вон тот лес, – Зейдлиц через окно показал на далекую пущу, – понадобятся две-три дивизии. А мы имеем три-четыре карательных батальона и несколько небольших полицейских отрядов.
– Дайте мне батальон и я за три дня разделаюсь с этими бандитами, – прохрипел горбун.
– Придет время, и мы дадим тебе полную возможность рассчитаться с ними за все. А пока что давай обсудим планы более скромные. Ты вот однажды рассказывал мне про какого-то партизанского разведчика Скакуна. Я правильно называю фамилию?
– С-скакун! – ощерил желтые зубы горбун. – Лозовский мост, его рук дело! Точно знаю!..
– Он где сейчас, этот Скакун?
– Да там, в местной партизанской бригаде! Но иногда действует самостоятельно...
– Вот с него и начнем. Скакуна надо взять живым, так как он, несомненно, многое знает. А группу его – уничтожить.
– Это сделать будет нелегко, – помолчав, несмело признался горбун. – Свои планы Скакун держит в секрете. Даже его помощники не всегда знают, куда и на какое задание он их ведет. Объявляет, гад, в последнюю минуту, когда уже надо действовать!..
– Подожди. Откуда тебе известны такие подробности? – искренне удивился Зейдлиц.
– Выл у него в группе наш человек. К сожалению – погиб. Выследили его...
– А-а-а... – -Зейдлиц не спеша закурил, бросил в пепельницу обгорелую спичку и голосом, не допускающим никаких возражений, сказал: – Скакуна – захватить. Группу его – уничтожить. Как это сделать – соображай сам.
– Слушаюсь!
– Это – не все. Через Болотного передай мой приказ Дановскому-Скуратову: вывести из строя партизанскую радиостанцию. Не удастся испортить аппаратуру – убить радиста.
– Слушаюсь!
– И это не все. Мне нужен список коммунистов и комсомольцев. Включите в него семьи партизан и тех, кто воюет против нас на фронте. Кроме того, запишите деревни, которые находятся вблизи лесов, где обосновались партизаны.
– Такой список уже есть! – с гордостью объявил горбун. – Одну минутку, я сейчас.
Вальковский вбежал в свою комнату, достал из кармана ключи, выбрал нужный, открыл стол.
Списка в столе не было. В глазах горбуна замельтешили разноцветные круги, дом пошатнулся, и он грохнулся на пол.
Быстро войдя в дом тетки, Валя сложила в корзину свои вещи, сунула в карман полушубка пистолет и, не погасив коптилки, выскользнула на улицу.
Был тихий морозный вечер. Мерцали звезды. Шуршал, осыпаясь с яблонь, сухой искристый иней.
– Будь ты проклято, волчье логово! – взглянув на белый дом комендатуры, прошептала она л, через сад, быстро пошла к лесу.
...В старой, заброшенной смолокурне ее ожидал Микола Скакун...
– А у нас гости! – войдя в землянку командира, с порога весело объявил Шаповалов.
– Войтенок? – не отрываясь от радиограммы, которую ему нужно было расшифровать, спросил Кремнев.
– Был. Уехал на свой завод. Остались Валя и тетка Даша.
– Валя здесь? – вскочил Кремнев. – Где она?
– А мы ей особняк отвели.
– Да говори ты толком! – начал злиться Кремнев.
– В бане.
– Моются?
– Нет. Отдыхают. Ведь уже ночь, если не ошибаюсь.
Легонько отстранив с дороги старшего лейтенанта, Кремнев вышел. Появление на острове Вали обрадовало его.
Постучав в дверь бани – новенькой просторной землянки, – Кремнев переступил порог.
На перевернутой вверх дном бочке горела коптилка. На нарах, застланных куском мешковины, спала женщина. Вторая, в темном платье, сидела на скамейке и листала «Огонек». Возле ее ног валялось несколько газет. Услышав шум, женщина прижала журнал к груди, быстро оглянулась.
Широко улыбаясь, Кремнев устало прислонился плечом к стене, забрызганной янтарными бусинками смолы...
Утром Кремнев расшифровал радиограмму. Центр приказывал свернуть все боевые операции и, до особого указания, в полном составе, находиться на базе, не выходя на радиосвязь с кем бы то ни было.
– Ничего не понимаю, – признался он Шаповалову.
– Я, кажется, догадываюсь, – ответил Шаповалов. – Скорее всего нас хотят задержать в этом районе надолго.
– Как же так? Решили задержать и запретили всякую связь «с кем бы то ни было»? Ничего себе логика! – воскликнул Кремнев.
– Есть логика! – прищурив хитрые глаза, ответил Шаповалов. – И вот в чем. Не сегодня-завтра немцы очухаются и постараются найти тех, кто им снова так здорово насолил. Короче, они, должно быть, подготовят карательную экспедицию. И вот чтобы мы случайно не попали под автоматы карателей, а наши радиопозывные – в немецкие пеленгаторы, нам и приказано сидеть и молчать на этом острове до тех пор, пока немцы не успокоятся и не подумают, что наш и след простыл. А тогда и скомандуют нам снова: «В ружье, хлопцы!»
– Действительно – есть логика! – подумав, согласился Кремнев. – И все же мне придется приказ Центра нарушить.
Шаповалов с недоумением посмотрел на капитана.
– Видишь, – все так же спокойно и задумчиво продолжал Кремнев. – Валя партизанка, а сейчас у нас, на острове. Дисциплина же и в партизанских отрядах есть. Вот я и хочу встретиться с ее командиром.
– Подожди, ты же, кажется, говорил, что Скакун согласен?
– Да. Он согласен. Но кроме Скакуна есть командир бригады. Кстати сказать, мы с ним еще и не познакомились. Вот я и решил, как говорится, одним выстрелом убить двух зайцев: и визит нанести, и уговорить его, чтобы он разрешил Ольховской перейти в нашу группу. Как думаешь о таком моем «мероприятии»?
– Ну что ж, логика и в этом есть, – немного подумав, согласился Михаил. – Но если уж так решил, то не медли, иди, пока еще, кажется, тихо.
– Вот и я так думаю, – оживился Кремнев. – Где штаб бригады – я знаю. Километров двадцать пять отсюда, тоже на острове, возле Черного озера. Возьму с собой Бондаренко и на рассвете двинемся. На лыжах часа за два и добежим...
– А где ты возьмешь лыжи?
– А разве я не сказал тебе? Есть у нас лыжи, три пары. Войтенок на льнозаводе отыскал. Правда, без палок, ну, да палки – не проблема, сами сделаем.
