Текст книги "Гроза зреет в тишине"

Автор книги: Александр Шашков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)

IX

Вятичский железнодорожный мост, о котором шел разговор на поляне, действительно сильно охранялся. Четыре дота с крупнокалиберными пулеметами и скорострельными пушками, минометная батарея, две полосы колючей проволоки и минные поля, густо нашпигованные минами-сюрпризами, окружали его. Кроме того, примерно через каждый час, от станции к мосту и обратно курсировала автодрезина с пулеметом и четырьмя эсэсовцами на площадке.

...Проведя в лозняке целый день, капитан Кремнев опустил бинокль, вздохнул и сказал Шаповалову, лежавшему рядом с ним:

– Взять этот мост можно только штурмом. А для этого надо примерно две роты автоматчиков и взвод саперов.

Старший сержант молчал. По железной дороге, с пригорка, на мост катилась дрезина. Михаил следил за ней неотступно, нередка мельком поглядывая на ручные часы. И только когда дрезина достигла середины моста, произнес фразу, которую никто не понял:

– Одна минута пятьдесят восемь секунд...

– Ты что там, старшой, бормочешь? – удивился Кремнев.

– Считаю, товарищ капитан, – ответил Шаповалов. – Вон от того наклонившегося телеграфного столба до середины моста дрезина идет ровно одну минуту пятьдесят восемь секунд. Я проверил это три раза.

– Ну и что?

– А то, товарищ капитан, что эта дрезина может стать для немцев «Троянским конем».

Кремнев внимательно посмотрел на Михаила. Теперь он уловил в его словах какой-то скрытый смысл.

– Хорошо, поговорим после. А сейчас пора отходить.

Они шли всю ночь глухими незнакомыми лесными тропами: хотели попасть на свою базу раньше, чем взойдет солнце. И все же день застал разведчиков далеко от Зареченского озера и того места, где их ждали лодки. Появляться на озере среди бела дня было опасно, и Кремнев объявил привал.

Разместились в лесной глуши, закусили сухим пайком и, выставив часового, легли спать.

В лесу было необыкновенно тихо – как всегда поздней осенью. Последние два дня стояла теплая погода, прошли не по-осеннему сильные дожди, и снег, который выпал несколько дней назад, смыло бесследно. Кое-где на припеке, в затишье, скупо зазеленела трава. Зима, которая, казалось, уже объявила природе свой неумолимый и жестокий приговор, отступила, как говорится, в неизвестном направлении.

Кремнев тоже улегся под елью, бросив под бок охапку сухих еловых лапок. Но спать, как видно, не собирался. Достав карту, он долго изучал ее, делая карандашом какие-то пометки, потом закурил и тронул за плечо Шаповалова:

– Спишь?

– Да нет, товарищ капитан, – сразу отозвался тот. – Думаю.

– Ну, если не спишь, рассказывай про своего «Троянского коня».

...Выслушав подробный план диверсии, которую задумал Шаповалов, Кремнев долго молчал. То, что предложил старший сержант, было настолько неожиданно и просто, что на какое-то время капитан даже растерялся. В его голове никак не укладывалась мысль, что такую сложную задачу, где, казалось, не обойтись без законов высшей математики, можно решить с помощью простейших арифметических правил.

– Слушай, старшой, да это же просто гениально! – наконец произнес он и сел.

– Это, товарищ капитан, единственное, что нам под силу сделать, – скромно заметил Шаповалов.

– Вот именно, под силу! На всю эту операцию хватит шести или семи человек!..

– Мне лично нужны только двое: Мюллер и Бондаренко. Да еще форма лейтенанта-эсэсовца.

– Бондаренко не знает языка.

– И не надо. Будет сурово молчать. При его комплекции и при его характере это будет выглядеть вполне естественно.

– Сколько примерно понадобится тола?

– Для верности – килограммов сто.

– Не мало, – озабоченно протянул капитан и задумался.

– Тол можно попросить у партизан.

– Ну, что ты! – безнадежно махнул рукой Кремнев. – Мне Скакун рассказывал, как они тол добывают. Выплавляют из немецких мин и снарядов. Свяжусь с Центром, это будет надежней.

X

Медлительный двухкрылый самолет с Большой земли прилетел следующей же ночью и, по условному сигналу, сбросил все необходимое. Два тяжело нагруженных парашюта опустились на поле, невдалеке от заброшенного льнозавода. Ящики, обернутые ватой и брезентом, перенесли в лодки и переправили на остров.

...Это был клад, настоящую цену которому знает только тот, кому довелось воевать в глубоком тылу врага. В ящиках было сто пятьдесят килограммов тола, нужное эсэсовское обмундирование, тридцать тысяч автоматных патронов, четыре новеньких немецких автомата и два пистолета, шестьдесят ручных гранат, двадцать четыре магнитных мины, ручной пулемет и к нему – десять тысяч патронов и четыре запасных диска, двадцатидневный запас продовольствия из расчета на двенадцать человек, аптечка с большим набором медикаментов – от бинтов до порошков от кашля.

Кроме того, в один из ящиков были положены свежие газеты.

Кремнев развернул «Красную Звезду» и на первой же странице увидел сводку Совинформбюро. Фраза: «На Ржевском направлении бои местного значения», – была дважды подчеркнута красным карандашом. Кто это сделал и для чего, Кремнев понял сразу.

«Спасибо, дорогие друзья, за хорошую весть, – улыбнулся Кремнев. – Постараюсь, чтобы до нужного часа там никаких изменений не произошло».

В дверь землянки постучали. Василь поднял голову, и рука его невольно потянулась к пистолету. На пороге стояли три немца, из них двое – офицеры.

– Стрелять не надо, товарищ капитан. Свои, – довольный эффектом, который произвел на командира их маскарад, улыбнулся, Шаповалов. Козырнув, уже серьезно добавил: – Майор фон Мюллер, старший сержант Шаповалов и рядовой Бондаренко готовы для выполнения операции «Троянский конь».

– А знаете, неплохо, – придирчиво оглядев разведчиков, весело сказал Кремнев. – Вот только у Бондаренко шинель коротковата.

– После разгрома под Москвой форма у немецких солдат стала не очень стильной, – успокоил Кремнева майор фон Мюллер. И добавил: – Зато обер-лейтенант Шаповалов – просто шик!

Форма и действительно сидела на Шаповалове так, будто по нему была сшита. Бледное продолговатое лицо интеллигента, голубые глаза, белокурый завиток волос, скромно выглядывающий из-под высокой фуражки, красивые руки с тонкими белыми пальцами – все это очень соответствовало офицерским погонам, той форме «лучшего» представителя «лучшей» в мире расы, которую он и должен был представлять. Единственным недостатком был небольшой рост, но фон Мюллер успокоил и тут, горячо заверив, что и среди чистокровных арийцев далеко не все – великаны.

– Шаповалов хорош, – согласился Кремнев. Немного помолчав, спросил: – А как же с документами? На станции у вас обязательно потребуют документы.

– Мои документы, капитан, самые что ни есть подлинные и имеют не малый вес, – ответил за Шаповалова фон Мюллер. – А этого достаточно. В немецкой армии слово старшего по званию офицера – закон для каждого, кто ниже рангом. А комендантом на такой станции, как Вятичи, может быть лейтенант, самое большее – обер-лейтенант.

– И все же надо уточнить, кто там комендант, прежде чем туда идти. Слышишь, Шаповалов?

– Есть уточнить! – козырнул старший сержант.

– И сделать это нужно сегодня же. Разыщи Рыгора Войтенка и передай ему мою просьбу. А лучше сходи с ним сам к Ольховской – она в немецкой окружной комендатуре работает. Тем более, что нам пора наладить с нею связь.

– Слушаю, товарищ капитан! – повторил старший сержант и вышел из командирской землянки.

Наскоро переодевшись, он положил в карманы по гранате, взял пистолет и направился в секретную «гавань», где скрывался весь их «флот».

...Войтенок был дома. Он вышел открыть дверь в длинном старом тулупе, подняв огромный воротник, из которого торчал только его курносый нос. Пропустив разведчика в хату, Рыгор сразу же полез на печку:

– Трясет. А во рту – будто полыни наелся...

Выслушав, о чем просил Кремнев, отрицательно покачал головой:

– Не смогу. Знобит. Иди, парень, один.

– Но я не Знаю куда! – возмутился Шаповалов.

– А ты слушай, и будешь знать, – спокойно ответил ему Рыгор. – Деревня Заборье, где живет Валя, небольшая. Двадцать хат по одну сторону улицы, двадцать – по другую. Стоит она среди поля, вдоль шоссе. Один конец ее глядит в сторону имения пана Ползуновича-Вальковского, а другой – в сторону местечка. Так ты заходи в деревню с того конца, что от местечка. Десятый дом слева. В самой деревне немцев нет, их гарнизон в местечке, а комендатура в имении. Но патруль ходит и по деревне. Ты остерегайся, прошмыгни в дом через сады – садов там много, у каждого хозяина. Постучи дважды. Первый раз – три удара косточками пальцев в окно. Второй раз – трижды кулаком в дверь. Дверь откроет либо женщина лет пятидесяти, либо молодая девушка. У нее родимое пятнышко на левой щеке, сразу в глаза бросается. Это и есть Валя Ольховская. Ты Вале и скажи, как только порог переступишь: «Дядька Рыгор тебя на свадьбу приглашает».

Она же должна ответить: «Спасибо, но еще не нагнали самогонки».

Когда она так ответит, – говори ей все, что надо. Понял?

– Ну, и много же у тебя слов в запасе, дядька Рыгор! – вытирая рукавом лоб, покачал головой старший сержант.

– Иному ветрогону лучше двадцать слов лишних сказать, чем два не договорить: бывает, с пол дороги вернется и снова ему все с начала объясняй, – спокойно отпарировал Рыгор и с головой залез под тулуп.

Шаповалов исподлобья посмотрел на тулуп, снисходительно улыбнулся, но промолчал. Встав с лавки, сказал:

– Спасибо за совет. Я пошел. Дверь за мной закроете?

– Э! Кому надо – прикладом откроет! – буркнул Рыгор и добавил – Иди с богом!..

XI

Переступив порог довольно большой, поделенной на две половины хаты, старший сержант Шаповалов на миг растерялся: очень уж не по-деревенски чисто было в комнатах. На полу, светившемся свежей краской, лежали широкие ковровые дорожки. На окнах, плотно закрытых ставнями, висели богатые гардины. На широкой никелированной кровати, ослепительно сверкавшей под ярким светом большой лампы, висевшей над столом на блестящей бронзовой цепочке, возвышались две белые пышные подушки. Вторая такая же кровать с такими же подушками виднелась в боковушке, дверь которой была раскрыта настежь. А рядом с кроватью, в углу, стоял пузатый, кованный латунью, сундук.

Сама же хозяйка, молодая девушка, мало была похожа на дитя лесов и полей. Ее рослую, статную фигуру красиво облегал длинный халат из тяжелого светло-голубого шелка, на стройных высоких ногах пестрели необычные для деревни домашние туфли.

Девушка, кажется, не заметила гостя. Она стояла перед зеркалом и легкими движениями рук поправляла пышные темно-золотистые волосы. На пальцах ее левой руки блестели дорогие перстни.

Стоя на пороге другой – чистой – половины хаты, за спиной у девушки, Шаповалов хорошо видел ее лицо, которое отражалось в зеркале, видел ее большие темно-серые глаза. Раза два эти глаза равнодушно скользнули по нему, Михаилу Шаповалову, и тут же снова занялись прежним делом – явно любуясь своим красивым лицом, своей красивой прической.

«И это – партизанка?» – пронеслось в голове у старшего сержанта. На миг ему показалось, что он попал совсем не туда, куда ему было велено, но – отступать поздно. Что-то надо было сказать этой самоуверенной красавице, которой ни до кого нет никакого дела, которая даже не хочет его замечать. И он довольно бесцеремонно проговорил:

– Дядька Рыгор тебя на свадьбу приглашает.

Холодное лицо девушки на мгновенье ожило. Продолжая смотреться в зеркало, она, не оборачиваясь, ответила:

– Спасибо. Но еще не нагнали самогонки.

– Ну, тогда и без самогонки обойдемся, – с облегчением произнес Шаповалов. – Я – от Кремнева.

Девушка резко повернулась, и лицо ее засветилось. Сделав шаг вперед, она схватила Шаповалова за руки и горячо прошептала:

– Он тут?

– Нет. Но недалеко.

Шаповалов приметил, как угас тот удивительный свет, на миг озаривший лицо девушки.

– А я думала... Садитесь, – кивнула она головой на диван и села рядом, положив руки на колени. И только в этом единственном тихом жесте вдруг промелькнуло что-то от убитой горем крестьянки.

– У капитана сейчас много работы, – поняв ее, дружески сказал Шаповалов. – У него нет свободной минуты, и потому он прислал к вам меня.

– Я слушаю, – тихо проговорила Валя, но лицо ее осталось по-прежнему строгим и холодным.

– Нам необходимо знать, кто на станции Вятичи комендантом, как его фамилия и какое у него воинское звание.

– На Вятичской станции? – переспросила Валя. – Подождите. Кажется, я помню... Ага! Там комендантом...

Внезапный настойчивый стук в окно, выходившее на улицу, заставил обоих вздрогнуть и замолчать. Жестом приказав Шаповалову молчать, Валя осторожно подошла к окну и через узорчатый вырез в ставне посмотрела на улицу. Там, под окном, стоял возок, а в нем... в нем сидели бургомистр Ползунович-Вальковский и два полицая!

Отшатнувшись от окна, Валя прижала руки к груди.

– Кто там? – спросил Шаповалов. Но Валя снова приказала ему молчать. Оглянувшись, будто выбирая место, куда лучше спрятать разведчика, она схватила его за руку и повела за собой на кухню.

Возле большой приземистой печи, усевшись на низкий табурет, Валина тетка чистила картошку. Испытующе взглянув на племянницу, она сразу же все поняла и с тревогой спросила:

– Он?

Валя кивнула головой.

– А, чтоб его могила оженила! – выругалась тетка и, бросив на стол нож, решительно пошла к двери.

– Тетя Даша! – испуганно прошептала Валя. – Куда вы! Да они ж...

– Молчи! – грозно блеснув большими серыми, как у племянницы, глазами, отрезала Даша. – Я этого жениха сейчас так турну, что он и дорогу в свое имение не найдет!

– Боже, что она делает! – заметалась Валя. – Если они пьяные, то обязательно придут в хату!

Вдруг она остановилась возле печки, заглянула в ее огромный черный зев и прошептала:

– Залезайте туда. Быстрей!

На мгновенье старший сержант остолбенел. Лезть в печку? Да она что? Издевается? Но в это время на крыльце послышались громкие пьяные голоса, и он с ловкостью кота нырнул в широкую пасть печи. Валя схватила с лавки большой чугун и быстро поставила его на припечек.

Дверь с шумом раскрылась, и на кухню, в сопровождении полицейских, ввалился пьяный пан бургомистр.

– Панна Валя! Панна Валя! – загундосил он, протягивая к девушке костлявые руки. – Панна Валя! Скажи этой... скажи... ну, что ты... что я... ну, что ты моя невеста! И... и позволь поцеловать твою ангельскую ручку.

– Пан Вацлав! – игриво произнесла Валя. – Ну как так можно? Если я ваша невеста, так зачем же вы обижаете меня и мою тетю, приводите сюда этих пьяных мужиков и перед ними изливаетесь в своих возвышенных чувствах? Что подумают люди?

– Что? А-а! Пардон, панна Валя, пардон!

Пан Ползунович-Вальковский приосанился, повернулся к полицаям и громко крикнул:

– Брысь, собачьи дети!

Бормоча ругательства, те неохотно вышли из хаты. Пан Вацлав боком двинулся к лавке, видимо, намереваясь остаться надолго.

– Пан Вацлав! – схватила его за полу тетка Даша. – Вы же совсем пьяный! Идите спать. Разве пристало такому человеку, как вы, шляться по мужицким хатам?

– Брысь! – крутнулся бургомистр и, потеряв равновесие, ткнулся носом в развязанный мешок со свиной посыпкой. Кое-как удержавшись на ногах, пан вытер рукой перепачканный мукой тонкий нос, покачался, будто собираясь нырнуть, и – чихнул.

– А-а-пчхи! – эхом отозвалась печка, и над черным чугуном поднялась серая пыль. От неожиданности и страха Валя и тетка Даша даже присели и зажали рты руками.

– Б-будь з-здрова, п-панна В-валя! – расплылся в улыбке пан Вацлав. – В-вашу р-ручку...

Он схватил Валину руку, согнулся и, закрыв глаза, чихнул снова.

– Хватит, хватит, пан Вацлав, – поспешно и не слишком деликатно подхватила Валя пана под мышки и потащила в сени.

– А-а-пчхи! – выстрелила им вдогонку черная пасть печи.

– На здоровье, пани Даша! – крикнул уже из-за двери пан Вацлав. Тетка Даша погрозила в дверь кулаком и прошипела в печку: – Ты что, шалопут, трех минут спокойно посидеть не можешь?

– Поди сама посиди тут спокойно! – огрызнулся из глубины печи Шаповалов.

Тем временем голоса на улице затихли. Вскоре вернулась Валя, сняла с припечка чугун и весело объявила:

– Вылезайте! Уехали полицаи!

Старший сержант выполз из глубины печи, неловко спрыгнул на пол. Взглянув на него, женщины дружно засмеялись.

– Миленький ты мой, да на кого же ты похож! – всплеснула руками тетка Даша. – Ну, настоящий турок заморский!

– Сама ты, тетечка, турок, – пряча перепачканное сажей лицо, проворчал Шаповалов и мрачно пообещал: – А твоего «зятька», как только поймаю, на неделю загоню в эту твою проклятую «домну» и буду жарить до тех пор, пока он дымом через трубу не выйдет!

– Да ну тебя, хлопец! – смеясь, отмахнулась тетка Даша и приказала: – Помойся да беги, пока эти собаки снова не вернулись.

Пока Шаповалов отмывался. Валя кое-что собрала на стол.

Улучив момент, когда тетка Даша куда-то вышла, Михаил спросил:

– Валя, ведь ты не сказала мне главного.

– Помню. – Валя понизила голос и ответила: – Там комендантом не немец, а какой-то власовец. Фамилия его Дановский. Лейтенант Дановский.

– О, эта новость, кажется, не плохая! – вслух подумал Шаповалов, но в это время вошла тетка Даша и он замолчал. Искоса посмотрев на разведчика, она кинула на лавку тулуп и платок. Помолчав, сказала:

– Уже совсем светло, спеши, парень. А чтобы ты никому особенно не бросался в глаза, – одень мой тулуп и повяжи вот платок. Через сад иди в наше гумно. Оставишь эти вещи в пуне, а сам – в овраг. Этот овраг и выведет тебя к лесу.

– Спасибо, тетя Даша, – встал из-за стола старший сержант. Валя остановила его:

– Подождите, я вас провожу, покажу тропку, – быстро проговорила она и, накинув на плечи теплый платок, первая пошла к двери.

В глубине сада они остановились.

– Ему... Василю Ивановичу... скажите, что жду, – почему-то густо покраснев, сказала Валя. – А еще...

Она пугливо огляделась и поцеловала Михаила в щеку.

– О-о! Такое передать мне будет трудно, – воскликнул Михаил и замолчал. Вали в саду уже не было...

XII

Сведения, полученные от Вали Ольховской, вносили определенные коррективы в план операции «Троянский конь», который уже был разработан разведчиками во всех деталях.

Майор Мюллер с этого времени – военный инженер, которому высокое командование поручило проверку технического состояния железнодорожных мостов. Учитывая то, что мосты охраняют не только немецкие солдаты, но и «друзья Германии», полицейские и власовцы, к нему прикрепили опытного переводчика, обер-лейтенанта Шаповалова.

Роль Бондаренко оставалась той же: он – денщик майора, мрачный и неразговорчивый эсэсовец.

Пришлось также изменить маршрут. Пройти шестьдесят километров лесными тропами было делом нелегким даже с пустыми руками. Теперь же на плечи каждого разведчика ложился тяжелый груз. И потому решили использовать лодки и глухую лесную реку Тихую Лань. Эта река, словно хитрый партизан, все время петляла по густым болотистым лесам, а километрах в восьми от Вятичей, наткнувшись на водораздел, делала крутой поворот и снова терялась в тех самых лесах, из которых старалась вырваться.

Вот тут, на изгибе реки, разведчики и решили высадиться на берег и разделиться на две группы. Первая, во главе с Шаповаловым, идет на станцию, а вторая, вместе с Кремневым, захватив весь груз, – к железной дороге в район моста.

Уточнив все, Кремнев приказал грузить в лодки тол и мины. Как только стемнело, группа оставила остров.

Озеро пересекли напрямую, с юга на север. Отыскали в густом кустарнике широкую полноводную канаву и по ней добрались до реки.

После дождей и снеготаяния вода в реке поднялась, быстрое течение сразу же подхватило тяжело нагруженные лодки и легко понесло их вниз.

Через какое-то время из-за низкорослого ольшаника показалась гряда высоких пригорков, поросших редким сосновым лесом. С разгона врезавшись в эти пригорки, Тихая Лань круто свернула влево.

Водный путь кончился.

Лодки разгрузили, вынесли на берег и спрятали в густом ельнике. Кремнев посмотрел на часы. До утра оставалось около трех часов.

– Разобрать вещевые мешки! – приказал он.

Разведчики молча выполнили приказ. И только

Шаповалов, Мюллер и Бондаренко остались стоять в стороне. Они были одеты в немецкую форму. Шаповалов и Мюллер по-немецки тихо разговаривали между собой, а Бондаренко, положив руки на немецкий автомат, висевший у него на груди, мрачно смотрел куда-то за реку.

«Не дай бог столкнуться по дороге с партизанами! – убьют всех троих», – с тревогой подумал Кремнев, подходя к переодетым разведчикам.

– Ну что, можно выступать? – увидев капитана, живо спросил Шаповалов.

– Да, пора, – ответил -Кремнев. – Тол к железной дороге лучше всего пронести, пока темно.

– И постарайтесь залечь чуть левей от наклонившегося телеграфного столба. Так, метров на сто, не больше, – поправил Шаповалов.

– Слушаю, господин обер-лейтенант, – улыбнулся Кремнев. – А теперь слушайте меня: будьте осторожны. Особенно в лесу. Вы выглядите настолько эффектными «сыновьями великой Германии», что можете не понравиться белорусским партизанам.

– Ясно, товарищ капитан, – усмехнулся старший сержант.

– Тогда – в добрый час.

У майора фон Мюллера сохранился хороший бинокль, и Шаповалов, выбравшись на опушку, близ Вятичей, долго изучал небольшое одноэтажное здание станции.

На рельсах стоял одинокий маневровый паровоз и несколько вагонов. Длинный низкий перрон пустовал. Только изредка выходил из помещения кто-нибудь из железнодорожных служащих, на минуту исчезал в небольшой кирпичной будке, стоявшей на отшибе, и не спеша возвращался назад.

– Очень уж тихо тут, – зевнув, прошептал Бондаренко: – Как на хуторе в жатву...

– В том-то и беда, что очень тихо, – вздохнул старший сержант. – Попробуй, появись на перроне! И дурак насторожится: откуда ты, мол, взялся?

– Появляться сейчас на перроне нельзя! – согласился Мюллер. – Надо ждать... Да вот он идет!

Шаповалов посмотрел в ту сторону, куда показал Мюллер. Эшелон был еще далеко от станции. Около пятнадцати разноцветных пассажирских вагонов не спеша катились по ровному полотну, поблескивая на солнце окнами. Пышная белая грива дыма колыхалась над паровозом, ветром уносилась вправо, стелилась на сером, грязном поле.

Старший сержант спрятал бинокль и, поправив на поясе кобуру, тихо сказал:

– Как только эшелон поравняется со станцией – вперед.

...Вся эта операция заняла несколько минут. Очутившись на перроне, в толпе немецких солдат и офицеров, Шаповалов с облегчением вздохнул:

– К коменданту пойдем, когда эшелон отправится, – на ходу шепнул он фон Мюллеру и, заложив руки за спину, медленно пошел по перрону. Рядом с ним, спокойный, с холодным равнодушным лицом, шагал Мюллер. А за ними, положив правую руку на автомат, тяжело ступал Бондаренко. И, кажется, ничего, кроме широкой спины майора фон Мюллера, не интересовало его на этой земле.

Пронзительный свисток дежурного просверлил прокопченный дымом воздух. Солдаты и офицеры бросились к вагонам. Лязгнули буфера. Эшелон медленно двинулся с места. Шаповалов кивнул Мюллеру и, отступив на шаг, пропустил его вперед.

...В небольшой, жарко натопленной комнатушке, где, кроме стола и двух стульев, ничего не было, сидел молодой обер-ефрейтор. Даже не взглянув на него, майор фон Мюллер толкнул дверь напротив и вошел в темную, но довольно просторную комнату, – кабинет коменданта.

За большим столом, заставленным телефонными аппаратами, сидел широкоплечий человек лет тридцати, в форме немецкого лейтенанта, и что-то писал. Увидев перед собой немецких офицеров, он испуганно вскочил и, неумело выкинув вперед руку, крикнул:

– Хайль Гитлер!

– Хайль Гитлер! – мрачно повторил майор и молча положил на стол свои документы. Лейтенант покраснел.

– Их... я... я швах шпрэйх их дойч, – заикаясь и путая слова, пробормотал он. Посмотрев в еще более потемневшее лицо майора, заторопился: – Пока! Их научусь! Лернен. Их лернен! А теперь... если разрешите, у меня есть переводчик.

Майор молча кивнул головой и, отвернувшись, начал равнодушно осматривать кабинет.

Лейтенант нажал кнопку звонка. Вошел обер-ефрейтор.

– Ганс, прошу, познакомьте меня с документами господина майора, – попросил лейтенант.

Обер-ефрейтор стукнул каблуками и взял удостоверение майора. Пробежав глазами первую страницу, отчеканил:

– Инженер-майор Генрих фон Мюллер, командир специального инженерно-охранного батальона.

– Благодарю. Спросите у господина майора, чем я могу служить?

Ефрейтор перевел. Майор бросил на ефрейтора тяжелый взгляд и промолвил какую-то фразу. Ефрейтор густо покраснел.

– Что ответил господин майор? – нервно спросил лейтенант.

– Он... он сказал, чтобы я вышел из кабинета к чертовой матери, – заикаясь, ответил ефрейтор.

– Можете идти! – поспешил подтвердить приказ майора лейтенант и повернулся лицом к майору, со страхом ожидая, что будет делать дальше этот строгий офицер.

Не обращая на коменданта никакого внимания, майор встал со стула, медленно прошелся по комнате и, остановившись возле своего «переводчика», обратился к нему. «Обер-лейтенант» стукнул каблуками и, обращаясь к лейтенанту, заговорил с чуть заметным немецким акцентом:

– Господин майор просит извинить его, что... что он попросил вашего переводчика выйти. Дело, о котором нам с вами надо поговорить, секретное, а потому господин майор не хочет, чтобы наш разговор слышал кто-то еще.

– О, яволь! – прижав руки к груди, обрадовался лейтенант. – Я выполню любой ваш приказ!

– Ну, к чему такая поспешность? – приятно усмехнулся обер-лейтенант. – У нас есть одно конкретное задание: произвести технический осмотр вашего моста. И только. Но это очень секретно, господин лейтенант, – подчеркнул «переводчик». В самое ближайшее время нагрузка на этом участке железной дороги может значительно увеличиться. Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду?

– О! Яволь, господин обер-лейтенант. Вы хотите осмотреть мост сейчас?

– Ваш мост у нас не один, – снова любезно улыбнулся «обер-лейтенант». – Если все будет хорошо, мы хотим сегодня же, к исходу дня, быть в Витебске. А потому проводите нас к мосту.

– Есть! – по-русски козырнул лейтенант и, до смерти испугавшись за свой промах, дико крикнул:

– Ефрейтор! Дрезину и двух пулеметчиков!