Текст книги "Россия на пороге Нового времени. (Очерки политической истории России первой трети XVI в.)"

Автор книги: Александр Зимин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 24 страниц)

История Боярской думы в изучаемый период может быть прослежена только в самых общих линиях, что объясняется скудостью сохранившихся источников. В первую треть XVI в. в Думу входили всего два чина – бояре и окольничие. В 1517 г. И. Ю. Поджогин называется сыном боярским, «которой у государя в думе живет» [1540]1540
  Сб. РИО, т. 53, стр. 40.


[Закрыть]. Обычно на это свидетельство ссылаются, когда говорят о зарождении чина «думных дворян». Но до 1553 г. аналогичные сведения в источниках отсутствуют. Очевидно, в 1517 г. речь шла еще о личной близости Шигоны к великому князю, а не о формирующемся особом чине.

Характеризуя деятельность Боярской думы, надо иметь в виду две стороны. Во-первых, не все члены Думы играли в деятельности Думы равную роль (М. Ю. Захарьин, например, был в конце правления Василия III наиболее значительной фигурой из бояр), и, во-вторых, не всегда важнейшие государственные дела поручались членам Боярской думы. Дворецкий с его ведомством, казначеи, да и просто любимцы великого князя, вроде Шигоны Поджогина, решали часто больше, чем те или иные бояре. Четкой регламентации деятельности лиц и учреждений в это время не было. Но в целом бояре занимали важнейшие посты в центральном и местном аппарате. Великий князь не мог еще нарушить традицию формирования состава Боярской думы, но мог для ведения практической деятельности привлекать лиц, наиболее ему послушных и необходимых.

Не сохранилось ни одного сведения о заседаниях Боярской думы в целом. Обычно все дела решали, если можно так назвать, «боярские комиссии», возглавлявшиеся только боярином (или двумя); состояли они также из лиц дворцового ведомства и дьяков или тех, которым на время их миссии (например, посольской) боярство «сказывалось» [1541]1541
  Так, переговоры 26 апреля 1517 г. с С. Герберштейном вели следующие «бояре»: боярин Григорий Федорович, казначей Юрий Малый, Шигона Поджогин и дьяк Меньшой Путятин (ПДС, т. I, стб. 211). В 1523/24 г. розыск производили «бояре» М. Ю. Захарьин и Шигона Поджогин («Исторический архив», 1960, № 3, стр. 148).


[Закрыть]. Поэтому за формулой «приговорил князь великий з бояры» (например, о пожаловании Абдул-Латифа в 1508 г.) скрывалось не заседание Василия III со всей Думой в целом, а решение, принятое великим князем с близкими ему лицами, не все из которых были боярами. Пожалуй, самый яркий пример этого – решение о судьбе Пскова в январе 1510 г. Василием III в Новгороде по приговору великого князя с боярами («приговорил з бояры»), но половина личного состава Думы в это время находилась в Москве [1542]1542
  Масленникова, стр. 189; РК, стр. 44.


[Закрыть]. «Боярские комиссии» вели переговоры с иностранными представителями, судили различные дела, присутствовали на их докладе великому князю, а иногда были высшей судебной инстанцией. В литературе считалось, что «введенным» боярином назывался боярин, введенный в состав Думы, или боярин, получивший дворцовую должность [1543]1543
  В. И. Сергеевич. Русские юридические древности, т. I. СПб., стр. 362–363; С. В. Юшков. История государства и права СССР, ч. I. М., 1947, стр. 186; В. О. Ключевский. Боярская дума. Пг., 1919, стр. 122; М. Ф. Владимирский-Буданов. Обзор истории русского нрава, изд. VI. СПб. – Киев, 1909, стр. 161.


[Закрыть]. Вторая из них ближе к истине. Введенный боярин – боярин, которому доверено исполнение какой-либо должности (например, наместника, судьи и др.) или поручения. Эти-то введенные бояре и осуществляли на практике реальную политическую линию правительства.

Только в годы малолетства Ивана Грозного, когда роль самого монарха почти сводилась к нулю, Боярская дума стала приобретать более широкие полномочия.

Порядок назначения на думные, равно как и на другие высшие судебно-административные и военные, должности определялся положением феодала на сословно-иерархической лестнице. Он зависел, как правило, от знатности рода (т. е. от происхождения) и от службы данного лица и его предков у великого князя. Обычно этот порядок называется местническим. Но в первой трети XVI в. местничество имело скромные размеры [1544]1544
  А. А. Зимин. Источники по истории местничества в XV – первой трети XVI в. – «Археографический ежегодник за 1968 год». М., 1970, стр. 109–118.


[Закрыть]. Для более раннего периода у нас сохранились совсем отрывочные данные, главным образом содержащие предания о местах, которые занимали во время приемов ближайшие к великому князю бояре. Этот порядок описывал и Герберштейн [1545]1545
  За великокняжеским братом сидели «старейшие князья и советники, причем соблюдались их чины и степени, милость, которой каждый пользовался у государя» (Герберштейн, стр. 204)


[Закрыть]. Местничество при назначении на военно-служилые должности соблюдалось у старомосковских бояр, происхождение которых не давало оснований для предпочтения одного рода перед другим. Тем более не могли местничать в знатности неродовитые бояре с княжатами. Первоначально местничество носило служилый, а не родословный характер. Только со времени боярского правления, когда служилые князья вошли в Думу, они сравнялись с верхушкой старомосковской аристократии и включились в систему местнических отношений. После этого к служилому принципу добавился еще и родословный, а местничество вступило в период своего расцвета.

Реальными исполнителями предначертаний великокняжеской власти были дьяки. Они образовывали аппарат Боярской думы, казны и дворца. Из их состава вырастают крупные политические деятели. В их среде зарождается новый государственный аппарат, получивший во второй половине XVI в. название приказного. Специализируясь на выполнении определенных поручений (финансовых, дипломатических, военных и ямских), дьяки подготовляли создание органов управления с новым, функциональным, а не территориальным распределением дел.

Первое, что бросается в глаза при ознакомлении с составом дьяков в годы правления Василия III, – это их значительное число, во много раз превышающее количество дьяков в годы княжения Ивана III. Расширился и круг вопросов, которыми ведают теперь дьяки. Для всего этого были реальные причины. Объединение русских земель в единое государство выдвинуло задачу создания действенной системы управления этими землями, сохранявшими еще черты обособленности. Осуществить ее на практике должен был дьяческий аппарат в его двух основных разновидностях – государственной канцелярии (казны) и дворца.

Говоря о происхождении писарей (дьяков) Ивана IV, Курбский писал, что царь «избирает их не от шляхетского роду, ни от благородства, но паче от поповичов или от простаго всенародна» [1546]1546
  РИБ, т. ХХХI, стб. 221.


[Закрыть]. Эта характеристика в полной мере подходит и к составу дьяков Василия III. Из дворян вышло очень мало писарей первой трети XVI в. Елизар Цыплятев составлял в этом смысле скорее исключение, чем правило, но и его отец уже был дьяком князя Михаила Андреевича. Подавляющее большинство коллег Цыплятева происходило из «поповичов» или просто из холопов (холопы-дьяки часто упоминаются в духовных XV–XVI вв.). Поэтому они старались служить как можно добросовестнее, ибо княжеская немилость грозила им катастрофой.

Для времени Василия III характерен уже процесс складывания целых дьяческих семейств (Моклоковы, Путятины, Цыплятевы, Раковы и др.). Дьяческая профессия становится наследственной, а дьяческий штаг приобретает корпоративную устойчивость. Конечно, пребывание при дворе несло с собой не одни только блага. Скорый на гнев, Василий III за малейшую провинность отстранял от должности провинившихся. Этим объясняется то, что многие лица исчезли быстро из наших источников, не оставив сколько-нибудь обеспеченными своих наследников. Понимая переменчивость судьбы, дьяки стремились обеспечить своих детей и родичей в годы фавора. Большинство их получало в наследие от своих чиновных отцов землю в поместье или вотчину, вливаясь в состав привилегированной части господствующего класса, наиболее преданной великокняжеской власти.

В первой трети XVI в. только еще намечается распределение функций в дьяческой среде. Большинство из 145 выявленных дьяков находились на великокняжеской службе, 24 служили в уделах. Удельные дьяки при ликвидации уделов, как правило, не входили в великокняжеский аппарат. Великокняжеские дьяки разделяются в источниках на три группы: великокняжеские (77), дворцовые (16) и ямские (28). Обычно это деление строго выдерживалось. Источником складывавшейся приказной системы была как казна, так и дворец. При этом дворцовые и тем более ямские дьяки обычно считались рангом ниже великокняжеских, хотя дворцовые иногда исполняли сходные с ними поручения. Один и тот же дьяк мог исполнять самые разные функции, участвовать в дипломатических приемах, ведать выдачей льготных грамот и т. п. По дипломатическому ведомству у них был целый штат толмачей, переводчиков с латинского [1547]1547
  Известны толмачи Дм. Герасимов, широко образованный писатель, Влас (Сб. РИО, т. 53, стр. 9 и др.), Истома Малой (ПДС, т. I, стр. 435 и сл.).


[Закрыть]и восточных языков [1548]1548
  Гаврила Буда, Иванко Звенцов (Дунаев, стр. 56), Денис Максимов, Алексей Малой, Елка Сергеев и др. (Сб. РИО, т. 95, стр. 11, 91, 561) и др.


[Закрыть]. Некоторые из них (как, например, Елка Сергеев) делались потом дьяками. Приобретенный дьяками опыт практической деятельности давал правительству возможность использовать их знания преимущественно в одной какой-нибудь области. Но функциональное распределение обязанностей только в середине XVI в. привело к сложению новой (приказной) системы управления.

Изменения в составе ведущей части дьяков отражают перемены в политической линии правительства. Так, сразу же после прихода к власти Василия III исчезли из источников упоминания о таких видных дьяках его отца, как Ю. Безобразов (последний раз упоминается в 1504 г.), В. Кулешин, М. Горин (1504 г.), немного позднее перестают упоминаться Д. Мамырев, Б. Паюсов (до 1508 г.). Вторая «волна» дьяков исчезает в 10—20-х годах: Л. Семенов (после 1512 г.), Т. Д. Долматов (1517 г.), Е. Суков (после 1517 г.), В. Тетерин (после 1520 г.); в 1523 г. исчезают сведения о И. Телешове и И. Харламове. К управлению приходит новое поколение придворных дельцов: М. Путятин и Т. Ильин (с 1517 г.), А. Курицын и Е. Цыплятев (с 1520 г.), Т. Раков (с 1522 г.) и Ф. Мишурин (с 1525 г.).

Все эти, кроме Т. Ильина, очевидно умершего вскоре после 1529 г., в период смертельной болезни Василия III занимают ключевые позиции при великокняжеском дворе [1549]1549
  АЗР, т. II, № 179/1; ПСРЛ, т. VI, стр. 268, 270, 272.


[Закрыть]. В годы боярского правления все они были отстранены от власти. Ф. Мишурин казнен в 1538 г. Сведения об А. Ку-рицыне обрываются на 1537 г., о М. Путятине – на 1541 г., а о Е. Цыплятеве и Т. Ракове – на 1542 г.

Смена действующих лиц, однако, смогла только на время задержать торжество бюрократической системы управления. Новые деятели, пришедшие на смену дельцам школы Василия III, стали в середине XVI в. творцами приказного управления, подготовленного еще в первой трети XVI в.

Местное управление России XVI в. не в меньшей, а, пожалуй, даже в большей степени, чем центральное, сохранило черты старых порядков. В конце XV – первой половине XVI в. это управление на основной территории государства осуществлялось наместниками и волостелями, собиравшими в свою пользу с местного населения «кормы» и осуществлявшими суд над местным населением. «Кормленщиками» были как представители феодальной аристократии, так и верхушка служилых людей. Все зависело только от доходности «кормления». «Кормлениями» вознаграждалось и исполнение дворцовых должностей. Территория, которая была подведомственна какому-либо представителю дворцовой администрации, называлась путем (были сокольничий путь, ловчий путь и т. п.). Натуральный характер вознаграждения за службу соответствовал еще слабому развитию товарных отношений в стране.

Кормления в волостях давались чаще всего на год, но «перепускались» (продолжались) иногда на полгода, иногда на год, иногда на два. По Герберштейну, Василий III раздавал кормления «по большей части в пользование только на полтора года; если же он содержит кого в особой милости или расположении, то прибавляет несколько месяцев; по истечении же этого срока всякая милость прекращается, и тебе целых шесть лет подряд придется служить даром» [1550]1550
  Акты XIII–XVI веков, представленные в Разрядный приказ. М., 1898, № 95, 99; Герберштейн, стр. 20–21.


[Закрыть]. Размеры кормов были строго определены доходными списками, нормы которых установились еще в середине XV в. и в начале XVI в. не менялись [1551]1551
  См. грамоту Осоргиным 14 декабря 1500 г. (АСЭИ, т. TIT, № 114; Акты XIII–XVII вв., № 75). См. также: С. Б. Веселовский. Феодальное землевладение, стр. 263–280; Б. Н. Флоря. О некоторых источниках по истории местного управления в России XVI века, стр. 92–97.


[Закрыть].

Власть кормленщиков ограничивалась и регламентировалась уставными грамотами, выдававшимися местному населению, и доходными списками (их получали сами кормленщики). Ограничение шло и по линии изъятия из функций наместников все большего числа дел. «Городовое дело» переходило в руки городовых приказчиков, которые вместе с таможенниками, данщиками, мытниками и тому подобными агентами государевой казны собирали всевозможные подати и пошлины в великокняжескую казну. Многочисленные писцы и специально посланные судьи решали поземельные споры, которые раньше были подведомственны исключительно наместникам и волостелям.

Правительству Василия III успешно удалось справиться с проблемой удельных княжат. Были отстранены от управления страной и служилые (северские) княжата, сохранившие свои позиции в очень урезанных размерах в своих вотчинах-княжениях на окраинах страны. Гораздо сложнее обстояло дело с княжатами Северо-Восточной Руси. Этим княжатам удалось укрепиться в важнейших центрах Руси в качестве наместников и сохранить известное влияние в Думе.

Ведь наместник не только являлся высшим судебно-административным лицом в городе. Он возглавлял в качестве верховного начальника и местные войска.

Ограничение власти наместников было сопряжено с усилением политического влияния дворянства на местах, особенно ярко выразившимся в появлении института городовых приказчиков, вербовавшихся из среды провинциальных детей боярских. Впервые городовые приказчики упоминаются в одной из грамот 1511 г. [1552]1552
  Чтения ОИДР, 1903, № 3, смесь, № 12.


[Закрыть]Постепенное распространение Этого института в различных районах страны было в значительной степени вызвано обстоятельствами борьбы Василия III с его удельными братьями. Городовые приказчики пришли на смену многочисленным агентам дворцово-вотчинной администрации в городах. Еще Н. Е. Носов высказал предположение, что их прямыми предшественниками были «городничие» [1553]1553
  Н. Е. Носов. Очерки, стр. 42.


[Закрыть]. И действительно, одни летописи под 1533 г. называют Д. Волынского городским приказчиком, а другие – городничим [1554]1554
  ПСРЛ, т. IV, стр. 556; т. VI, стр. 269.


[Закрыть]. Городовые приказчики осуществляли административно-финансовую власть на местах, прежде всего в городах как административных центрах уездов. Им было подведомственно городовое дело во всех его видах. Городовые приказчики раскладывали эту повинность по сохам. Они следили за выполнением «ямчужного дела», т. е. варки селитры [1555]1555
  АФЗХ, ч. II, № 62–63, 79; М. А. Дьяконов. Акты… вып. II, № 10.


[Закрыть], наблюдали за сбором ратных людей и несением службы детьми боярскими [1556]1556
  АФЗХ, ч. II, № 184; С. А. Шумаков. Тверские акты, вып. I, № IV, стр. 22–23; А. А. Зимин. Из истории центрального и местного управления в первой половине XVI в. – «Исторический архив», 1960, № 3, стр. 147–150.


[Закрыть]. В их ведении находилась организация материального обеспечения обороны городов. Городовые приказчики руководили строительством городских укреплений [1557]1557
  ПСРЛ, т. XIII, стр. 412; ЦГАДА, ф. Спасо-Ефимьева монастыря, on. 1, № 603.


[Закрыть], отводили места под осадные дворы в городах [1558]1558
  АФЗХ, ч. II, № 86; «Сборник Муханова» № 126, стр. 199–200.


[Закрыть]возглавляли постройку великокняжеских дворов, наблюдали за сбором в казну посошного хлеба [1559]1559
  АФЗХ, ч. II, № 184; С. А. Шумаков. Тверские акты, вып. 1, № II, IV.


[Закрыть].

Круг функций городовых приказчиков не ограничивался рамками города, а распространялся и на земли, тянувшиеся к нему, т. е. на уезд. Городовые приказчики участвовали в размежевании земель феодалов, ведали оброчными угодьями, участвовали в составлении писцовых книг и в местном судопроизводстве при решении земельных и иных дел.

Особенно важно было средоточие в руках городовых приказчиков финансовых функций: сбор оброчных денег с монастырей, ямских денег, примета и др. Эти поборы наряду с торгово-проездными пошлинами являлись основным источником доходов великокняжеской власти. Городовые приказчики наблюдали за функционированием великокняжеских торжков [1560]1560
  АЮ, № 20; ААЭ, т. I, № 188; С. А. Шумаков. Обзор, вып. III, № 279 и др.; А. А. Зимин. Новые документы по истории местного управления в России первой половины XVI в. – «Археографический ежегодник за 1965 год». М., 1966, стр. 346–351.


[Закрыть].

В целом же введение института городовых приказчиков являлось предзнаменованием грядущего падения всей системы кормлений и засилья феодальной аристократии в местном аппарате.

«Великий князь всеа Руси» Василий Иванович, сын Ивана III и племянницы последнего византийского императора Константина IX Зои (Софии) Палеолог, вступил на престол вполне зрелым человеком, умудренным большим жизненным опытом. Уже из хода острой придворной борьбы 1497–1502 гг. он извлек для себя важные уроки.

Главным из них был тот, что за власть нужно бороться. Если для его отца, Ивана III, подобного вопроса по существу не вставало, а его державных прав никто не оспаривал, то иное дело Василий Иванович. Его утверждение на престоле при жизни законного наследника Дмитрия Ивановича, заключенного в темницу, не было освящено силой традиции. Да и позднее – до 1530 г. – у него не было прямых наследников, что ставило под угрозу судьбу династии. Отношения Василия Ивановича с его удельным братом Юрием все время оставались напряженными, и великий князь мог опасаться, что его дмитровский брат заявит свои претензии на престол и устранит его с политической арены так же, как сам Василий поступил со своим племянником Дмитрием.

Не было спокойно и в недавно присоединенных землях Северщины, где фактически распоряжались князья-вассалы Василий Стародубский и Василий Шемячич, а Литва не отказывалась от своих притязаний на их владения. Словом, в таких условиях для Василия III становилось задачей № 1 не присоединение новых земель к Москве (она была главной для Ивана III), а укрепление великокняжеской власти.

Познав и опалу, и возвышение, княжич Василий уже при жизни своего отца стал знаменем определенной политической группировки, которую он поддерживал и позднее на протяжении всех лет своего правления. Это были «дети боярские», т. е. рядовая масса русского дворянства, жаждавшая получить новые пожалования и привилегии за счет феодальной аристократии. Понял Василий Иванович и то, что все остальные союзники его – только временные попутчики, которых можно использовать во внутриполитической борьбе тогда, когда их интересы совпадают с планами самого великого князя.

В первый период правления Василий III в борьбе с удельными братьями и феодальной аристократией опирался на преданный ему круг представителей старомосковского боярства, выражавших интересы широких кругов дворянства. Брак с Соломонией Сабуровой из старомосковского рода боярского Сабуровых – Годуновых символизировал рту политическую программу великого князя. Однако, будучи устранены от реального участия в решении общегосударственных дел, служилые северские да и другие княжата в силу неизжитости черт феодальной обособленности русских земель сумели укрепиться на местах: одни в своих полууделах, другие в качестве наместников-кормленщиков. Создавалось такое положение, когда великий князь вынужден был считаться с их волей и требованиями.

В значительной мере поэтому во второй период княжения Василий III (с 20-х годов XVI в.) приблизил к себе представителей княжеской знати. Второй брак московского государя, на этот раз с княгиней Еленой Глинской, принес с собой и крутой поворот в политической линии Василия III. Женитьба государя Северо-Восточной Руси на представительнице княжат Руси Юго-Западной символизировала установление династического единства русских земель в рамках единого государства. Великий князь должен был отныне в большей мере, чем раньше, считаться с могуществом княжеской аристократии, связанной теперь с ним прочными родственными узами.

Восстановление Старицкого удела и усиление влияния иосифлян на московского государя в 20-х – начале 30-х годов XVI в. также свидетельствовали об отступлении великого князя от принятого ранее политического курса. Таким образом, борьба за власть между различными группировками княжеско-боярской знати в малолетство Ивана IV была подготовлена возвышением княжеской аристократии во второй период правления его отца.

К сожалению, сохранившиеся источники не позволяют отчетливо представить себе характер Василия Ивановича. Но черты его как государственного деятеля рисуются в них более или менее отчетливо. Это был осторожный и трезвый политик. Человек эпохи Возрождения, Василий III сочетал в себе горячий интерес к знанию с макиавеллизмом честолюбивого правителя. Показная набояшость прекрасно уживалась в нем с готовностью пожертвовать церковными традициями во имя государственных интересов, которые он отождествлял с особой великого князя всея Руси. В отличие от своего сына Ивана Грозного Василий III редко прибегал к казням своих политических противников, карал, как правило, своих вельмож только опалами за те или иные проступки. В опале, впрочем, побывали многие из его окружения. Среди них были и представители княжеской знати и боярства (князья М. Л. Глинский, И. Ф. Бельский, Д. Ф. Бельский, В. В. Шуйский, А. М. Шуйский, И. М. Шуйский, Ф. М. Мстиславский, И. М. Воротынский, И. Ф. Овчина Телепнев-Оболенский, С. Ф. Курбский, Б, И. Горбатый). Тут были и татарские царевичи (Абдул-Латиф и Шигалей), и представители старомосковского боярства (окольничий И. В. Ляцкий, М. А. Плещеев), фавориты (И. Ю. Шигона Поджогин), казначеи и дьяки (Т. Долматов, И. Телешов, Юрий Траханиот). Одна казнь совершена была в Москве – над нетитулованным придворным И. Н. Берсенем Беклемишевым. Да окончили свои дни в заключении Дмитрий-внук, князь Василий Шемячич, князь В. Д. Холмский, и находились в монастырях под надзором Соломония Сабурова, Максим Грек и Вассиан Патрикеев.

Конечно, объяснять эти опалы только дурным характером или мнительностью Василия III было бы ошибкой. Речь шла об определенной линии, направленной на подчинение феодальной аристократии великокняжеской власти. Поэтому, как правило, опалы были кратковременны, но они кончались только после того, как «провинившиеся» лица давали крестоцеловальную запись в верности или за них ручались другие представители придворной знати, составлявшие соответственные поручные записи.

Василий III умел не только «опаляться», но и подбирать вокруг себя умных и исполнительных дельцов, от которых прежде всего требовалась личная преданность великому князю. Кузницей таких кадров был по преимуществу княжеский дворец. Наиболее верные сподвижники Василия III выходили из среды старомосковского боярства (братья Челяднины, Давыдовы, Захарьины), а также из дьячества (дьяки Ф. Мишурин, Е. Цыплятев, Меншик Путятин и др.). Фаворитом великого князя был тверской дворянин Шигона Поджогин. Василий III не чурался иноземцев. В его непосредственное окружение входили греки (казначей Юрий Траханиот, печатник И. И. Третьяков), немцы (доктор Н. Булев), итальянцы (зодчий Петрок Малый и др.). Прислушивался московский государь к советам высокообразованных людей из своего окружения с довольно разными взглядами на жизнь. Здесь были и дипломат-гуманист Федор Карпов, и образованные администраторы Д. Герасимов (близкий к иосифлянам), московский дьяк Мисюрь Мунехин, новгородский дьяк Я. Шишкин, ученейший грек Максим Святогорец, пламенный публицист Вассиан Патрикеев. Василий III охотно выслушивал их советы, но решал, как ему поступить, по собственному усмотрению.

Еще с юных лет Василий Иванович связал свою политическую судьбу с воинствующими церковниками – иосифлянами. Но, поняв значение тесного союза с воинствующей церковью для идеологического укрепления престижа великокняжеской власти, Василий III не склонен был превращаться в послушного исполнителя воли высших иерархов церкви. Наоборот, играя на противоречиях иосифлян и нестяжателей, он сумел сделать митрополита Даниила верным проводником правительственных предначертаний. Если для своего правительственного аппарата Василий III стремился найти наиболее способных дельцов, то на должности церковных иерархов Василий III выдвигал главным образом преданных ему лиц, не отличавшихся ни инициативой, ни какими-либо другими личными качествами. Он понимал, что церковь сохраняла элементы независимого положения в государстве, и боялся повторения печального опыта с новгородским архиепископом Серапионом, когда Василию III пришлось уступить этому своенравному и волевому владыке. Но после смерти Серапиона свыше 10 лет новгородская архиепископия была лишена пастыря. Да и в реальной иммунитетной политике Василий III в первой половине княжения не склонен был идти навстречу требованиям церковно-монастырских деятелей, допуская исключение только для тех монастырей, которые являлись надежной опорой в его сложной политической игре.

Василий III оставался всю жизнь врагом еретического вольномыслия. Но в его окружении было немало людей с несомненными гуманистическими взглядами и интересами. Развитие медицины, астрономии, строительной техники осуществлялось при явном покровительстве великого князя, несмотря на дружное противодействие новым идеям как иосифлян, так и нестяжателей.

Внешнеполитические взгляды Василия III, отразившиеся в русской дипломатической практике первой трети XVI в., показывают нам московского государя как дальновидного политика. Его внешняя политика отличается продуманностью и целеустремленностью, умением использовать международную обстановку для проведения в жизнь военных акций.

На западных рубежах основной целью политики Василия III было сохранение громадных территориальных приобретений, которые были сделаны в конце XV – начале XVI в. (а позднее и присоединенного Смоленска). Эти земли стремилось отобрать у России Великое княжество Литовское. Однако позиция московского великого князя, все время выдвигавшего предложение о мире, ставила его в очень выгодное положение и приносила крайние затруднения правителям Великого княжества Литовского, вынужденным прибегать к активным наступательным акциям, хотя для этого у них не было реальных средств. Литовская проблема для России была в первую очередь дипломатической, а не военной. Московская программа могла быть реализована только при условии создания выгодного соотношения сил на международной арене. К чести московского правительства можно сказать, что оно с этой задачей вполне справилось. Ему удалось заставить служить своим интересам Империю и Папскую курию, которые рассчитывали добиться участия Москвы в антитурецкой лиге. Союзником России был Прусский орден, злейшим врагом которого была Польша. Дружественные связи соединяли Василия III с молдавским господарем Петром Рарешем. Естественным союзником московского государя стала Дания. Мирные добрососедские отношения установились с Ливонией и Швецией. Все это стало возможным благодаря совершенно реалистическим планам правительства, правильному пониманию возможностей страны в конкретно сложившейся международной ситуации. Василий III обычно не обольщался несбыточными надеждами и старался добиться реальной цели. Этим он отличался в лучшую сторону от многих современников (в частности, от императора Максимилиана и папы Климента), да и от собственного сына Ивана IV, который нередко ставил перед собой широкие, но невыполнимые задачи. Василия III не прельщали перспективы получения пышного титула из рук папы, он предпочитал добиться присылки на Русь иноземных мастеров-архитекторов, ученых, медиков, артиллеристов.

На Востоке Василий III трезво оценил возросшее военно-политическое могущество Турецкой империи. Поэтому он не только уклонялся от участия в антитурецких авантюрах, но и всячески стремился к установлению союзнических отношений с султаном, которые кроме всего прочего облегчали ему взаимоотношения с Крымом и Казанью. И только в связи с тем, что Турция в этот период была занята более важными для нее европейскими делами, в отношениях с Россией она ограничивалась торговыми сношениями, носившими к тому же нерегулярный характер. Московскому правительству, как правило, удавалось сохранять добрососедские отношения с Крымом, особенно при Менгли-Гирее. Зато по отношению к Казани был принят курс на ее полное подчинение Москве. Благодаря сложным дипломатическим переговорам и все усиливавшемуся военному превосходству России Казань прочно вошла в орбиту московской политики.

Исследователи в целом справедливо утверждают, что Василий III продолжал политическую линию, намеченную его отцом. Вместе с тем были существенные различия в характере правления Ивана III и его сына. В годы объединения русских земель вокруг Москвы великокняжеское правительство стремилось консолидировать для этой цели усилия различных групп господствующего класса, оставляя практически нетронутыми их основные привилегии. Иное дело правительство Василия III, которое в обстановке завершения объединительного процесса начало решительное наступление на права феодальной аристократии.

Политическая линия Василия III, несмотря на отступления от нее в годы боярского правления, определила во многом и правительственные мероприятия Ивана Грозного.

В нашей литературе обычно подчеркивается, что политика Ивана IV отличалась, довольно резко, от курса его предшественников, и не обращается внимание на те черты, которые связывают ее с предшествующим правлением. Иван Грозный воспринял от отца главное – стремление подчинить великокняжеской власти уделы, обеспечить влияние на русскую церковь и добиться политического возвышения дворянства как основной опоры своей власти. Все эти три задачи он решал более настойчиво, но поставлены они были еще Василием III. Разгром Старицкого удела в годы опричнины, казнь митрополита Филиппа и продворянские мероприятия завершали начинания отца Ивана Грозного. В сходном направлении при Иване IV шла реорганизация государственного аппарата. Дьяки казны, дворца и Боярской думы составили основу новых приказных ведомств, которые стали строиться уже не по территориальному, а по функциональному принципу. Ограничение власти наместников, начатое при Василии III в ходе введения института городовых приказчиков, привело в конечном счете к падению системы кормлений. Развитие артиллерии и зарождение войска пищальников в дальнейшем дало стрелецкое войско и мощную артиллерию, сыгравшую крупную роль в Казанском взятии и Ливонской войне.

Даже опричнина, это самое оригинальное из детищ Ивана IV, имела корни в мероприятиях Василия III. Именно в первой трети XVI в. дворовое войско (великокняжеская гвардия) начинает обособляться от общегосударственного. Именно Василий III, создав Александрову слободу, сделал ее своей излюбленной загородной резиденцией. Даже поставление на престол Симеона Бекбулатовича имеет прецедент в попытке Василия III назначить себе наследником крещеного татарского царевича Петра. Если Василий III женился на Соломонии Сабуровой, то Иван IV выбрал себе в жены также представительницу старомосковской боярской фамилии – Анастасию Романову. Так же как Василий III ввел в Думу в качестве своего приближенного сравнительно незнатного любимца Шигону Поджогина, Иван IV сделал членом Ближней думы своего фаворита Алексея Адашева.

Попытка Василия III приблизить к себе Вассиана Патрикеева, использовать в государственных интересах вражду иосифлян с нестяжателями, чтобы ограничить всевластие церкви, нашла продолжение в сближении Ивана IV с Сильвестром и секуляризационных мероприятиях середины XVI в. Стремление Василия III особыми уложениями ограничить княжеское землевладение нашло продолжение в законодательстве его сына 50-х – начала 70-х годов XVI в. Крестоцеловальные и поручные записи по опальным князьям и боярам, смена двора у удельных князей и замена территории уделов были и в годы правления Ивана IV средствами борьбы с сепаратистскими тенденциями феодальной знати. Начатое еще Василием III строительство оборонительных крепостей на южном и восточном рубежах страны в годы правления Ивана IV переросло в сооружение на юге страны целых засечных черт.

Если Василий III еще только изредка в сношениях с отдельными странами именовал себя царем, то уже Иван IV был торжественно коронован на царство в 1547 г.

Иван IV стремился продолжить основные направления и внешней политики своего отца. Он окончательно присоединил Казань и Астрахань к Русскому государству в 50-х годах XVI в., построив предварительно на путях к Казани Свияжск (так же как Василий III построил Васильсурск перед казанским походом 1524 г.). Но вот Ливонская война Ивана IV находилась в прямом противоречии с внешнеполитическими устремлениями Василия III. Она окончилась неудачей по ряду причин, одной из них была та, что Ивану IV не удалось в отличие от его отца добиться окружения Великого княжества Литовского цепью союзных ему держав. Доже подготовленные браком Василия III с Еленой Глинской претензии их сына на литовско-польскую корону не были осуществлены отчасти из-за целой серии неудачных дипломатических шагов.