Текст книги "Россия на пороге Нового времени. (Очерки политической истории России первой трети XVI в.)"
Автор книги: Александр Зимин
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц)
Реальная власть в стране сосредоточивалась в руках сына Ивана III Василия Ивановича, который и являлся истинным вдохновителем антиеретической политики последних лет жизни своего отца. Братья княжича-наследника косо смотрели на счастливого распорядителя судеб. 8 февраля 1505 г. фогт Нарвы сообщил орденмейстеру, что Иван III смертельно болен и его сын Василий должен ему наследовать, хотя русские больше склонны к его внуку, и что между детьми великого князя назревает большая распря [279]279
С. М. Каштанов. Социально-политическая история России… стр. 233.
[Закрыть].
В такой сложной обстановке наследник престола решил вступить в брак, с тем чтобы обеспечить трон своей династии. По совету печатника Юрия Дмитриевича Траханиота, человека из окружения Софии Палеолог и близкого к Василию, княжич отказался от идеи женитьбы на иноземной принцессе и устроил грандиозные смотрины русским невестам. Василий как бы этим подчеркнул будущее отличие своей политики от политики отца: первенствующее место в ней должны занять дела внутрироссийские, а не внешнеполитические.
Смотрины начались еще не позднее августа 1505 г. («нача избирати княжьны и боярины») [280]280
Герберштейн, стр. 38; Лурье, стр. 444.
[Закрыть]. На них привезли 500 (по Герберштейну, даже 1500) девиц, затем после тщательного отбора осталось десять кандидаток [281]281
Сообщение Ф. да Колло (Карамзин, т. VII, прим. № 402), ср. и Павла Иовия (Герберштейн, стр. 273–274).
[Закрыть]. Вопреки расчетам Ю. Траханиота женить великого князя на своей дочери Василий Иванович остановил свой взор на Соломонии, дочери Юрия Константиновича Сабурова [282]282
Дед Соломонии К. Сабуров был одним из воевод в 1482 г.(РК, стр. 19–20). Отец Соломонии в мае 1501 г. был паместником в Кореле (РК, стр. 32). О Сабуровых см.: С. Б. Веселовский. Из истории древнерусского землевладения. – «Исторические записки», 1946, т. 18, стр. 56–91.
[Закрыть]. Так впервые русский государь решил связать свою судьбу не со знатной женой, а с представительницей боярской фамилии, безоговорочно преданной московским великим князьям. Именно старомосковское боярство стало надолго основной опорой Василия Ивановича в его внутриполитической деятельности.
Свадьба состоялась 4 сентября 1505 г. [283]283
ПСРЛ, т. IV, стр. 468, 535; т. VI, стр. 50; т. VIII, стр. 245; т. XII, стр. 259; т. XX, стр. 375–376; т. XXII, стр. 515; т. XXIII, стр. 197; т. XXIV, стр. 215; т. XXVI, стр. 297; т. XXVIII, стр. 338; ИЛ, стр. 147, 197; РВ, стр. 244; Зимин, стр. И, 28, 36; Шмидт, стр. 276. По другим данным-8 сентября (Лурье, стр. 444; ПСРЛ, т. XXX, стр. 14) и даже 18 октября (УЛС, стр. 102).
[Закрыть]
Время для княжича Василия Ивановича было тревожное. Великий князь Литовский Александр открыто стремился к реваншу. После того как окончательно распалась Большая орда, а давний противник Крыма Ших-Ахмет попал в Литву, крымский хан Менгли-Гирей получил возможность для ведения более активной внешней политики. Южные приобретения сделали Россию непосредственным соседом Крыма, что Заставило «крымского царя» приступить к созданию антирусской коалиции, в которую должны были войти Великое княжество Литовское и Ногаи, а существенным звеном должна была стать Казань. Но Казанское ханство с 1487 г. находилось в вассальных отношениях с Москвой, и Иван III зорко следил за тем, чтобы казанские ханы не проявляли и признака самостоятельности во внешнеполитических делах. В январе 1502 г. в результате переговоров Ивана III с казанской знатью на ханский престол был возведен Мухаммед-Эмин, а его брат Абдул-Латиф был сведен с престола и отправлен в заточение на Белоозеро. По просьбе Менгли-Гирея (его жена Нур-Салтан была матерью Абдул-Латифа) в феврале 1505 г. узник был перевезен в Кремль, где получил собственное подворье и находился на положении почетного пленника [284]284
Сб. РИО, т. 41, стр. 557. На Белоозере оставался его брат Мелик-Тагир (В. В. Вельяминов-Зернов. Исследование о касимовских царях и царевичах (далее – Вельяминов-Зернов), т. I. СПб., 1863, стр. 189.
[Закрыть].
Отношения Москвы с Казанью осложнились весной 1505 г., когда Мухаммед-Эмин прислал в столицу Русского государства «князя городного» Шаинсифа с грамотою «о некоих делах». В ответ на это Иван III направил в Казань своего посла сокольничего Михаила Кляпика с наказом, «чтобы он тем речем всем не потакал» [285]285
ПСРЛ, т. XXVIII, стр. 338; С. М. Каштанов. Социально-политическая история России… стр. 237.
[Закрыть]. Из этой глухой летописной записи явствует, что хан был недоволен московской политикой в Казани, а Иван III решил продолжать свою твердую линию. В результате 24 июня 1505 г. казанский царь схватил и бросил в заточение и Михаила Кляпика, и часть великокняясеских торговых людей. Некоторые из них были перебиты, а остальные ограблены и проданы «в Ногаи». Постниковский летописец говорит:
Тех, кому удалось бежать на Волгу, перебила «черемиса». По некоторым данным, казанский царь
«иссече в Казани многих гостей русских, болши 15 тысячи, из многих городов и товару безчисленно взя» [287]287
ПСРЛ, т. XXIII, стр. 197. В частности, посланный с М. Кляпиком в Казань Иван Брюхо Верещагин сын Блеклого был сослан в Чагадаи, «тамо и скончался» (ЦГАДА, ф. Оболенского, № 42, л. 3).
[Закрыть].
Весть о том, что Мухаммед-Эмин собирается перейти Волгу и двигаться к Нижнему и Мурому, достигла Москвы в августе. Тогда в Муром послана была застава с князем И. И. Горбатым. Но вот 4 сентября, когда в Москву вернулся из Крыма отправленный туда еще в 1502 г. Иван Ощерин, к великому князю пришло новое известие. Оказывается, 30 августа Мухаммед-Эмин перешел Волгу в 150 км от Нижнего. Тогда в Муром отправлены были с войсками князь В. Д. Холмский и касимовские царевичи Сатылган и Джанай. Первый из них владел в качестве удела Городком (Мещерском) [288]288
ПСРЛ, т. IV, стр. 535; Лурье, стр. 444; А. Н. Насонов. Летописные памятники хранилищ Москвы, стр. 253; РК,1 стр. 35, 36.
[Закрыть].
Дело обошлось сравнительно благополучно. В то время как русская рать двигалась к Нижнему, казанские войска после трехдневиой осады этого города уже отступили. В обороне Нижнего отличился воевода И. В. Хабар и пленные литовские «огненные стрельцы», которым удалось застрелить ногайского мурзу, шурина Мухаммед-Эмина. Между ногайцами и казанцами вспыхнула распря, и казанский царь предпочел для себя за благо вернуться восвояси [289]289
Рассказ Казанского летописца о том, что осада Нижнего продолжалась месяц, не может считаться достоверным. Сомнительны и цифры – 60 тыс. человек в войске казанского хана, из них 20 тыс. ногайцев, а у русских -100 тыс. человек (КИ, стр. 60–61).
[Закрыть].
Неспокойно было и внутри страны. Роптали братья Василия III. А тут еще умирающий великий князь, охваченный чувством всепрощения, по слухам, велел выпустить на свободу своего внука Дмитрия и обратился к нему со словами: «Молю тебя, отпусти мне обиду, причиненную тебе, будь свободен и пользуйся своими правами» [290]290
Герберштейн, стр. 13.
[Закрыть]. Что значило «пользоваться своими правами»? Наследовать престол? Вопрос оставался открытым.
Трудно предугадать, чем бы все это кончилось, если бы Иван III выздоровел, но 27 октября 1505 г. он скончался [291]291
ПСРЛ, т. IV, стр. 468, 535 (28 ноября); т. VI, стр. 50; т. VIII, стр. 245; т. XII, стр. 259; т. XXII, стр. 515–516; т. XXIII, стр. 197; т. XXVI, стр. 297; т. XXVIII, стр. 333; ИЛ, стр. 147–148, 197. 24 октября: Кунцевич, стр. 601; Лурье, стр. 444. 26 октября: ПСРЛ, т. XX, стр. 367; Зимин, стр. 28; ПЛ, вып. I, стр. 91 (Дмитриев день). 28 октября: ПСРЛ, т. XXIV, стр. 215; т. XXX, стр. 140; Зимин, стр. 26. 29 октября: РК, стр. 36.
[Закрыть]. Ушел в царство теней один из выдающихся государственных деятелей России. Великий князь Иван Васильевич приложил много сил, чтобы Русское государство заняло достойное место среди европейских держав. При нем окончательно пало татаро-монгольское иго. В рамках единого государства воссоединены были основные русские земли. В годы его правления отчетливо вырисовывались четыре основных аспекта русской внешней политики: северо-западный (балтийская проблема), западный (литовский вопрос), южный (крымский) и юго-восточный (казанский и ногайский). Свою внешнюю политику Иван III осуществлял твердо и неуклонно [292]292
УЛС, стр. 102.
[Закрыть].
Да и внутри своей страны Иван III наметил задачи, которые предстояло решить его преемнику. Это борьба с удельно-княжеским разновластием, претензиями церкви к светской власти, формирование личной канцелярии монарха как основы центрального правительственного аппарата.
При Иване III в 1497 г. создан был Судебник, утвердивший единый феодальный правопорядок, который покоился на плечах миллионов трудящихся в русских селениях и городах. Статья 57 этого кодекса, ограничивающая и регламентирующая крестьянский выход (установление Юрьева дня), намечала путь, по которому пойдет правительство наследников московского государя в удовлетворении нужд широких кругов дворянства. Утверждение поместной системы к концу XV в. воочию показывало круги, постепенно становившиеся основной опорой московской монархии. Наконец и в идеологии сформировались основные узлы противоречий, которые предстояло развязать в дальнейшем. Идеология господствующей церкви в это время дала глубокую трещину, показав существование в ее недрах двух направлений, расходившихся в своих представлениях о путях и средствах укрепления ее престижа: иосифляне настаивали на утверждении внешнего благочиния, нестяжатели видели единственный путь в нравственном самосовершенствовании. Складывалась и система взглядов идеологов великокняжеского самовластия, которые стремились первоначально построить свои представления на светских идеологических основах (Сказание о князьях владимирских), но потом заимствовали иосифлянские представления о божественной природе самодержавия.
Всем церковным теориям противостояли вольнодумцы-реформаторы, к учению которых сначала прислушивался великий князь, а затем выдал их более услужливым и, как ему казалось, более надежным иосифлянам.
Таковы те проблемы, которые должны были неминуемо встать перед наследником престола после смерти Ивана III. Пойдет ли княжич Василий по пути своего отца, или он предложит свое решение сложных задач, оставленных ему отцом, должно было показать будущее.
Сразу же по смерти отца Василий Иванович «в железа плямянника своего великого князя Дмитрея Ивановича и в полату тесну посади» [293]293
УЛС, стр. 102. Герберштейн говорит, что Дмитрий был брошен в темницу сразу же после разговора с умирающим Иваном III (Герберштейн, стр. 13). Версию Герберштейна повторил Стрый-ковский (Stryjkowski, str. 323).
[Закрыть] и таким образом с молниеносной быстротой ликвидировал для себя наиболее грозную опасность.
Накануне кончины Иван III еще раз подтвердил свое завещание, в том числе о выделении уделов Юрию и Дмитрию, а «сына своего Семиона да Андрея дасть на руки брату их, великому князю Василию и повеле им дати уделы» [294]294
ПСРЛ, т. XXIV, стр. 215.
[Закрыть]. Поскольку Юрий и Дмитрий распоряжались уделами уже больше года, Василию III ничего не оставалось, как примириться с существующим порядком вещей. Однако от передачи уделов Андрею и Семену великий князь пока воздержался. Он уже с первых дней прихода к власти показал, что борьба с удельной чересполосицей будет для него основным делом жизни. Не был склонен Василий считаться и с мелкими князьками. Так, очевидно, в это время он свел с Великой Перми местного князя Матвея и назначил туда наместником князя В. А. Ковра [295]295
Документы по истории Коми. – «Историко-филологический сборник», вып. 4. Сыктывкар, 1958, стр. 264. Дата «7013» Вычегодского летописца, возможно, ошибочна.
[Закрыть].
Смерть государя Московии вселила в сердца врагов Русского государства призрачные надежды на возможность использования трудной для Василия Ивановича ситуации с целью отторжения от России земель. Так, Александр Казимирович писал магистру Тевтонского ордена Вальтеру фон Плеттенбергу, что «теперь наступило удобное время соединенными силами ударить на неприятеля веры христианской, который причинил одинаково большой вред и Литве, и Ливонии» [296]296
Соловьев, кн. III, стр. 219.
[Закрыть]. Но осторожный магистр не склонен был поддержать авантюристические планы великого князя Литовского. Да и Александр, узнав, что никакой «усобицы» по смерти Ивана III не наступило, решил не ввязываться в новую войну с Россией.
Расправа с Дмитрием-внуком дополнялась поддержкой тех сил, врагом которых был этот номинальный глава еретической партии. Поэтому сразу же после смерти новгородского архимандрита Геннадия на новгородскую архиепископию возводится 15 января 1506 г. Серапион, троицкий игумен, с которым повздорил незадолго до смерти Иван III [297]297
ПСРЛ, т. IV, стр. 468, 535, 536, 611 (приехал 27 февраля); т. VI, стр. 51, 245; т. VIII, стр. 245; т. XXIV, стр. 215 (18 января); т. XXVI, стр. 297; т. XXVIII, стр. 339; ПЛ, вып. 1, стр. 91 (приехал «на Збор»); Г. Н. Моисеева. Житие новгородского архиепископа Серапиона, стр. 154–157; Ю. К. Бегунов. «Слово иное…», стр. 351–364; Послания, стр. 266–267.
[Закрыть]. Серапион пользовался большим влиянием в высших клерикальных кругах как ревностный защитник прерогатив церкви. Он был близок и к митрополиту Симону, который, будучи избран в 1495 г. на московскую митрополию, оставил именно его в качестве преемника на троицком игуменстве. На соборе 1503 г. Серапион энергично отстаивал незыблемость монастырского землевладения.
Не менее колоритны и другие назначения. 18 января 1506 г. архиепископом Ростовским стал брат Иосифа Волоцкого Вассиан [298]298
ПСРЛ, т. IV, стр. 468, 536, 611; т. VI, стр. 51, 245.
[Закрыть]. Немногим позднее, в феврале 1507 г., епископом Коломенским назначили андронниковского архимандрита Митрофана. Фигура этого бывшего духовника Ивана III была более чем определенной [299]299
ПСРЛ, т. VI, стр. 52; т. VIII, стр. 247. В декабре 1503 г. он присутствовал при составлении завещания Ивана III (ДДГ, № 86, стр. 364).
[Закрыть]. Еще весной 1503 г. именно к нему обращался Иосиф Волоцкий с просьбой сподвигнуть великого князя на гонение «отступников веры Христовы» [300]300
Послания, стр. 175–178.
[Закрыть]. В Андронниковском монастыре в 1504 г. была заложена каменная трапеза как знак особой милости великого князя, 8 сентября 1506 г. она была торжественно освящена [301]301
ЛСРЛ, т. VI, стр. 52; т. XXIV, стр. 216. С Митрофаном, как одним из наиболее близких лиц, Василий III вместе со своим окружением ездил осенью 1509 г. в Новгород (ПСРЛ, т. VIII, стр. 251).
[Закрыть].
Епископат пополнился наряду с Митрофаном еще одним горячим сторонником иосифлян. 23 января 1508 г. крути-цкую епископию получает Досифей (Забела) [302]302
ПСРЛ, т. VI, стр. 53, 547; т. VIII, стр. 248–249; т. XXIII, стр. 198; т. XXVI, стр. 299; т. XXVIII, стр. 342; РВ, стр. 260, Досифей принимал самое активное участие в осуждении Серапиона в 1509 г. (Послания, стр. 225, 329). Не гнушался Досифей клеветы во время суда 1531 г. над Вассианом Патрикеевым (Казакова, стр. 297). Участвовал он и в судилищах над Максимом Греком в 1525 и 1531 гг. (Чтения ОИДР, 1847, кн. 7, стр. 1, 7, 11, 12). Присутствовал Досифей при кончине Василия III (ПСРЛ, т. VI, стр. 269, 275). В 1537 г. именно ему была поручена щекотливая миссия доставки в Москву князя Андрея Старицкого (ПСРЛ, т. VI, стр. 293).
[Закрыть].
Таким образом, воинствующие церковники получали явное и прочное большинство среди высших иерархов. Но и только. В финансовой и земельной политике Василий III не спешил с раздачей благ своим клерикальным союзникам. Линия на резкое ограничение монастырских иммунитетов, проводившаяся в последние годы правления Ивана III, продолжалась и в первые годы княжения его сына, во всяком случае до 1511 г. [303]303
С. М. Каштанов. Социально-политическая история России… стр. 249–252.
[Закрыть]Сохраняя свою старую привязанность к иосифлянам, как противникам вольнодумия и политических притязаний Дмитрия-внука, Василий Иванович продолжал политику утеснения прерогатив духовных корпораций, унаследованную им от отца и его окружения. Вот уж поистине: дружба дружбой, а деньги врозь! И это не было чем-то новым для Василия III. Еще на соборе 1503 г., когда встал вопрос, быть или не быть на Руси у монастырей вотчинам, он и Дмитрий Углицкий «присташа к совету отца своего» (в отличие от князя Юрия) [304]304
Ю. К. Бегунов. «Слово иное»… стр. 349.
[Закрыть].
Не только монастыри, но и княжата-наместники вызывали к себе более чем сдержанное отношение великого князя с первых месяцев его правления. Уже весной 1506 г. он выдал уставные грамоты, ограничившие судебно-административный произвол наместников в Галиче и Переяславле-Залесском, т. е. в самом центре страны [305]305
23 марта уставная грамота была дана галицким рыболовам (АСЭИ, т. III, № 24, стр. 43–44), 7 апреля – переяславским рыболовам (там же, № 25, стр. 44–46), 9 апреля – переяславским черносошным крестьянам (ААЭ» т. I, № 144).
[Закрыть].
Грозной опасностью для России оставалась Казань. Сразу же после вступления на престол Василия III казанский хан Мухаммед-Эмин официально провозгласил разрыв отношений с Москвой.
«Аз, – говорил он, – есми целовал роту за князя великого Дмитрея Ивановича, за внука великого князя, братство и любовь имети до дни живота нашего, и не хочю быти за великим князем Васильем Ивановичем. Велики князь Василий изменил братаничю своему великому князю Дмитрею, поймал его через крестное целованье. А яз, Магмет Амин, казанский царь, не рекся быти за великим князем Васильем Ивановичем, ни роты есми пил, ни быти с ним не хощу» [306]306
Я. С. Лурье. О неизданной Холмогорской летописи, стр. 452. Об обряде принесения щерти см. остяцкую шерть 1484 г. (С. В. Бахрушин. Научные труды, т. III, ч. 2. М., 1955, стр. 152; ПСРЛ, т. XXVI, стр. 276–277).
[Закрыть].
Открытая борьба Москвы с Казанью была только делом времени. Поэтому необходимо было заручиться поддержкой Крыма. 7 декабря 1505 г. ко двору Менгли-Гирея был отправлен Василий Наумов с извещением о вступлении на престол Василия III. Основной задачей его миссии было укрепление если не дружеских (что было бы наилучшим вариантом), то хотя бы добрососедских отношений [307]307
ПСРЛ, т. VI, стр. 50–51.
[Закрыть]. Самое главное состояло в том, чтобы не допустить поддержки Крымом Казани в неизбежном русско-казанском вооруженном конфликте.
Обстановка благоприятствовала миссии Наумова. В Литве в это время находился на положении полупленника-полусоюзника злейший враг Менгли-Гирея хан Большой орды Ших-Ахмет. Это вызывало явное неудовольствие в Крыму. В августе 1505 г. большой набег на земли Великого княжества Литовского совершил старший сын крымского царя Мухаммед-Гирей с братьями. Его «загоны» (передовые отряды) доходили до Вильно и Минска [308]308
Pulaski, str. 92–93.
[Закрыть].
Особую роль в предстоявшей игре должен был сыграть брат Мухаммед-Эмина и Абдул-Латифа царевич Куйдакул, находившийся в это время на Руси под присмотром архиепископа Ростовского. По рассказу летописца, Куйдакул обратился к митрополиту с просьбой о крещении и 21 декабря 1505 г. принял православную веру, получив при этом имя Петра. 28 декабря он принес присягу на верность Василию III и был выпущен из «нятства» [309]309
СГГД, ч. I, № 145 стр. 401–403.
[Закрыть].
Чтобы прочнее удержать новообращенного царевича, великий князь 25 января 1506 г. женил его на своей сестре Евдокии. В качестве удела царевич Петр получает Клин, Городен и пять сел у Москвы «на приезд». Впрочем, уже через год с небольшим (в феврале 1507 г.) Клинским уездом распоряжается сам московский государь [310]310
ПСРЛ, т. IV, стр. 468, 536; т. VI, стр. 51, 244–245; Герберштейн, стр. 145–146; АЗР, т. I, № 40, стр. 60. Кто выдал жалованную грамоту 17 июля 1506 г., остается неясным («Археологический ежегодник за 1966 год». М., 1968, стр. 202)
[Закрыть].
Царевич Петр становится самой удобной фигурой претендентов на казанский престол. В случае успешного завершения предполагавшейся Казанской войны царевич Петр мог стать своего рода казанским удельным князем.
Свадьба царевича была только одним из матримональных мероприятий Василия III. 8 апреля 1506 г. он выдает замуж за князя Василия Семеновича Стародубского «своякиню» (сестру своей жены) Марью Сабурову [311]311
РК, стр. 16
[Закрыть]. В условиях осложнившейся восточной политики московский государь решил примириться с двоюродным братом казненного в 1499 г. князя С. И. Ряполовского, тем более что сам В. С. Стародубский был уже достаточно хорошо известен как один из военачальников успешного Казанского похода 1487 г. [312]312
В этом походе В. С. Стародубскнй вместе со своим братом Федором Хрипуном возглавлял конную рать (РК, стр. 21). В походе на Казань в 1506 г. участвовали три брата Ряполовские: Василий Мних, Петр Лобан и Федор Стрига Семеновичи (РК, стр. 37).
[Закрыть]
Стремясь обеспечить себе спокойный западный тыл, Василий III продолжал длительные, но бесперспективные переговоры с литовскими послами. Прибывший с посольством в Москву 15 февраля 1506 г. витебский наместник Юрий Глебович настаивал на возвращении «литовских» городов и полоняников. В ответ на это Василий III отправил в Вильно Ф. С. Еропкина с повторным требованием не «нудить» (принуждать) Елену Ивановну (свою сестру, жену Александра Казимировича) к переходу в католичество [313]313
ПСРЛ, т. VI, стр. 54; Сб. РИО, т. 35, стр. 479–480. Василий III отправил Елене Ивановне письмо еще 7 февраля 1506 г, (АИ, т. 1, № 287).
[Закрыть].
Примерно в это время готовился мирный договор со старым союзником России Данией, который должен был подтвердить соглашение 1493 г. [314]314
Щербачев, № 2; Г. В. Форстен. Борьба из-за господства на Балтийском море в XV и XVI столетиях (далее – Форстен). СПб., 1884, стр. 597–598. В ответ на визит датского представителя Давида фон Коккена и Иоанна Плага 17 июля 1506 г. Василий III послал к датскому королю своего гонца Истому с согласием на подтверждение договора (Щербачев, № 5). См. также грамоту Василия III королю Иоанну от 17 июля 1507 г. и ответ Иоанна (СГГД, ч. V, № 111–112). Об Истоме и о знакомстве с ним Герберштейна см.: И. П. Шасколъский. Об одном плавании древнерусских мореходов вокруг Скандинавии. – «Путешествия и географические открытия в XV–XIX вв.». М.-Л., 1965, стр. 1-20.
[Закрыть]Дания в то время была крайне заинтересована в русском союзнике, ибо ей приходилось вести сложную борьбу с ганзейскими городами, Швецией и даже Империей [315]315
Подробнее см.: Форстен, стр. 169–170.
[Закрыть].
Тем временем в апреле 1506 г. начался тщательно готовившийся казанский поход. Для участия в нем были привлечены не только конные ратники-дворяне, но и вспомогательное войско-посоха, набиравшееся с черных земель [316]316
В грамоте от 1 июня 1506 г., адресованной на Двину, Василий III сообщал, чтоб зимой там собирали «посошных людей Двинские земли на нашу службу с сохи по человеку, а у дву человек лошед». Позднее они были от службы отставлены (Э, л. 35–35 об.).
[Закрыть]. Возглавлять русскую рать должны были князья Дмитрий Иванович Углицкий и Федор Борисович Волоцкий. Участвовали в походе великокняжеские воеводы (князь Ф, И. Бельский) и воеводы князя Юрия Дмитровского. Отсутствие обоих главных политических фигур на Руси – Василия и Юрия – очень многозначительно. Оно говорило о неустойчивом равновесии сил на политической арене, когда великий князь не рисковал сам покинуть столицу и еще менее склонен был доверить командование огромной армией своему главному политическому противнику.
Основная часть русских войск двинулась по Волге на судах, но одновременно с нею по берегу направилась конная рать князя Александра Владимировича Ростовского.
22 мая судовая рать была уже под Казанью. О ходе событий, разыгравшихся у стен столицы Казанского ханства, достаточно ясных сведений сохранилось сравнительно мало. Официальная версия была довольно определенной. Еще до прибытия под Казань войск А. В. Ростовского татары, пользуясь небрежением русских воевод, разбили войско Дмитрия Жилки, а многих воинов потопили в Поганом озере. Как только весть об этом достигла Москвы (9 июня), под Казань отправилось подкрепление во главе с князем В. Д. Холмским; в составе его были отряды татарских царевичей Сатылгана и Джаная, находившихся на русской службе. Одновременно воеводам был послан строгий наказ не начинать осаду города до прибытия полков Холмского.
Все же после подхода конной рати князя А. В. Ростовского (22 июня) воеводы решили начать штурм Казани. Причем «на первом ступе (приступе. – А. 3.) царь побежал, пометав весь живот, и москвичи учали грабити, и царь их многых тут побил, а иные в реце истопли» [317]317
ПСРЛ, т. IV, стр. 468.
[Закрыть]. По краткой, но лаконичной официальной версии, воеводы «граду не успеша жэ ничтоже, но сами побеждени быша от татар» [318]318
ПСРЛ, т. XXVIII, стр. 339.
[Закрыть]. На самом же деле произошел страшный разгром [319]319
См. также: ПСРЛ, т. IV, стр. 536; т. VI, стр. 51–52, 245 УЛС, стр. 103; Лурье, стр. 444; РК, стр. 36–37; Никольский, стр. XII Вельяминов-Зернов, стр. 196–204; Герберштейн, стр. 146–147 Stryjkowski, str. 328.
[Закрыть]. Об этом сообщают уже неофициальные источники. Убиты были воеводы князья М. Ф. Курбский (отец будущего выдающегося деятеля середины XVI в. князя Андрея) и Ф. Палецкий, а также Д. В. Шеин, взятый ранее в полон казанцами. По одним данным, было разгромлено русское войско в 50 тыс. человек [320]320
ПСРЛ, т. XXIV, стр. 215–216; A3P, т. И, № 15.
[Закрыть], а по другой версии – из 100 тыс. воинов осталось всего 7 тыс. Мухаммед-Эмин писал, что в русской сухопутной рати было 60 тыс., а с Дмитрием послано 50 тыс. человек [321]321
КИ, стр. 62–63; Pulaski, str. 294.
[Закрыть]. Эти цифры нам представляются очень преувеличенными.
Князь Дмитрий Жилка отступил к Нижнему. За отрядами «церевича» (Сатылгана) к Ф. М. Киселева Мухаммед-Эмин послал погоню, но за 40 верст от Суры она была разбита.
Казанская неудача разрушила на время замыслы Василия III. Она показала, что удельные братья великого князя являются серьезным, препятствием на пути создания могущественного государства, способного осуществить реализацию широких внешнеполитических акций. Отныне ни один из важнейших походов не будет возглавляться ими. Поражение под Казанью создавало и в Литве иллюзорное представление о слабости России, что осложняло отношения Василия III со своим западным соседом. Сам же победитель, Мухаммед-Эмин, понимал временный характер своих успехов и стремился только к тому, чтобы добиться сохранения завоеванных позиций, и не помышлял о дальнейшем развитии успехов.
Глава 4
Отношения с Литвой и восстание Михаила Глинского
Кто знает, как бы развернулись в дальнейшем события, если б судьба на этот раз не была благосклонной к великому государю всея Руси. Прежде всего порадовал Василия III успех миссии к Менгли-Гирею. 1 августа 1506 г. в столицу прибыли вместе с Наумовым крымские послы Казимир Кият и Магметша. Они после небольшой заминки присягнули на «шертных грамотах» в дружбе с Москвой [322]322
ПСРЛ, т. VI, стр. 51–52, 245–264; т. VIII, стр. 247; т. XXVI, стр. 298; т. XXVIII, стр. 339–340. Послы Менгли-Гирея отпущены были в Крым с окольничим К. Г. Заболоцким в декабре того же года.
[Закрыть]. Проблема Крыма, казалось, была решена.
Вскоре после этого пришла нежданная весть. В ночь на 20 августа умер великий князь литовский Александр. Как брат вдовы Александра, Василий III надеялся на возможность избрания его великим князем Литовским, тем более что в Литве существовала большая и влиятельная группа православных магнатов русского происхождения, на поддержку которых можно было рассчитывать. В августе того же 1506 г. московский государь направляет гонца Ивана Кобякова Наумова к своей сестре с просьбой принять меры, чтобы епископ Виленский и паны «похотели его государства». Аналогичного содержания грамоты посланы были самому епископу, Николаю Радзивиллу и всей Литовской раде [323]323
Сб. РИО, т. 35, стр. 481–482; ПСРЛ, т. VI, стр. 52; А. Б. Кузнецов. К вопросу о борьбе Русского государства за воссоединение западнорусских земель в начале XVI в. – «Труды Мордовского научно-исследовательского института языка, литературы и истории. Серия историческая», вып. 27. Саранск, 1964, стр. 27-29
[Закрыть]. Однако планы Василия III не сбылись. Глава литовско-русской партии князь Михаил Львович Глинский сам рассчитывал занять великокняжеский престол. Более влиятельная литовская католическая знать, опасаясь властного князя Михаила, предпочла брата умершего великого князя Александра Сигизмунда, эрекция которого состоялась 20 октября [324]324
Wojciechowski. Zygmunt Stary (1506–1548). Warszawa, 1946, str. 21.
[Закрыть].
В центре Европы для России складывалась благоприятная ситуация. Готовясь к решительной борьбе с венгерскими магнатами и горожанами, не желавшими признавать прав Габсбургов на венгерскую корону, император Максимилиан стремился упрочить союз с Русским государством, наметившийся еще при Иване III. Он вспомнил русско-имперский договор 1491 г., согласно которому Россия обязывалась помочь Империи в борьбе с венгерским королем Владиславом Ягеллончиком, а та в свою очередь изъявляла готовность выступить против русского «недруга» – польского короля и великого князя Литовского. На престоле в Литве находился родной брат Владислава. Для Василия III наибольший интерес представлял, конечно, последний пункт старого договора.
В октябре 1506 г. в Москву прибыло посольство Максимилиана, возглавлявшееся Юстусом Гартингером. Миссия носила характер дипломатического зондажа. Официально переговоры велись главным образом о ливонцах, попавших в русский плен в ходе войны 1500–1503 гг. [325]325
ПДС, т. I, стб. 139–150; Русско-ливонские акты (далее – * РЛА). СПб., 1868, № 299; Ubersberger, S. 64–65,
[Закрыть]Василий III соглашался удовлетворить просьбу Максимилиана, ходатайствовавшего об освобождении ливонцев, но обставлял согласие такими оговорками, которые сводили его на нет. Он готов был отпустить ливонских полоняников, но при условии, если ливонцы «отстанут» от Литвы, т. е. разорвут с нею союзнические отношения. Реальный же шаг, на который пошел московский государь, – это освобождение из темницы одного из крупнейших литобских военачальников – князя Константина Острожского, попавшего в плен в 1500 г. В тот же день, когда Василий III направил Максимилиану грамоту о полоняниках (18 октября), князь Константин принес присягу в службе московскому государю «до живота» [326]326
СГГД, ч. V, № 51, стр. 34–35; ч. I, № 146, стр. 403. До того времени он находился в заточении на Вологде (РИБ, т. 31, ст. 342).
[Закрыть]. Однако Острожский, видимо, и не собирался выполнить присягу, ибо уже на следующий год, воспользовавшись началом русско-литовской войны, бежал из России [327]327
ПСРЛ, т. XVII, ст. 185, 289, 344 (25 сентября); Stryjkowski, str. 345.
[Закрыть]. Какие-то сношения в этот период были и с Италией. В 1505/06 г. в Москву приезжал «из Италийских стран» Андрей Траханиот [328]328
Сб. РИО, т. 35, стр. 480. Н. Н. Баитыш-Каменский говорит, что А. Траханиот в 1506 г. посылался в Рим (Я. Я. Бантыш-Каменский. Обзор внешних сношений России, ч. 2. М., 1896, стр. 233).
[Закрыть].
Наконец, давнишние связи московских князей с балканскими единоверцами также возобновились уже в первые годы правления Василия III.
Сношения России с афонскими монастырями оживились еще в конце XV в. [329]329
Еще в 1496 г. в Москве побывали игумен и три старца Пантелеймонова монастыря (ПСРЛ, т. VIII, стр. 333). В 1499 г. Иван Ш выдал жалованную грамоту на свободный проезд в Россию монахам того же монастыря (ЦГАДА, ф. 197, портф. 2, д. 33; Н. В. Синицына. Послание Максима Грека Василию III об устройстве афонских монастырей, стр. 216). По мнению М. Н. Тихомирова, «русский Пантелеймонов монастырь окончательно делается патро-нальной обителью московских царей» (М. Н. Тихомиров. Исторические связи русского народа с южными славянами с древнейших времен до половины XVII в. – «Славянский сборник». М., 1947, стр, 182). Вывод этот слишком категоричен, но тесная связь с Россией Пантелеймонова монастыря очевидна.
[Закрыть]Но наиболее тесными они стали в первую половину правления Василия III. Ревностный защитник правоверия, сын греческой царевны, великий князь всея Руси поддерживал у греческих монахов надежду на постоянную помощь со стороны России. В ноябре 1506 г. из Святогорского Пантелеймонова монастыря в Москву приходили дьякон Пахомий и монах Яков «милостыни ради». Получив 160 «златниц», они 9 мая 1507 г. отпущены были восвояси [330]330
ПСРЛ, т. VI, стр. 52; т. VIII, стр. 247; т. XIII, стр. 4–5; Т. XXVIII, стр. 340; ИЛ, стр. 151
[Закрыть].
Самые драматические события развернулись в Литве. Коронация Сигизмунда фактически означала победу тех сил в Великом княжестве Литовском, которые решились идти на открытый разрыв с Россией. Сигизмунд, короновавшийся 20 января 1507 г., видел в Василии III своего личного врага, претендовавшего на литовский трон. Это обостряло и без того натянутые русско-литовские отношения. В такой обстановке литовский сейм в феврале 1507 г. принял решение начать войну со своим восточным соседом [331]331
АЗР, т. II, № 12, стр. 8-10; М. Любавский. Литовско-русский сейм. М., 1900, стр. 174.
[Закрыть].
В начале 1507 г. великому князю Литовскому после длительных переговоров удалось заручиться поддержкой Крыма и Казани в предполагавшейся войне с Россией п. На его коронации в Вильно присутствовали послы как Менгли-Гирея, так и Мухаммед-Эмина. Поход 1506 г. на Казань оттолкнул Крым от Москвы и создавал какие-то иллюзии у литовского великого князя и его союзников о возможности успешной вооруженной борьбы с Россией.
В феврале – марте к ливонскому магистру Вальтеру фон Плеттенбергу от Сигизмунда было отправлено посольство с предложением военного союза против России [332]332
АЗР, т. II, № 15, стр. 13–14.
[Закрыть]. Но осторожный магистр занял выжидательную позицию, отлично сознавая по печальному опыту недавнего прошлого мощь Русского государства. К тому же и Тевтонский орден, враждебный Польше, настоятельно советовал Плеттенбергу воздержаться от военных авантюр, особенно в союзе с польским королем и великим князем Литовским [333]333
См. письмо гроссмейстера Ордена Плеттенберга от 7 декабря 1507 г. (РЛА, № 300).
[Закрыть].
В самой России Сигизмунд рассчитывал на поддержку со стороны недовольного Василием князя Юрия, к которому от великого князя Литовского были засланы весной 1507 г. «тайные речи» с предложением союза. В них, в частности, Сигизмунд писал: «Слухи до нас дошли, што многие князи и бояре, опустивши брата твоего, великого князя Василия Ивановича, к тобе пристали» [334]334
АЗР, т. II, № 19, стр, 21.
[Закрыть]. Но дмитровский князь понимал возможные последствия изменнических сношений с Литвой и никакого ответа Сигизмунду не дал.
Не терял времени даром и Василий III. Прежде всего он обратил основное внимание на укрепление западных и восточных рубежей, и особенно на создание мощных крепостей, которые могли бы сдержать натиск неприятеля, а в подходящий момент и явиться опорными пунктами для наступления на врага. Возможно, около 1506–1507 гг. начато было строительство каменного кремля в Туле. В начале 1507 г. приступили к сооружению новых укреплений в крепостной стене Иван-города, построенного еще во время Ливонской войны начала XVI в. Строителями их были Владимир Торокан (Тараканов) и Маркус Грек [335]335
В. В. Косточкин. Крепость Иван-город. – «Материалы и исследования по археологии СССР» № 31. М., 1952, стр. 296.
[Закрыть]. В 1507/08 гг. возведен был новый участок каменной стены во Пскове (у Гремячей горы) [336]336
ПЛ, вып. 1, стр. 92; вып. 2, стр. 225, 292.
[Закрыть]. Весной 1508 г. «фрязином» Петром Френчужком был Заложен каменный кремль в Нижнем Новгороде [337]337
ПСРЛ, т. VI, стр. 247; т. XIII, стр. 8; УЛС, стр. 103; Герберштейн, стр. 102–103. Тверская башня в Нижнем заложена была еще в 1500 г. 1 сентября 1508 г. заложена была П. Фрязиным Дмитриевская стрельница (М. Н. Тихомиров. Краткие заметки… стр. 158). В конце 1508/09 г. писец Г. Заболоцкий описывал земли в Нижнем (Нижегородский летописец, стр. 30)
[Закрыть].
Понимая необходимость привлечения союзников для борьбы с Литвой и Казанью, Василий III 13 апреля 1508 г. посылает к ногайцам Темира Якшенина, который должен был восстановить их против Сигизмунда ссылкой на то, что великий князь Литовский держит в плену Ших-Ахмета [338]338
Сб. РИО, т. 95, стр. 1-18.
[Закрыть]. Переговоры затянулись и реальных результатов не дали. Прибывшие в Москву в августе ногайские послы просили для своего хана в качестве компенсации за союз с Россией Казань или по крайней мере Городец (Касимов). На это московский государь не согласился [339]339
ПСРЛ, т. VI, стр. 53, 248; т. VIII, стр. 249; т. XIII, стр. 9; т. XX, стр. 388; т. XXI; стр. 586; т. XXVIII, стр. 342; ИЛ, стр. 153.
[Закрыть].
Тем временем события развивались со стремительной быстротой. Великий князь Литовский отлично понимал, что время работает не на него, что внутренние и внешнеполитические позиции Василия III могут укрепиться. Поэтому он решил пойти на скорейшее развязывание войны с Россией. В марте 1507 г. в Москву прибыло посольство Яна Радзивилла и Богдана Сопежича. Оно снова поставило вопрос о возвращении земель, перешедших к России в ходе последних войн с Литвой [340]340
ПСРЛ, т. VI, стр. 52; ИЛ, стр. 150, 199; АЗР, т. II, № 16, 18 (ошибочно – март, надо – ноябрь 1507 г.); Сб. РИО, т. 35, стр. 482–483; Сборник кн. Оболенского, № 1, стр. 102–105.
[Закрыть]. Это требование носило по существу ультимативный характер и имело своей целью в случае отказа представить Россию инициатором новой войны. Конечно, никаких позитивных результатов в ходе переговоров достигнуто не было.
Удачно складывались отношения России с Казанью. В том же месяце Москву посетило посольство Мухаммед-Эмина с просьбой о мире. Условием мирных отношений Василий III поставил отпуск на свободу задержанного казанцами М. Кляпика. Оно было выполнено. Тогда 8 сентября в Казань из Москвы направилось большое посольство во главе с окольничим И. Г. Морозовым, которое должно было привести к присяге Мухаммед-Эмина. Свою миссию оно успешно выполнило и в январе 1508 г. вернулось в столицу Русского государства [341]341
ПСРЛ, т. VI, стр. 52–53, 246–248; т. VIII, стр. 247–248.
[Закрыть].
Военные действия России с Литвой начались к марту 1507 г. Первоначально они носили характер мелких пограничных стычек. Это была, так сказать, разведка боем. Из Мстиславля «королевские люди» нападали на окрестности Брянска. Литовские воеводы сожгли также Чернигов [342]342
Сб. РИО, т. 35, стр. 483; ПСРЛ, т. XXIV, стр. 216.
[Закрыть]. В отместку за эти набеги Василий III послал «из Северы» в июле на Литву князя Ф. П. Сицкого, а из Дорогобужа – князя И. М. Телятевского [343]343
РК, стр. 38. В июне Василий III направил новую грамоту своей сестре Елене Ивановне (АЗР, т. II, № 22).
[Закрыть].
Во исполнение литовско-крымского соглашения летом 1507 г. крымские мурзы пришли под Белев, Одоев и Козельск. Получив об этом известие, великий князь решил укрепить южные окраины страны и послал в Белев войска князя И. И. Холмского и К. Ф. Ушатого. К ним должны были присоединиться князья И. М. Воротынский и В. С. Одоевский, а также козельский наместник князь А. И. Стригин.
Выйдя из Воротынска, воеводы 9 августа разбили татар на Оке и гнали их до реки Рыбницы [344]344
ПСРЛ, т. VI, стр. 246; 3, л. 37 об.; Pulaski, str. 118–120. Возможно, этот поход Мухаммед-Гирея на «рязанские места», а потом в Ногаи упоминали русские дипломаты в 1517 г. (Сб. РИО, т. 95, стр. 521).
[Закрыть]. Тылам крымских войск стали угрожать ногайцы. В такой обстановке мурзы отступили.
14 сентября к Мстиславлю отправлены были полки князя В. Д. Холмского и Якова Захарьина. Поход не дал существенных результатов. Были сожжены только посады под городом. Во время военных действий у Кричева был застрелен видный военачальник М. В. Образцов. Вместе с В. Д. Холмским должны были действовать полки князей В. Шемячича и В. Стародубского [345]345
ПСРЛ, т. VI, стр. 52, 246–247; т. VIII, стр. 248; РК, стр. 38–39.
[Закрыть].
В то время как Сигизмунд рассчитывал на несогласия между Василием III и его братьями, конфликт назревал в самом Великом княжестве Литовском. Спутал все карты Сигизмунда человек незаурядной воли, огромного честолюбия и энергии – князь Михаил Львович Глинский. Биография этого соперника Сигизмунда была необычной.
12 лет он прожил в Италии, принял здесь католичество. В 1489 г. он прославился ратными подвигами в армии саксонского курфюрста Альбрехта (позднее на Руси Глинский получил даже прозвище Немец) [346]346
Герберштейн, стр. 168.
[Закрыть]. Другом князя Михаила был сын Альбрехта магистр Тевтонского ордена Фридрих.
Вернувшись после странствий по Франции и Испании в Литву в начале 90-х годов XV в. Глинский вскоре становится заметной фигурой в окружении великого князя Александра. В 1499 г. он уже «маршалок дворский», т. е. глава придворной гвардии, в 1501–1505 гг. – наместник бельский. Один его брат, Иван, с 1505 г. сидел на киевском воеводстве, другой, Василий, держал в своих руках староство Берестейское, а в 1501–1505 гг. был наместником в Василишках [347]347
О. Backus. Motives of West Russian Nobles in Deserting Lithuania for Moscow 1377–1514 (далee – Backhs). Laurence, 1957, p. 139–140.
[Закрыть]. Едва ли не половина Великого княжества находилась к 1506 г. под властью Глинских. Поговаривали даже, что великий князь Александр все свои решения принимал только с согласия Михаила Глинского [348]348
, t. I, N VIII, p. 16.
[Закрыть].
