Текст книги "Россия на пороге Нового времени. (Очерки политической истории России первой трети XVI в.)"

Автор книги: Александр Зимин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

Почти одновременно с водворением Шигалея в Казани происходит и еще одно событие, которое поначалу не имело никаких видимых последствий, но позднее доставило много хлопот московским государям. Убедившись в беспрекословном послушании своего младшего брата, князя Андрея, Василий III отпустил его на удел в Старицу. Это произошло, очевидно, в феврале 1519 г. [745]745
  ПСРЛ, т. VI, стр. 262–263; ср. т. XXVI, стр. 310. Во всяком случае, как установил С. М. Каштанов, уже в марте 1519 г. князь Андрей выдавал грамоты на земли своего удела (В. Б. Кобрин. Две жалованные грамоты Чудову монастырю (XVI в.). – «Записки отдела рукописей ГБЛ», вып. 25. М., 1962, стр. 318). О дате см.: С. М. Каштанов, В. Д. Назаров, Б. Н. Флоря. Хронологический перечень иммунитетных грамот XVI в. – «Археографический ежегодник за 1966 год». М., 1968, № 1-82.


[Закрыть]Таким образом, общее число уделов, сократившееся после смерти Семена Калужского, снова было восстановлено.

В марте 1519 г. в Москву прибыло долгожданное посольство крымского мурзы Аппака, которого сопровождал Останя Андреев. Аппак привез с собой грамоту Мухаммед-Гирея с шертью, которую тот принял перед О. Андреевым еще 8 декабря 1518 г. [746]746
  ПСРЛ, т. VI, стр. 263; т. VIII, стр. 268; Сб. РИО, т. 35, стр. 547–548; т. 95, стр. 630–667. См. шертную грамоту Мухаммед-Гирея (СГГД, ч. V, № 86).


[Закрыть]В договорной грамоте обе стороны (как русская, так и крымская) обещали стоять «заодин» против своих недругов Сигизмунда и «Ахматовых детей». В случае возникновения военных действий они обязывались оказать друг другу вооруженную помощь. Мухаммед-Гирей сообщал, что собирается весной идти в поход на Астрахань, и призывал Василия III присоединиться к нему. Если же московский государь не выполнит своих договорных обязательств, продолжал крымский царь, то «рота моя и шерть моя не в шерть» [747]747
  Сб. РИО, т. 95, стр. 635.


[Закрыть]. Уж очень хотелось Мухаммед-Гирею получить вооруженную русскую помощь, если он и шерть принес, и старого русского доброхота Аппака послал ко двору московского государя. Все это было еще до смерти Ахмата в Крыму и до получения там известия о посылке Шигалея в Казань. Теперь же крымская шерть грозила превратиться в простой клочок бумаги. Даже Аппак, узнав о Шигалее, с раздражением говорил: «У нашего государя сына ли брата ли ни было, кого та была послати на Казань» [748]748
  Сб. РИО, т. 95, стр. 661.


[Закрыть]. На это великий князь дал уклончивый и, надо сказать, малоубедительный ответ. Оказывается, он-то был готов согласиться на кандидатуру крымского царевича, но вот казанцы просили именно Шигалея. Проведя все лето в Москве, 8 сентября Аппак с русским послом Федором Климентьевым отправились в Крым [749]749
  ПСРЛ, т. VI, стр. 263; т. VIII, стр. 269.


[Закрыть].

Было еще одно средство, которым московское правительство полагало удержать в мирных отношениях Крым, – Это воздействие Порты. В марте того же 1519 г., когда в Москву прибыл Аппак, в Царьград к султану Селиму был отправлен Б. Я. Голохвастов с изъявлением дружеских чувств [750]750
  Сб. РИО, т. 95, стр. 619–630; ПСРЛ, т. XIII, стр. 36; ИЛ, стр. 181.


[Закрыть]. В Москве имели основания возлагать некоторые надежды на враждебное отношение Селима к Мухаммед-Гирею [751]751
  Б. Голохвастов позднее сообщал, что «крымской… бережется от турского», ибо тот оказывает покровительство детям убитого брата Мухаммед-Гирея Ахмата (Сб. РИО, т. 95, стр. 670; ср. стр. 668). См. также: В. Д. Смирнов. Крымское ханство. СПб., 1887, стр. 362–368.


[Закрыть]. Задача перед Голохвастовым поставлена была для начала скромная: наладить регулярные дипломатические и торговые отношения между странами, чтобы «вперед бы меж государя нашего и салтана на обе стороны люди их ездили без оскуднения» [752]752
  Сб. РИО, т. 95, стр. 622.


[Закрыть]. Но Порта не собиралась в это время вступать в русско-крымский диалог, а в октябре 1519 г. она даже продлила на пять лет мир с Польшей [753]753
  Abrahamovicz, N 17.


[Закрыть], ясно показывая благосклонность к противникам России.

Тем временем Литва готовилась к летней военной кампании. На берестейском сейме (ноябрь 1518 – январь 1519 г.) решено было собрать «поголовщину» на военные нужды: по грошу с простых людей и по 2 гроша со шляхтичей [754]754
  М. К. Любавский. Литовско-русский сейм, стр. 211–212.


[Закрыть]. Чтобы предотвратить войну или во всяком случае встретить ее в максимально благоприятной внешнеполитической ситуации, Россия укрепила свои дипломатические позиции на Западе. Еще 9 марта 1519 г. в третий раз к великокняжескому двору прибыл Дитрих Шонберг. Он передал Василию III содержание буллы, которая была послана с его братом Николаем. Папа Лев X настаивал на заключении перемирия с Сигизмундом, чтобы обратить силы против врага на Востоке. Папа также изъявлял желание великого князя «и всех его людей Русские земли приняти в единачество и согласье римские церкви». А в качестве компенсации за Это папа готов «короновати в кристьянского царя» государя всея Руси. К этому магистр добавил: «Литву не надобе оружьем воевати, время ее воюет». У короля нет наследника, и после его смерти между Литвой и Польшей вспыхнет междоусобица, «и от того разорятца оба государьства» [755]755
  Сб. РИО, т. 53, стр. 85—86


[Закрыть].

В ответ на все это Василий III повторил, что он уже имел случай высказать Ф. да Колло свое согласие на пятилетнее перемирие с Литвою, но с условиями: «Пленным быти на обе стороны свобода и с бесерменством бы король не вопчался». Смоленск, конечно, должен был оставаться за Россией, только о судьбе других русских городов (Киева, Минска и т. п.), как и прусских, можно будет говорить во время переговоров [756]756
  Сб. РИО, т. 53, стр. 98.


[Закрыть]. Д. Шонберг с облегчением узнал об Этом решении великого князя. Его «миролюбивая миссия» являлась в какой-то степени вынужденной. Он (равно как и магистр) делал дружелюбные жесты по отношению к папе и Империи с тайной надеждой, что Василий III не даст себя провести всевозможными посулами. Так и случилось.

Итак, практически перемирия между Литвой и Россией не предвиделось. Выяснив это, Д. Шонберг 27 марта покинул Москву. Вслед за ним из Москвы в Королевец 3 апреля направились К. Т. Замыцкий и дьяк Истома Малый с разъяснением русской позиции [757]757
  Сб. РИО, т. 53. стр. 103; 122–135. Подробнее см.: Forstreuter, S. 92–96; В. Н. Балязин. Россия и Тевтонский орден в 1466–1525 годах, стр. 70; Ф. Успенский. Сношения Рима с Москвою (далее – Успенский). – ЖМНП, 1884, август, стр. 380–385; Пирлинг, стр. 302–303.


[Закрыть]. Вскоре (27 апреля) Василий III отправил гроссмейстеру Альбрехту послание, в котором сообщалось о готовности вступить в непосредственные переговоры с римским папой [758]758
  СГГД, ч. V, № 89; Сб. РИО, т. 53, стр. 119.


[Закрыть].

Замыцкому гроссмейстер Тевтонского ордена оказал самый внимательный и почетный прием. Альбрехт заверил русского посла, что Орден перемирия с Польшей не заключил и готовится к началу военных действий. Поэтому он просил немедленно прислать денег для набора 1 тыс. воинов [759]759
  Сб. РИО, т. 53, стр. 122–135.


[Закрыть]. Сведения об этом получены были в Москве уже 5 июня. Замыцкий сообщал и о европейских событиях, в частности о том, что татары «воевали» недавно Подольскую землю, о том, что «людей… прибыльных» (войска наемного) у Сигизмунда нет, а сам он в Литву не собирается, и т. п.

Складывалась обстановка, благоприятная для начала военных действий с Литвой. В Казани находился послушный ставленник Василия III. Крым поддерживал союзнические отношения с Россией. Империя была занята избранием преемника Максимилиана.

В мае 1519 г. великий князь выехал из Москвы в поездку по монастырям. Он побывал в Угрешском и других монастырях, затем до середины июня находился «на Острове», затем вернулся в Москву, где и «летовал» (в Воронцове) [760]760
  ПСРЛ, т. VI, стр. 203; т. XIII, стр. 32; т. XX, стр. 400–401; т. XXII, стр. 518; РВ, стр. 320; Шмидт, стр. 279.


[Закрыть].

В июле Мухаммед-Гирей и Василий III одновременно начали военные действия против Польши и Литвы. С севера должен был по Польше нанести удар Тевтонский орден. В то же самое время 40-тысячное войско во главе с Богатыр-Салтаном напало на Волынь, опустошило районы Люблянщины, Белзкий и Львовский, а отдельные татарские отряды доходили чуть ли не до самой Вислы. Под Соколом (у Буга) 2 августа 20-тысячное войско К. Острожского потерпело сокрушительное поражение. Крымцы перебили многих польских военачальников, взяли большой полон (по данным Стрыйковского, восходящим к М. Вельскому, – 60 тыс. человек) и вернулись восвояси [761]761
  ПСРЛ, т. VIII, стр. 268; Сб. РИО, т. 95, стр. 670–671; Stryj-kowski, str. 392 (ср. А. И. Рогов. Русско-польские культурные связи в эпоху Возрождения. М., 1966, стр. 235); /С. Pulaski. Machmet-Girej, str. 313–317.


[Закрыть].

Прикрыв южную границу войсками князя М. Д. Щенятева («на берегу») и князя Ю. В. Ушатого (на Туле), Василий III отдал в июле распоряжение В. В. Шуйскому выступить из Вязьмы через Смоленск в Литовскую землю. Вместе с ним отправлен был Ак-Доулет с городецкими татарами. Шуйский должен был соединиться с ратью князя М. В. Горбатого, шедшей изо Ржевы и Дорогобужа [762]762
  РК, стр. 61–64.


[Закрыть]. «Из Северы» выступил князь С. Ф. Курбский. Поход начался 1 августа и продолжался недолго. Войска двигались в направлении Могилева и Минска, а отдельные отряды доходили до Вильно. Боевые действия происходили в районе Логойска, Минска, Красного села, Молодечны (здесь сражались псковичи), Маркова, Лебедева, Крева, Ошмян, Радошковичей, Борисова. Удар, следовательно, был направлен на Вильно [763]763
  В грамоте гроссмейстеру Альбрехту Василий 111 так и писал: «Велели есмя ити тем своим воеводам в своего недруга в Литовскую землю прямо к болшому его к литовскому городу к Вилне» (Сб. РИО, т. 53, стр. 142–143).


[Закрыть].

Во время летней кампании 1519 г. Василий III скорее всего хотел произвести военную демонстрацию, которая должна была наглядно показать мощь русского оружия и принудить Литву принять русские условия перемирия. Короче говоря, речь шла о том, чтобы обеспечить присоединение Смоленска к России, а новых приобретений не добиваться. Против русских полков упорно сражались виленский воевода Николай Радзивилл, Троцкий воевода Альбрехт Гаштольд, князь М. Мстиславский. Впрочем, от открытых столкновений эти литовские воеводы уклонялись, хоронясь за стенами города Крево и других крепостей. Поэтому удалось только разгромить передовые отряды князя В. Полубенского. Взять же крепостей русские воеводы не смогли. Возможно, такой цели перед ними и не стояло. Взяв большой полон, Шуйский и его товарищи вернулись 11 сентября в Вязьму [764]764
  См. также: ПСРЛ, т. VI, стр. 263; т. VIII, стр. 268; ПЛ, вып. 1, стр. 100; РК, стр. 62–64; Сб. РИО, т. 35, стр. 548;, t. IV, N 73, 78. Об окончании похода Василий III сообщал Альбрехту в грамоте от 16 сентября (Сб. РИО, т. 53, стр. 162–163).


[Закрыть].

Продолжалась осенью 1519 г. и «тевтонская акция». Получив 2 августа от гроссмейстера Альбрехта грамоту о готовности начать войну с Польшей [765]765
  Сб. РИО, т. 53, стр. 135–139.


[Закрыть], Василий III 16 августа отправляет в Королевец своего посла В. А. Белого с сообщением о начале военных действий в Литве [766]766
  Сб. РИО, т. 53, стр. 140–158.


[Закрыть]. В сентябре Иван Харламов получил распоряжение отвезти казну гроссмейстеру Альбрехту для найма тысячи воинов. Но это был, так сказать, задаток. Альбрехт настаивал на присылке остальных денег (для найма 10 тыс. пеших и 2 тыс. конных воинов) [767]767
  Сб. РИО, т. 53, стр. 160–177.


[Закрыть]. Так или иначе, но давно уже ожидавшаяся война Ордена и Польши в ноябре 1519 г. вспыхнула. На первых порах орденским войскам удалось достичь некоторых успехов (1 января 1520 г. взяли замок Браунсберг). Далее наступили трудные дни, ибо в Торунь (близкий к орденской границе) с войсками прибыл польский король, показывая тем самым решимость Польши довести борьбу с Орденом до победного конца. Вместе с тем для Сигизмунда становилось ясным, что без установления мирных отношений с Россией важнейшую для Польши тевтонскую проблему решить нельзя.

31 декабря 1519 г. в Москву прибыл новый посланец Альбрехта Мельхиор Рабенштейн, который энергично настаивал на финансовой и военной помощи со стороны России. Василий III тактично и резонно заявлял, что его полки во исполнение союзного договора уже совершили поход в Литву, туда же вторгались по договоренности с ним и крымские отряды [768]768
  Сб. РИО, т. 53, стр. 182–189. Подробнее см.: А. Б. Кузнецов. О некоторых аспектах… стр. 177–193; В. Н. Балязин. Россия и Тевтонский орден в 1466–1525 годах, стр. 70; Forstreuter, S. 95–96; W. Hubatsch. Albrecht von Brandenburg-Ansbach. Koln-Berlin, 1960, S. 76.


[Закрыть]. Дополнительно к этому 28 февраля 1520 г. в поддержку Ордена под Витебск и Полоцк отправлена была сравнительно небольшая рать В. Д. Годунова (вероятно, с Белой), которая пожгла витебские посады и месяца через два вернулась на территорию России [769]769
  РК, стр. 64; Сб. РИО, т. 53, стр. 195, 197, 203, 207. О том, что В. Д. Годунов стоял на Белой, см. РК, стр. 58.


[Закрыть]. За счет русской помощи хотел одолеть своих противников не только Тевтонский орден. Готовясь в 1519 г. к войне со Швецией, датский король Христиерн II обратился к Василию III с просьбою выслать в Финляндию в помощь датчанам против шведов 2 тыс. конных воинов. В случае необходимости великому князю, по мнению Христиерна, следовало бы также напасть на Норботнию [770]770
  Форстен, стр. 233.


[Закрыть]. Но Василий III не собирался пускаться в рискованные авантюры во имя интересов, чуждых России, и воинов не послал.

Одновременно с военными действиями против Литвы Василий III не терял надежды на решение спора и мирным путем. Для этой цели уже в начале 1520 г. был произведен дипломатический зондаж. 12 января к Николаю Радзивиллу отправился человек Григория Федоровича Давыдова (в это время виднейшего русского боярина) с предложением продолжить мирные переговоры между обеими странами. «Похочет государь ваш с нашим государем миру и доброго пожитьа, и он бы послал к нашему государю своих послов», – писал Радзивиллу Г. Ф. Давыдов. 24 марта в ответ на эту миссию в Москву приехал человек Н. Радзивилла, который передал согласие литовской стороны на продолжение мирных переговоров, а также просьбу о присылке «опасных грамот» для послов и о прекращении пограничной «валки» (войны) [771]771
  Сб, РИО, т. 35, стр. 550, 554.


[Закрыть]. Все это было выполнено.

Начиная мирные переговоры с Литвой, Василий III поспешил отправить в Королевец из Москвы прусского посла М. Рабенштейна. В грамоте от 24 апреля, посланной с ним, сообщалось о готовности выполнить условие о финансировании армии в 10 тыс. пеших и 2 тыс. конных воинов, когда гроссмейстер возьмет прусские города у короля и пойдет к Кракову, т. е. это означало, что никогда. «К почину того дела» с дьяком И. Харламовым отправлена «казна» для найма 1 тыс. воинов. Сообщалось в грамоте и о походе В. Д. Годунова, и о планировавшемся походе князя М. Д. Щенятева в Литовскую землю. В мае в дополнение к казне, посланной с И. Харламовым, в Королевец, предполагали еще послать с А. Моклоковым «пенязи», необходимые на содержание еще одной тысячи воинов [772]772
  Сб. РИО, т. 53, стр. 202–203, 211.


[Закрыть]. Однако намечавшийся поход в Литву Щенятева все откладывался, пока не был вовсе отменен [773]773
  О предполагающемся походе князя М. Д. Щенятева сообщалось в прусских посольских делах с начала мая по начало июля (Сб. РИО, т. 53, стр. 207, 213, 217–218, 230–231, 241). М. Д. Щенятев с войсками находился на Дорогобуже (Сб. РИО, т. 35, стр. 564).


[Закрыть]. Василий III медлил, ожидая разворота событий орденско-польской войны. А они складывались для Альбрехта неблагоприятно.

С началом переговоров с Россией Сигизмунд не спешил: ему необходимо было предварительно достичь решающих успехов в войне с Орденом. И действительно, летом 1520 г. в Москву стали поступать известия о победах польских войск. 14 июня в Москву прибыл орденский посланник Юрий Клингенбек со слезной просьбой гроссмейстера о денежной помощи. Польские войска уже подходили к Королевцу. Тогда в начале июля 1520 г. к гроссмейстеру отправлен был его посол, а с ним и А. Моклоков с деньгами, о которых уже Василий III писал раньше [774]774
  Сб. РИО, т. 53, стр. 240–244, 250–252; N CLVII.


[Закрыть]. Но Альбрехт Бранденбургский уже начинал понимать бесперспективность войны с Польшей. 24 августа в Москву И. Харламов привез его грамоту (от 23 июля). В ней сообщалось, что Сигизмунд «изгубил» половину орденской земли. Альбрехт снова настаивал на присылке всей обещанной суммы денег или по меньшей мере половины [775]775
  Сб. РИО, т. 53, стр. 245–250; N CXL111 – CLVI.


[Закрыть]. Впрочем, спасти Орден ничто уже не могло, и 5 апреля 1521 г. Альбрехт подписывает четырехлетнее перемирие с Польшей [776]776
  Forstreuter, S. 97-100; В. Н. Балязин. Россия и Тевтонский орден в 1466–1525 годах, стр. 70–71; А. Б. Кузнег^ов. К вопросу… стр. 191–192.


[Закрыть].

В такой обстановке возобновились русско-литовские переговоры.

Литовские послы воевода подляшский Ян Костевич и Богуш прибыли в Москву 22 августа [777]777
  Сб. РИО, т. 35, стр. 574; ПСРЛ, т. XXX, стр. 145. См. грамоту Сигизмунда от мая 1520 г. (АЗР, т. II, № 102).


[Закрыть]. Переговоры начались, как и прежде, издалека. Русская сторона настаивала на том, чтобы при заключении мира Сигизмунд «поступился» старой русской «отчиной», которую он сейчас держит, т. е. городами Киевом, Минском и др. Со своей стороны литовские послы указывали на Новгород, Псков, Вязьму и, конечно, Смоленск как на литовскую вотчину. Минимально, на что они соглашались, – это ограничить свои претензии Смоленском. Если же Московское государство Смоленска не отдаст, то Сигизмунд был готов заключить перемирие по образцу перемирия 1503 г., т. е. без формального признания Смоленска русской землей и размена пленными. Программа перемирия Василия III сводилась к санкционированию сложившегося положения и отпуску обеими сторонами пленных. И русские, и литовские представители при Этом широковещательно заявляли о своем миролюбии, о желании урегулировать отношения «для покоя кристианского и чтоб вперед кровь кристианская не лилася» [778]778
  Сб. РИО, т. 35, стр. 583.


[Закрыть].

За миролюбием держав скрывалось реалистическое понимание сложившегося положения. Для Сигизмунда постепенно становилось очевидным, что с тремя противниками (Крымом, Россией и Орденом) ему успешно воевать не удастся. Отсюда он сделал разумный вывод о необходимости заключения мира со своим грозным соседом, с тем чтобы подчинить себе слабеющий Тевтонский орден.

Для Василия III война с Литвою также не имела реальной перспективы. Ему необходимо было урегулировать отношения на западе, с тем чтобы проводить активную политику в Казани и на юге. Поэтому после деклараций обе стороны перешли к поискам обоюдно приемлемого выхода из сложной ситуации. Русская сторона предложила, чтобы «на Николин день осенний» (6 декабря) в Москву для продолжения переговоров были присланы «великие паны радные». Литовская сторона согласилась в принципе с этим, но настаивала на перемирии «хоти на год». Это было важно для Литвы, ибо тем самым русские теряли возможность начать летом военную кампанию. В конце концов достигнуто было компромиссное решение: сроком новой встречи послов установили «Масленое заговено» (10 февраля 1521 г.). Таким образом, в случае срыва переговоров Василий III мог попытаться на поле брани добиться того, что оказалось бы не достигнутым за «круглым столом». Это усиливало позицию русских дипломатов во время переговоров.

4 сентября 1520 г. литовские представители покинули Москву [779]779
  Сб. РИО, т. 35, стр. 595.


[Закрыть].

Вероятно, летом 1520 г. (во всяком случае еще до сентября) Москву посетил представитель римского папы генуэзец Павел Чентурионе [780]780
  ПСРЛ, т. XIII, сгр. 36; ИЛ, стр. 181. Судя по характеру летописной записи, это было вскоре после марта 1520 г.


[Закрыть]. Лев X давно уже вынашивал идею обращения в унию далекой Московии для того, чтобы использовать ее мощь в борьбе с турками. Эти планы не одобряли самые воинственные элементы главным образом из числа польских церковных и государственных деятелей. Так, например, в 1515 г. на Латеранском конгрессе епископ Иоанн Ласский говорил о невозможности примирения между православной русской и римско-католической церквами [781]781
  HRM, t. I, N СХХШ.


[Закрыть]. Первое послание Льва X (от 4 июня 1518 г.), как мы помним, должен был передать Василию III Николай Шонберг, который в Москву так и не попал [782]782
  Переписка пап… стр. 94–07.


[Закрыть]. В 1519 г. папа направил в Москву епископа Захария Ферари, но Сигизмунд его через свою территорию не пропустил [783]783
  Пирлинг, стр. 306–309; Э. Винтер. Папство и царизм, стр. 192. См. письмо Льва X Василию III о мнимом желании московского государя принять католическую унию и о посылке нунция Захария (HRM, t. I, N CXXXV); «Переписка», стр. 36; Успенский, стр. 387.


[Закрыть]. Вот после Этого-то и был послан в Россию купец Паоло Чентурионе, который искал кратчайшего торгового пути в Индию для установления торговых отношений с этой сказочно богатой страной. На своем пути он побывал в Москве, где ему был оказан самый радушный прием [784]784
  См. об этом путаный рассказ П. Иовия, смешавшего воедино два посольства Чентурионе (Герберштейн, стр. 252–253). См. также: Пирлинг, стр. 311–321.


[Закрыть]. Однако дальше общих разговоров о взаимной благосклонности дело не пошло. Беспредметными были и рассуждения Чентурионе о возможности соединения церквей.

Итак, итоги политики России на Западе к концу 1520 г. были вполне утешительными. Намечавшееся заключение перемирия с Литвой означало решение основной в комплексе европейских дел проблемы, волновавшей русское правительство.

Казалось, ничем не омрачались отношения Василия III и с восточными державами. В январе 1521 г. вернулся из Царьграда русский посол Б. Голохвастов, который привез с собой вполне дружелюбную грамоту султана Селима I от 28 октября 1520 г. [785]785
  ПСРЛ, т. XIII, стр. 36; т. XX, стр. 401; РВ, стр. 323; ИЛ, стр. 181; СГГД, ч. V, № 93; Сб. РИО, т. 95, стр. 673.


[Закрыть]Однако в конце того же 1520 г. Селим умер, и огромную восточную империю наследовал его сын Сулейман, прозванный впоследствии Великолепным. Отношения с Портой приходилось возобновлять заново. Сведения о событиях в Порте достигли Москвы в мае 1520 г., и уже 20 июля в Царьград отправлен был дьяк Третьяк Губин с приветственной грамотой но случаю восшествия на престол Сулеймана [786]786
  Сб. РИО, т. 95, стр. 677–678 и др.


[Закрыть].

Тучи сгущались в Крыму. Уже в конце 1519 г. Мухаммед-Гирей вступил в переговоры с Сигизмундом, которые продолжались и в 1520 г. 25 октября между Крымом и Польшей был заключен договор о перемирии. Он содержал также пункт о совместных военных действиях против России, в случае если таковые возникнут [787]787
  К. Pulaski. Machmet-Girej, str. 319–327.


[Закрыть].

Предвидя возможные осложнения на юге, московское правительство поспешило с завершением работ по созданию оборонительных сооружений в Туле, ключевой позиции русской обороны на южных рубежах. Весной 1520 г. Тульский кремль («град камен») был закончен [788]788
  ПСРЛ, т. VI, стр. 262; т. VIII, стр. 269; ИЛ, стр. 181 (на этом сообщении кончается текст Иоасафовской летописи).


[Закрыть]. Сохранилось глухое известие о том, что в 1520 г. «царь крымской приходил на Украину, на берегу стоял, да и бой был не един, да и прочь пошли» [789]789
  Зимин, стр. 11.


[Закрыть].

Это не мешало продолжающимся дипломатическим сношениям. Летом того же 1520 г. из Крыма приходили послы, настаивавшие на выполнении договорных обязательств и на посылке войск под Астрахань, ибо туда направился сам Мухаммед-Гирей. Не желая окончательно рвать отношения с Крымом, Василий III дал Мухаммед-Гирею «в помочь 7 городов силы судовой» [790]790
  ПСРЛ, т. XXX, стр. 145.


[Закрыть]. К Казани «в судах» отправился князь Андрей Иванович Булгаков, а также князь Иван Ушатый (очевидно, сухим путем) [791]791
  РК, стр. 65.


[Закрыть]. Судя по тому, что в походе были воеводы не первого ранга, силы, посланные Мухаммед-Гирею, не отличались многолюдностью. Так как в разрядах говорится о походе под Казань (а не под Астрахань), а с казанцами войны не было, то, возможно, просто до Астрахани русская рать не дошла. В официальном летописании о походе не говорится вовсе.

Глава 10
Политический и экономический подъём

Первое двадцатилетие XVI столетия было отмечено экономическим и политическим подъемом России.

Крупных успехов к началу 20-х годов правительство Василия III достигло во внешней политике и также в объединении русских земель. С восточными державами – Турцией и Крымом – установились мирные отношения. В Казани на престоле сидел русский ставленник Шигалей. Дружеские договорные обязательства связывали Россию с северными державами – Данией, Ливонией и Тевтонским орденом. Благожелательности Русского государства искали могущественная Империя и папская курия. Затяжная, но не изнурительная война с Великим княжеством Литовским велась по преимуществу за пределами России. В ее ходе был присоединен Смоленск, а Сигизмунд в начале 20-х годов готовился пойти на перемирие с Россией, будучи занят своими западными делами.

Внутри страны неуклонно развивался объединительный процесс. Ликвидированы были два последних полусамостоя-тельных государства – Псков и Рязань. Великий князь Рязанский Иван Иванович, вероятно, зимой 1520/21 г. был «пойман» [792]792
  Д. И. Иловайский, ссылаясь на упоминание И. В. Хабара, в это время перевитского наместника, считает, что Иван Иванович мог быть «пойман» после мая 1520 г. (АСЭИ, т. III, № 390, стр. 402; Д. И. Иловайский. История Рязанского княжества, стр. 223–242). Но в Перевитске уже с 1509 г. находились великокняжеские наместники. Поэтому сведение 1520 г. не датирует «поимание» князя Ивана. Последний раз он в источниках на Рязани упоминается в грамоте от июня 1519 г. (АСЭИ, тК III, № 388). Поскольку в мае 1520 г. И. В. Хабар был перевптским наместником, то можно полагать, что тогда еще князь Иван находился в Рязани. По Устюжскому летописному своду, сообщение о «поимании» князя Ивана помечено под 1516 г. («тое ж зимы»). Но там же находится несколько позднейших приписок, что не позволяет запись о «поимании» датировать 1516 г. А. Г. Кузьмин считает, что в 1516 г. «либо была попытка рязанского князя получить большую самостоятельность, либо Москва принимала меры, направленные к ликвидации такой самостоятельности» (А. Г. Кузьмин. Рязанское летописание. М., 1965, стр. 270). Обоснование автора (отставка в 1516 г. рязанского епископа Протасия) явно недостаточно для такого вывода.


[Закрыть]. По Герберштейну, события развертывались так:

Иван Иванович Рязанский «призывает к себе татар и насильно овладевает княжеством… которым доселе еще владела его мать» [793]793
  Герберштейн, стр. 104. По актовым источникам, власть в Рязани от Аграфены к Ивану Ивановичу перешла около 1514–1515 гг. (ср. АСЭИ, т. III, № 379, стр. 395; № 380, стр. 395); Мухаммед-Гирей обращался с грамотами к Ивану Ивановичу в 1518 и январе 1519 г. (Сб. РИО, т. 95, стр. 527, 640).


[Закрыть]. После этого князь Иван ведет переговоры с Василием III, «чтобы тот позволил ему властвовать так же, как и его предкам, никому не обязанным и свободно управлявшим и владевшим княжеством». Во время переговоров князя Ивана оболгали (что-де он сватает себе дочь крымского царя). Василий III вызвал рязанского князя к себе и с помощью Семена Коробьина заточил его в темницу. Затем была изгнана из Рязани и заключена в монастырь рязанская княгиня, а многие рязанцы «выведены» из княжества [794]794
  Герберштейн, стр. 104–105. Герберштейн ошибается, считая, что у Ивана Рязанского было два старших брата – Василин и Федор.


[Закрыть].

Итак, крымские симпатии князя Ивана, его стремление к утверждению своей самостоятельности в условиях обострения русско-крымских отношений привели к падению Рязанского княжества. Еще в 1518 г. после смерти Василия Стародубского его большое княжество присоединено было к владениям Василия III. Таким образом, на юге страны оставался еще один полунезависимый правитель – Василий Шемячич (в Новгороде-Северском), но дни его были уже сочтены.

Приближался последний час и уделам ближайших родичей Василия III. После смерти Федора Волоцкого (1513 г.) и Семена Калужского (лето 1518 г.) их уделы были ликвидированы. На уделах оставались Юрий Дмитровский, Дмитрий Углицкий и с 1519 г. князь Андрей, послушный воле великого князя.

Около 1520 г. произошло столкновение («брань») детей боярских Козельска и воротынцев с жителями Мезецка: последний принадлежал князю Дмитрию Ивановичу, а Козельск – Василию III (ранее же – князю Семену). Козличи и ворот ынцы пограбили мезчан с санкции державного правителя («по великого князя веленью»). Чем кончилось разбирательство спора, остается неизвестным [795]795
  РИБ, т. II, № 34, стб. 35–38 (март 1520 г.). О том, какое значение придавали в Москве этому спору, говорит то, что его материалы хранились в позднейшем Царском архиве (Описи, ящик 26, стр. 20).


[Закрыть]. Но распря, очевидно, вызвала явное неудовольствие со стороны углиц-кого князя. Об этом свидетельствует отрывок «речей», которые должен был говорить князю Дмитрию Шигона Поджо-гин от имени Василия III. В нем содержались упреки по адресу князя «в козельских дёлех». Речь, очевидно, идет о столкновении козличей с мезчанами. Но кроме того, «речи» содержали недвусмысленное требование подчиниться воле монарха, чтобы «который наш недруг (т. е. Сигизмунд или Мухаммед-Гирей. – А. 3.) тому [раздору] не радовался» [796]796
  АИ, т. I, № 290. Ср. ЦГАДА, ф. 146, № 41. Документ в издании датирован «около 1520 г.». Это, очевидно, правильно (если документ связан со спором козличей с мезчанами). Во всяком случае в «речах» упоминается Федец Борисов (Бороздин), известный по актам 1524 г. (АФЗХ, ч. II, № 91–92).


[Закрыть].

Подействовало ли предупреждение Василия III или нет, сказать трудно. 14 февраля 1521 г. князь Дмитрий Иванович скончался [797]797
  ПСРЛ, т. VI, стр. 263; т. VIII, стр. 269. По Троицкой повести о смерти князя Дмитрия, он начал «изнемогати зелне телеснем недугом» 8 февраля, а умер 13 февраля (ПСРЛ, т. XXIV, стр. 218–221).


[Закрыть]. Несмотря на просьбы угличан захоронить князя в Угличе, Василий III распорядился доставить тело покойного в Москву, и 23 февраля его положили в Архангельском соборе вместе с другими родичами и предками великого князя. Незадолго до своей смерти князь Дмитрий составил завещание. В нем было сказано и о вкладах в монастыри, и о судьбе драгоценностей, но о том, кто наследует княжение, он ничего не написал [798]798
  ДДГ, № 99, стр. 409–414.


[Закрыть]. Возможно, он не предполагал так скоро умереть и мог рассчитывать, что еще вступит в брак и у него появится наследник. Этого не случилось, и Углицкий удел вошел в состав великокняжеской территории.

Впрочем, на Углицкий удел могли найтись еще претенденты. В 1492 г. был «пойман» князь Андрей Васильевич Углицкий со своими сыновьями Иваном и Дмитрием. Сам князь Андрей умер еще в 1494 г., а его дети находились в заточении долгие годы. Сначала братья «скованы» сидели в тюрьме в Переяславле (во всяком случае с 27 мая 1508 по 8 мая 1514 г.), где над ними был учинен строгий надзор. Затем их перевели на Вологду в Спасо-Прилуцкий монастырь. Здесь 19 мая 1523 г. умер князь Иван [799]799
  ДДГ, стр. 471; ПСРЛ, т. XXVIII, стр. 161 (1522 г.); т. XXX, стр. 202; Вологодский летописец. Вологда, 1874, стр. 141 («в заточении»).


[Закрыть]. Позднее он был причислен к лику святых [800]800
  См. о его «житии»: Н. Коноплев. Святые Вологодского края. – Чтения ОИДР, 1895, кн. IV, стр. 105–106 (дата смерти здесь 1521/22 г.).


[Закрыть]. Его брат прожил дольше: только в конце 1540 г. с него приказано было снять оковы. Когда он умер, неизвестно. Дочери князя Андрея были замужем: одна – за князем А. Д. Курбским, другая – за князем И. С. Кубенским.

Но один серьезный противник у великого князя все еще оставался. Это был его брат Юрий Иванович Дмитровский. Сокрушение или подчинение его великокняжеской власти оставалось реальной политической задачей Василия III.

Десятилетие с 1510 по 1520 г. было временем не только политических успехов, но и экономического подъема. Войны в это время не были изнурительными. Не страдала страна и от опустошительных голодовок, пожаров и эпидемий. После мора 1511/12 г., когда «многие с голоду мерли», недород посетил Русскую землю только осенью 1516 г. [801]801
  ПСРЛ, т. XXIV, стр. 217; т. IV, стр. 540; т. VI, стр. 280.


[Закрыть]Много дождей выпало летом 1518 г. Тогда же сгорело 50 дворов на Торговой стороне Новгорода. В 1518/19 г. выгорела Руса [802]802
  ПСРЛ, т. IV, стр. 613; т. XXX, стр. 144.


[Закрыть]. 17 мая (на Вознесение) 1520 г. был пожар в Нижнем Новгороде, а в сентябре погорело Запсковье [803]803
  С. А. Гациский. Нижнегородский летописец. Нижний Новгород, 1886, стр. 30–31; ПЛ, вып. 1, стр. 101–102.


[Закрыть].

Все это в условиях средневековой действительности, конечно, было событиями «рядовыми», а не чрезвычайными, которые не оказали существенного влияния на жизнь населения страны в целом.

В первой трети XVI в. интенсивно протекало развитие товарно-денежных отношений и рост городов. В России тогда было не менее 150–160 городов. Преодоление политической разобщенности между землями сказывалось благотворно на развитии городской жизни и складывании торговых связей между различными районами страны. В города устремлялась масса сельского населения, причем «всяк ленится учитися художеству, вси бегают рукоделиа, вси щапят торговании, вси поношают земледелием», – с преувеличением писал митрополит Даниил, отмечая характерные черты своего времени [804]804
  В. Жмакин. Митрополит Даниил… прил., стр. 36.


[Закрыть].

Василий III, по словам Герберштейна, докончил «то, что начал его отец, а именно отнял у всех князей и других властелинов их города и укрепления» и. П. П. Смирнов полагал, что речь шла о ликвидации своеземческих городов, переводе их на положение государевых [805]805
  П. П. Смирнов. Посадские люди и их классовая борьба до середины XVI века, т. I. М.-Л., 1947, стр. 92–93.


[Закрыть]. Таково, по его мнению, содержание «указа о слободах» Ивана III и Василия III, который упоминал Иван Грозный в 1550 г. («да у монастырей, и у князей, и у бояр слободы… възрите в дедовы и в батьковы в уставные книги, каков указ слободам») [806]806
  Памятники русского права, вып. 4. М., 1956, стр. 577.


[Закрыть].

До нас дошло неясное сведение 1523 г., что Василий III в Новгороде организовал «гильдию» носильщиков и поэтому наполовину увеличил плату за их работу [807]807
  Г. Гильдебранд. Отчеты о розысканиях, произведенных в рижских и ревельских архивах. – «Записки Академии наук», т. XXIX, прил. СПб, 1877, № 541, стр. 76.


[Закрыть]. И в данном случае речь идет о покровительственной политике по отношению к горожанам.

Современники, писавшие о России первой трети XVI в., единодушно отмечают наличие в ней крупных городов. Герберштейн сообщает, что в Москве насчитывалось 41 500 дворов. К середине XVI в. в ней жило не менее 100 тыс. человек [808]808
  Герберштейн, стр. 100; А. А. Зимин. Реформы Ивана Грозного, стр. 149.


[Закрыть]. По Меховскому, в 20-е годы XVI в. Москва была «вдвое больше тосканской Флоренции и вдвое больше, чем Прага в Богемии» [809]809
  М. Меховский. Трактат о двух Сарматиях, стр. 113.


[Закрыть]. Тогда же Иоанн Фабр писал, что «город Москва вдвое больше Кёльна. Почти равную с Москвой величину имеют города Владимир, Псков, Новгород, Смоленск и Тверь… Прочие города, коих находится бесчисленное множество, не столь знамениты» [810]810
  «Отечественные записки», ч. 25. СПб., 1826, стр. 295.


[Закрыть].

В Новгороде к середине XVI в. было 26 тыс. жителей. По словам Меховского, он «намного больше, чем Рим» [811]811
  А. П. Пронштейн. Великий Новгород в XVI веке. Харьков, 1957, стр. 31–32; М. Меховский. Трактат о двух Сарматиях, стр. 106.


[Закрыть]. Наличие в Новгороде «невероятного количества… зданий» отмечал П. Иовий [812]812
  Герберштейн, стр. 265.


[Закрыть].

В нашем распоряжении почти нет источников, которые наглядно показали бы экономический рост страны. Наиболее яркое свидетельство подъема страны дает строительство церквей, по преимуществу каменных, о котором подробно говорят русские летописи. Нам уже приходилось упоминать о псковском строительстве, перейдем теперь к Москве и другим городам.

Еще весной 1514 г. перед началом последнего Смоленского похода в Москве заложено было несколько каменных церквей на большом посаде. Это – Благовещение в Воронцове, Благовещение на «Старом Хлынове» (на Ваганькове), Владимира «в Садах» (в позднейшем Старосадском переулке у Солянки), Алексея Человека божия в «девичи монастыре за Черторью», Усекновения главы Иоанна Предтечи «под Бором», за Болотом (на Пятницкой), св. Петра «за Неглинною», Варвары «против Панского двора» на оживленном торговом Варварском крестце (перекрестке) (ее ставили на средства гостя Василия Бобра с братьями – Юрием Урвихвостовым и Федором Вепрем).

Церковь Владимира была заложена не случайно. Василий III считал князя Владимира Святославича (в крещении Василия) своим патроном. В 1515 г. исполнялось 500 лет со дня смерти этого князя, крестившего Русь. В честь знаменательной годовщины великий князь и собирался построить новый храм.

В Кремле в это время сооружалась церковь Афанасия Александрийского у Фроловских ворот на подворье Кириллова монастыря (после приближения митрополита Варлаама и Вассиана Патрикеева, связанных с этим монастырем). «Нарядчиками» этого строительства были гости Юрий Григорьевич Бобынин с братом Алексеем [813]813
  ПСРЛ, т. IV, стр. 539; т. VI, стр. 254, 280; т. VIII, стр. 254–255; т. XIII, стр. 17–18; т. XX, стр. 387; т. XXIII, сгр. 200; т. XXVIII, стр. 348; т. XXX, стр. 141; РВ, стр. 254–250. О церквах Иоанна Предтечи и Владимира «в Садах» (см. Александровский, стр. б). В официальном летописании под 1514 г. сообщается и о строительстве церквей, которые основаны позднее, в 1515–1518 гг. (Введение богородицы на Посаде «за Панским двором», в «городе» на дворе великого князя Рожество богородицы с приделом Лазаря, Леонтия Ростовского за Неглинной, Введение на Сретенской улице).


[Закрыть].

Афанасий Александрийский известен был своей непримиримой борьбой с ересью. Именно его слово на «ариан» в свое время запрашивал новгородский архиепископ Геннадий у ростовского владыки для его использования в борьбе с еретиками [814]814
  Я. А. Казакова и Я. С. Лурье. Антифеодальные еретические движения, стр. 320; Я. С. Лурье. Идеологическая борьба… стр. 188.


[Закрыть]. Само место строительства (Большой посад – торговый центр столицы), его размах и участие купечества говорят об усилении роли Москвы как крупнейшего торгово-ремесленного центра страны. Общее руководство строительными работами осуществлял Алевиз Новый.

Финансировавшие церковное строительство лица принадлежали к цвету московского купечества. Так, Ф. В. Вепрь еще около 1506 г. кредитовал князя Федора Волоцкого, который задолжал ему 300 руб. и драгоценные вещи. Григорий Бобыня (около 1461–1471 гг.) дал в долг князю Юрию Васильевичу Дмитровскому 30 руб., а около 1479 г. – князю Андрею Васильевичу Вологодскому 25 руб. под залог драгоценностей [815]815
  ДДГ, Яг 98, стр. 406; № 68, стр. 222; № 74, стр. 275–276.


[Закрыть]. В доме Алексея Бобынина в 1514 г. останавливалось прибывшее в Москву турецкое посольство [816]816
  Сб. РИО, т. 95, стр. 95.


[Закрыть].

Одновременно производилось строительство и других городских сооружений. В 1514/15 г. делали плотину на Неглинной у Боровицких ворот, в 1515/16 г. копали пруды вокруг Кремля, сооружали плотины, Троицкий мост и Кутафью башню. 5 июня 1519 г. начали копать ров «против Круглой стрельницы» (Кутафьи башни) [817]817
  ПСРЛ,т. XXX, стр.142, 202; Н.А.Скворцов. Археология и топография Москвы. М., 1913, стр. 94; М.Г.Рабинович. О древней Москве. М., 1967, стр. 41; ПСРЛ, т. XXX, стр. 144.


[Закрыть].

Производилась и роспись старых соборов. К 26 августа 1515 г. была закончена роспись Успенского собора (начатая еще в июле 1513 г.), «велми чюдно и всякия лепоты исполнено» [818]818
  ПСРЛ, т. IV, стр. 539 (27 августа); т. VI, стр. 280 (27 августа); т. XXX, стр. 141–142 (26 августа). См. подробнее: О. В. Зонова. Стенопись Успенского собора Московского Кремля. – «Древнерусское искусство XVII века». М., 1964, стр. 122–128, 134 и др.


[Закрыть]. Именно тогда сложился основной сюжетный состав росписи, повторенной в стенописи 1643 г., которая и дошла до нашего времени. Исследователи находят в живописной системе росписи Успенского собора 1513–1515 гг. влияние иосифлянской идеологии. В 1517/18 г. начали расписывать церковь Михаила Архангела в Чудовом монастыре, а в августе 1520 г. – паперть у Благовещения [819]819
  ПСРЛ, т. XXX, стр. 143, 145.


[Закрыть].