Текст книги "Россия на пороге Нового времени. (Очерки политической истории России первой трети XVI в.)"
Автор книги: Александр Зимин
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)
Оставался один могущественный владыка, которому подчинялись и архиепископ Серапион, и князь Федор Борисович, – это московский государь. Иосиф Санин к тому времени уже пользовался большим влиянием при московском великокняжеском дворе. Этому способствовали совместная борьба Ивана III и Иосифа Санина с еретиками и связанными с ними политическими группировками, враждебными московскому государю, а также защита волоцким игуменом интересов Ивана III при составлении завещания рузским князем. Иосиф Санин превосходно знал случаи, когда московские государи брали под свою опеку русские монастыри «от удельного насильства» [415]415
Послания, стр. 201–202, 209.
[Закрыть].
В феврале 1507 г. Иосиф Санин посылает грамоты великому князю и митрополиту Симону. В них он просит принять монастырь в «великое государство» [416]416
ПСРЛ, т. XXIV, стр. 216; Послания, стр. 338.
[Закрыть]. Акция волоцкого игумена имела успех. Василий III взял монастырь под свое покровительство. Впрочем, это не означало поступления монастыря к великому князю в полную административно-юридическую зависимость: доходы с монастырских земель по-прежнему шли волоцкому князю. Лев Филолог сообщает, что при переходе в великое княжение «земля же и села монастырская в коейждо лежашая области сим неподвижном в их области быти, дани же и доходы, якоже и преже, своему их князю, все по воли его да творятся» [417]417
Чтения ОИДР, 1903, кн. 3, стр. 41.
[Закрыть]. Сохранились позднейшие жалованные грамоты князя Федора Борисовича, по которым монастырь платил ему известную сумму денег со своих земель [418]418
АФЗХ, ч. 2, № 45, стр. 44–45; № 55, стр. 56.
[Закрыть]. Остался монастырь подчиненным и новгородскому архиепископу [419]419
Е. Е. Голубинский. История русской церкви, т. II, ч. 1, стр. 638–639.
[Закрыть]. Но великий князь с этой поры являлся его верховным главой (в частности, он назначал игуменов) [420]420
См., например, историю поставления на игуменство Даниила (ВМЧ, сент. 1-13, стр. 491–492) и Ефимия Туркова.
[Закрыть].
Переход Волоколамского монастыря под великокняжеский патронат был совершен без ведома новгородского архиепископа Серапиона, хотя этот монастырь находился в его церковной юрисдикции. Такое самовольство волоцкого игумена привело в конечном счете к столкновению его с Серапионом, который принадлежал к числу идейных противников иосифлян.
После перехода Волоцкого монастыря в великое княжение два года Серапион напрасно ждал сообщений об этом от Иосифа Санина. Никаких вестей от него не последовало.
Позднее волоцкий игумен отговаривался тем, что в это время в Новгороде был мор («поветрие») и посланного им инока Игнатия Огорельцова, доехавшего до Торжка, люди великого князя («заказщикы») не велели пускать в Новгород [421]421
Послания, стр. 207, 194; ВМЧ, сент. 1-13, стб. 477; в Новгороде еще осенью 1507 г. был мор «железою» (чума, бушевавшая и в других европейских странах). Умерло тогда 15 396 человек (НЛ, стр. 312; ПСРЛ, т. IV, стб. 468–469; ПЛ, вып. 1, стр. 91; Никольский, стр. XLI; К. Г. Васильев, А. Е. Сегал. История эпидемий в России. М., 1960, стр. 41).
[Закрыть]. Жизнеописатель Иосифа Савва, стараясь оправдать поведение волоцкого игумена, сообщает даже, что он еще до своего обращения к великому князю хотел было просить разрешения у Серапиона, но вследствие мора этого сделать было невозможно. Поэтому Иосиф решил известить новгородского архиепископа позднее. И что якобы после перехода монастыря в великое княжение великий князь сам обещал довести до сведения Серапиона о всех событиях, «егда поветрие минется» [422]422
ВМЧ, сент. 1-13, стб. 477; ср. стб. 478.
[Закрыть]. Однако позднее Василий III якобы позабыл исполнить обещание. Это, несомненно, позднейший домысел услужливых последователей волоцкого игумена, старавшихся оправдать поведение своего патрона. Ни в сочинениях Иосифа Санина, ни в послании Серапиона мы не находим свидетельств о «добрых намерениях» волоцкого игумена и московского государя.
По прошествии двух лет Иосиф вынужден был все-таки послать своего монаха к Серапиону. Гордый и властолюбивый новгородский архиепископ отказался его принять. Савва сообщает, что Иосиф «извествовал» об этом великого князя, а тот сказал ему: «Аз, рече, взях обитель Пречистыа от насилиа уделнаго, о сем архиепископу не о чем на тобя злобится; опытай известного, аще будет о иных винах твоих Злобу держит» [423]423
ВМЧ, сент. 1-13, стб. 479.
[Закрыть]. Рассказывая позднее о ссоре с Серапионом [424]424
ВМЧ, сент. 1-13, стб. 479.
[Закрыть], Иосиф умалчивает и об этом обстоятельстве. Не является ли оно также домыслом Саввы, усердно стремившегося показать особую заботу московских государей о Волоцком монастыре?
Обстоятельства ссоры Иосифа Санина с Серапионом довольно запутанны. Дело в том, что позднее сторонники каждого из спорящих старались обвинить противную сторону во всевозможных нарушениях. Однако неблаговидность поступка Иосифа Санина ио отношению к Серапиону была настолько очевидной, что, несмотря на многоречивые послания волоцкого игумена и его соратников, даже среди придворных сторонников иосифлян раздавались голоса протеста против осуждения Серапиона. В 1511–1512 гг., когда общественные симпатии были на стороне новгородского епископа, Иосиф Санин даже не пытался его обвинять в происшедшем, стараясь объяснить негодование Серапиона. тем, что его якобы «подошли» (подговорили) князь Федор Борисович и Алексей Пильемов [425]425
О связях кн. Федора с Новгородом, возможно, говорит икона «Писмо ноугородцево», на которой изображен «Федор Стратилат да Спас в облаце, а за Стратилатом князь Федор Борисович»; ср. «икона Федор да Андрей Стратилаты… поставил тое икону князь Федор Борисович» (В. Т. Георгиевский. Фрески Ферапонтова монастыря. СПб., 1911, прил., стр. 3–4).
[Закрыть]. Но и здесь Иосиф непоследователен. В послании к Б. В. Кутузову он писал, что Федор Борисович по прошествии двух лег якобы велел Пильемову послать грамоты к Кривоборскому (боярину новгородского архиепископа), с тем чтобы последний уговорил Серапиона выступить против Иосифа. При этом с Кривоборским было обещано «животы делитись» Иосифовыми и его монастыря. Серапион якобы послушался этих наветов Кривоборского, Пильемова и Федора Борисовича [426]426
Послания, стр. 221. Кн. И. И. Кривоборский приходился троюродным братом казненному в 1499 г. противнику Василия Ивановича кн. С. И. Ряполовскому, так что ссылка волоцкого игумена на Кривоборского имела совершенно определенный смысл.
[Закрыть]. В более раннем послании Иосиф считал инициатором всего Алексея Пильемова, отводя Федору Борисовичу пассивную роль [427]427
Послания, стр. 194.
[Закрыть]. Позднейшие жизнеописатели Иосифа соединили эти две версии (Савва писал, что вначале Федор Борисович писал Серапиону, а потом ему на помощь пришел Пильемов) [428]428
ВМЧ, септ. 1-13, стб. 478-480
[Закрыть]. Очевидно, никакого соглашения Федора Борисовича с Серапионом относительно отлучения Иосифа не было. Сам Иосиф не отрицал, что между волоцким князем и новгородским архиепископом всегда была вражда «несмиренна». Об этом же писал и Вассиан Косой Патрикеев, ставя в заслугу Серапиону то, что он выступил в защиту правды, несмотря на ссору с Федором Борисовичем [429]429
Послания, стр. 194, 364.
[Закрыть]. Мало того, Серапион отлучил одновременно с Иосифом от церкви соратника Федора Борисовича Алексея Пильемова. Да и по всему характеру своей деятельности едва ли Серапион мог вступать в соглашения с Федором Борисовичем. В послании Серапиона митрополиту Симону, где он излагает обстоятельства своей ссоры с Иосифом, мы не находим никаких следов связи новгородского архиепископа с удельным князем. Однако логика событий поставила новгородского владыку и волоцкого князя в один лагерь противников великокняжеской политики.
События развивались с молниеносной быстротой. Около апреля 1509 г. Иосиф был отлучен от церкви. Это отлучение Серапион объяснял тем, что волоцкий игумен перешел под власть великого князя без его разрешения [430]430
Послания, стр. 331; Моисеева, стр. 161–162.
[Закрыть]. До нас не дошла грамота, в которой новгородский архиепископ отлучал Иосифа от церкви; волоцкий игумен, излагая ее содержание, передает следующие слова Серапиона, обращенные к нему:
Этим самым Серапион хотел сказать, что Иосиф Волоцкий пошел на службу к великому государю, нарушив церковное, «божественное» установление, изменив делу церкви.
Вассиан Патрикеев сообщал, что Серапион советовал Иосифу лучше уйти из владений Федора Борисовича, чем передавать великому князю монастырь, основные богатства которого были созданы волоцкими князьями:
«Яко же и тебе рек Серапион: «Не достоит ти с князем Феодором сваритися и силою у него жити на его отчине»».
В другом месте он писал:
Получив известие об отлучении от церкви, Иосиф Санин первое время не мог принять какого-либо определенного решения: слишком неожиданно и велико было наказание, наложенное Серапионом – одним из крупнейших церковных деятелей той эпохи. Позднейшие жизнеописатели Иосифа Волоцкого сообщали, что якобы он ждал от Серапиона известия о смягчении наказания: «Не ускори послати к пре-священному Симану… но ждаше от архиепископа ослабы». Даже старцы Волоколамского монастыря советовали ему бить челом новгородскому архиепископу [433]433
ВМЧ, сент. 1-13, стб. 480–481.
[Закрыть].
Однако Иосиф принял другое решение: он послал челобитные грамоты великому князю и Симону-митрополиту, в которых жаловался на неправильное, по его мнению, решение Серапиона [434]434
ВМЧ, сент. 1-13, стб. стб. 481.
[Закрыть]. Ему было известно, что московские государи защищали своих ставленников, даже если против них выступали могущественные иерархи. В 1509 г. складывалась сходная ситуация. Расчетливый волоцкий игумен изобразил дело так, что якобы Серапион наложил на него наказание из-за самого факта перехода под власть великого князя, а не из-за того, что Иосиф перешел под великокняжеский патронат без согласия архиепископа. За своего брата при дворе Василия III усиленно хлопотал Вассиан Санин, а также архимандрит Андронникова монастырая Симеон и друг волоцкого игумена Василий Андреевич Челяднин [435]435
Послания, стр. 330; ПСРЛ, т. XXX, стр. 176.
[Закрыть]. В то же самое время Серапион пытался добиться свидания с московским государем, но безуспешно. Он еще зимой хотел попасть в Москву, чтобы переговорить с Симоном об Иосифе Санине, однако это ему не удалось. После того как было послано Иосифу отлучение, Серапион решил отправиться с объяснениями в Москву, но и на этот раз ему не пришлось исполнить своего намерения [436]436
Послания, стр. 332; Моисеева, стр. 160.
[Закрыть].
В Москве состоялся собор, на котором с Иосифа Санина отлучение было снято, а Серапион заочно осужден. Одновременно Серапион был насильно доставлен на заседание нового церковного собора, состоявшегося в июле 1509 г.: «Лета 7017 месяца мая поймал князь новгородского архиепископа Серапиона и велел вести его к Москве и учениша на него собор» [437]437
Послания, стр. 224–226; АИ, т. I, № 290; Чтения ОИДР, 1903, кн. 3, стр. 41–42.
[Закрыть]. Вторая соборная грамота помечена июлем 1509 г. Серапион же сведен с архиепископства на третьей неделе после Пасхи, т. е. 7 апреля [438]438
ПСРЛ, т. XXX, стр. 176 («после Велица дни 3 недели спустя»). В других летописях иначе: «весною взяти» (ПСРЛ, т. IV, стр. 612), «по Велице дни сведен» (ПЛ, вып. 1, стр. 92), в мае (Г1СРЛ, т. XXIV, стр. 216) или зимой (ПСРЛ, т. IV, стр. 469, 537; т. VI, стр. 249).
[Закрыть].
Второй собор был пустой формальностью: исход был уже предрешен. В состав его участников входили главным образом иосифляне и их сторонники (Вассиан Санин, Досифей Крутицкий и др.). Они истолковали слова из грамоты Серапиона к волоцкому игумену о «земном» и «небесном» в том смысле, что якобы тот «учинил Волок небом, а Москву землею». Василий III был возмущен новгородским владыкой, осмелившимся назвать «князя Федора небесным, а меня земным». Участь Серапиона легко было предугадать. Он был заточен в наиболее преданном великому князю Андронникове монастыре. Так окончился первый этап столкновения Иосифа Волоцкого с новгородским архиепископом. За противоборством двух незаурядных церковных деятелей легко угадывается борьба двух группировок в среде духовенства. Одна из них (возглавляемая волоцким игуменом) искала опору в великокняжеской власти и готова была поддержать ее единодержавные тенденции, другая (во главе с Серапионом) упорно отстаивала устремления воинствующей церкви, пытавшейся утвердиться над великокняжеской властью и диктовать ей свои требования. Последняя группировка пользовалась сочувствием в тех русских землях, где были сильны центробежные тенденции (и прежде всего в Новгороде).
Заключительным аккордом происшедших событий стало назначение 21 августа 1509 г. архимандрита Андронников-ского Симеона, оказавшего большие услуги Василию III в деле с Сераиионом, епископом Суздальским [439]439
ПСРЛ, т. VI, стр. 250; т. VIII, стр. 250–251. Его предшественник Нифонт, старый друг Иосифа Волоцкого, умер 8 марта 1508 г. (ПСРЛ, т. VI, стр. 53, 247).
[Закрыть]. К тому же Симеон «ученик… бе Иосифов» [440]440
Послания, стр. 331.
[Закрыть]. Через три дня после назначения Симеона Тверское епископство получил игумен Богоявленский Нил [441]441
ПСРЛ, т. VI, стр. 250; т. VIII, стр. 251; т. XXIV, стр. 216 (20 августа); т. XXVIII, стр. 345 (20 августа). Его предшественник Вассиан Оболенский умер 23 мая 1508 г. (ПСРЛ, т. VI, стр. 53, 247).
[Закрыть]. По своему происхождению он был грек и родственник Юрия Дмитриевича Траханиота, казначея и верного сподвижника московского государя [442]442
ПСРЛ, т. XXIV, стр. 221; т. XXX, стр. 145; ПЛ, вып. 1, стр. 74. Сохранилось его письмо Юрию Дмитриевичу Траханиоту («Христианское чтение», 1909, кн. II, стр. 1117–1119).
[Закрыть].
На этот раз столкновение Василия III с его удельными братьями и оппозиционными элементами русской церкви было им выиграно. Можно было приступать к реализации более серьезных планов.
Глава 6
Псков
Создание оборонительных бастионов вокруг рубежей Русского государства, подавление удельнокняжеского сепаратизма позволило решить и еще одну важную политическую и военно-стратегическую проблему. Речь идет о Пскове, который все еще сохранял тень былой независимости, хотя уже давно шел в русле великокняжеской политики. Без окончательного подчинения Пскова, лежавшего и на ливонском, и на литовском рубеже, начинать борьбу за Смоленск было нельзя.
Включение Пскова в единое Русское государство диктовалось даже не столько внешнеполитическими планами Василия III или интересами «обороны» (как думает Н. Н. Масленникова [443]443
Масленникова, стр. 80.
[Закрыть]), сколько потребностями развивающейся экономики страны [444]444
С. М. Каштанов. Полезное исследование. – «На берегах Великой», 1956, № 7, стр. 134–139.
[Закрыть]. Псков был одним из крупнейших торговых и ремесленных городов страны. «Псков же град, – с гордостью писал местный летописец, – тверд стенами и людей бе множество в нем». Вероятно, по своей величине он был третьим городом России (после Москвы и Новгорода). Ведь в 1510 г. в одном Среднем городе Пскова насчитывалось 6500 дворов [445]445
ПЛ, вып. 2, стр. 293; вып. 1, стр. 97.
[Закрыть]. Правда, М. Н. Тихомиров считает, что в это число летописец мог включить все псковские дворы вообще, а не только Среднего города [446]446
М. Н. Тихомиров. Россия в XVI столетии. М… 1962, стр. 336.
[Закрыть]. Н. Н. Масленникова находит сведение летописца вполне достоверным [447]447
Масленникова, стр. 115–116.
[Закрыть]. Так или иначе можно считать Псков крупным городом (ведь в Москве, по Герберштейну, было 41 500 дворов). Псковские каменщики-строители, иконописцы и колокольные литцы славились на всю страну. Многочисленные ремесленники шили одежду и обувь, выделывали кожи, изготовляли металлические изделия. В Псковской земле, больше чем где-либо в стране, выращивалось льна и конопли – важнейших технических культур, пользовавшихся большим спросом на мировом рынке. Псковский торг поражал разнообразием продававшихся там товаров. Псковские купцы уже давно завязали оживленные торговые отношения с Прибалтикой, Великим княжеством Литовским и более далекими землями.
После закрытия ганзейского двора в Новгороде роль Пскова в торговле с Прибалтикой резко возросла, а 25 марта 1509 г. Псков заключил особый договор с Юрьевом (Дерптом) [448]448
СГГД, ч. V, № 57, стр. 40–47.
[Закрыть]. Государственный контроль над ганзейской торговлей был крайне важен для Василия III. Таким образом, в то время, когда в России складывались предпосылки всероссийского рынка и возникали рынки с профилирующими товарами, присоединение к Русскому государству Пскова с его развитой экономикой было насущной необходимостью для дальнейшего развития всей страны в целом.
Василий III имел и личные основания относиться к псковичам с недоверием. Ведь еще в 1499 г. они посылали депутацию к Ивану III, с тем чтобы у них княжил Дмитрий, внук великого князя, а не Василий Иванович [449]449
ПЛ, вып. 1, стр. 83.
[Закрыть]. Вряд ли забыл подобное непослушание псковичей мстительный княжич Василий (сам Дмитрий умер в темнице за полгода до начала похода на Псков).
Внешнеполитическая обстановка для проведения псковской акции была вполне благоприятна [450]450
Подробнее см.: С. М. Каштанов. Две жалованные грамоты 1510 г. – «Записки отдела рукописей ГБЛ», вып. 24. М., 1961, стр. 229 и др.
[Закрыть]. С Великим княжеством Литовским продолжалось состояние мира. Крымские набеги не давали покоя ни Литве, ни Польше. Так, осенью 1509 г. 50-тысячное войско крымских царевичей вторглось в Великое княжество Литовское, а отдельные его отряды доходили даже до Вильно [451]451
Pulaski, str. 148.
[Закрыть]. Четырнадцатилетнее перемирие с Ливонией (25 марта 1509 г.) не омрачалось никакими тревожными инцидентами, тем более что Тевтонский орден готовился к войне с Польшей и настаивал, чтобы Ливония избегала вооруженного конфликта с Россией. В сентябре 1509 г. Сигизмунд даже упрекал Василия III в том, что Михаил Глинский ведет антилитовские переговоры с датским королем Иоанном. Дания в это время находилась в союзнических отношениях с Россией. Швеция, а также Любек с другими ганзейскими городами начали теснить Данию, и она стремилась обеспечить себе поддержку других держав [452]452
АЗР, т. II, № 57, стр. 69; Форстеи, стр. 176–177.
[Закрыть]. Желая укрепить русско-имперские отношения, 9 августа 1509 г. Василий III направил Максимилиану послание, в котором в принципе соглашался на восстановление ганзейского двора в Новгороде, о чем ходатайствовал император п. Правда, до реального исполнения этого обещания было далеко. Вскоре новгородцы под благовидным предлогом отказали ганзейцам в том, на что милостиво соглашался Василий III [453]453
РИБ, т. XV, № 5 (около 1510 г.).
[Закрыть]. Несколько позже (28 марта 1510 г.) новгородские наместники заключили четырехлетнее перемирие и со Швецией [454]454
СГГД, ч. V, № 60, стр. 52.
[Закрыть]. Налаживались в это время мирные отношения с Крымом и Казанью.
В январе 1509 г. Москву посетили монахи из Афонского Пантелеймонова монастыря Василий, Симеон и Яков (вероятно, тот самый, который уже незадолго до этого побывал в столице Русского государства) [455]455
ЦГАДА, Греч, статейный список, № 1, л.5, 12; Дунаев, стр. 8.
[Закрыть]. Они передали Василию III грамоту прота всех афонских монастырей Паисия, который сообщал о получении им дорогих даров – «милостыни» (через Пахомия) от московского государя («кормителя и ктитора») и желал ему победы «над иноплеменными языки». В 1506 г. русские войска потерпели поражение в борьбе с Казанью, и это пожелание было вполне уместно. Игумен Пантелеймонова монастыря также получил через Пахомия большую милостыню («соболей пять сороков, пять тысяч белок и чара серебряная»). В Москву приходили посланцы и от белградского митрополита Феофила, от вдовы сербского деспота Стефана Ангелины и ее сына деспота Иоанна (женатого на тетке Елены Глинской), от некоторых сербских монастырей [456]456
«Сношения России с Востоком но делам церковным», ч. 1, стр. 12–20.
[Закрыть].
24 июня 1509 г. Василий III отправил «милостыню» Паисию для 18 монастырей и особенно в Пантелеймонов монастырь по пяти сороков соболей и по 5 тыс. белок [457]457
«Сношения России с Востоком но делам церковным», ч. 1, стр. 16.
[Закрыть].
Итак, время для решения псковского вопроса, выбранное Василием III, явно благоприятствовало Москве.
Поход Василия III на Псков лучше всего изображен в двух повестях – Псковской и Московской [458]458
ПЛ, вып. 1, стр. 92–97; вып. 2, стр. 253–259; Масленникова, стр. 185–194 (список ГБЛ, Рум. № 255, ср. ЦГАДА, ф. 181, д. 365). О новом списке (БАН, Арханг. № 193) см.: М. В. Кукушкина. Новый список Повести о Псковском взятии, стр. 472–475.
[Закрыть]. Обе они написаны современниками событий. Но в первой из них звучит голос псковича, грустящего о потерянных вольностях, автор второй не скрывает своих промосковских симпатий.
События развивались следующим образом. В 1507–1509 гг. великокняжеским князем-наместником был видный государственный деятель князь Петр Васильевич Великий Шестунов. До своего назначения во Псков он был великокняжеским дворецким (во всяком случае с 1498 по май 1506 г. [459]459
ПЛ, вып. 1, стр. 91–92; А. А. Зимин. О дворцовых учреждениях в Русском государстве конца XV–XVI в. – «Исторические записки», т. 63, стр. 182.
[Закрыть]). У него установились весьма терпимые отношения с псковичами, которые издавна держались промосковской ориентации, видя в великом князе защитника от притязаний новгородцев [460]460
Подробнее см.: Масленникова, стр. 34 и сл.
[Закрыть].
Положение изменилось, когда московское правительство перешло к более жесткому курсу. Весной 1509 г. во Псков неожиданно для псковичей был назначен наместником князь Иван Михайлович Репня-Оболенский. «И бысть той князь, – прибавляет со скорбью пскович-летописец – лют до людей» [461]461
ПЛ, вып. 1, стр. 92,
[Закрыть].
23 сентября 1509 г. Василий III выехал из столицы с братом Андреем, царевичем Петром, Абдул-Латифом, епископом Коломенским Митрофаном, архимандритом Симоновским Варлаамом, членами Боярской думы [462]462
ПСРЛ, т. VI, стр. 250; т. VIII, стр. 251; РК, стр. 44; Э, л. 43 об.
[Закрыть]. 26 октября великий князь прибыл в Новгород [463]463
ПЛ, вып. 1, стр. 92; вып. 2, стр. 253; ПСРЛ, т. IV, стр. 469 (за три недели до Филиппова говения. Филиппов пост начинается 15 ноября), 537, 612 (28 ноября – описка); Масленникова, стр. 185.
[Закрыть]. Трех братьев – Юрия, Дмитрия и Семена – великий князь не взял, распорядившись, чтобы они оставались по уделам.
Никаких разрядов Новгородского похода не сохранилось, что говорит, пожалуй, о том, что военной экспедиции на Псков не предполагалось. Но торжественный характер поездки наводит на мысль, что псковская акция была хорошо продумана уже в Москве.
Дальнейшие известия источников расходятся. По Московской повести, князь И. М. Репня приехал в Новгород к Василию III с жалобой на псковичей, которые «держат его нечестно – не по тому, как наперед держали и чтили великого князя наместников, и дела государские делают не по-прежнему, в суды, и в пошлины, и в оброки, и во всякие доходы у него вступаютца». Тогда князь великий послал в Псков распоряжение, чтоб имя его государское держали честно. Однако посадники псковские и бояре стали «молодых пскович» обижать («обидети и насильства им чинити великие»), а сами послали в Новгород своих послов (Юрия Елисеевича Копыла с жалобою на И. М. Репню. В этом рассказе мы встречаемся уже с мотивом, который пройдет сквозь всю Московскую повесть: стремление противопоставить «молодых людей пскович», как верных Москве, боярам-крамольникам.
По Псковской повести, все началось прямо с жалобы псковичей на князя И. М. Репню [464]464
Масленникова, стр. 185–186; ПЛ, вып. 1, стр. 92–93.
[Закрыть]. Ее вместе с дарами великому князю привезла делегация посадников и бояр изо всех концов (во главе с Юрием Елисеевичем Копылом). Великий князь якобы заявил: «Яз вас, свою отчину, хощю с жаловати и боронити, якоже отец наш и деды наши». А что касается князя Ивана Репни, то, если «станут на него мнози жалобы, и яз его обвиню перед вами». С тем делегация и была отпущена во Псков. Посадники рассказали на вече псковичам, «что князь великий дар их честно принял, а сердечныя никто же весть, что князь великий здумал на свою отчину и на мужей пскович».
По Московской повести, Василий III ответил Юрию Каплину (Копылу) и другим послам, приехавшим к нему с жалобой на действия И. М. Репни, так: «Вы б, наша отчина Псков, имя наше держали честно и грозно, а наместника нашего, а своего князя псковского, чтили, а в суды бы и в пошлины у него и у его людей не вступались». Великий князь послал в ответ на жалобу в Псков дьяка Т. Долматова и окольничего П. В. Шестунова, хорошо знакомого псковичам. Однако псковичи перед ними с князем И. Репней «ни в чем смолвы не учинили». Зато вместе с ними поехали посадники в Новгород бить челом государю, чтоб тот свел с наместничества Репню, «а дал бы им иного своего наместника, а с тем прожить не мощно». Тогда великий князь Заявил, что в этом споре он должен выслушать и противную сторону, т. е. самого князя Ивана Михайловича. Велено было и ему, и псковичам прибыть для великокняжеского суда, «понеже бо тогда во Пскове быша мятежи и обиды, и насилие велико черным и мелким людем от посадников псковских и бояр». Эпизод с посылкой в Псков П. В. Шестунова в Псковской повести отсутствует.
Только после челобитья псковичей, по Псковской летописи, и приехал И. М. Репня к великому князю «жаловатися на пскович». Очевидно, в Московской повести вся начальная часть истории (первая жалоба псковичей) просто слита с повторными челобитными псковичей. К великому князю приезжали затем жаловаться «дети боярские да и посадничи», которым «тот Репня много зла чинил». Тогда же посадники стали писать грамоты «по пригородом да и по волос-тем», в которых призывали всех, кто когда-либо жаловался на князя Ивана Репню, ехали бы в Великий Новгород к Василию III «противу его бити челом». Но вместо этого с жалобой на посадника Юрия Копыла (а не на наместника) отправился другой посадник – Леонтий. После этого Юрий прислал из Новгорода грамоту, в которой было написано, что «аще не поедут посадники изо Пскова говорити противу князя Ивана Репни, ино будет вся земля виновата». Тогда у псковичей «сердце уныло». Но все-таки девять посадников и купеческие старосты отправились в Новгород. 6 января собрал их Василий III и заявил, что они «поимани-де естя богом и великим князем». «Молодшие» псковичи были все переписаны и розданы «наугородцом по улицам беречи и кормити до управы» [465]465
ПЛ, вып. 1, стр. 92-93
[Закрыть].
По Московской повести, в Новгород прибыл И. М. Репня и челобитчики-псковичи, причем не только посадники и жить и люди, но и «черные многие люди приехали коиждо о своих обидах и нужах бити челом государю: иные на намесника, а иные на помещиков на новогородцких, а иные на свою братью на пскович». Великий князь сам выслушал князя И. М. Репню и псковских посадников. И, установив, что «наместнику его князю Ивану от псковских посадников бесчестие было велико», а также то, что «от них и своей братье псковичем многи обиды и насильства были велики», Василий III приказал посадников «поимати и роздати детем боярьским по подворьям». Тогда и сами посадники, и другие псковичи, «познав свою вину», стали бить челом великому князю, чтоб он «пожаловал их, своих холопей и отчину свою Псков, как государю бог известит».
Вот тогда-то Василий III вызвал их всех во владычный двор и направил к ним своих бояр, которые и объявили высочайшее решение: «Ныне вы, наша отчина Псков, наша имя и нашего наместника держити не по тому (как раньше, «честно и грозно». – А. 3»), и жалобники ныне пришли к нам из нашие отчины изо Пскова на посадников и на судей на земских многие». Поэтому «нам было за то пригоже на свою отчину великая опала положити». Суть этой опалы сводилась к следующему: во-первых, отныне «колокол бы вечной свесити и вперед вечю не быти»; во-вторых, в Пскове (как и в Новгороде) устанавливается власть двух наместников и по пригородам (их было 10) тоже «быти наместником же»; в-третьих, сам Василий III думает приехать в Псков. Если примут псковичи требования великого князя, то он со своей стороны также «в животы ваши и земли не вступаетца ни в чем». Посадники и все псковичи эти требования великого князя приняли. Тогда великий князь после совета с боярами решил в Псков рать не посылать, а направить туда дьяка Третьяка Долматова с изъявлением своей воли. Срок возврата Третьяка в Новгород был установлен жесткий – 16 января («по Крещении в 10 день») [466]466
Масленникова, стр. 187–191.
[Закрыть]. Это решение было сообщено посадникам, которые от себя послали в Псков купца Онисима Манушина с грамотой, призывающей псковичей к повиновению, а сами принесли присягу на верность великому князю.
По Псковской версии, дело происходило несколько иначе. О всех перипетиях переговоров в Новгороде, о согласии бояр на уничтожение псковских вольностей автор Псковской повести не знает (или, что вернее, умалчивает). Он сообщает только, что псковичи узнали «злу весть» от купчины Филиппа Поповича, который в это время направлялся в Новгород, но вернулся в родной город. Филипп сообщил, «что князь великий посадников наших, и бояр, и жалобных людей переимал». Тогда на псковичей «нападе… страх и трепет». Созвано было вече, которое и послало своего гонца к великому князю, чтоб тог «жаловал свою отчину старинную».
В ответ на это в Псков и был прислан дьяк Третьяк Долматов (по Московской повести, он послан был 10 января). Он изъявил «две воли» государя, которые совпадают с тем, что бояре Василия III сообщили псковским посадникам по Московской повести. Собрано было вече 13 января («свитающи дни недельну»), на котором псковичи сообщили о принятии ими требований Василия III. Вечевой колокол был снят. «И начата псковичи, – пишет автор Повести, – на колокол смотря, плакати по своей старине и по своей воли» [467]467
ПД, вып. 1, стр. 94–95.
[Закрыть]. Московская повесть о событиях в Пскове молчит, сообщая только, что Третьяк возвратился в Новгород в срок, т. е. 15 января, с посадником Кузьмой Сысоевым и с сообщением, что вечевой колокол, символ псковской независимости, снят. В тот же день великий князь, удовлетворенный ходом событий, послал в Псков своих бояр во главе с князем
А. В. Ростовским и конюшим И. А. Челядниным, которые должны были привести псковичей к присяге. Для великого князя должен был быть очищен Средний город Пскова, а псковичи оттуда выселены в Большой город. 20 января Василий III выехал из Новгорода, сопровождаемый большой свитой и войском [468]468
Среди воевод летопись называет К. Ф. Ушатого, И. И. Брюха Морозова, М. Д. Щенятева, Ф. Ю. Прозоровского, И. А. Буйноса Ростовского. Зто говорит о том, что на Псков были двинуты значительные воинские силы.
[Закрыть]. На псковском рубеже его встретили псковичи во главе с посадником Иваном Кротовым. Через четыре дня, т. е. в четверг 24 января, он въехал в город. До этого версты за две (или три – по Псковской версии) навстречу ему вышли «псковичи все и чернь» [469]469
Масленникова, стр. 191–192.
[Закрыть]. Сходный рассказ содержится и в Псковской летописи, только здесь о встрече великого князя посадником не говорится.
27 января Василий III устраивает большой прием, на который в Большую судную избу были вызваны посадники, бояре, купцы и житьи люди, а средние и «молодшие» люди оставлены во дворе ожидать исхода событий. К псковской знати выслана была боярская комиссия во главе с А. В. Ростовским и И. А. Челядниным. Бояре передали новую великокняжескую волю: все собранные в Большой избе должны были из-за «многих жалоб» на них покинуть Псков и поселиться в Московской земле. Посадники и псковичи безропотно на все согласились. Решение сообщено было и остальным псковичам («средним людем и мелким»), которым милостиво было разрешено оставаться в Псковской земле. На следующий день все отобранные псковичи с женами и детьми (и дети тех, что задержаны были в Новгороде) высланы были из Пскова. Наместниками были назначены боярин Григорий Федорович Давыдов и конюший И. А. Челяднин, а по пригородам – дети боярские. Впрочем, судебной власти наместники пригородов не получили. В Среднем городе, откуда выселены были псковичи, дворы получила тысяча помещиков новгородских, которая составляла военный гарнизон города. Торг из Среднего города перенесен был в Большой. Для перечеканки денег и взимания таможенных пошлин из Москвы было прислано 15 специалистов. В Псковской земле приказными делами должен был ведать дьяк Михаил Мисюрь Григорьевич Мунехин, а ямскими (и составлять полные и докладные) – Андрей Волосатый.
Окончив устроение псковских дел, великий князь выехал в Новгород [470]470
Масленникова, стр. 192–194.
[Закрыть].
В Псковской повести к этому добавлено, что всего вывел великий князь 300 семей. «И тогда отъятца слава псковская», – замечает в этой связи автор повести. Деревни сведенных псковичей были розданы боярам [471]471
Впрочем, не только боярам, но и помещикам. Подробнее см.: Масленникова, стр. 82 и сл.
[Закрыть]. Из Москвы великий князь прислал «добрых людей, гостей, тамгу уставливати ново, зане же во Пскове тамга не бывала; и прислаша с Москвы пищальников казенных и воротников».
Всего в Пскове, по Псковской повести, оставлено было 1000 человек детей боярских и 500 пищальников. Летом («к Троицыну дни») во Псков прибыло 300 купеческих семей («гости сведеные москвичи з десяти городов»). Они поселены были в Среднем городе (там было 6500 дворов), а псковичи были оттуда выдворены [472]472
ПЛ, вып. 1, стр. 95–97; см. также: ПСРЛ, т. IV, стр. 469, 537, 612; т. VI, стр. 250–291; т. VIII, стр. 251; УЛС, стр. 103; Э» л. 44–44 об., Герберштейн, стр. 121; Decjusz, str. 45-4b, 57; Stryjkowski, str. 357.
[Закрыть].
Автор Псковской повести со скорбью заключал свой рассказ о последних днях независимости Псковской земли:
«О славнейший во градех великий Пскове, почто бо сетуеши, почто бо плачеши. И отвеща град Псков: како ми не сето-вати, како ми не плакати; прилетел на мене многокрильный орел, исполнь крыле нохтей, и взя от мене кедра древа Ливанова, попустившу богу за грехи наша, и землю нашу пусту сотвориша, и град наш разорися, и люди наша плениша, и торжища наша раскопаша… а отца и братию нашу розводоша, где не бывали отцы наши и деды ни прадед наших».
Позднее, включая Повесть в свою летопись, игумен Псковского Печерского монастыря Корнилий в 1567 г. добавлял, что Псков «бысть пленен не иноверными, но своими единоверными людьми. И кто сего не восплачет и не возрыдает?» [473]473
ПЛ, вып. 1, стр. 95–96; вып. 2, стр. 257.
[Закрыть].
Стремясь себе создать какую-то опору в Псковской земле, Василий III 13 и 16 февраля 1510 г. выдает жалованные грамоты Никольскому, Гдовскому и Петропавловскому (на острове Верхнем на Псковском озере) монастырям. Они находились на ключевых позициях псковско-ливонской и псковско-ганзейской торговли. Эти монастыри великий князь противопоставлял крупным духовным корпорациям, находившимся в самом Пскове [474]474
С. М. Каштанов. Две жалованные грамоты, стр. 221–258.
[Закрыть].
Великий князь прожил во Пскове четыре недели и выехал «на другой недели поста в понедельник», т. е. 18 февраля. После возвращения из Пскова в Новгород Василий III принял там ганзейское посольство, приехавшее с просьбой о восстановлении торговых отношений с Россией. Переговоры были безрезультатны, ибо стороны не могли договориться об условиях открытия ганзейского двора в Новгороде. Согласиться на беспошлинную торговлю ганзейцами солью Василий III не хотел. Он настаивал также на принятии ганзейцами обязательства не помогать Польше, Литве, Швеции и Ливонии в случае их вооруженного конфликта с Россией [475]475
Чтения ОИДР, 1898, кн. 1, смесь, стр. 6-10; ср., РИБ, т. XV, № 5 (около 1510 г.). См. Н. А. Казакова. Русско-ганзейский договор 1514 г. – «Вопросы историографии и источниковедения истории СССР». М.-Л., 1963, стр. 362–364; Т. Esper. Russia and the Baltic 1498–1558. -, 1966, vol. 25, N 3, p. 463–465. To же самое повторилось и летом 1512 г., когда новгородский наместник В. В. Шуйский заявил ратманам Юрьева и Колывани, что торг будет открыт только в том случае, если все ганзейские города пришлют послов подписать перемирие (РИБ, т. XV, № 6).
[Закрыть]. Между 25 февраля и 3 марта (а по другим данным, 5 марта) Василий III покинул Новгород, а 17 марта был уже в столице.
