Текст книги "Россия на пороге Нового времени. (Очерки политической истории России первой трети XVI в.)"
Автор книги: Александр Зимин
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)
Военно-дипломатическая подготовка к новой кампании прикрывалась видимостью миролюбия. В декабре 1513 г. в Москву направлен был гонец, который сообщил о готовности Сигизмунда начать мирные переговоры. На предложение прислать в Москву послов русское правительство ответило отказом [611]611
ЦГАДА, Литовская метрика, д. 7, л. 516–517; А. Б. Кузнецов. Борьба Русского государства… стр. 155.
[Закрыть]. В марте 1514 г. Сигизмунд заявил папскому представителю кардиналу Эрдеду своем согласии вести мирные переговоры с Россией. Кардинал должен был в ближайшее время отправиться в Москву. Польский король отлично понимал уязвимость своего положения.
Большое внимание правительство Василия III уделяло обороне страны. Во всяком случае с марта 1513 г. начали ежегодно посылаться крупные вооруженные силы в Тулу, становившуюся центром обороны Русского государства на юге. Туда были отправлены видные военачальники князья А. В. Ростовский и И. М. Воротынский, оставленные в Туле и на 1514 г. [612]612
РК, стр. 40, 53.
[Закрыть]
В решающем походе Василий III стремился заручиться поддержкой «небесных сил» и благословением духовенства. Поэтому 21 мая он устанавливает торжественный праздник в связи с созданием киота драгоценной реликвии – иконы Успенья Владимирской божьей матери и росписью Успенского собора (начатой еще б июля 1513 г.). Одновременно были заложены Алевизом Новым и другими прославленными мастерами многочисленные каменные церкви как в Кремле, так и за его стенами. Такого широко задуманного единовременного церковного строительства в Москве еще никогда не производилось [613]613
ПСРЛ, т. IV, стр. 539; т. VI, стр. 254, 280; т. VIII, стр. 254–255; т. XXX, стр. 141.
[Закрыть].
Третий Смоленский поход начался весною 1514 г. 30 мая в Дорогобуж двинулась рать князей Д. В. Щени и М. Л. Глинского. Их путь лежал на Смоленск. И на этот раз князь Михаил играл видную роль в походе. Из Новгорода тогда же к Великим Лукам направились войска во главе с новгородскими наместниками князем В. В. Шуйским и И. Г. Морозовым. 7 июня им послано было распоряжение двигаться к Орше, на «Дрютские поля» для страховки основных русских сил от возможного продвижения Сигизмунда к Смоленску [614]614
РК, стр. 53–54; ИЛ, стр. 195. По польским донесениям, передовой полк М. Л. Глинского (численностью в 1 тыс. человек) прибыл уже к половине апреля 1514 г. под Смоленск, где князь Михаил завязал переговоры с горожанами (, t. III, N LXXXI, p. 71). Через месяц туда прибыла рать Д. В. Щени (АЗР, т. II, № 88).
[Закрыть].
8 июня Василий III с братьями Юрием и Семеном в третий раз выступил к Смоленску. Как и в прошлом году, в Серпухов отправлен был князь Дмитрий, в Москве оставлены царевич Петр и князь Андрей. По сравнению с предыдущим походом теперь у Василия III было три месяца летнего времени в запасе. Всего, по некоторым сведениям, в походе участвовало 80 тыс. русских воинов [615]615
Decjusz, str. 77.
[Закрыть].
Для участия в военных действиях от Тулы была оттянута часть войск во главе с князем И. М. Воротынским. Авангардом командовали князь Б. И. Горбатый и конюший И. А. Челяднин, действовавшие очень неуверенно, «не оступиша» (не окружили) даже самого города. Тогда к ним на подмогу направились полки Д. В. Щени и М. Л. Глинского. В июле под Смоленск прибыл сам московский государь с «большим нарядом». 29 июля началась жестокая канонада:
«…яко от пушечного и пищалного стуку и людскаго кричяния и вопля, такоже и от градских людей супротивнаго бою пушек и пищалей земле колебатися и друг друга не видети, ни слышати, и весь град в пламени и курении дыма мнешеся воздыматися, и страх велик нападе на гражданы» [616]616
ИЛ, стр. 195; УЛС, стр. 104; РК, стр. 53–55.
[Закрыть].
По данным Сигизмунда, в обстреле принимало участие 140, а по сведениям Стрыйковского – даже 300 пушек [617]617
, t. II, N 218; Stryjkowski, str. 374–375.
[Закрыть].
Канонадой руководил пушкарь Стефан. Уже первый выстрел из «большой пушки» попал в заряженное орудие смольнян. Оно разорвалось и причинило большой вред осажденным. Затем после второго и третьего выстрела смоленский наместник Юрий Сологуб и горожане запросили перемирия на один день. Василий III отказал им в этом, и канонада продолжалась. Тогда под давлением смоленского черного люда наместник и воевода приняли решение о капитуляции [618]618
О роли горожан в капитуляции Смоленска см.: В. Малышев. Борьба за Смоленск. Смоленск, 1940, стр. 78; А. В. Кузнецов. Борьба Русского государства… стр. 158–159.
[Закрыть]. Обстрел города прекратился. По М. Вельскому, переговоры со смольнянами вел М. Л. Глинский, который «внушил им иную мысль, говоря, что мы не отступим в течение года и не пропустим к вам никакой помощи». Он предложил смольнянам перейти на русскую сторону, пообещав, что «великий князь Московской будет платить вам лучше, чем польский король» [619]619
А. И. Рогов. Сведения по истории России в «Хронике всего света» Мартина Вельского. – «Новое о прошлом нашей страны». М., 1967, стр. 131.
[Закрыть]Для переговоров горожанами был выслан смоленский боярин Михаил Пивов с делегацией «мещан и черных людей». Переговоры с ним вел сын боярский Иван Юрьевич Шигона Поджогин и дьяк Иван Телешев [620]620
ИЛ, стр. 195.
[Закрыть]. (Еще во время второго похода Василий III посылал смольнянам «грамоты многие о добре и о зле, чтобы они задалися за великого князя» [621]621
ПЛ, вып. 1, стр. 97.
[Закрыть]. Но только в 1514 г. они приняли это предложение.) Условия в общем были довольно мягкие. Василий III согласился беспрепятственно выпустить из города тех воевод и «жолнерей» (воинов), которые не хотели оставаться на русской службе; горожанам велел «подавати грамоты свои жалованные, как им быти в граде в Смоленске». До нас дошла такая грамота, помеченная почему-то 10 июля [622]622
СГГД, ч. 1, № 148, стр. 411–413. М. Н. Тихомиров пишет, что грамота дана «тотчас после взятия города» (М. Н. Тихомиров. Россия в XVI столетии, стр. 348). Это ошибка. Грамота «писана в нашей отчине Смоленску». Скорее всего она составлена во время переговоров 29–30 июля. Н. М. Карамзин исправляет дату на «30 или 31 июля» (Карамзин, кн. III, прим. № 110). В ней упомянуто, что Варсонофий вместе со смольнянами уже «бил челом» московскому государю. Следовательно, это не могло быть ранее 29 июля. В летописном своде 1518 г. рассказывается, что великий князь «князей, и бояр, и мещан, и черных людей всех града Смоленска пожаловал… и грамоту им свою жаловалную дал». Это было до 31 июля (ПСРЛ, т. XXVIII, стр. 349). Упоминание о жалованной грамоте из других, более поздних летописей исчезло (ИЛ, стр. 103).
[Закрыть]. Смольняне получали все те привилегии, которыми они пользовались еще при великом князе Литовском Александре. Город должен был управляться «по старине». Московский государь обещал «не вступаться» в вотчины бояр и монастырей. «Весчую пошлину» разрешалось взимать на городские нужды. Налог (100 руб.), который ранее шел в литовскую великокняжескую казну, теперь отменялся. Учитывая интересы посадского люда, Василий III запретил принимать в «закладчики» мещан и черных людей и запретил взимать с черных людей и мещан подводы под великокняжеских гонцов. Последнее было особенно важно, ибо Смоленск расположен на пути следования дипломатов и армии из Москвы в Вильно [623]623
М. Н. Тихомиров. Россия в XVI столетии, стр. 348–349.
[Закрыть].
Льготный характер жалованной грамоты 1514 г. объясняется тем, что нужно было добиться капитуляции Смоленска до прибытия основных польско-литовских сил на театр военных действий. Но правительство Василия III смотрело и дальше. Поскольку без поддержки единоверного населения Великого княжества Литовского выиграть войну за западно-русские земли было невозможно, нужно было предоставить такие льготы этому населению, которые бы улучшали его положение сравнительно с тем, в котором они находились под литовской властью. Пример со Смоленском мог привлечь на сторону России все новые и новые круги горожан (это было особенно важно), «панов» и крестьянства.
Смоленск отворил свои ворота. Туда послан был Д. В. Щеня, который вместе с воеводами и дьяками привел город к присяге. Наместника Юрия Сологуба и прочих «латын» проводили до Орши и отпустили в Литовскую землю. Всем им было выдано по рублю денег. Позднее Юрий Сологуб был казнен в Литве как изменник, сдавший город «без единого выстрела» [624]624
По Повести о Смоленском взятии, бояре и князья смоленские приехали к московскому государю после переговоров с М. Пивовым 31 июля (ИЛ, стр. 196). По Устюжскому своду, «владыка и воевода» были в великокняжеском шатре еще 29 июля «и до утра за сторожи». 30 июля в Смоленск посланы воеводы и дьяки «вся люди переписати и к целованыо привести». Это и было проделано в понедельник 31 июля (УЛС, стр. 104). Вероятнее версия московских летописей: 31 июля смольняне открыли ворота и целовали крест великому князю. Тогда в город послан Д. В. Щеня (ИЛ, стр. 162–163).
[Закрыть]. Сигизмунд писал брату уже 30 июля, что смоленская крепость «благодаря гнусной измене кое-кого из наемных войск и местной знати открыла свои ворота и передалась врагу» [625]625
Ср., t. Ill, N CCXVI, p. 154. Но Герберштейну, Василий III овладел городом «через измену воинов и начальника… одного чеха»; в другом месте: «Глинский овладел городом посредством переговоров или, вернее, подкупа» (Герберштейн, стр. 112, 17).
[Закрыть]. Тем «жолнерам» людям и панам, которые согласились перейти на русскую службу, Василий III распорядился выдать по 2 руб. денег и по «лунскому» (английскому) сукну. Таковых оказалось «многое множество». Те, кто захотел служить в Смоленске, получил государево жалование, у них оставлены были поместья и вотчины. Те, кто предпочел для себя спокойнее служить в Москве, получил деньги «на подъем». Наместником в Смоленске был оставлен князь В. В. Шуйский [626]626
Подробнее см. также: ПСРЛ, ст. IV, стр. 470, 538; т. VI, стр. 254–255; 279–280; т. VIII, стр. 225–227; РК, стр. 54–55; Э, л. 58 об.; Герберштейн, стр. 112; Кампензе, стр. 21–22; Decjusz, str. 76–77; Stryjkowski, str, 374–375.
[Закрыть]. 1 августа 1514 г. в город торжественно въехал Василий III.
Так был присоединен Смоленск. Свершилось событие, имевшее громадное историческое значение. Все русские земли были воссоединены отныне в границах единого Русского государства. Создавалась хорошая перспектива для дальнейшей борьбы за Украину и Белоруссию. Расширились возможности для налаживания нормальных торговых связей не только с Прибалтикой, Украиной, Белоруссией, но и с западноевропейскими странами.
Война еще продолжалась. Необходимо было удержать Смоленск от подходивших польско-литовских войск. Сам же Василий III уже вскоре покинул Смоленск и отошел в более безопасный Дорогобуж.
Эхо первых успехов под Смоленском отозвалось радостными вестями. 7 августа к Мстиславлю были посланы войска князей М. Д. Щенятева и И. М. Воротынского. Как только они подошли к городу, князь Михаил Ижеславский (Мстиславский) «бил челом» Василию III. Его примеру последовали и «мещане и черные люди» Кричева и Дубровны, присягнувшие московскому государю 13 августа [627]627
УЛС, стр. 105–106.
[Закрыть].
Можно было ожидать и дальнейших успехов. Поэтому к Минску, Борисову и на «Дрютские поля» отправлена была большая рать во главе с князьями Михаилом и Дмитрием Булгаковыми и И. А. Челядниным. По явно преувеличенным данным С. Герберштейна, М. Бельского и М. Стрыйковского, она насчитывала 80 тыс. человек [628]628
Герберштейн, стр. 170; Stryjkowski, str. 376–377; А. И. Рогов. Сведения по истории России, стр. 131.
[Закрыть]. Однако, тут произошло событие, которое изменило ход всей кампании. По полученным русскими воеводами сведениям, князь Михаил Глинский, находившийся под Оршей, собрался изменить Василию III. Его слуга, бежавший ночью к М. И. Булгакову, сообщил, что Глинский направился в Оршу, в расположение войск неприятеля. Тогда Булгаков, известив об этом Челяд-нина, в ту же ночь бросился в погоню за Глинским и вскоре настиг его. Глинский с небольшой охраной ехал за версту от своих основных войск, поэтому его удалось схватить без каких-либо серьезных осложнений. Утром подоспел и Челяднин. Пленника препроводили в Дорогобуж, изъяв у него «грамоты посылныя королевские» [629]629
По Герберштейну, дело было иначе. Узнав, что Василий не собирается передавать ему Смоленск, Глинский посылает своего человека к Сигизмунду с просьбой простить «все слишком тяжкие его прегрешения». Тот передал через него князю Михаилу охранную грамоту на проезд. Но Глинский не вполне доверял королевской грамоте, а потому потребовал подтверждения и получил его через королевских советников немецких рыцарей Георгия Писбека и Иоанна фон Рехенберга. Но посланец короля «наткнулся на московитскую стражу и был взят в плен» (Герберштейн, стр. 170).
[Закрыть].
Измену Глинского С. Герберштейн объясняет тем, что Василий III, начиная Смоленский поход, обещал ему передать в вотчину Смоленск, но после взятия города свое обещание не выполнил. Это вызвало гнев князя Глинского и решение перейти на литовскую сторону [630]630
Герберштейн, стр. 17, 169–171. Ср., t. III, N CCXXXIV, p. 185.
[Закрыть]. Согласно прусскому известию от 3 сентября 1514 г., М. Глинский заявил Василию III: «Великий князь Московский, я сегодня дарю тебе крепость Смоленск, которую ты давно желал (приобрести), что же ты даришь мне?» На это великий князь ответил ему: «Так как ты мне даришь это, то и я дарю тебе княжество Литовское» [631]631
N CXLI.
[Закрыть]. Если этот разговор имел место в действительности, то ответ Василия III звучал явно издевательски: князь Михаил не получал ровно ничего. Как и в сходных случаях, для Василия III реальные политические соображения имели более существенное значение, чем рыцарское представление о чести и верности данному слову.
По распоряжению великого князя Глинский был закован в кандалы и отправлен в Москву. Тем временем Сигизмунд (прибывший из Минска в Борисов) «по совету княжю Михаила Глинского» направил основные свои войска во главе с князем Константином Острожским к Орше. Узнав об этом, Василий III отдал распоряжение М. И. Булгакову и И. А. Челяднину идти навстречу литовско-польским полкам [632]632
ПСРЛ, т. VI, стр. 255–256; т. VIII, стр. 257; ИЛ, стр. 164; Герберштейн, стр. 18–19.
[Закрыть].
Первое сражение произошло на реке Березине, другое – у реки Дрови (Друи) и, наконец, последнее – на реке Кропивне (по Стрыйковскому, на Бобре, притоке Березины), между Оршей и Дубровной (по Типографской летописи, в пяти верстах от Орши).
Наиболее подробный рассказ о происшедших событиях содержится в Устюжском летописном своде. Летописец сообщает, что на Березине обе стороны «стояша долго время». Литовцы начали переговоры, предлагая русским разойтись полюбовно («разойдемся на миру»). Однако тем временем они же сами прошли 15 верст по Березине вверх, переправились через реку и атаковали москвичей [633]633
По Децию и Стрыйковскому, первое сражение на Березине произошло 27 августа (Decjusz, str. 79).
[Закрыть]. Битва у Орши произошла 8 сентября [634]634
УЛС, стр. 106. Так во Владимирском летописце, в Типографской летописи и Продолжении Хронографа, у Герберштейна и Стрыйковского. В «Отрывке летописи по Воскресенскому списку»– 9 октября (ПСРЛ, т. VI, стр. 280). В Иоасафовской, Уваровской, Вологодско-Пермской, Воскресенской, Никоновской, Софийской II рассказывается после изложения событий 10 сентября.
[Закрыть]. Литовцы напали сначала на полки М. И. Булгакова. Кто знает, как бы кончилось дело, если б И. А. Челяднин поддержал воеводу, но он «в зависти не поможе князю Михаилу». Тогда литовская рать обрушилась на его отряды. На этот раз «князь Михаило Ивану Андреевичю не поможе». И все же исход битвы был еще не ясен… В обоих сражениях («ступах», приступах) пало много воинов как у русских, так и у литовцев.
Третья атака литовцев была направлена снова на князя Михаила Булгакова. Челяднину представлялся последний шанс исправить тяжелое положение. Булгаков отчаянно сопротивлялся и бился с войском К. Острожского «много». Но в этот критический момент вместо помощи Булгакову Челяднин решил спасти свою жизнь бегством и тем самым «князя Михаила выдал». После этого врагам удалось одолеть М. Булгакова, разгромить его полки и полонить многих воевод. Да и самого И. А. Челяднина брошенные в погоню за ним литовские войска «догнавше и поимавше». В результате разгрома погибло множество русских воинов, а значительная часть воевод, в том числе и сами М. И. Булгаков и И. А. Челяднин, попали в плен [635]635
Всего попало в плен 380 детей боярских. Их, имена см.; ЛЗР, т. II. № 91.
[Закрыть].
Одной из причин поражения было отсутствие у русской рати достаточной артиллерии, оставшейся под Смоленском («сила не нарядна была, а иные люди в розъезде были»). Оршикская битва для К. Острожского была своеобразным реваншем за разгром на Ведроше в 1500 г., когда он попал в русский плен [636]636
ПСРЛ, т. IV, стр. 539.
[Закрыть].
Узнав об исходе Оршинской битвы, смоленский епископ Варсонофий решил последовать примеру М. Глинского и послал к Сигизмунду своего племянника с обещанием открыть литовским войскам ворота города. Об этом стало известно В. В. Шуйскому, который, не долго думая, посадил Варсонофия и других заговорщиков «за сторожи». Крамольный владыка был сразу же отослан в Дорогобуж. Позднее (уже зимою) его сослали в Каменский монастырь на Кубенском озере [637]637
О битве см.: ПСРЛ, т. IV, стр. 539, 612; т. VI, стр. 255–256, 280; т. VIII, стр 257–258; т. XXIV, стр. 217; ПЛ, вып. 1, стр. 98; вып. 2, стр. 260; ПДС, т. 1, стб. 313–314; Герберштейн, стр. 169–171.
[Закрыть]. На его место 15 февраля 1515 г. поставлен архимандрит приближенного к Василию III Чудовского монастыря Иосиф [638]638
ПЛ, вып. 1, стр. 98.
[Закрыть].
Вскоре после «поимания» Варсонофия к Смоленску подошел с 6-тысячным отрядом К. Острожский. Но уже было поздно. Момент был упущен, сил у литовцев для штурма крепости было явно недостаточно. Перед глазами литовцев по распоряжению Василия III Шуйский повесил на крепостных стенах многих изменников:
Посланный из Смоленска отряд без особого труда отбил попытку Острожского взять город «с ходу». Репрессии за «смоленскую измену» продолжались. Именно тогда многие смольняне были выведены из города. В Москве образовалась из их числа особая корпорация смольнян, которая вела торговые операции с Западом. Многим смоленским боярам Василий III роздал поместья в «своей земле» [640]640
ПСРЛ, т. XVII, стр. 403–404; ААЭ, т. 1, № 223, стр. 213 (1549 г.); Сб. РИО, т. 25, стр. 225.
[Закрыть]. 10 сентября Василий III выехал из Дорогобужа, а 24 сентября прибыл в Москву. В то же время Сигизмунд I покинул театр военных действий и направился в Вильно [641]641
В летописях не вполне ясно: «…сентевриа 10, в неделю князь великий Василий Иванович всеа Русии… поиде из Смоленска на Москву» (ИЛ, стр. 165 и др.). Можно, таким образом, подумать, что Василий III 10 сентября выехал из Смоленска.
[Закрыть].
Оршинское поражение имело последствия, повлиявшие на ход войны. Воспользовавшись им, князь М. Мстиславский, а также жители Кричева и Дубровны перешли на сторону Сигизмунда [642]642
14 декабря 1514 г. Сигизмунд уже выдал Мстиславскому жалованную грамоту на Мстиславль (АЗР, т. II, № 92).
[Закрыть]. Почти одновременно с этим по сговору с польским королем [643]643
Stryjkowski, str. 385
[Закрыть]на землю В. Шемячича и В. Стародубского напал сын Менгли-Гирея Ахмат-Гирей «с своею братьею, и с всеми детми, и со многими людми». Набег был без особого труда отбит местными силами [644]644
Сб. РИО, т. 95, стр. 104.
[Закрыть].
Свой успех под Оршей литовцам развить не удалось. Их набег на Великие Луки, продолжавшийся неделю, не был эффективным [645]645
Э, л. 60 об.
[Закрыть]. В свою очередь запоздалым отзвуком кампании 1514 г. был дерзкий набег псковского наместника А. В. Сабурова на Рославль (28 января 1515 г.). Взяв с собою отряд в 3 тыс. псковичей и детей боярских, он подошел к стенам Рославля и на вопрос: «Рать ли ты или посол великого князя?» – ответил: «Бежу от великого князя к королю». Получив корм с горожан, Сабуров остановился на ночлег в 30 верстах от города. На следующий день «в торговую пору» Сабуров вернулся и ворвался со своим отрядом в город. Взяв «много добра… и полону» (в том числе 18 немецких купцов), Сабуров вернулся во Псков. Василий III похвалил его, а немецких гостей велел ему отпустить со всем добром [646]646
УЛС, стр. 107; ПЛ, вып. 1, стр. 98; вып. 2, стр. 260.
[Закрыть].
Итак, Оршинская битва задержала развитие русских успехов, достигнутых взятием Смоленска, но не могла их нейтрализовать. Смоленск остался в составе Русского государства. Именно с 1514 г. установилась граница России с Великим княжеством Литовским, которая просуществовала с небольшими временными изменениями на протяжении всего XVI в. Это было реальным фактом, менявшим ситуацию на западных рубежах России в ее пользу.
Глава 9
Поиски мирных решений
Из Оршинской битвы Сигизмунд решил извлечь наибольший внешнеполитический эффект, главным образом на дипломатическом поприще, ибо было ясно, что военным путем Великое княжество Литовское решающего успеха в борьбе с Россией добиться не способно. Король широко оповещал европейские дворы о «грандиозной победе» его войск над «московитом», не останавливаясь перед заведомым искажением и всей перспективы событий, и самих реальных фактов. Так, папе Льву X и магистру Альбрехту Сигизмунд писал, что из 80 тыс. русских, участвовавших в Оршинском сражении, убито или потоплено 30 тыс. человек. В плен якобы попало 46 военачальников и 1500 дворян. Позднее Деций и Стрыйковский писали, что убито было 40 тыс. человек, а в плен попало 2 тыс. детей боярских. В подарок папе, венгерскому королю и Яну Заполью Сигизмунд отправил пленных русских дворян, но Максимилиан сумел некоторых из них заполучить себе и отослать на Русь [647]647
Пирлинг, стр. 297; Pulaski, str. 191; «Supplementum» N CXLVIII. Ср. Бауер, стр. 89; В. Н. Балязин. Россия и Тевтонский орден. – «Вопросы истории», 1963, № 6, стр. 67; Decjusz, str. 78–86; Stryjkowski, str. 383; «Acta Tomiciana», t.III, N 451.
[Закрыть].
Все это, конечно, произвело известное впечатление на европейские державы. Так, папский легат Пизон, собиравшийся выехать на Русь, решил до поры до времени от поездки воздержаться [648]648
Э. Винтер. Папство и царизм. М., 1964, стр. 49– 51
[Закрыть]. Напуганный крестьянским восстанием в Венгрии летом 1514 г., Максимилиан стал искать путей примирения с Сигизмундом, который и сам был заинтересован в посредничестве императора при решении русско-литовского спора [649]649
, t. III, N CCXIX.
[Закрыть]. Так или иначе, но Максимилиан отказался подписать с Россией договор 1514 г., разгневался на Шнитценпаумера и послал Василию III новый вариант соглашения. Этот проект уже не содержал прямых военных обязательств Империи. Русские должны были сами принимать все необходимые меры для мирного разрешения конфликта с Великим княжеством Литовским. И только в случае их бесплодности они имели право обращаться за помощью к Империи. Иными словами, решение вопроса об участии или неучастии в совместной вооруженной борьбе с Великим княжеством Литовским целиком передавалось на усмотрение императора [650]650
Писаревский, стр. И; А. Б. Кузнецов. О некоторых аспектах деятельности русской дипломатии в Европе в первой четверти XVI в. – «Ученые записки Мордовского государственного университета», т. XXVIII. Саранск, 1963, стр. 180–181.
[Закрыть].
С этим вариантом договора и приехали в Москву 1 декабря 1514 г. Яков Ослер и Мориц Бугшталер в сопровождении русских послов Д. Ласкирева и дьяка Е. Сукова Новый проект русско-имперского договора не мог удовлетворить московского государя, и он не признал посреднической роли имперских представителей в урегулировании литовско-русских отношений.
Оставалось тревожным и положение на юге. В марте 1515 г. крымский царевич Мухаммед-Гирей с киевским воеводой Андреем Немировым и воеводой Остафием Дашкевичем напали на Чернигов, Стародуб и Новгород-Северский [651]651
Сб. РИО, т. 95, стр. 105, 108–109.
[Закрыть]. В это время Шемячич и Василий Стародубский были вызваны для переговоров в Москву и не могли руководить военными действиями, развернувшимися ка территории их княжеств. Но тем не менее мужественная оборона русских воинов не позволила татарским и литовским войскам достигнуть хоть сколько-нибудь значительного успеха, хотя польские источники и сообщают о «громадном полоне», взятом татарами (от 60 до 100 тыс. человек) [652]652
Stryjkowski, str. 385; Pulaski, str. 283–287.
[Закрыть]. Отправленному 15 марта в Порту русскому послу В. А. Коробову, уехавшему вместе с турецким послом Камалом, необходимо было добиться от султана, чтобы он заставил Крым воздержаться от повторения подобных набегов («им в ту пору какову помешку чинил») [653]653
Сб. РИО, т. 95, стр. 109. Вместе с Коробовым на Афон с милостынею отправлены были Василий Копыл и Иван Варавин (ПСРЛ, т. IV, стр. 539; т. VI, стр. 257). Ср. грамоту Василия III афонским монахам от 7 марта (СГГД, ч. V, № 68). Подробнее см.: Н. А. Смирнов. Россия и Турция в XVI–XVII вв., т. I. М., 1946, стр. 74–77.
[Закрыть].
Обе стороны продолжали вести сложную дипломатическую игру, готовы были идти на расширение торговых связей, не желая связывать себя какими-либо обязательствами политического характера. Торговля со странами Востока во внешнеторговом балансе России первой половины XVI в. Занимала важнейшее место [654]654
М. В. Фехнер. Торговля Русского государства со странами Востока в XVI в. М., 1956.
[Закрыть]. Но для Василия III имело большое значение, удастся ли ему добиться оказания давления на Менгли-Гирея со стороны турецкого султана. Без нейтрализации Крыма невозможна была ни активная казанская политика, ни действенное сопротивление попыткам реванша со стороны Литвы. Этим и объясняется настойчивость московского государя в установлении прочных дипломатических связей с Портой. Султан же отнюдь не собирался жертвовать своими интересами в Крыму и Казани ради союза с Россией, который ему в той обстановке не сулил каких-либо реальных политических выгод. Порта с явным неудовольствием наблюдала за русско-имперским сближением, которое означало поддержку Россией злейшего врага Турции. К тому же Селим в переговорах с русскими представителями настаивал на освобождении Абдул-Латифа.
Русское правительство продолжало вести регулярные дипломатические сношения со своими потенциальными союзниками – Империей и Дакией. В апреле 1515 г. Василий III отпустил из Москвы имперских послов вместе с А. Г. Заболоцким и дьяком Алексеем Щекиным, к датскому королю направлены были Иван Микулин Заболоцкий и дьяк Василий Белый. После дипломатического зондажа 22 мая 1515 г. Василий III послал грамоту гроссмейстеру Ордена Альбрехту с согласием на заключение военного союза против Сигизмунда. После этого он отправился «на потеху» в Волоколамск [655]655
РЛА, № 349; ПСРЛ, т. VI, стр. 257; т. VIII, стр. 259; ПДС, т. I, стб. 173–176. Ср. апрельские грамоты об отпуске послов к Христиерну II (РИБ, т. XVI, № 3, 4; XV, № 8).
[Закрыть]. Это была его первая поездка в Волоколамский монастырь, где доживал последние дни Иосиф Волоцкий (умер 9 сентября).
Тем временем 29 мая в Москву прибыло тревожное из-вестие: в Крыму умер Менгли-Гирей, и «на святой недели в пятницу», 13 апреля, на царство был посажен Мухаммед-Гирей, известный своей враждебностью к России [656]656
ПСРЛ, т. IV, стр. 539; т. VI, стр. 257, 280; Сб. РИО, т. 95, стр. 131. О политике Мухаммед-Гирея см.: К. Pulaski, Machmet-Girej. – К. Pulaski. Szkice, t. II. Pb., 1898, str. 283–350: В. E. Сыроечковский. Мухаммед-Гирей и его вассалы. – «Ученые записки МГУ», вып. 61. М., 1940.
[Закрыть].
В последние годы жизни Менгли-Гирея отношения России и Крыма осложнились прежде всего в силу того, что на престарелого «крымского царя» начали влиять Мухаммед-Гирей и его окружение. Приходилось принимать срочные меры для обороны против Крыма. Отныне центр внешнеполитической активности России перемещался с запада на восток и юг. Уже в 1515 г., очевидно, крымцы совершили набег на северские земли. В Крым был послан гонец Кожух Карачеев с грамотой Василия III от 12 июня 1515 г., содержавшей поздравления Мухаммед-Гирею в связи с восшествием его на престол и предложение продолжить мирные сношения, которые были между Россией и Крымом при Менгли-Гирее. В Москве серьезно опасались, чтобы «Магмед-Кирей от великого князя к литовскому не отстал» [657]657
М. К. Любавский. Литовско-русский сейм, стр. 202; Сб. РИО, т. 95, стр. 130–145.
[Закрыть]. Поэтому сразу же после охоты на Волоке Василий III отправился в Боровск (как это было и во время второго Смоленского похода), где он провел все лето в ожидании развития крымских событий, присматривая и за литовскими рубежами [658]658
ПСРЛ, т. XXX, стр. 141–142; Сб. РИО, т. 95, стр. 135. О набегах литовцев на «украинные» места Мухаммед-Гирею Василий III сообщал в грамоте от 12 июня. На Луках находился воевода князь А В. Ростовский, который отпускал своих военачальников в набег на Полоцк (РК, стр. 55–56). На Луках литовцы воевали неделю, «посады у Лук Великих пожгли, а встречи им не было, великого князя воеводы не поспели» О, л. 60 об.). По польским сведениям, Ян Свирщевский летом ^5^5 г. сжег Великие Луки и Торопец (, t. Ill, N DXVII, p. 381). В ответ на это русские войска опустошили районы Мстиславля и Полоцка. Литовцы в свою очередь осадили Гомель (там же, № XLVI, стр. 43).
[Закрыть]. Крымского царя Василий III уверял, что он направился в Боровск, «оберегаючи своих городов от литовского» [659]659
ПСРЛ, т. XXIV, стр. 218. Впрочем, в источниках не все ясно. По некоторым данным, Василий III выехал в Боровск только 22 июля (ПСРЛ, т. XXX, стр. 142). По посольским книгам, грамоты Василия III от 12 июля писаны «на Москве» (Сб. РИО, т. 95, стр. 138); ср. грамоту от «июля» (там же, стр. 146). 15 августа Василий III, несомненно, был в Боровске (там же).
[Закрыть].
Но дело шло, конечно, о Крыме. Заметим ту поспешность, с которой московский государь выехал в Боровск: только 29 мая получено было известие о смерти Менгли-Гирея, а уже 31 мая великий князь покинул столицу [660]660
Сб. РИО, т. 95, стр. 218.
[Закрыть]. На южных окраинах стали сосредоточиваться крупные воинские соединения. На реке Вошани расположились полки князя В. С. Одоевского, двинувшиеся позднее к Туле. Воеводы, находившиеся в Боровске, получили распоряжение идти в Литовскую землю.
К Мстиславлю ходила рать князей Б. И. Горбатого и С. Ф. Курбского, в Дорогобуж – князя Д. В. Щени [661]661
РК, стр. 56–57. С Белой к Витебску ходила рать В. Д. Годунова (РК, стр. 58). Зимой в Литовскую землю ходил в поход В. В. Шуйский (там же, стр. 57).
[Закрыть].
В Боровск к Василию III 12 августа 1515 г. вернулся из Крыма отправленный гуда еще в конце 1511 г. М. В. Тучков и посол крымского царя Мухаммед-Гирея Янчура [662]662
ПСРЛ, т. IV, стр. 539; т. VI, стр. 257; Сб. РИО, т. 95, стр. 145–175; ср. грамоту от 12 июля Мухаммед-Гирея о беспрепятственном проезде русских послов в Крым (СГГД, ч. V, № 69).
[Закрыть]. В грамоте от 12 июля Мухаммед-Гирей излагал свои условия, на которых он соглашался заключить мир и установить дружеские отношения с Русским государством. Это – передача Крыму восьми северских городов (в том числе Новгорода-Северского, Брянска, Стародуба, Путивля, Рыльска, Почепа, Карачева и Радогощи), отпуск в Крым Абдул-Латифа и отдача Сигизмунду Смоленска.
Программа, явно неприемлемая для России. Предстояли тяжелые и долгие переговоры. Не вступая в препирательства с крымским послом, Василий III задерживает его временно у себя, а 13 сентября направляет в Крым своего гонца Чуру Албазеева с сообщением о предстоящей поездке «больших» послов [663]663
Сб. РИО, т. 95, стр. 177–188.
[Закрыть]. О всех наиболее острых вопросах Василий III в своей грамоте Мухаммед-Гирею умалчивал, но видимость уступок сделал. Он сообщил, что велел Абдул-Латифу «к себе ходити и на потеху ему велели с собою ездити». Вернули Абдул-Латифу и его людей. Дальнейшее урегулирование вопроса о бывшем казанском хане откладывалось до общего заключения русско-крымского соглашения. Во время переговоров 13 сентября небольшие отряды крымских мурз совершили набег на мещерские места [664]664
Сб. РИО, т. 95, стр. 180, 184, 186, 194, 223. Позднее в грамоте от И января 1516 г. Мухаммед-Гирей снова настаивал на отпуске в Крым Абдул-Латифа (там же, ctd. 245).
[Закрыть].
Завершив переговоры в Москве, Василий III в сентябре же отправился в осеннюю традиционную поездку по монастырям – к Троице, в Переяславль и Ярославль [665]665
ПСРЛ, т. XXX, стр. 142.
[Закрыть]. Вернувшись в Москву, Василий III принял крымских послов 11 ноября у себя на дворе, а через несколько дней отпустил в Крым своего «ближнего человека» И. Г. Мамонова (14 ноября). Позднее, в декабре, отправился в Крым и Янчура [666]666
ПСРЛ, т. VI, стр. 257; т. VIII, стр. 259; т. XXX, стр. 142; Сб. РИО, т. 95, стр. 188–226. См. грамоту Василия III от 15 ноября о приезде послов (СГГД, ч. V, № 71).
[Закрыть]. Мамонову были выданы подробные инструкции о ведении переговоров с Мухаммед-Гиреем. Русский посол должен был напомнить крымскому царю о традиционной дружбе его отца Менгли-Гирея с Россией и постараться добиться, чтобы и новый крымский царь «грамоту… шертную нам дал о дружбе и о братстве». Если Мухаммед-Гирей согласится принести присягу московскому государю и заключить с ним договор о дружбе, то тогда и Василий III готов пожаловать Абдул-Латифа каким-либо городом в кормление [667]667
Сб. РИО, т. 95, стр. 194.
[Закрыть].
Относительно северских городов позиция русского правительства была совершенно определенной: этими городами «поступаться» Василий III никому был не намерен. Зато он предлагал Мухаммед-Гирею союз для борьбы с общим «недругом» – Сигизмундом и обещал схватить и доставить крымскому царю его старинного врага Ших-Ахмета, если только Крым вступит на стороне России в войну с великим князем Литовским. Словом, задача у И. Г. Мамонова была трудная. Он должен был предлагать «синицу в небе», и только. Единственно, на что приходилось рассчитывать, – это на переменчивость крымской политики, на охлаждение в отношениях Мухаммед-Гирея с польским королем.
19 февраля 1516 г. в Москву вернулся В. А. Коробов, получивший от турецкого султана обнадеживающие заверения о его стремлении развивать добрососедские отношения с Россией, в первую очередь торговые. Впрочем, ничего реального, кроме обещаний, Коробов не привез [668]668
ПСРЛ, т. VI, стр. 357; г. VIII, стр. 259; Сб. РИО, т. 95, стр. 226–254. См. грамоту Селима от 30 августа 1515 г. (СГГД, ч. V, № 70, стр. 69–70).
[Закрыть].
Зима выдалась тяжелая. Затяжные переговоры с Крымом происходили в сложной обстановке. В стране был недород («перемежалось хлеба на Москве: ржи было негде купить»). В соседних странах вспыхнул мор, в Прибалтике он продолжался до марта 1516 г. Крымский царь, который в это время находился «за Перекопью», даже бежал оттуда «от мору» [669]669
ПСРЛ, т. IV, стр. 540; т. VI, стр. 280; Чтения ОИДР, 1898, кн. I, стр. 12; Сб. РИО, т. 95, стр. 231.
[Закрыть].
Весною 1516 г. от И. Г. Мамонова стали поступать вести, что Мухаммед-Гирей настаивает на русской помощи в 20–30 тыс. человек против ногайцев (крымцы предполагали нанести удар по Астрахани) и на отпуске Абдул-Латифа [670]670
Сб. РИО, т. 95, стр. 150, 268–315. Мотив о русской помощи в борьбе Крыма с Астраханью как непременном условии шерти звучит в словах Менгли-Гирея и летом 1516 г. (гам же, стр. 378).
[Закрыть]. Только при исполнении этих двух условий он выражал готовность разорвать союз с Сигизмундом. В то же самое время (14 марта) крымский хан ратифицировал крымско-литовский союзный договор [671]671
Малиновский, стр. 483–484; К. Pulaski. Machmet-Girej, str. 293–296.
[Закрыть].
Василий III в грамотах, отправленных в Крым в июне 1516 г., уклонился от принятия крымских условий, настаивая на скорейшем заключении договора и принесении шерти [672]672
Сб. РИО, т. 35, стр. 343, 376–377. Ср. грамоту Василия III от 10 июня 1516 г., в которой говорилось о сражении сына крымского хана царевича Ахмата с войсками Константина Острожского (гам же, стр. 323).
[Закрыть]. В самой общей форме московский государь писал: «Ино и ныне другом твоим друзи, а недругом недрузи» или: «вперед для тебя, брата своего (Мухаммед-Гирея.—А. 3.) к Абдыл-Летифу царю дружбу свою и братство и свыше хотим чинити». Переговоры неожиданно оборвались из-за смерти И. Г. Мамонова, последовавшей 18 июня [673]673
Сб. РИО, т. 95, стр. 318.
[Закрыть].
В том же месяце в Москве получили известие о том, что воинственный сын Мухаммед-Гирея Богатыр-Салтан совершил 15 июня набег на рязанские и мещерские земли и, захватив полон, вернулся восвояси. Летом же 1516 г. крымские войска Алп-Арслана (по разным данным, от 40 до 60 тыс. человек) нападали на литовские земли и тем самым сорвали Сигизмунду летнюю кампанию против России. И опять из Крыма полетели сообщения в Москву, что поход совершен был без ведома «царя», а в Вильно – что Алп-Арслан самовольно ходил на Литву [674]674
Сб. РИО, т. 95, стр. 343, 379; К. Pulaski. Machmet-Girej, str. 297–298.
[Закрыть]. В действительности крымские мурзы торопились поживиться за счет обеих враждующих держав, а Мухаммед-Гирей выжидал, которая из сторон предложит более выгодные условия при заключении союзнического договора.
В июне 1516 г. из Москвы к султану Селиму направлена была грамота, в которой Василий III обращался с предложением продолжить переговоры с Портой [675]675
Сб. РИО, т. 95, стр. 334–337.
[Закрыть].
Летом для Москвы улучшилась ситуация и в Казани. В июне прибыли в столицу Русского государства послы Шаусеин-Сеит и Шайсуп с сообщением о том, что Мухаммед-Эмин тяжело заболел. Поэтому казанцы просили отпустить к ним на царство его брата Абдул-Латифа (очевидно, в случае смерти царя). Если московский государь согласится на Это предложение, то Мухаммед-Эмин и вся Казанская земля готовы присягнуть, что без ведома великого князя они на свое царство никакого иного царя не поставят.
Такой случай упрочить русское влияние в Казани упускать было нельзя. Поэтому Василий III отправил туда М. В. Тучкова, обладавшего большим опытом дипломатической службы в восточных странах, оружничего Н. И. Карпова и дьяка Ивана Телешова. После того как Мухаммед-Эмин и вся земля Казанская присягнули и «на тех записех правду учинили», русские послы вместе с Шаусеином вернулись в Москву. Тогда Василий III, вероятно, сделал эффектный жест – освободил Абдул-Латифа и дал ему в сентябре Каширу «в кормление» [676]676
ПСРЛ, т. VI, стр. 258; т. VIII, стр. 260; т. XIII, стр. 25; т. XX, стр. 391; т. XXVIII, стр. 351; т. XXX, стр. 143; ИЛ, стр. 167–168.
[Закрыть].
Лето 1516 г. принесло с собой заключение и еще одного очень важного для России договора – на этот раз с Данией. Уже в июне с проектом русско-датского соглашения из Москвы был отпущен датский посол Давыд фан Коран, а в конце августа – русский представитель Некрас Харламов. По договору, заключенному 9 августа, между Данией и Россией устанавливались тесные союзнические отношения в духе предшествующих русско-датских соглашений (1493 и 1506 гг). Предусматривалась также совместная борьба со шведским и польским королями. Датские купцы в июле 1517 г. получили жалованную грамоту на постройку дворов и свободу торговли в Иван-городе и в Новгороде. Эти торговые привилегии ставили их в такое же привилегированное положение, в каком ранее находились ганзейцы [677]677
ПСРЛ, т. VI, стр. 257–258; т. VIII, стр. 259–260. См. грамоту от 1 июня об отпуске Давыда фан Корана (РИБ, т. XVI, № 5) и грамоту от 9 августа об отпуске Некраса Харламова (там же, № 7, 10). Подробнее см.: Форстен, стр. 281–283, а также договор 1516 г. и грамоту 1517 г. (РИБ, т. XVI, № 8–9; СГГД, ч. V, № 79–80; Н. А. Казакова. Русско-датские договорные отношения в конце XV – начале XVI в. – «Исторические связи Скандинавии и России IX–XX вв.». Л., 1970, стр. 94–95, 104.
[Закрыть]. Договор с Россией (как и Виленский трактат от 8 июня 1516 г.) был для Дании важным этапом в дипломатической подготовке войны со Швецией, которая и началась в 1517 г.
Переговоры России с Империей затянулись. Перспектива соглашения между сторонами, которое бы удовлетворило и императора, и великого князя, была весьма туманной. Причина этого коренилась в изменившейся международной обстановке. Летом 1515 г. состоялись заседания Венского конгресса, в которых принимали участие Максимилиан, Сигизмунд и его брат Владислав. Собравшиеся договорились, что после смерти Владислава права на Чехию и Моравию перейдут к наследникам Максимилиана. На конгрессе было принято решение о браке сына Владислава Людовика и сестры Фердинанда Марии. Сам же Фердинанд (внук Максимилиана) получал в жены дочь Владислава Анну [678]678
Герберштейн, стр, 34–36; W. Konopczynski. Dzieje Polski nowozytnej, t. I. Warszawa, 1936, str. 18.
[Закрыть]. Вскоре после этого Владислав умер (13 марта 1516 г.). Примирение Империи с Польшей было закреплено решением заключить брачный союз между Сигизмундом и внучкой Максимилиана итальянской принцессой Боной. В свою очередь Максимилиан обещал польскому королю посредничество в установлении мира с Россией и отказ от поддержки территориальных претензий к Польше со стороны Тевтонского ордена. Максимилиан после венской встречи монархов заявил, что отныне «с Сигизмундом он готов пойти и в рай, и в ад» [679]679
Герберштейн, стр. 26.
[Закрыть].
