Текст книги "Россия на пороге Нового времени. (Очерки политической истории России первой трети XVI в.)"
Автор книги: Александр Зимин
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)
Прожив в Колпи две недели, Василий III решил отправиться на Волок. Так как «на кони» он ехать не мог, то «понесоша его на носилах дети боярские пеши и княжата на собе».
На Волоке болезнь усилилась. Из опухоли стал вытекать гной («яко до полу таза и по тазу»), особенно после того как к ней снова стали прикладывать мазь. У великого князя пропал аппетит («порушися ему ества, не нача ести»). Тогда Василий III, поняв, что дела его плохи, тайком от придворных, бояр, братьев и князя Михаила Глинского послал близких к нему постельничего Я. И. Мансурова и дьяка Меншика Путятина в Москву, чтоб они привезли великокняжеские завещания, необходимые Василию Ивановичу для составления новой духовной грамоты.
По своду 1539 г., Василию привезены были «духовные грамоты деда его и отца его великого князя Иоанна». По Софийской II летописи, великий князь послал Мансурова и Путятина «по духовные грамоты отца своего и по свою, которую писал, едучи в Новгород и во Псков». При этом великий князь, «слушав духовных, свою духовную велел сжещи» [1499]1499
ПСРЛ, т. IV, стр. 554; т. VI, стр. 268.
[Закрыть]. А. Шахматов считает, что редакция «Сказания» в своде 1539 г. первоначальнее и что сообщение о сожжении духовной Василия III – позднейшая вставка [1500]1500
А. А. Шахматов. О так называемой Ростовской летописи, стр. 58–59. А. А. Шахматов считал, что духовные великий князь слушал только в субботу, а по Софийской II – сжег свое завещание еще в пятницу. Но в пятницу было тайное совещание с М. Путятиным и И. Шигоной, где, так сказать, готовились материалы к заседанию Боярской думы, собравшейся только в субботу. Поэтому завещание 1509 г. вполне могло быть сожжено еще в пятницу.
[Закрыть].
А. Е. Пресняков считает, что оба сведения правдоподобны [1501]1501
А. Е. Пресняков. Завещание Василия III, стр. 75. А. Е. Пресняков ссылается на то, что духовная Ивана III дошла до нас в копии и существовала некая духовная Василия II, которая до нас не дошла. В Типографской летописи упоминается, что в духовной Василия II были бояре «князь Иван Юрьевич, Василий Данилович, Федор Васильевич» (ПСРЛ, т. XXIV, стр. 232). Но так как имена этих бояр не совпадают с дошедшей грамотой, то, значит, существовала какая-то другая духовная, которая, как и подлинник духовной Ивана III, была уничтожена Василием III. Но во-первых, ни в одной летописи не говорится об уничтожении духовных Василия II и Ивана III. Во-вторых, возможно, «Василий Данилович» просто описка (вместо «Василий Иванович»). Тогда список бояр Типографской летописи совпадает с дошедшей духовной Василия II.
[Закрыть]. Однако вряд ли основательно. Текст Софийской летописи первоначален, т. е. был уничтожен первоначальный вариант завещания Василия III, составленный в 1510 г, задолго до рождения первенца – наследника престола. После этого 26 октября состоялось совещание Василия III с И. Ю. Шигоной, Меньшим Путятиным и боярами Д. Ф. Бельским, И. В. Шуйским, а также М. Л. Глинским и дворецким И. И. Кубенским. Обсуждался вопрос о судьбах престола в случае смерти великого князя. Тогда же приезжал к великому князю и его брат Юрий, прознавший, очевидно, о тяжелой болезни Василия Ивановича. Великий князь боялся всяких неожиданностей со стороны своего брата. Поэтому он, «таяше от него болезнь свою», отпустил своего брата в Дмитров, хотя Юрий и «не хотяше ехати» [1502]1502
ПСРЛ, т. IV, стр. 553.
[Закрыть].
С каждым днем положение великого князя все ухудшалось. В ночь на 6 ноября болячка прорвалась, и из нее вышло «гною яко боле таза» и «стержень боле полуторы пяди [1503]1503
Пядь – приблизительно 23 см (Л. В. Черепнин. Русская метрология. М., 1944, стр. 22)
[Закрыть], но еще не весь стержень». Это на время облегчило положение больного. Новый лекарь Ян Малый начал прикладывать «масть обычную», от которой болячка снова увеличилась. Великому князю стало совсем плохо. Срочно к нему был вызван М. Ю. Захарьин. У Василия III собрались для обсуждения важнейших государственных дел все те, кто присутствовал на совещании 26 октября, а также дьяки Е. Цыплятев, А. Курицын и Т. Раков. Решено было перед возвращением в Москву побывать в Иосифо-Волоколамском монастыре, где помолиться Пречистой о выздоровлении.
14 ноября Василий Иванович из Колпи переехал в дворцовое село Буйгород, а на следующий день он был уже в Иосифове монастыре, куда прибыл и его брат Андрей. Во время этой поездки великий князь не вставал с постели, и только в Успенском соборе на молебен его ввели под руки князья Д. Курлятев и Д. Палецкий. 16 ноября Василий III отпустил князя Андрея в его удел, а сам отправился в Москву. Поездка была трудная. Больного великого князя везли в «каптане» (специальной повозке). «Станы» (остановки) были частыми.
Чтобы не производить смятения среди жителей столицы и находившихся там иноземцев и послов, решено было в Москву въехать тайно. 21 ноября Василий Иванович приехал в Воробьево, где пробыл два дня. Сюда из столицы встречать Василия III выехали митрополит Даниил, епископы Вассиан Коломенский и Досифей Крутицкий, а также князья И. В. Шуйский, М. С. Воронцов, казначей П. И. Головин и многие дети боярские. 23 ноября Василий III наконец въехал в Кремль. В тот же день состоялось новое совещание, в котором участвовали сначала трое бояр – В. В. Шуйский, М. Ю. 3ахарьин, М. С. Воронцов, а также тверской дворецкий И. Ю. Шигона, казначей П. И. Головин, дьяки М. Путятин и Ф. Мишурин. Заседание происходило в присутствии князя Андрея Ивановича. Затем в «думу» были допущены также князья М. Л. Глинский, И. В. Шуйский и М. В. Тучков. Прибыл в Москву вскоре и князь Юрий Иванович. Именно тогда составлена была духовная грамота великого князя, содержавшая распоряжения о судьбе престола [1504]1504
«И тогда князь велики приказа писати духовную свою грамоту дьяку своему Григорию Никитину (далее описка: «и». – А. 3.) Меншому Путятину и у него велел быти в товарыщех дьяку же своему Федору Мишюрину» (ПСРЛ, т. IV, стр. 557).
[Закрыть].
Текст завещания Василия III не сохранился. Но мы можем основные контуры его представить как по летописному рассказу, так и по духовной Ивана IV и по некоторым дополнительным материалам [1505]1505
Подробнее см.: А. А. Зимин. Княжеские духовные грамоты, стр. 279–287.
[Закрыть]. Предсмертные распоряжения Василия III сводились к следующему. Наследником престола объявлялся старший сын великого князя трехлетний Иван Васильевич. Боярам было объявлено от имени великого князя:
Опекунами малолетнего наследника, следовательно, назначались князья Дмитрий Бельский и Михаил Глинский [1507]1507
А. Е. Пресняков и И. И. Смирнов полагают, что духовная содержала список регентского совета при малолетнем князе, в который они включают ряд бояр, принимавших участие в заседании у предсмертного ложа Василия III (Л. Е. Пресняков. Завещание Василия III, стр. 78–80; И. И. Смирнов. Очерки, стр. 24–26). Это кажется маловероятным (подробнее см.: А. А. Зимин. Реформы Ивана Грозного, стр. 225–229).
[Закрыть]. Позднее имя князя Д. Ф. Бельского было изъято из состава опекунов, а в Воскресенской летописи редакции 1542–1544 гг., составленной во время правления Шуйских, летописец ограничился тем, что вложил в уста умирающего великого князя обращение к боярам: «Приказываю вам княгиню и дети своя». Опекуншей же якобы назначена была сама Елена Васильевна («великой княгине приказывает под сыном своим государьство дръжати до возмужениа своего»). Младший сын Василия III Юрий пожалован был Угличем, а верный великому князю Андрей Старицкий получил в «прибавку» Волоколамск (ведь и женат он был на дочери одного из бояр волоцких князей) [1508]1508
ПСРЛ, т. VI, стр. 271; т. VIII, стр. 285; Родословная книга, ч. I, стр. 23; А. А. Зимин. Княжеские духовные грамоты, стр. 283–287.
[Закрыть].
В ночь с 3 на 4 декабря 1533 г. великий князь всея Руси Василий Иванович скончался [1509]1509
ПСРЛ, т. IV, стр. 552–564, 615; т. VI, стр. 267–276; т. VIII, стр. 285–286; т. XIII, стр. 75, 77, 409–419; т. XX, стр. 419–420; т. XXI, стр. 614 (4 декабря); Зимин, стр. 12 (4 декабря).
[Закрыть].
Глава 16
Итоги борьбы за политическое единство
Годы княжения Василия III – важная веха в истории создания и укрепления единого Русского государства. Именно в это время завершился процесс консолидации русских земель под эгидой Москвы. Внешняя политика правительства Василия III была весьма успешна. Престиж Русского государства среди европейских и ближневосточных стран возрос. Дания, Швеция, Империя, Прусский орден, римский папа искали союза с Россией. Мирные отношения прочно сохранялись и с Ливонией. Благодаря сложной дипломатической игре и возросшей военной мощи страны Василию III удалось добиться почетного мира с Великим княжеством Литовским и фактического признания со стороны Литвы присоединений к России, сделанных как Иваном III, так и самим Василием Ивановичем; Московская дипломатия установила вполне добрососедские отношения с Турцией и в течение большей части княжения Василия III с Крымом. Походы на Казань (1506, 1524, 1530 гг.) не привели к ликвидации Казанского ханства, но основательно подорвали его военную силу и утвердили над ним русский протекторат. Строительство Васильсурска и перевод торга из Казани в Нижний Новгород подготовили окончательное присоединение Среднего Поволжья к России.
И все же не эти несомненные успехи составляют важнейшие процессы, происходившие в годы правления Василия III. Основное, что характеризует политическую историю России в рассматриваемый период, – это укрепление великокняжеской власти и зарождение централизованного государственного аппарата. Именно в первой трети XVI в. был фактически решен вопрос, быть или не быть на Руси государству с сильной монархической властью. Отличие правления Василия III, решавшего все дела «сам третей у постели», от времени его отца, что подметил Берсень Беклемишев, как нельзя лучше характеризует самую суть перемен, происшедших в Русском государстве первой трети XVI в.
Образование единого государства привело к резкому увеличению авторитета великокняжеской власти. Только великий князь обладал правом назначения на высшие государственные должности, в том числе в Боярскую думу. Он же возглавлял вооруженные силы страны и определял основные направления внешней и внутренней политики. От его имени издавались законы, выдавались льготные грамоты и посылались распоряжения во все концы страны. Великокняжеский суд являлся высшей судебной инстанцией в стране.
По своей форме Русское государство первой половины XVI в. было сословной монархией [1510]1510
Г. В. Гальперин. Форма правления Русского централизованного государства XV–XVI вв. Л., 1964, стр. 39–55.
[Закрыть]. Свою власть в стране великий князь фактически делил с удельными и служилыми княжатами, Боярской думой как органом власти феодальной аристократии и церковью как органом власти духовенства.
Объединение русских земель в Российское государство в конце XV в. не означало еще их полного слияния в единое политическое и экономическое целое. На протяжении изучаемою периода великокняжеская власть, опираясь на широкие круги феодалов, вела напряженную борьбу с последними независимыми княжествами. Только в 1510 г. окончательно подчинен был власти великого князя Псков, а около 1521 г. ликвидировано великое княжество Рязанское. До 1513 г. существовало Волоцкое удельное княжество Федора Борисовича, двоюродного брата Василия III. В 1518 г. прекратил свое существование Калужский удел князя Семена Ивановича, а в 1521 г. – Углицкий удел Дмитрия Ивановича– двух братьев Василия III. Уже после смерти этого великого князя в 1533 г. «поимали» старшего из его удельных братьев – Юрия Дмитровского, а в 1537 г. и последнего брата – Андрея Старицкого.
Падение удельной системы подготовлялось долго и исподволь. Уже Иван III, создавая в 1503 г. для своих младших сыновей уделы, сократил по сравнению с Василием II их территорию. Великий князь Василий III производил обмен отдельных владений со своими братьями [1511]1511
В Царском архиве хранились «грамоты и записи меновные княж Юрьевские Ивановича с великого князя землями и со княжими и з боярскими» (Описи, ящик 231-И, стр. 44).
[Закрыть]. Границы уделов строго устанавливались и проверялись во время специальных разъездов [1512]1512
В Царском архиве находились «розъездные списки княж Дмитреева уделу Ивановича Углетцкого» (Описи, ящик 178, стр. 35).
[Закрыть]. Все материалы, касающиеся изменения состава и границ удельных владений, а также владений монастырей в уделах [1513]1513
«Княж Юрьевы Ивановича удела переписи монастырей, что в котором монастыре церковные кузни и сел монастырских: Песно-ши, Колязина, Сторожевского, Медведева в Тростне и иных» (Описи, ящик 196, стр. 38).
[Закрыть]хранились в великокняжеской казне.
Суверенные права удельных князей на подвластной им территории были велики. Братья великого князя судили земельные и «разбойные» дела. Они выдавали тарханные и несудимые грамоты своим феодалам [1514]1514
Подробнее см.: С. М. Каштанов. Из истории последних уделов, стр. 257–302; его же. Монастырский иммунитет в Дмитровском уделе, стр. 25–29.
[Закрыть]. У них были в уделах собственные «дворцовые села». «Данщики» [1515]1515
См. «данщиков» у князя Юрия (М. Дьяконов. Акты, относящиеся к истории тяглого населения в Московском государстве, вып. II. Юрьев, 1897, № 6, стр. 5). Удельные князья имели своих «приставов» (судебных исполнителей) (АФЗХ, ч. I, № 87, стр. 87). В Звенигороде был «дворский» (там же, № 104, стр. 100).
[Закрыть]и «таможники» собирали в удельную казну таможенные пошлины, дани и другие поборы, в распоряжении братьев был местный дворцовый аппарат с дьяческой канцелярией. В уделах существовали свои боярские думы со «введенными боярами». В ряде удельных городов известны наместники (в Волоколамске, Звенигороде, Рузе, Дмитрове и Старице), а по волостям – волостели. В Кашине в 1532 г. находился «городовой воевода». У князя Юрия Ивановича Дмитровского в 1517 г. был свой «дворец» с дьяками [1516]1516
АЮБ, т. И, № 156, стб. 489.
[Закрыть]. Удельный князь считался главой местного дворянского воинства.
Важнейшие внешне– и внутриполитические решения великий князь принимал, «приговоря» со своими братьями и боярами. Так, в 1506 г. решение о мире с Казанью Василий III принял, «приговоря» с братьями и боярами. В марте 1531 г. московский государь обсуждал крымские дела «з братьей и з бояры» [1517]1517
ЦГАДА, Крымские дела, кн. 6, л. 299 об.– 300. Крымские дела обсуждались с боярами с «братьею» и ранее, в 1517 г. (Сб. РИО, т. 95, стр. 477). Ср. о переговорах с Империей (ПДС, т. I, стб. 232).
[Закрыть].
В 1525 г. удельный брат великого князя Юрий присутствовал на судебном разбирательстве по делу о Максиме Греке. Присутствовали, конечно, князь Юрий и князь Андрей на свадьбе Василия III.
И при всем этом участие удельного князя в общегосударственных делах было ограниченно. Приглашение удельных братьев к «совету» носило обычно формальный характер. Великий князь зорко наблюдал за их деятельностью. Личный опыт научил Василия III быть бдительным: ведь он сам сумел отстранить от власти своего малолетнего племянника Дмитрия Ивановича и боялся, что его примеру последует кто-либо из удельных братьев. В минуты тревоги великий князь старался не отпускать их от себя (так было во время набега Мухаммед-Гирея в 1521 г., походов великого князя в Коломну в 1522 и 1533 гг. и его же поездки по монастырям в 1523 г.), опасаясь, что они поднимут против него мятеж или сбегут в Литву, как это сделал в 1521 г. великий князь Рязанский Иван Иванович.
Удельные князья вынуждены были участвовать во всех общерусских военных предприятиях. Так было, в частности, во время Смоленских походов 1512–1514 гг. Углицкий князь Дмитрий Жилка возглавлял в 1506 г. русские войска во время неудачного похода на Казань [1518]1518
РК, стр. 36, 48–49, 51; ИЛ, стр. 191-195
[Закрыть].
Внутренними делами в уделах ведал сам удельный князь, но «сместные» дела его людей с великокняжескими судили дети боярские и судьи с обеих сторон [1519]1519
РИБ, т. II, № 34, стр. 35–38.
[Закрыть].
Удельные князья могли сами выбирать тех своих воевод, которых они считали целесообразным послать в общерусский поход. Так, во время Псковского похода 1509–1510 гг. в большом полку предписывалось лишь в самой общей форме «быть князь Юрьевым Ивановича воеводам и княж Дмитреевым Ивановича воеводам» [1520]1520
РК, стр. 43.
[Закрыть]. Конкретно имена этих воевод должны были назвать, конечно, сами князья Юрий и Дмитрий. Разряды (росписи) удельных войск в общерусских походах хранились в великокняжеском архиве [1521]1521
«Княж Дмитреев поход Ивановича к Смоленску лета 7010» (Описи, ящик 160, стр. 33).
[Закрыть].
Права и обязанности удельных братьев были строго определены договорными грамотами, из которых сохранились докончание 1531 г. Василия III с князем Юрием Ивановичем [1522]1522
ДДГ, № 101, стр. 416–420. В Царском архиве хранились «списки з докончальных грамот князь Юрьевы, и княж Дмитреевы, и княж Семеновы, и княж Ондреевы с великим князем Васильем» (Описи, ящик 27, стр. 21). Ср. также «докончальные княж Юрьевы и княж Андреевы Ивановича, как и жаловал князь велики Василей» (там же, ящик 158, стр. 33). В Царском архиве хранилась и переписка Василия III с Дмитрием и Андреем Ивановичами (там же, ящики 84, 184, стр. 27, 36).
[Закрыть]и крестоцеловальные Владимира Андреевича (1553–1554 гг.) [1523]1523
СГГД, ч. I, № 167–169, стр. 460–468.
[Закрыть]. Князь Юрий обязывался «имети» Василия III «братом старейшим», быть с ним и его детьми «везде за-один». Князь Юрий обязывался «не подъискивати» великого княжения. За это Василий III обещал «не въступатися» во владения дмитровского князя. Удельный князь не мог вступать в сношения с «ордами» и по первому зову должен был «пойти без ослушания» со своими людьми на войну. Запрещалось князю Юрию принимать «князей служебных с вотчинами».
Систему контроля над удельными княжатами позволяет изучить челобитная некоего Ивана Яганова, поданная на имя Ивана IV во время регентства Елены Васильевны (1533– декабрь 1538 г.). Яганов происходил, очевидно, из детей боярских средней руки. Его родичи в середине XVI в. числились дворовыми детьми боярскими по Ржеве, в свое время входившей в Волоцкое и Рузское удельные княжества [1524]1524
АИ, т. I, № 136, стр. 197–199; Тысячная книга, стр. 180
[Закрыть].
Сам же Яганов как бы осуществлял функции надзора за князем Юрием Ивановичем в числе других представителей служилой мелкоты, входившей в состав удельного дворянства этого дмитровского князя. Эти верные слуги московского государя, очевидно, приносили особую присягу, отдельные пункты которой совпадали с княжескими и боярскими крестоцеловальными записями первой половины XVI в.
«В записи, – сообщал Яганов, – государь, в твоей целовальной написано: слышев о лихе и о добре, сказати тебе, государю, и твоим бояром» [1525]1525
Дело поставлено было на широкую ногу. В Царском архиве хранились «записи целовальные, на которых приведены к целова-нью бояре, и дияки, и дети боярские и по городом посылки к це-лованью приводить» (Описи, ящик 165, стр. 33).
[Закрыть]. Складывалась целая психология доносительства. «Ино, – продолжал Яганов, – тот ли добр, которой что слышел, да не скажет».
Василий III придавал большое значение этим доноси-тельным речам: «Отец твой какову речь ему скажет, будет сойдетца, и он ее ставил в дело, а будет не сойдетця на дело, и он пущал мимо уши; а кто скажет, тому пени не чинил и суда ему не давал в своем деле». Безнаказанность за лживые доносы, конечно, поощряла клеветников и наушников.
Курс на ликвидацию удельно-княжеской системы наиболее ярко проявился в фактическом запрещении братьям Василия III вступать в брак. Порожденное чрезвычайными условиями (отсутствие детей у Василия III и боязнь за судьбу престола), это обстоятельство привело к тому, что владения Юрия, Семена, Дмитрия Ивановичей и Федора Борисовича оказались выморочными. Единственное исключение было сделано для Андрея Старицкого, женившегося в 1533 г., в последний год жизни Василия III, когда у великого князя было уже два сына.
Отношения с удельными братьями на протяжении 28 лет княжения Василия III развивались неровно. Постоянным было недоверие к ним со стороны державного брата. Наиболее обострились эти отношения после решения Василия III вступить во второй брак (1523 г.) и рождения Ивана (IV), когда всякие надежды на законный переход престола к Юрию у последнего исчезли. Дело шло к открытому разрыву между двумя старшими братьями – и «поимание» князя Юрия в декабре 1533 г., сразу же после смерти Василия III, было только логическим завершением предшествующих отношений его с великокняжеской властью.
Кроме братьев удельными (или полуудельными) правами обладали жены великих князей. При жизни Василия III его супруга (Соломония) имела полуудельные права в Устюжне. Во всяком случае в 1507 и 1516 гг. «великие княгини тиун» собирал там поборы совместно с великокня-я^ескими наместниками [1526]1526
«Вологодские губернские ведомости», 1851, № 28, 31, стр. 323
[Закрыть].
В первой трети XVI в. в Русском государстве существовала влиятельная прослойка так называемых слуг или служилых князей, образовавшаяся в основных своих чертах в результате присоединения к России западнорусских земель. Это – Мстиславские, Одоевские, Глинские, Воротынские, Бельские, Трубецкие и др. Они занимали как бы промежуточное положение между удельными князьями и князьями Северо-Восточной Руси, потерявшими к концу XV – началу XVI в. суверенные права на старые княжения. Основное отличие удела от княжения служилых князей сводилось к тому, что это княжение рассматривалось как наследственная вотчина (перешедшая от предков «слуги» или пожалованная ему великим князем) и обусловливалось несением военной службы московскому государю. Удел же – часть общерусских земель, завещанная великим князем своим прямым потомкам (как правило, детям). В отличие от удельного служилый князь не имел даже формальных прав на Занятие великокняжеского стола.
В договоре Василия III с его братом Юрием (1531 г.) последний обязывался «князей,, служилых с вотчинами не приимати» [1527]1527
ДДГ, № 101, стр. 417
[Закрыть]. Следовательно, удельные князья (каким был Юрий) считались рангом выше служилых. В частности, ни о каком «сместном» суде с великим князем в договоре 1531 г. не говорилось: удельный князь был полным хозяином в делах, касающихся его подданных.
Великий князь брал на себя ведение всех внешнеполитических сношений, связанных с интересами служилых князей. Когда в декабре 1518 г. с ним заключил договор Мухаммед-Гирей, то в шерть вставлен был пункт с обязательством крымского царя не воевать земель «князей, которые тебе (т. е. Василию III. – А. 3.) служат и твоим детем, – князь Василей Шемячич и князи Трубецкие» [1528]1528
Сб. РИО, т. 95, стр. 659.
[Закрыть].
По неписаному праву служилые князья обязаны были участвовать только в тех войнах великого князя, которые так или иначе затрагивали их непосредственные интересы как владельцев определенных территорий. Такими для северских князей, чьи владения находились на южных окраинах России, были войны с Крымом и Литвой, но, скажем, не с Казанью (см., например, разряд Казанского похода 1506 г.). Но вот в Казанском походе 1530 г. Ф. Мстиславский и И. Бельский участвовали, ибо их владения находились на Волге. При посылке войск им предоставлялся самим выбор своих воевод [1529]1529
Так, в разряде осеннего похода 1506 г. на Литву указывалось, что в левой руке «велено быть северских князей людем, кого они пошлют» (Э, л. 36).
[Закрыть].
Служилые князья в первой трети XVI в. не составляли единой, сплоченной корпорации. Так, среди них выделялись князья Василий Шемячич, владевший громадным Новгород-Северским княжеством, и Семен и Василий Стародубские, занимавшие переходное место между служилыми и удельными князьями. Формально числясь «слугами», по существу они считались как бы патронами северских княжат, часто находившихся во время войн на юге и западе под их командованием. Их владения по размерам и военно-политическому значению мало чем уступали уделам, да и формально они принадлежали к князьям московского дома. Оба они имели земли и в центре страны, но эти их уделы были крайне незначительны. Следующее место по иерархии служилых людей занимали Бельские, Глинские и Мстиславские. Они отличались по своему положению от Трубецких и Одоевских. Прежде всего эти князья связаны были родственными узами с Василием III, правда по женской линии. Они получили земли в «жалованье», причем в центральных районах страны (они перешли на Русь без вотчин), а Трубецкие и Одоевские сохраняли корпоративные связи на местах. Естественно, что первые были более привязаны к великокняжеской власти, которая им и платила преимущественным вниманием. Промежуточное положение между этими группами занимали Воротынские: им земли пожалованы великим князем, но в районах их старинных вотчин.
В распоряжении московского правительства было много средств, обеспечивших в конечном счете полное включение служилых князей в состав представителей старомосковской аристократии, но этот процесс растянулся на всю первую половину XVI в. К их числу относилась замена владений «слуг» новыми, где связи с землевладельцами у этих княжат не были столь прочными. Позднее стала практиковаться раздача «слугам» земель не в «вотчину», а только в «кормление». Частое привлечение на военную службу способствовало ликвидации у них элементов политической обособленности.
Участие в полках служилых князей воевод московских ставило первых под бдительный контроль центра. Частые опалы, которым подвергались все крупнейшие князья-«слуги» (среди них В. Шемячич, В. Стародубский, Ф. Мстиславский, М. Глинский, И. Бельский, И. Воротынский), приводили к постепенному ограничению их власти после того, как немилость великого князя проходила. Поручные записи закрепляли узы, подчинявшие «слуг» воле монарха. Наконец, браки северских князей с представительницами старо-московской знати также содействовали слиянию различных аристократических прослоек русского общества конца XV – первой трети XVI в.
Обратим внимание и еще на одно обстоятельство. Сохранив за «слугами» часть старинных привилегий в их вотчинных землях на южных и восточных окраинах Руси, московское правительство поставило их формально выше старо-московского боярства. Не случайно с княжатами-«слугами» старомосковская знать не местничала в первой трети XVI в., ибо они были выше ее по лестнице чинов. И вместе с тем служилые князья были оттерты от реального управления страной. Они не являлись членами Боярской думы, не участвовали в переговорах с послами, не посылались наместниками (кроме Мстиславского в его «кормлении»). Тем самым их политическая роль постепенно, по мере укрепления престижа Русского государства, уменьшалась.
Включение служилых княжат в Думу растянулось на долгие десятилетия и началось только с перехода в Думу князя Д. Ф. Бельского в 1530 г. Борьба в малолетстве Ивана IV Бельских и Шуйских во многом объясняется еще соперничеством служилых князей со старой княжеской аристократией Северо-Восточной Руси.
Имела свои особенности и система городов-кормлений, данных татарским царевичам. В общем эти царевичи на Руси не обладали столь прочными связями, как служилые северские князья. В первой половине XVI в. многие из них просто рассматривали свое пребывание на «кормлении» как временное, за которым должно было последовать получение ими престола в Казани или даже какая-нибудь более завидная судьба в Крыму. Однако, как правило, их надежды не сбывались: Казань смотрела на них как на прямых ставленников Москвы и принимала к себе только под нажимом со стороны московских государей. Особое положение занимал крещеный царевич Петр, которого Василий III рассматривал как своего прямого наследника и удела ему не выделил. В данном случае великий князь следовал традиции Ивана III, который по сходным причинам воздерживался от выделения удела Дмитрию-внуку.
Следы феодальной обособленности были явственно видны и на землях, находившихся под великокняжеским суверенитетом. Раскрывая особенности социальной структуры Московского царства, В. И. Ленин отмечал наличие в это время лично свободных крестьян (т. е. черносошных), светских землевладельцев (помещиков) и монастырей. Церковь в XVI в. была своеобразным государством в государстве. Руководство русской церкви на протяжении конца XV и всего XVI в. вело свою политическую линию, которая вступала в резкое противоречие с программой правительства в тех случаях, когда речь заходила о привилегиях духовенства.
В. И. Ленин в следующих словах вскрывает главные черты идеологии «чистого клерикализма»: «Церковь выше государства, как вечное и божественное выше временного, земного. Церковь не прощает государству секуляризации церковных имуществ. Церковь требует себе первенствующего и господствующего положения» [1530]1530
В. И. Ленин. Ноли. собр. соч., т. 17, стр. 431.
[Закрыть].
Свидетельством наличия живых следов феодальной раздробленности были, как пишет В. И. Ленин, «особые таможенные границы» [1531]1531
В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 1, стр. 153.
[Закрыть]. В XVI в. существовали многочисленные и разнообразные проезжие и торговые пошлины, сбор которых находился в руках особых правительственных агентов (таможенников). Неравенство в обложении местных и иногородних торговцев показывало еще прочность таможенных барьеров, порожденных неизжитостью в стране экономической и отчасти политической обособленности земель [1532]1532
Подробнее см.: А. Т. Николаева. Отражение в уставных таможенных грамотах Московского государства XVI–XVII вв. процесса образования всероссийского рынка. – «Исторические записки», т. 31, 1950, стр. 245–266; Ю. А. Тихонов. Таможенная политика Русского государства с середины XVI в. до 60-х годов XVII в. – Там же, т. 55, 1955, стр. 258–290.
[Закрыть].
Большое разнообразие окладных единиц, вводившихся для раскладки общегосударственных и местных податей, своими корнями уходит еще в удельную старину. В Новгородской земле на протяжении всего XVI в. существовала обжа как окладная единица. В Перми в середине XVI в. известны луки, которыми описывали угодья Кольского полуострова. В Пскове в дворцовых владениях, а иногда и в черносошных на Севере применялась выть (разного размера). Маленькая сошка (в 3 обжи) встречается в Новгородском, Двинском, Каргопольском и Турчасовском уездах [1533]1533
Подробнее см.: С. Веселовский. Сошное письмо, т. I. М., 1915, стр. 1–9.
[Закрыть].
Не в меньшей степени сказывались и «особенности в управлении» [1534]1534
В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 1, стр. 153–154.
[Закрыть]отдельных земель. Особенно наглядно это проявилось в судьбах Великого Новгорода в составе Русского государства. Новгород в XVI в. сохранил многие черты былой самостоятельности. Новгородские наместники вели по поручению великого князя сношения со Швецией и Ливонией. Новгородский владыка, являвшийся ранее главой Новгородской республики, играл и в XVI в. большую роль в идеологической и политической жизни страны. Почти все архиепископы Новгорода конца XV–XVI в. за свое противодействие монарху были отстранены от власти (Геннадий, Серапион, Феодосий, Пимен, Леонид). В Новгороде сохранялись еще пятикончанские старосты и другие старые органы местной администрации. Собственный монетный двор выпускал там «новгородки», которые наряду с «московками» были основной денежной единицей Русского государства.
Включение удельных и когда-то самостоятельных княжеств в политическую систему Русского государства было длительным процессом, который прошел несколько этапов. Одним из них являлось создание на месте этих княжеств областных дворцов. Сохраняя прежнюю территориально-административную целостность ряда уделов, московское правительство в конце XV – первой половине XVI в. организовывало для управления их землями специальные ведомства – дворцы. Так, присоединение Новгорода и образование там фонда великокняжеских земель вызвали необходимость создания ведомства новгородского дворецкого [1535]1535
А. А. Зимин. О составе дворцовых учреждений Русского государства конца XV и XVI в. – «Исторические записки», т. 63, 1958, стр. 180–205. Новгородский дворецкий упомянут уже под 1476 г. (ПСРЛ, т. XXV, стр. 304).
[Закрыть]. Ликвидация самостоятельности Твери привела к сложению там Тверского дворца (до 1503 г.). Позднее к Тверскому дворцу были присоединены земли бывшего Волоцкого удела [1536]1536
ДДГ, № 89, стр. 363. В 1534 г. И. 10. Шигона Поджогин называется тверским и волоцким дворецким (ПСРЛ, т. XIII, стр. 409).
[Закрыть]. После падения самостоятельности Рязанского княжества создается Рязанский дворец. Существовал также Нижегородский дворец. В 20—30-е годы XVI в. на месте старых удельных княжеств возникли Дмитровский и Углицкий дворцы. Великокняжескими землями на основных территориях Русского государства ведал дворецкий, позднее получивший название «большой».
Функции его были довольно обширными. Дворецкий ведал в судебно-административном отношении населением великокняжеского домена, выступал часто в качестве судьи последней инстанции. Принимал самое активное участие и в решении общегосударственных дел, подчас даже более непосредственное, чем члены Боярской думы. Важнейшим чином, очевидно, был конюший. Даже дворецкий на лестнице чинов рассматривался вторым, т. е. «под конюшим первой» [1537]1537
Г. Котошихин. О России в царствование Алексея Михайловича, изд. 4. СПб., 1906, стр. 88.
[Закрыть]. Из двух братьев Челядниных старший (Иван) был конюшим, а младший (Василий) дворецким. Конюшие упоминаются впервые при Василии III. В это же время в связи с возросшим значением огнестрельного оружия появился дворцовый чин оружничего. Меньшим почетом пользовались ясельничие, сокольничие, ловчие и постельничие. Но тем не менее лица, ведавшие охотой, всегда находились вблизи великого князя. Об особом пристрастии Василия III к «потехе» (охоте) сохранилось много известий в источниках.
Видную роль в организации всей текущей работы правительственного аппарата играли казначей и его непосредственный помощник – печатник. Казначеями назначались не представители княжеско-боярской знати, а лица, хорошо знавшие финансовые дела и вопросы внешней политики. В первой трети XVI в. должности казначея и печатника находились в руках Траханиотов и Головиных (Ховриных), особенно близких к самому великому князю. Траханиоты выехали на Русь вместе с его матерью Софией Палеолог. Ховрины также происходили «из грек».
Дворцовые чины не включались еще в думский аппарат – у них был свой, строго очерченный круг дел [1538]1538
Исключение составляет конюший, который, возможно, считался главой Боярской думы. По Поссевину (1583 г.), конюший обладал правом выбирать царя, когда государство оставалось без правителя (Карамзин, т. IX, прим. 614).
[Закрыть]. В задачу дворца входили кроме всего прочего и хозяйственные заботы (обеспечение государева двора хлебом, медом, рыбой и другими припасами) [1539]1539
Акты Уварова, № 20, стр. 14–25.
[Закрыть]. И вместе с тем влияние деятелей дворцового аппарата на управление страной в целом было весьма значительным. Достаточно вспомнить фигуры братьев Челядниных, казначея Юрия Траханиота, М. Ю. Захарьина и др. Но все же преувеличивать роль дворца как центра управления государством нельзя. Часто власть сосредоточивалась у тех или иных лиц не по должностному признаку, а по степени близости к великому князю. Так, М. Ю. Захарьин продолжал занимать главенствующее положение в государственном аппарате, хотя уже в начале 20-х годов перестал быть тверским дворецким, а И. Ю. Шигона Поджогин был чуть ли не фигурой № 1 после Василия III, хотя дворцовый чин получил только в 1532 г.
Большинство лиц дворцового аппарата, особенно в первый период правления Василия III (до начала 20-х годов XVI в.), вышли из среды старомосковского нетитулованного боярства или вообще из незнатных кругов служилого люда, не имевших прочных поземельных связей и остатков прав суверенных властителей. Этим объясняется их преданность делу великокняжеской власти. Правда, во второй период правления Василия III картина несколько изменилась. Влияние приобрели такие представители ярославских княжат, как И. И. Кубенский, или стародубские княжата (И. Ф. Палецкий). Это находит объяснение в общей политической линии правительства 20-х – начала 30-х годов. Но и в этом случае во дворец вошли те княжата, которые давно потеряли свои суверенные права на местах.
Усиление роли дворца в первой трети XVI в. было явлением временным, переходным. Оно напоминает известное возрастание власти наместников. Развитие наместнической системы имело свое позитивное значение, ибо пришло на смену удельной разобщенности земель, но само явилось результатом сохранения отдельных ее элементов. Дальнейшее слияние земель воедино привело к торжеству функционального (приказного) управления, пришедшего на смену территориальному (дворцовому).
