Текст книги "Россия на пороге Нового времени. (Очерки политической истории России первой трети XVI в.)"

Автор книги: Александр Зимин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

15 сентября Василий III вернулся в Москву, на Покров (1 октября) он ездил ненадолго в Новую (Александрову) слободу [1015]1015
  ПСРЛ, т. IV, стр. 541; т. VI, стр. 264, 281; Тихомиров, стр. 110; Шмидт, стр. 281–284; Герберштейн, стр. 152; Нижегородски и летописец, стр. 31–32; Сб. РИО, т. 35, стр. 282.


[Закрыть].

В начале 20-х годов XVI в. осложнилась внутриполитическая обстановка в России. Уже давно Василию III становилось ясно, что действенная оборона на юге невозможна без ликвидации буферного княжества Василия Шемячича в Новгороде-Северском. Неоднократно в Москву поступали доносы о том, что Шемячич собирается изменить Москве, сносится с Сигизмундом и литовской знатью [1016]1016
  См. донос кн. В. С. Стародубского 1517 г. (АИ, т. I, № 124).


[Закрыть]. Особенную опасность для Москвы теперь представляло то, что новгород-северский князь находился в постоянных самостоятельных сношениях с крымским царем и его мурзами. Во время набега Мухаммед-Гирея на русские земли в 1521 г. Шемячич ничего не сделал ни для того, чтобы предупредить Василия III о грозящей беде, ни для того, чтобы ее предотвратить. Это фактически решило его судьбу.

Вскоре после крымского набега Василий III решил «поймать» Шемячича. Но тот не хотел появляться в Москве без «охранной грамоты» митрополита, гарантирующей его неприкосновенность. Митрополит Варлаам категорически отказался выступать в роли клятвопреступника и 17 декабря 1521 г. покинул митрополию [1017]1017
  ПСРЛ, т. IV, стр. 541; т. VI, стр. 264 (18 декабря 1522 г.); т. VIII, стр. 269; т. XXIV, стр. 221 (19 декабря); т. XXVI, стр. 311; т. XXX, стр. 146 (16 декабря); Тихомиров, стр. 110.


[Закрыть]. Он съехал на Симоново, а потом был сослан в Каменский монастырь. По С. Герберштейну, Варлаам это сделал, «когда государь нарушил клятву князю Шемячичу и допустил нечто другое, что, по-видимому, являлось нарушением власти митрополита» [1018]1018
  Герберштейн, стр. 41.


[Закрыть]. Тут явная хронологическая путаница: Шемячичу князь великий нарушил клятву позднее. Очевидно, речь шла о том, что Василий III собирался нарушить ее и принуждал к этому митрополита, на что тот не пошел.

27 февраля 1522 г. вместо Варлаама, ставленника и покровителя нестяжателей, митрополитом всея Руси стал их злейший враг игумен Волоколамского монастыря Даниил, верный последователь Иосифа Волоцкого [1019]1019
  ПСРЛ, т. IV, стр. 541; т. VI, стр. 264 (1522/23 г.); Тихомиров, стр. 110.


[Закрыть]. К Даниилу Василий III приглядывался уже на протяжении нескольких лет во время своих поездок на Волок (1515, 1518 гг.). Человек, готовый на все, чтобы укрепить свое влияние при великокняжеском дворе, Даниил сразу же начал энергично насаждать своих ставленников на высшие церковные должности. 30 марта 1521 г. умер тверской владыка Нил Гречин, родич влиятельного казначея Василия III Юрия Дмитровича Траханиота [1020]1020
  ПСРЛ, т. XXX, стр. 145. Ср. Описи, ящик 36, стр. 22.


[Закрыть]. Ровно через год на его место назначен был иосифлянин Акакий [1021]1021
  ПСРЛ, т. VI, стр. 264 (в 1522–1523 гг.); т. VIII, стр. 270. По Строеву, был в Возмицком монастыре на архимандрии после 3 февраля 1517 г. (П. Строев. Списки, стб. 247).


[Закрыть]. 3 марта 1522 г. покинул рязанскую епархию Сергий, а 23 марта ее занял Иона, архимандрит Новгородского Юрьева монастыря [1022]1022
  ПСРЛ, т. VI, стр. 264 (зимой 1522/23 г.); т. VIII, стр. 269–270. В Юрьеве монастыре он был архимандритом в 1517–1522 гг. (П. Строев, Списки, стб. 45).


[Закрыть].

Летом 1522 г, Василий III хотел послать Шемячича с воеводами против крымского хана. Но об участии новго-род-северского князя в обороне русского юга и в этом году разряды и летописи молчат. Тогда решено было привести в исполнение давно задуманный план ликвидации «запазушного врага». Шемячич вызван был в столицу, получив «охранные грамоты» великого князя и митрополита. В апреле 1523 г. он прибыл в Москву.

Во время въезда Шемячича в Москву какой-то юродивый ходил по улицам с метлой и лопатой и свое странное поведение объяснял тем, что «теперь настанет удобное время для метения, когда следует выбросить всякую нечисть». Метла позднее сделалась символом опричников, которые считали своей целью выметание измены из Русского государства.

Вскоре после приезда Шемячич угодил в заточение, несмотря на гарантию его безопасности [1023]1023
  ПСРЛ, т. VIII, стр. 270


[Закрыть]. Нарушение Даниилом крестного целования вызвало бурю негодования в русском обществе, но зато было одобрено великим князем. Возможно, с этим событием связано отстранение от должности в апреле 1523 г. пермского епископа Пимена [1024]1024
  ПСРЛ, т. XXX, стр. 146. Он не подписал и грамоту от 1 апреля– 30 августа 1522 г. (СГГД, ч. 1, № 149).


[Закрыть].

К началу 20-х годов XVI в. Василий III должен был снова задуматься над той угрозой, которую для него представлял его брат князь Юрий Иванович Дмитровский.

Все началось с, казалось бы, незначительного факта. Один из калязинских купцов, некто Михаил, задумал построить новый каменный собор в местном монастыре. В этом богоугодном деле его поддержал князь Юрий Иванович Дмитровский, в удел которого входил Калязин [1025]1025
  ГБЛ, Унд. № 310, л. 7–7 об.


[Закрыть]. При сооружении фундамента Троицкого собора 26 мая 1521 г. были обнаружены «мощи» основателя Калязинского собора Макария, умершего еще в 1483 г. [1026]1026
  ПСРЛ, т. VIII, стр. 209.


[Закрыть]Князь Юрий «порадовашеся неизглаголанною радостью» и поспешил объявить эти мощи чудотворными. Новый чудотворец должен был укрепить престиж дмитровского князя, его покровителя. Юрий Иванович поспешил ко двору своего державного брата, чтобы добиться признания официальной церковью Макария чудотворцем.

Василий III медлил. Очевидно, при его дворе многие, как и Вассиан Патрикеев, весьма сомневались в том, чтобы простой мужик Макарий мог оказаться чудотворцем. Только после того как митрополитом стал Даниил, бывший игумен Волоколамского монастыря, пользовавшегося расположением князя Юрия, в Калязин посылается чудовский архимандрит Иона с целью проверить, как обстоит дело с новоявленными мощами. Его отчет был благоприятен для князя Юрия, и собравшийся церковный собор признает мощи Макария нетленными и чудотворными. После того как в июне 1523 г. было окончено строительство Троицкого собора, 9 октября в него торжественно перенесли мощи Макария Калязинского [1027]1027
  ГБЛ, Унд. № 310, л. 13–13 об.; ПСРЛ, т. XXII, стр. 519.


[Закрыть]. Так князь Юрий Дмитровский стал патроном первого русского чудотворца [1028]1028
  Об отношении князя Юрия к «обретению» мощей Макария см.: В. Жмакин. Митрополит Даниил… стр. 215.


[Закрыть].

В 20-х годах происходило оживление «иммунитетной войны» между Василием III и Юрием Дмитровским. Московский государь в 1526–1527 гг. выдает льготные грамоты Троицкому и Волоколамскому монастырям на земли, находившиеся вблизи владений Юрия Ивановича. Со своей стороны дмитровский князь в 1522–1525 гг. пытался путем выдачи льготных грамот добиться расположения московского митрополита Даниила. Впрочем, выдавал он щедрые льготы и другим монастырям – Кирилло-Белозерскому (1521 г.) и Троицкому (1526 г.) [1029]1029
  Подробнее см.: С. М. Каштанов. Монастырский иммунитет в Дмитровском уделе в 1504–1533 гг., стр. 27–29.


[Закрыть].

13 марта 1523 г. умер зять великого князя царевич Петр, которого, очевидно, Василий III прочил в свои наследники. В связи с этим событием находился пересмотр Завещания великого князя и составление к нему в июне 1523 г. особой «Записи» [1030]1030
  ДДГ, № 100, стр. 415.


[Закрыть]. Снова вставал вопрос, кто же будет преемником московского государя. Старший из братьев Василия Ивановича, князь Юрий Иванович Дмитровский, опять мог рассчитывать на московский великокняжеский стол [1031]1031
  К 1523 г. у Василия III в живых оставался еще только младший брат Андрей, всецело послушный его воле (кн. Семен умер в 1518 г., а кн. Дмитрий – в 1521 г.).


[Закрыть]. Но отношения между этими братьями были крайне неприязненными. Это хорошо было известно и в Москве, и в Литве, что было небезопасно для московского государя. 18 марта 1523 г. русскому гонцу Ушаку Воропаеву поручалось сообщить в Литве, что никаких раздоров между державными братьями нет [1032]1032
  Сб. РИО, т. 35, стр. 666.


[Закрыть], в частности что князь Юрий был на Москве «да поехал к себе». Но это официальное заявление никого не могло обмануть.

Необходимо было как-то развеять династические иллюзии у дмитровского князя, а это могло произойти в том случае, если у московского государя будет наследник. Уже давно стало ясно, что Соломония не может принести своему супругу ребенка. Следовательно, великому князю нужно было развестись с ней и вступить в новый брак. Правда, развод по причине «неплодия» нарушал все церковные каноны.

Еще до осени 1523 г. Василию III «бысть кручина о своей великой княгине». Где-то в начале февраля 1523 г. в Москве должен был собраться церковный собор, которому нужно было разбирать вместе с великим князем «великие дела духовные и церковные» [1033]1033
  АЮ. № 360, стр. 385.


[Закрыть]. Состоялись его заседания или нет, остается неясным.

Ввиду сложности обстановки, отправляясь в июле 1523 г. в летнюю поездку по городам, Василий III взял с собой своих братьев, отправив их снова «по уделам» после возвращения в Москву (15 сентября) [1034]1034
  ПСРЛ, т. XXIV, стр. 222.


[Закрыть].

Осенью, после поездки по городам и монастырям, Василий III «начаша думати со своими бояры о своей великой княгине Соломонеи, что неплодна бысть». По свидетельству Псковской летописи, великий князь говорил боярам: «Кому по мне царьствовати на Руской земли и во всех градех моих и в приделех: братьи ли дам, ино братья своих уделов не умеють устраивати». Тогда бояре дали совет разойтись с Соломонией и вступить в новый брак: «Неплодную смоковницу посекають и измещуть из винограда» [1035]1035
  ПЛ, вып. 1, стр. 102–103,


[Закрыть]. Весь рассказ носит промосковский, официозный характер. Сам Василий III рисуется здесь не как инициатор развода, а как лицо, вынужденное пойти на эту меру под влиянием бояр.

Однако в 1523 г. дело не было доведено до конца. Вероятно, возражения в придворной среде против развода все же звучали. Позднее Курбский писал: «Возбранящу ему (Василию III. – А. 3.) сего беззакония многим святым и преподобным не токмо мнихом, но и сигклитом его» [1036]1036
  РИБ, т. XXXI, стб. 163.


[Закрыть].

Против развода Василия III выступали даже близкие в то время к великому князю Вассиан Патрикеев и ученый афонский монах Максим Грек. В 1522 г. был отстранен от управления близкий к Максиму казначей Юрий Дмитриевич Грек Траханиот, который осмелился поддержать одну из просьб посла султана Скиндера (о лекаре Марке) [1037]1037
  Герберштейн, стр. 65.


[Закрыть].

Выступление против развода Василия III имело кроме догматического еще чисто политическое значение. Оно фактически означало поддержку притязаний Юрия Дмитровского. Если на внутрицерковные споры Василий III смотрел довольно безучастно, то вмешательства церковников в свои политические планы он не допускал. В 1523 г. вопрос о разводе еще не был окончательно решен. В это время внимание великого князя снова отвлекла казанская проблема.

1524 год должен был принести завершение длительной борьбы за Казань. Международная обстановка в это время складывалась благоприятно для Василия III. Крым раздирался междоусобной борьбой. В ханстве росло сопротивление турецкому ставленнику Саадат-Гирею [1038]1038
  Подробнее об этом см.: И. И. Смирнов. Восточная политика, стр. 48–49.


[Закрыть]. Ранней весной 1524 г. к Крыму двинулась огромная польско-литовская армия. К Очакову с конной ратью направлялся князь К. Ост-рожский, а по Днепру спускался Остафий Дашкевич [1039]1039
  Дунаев, стр. 71.


[Закрыть]. Все силы Саадат-Гирея были брошены на оборону Крыма от войск Сигизмунда I. Поэтому его послы в Москве от имени хана согласились подписать шерть на тех же условиях, что ранее подписывал Менгли-Гирей. Это вполне устраивало московского государя. В сентябре 1524 г. в Крым был отправлен обратно Кудояр Базангозин с русским гонцом Г. Кобяковым, в присутствии которого шерть принести должен был сам крымский хан [1040]1040
  ЦГАДА, Крымские дела, кн. 6, л. 67–68.


[Закрыть].

В низовьях Волги ногайский мурза Мамай вздорил и со своим братом Агишем, и с ханом Хуссейном, который успел вернуться в Астрахань. В начале 1524 г. Мамай осадил Астрахань, но безуспешно. Саадат-Гирей никак не мог наладить отношений ни с Хуссейном, ни с Мамаем. А тут еще внутренние неурядицы. Один из сыновей Мухаммед-Гирея, Ислам-Гирей, взятый Мамаем в плен во время второго Астраханского похода (1524 г.) Мамая, бежал, и вскоре вокруг него начали группироваться недовольные крымским ханом мурзы [1041]1041
  Дунаев, стр. 63.


[Закрыть].

С Литвой в 1524 г. Россия сохраняла по-прежнему мирные отношения [1042]1042
  В феврале-июне 1524 г. туда посылался с миссией Д. Загряжский, который должен был урегулировать разные мелкие порубежные «обидные дела» (Сб. РИО, т. 35, стр. 678–688).


[Закрыть]. Летом в ответ на весенний поход польско-литовских войск крымские царевичи воевали литовские Земли [1043]1043
  Сб. РИО, т. 35, стр. 691; М. К. Любавский. Литовско-русский сейм, стр. 235; ЦГАДА, Крымские дела, л. 80 об. – 81 (набег происходил с конца июня по начало октября и не был успешным).


[Закрыть].

После освобождения Швеции от власти датского короля и восшествия на престол Густава Вазы русское правительство поспешило 5 апреля 1524 г. продлить перемирие с этой державой, заключенное еще в 1513 г. [1044]1044
  СГГД, ч. V, № 99.


[Закрыть]Противник Вазы датский король Христиерн терпел в это время неудачу за неудачей, и Василий III уже не стремился связывать именно с ним свои прибалтийские планы. В ноябре 1524 г. на настойчивую мольбу о помощи Христиерна II, ссылавшегося на союзные обязательства, Василий III ответил решительным отказом, объясняя его обстоятельствами Казанского похода [1045]1045
  РИБ, т. XVI, № 11, стб. 33–34.


[Закрыть].

В начале 1524 г. в Москву прибыло посольство от императора Карла V во главе с Антонием де Конти в сопровождении русского посланника Якова Полушкина [1046]1046
  ПДС, т. I, стб. 1487.


[Закрыть].

Усилившаяся турецкая угроза заставила Империю снова искать путей для привлечения России в число союзников против султана. Со своей стороны и Полушкин во время аудиенции в Вальядолиде передал Карлу V послание московского государя, содержавшее предложение о возобновлении традиционных русско-имперских отношений.

О содержании переговоров де Конти в Москве ничего определенного не известно. Вероятно, речь шла в них о турецкой опасности и о стремлении Империи добиться упрочения русско-литовских отношений [1047]1047
  Obersberger, S. 172, 174–175; Сб. РИО, т. 35, стр. 719.


[Закрыть]. 13 июля де Конти и русское посольство князя И. И. Засекина и дьяка С. Борисова покинули Москву и направились ко двору Карла V [1048]1048
  ПДС, т. I, стб. 1487; АЗР, т. II, № 130; Сб. РИО, т. 35, стр. 688–691, 719.


[Закрыть].

Казань после постройки Васильсурска ожидала нового похода московских войск. В декабре 1523 г. оттуда в Крым прибыл посол с просьбой прислать пушек и янычар для защиты города от русских. Сагиб-Гирей писал: «А не пришлешь ко мне пушек, и пищалей, и янычар, и мне противу московских воевод стояти не мочно» [1049]1049
  ЦГАДА, Крымские дела, кн. О, л. 49; Малиновский, стр. 240.


[Закрыть]. Но реальных средств помощи у Саадат-Гирея не было. Безрезультатно обращался Сагиб-Гирей за помощью и к Турции. Тщетно крымский хан и по его просьбе турецкий султан призывали Москву примириться с Сагиб-Гиреем. Василий III решительно отстаивал свое право сажать угодных ему ханов на «казанский юрт». Он клеймил позором Сагиб-Гирея как изменника, устроившего избиение русского посольства и купцов [1050]1050
  ЦГАДА, Крымские дела, кн. 6, л. 49, 62; Малиновский, стр. 240; Дунаев, сгр. 76–77; И. И. Смирнов. Восточная политика, стр. 53.


[Закрыть].

В такой обстановке начался третий поход на Казань. И на этот раз великий князь лично в нем не участвовал. Страх перед повторением вторжения крымских войск не позволял ему покинуть надолго столицу. Во главе русской рати номинально поставлен был Шигалей. Тем самым всему предприятию был придан характер военной кампании за восстановление «законного» монарха на его престоле. Зима в 1524 г. стояла «студена добре», так что до Троицына дня «снег не сошел весь». Но как только потеплело, русские полки двинулись на Казань. За неделю до Троицына дня выступила конная рать, во главе которой кроме Шигалея находился цвет русского воинства – князь И. Ф. Бельский, князь М. В. Горбатый, М. Ю. Захарьин (последний поставлен был во главе «наряда»). На Троицын день (15 мая) отпущена была конная рать И. В. Хабара и М. С. Воронцова. «Конми» отправили и новгородскую силу [1051]1051
  РК, стр. 69–70. По Типографской летописи, поход начался 12 мая (ПСРЛ, т. XXIV, стр. 222).


[Закрыть]. Всего, по Герберштейну, русское войско насчитывало 180 тыс. человек, а по «Казанской истории» – 150 тыс. [1052]1052
  Герберштейн, стр. 156; КИ, стр. 67.


[Закрыть]Сухопутная рать должна была разбить войска казанцев в поле, а судовая (в судах) – организовать осаду и взятие крепости.

Узнав о начале похода на Казань и страшась возмездия, Сагиб-Гирей бежал в Крым. За свой побег он был заточен в темницу, а на казанский престол возвели его молодого племянника, сына Мухаммед-Гирея Сафа-Гирея, посланного в помощь казанцам из Крыма [1053]1053
  ЦГАДА, Крымские дела, кн. 6, л. 63; Малиновский, стр. 242; Смирнов, стр. 399. Герберштейн ошибочно пишет, что Сагиб-Гирей бежал в Турцию (Герберштейн, стр. 152).


[Закрыть].

О событиях, развернувшихся у стен Казани, сохранились противоречивые версии [1054]1054
  ПСРЛ, т. VI, стр. 264; т. VIII, стр. 270–271; Герберштейн, стр. 152–157; Тихомиров, стр. 110–111; РК, стр. 69–70; Э, л. 83; КИ, стр. 67–68.


[Закрыть]. По летописным и разрядным источникам, 24 июня русская конная рать одержала победу на реке Свияге (в 20 км от Казани), после чего она соединилась с судовой, которая к этому времени подошла к городу. «Видя свое изнеможение», казанцы били челом русским воеводам и принесли присягу на верность великому князю.

Не вносит существенных разъяснений и краткий Волоколамский летописец. По тексту этого памятника, поход на Казань начался 29 мая. Судовая рать прибыла под Казань 3 июля и расположилась на Царевом лугу, при этом «обосторжився», т. е. укрепившись острогом. Вскоре «город» (неясно, острог или Казань) сгорел. 19 июля казанцы напали «на острог, на воевод великого князя с великым нарядом, с пушками и с пищалями». Воеводам якобы удалось побить татар, которые и позднее «многажды» безуспешно «приходили на острог». К этому времени конная рать достигла Свияги. Навстречу ей вышла рать «избранных татар» в 2 тыс. человек, которая была разбита, причем «иных (татар. – А. 3.) руками поимали и прислали к великому князю на Москву». Затем за неделю до Оспожина дня (т. е. до 15 августа), когда соединились конная рать с пешей, иро-изошел новый бой русских войск с татарами. После него-то казанцы и «добили челом» воеводам [1055]1055
  ГБЛ, Муз. № 5837, л. 140 об. – 141.


[Закрыть].

Автор «Казанской истории» рассказывает, однако, что «черемисы злыя казанския наших поби». Поражение было нанесено судовой рати. Разгромлен был весь «яртоульный» полк (убито 5 тыс. человек), передовой полк также «весь побиша» (уничтожено 15 тыс. человек), а в большом полку истреблено 10 тыс. человек. Казанцы «в местех островных» запрудили Волгу. Из-за этого «згрузившимся ладьям и друга от други сокрушахуся». В результате «много пушек великих и малых погрязе, много людей истопоша и метахуся сами в воду от страха». Позднее черемиса извлекла этот «наряд огненный» и отправила его в Казань. Тем временем, не зная о происшедшем, конная рать на Отяковом поле (на Свияге) вступила в бой с казанскими полководцами Отучем и Аталыкой. Бой продолжался три дня и окончился бегством казанцев. Убито было 42 тыс. татарских воинов. Подойдя к Казани, воеводы были удивлены отсутствием судовой рати. Когда ее остатки прибыли, то выяснилось, что «несть лзе приступити ко граду без стенобитного наряду», который потонул в Волге. Тогда, «ни единаго дни» не оставаясь под Казанью, воеводы «с печалию великою» «поидоша на Русь». По пути «много же войска… з гладу… изомроша, овии же черною болезнию на Русь пришедша, долго болевша, помроша» [1056]1056
  КИ, стр. 67–68.


[Закрыть].

В общем «Казанская история» дополняет версию официальных летописей, которая умалчивает о неудачах, постигших судовую рать.

Сложнее обстоит дело с подробным рассказом Герберштейна. Согласно его сообщению, огромная судовая рать 7 июля расположилась неподалеку от Казани у «острова купцов, Гостинова озера» и ожидала в течение 20 дней конницу. Между тем «московские клевреты» поджигаюг Казанский кремль, и тот сгорает дотла. Но русский воевода М. Ю. Захарьин «по своему страху и малодушию» не воспользовался этим обстоятельством и не только не пошел на штурм города, но и допустил, чтобы казанцы восстановили стены. Только «в двадцать восьмой день того же месяца» (июля) воевода переправился через Волгу и расположился на Казанке, где снова выжидал 20 дней. Тем временем черемисская пехота совершала дерзкие набеги на русский лагерь. Постепенно иссякали у русских запасы продовольствия, а достать ничего нельзя было, так как черемисы опустошали все окрестности и тщательно наблюдали За движениями врагов. Связь с Москвой благодаря действиям черемисов была прервана.

Тогда Василий III послал в Нижний князя И. Палецкого, который должен был доставить осаждающим продовольствие и сообщить в Москву о состоянии дел под Казанью. «Другое лицо» с 500 воинами послано было сухим путем. Но весь отряд (за исключением девяти человек) был перебит черемисами. Известие об этом произвело замешательство в лагере осаждающих Казань. Решено было начать отход. Тем более что черемисы разбили и судовую рать И. Палецкого, состоявшую из 90 судов по 30 человек в каждом. Тем временем русская конная рать, переправившись через Свиягу, вступила в соприкосновение с татарами и черемисами.

Герберштейн пишет, что «после столкновения с ними, в котором обе стороны понесли большие потери, татары отступили, и конница соединилась с остальным войском». Соединившиеся войска 15 августа начали осаду Казани. Осада шла вяло, и в конце концов «начальник Палецкий» (очевидно, речь идет о Захарьине) снял ее, добившись от казанцев обещания послать послов в Москву с изъявлением верности московскому государю [1057]1057
  В Типографской летописи говорится, что князь И. Ф. Бельский «по великого князя наказу под Казанью с царем казаньским… мир вечный взял» (ПСРЛ, т. XXIV, стр. 222).


[Закрыть]. Поговаривали, что осада была снята «вследствие подкупа дарами со стороны татар» [1058]1058
  Герберштейн, стр. 152–155.


[Закрыть].

И. И. Смирнов целиком поддерживает версию Гербер-штейна. Действительно, она очень обстоятельна: ведь автору подробности сообщали «участники этой войны, люди, достойные доверия» [1059]1059
  И. И. Смирнов. Восточная политика, стр. 56–57. И. И. Смирнов вслед за Герберштейном считает, что под Казанью была разбита не судовая рать, а только дополнительные войска Палецкого (Герберштейн, стр. 155).


[Закрыть]. В рассказе настораживают два обстоятельства: посылка военачальника И. Палецкого со вспомогательным отрядом – этот эпизод другим источникам неизвестен. Умалчивает Герберштейн и о разгроме судовой рати. Но это можно объяснить тем, что ему рассказывал о походе князь С. Ф. Курбский [1060]1060
  С ним Герберштейн вел разговоры (Герберштейн, стр. 125, 133).


[Закрыть]. А именно этот воевода командовал передовым полком судовой рати и уж, конечно, не был заинтересован в увековечении собственной неудачи. В данном случае «Казанская история» дополняет Герберштейна. Но когда ее автор говорит, что конные полки первыми достигли Казани, а потом к ним присоединилась судовая рать, то следует отдать предпочтение версии Герберштейна о прибытии под Казань сначала судовой рати, а затем конной.

Сразу же по возвращении в Москву крестоцеловальные записи в верности московскому государю дали один из воевод похода 1524 г. – И. Ф. Бельский и его брат – Д. Ф. Бельский, ответственный за то, что русские воеводы пропустили Мухаммед-Гирея в глубь России. В грамотах говорилось, что каждый из князей в чем-то «проступил» перед московским государем, а тот «вину» ему «отдал» [1061]1061
  СГГД, ч. I, № 152–153.


[Закрыть].

Во исполнение договоренности с князем И. Ф. Бельским под Казанью в ноябре 1524 г. в Москву прибыли Аппай-улан и князь Бахты-Кият, которые «биша челом от всей земли Казаньской за свою вину и о цари Сафа Кирее» [1062]1062
  ПСРЛ, т. VI, стр. 264; Герберштейн, стр. 156.


[Закрыть]. Было еще обстоятельство, толкавшее казанскую знать в московские объятия. Вскоре после ухода русской рати Казань подверглась опустошительному набегу ногайцев, которые «в конец царьство его (Сафа-Гирея. – А. 3.) доспели пусто» [1063]1063
  Тихомиров, стр. 111.


[Закрыть]. В Крыму осенью 1524 г. Ислам-Гирей поднял мятеж и в течение октября – декабря осаждал Саадат-Гирея в Перекопе. Только после того как Саадат-Гирей согласился назначить своим калгою (наследником) бывшего казанского хана Сагиб-Гирея, наступило временное успокоение [1064]1064
  ЦГАДА, Крымские дела, кн. 6, л. 81; Малиновский, стр. 243–245.


[Закрыть].

В таких условиях скорейшее примирение с Москвой было единственным выходом для Сафа-Гирея.

К мысли о мирном исходе казанско-московского спора начал склоняться и Василий III, которому опыт похода 1524 г. показал, что время для окончательного присоединения Казани к России еще не приспело. Поэтому великий князь благосклонно принял миссию Anna я и «пожаловал» казанцев. Правда, все-таки на одном московскому государю удалось настоять. В марте 1525 г. в Казань были отправлены князь В. Д. Пенков и дьяк А. Ф. Курицын, объявившие, чтобы казанский хан отныне «велел своим гостем и всей Казанской земле торговати в Нижнем Новгороде». Сафа-Гирей вынужден был принять это требование, «и князь Василей Данилович и перевел торг ис Казани в Новгород в Нижней» [1065]1065
  Тихомиров, стр. 111–112; Герберштейн, стр. 157.


[Закрыть].

Событие это было важное. Василий III добился не только гарантии безопасности русских купцов, дважды на протяжении его княжения истреблявшихся казанцами (в 1506 и 1524 гг.). Отныне торговый центр Поволжья переносился из Казанского царства в Россию. Казань тем самым теряла свое экономическое значение на Великом Волжском торговом пути. Это в конечном счете и предопределило окончательное включение ее в состав Русского государства. Результаты переноса торга сказались не сразу. На первых порах следствием этого явилась дороговизна и недостаток во многих товарах, которые привозились по Волге с Каспийского моря, из торжища Астраханского, а также из Персии и Армении [1066]1066
  Герберштейн, стр. 157.


[Закрыть]. Но все это были временные трудности. Прошло время, и позитивные результаты похода 1524 г. дали себя знать.