Текст книги "Россия на пороге Нового времени. (Очерки политической истории России первой трети XVI в.)"

Автор книги: Александр Зимин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц)

Зимин А.А
Россия на пороге Нового времени
(Очерки политической истории России первой трети XVI в.)

От автора

Когда заходит речь об истории России в XVI в., то прежде всего вспоминаются эпизоды отечественной истории, связанные с деятельностью Ивана Грозного (1533–1584 гг.). И это в общем понятно: вторая половина века наполнена событиями такого драматического накала, перед которым, казалось бы, стушевывается все то, что происходило в судьбах нашей страны за первую половину века.

Однако наблюдательный и пытливый любитель отечественной истории, совершенно естественно, должен спросить: чем же объясняются поистине грандиозные успехи государственного строительства и внешней политики, которые были достигнуты Россией в середине XVI в.? Задав же себе этот вопрос, читатель обратится к литературе, рассказывающей о Русском государстве накануне вступления Ивана IV на престол. И вот тут-то выяснится, что русская история первой трети XVI в. до сих пор еще не была предметом специального монографического изучения. Не то чтоб ею вовсе не интересовались. Нет. Различные стороны жизни русского общества привлекали к себе внимание исследователей. Писали и о внешней политике России. Много размышляли о развитии общественной мысли. В то я^е самое время движение исторического процесса в этот период еще представлялось только в самом общем виде. Когда вспоминаешь важнейшие факты русской истории первой трети XVI в., то сразу же приходят на ум присоединение Пскова в 1510 г., взятие Смоленска в 1514 г. да, может быть, осуждение видных публицистов Вассиана Патрикеева и Максима Грека в 1525 и 1531 гг. Фигура державного правителя Русского государства Василия Ивановича, великого князя всея Руси, рисуется какой-то бледной тенью его отца Ивана III, при котором в основном было завершено объединение русских земель под эгидой московского государя, или безликим предтечей своего грозного сына.

Однако все это совсем не так. За последние годы советские историки проделали большую работу по изучению отечественной истории XVI в. Среди них выделяются труды академика М. Н. Тихомирова, еще ранее академика С. Б. Веселовского, а также исследования нового поколения ученых – Н. А. Казаковой, С. М. Каштанова, В. Б. Кобрина, Я. С. Лурье, Н. Е. Носова, В. М. Панеяха, Р. Г. Скрынникова и многих других.

Методологической основой поисков советских ученых является классическая характеристика истории России периода Московского царства, данная В. И. Лениным, который подчеркивал, что в то время существовали «живые следы прежней автономии», ибо «государство распадалось на отдельные «земли», частью даже княжества…» [1]1
  В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 1, стр. 153.


[Закрыть]. Борьба с пережитками феодальной расчлененности Русского государства на отдельные земли и явилась как бы основным нервом всей политической истории России XVI столетия. Новый период русской истории В. И. Ленин датирует временем «примерно с 17 века», характеризующимся «действительно фактическим слиянием всех таких областей, земель и княжеств в одно целое» [2]2
  В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 1, стр. 153–154.


[Закрыть]. До этого Россия как бы находилась еще на пороге нового времени. Ленинская оценка самой сути государственной структуры Московского царства позволяет избавиться от той переоценки степени централизации государственного аппарата в России, которая долгое время существовала в литературе. В самом деле, объединение земель под великокняжеской властью само по себе не означало еще создания централизованного государства. Только в середине XVI в. складывается на Руси сословно-представительная монархия, явившаяся ступенью к созданию абсолютистской монархии, становление которой относится лишь к середине следующего, XVII столетия.

История России первой трети XVI в. была отмечена решительной, хотя и осторожной борьбой правительства Василия III за преодоление тех следов «живой автономии» русских земель, которая особенно ощущалась в этот период. Объединение русских земель в рамках единого государства, постепенная ликвидация удельных княжеств и других полугосударственных образований сочетались с хорошо продуманной и умело осуществлявшейся внешней политикой, которая привела к росту международного престижа России и успешному осуществлению важных внешнеполитических планов русского правительства. Все это содействовало тому, что первая треть XVI столетия была временем экономического и политического подъема страны.

Настоящая книга посвящена преимущественно вопросам политической истории России и общественно-политической мысли в годы правления Василия III. Социально-экономические предпосылки объединения русских земель изучены Л. В. Черепниным [3]3
  Л. В. Черепнин. Образование Русского централизованного государства в XIV–XV веках. Очерки экономической и политической истории Руси. М., 1960.


[Закрыть], общие контуры сдвигов, происшедших в экономике страны, также известны сравнительно хорошо [4]4
  Очерки истории СССР. Период феодализма. Конец XV – начало XVII в. М., 1955, стр. 30—101.


[Закрыть]. Некоторые дополнительные соображения и материалы по Этому поводу приводятся и в настоящей книге. Всестороннее же изучение социально-экономической жизни России первой половины XVI в. еще предстоит исследователям. В рамках настоящей книги автор делает попытку подвести итоги изучения внутри– и внешнеполитической истории России в годы правления Василия III в тесной связи с историей государственного аппарата и общественной мысли. В целом же проблеме развития политического строя Русского государства предполагается посвятить специальное исследование. Вместе с тем автор считает возможным поставить ряд дискуссионных вопросов, окончательное решение которых, как он полагает, сможет продвинуть вперед изучение политической истории России первой трети XVI столетия.

Предлагаемая вниманию читателя книга имеет самостоятельное значение и вместе с тем входит в серию монографий автора по истории России XVI в. [5]5
  А. А. Зимин. Реформы Ивана Грозного. Очерки социально-экономической и политической истории России середины XVI в. (далее – А. А. Зимин. Реформы Ивана Грозного). М., 1960; его же. Опричнина Ивана Грозного. М., 1964.


[Закрыть]

Автор пользуется случаем и выражает глубокую благодарность С. М. Каштанову, Е. П. Маматовой и другим коллегам, оказавшим ему добрым советом и архивными разысканиями дружескую помощь при подготовке данной книги к печати.

Глава 1
Историография

Дореволюционная историография

Первыми дают оценку происходящим событиям современники. Их мнения часто оказывают большое влияние на позднейшую историографию, проникая в нее вместе с фактами, из которых историки возводят свои, порой весьма причудливые, построения. В соответствии со средневековым мировоззрением русские публицисты первой трети XVI столетия усматривали в деяниях людей результат воздействия божьего промысла. Важнейшие события истории России той Эпохи они связывали прежде всего с деятельностью великого князя всея Руси Василия III. Их политические представления различались в той мере, в какой ими давались разные оценки деяний московского государя. Для Иосифа Волоцкого Василий III прежде всего самодержавный царь, который только по своему «естеству» напоминает других людей, поскольку властью он подобен самому богу [6]6
  Послания Иосифа Волоцкого М.-Л., 1959., с.184


[Закрыть].

Иосифу Волоцкому вторил старец Псковского Елеазарова монастыря Филофей, создатель теории «Москва – III Рим». Он называл Василия III царем христиан всей Вселенной [7]7
  В. Малинин. Старец Елеазарова монастыря Филофен и его послания (далее – Малинин). Киев, 1901, прил., стр. 49–55.


[Закрыть]. Анонимный автор Похвального слова, написанного по случаю рождения у Василия III наследника престола в 1530 г., обращаясь к великому князю, говорил, что он – единодержавный властелин своей земли, который покорил все окружающие его земли мечом или миром [8]8
  Н. Н. Розов. Похвальное слово великому князю Василию III. – «Археографический ежегодник за 1964 год». М., 1965, стр. 282.


[Закрыть].

В панегиристах, как мы видим, недостатка не было.

Но существовала и другая оценка деятельности державного государя. Она принадлежала одному из придворных великого князя – И. Н. Берсеню Беклемишеву, и именно она привела строптивого сына боярского в 1525 г. к плахе. Оказывается, добрым-то правителем был отец Василия Ивановича Иван III, ибо он держался «старых обычаев». Но уже при нем обычаи стали меняться, когда пришла на Русь София Палеолог с ее греками: Василий III и вовсе не слушал советников, а сам решал все дела [9]9
  Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографической экспедицией Академии наук (далее – ААЭ), т. 1. СПб., 1836, № 172, стр. 141–142.


[Закрыть].

При всей разнице оценок деятельности Василия III между ними можно подметить и некоторое сходство: и панегиристы московского государя, и его хулители невольно (первые) или нарочито (вторые) подчеркивали существенную разницу между его временем и великим княжением его отца. Обе стороны сходились на том, что годы великого княжения Василия III отмечены утверждением единодержавия.

В бурные годы правления Ивана IV обе оценки деятельности его отца полностью сохранялись. Так, для автора Степенной книги (начало 60-х годов XVI в.), широко использовавшего Послание Иосифа Волоцкого Василию III и Похвальное слово, великий князь Василий Иванович – «истовый вождь, умный правитель, вседоблий наказатель, истинный кормчий» [10]10
  Полное собрание русских летописей (далее – ПСРЛ), т. ХХГ, 2-я половина. СПб., 1913, стр. 610–611.


[Закрыть]. Да и сам Иван Грозный производил «истинного Росийского царствия самодержавство божиим изволением почен» от Владимира Святославича и до своего отца [11]11
  Послания Ивана Грозного. М.—Л., 1951, стр. 9—10.


[Закрыть]. Так создается уже четко выраженное представление о том, что история России – это история самодержавия, существовавшего на Руси «изначала». Это представление в последующем – XVII и XVIII вв. – стало основой исторических воззрений дворянских историографов.

Берсеньевскую традицию продолжал позднее князь Андрей Михайлович Курбский, ярый враг грозного царя. Рационалист по своим взглядам, он склонен был приписывать реальное влияние на ход истории живым людям и их страстям, а не божьему «промыслу», как то делали его предшественники. В своем основном труде – «Истории о великом князе Московском» (1573 г.) – Курбский считал, что «злые нравы» русских князей объясняются «наипаче женами их Злыми и чародейцами». Так, Иван IV родился от незаконного второго брака его отца, который отличался многими злыми и богопротивными делами [12]12
  Русская историческая библиотека (далее – РИБ), т. XXXI. СПб., 1914, стб. 161–165.


[Закрыть]. Характеристика Курбского определялась его близостью к политическим и идеологическим противникам Василия III и самого царя Ивана, в частности к Максиму Греку и нестяжателям.

Трагические события опричных лет, а позднее и грозовой вал «смуты» заслонили публицистам конца XVI и начала XVII в. предания о сравнительно спокойном времени правления Василия III. Но и в этот период изредка вспоминались дела и дни отца царя Ивана, причем снова очень противоречиво. Так, составитель Хронографа редакции 1617 г. в духе официального славословия писал: «Бе бо мужествен государь царь и великий князь Василей Иванович всея Русии и на сопротивныя враги велие храбръство показа, яко и цари окрестные мнози с державами своими приходяще к нему и покоряющеся служити ему». Будучи близким к канцелярии Посольского приказа, составитель Хронографа особенно отмечал, что Василий III «титлу великия державы себе состави» (т. е. стал именоваться уже царем), причем никто из его предшественников «таковым самодержательством не писашеся и не нарицашеся» [13]13
  А. Попов. Изборник славянских и русских сочинений и статей, внесенных в хронографы русской редакции. М., 1869, стр. 181–182.


[Закрыть].

С другой стороны, автор «Выписи о втором браке Василия III», в духе традиции Берсеня и Курбского осуждая великого князя за развод с Соломонией Сабуровой и заточение Максима Грека и Вассиана Патрикеева, задним числом предсказывал, что от незаконного брака у Василия Ивановича родится сын, который будет «грабитель чужаго имения», а царство Российское наполнится «страстми и пе-чалми» [14]14
  С. Белокуров. О библиотеке московских государей. М., 1898, прил., стр. 1.Х.


[Закрыть].

«Отец русской исторической науки» В. Н. Татищев довел систематическое изложение истории российской только до нашествия татаро-монголов на Русь. Последующее время, и в частности годы правления Василия III, отразилось в его подготовительных материалах в виде переложения текста Никоновской летописи [15]15
  В. Н. Татищев. История Российская (далее – Татищев), т. VI. М.—Л., 1966.


[Закрыть]. Общее представление В. Н. Татищева о происходивших в конце XV–XVI вв. событиях более или менее ясно. Для Татищева, как дворянского историка, история России сводилась преимущественно к истории русского самодержавия. Иван III Великий, «спровергнув власть татарскую, паки совершенную монархию возставил». Василий III, которого Татищев вслед за польскими авторами называет Храбрым, привлек его внимание тем, что он взял Смоленск, «все Северское княжение от Литвы возвратил» и построил на Суре город Василь и. Итак, Василий III лишь продолжил дело своего отца. В «Разговоре о пользе наук» Татищев говорит, что Иван III основал монархию, которую «сын и внук в лучшее состояние привели» [16]16
  В. Н. Татищев. Разговор о пользе наук и училищ. – «Чтения в Обществе истории и древностей российских при Московском университете» (далее – Чтения ОИДР), 1887, кн. 1, стр. 138.


[Закрыть].

Первый обстоятельный очерк деятельности Василия III составлен был князем М. М. Щербатовым, поместившим его в своей «Истории Российской» [17]17
  М. М. Щербатов. История Российская (далее – Щербатов), т. IV, ч. II. СПб., 1783.


[Закрыть]. Автор для его создания привлек большой комплекс сохранившихся материалов, большей частью рукописных. Среди них – Никоновская летопись, Воскресенская летопись [18]18
  «Типогр. 53» (ныне Государственный Исторический музей (далее – ГИМ), Синодальное собрание (далее – Синод.), № 144); ср. ПСРЛ, т. VIII.


[Закрыть], Летописец начала царства и краткий Кириллов летописец [19]19
  «Типогр. 55» (ныне ГИМ, Синод. № 486); ПСРЛ, т. XXIII, XXIX


[Закрыть], Типографская летопись [20]20
  «Типогр. 57» (ныне ГИМ, Синод. № 789); ср. ПСРЛ, т. XXIV. Издана была М. М. Щербатовым в 1784 г. (Летописец, содержащий Российскую историю от 6714 (1206) лета до 7042 (1534) лета. М., 1784).


[Закрыть], Степенная книга [21]21
  «Типогр. 56» (ныне ГИМ, Синод. № 358); ср. Книга Степей-ная царского родословия, содержащая историю Российскую с начала оныя до время государя, царя и великого князя Ивана Васильевича (далее – Книга Степенная), ч. 1—II. М., 1775; ПСРД, т. XXII, ч. 2.


[Закрыть], Царственная книга [22]22
  Царственный летописец. СПБ., 1772 (издал М. М. Щербатов).


[Закрыть], Казанский летописец и некоторые другие [23]23
  «Типогр. 50», «Патр. 305». Обзор летописей см.: Щербатов, т. I–II. СПб., 1901, стб. 19–24.


[Закрыть]. Из архива коллегии иностранных дел М. М. Щербатов черпал духовные, договорные грамоты великих и удельных князей, поручные бояр и крымские посольские дела. Много этих материалов он опубликовал в приложении к своей «Истории» [24]24
  Щербатов, т. IV, ч. III. М., 1784.


[Закрыть]. Из исторических трудов XVI–XVIII вв. М. М. Щербатов использовал «Хронику» М. Стрыйковского, «Опыт» П. Рычкова [25]25
  П. Рычков. Опыт Казанской истории. СПб., 1767.


[Закрыть], «Ядро» A. И. Манкиева, в меньшей мере разрядные и родословные книги, списки думных чинов. Знал Щербатов также ряд работ по истории Турции (Д. К. Кантемира), Польши и других европейских стран.

Словом, в своем труде М. М. Щербатов выступал во всеоружии имевшихся в распоряжении исследователя XVIII в. источников. Общая оценка истории России первой трети XVI в. сводилась у него к характеристике деятельности Василия III. М. М. Щербатов подчеркивал, что этот великий князь «усилил Россию», «содержал себе в союзе» ближайшие к России народы, стараясь избегать войны, ибо «почитал ее всегда вредною государству». В целом же «хотя не обретем мы в нем столь блистательных качеств, каковыми отличался его родитель… однако обретаем в нем сие набожие не суеверное и на добродетели основанное, которое есть основание твердых правил мудрого правителя» [26]26
  Щербатов, т. IV, ч. И, стр. 541–542.


[Закрыть].

Откровенная монархическая концепция сочеталась у Щербатова с осторожной защитой привилегий аристократии. Так, прямо не осуждая заточение Василием III князя B. Д. Холмского, он замечает, что желательно было бы узнать причины этой опалы. Ведь бывали в истории случаи, когда «любимцы» государя творили его именем «неправосудия» [27]27
  Щербатов, т. IV, ч. И, стр. 398.


[Закрыть].

Касаясь известия, что Василий III уморил в темнице голодом своего соперника Дмитрия, М. М. Щербатов ставил вопрос: не было ли это вызвано тем, что В. Д. Холмский хотел возвести Дмитрия Ивановича на престол, что и вынудило Василия III принять такие суровые меры против обоих лиц [28]28
  Щербатов, т. IV, ч. И, стр. 401.


[Закрыть]. Возможно, это был своеобразный намек на события 1764 г., когда подпоручик Мирович хотел освободить находившегося в заточении Ивана VI Антоновича, но тот был, согласно распоряжению Екатерины II, убит, а сам Мирович казнен.

При описании присоединения Пскова М. М. Щербатов отмечал социальную рознь в городе («часть псковского народа быв утеснена другою»), в результате чего угнетенная псковским боярством часть населения надеялась в лице Василия III найти себе защиту [29]29
  Щербатов, т. IV, ч. И, стр. 408.


[Закрыть].

Итоги дворянской историографии XVIII в. подвел Н. М. Карамзин. Подходя с консервативно-охранительных позиций к освещению русского исторического процесса, он писал, что Россия всегда спасалась «мудрым самодержавием» [30]30
  Н. М. Карамзин. Записка о древней и новой России. СПб., 1914, стр. 10, 47, 127.


[Закрыть]. А раз так, то именно самодержцы и их деяния, а не народ стояли в центре внимания придворного историографа государя императора Александра Благословенного. «Два государя – Иоанн и Василий, – писал Карамзин, – умели навеки решить судьбу нашего Правления и сделать Самодержавие как бы необходимою принадлежностию России, единственным уставом государственным, единственною основою целости ее, силы, благоденствия». Но крупнейшей исторической фугурой Карамзин считал именно великого князя всея Руси Ивана III, который, по его словам, был «герой не только Российской, но и всемирной истории».

Василий III уступал в «природных дарованиях» и Ивану III, и Ивану Грозному, «был не гением, но добрым правителем», «шел путем, указанным ему мудростию отца» [31]31
  Н. М. Карамзин. История государства Российского (далее – Карамзин), кн. II, т. VII. СПб., 1842, стб. 121; т. VI. СПб., стр. 210; т. VII, стр. 105.


[Закрыть]. «Рожденный в век еще грубый и в самодержавии новом, для коего строгость необходима, Василий по своему характеру искал средины между жестокостию ужасною и слабостию вредною» [32]32
  Н. М. Карамзин. История государства Российского (далее – Карамзин), кн. II, т. VII, стб. 106.


[Закрыть].

Н. М. Карамзин сравнительно с М. М. Щербатовым значительно расширил круг привлеченных к исследованию источников. Кроме известных Щербатову он использовал изданные к его времени Архангелогородский летописец [33]33
  Летописец, содержащий в себе российскую историю от 6360 (852) до 7106 (1598) года. М., 1781. См. Устюжский летописный свод (далее – УЛС). М.—Л., 1950.


[Закрыть], Львовскую летопись [34]34
  Летописец русский от пришествия Рюрика до кончины царя Иоанна Васильевича (далее – Летописец русский). М., 1792; ПСРЛ, т. XX, ч. I–II, СПб., 1910–1914.


[Закрыть], Никоновскую летопись [35]35
  Русская летопись по Никонову списку, ч. VI. СПб., 1790.


[Закрыть], Типографскую летопись [36]36
  Летописец, содержащий российскую историю от 6714 (1206) лета до 7042 (1534) лета. М., 1784.


[Закрыть](последние две Щербатов знал по рукописям). Он ссылается на Псковскую летопись А. Ф. Малиновского и Ф. Толстого [37]37
  Карамзин, т. VII, прим. № 77. В первом случае речь идет о рукописях Центрального государственного архива древних актов (далее – ЦГАДА), ф. 181, № 69/92 и 447/915. См. О. А. Яковлева. К истории псковских летописей. – «Записки научно-исследова-тельского института при Совете Министров Мордовской АССР», вып. 9. Саранск, 1947, стр. 218–228.
  В собрании II. М. Карамзина находился также Горюшкинский список летописи (Государственная публичная библиотека им. М. Е. Салтыкова-Щедрина (далее – ГПБ), F, IV, № 602) и Карам-зинский (ГПБ, F, IV, № 603). См. Псковские летописи (далее – ПЛ), вып. 1. М.—Л., 1941, стр. XIX–XXVI.


[Закрыть]. Широко привлекает он так называемую Ростовскую летопись (Новгородский свод 1539 г.) [38]38
  ЦГАДА, ф. 181, № 20/25. См. А. А. Шахматов. О так называемой Ростовской летописи. М., 1904.


[Закрыть]. Важным летописным источником для него была Вологодско-Пермская летопись [39]39
  «Синод. № 365» (ныне ГИМ, Синод. № 485). См. ИСРЛ, т. XXVI.


[Закрыть]. Знал Н. М. Карамзин и Новгородскую и летопись [40]40
  ЦГАДА, ф. 181, № 62/85. См. ПСРЛ, т. XXX.


[Закрыть]. В его архиве находились списки и других летописей (в том числе Воскресенской) [41]41
  ГПБ, F, IV, № 601.


[Закрыть]. Встречаются у историка ссылки и на Русский временник [42]42
  Русский временник, ч. 1–2. М., 1790; 2-е изд. М., 1820.


[Закрыть].

Более широко привлекаются Карамзиным и дипломатические материалы. Кроме крымских дел он уже знает весь основной комплекс посольских дел (прусские, имперские, польские, турецкие и ногайские). Он использует договоры с Данией, ганзейскими городами и Ливонией, а также хранившиеся у него «кёнигсбергские бумаги». Карамзин широко привлекает свидетельства современных Василию III иностранцев (С. Герберштейна, А. Кампензе, П. Иовия, Ф. да Колло). Он обращает большее, чем Щербатов, внимание на внутреннее состояние России в первой трети XVI в. Ему известна «Выпись о втором браке Василия III» [43]43
  ГИМ, Синод. № 466.


[Закрыть], несколько списков разрядных книг [44]44
  ЦГАДА, ф. 181, № 99; ГПБ, Q, XVII, № 150, 30. См. В. И. Буганов. Разрядные книги. М., 1962, стр. 44, 66, 76.


[Закрыть], судное дело Берсеня и Максима Грека [45]45
  ЦГАДА, ф. 52, без номера.


[Закрыть], родословные [46]46
  Родословная книга князей и дворян российских, ч. 1–2. М., 1787.


[Закрыть].

Яркость изложения и богатый фактический материал сделали труд Н. М. Карамзина на долгое время одним из популярнейших сочинений по русской истории, несмотря на консервативный характер его общих представлений.

Первый русский революционер А. Н. Радищев по-новому подошел к проблеме создания единого Русского государства. Для него этот процесс не был благоденственным, а означал торжество деспотизма, попрание народных прав и вольностей, столь ярко проявившихся в истории Новгорода и Пскова [47]47
  А. Н. Радищев. Полн. собр. соч., т. I. М.—Л., 19DS, стр. 263; т. III. М.—Л., 1952, стр. 36.


[Закрыть].

Радищевскую традицию продолжали декабристы, которые в своих литературных занятиях охотно пользовались примерами истории для разоблачения ужасов самодержавия. Они нанесли решительный удар по карамзинской концепции истории России. Восхвалению самодержавия они, как и Радищев, противопоставляли идеализацию древнерусских городов-республик. Полемизируя с Карамзиным, Н. И. Тургенев писал, что после падения татаро-монгольского ига Россия «восстает из своего уничижения, но встает заклейменная знаками рабства и деспотизма, доказывающими, чего она лишилась и что приобрела» [48]48
  Дневники и письма Н. И. Тургенева за 1816–1824 гг., т. III. – «Архив братьев Тургеневых», вып. 5. Пг., 1921, стр. 123.


[Закрыть]. Итак, политический деспотизм и социальное порабощение – вот следствия создания единой монархии при Иване III. А. И. Одоевский [49]49
  А. И. Одоевский. Полное собрание стихотворений и писем. М.—Л., 1934, стр. 130.


[Закрыть]с горечью вспоминал падение независимости Новгорода и Пскова. К изучению истории Новгорода и Пскова призывал А. Е. Розен [50]50
  А. Е. Розен. Записки декабриста. СПб., 1907, стр. 275.


[Закрыть]. Декабристы меньше всего склонны были идеализировать русских монархов той поры. Н. М. Муравьев говорил о том, как унизительна была «для нравственности народной эпоха возрождения нашего, рабская хитрость Иоанна Калиты; далее, холодная жестокость Иоанна III, лицемерие Василия и ужасы Иоанна IV» [51]51
  Записки Никиты Муравьева. – «Литературное наследство», т. 59. М., 1954, стр. 585.


[Закрыть]. М. А. Фонвизин клеймил самовластие Ивана III и его сына Василия, которые покорили оружием Новгород и Псков и «уничтожили их общинные права и вольности» [52]52
  М. А. Фонвизин. Обозрение проявлении политической жизни в России. – «Общественные движения в России в первую половину XIX в.», т. I. СПб., 1905, стр. 104.


[Закрыть]. Исторический идеализм в построениях декабристов сочетается с их революционным устремлением.

Несмотря на идеалистические представления о ходе исторического процесса, декабристы внесли в историческую науку революционную страсть борцов с социальной и политической несправедливостью, которая помогла им избавиться от непомерной идеализации царизма, господствовавшей до них в русской историографии.

В середине XIX в. складывалась так называемая юридическая, или государственная, школа историков (К. Д. Кавелин, С. М. Соловьев и др.), представлявшая собой либерально-буржуазное направление в исторической науке. Отстаивая тезис о закономерном ходе исторического процесса, С. М. Соловьев рассматривал историю России конца XV – начала XVI в. как время перехода родовых отношений между князьями в государственные. Борьба старого порядка с новым, начавшаяся при Иване III, продолжалась при Василии и завершилась при Иване Грозном. В деятельности же самого Василия III С. М. Соловьев отмечал «необыкновенное постоянство, твердость в достижении раз предположенной цели, терпение, с каким он истощал все средства при достижении цели, важность которой он признал». В целом же у Василия III С. М. Соловьев вслед за Карамзиным не видел ничего существенно нового по сравнению с княжением его отца, только «Василий не был так счастлив, как Иоанн» [53]53
  С. М. Соловьев. История России с древнейших времен (далее – Соловьев), кн. III. М., 1960, стр. 296.


[Закрыть].

Основной комплекс летописных источников и посольских дел у С. М. Соловьева не превышал то, что было известно Н. М. Карамзину. Шире привлечены были им актовые материалы, опубликованные в 30-х – начале 50-х годов XIX в. (Акты Западной России, Акты Археографической экспедиции, Акты исторические, Дополнения к Актам историческим, Акты юридические, Пискарев. Грамоты Рязанского края), памятники публицистики (сочинения Максима Грека, Вассиана Патрикеева). В этом сказывался интерес ученого к проблемам внутренней истории России.

С критикой построений С. М. Соловьева выступил в 50-е годы XIX в. идеолог славянофилов К. С. Аксаков. Концепция Аксакова сводилась к резкому противопоставлению русского исторического процесса западноевропейскому. Особенность русской истории Аксаков видел в том, что в основании Русского государства лежали «добровольность, свобода и мир», тогда как западное государство основывалось на «насилии, рабстве и вражде». «Взаимная доверенность» земли и государства – вот, по К. С. Аксакову, основа русской истории. Устанавливая этапы русской истории по столицам государства, К. С. Аксаков третьим периодом считал Московскую Русь, когда «общины или города соединяются в одно целое». В это время «государство крепнет, опираясь на земское чувство единства всея Руси» [54]54
  К. С. Аксаков. Сочинения исторические. М., 1889, стр. 17, 19, 52, 53.


[Закрыть]. Идеалистическая схема К. С. Аксакова носила статический характер, т. е. по существу была лишена всякого историзма. Вместе с тем Аксаков верно подметил и слабость «Истории России» С. М. Соловьева, которая сводила исторический процесс к деяниям князей и царей. Призывая изучать судьбы народа, быт страны, К. С. Аксаков и другие историки славянофильского направления стимулировали исследование важных сторон исторического процесса.

История России первой трети XVI в. не принадлежала к числу тех, которые привлекали к себе внимание революционеров-демократов. Ее они рассматривали только в связи с общим освещением проблемы становления самодержавия в России. Так, В. Г. Белинский время правления Василия III не выделял из общей характеристики периода утверждения российского самодержавия. Его интересовали в первую очередь личности двух Иванов – Ивана III и его грозного внука. Он писал: «Падение уделов, укрепление самодержавия, государственные формы, нравы, обычаи, сделавшиеся status quo, – вот содержание русской истории от Иоанна III до периода междуцарствия». Падение уделов и становление самодержавия – вот, по мнению В. Г. Белинского, альфа и омега того «великого переворота», который совершился в конце XV – начале XVI в. [55]55
  В. Г. Белинский. Полн. собр. соч., т. VII. М., 1955, стр. 57; т. IX. М., 1955, стр. 506.


[Закрыть]Его привлекала «идея самодержавного единства Московского царства, в лице Иоанна III торжествовавшая над умирающей удельной системой». Будучи, таким образом, близким по взглядам к С. М. Соловьеву, В. Г. Белинский положительно оценивал не само по себе самодержавие, а то, что оно принесло с собой цивилизацию («с Ивана III развивалась полувосточная цивилизация Московского царства») [56]56
  В. Г. Белинский. Полн. собр. соч., т. VII, стр. 20–21, 199.


[Закрыть].

В отличие от В. Г. Белинского А. И. Герцен не склонен был идеализировать утверждение самодержавия в России. Признавая «необходимость централизации», без которой, но мнению А. И. Герцена, не удалось бы «ни свергнуть монгольское иго, ни спасти единство государства», он в то же время не думал, что «московский абсолютизм был единственным средством спасения для России» [57]57
  А. Н. Герцен. Собр. соч., т. VII. М., 1956, стр. 160


[Закрыть]. В XV «и даже в начале XVI века» оставалось еще неясным, какой из двух принципов возьмет верх: «князь или община, Москва или Новгород». События сложились в пользу самодержавия, но цена была велика: «Москва спасла Россию, задушив все, что было свободного в русской жизни» [58]58
  А. Н. Герцен. Собр. соч., т. VII. М., 1956, стр. 101.


[Закрыть]. Как мы видим, А. И. Герцен был в данном случае близок к декабристам, хотя с поправками на идеологические споры западников и славянофилов 40-х годов XIX в.

В конце 50—70-х годов XIX в. появилось несколько работ, посвященных русским землям, вошедшим в первой трети XVI в. в состав единого государства. В книге Д. И. Иловайского о Рязанском княжестве подчеркивается наличие в рязанском боярстве двух партий – промосковской и «патриотов», т. е. сторонников независимости Рязани, борьба между которыми и привела к падению самостоятельности княжества [59]59
  Д. И. Иловайский. История Рязанского княжества. М., 1858.


[Закрыть].

Не содержали каких-либо новых идей или фактических материалов разделы «Истории России» Д. И. Иловайского, посвященные времени правления Василия III. Чисто монархическая концепция автора сводилась к тому, что «особенно трудами Ивана III и Василия III» было укреплено «патриархальное и вместе строгое самодержавие Московское», которое при Иване IV «приняло характер восточной деспотии» [60]60
  Д. И. Иловайский. История России, т. III. М., 1890.


[Закрыть]. Правлением Василия III Д. И. Иловайский начинает «московско-царский период» истории России, который, по его мнению, продолжался в XVI и XVII вв.

В силу своего общего подхода к историческим явлениям Д. И. Иловайский решающую роль в политической истории страны придавал князьям и царям. Василий III, как он полагал, «уступал своему отцу» в талантах, но «владел замечательною твердостью характера и упорным постоянством в достижении целей» [61]61
  Д. И. Иловайский. История России, т. III. М., 1890, стр. 69.


[Закрыть]. Характеристика чисто карамзинская.

Иной была оценка событий 1510 г., данная Н. И. Костомаровым в книге «Севернорусские народоправства» (1863 г.), хотя источниковедческая база его книги по сравнению с трудами предшественников не изменилась. Ликвидация свободы древнего Пскова оценивалась Н. И. Костомаровым резко негативно. «Оставшиеся во Пскове прежние жители, – писал он, – пришли в нищету и скоро под гнетом нужды и московского порядка поневоле забыли старину свою и сделались холопами» [62]62
  Н. И. Костомаров. Собр. соч., кн. III. СПб., 1904, стр. 181.


[Закрыть]. Либерально-буржуазные представления у Н. И. Костомарова сочетались с идеалами федералистского устройства России.

В общей оценке деятельности Василия III Н. И. Костомаров повторял С. М. Соловьева, усиливая несколько критику деспотического характера правления этого великого князя. «Василий Иванович, – писал он, – шел во всем по пути, указанному его родителем, доканчивая то, на чем остановился его предшественник, и продолжая то, что было начато последним. Самовластие шагнуло далее при Василии» [63]63
  Н. И. Костомаров. Русская история в жизнеописаниях се главных деятелей, т. I. СПб., 1880, стр. 349.


[Закрыть].

К. Н. Бестужев-Рюмин, испытавший воздействие как славянофилов, так и С. М. Соловьева, также считал, что «о деятельности Василия самый верный приговор произнес Карамзин» [64]64
  К. Н. Бестужев-Рюмин. Русская история, т. 2. СПб., 1885, стр. 175.


[Закрыть].

Присоединение Пскова к Москве послужило одной из тем исторического исследования историка-славянофила И. Д. Беляева. Противоречивость славянофильской концепции в его труде выразилась особенно наглядно. В самом деле, И. Д. Беляев на основе летописных источников рисует идиллическую картину народовластия во Пскове. Но одновременно умилительно рассказывает и о торжестве московского самодержавия. Так как же в конечном счете следует оценить присоединение Пскова к Москве в 1510 г.? На этот вопрос И. Д. Беляев дает однозначный ответ: «Псковское вече обратилось в шумное сборище бессмысленных крикунов». Псковичи «клеветали друг на друга в судах, шумели на вече». «Сии вольные люди уже чувствовали, что они бессильны, что сила не на их стороне, а одной свободой, без силы немного сделаешь». Поэтому Псков «смиренно вошел в разряд московских городов, признающих власть великого князя» [65]65
  И. Д. Беляев. История города Пскова и Псковской земли. М., 1867, стр. 367, 374, 381.


[Закрыть].

Итак, начав с гимна «вольному городу», И. Д. Беляев пришел к апологии силы и самодержавия. Таков путь славянофильской концепции исторического развития России.

А. И. Никитский, сделавший много для изучения экономической истории и политического устройства Пскова, считал присоединение Пскова к Москве закономерным явлением, вызванным необходимостью противостоять агрессивным соседям России [66]66
  А. И. Никитский. Очерк внутренней история Пскова. СПб., 1873, стр. 272, 275–276.


[Закрыть].

Рассматривая русскую историю конца XV–XVII вв. под углом зрения борьбы растущего самодержавия с боярством, Е. А. Белов особенности этого процесса, характерные для первой трети XVI в., сводил к личным качествам и стремлениям монарха. «При Василии III, – писал он, – титулованные бояре, т. е. князья, сначала еще более оттеснили старых московских бояр». Но в конце княжения Василий III «стал опасаться потомков удельных князей и искать сближения со старыми боярскими родами в лице Захарьиных-Юрьевых». Это построение восходило к схеме, предлагавшейся в свое время еще С. М. Соловьевым. В деле о втором браке Василия III Е. А. Белов видел стремление боярства опереться на одного из братьев, который был бы в случае смерти бездетного великого князя Василия Ивановича «способнее возвратиться к старине». Опорой Василия III было старомосковское боярство, иосифляне и дьяки. Сам же великий князь «был очень жесток и беспощаден» [67]67
  Е. А. Белов. Об историческом значении русского боярства до конца XVII в. – «Журнал министерства народного просвещения» (далее – ЖМНП), 1886, № 1, стр. 102–103, 109–110.


[Закрыть].

Крупнейший буржуазный историк В. О. Ключевский рассматривал вслед за С. М. Соловьевым создание единого Русского государства как процесс превращения княжеской вотчины в великорусское государство, происходивший при Иване III и его преемниках. «Завершение территориального собирания северо-восточной Руси Москвой превратило Московское княжество в национальное великорусское государство» [68]68
  В. О. Ключевский. Соч. (далее – Ключевский), т. II. М., 1957, стр. 114.


[Закрыть]. Причины этого Ключевский усматривал в народной колонизации и своекорыстной деятельности московских князей. В данном случае историк лишь развивал общую схему С. М. Соловьева.

Если общее построение истории России первой трети XVI в., данное Ключевским, не вносило чего-либо существенно нового в историческую науку, то его конкретные исследования значительно обогатили ее. В работах о древнерусских житиях святых, о сказаниях иностранцев и других В. О. Ключевский обратил большое внимание на те черты социально-экономического строя, государственного аппарата и народного быта, которые ранее оставались, как правило, в тени. Он также создал стройную концепцию истории Боярской думы, которая надолго сохранилась в исторической литературе. Считая, что «княжье численно преобладало в составе думы великого князя Василия, его сына и внука», В. О. Ключевский сделал вывод об аристократическом характере состава этого учреждения [69]69
  В. О. Ключевский. Боярская дума. Пг., 1919, стр. 217–218.


[Закрыть]. Отсюда вытекало представление В. О. Ключевского о Московском государстве XVI в. как об абсолютной монархии с аристократическим управлением [70]70
  Ключевский, т. II, стр. 180.


[Закрыть]. Борьба великого князя с аристократическим консервативным боярством становилась у В. О. Ключевского лейтмотивом политической истории России XVI в.