Текст книги "Левый берег Дона"

Автор книги: Александр Масалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц)

Стасик допил остатки чая, попрощался с приятелем и поехал домой. Первое, что он увидел, войдя в квартиру, была его записка. Внизу она была дописана крупными печатными буквами:

Ну и козёл!"

– Паскуды! – сказал Полонский с чувством. – Делают, что хотят... И ведь даже пожаловаться нельзя. В прокуратуре или в ФСБ на смех поднимут. Как параноика с манией преследования...

Он завел будильник на одиннадцать часов утра, выдернул телефон из розетки и лёг спать.

***

Дымок, находясь в отменном расположении духа, шел по Ворошиловскому проспекту. На пересечении с улицей имени Максима Горького увидел на углу таксофон и вдруг вспомнил, что кого он только не пригласил на новоселье, а вот Танюшку забыл. Он вошел в таксофон, снял трубку и запустил руку в карман, отыскивая карточку.

Тут в спину ему упёрлось что-то твёрдое, явно металлическое, и сорванный голос прохрипел:

– Будешь рыпаться – тебе п...ц! – Дымок обмер. – Вынь руку из кармана. Очень медленно вынь!

Когда Дымок подчинился, его подхватили под локотки и потащили к четырехдверной Ниве". Справа и слева были два бритоголовых жлоба.

– Что такое? – прошептал Дымок.

– Побазарить надо.

Его посадили в "Ниву" и повезли по Ворошиловскому проспекту в сторону моста. Это был кратчайший путь на левый берег Дона. Дымок много слышал о нравах и обычаях лебердона...

Тут до него вдруг дошло, кто эти ребята и на кого они работают.

– Побазарить? – залепетал он как маленький. – О чем побазарить?

– Заткнись, – оборвали его. – Или мы тебя грохнем прямо здесь... Для простоты.

***

Стасик завел будильник на одиннадцать часов, но проснулся много раньше – от раскатистых трелей в прихожей. Как был – в трусах и майке – он открыл входную дверь. На пороге стоял мужчина лет сорока пяти в спецовке и со здоровенной сумкой.

"Сантехник? – пронеслось в голове. – Электрик? С телефонной станции?.. Я никого не вызывал!..".

– Чего надо? – сказал Полонский. Не без раздражения.

– Я из "Электросети". Мы производим отключение электричества у злостных неплательщиков.

И он сунул Полонскому наряд.

Находясь в состоянии крайнего обалдения, Стасик дважды перечитал наряд, прежде чем понял, что происходит.

– Шесть месяцев?! – воскликнул он. – Что за херня! У нас всё оплачено! Это какая-то ошибка!..

– Предъявите, пожалуйста, квитанции об оплате, – сказал электрик.

Когда Стасик с пачечкой квитанций вышел на лестничную клетку, мужик, уже открыв электрощит, с умным видом рассматривал какие-то провода и клеммы.

– Шесть месяцев, говорите? – сказал журналист, еле сдерживаясь, чтобы не спустить электрика с лестницы.

Полистав квитанции, мужик смущенно улыбнулся.

– Да, вы правы... Ошибочка вышла... Все оплачено.

Он что-то еще говорил – о необходимости зайти в головной офис, чтобы там внесли исправления в банк данных, но Стасик его уже не слушал. Кипя от негодования, он вернулся в квартиру, захлопнул дверь и глянул на часы. Было начало одиннадцатого. Вот же суки!

Есть не хотелось. Поэтому он заварил свежего чая. Через десять минут, выкурив за это время три сигареты, налил кружку горячей заварки и выпил, цедя каждый глоток.

Бриться тоже было в падлу. Стасик умылся, внимательно посмотрел в зеркало на своё лицо, бледное, с темными кругами вокруг глаз, вытерся полотенцем и стал одеваться.

По дороге на автобусную остановку он не удивился, встретив белые "Жигули" с хорошо знакомым номером и машину ДПС.

Он уже стал привыкать к наружке.

***

Рябой мчался по Таганрогскому шоссе. Он буквально тащился от мысли, что сидит за рулём новенькой «Волги», а из зарешеченных динамиков роскошной стереосистемы льётся музыка. Из фильма «Профессионал» с Бельмондо в главной роли.

У поворота на Оганова идиллия закончилась. Бежевая "Вольво" с краснодарскими номерами, шедшая впереди, вдруг вильнула, подрезая дорогу.

Рябой избежал аварии просто чудом. Он заехал правыми колесами на тротуар и ударил по тормозам. "Вольво" остановилась метрах в пяти от него.

– Ё.. вашу мать! – заорал Рябой, открывая дверцу.

И тут из "Вольво", как черти из табакерки, выскочили два парня – красномордые и бритоголовые. Они бросились к "Вольво" и за шкирку вытащили Рябого на дорогу.

– Какого... – начал было Рябой, но не договорил.

Один парень без предисловий саданул его ногой в живот, и дыхание сперло. Дыхание вернулось, когда Рябой уже сидел на заднем сидении, зажатый с двух сторон парнями.

"Вольво" стрелой летела в сторону Центра.

– Что вы делаете? – спросил Рябой.

К его шее приставили "ТТ" и посоветовали:

– Молчи, урод, если жить хочешь...

***

На лестнице перед редакцией Стасика встретила Юлька Скворцова. Сегодня она была зеленоволосая и очень походила на сильно пьющую русалку.

– Стасик, сдача номера, а ты так поздно... – сказала она.

Не требовательно и не гневно, а как-то с плохо скрываемым сочувствием.

– С электриком ругался. А что такое?

– Алла с самого утра разоряется. В том смысле, что номер сдавать надо, а редакционная папка пуста. Половины редакции нет, но поминаешься только ты. Как главный раздолбай, работающий от случая к случаю.

– А за войну в Ираке мне отвечать не придется?

– Будешь много умничать – ответишь и за теракты 11 сентября... Ты что будешь сдавать?

– Репортаж из комка. Я там давеча ночь провел. По принципу "журналист меняет профессию". Видел много необычного.

– Еще что?

– Статью о малоизвестных обстоятельствах смерти Шерхана. Там очень интересные подробности...

– Еще?

– Новостей наковыряю. Штук пять-шесть. Музеи, театры, выставки... Кстати, о культуре... Уже пару недель в загоне стоит очерк о Павле Шестакове. К годовщине со дня смерти. Прекрасный был писатель-детективщик. Не чета современным графоманам-поденщикам... Всё никак места нет поставить. Может, протолкнёшь?

– Пиши всё это быстренько! – сказала Юлька и убежала в секретариат.

***

В информационно-аналитическом отделе был кворум. Все сотрудники были на своих местах и работали. Даже фотограф, трезвый, но с опухшим после вчерашнего лицом, сидел за стасиковым столом и что-то писал на листке бумаги. Полонский заглянул через плечо и хмыкнул. Фотограф строчил письмо какой-то Лене.

– Подсиживаешь, падло? – спросил Полонский ласково. – Брысь отсюда! Сдача номера!

Фотограф схватил со стола лист и, обидевшись, ушел куда-то.

Стасик решил начать с репортажа. Тема эта была заявлена на планёрке и получила редакторский вердикт. Типа: "Пиши... Посмотрим...". А статья о Шерхане наверняка не пойдет. Её лучше отстучать на десерт.

– Как твоё ночное дежурство? – спросил Марина. – Без приключений?

– Где это ты вчера дежурил? – ревниво спросила Ларка.

– Сейчас допишу, девочки, – в газете сами прочтёте...

– А, – сказала Марина. Несколько разочаровано.

Глава двадцать седьмая

Километрах в трёх от Ворошиловского моста и трассы, ведущей в сторону Батайска, "Вольво" остановилась. Место было глухое. Хоть из пушки стреляй.

Рябого поволокли через кушери к полуразвалившемуся зданию барачного типа. Внутри, привязанный к ржавой ферме, стоял Дымок.

Увидев приятеля, Дымок охнул. Раньше он лишь подозревал, что приглашение "побазарить" связано с ограблением "Федерала". Теперь подозрение превратилось в твердую уверенность.

Рябого привязали к соседней ферме. После чего один парень, поигрывая резиновой дубинкой зарубежного производства, приблизился к нему и сказал, обращаясь к обоим:

– Значит, так, козлиные хари. Вы искали неприятности – вы их нашли. Мы просекли, что именно вы ломанули офис "Федерала" и грохнули охранников.

– Какой еще "Федерал"? – возмутился Дымок.

– Вопросы здесь задаю я.

Бритоголовый с дубиной повернулся к нему и, явно наслаждаясь своей миссией, ударил по ногам. Дымок заорал.

– Не старайся, урод, – сказал бритоголовый. – Тебя никто не услышит.

И ударил еще раз. Дымок вскрикнул. Пятеро других стояли рядом, куря и усмехаясь.

– Слышь, брат, – произнес Рябой. – Давай поговорим спокойно.

Он старался говорить твердо и уверенно. Но голос у него дрожал.

– Хорошее предложение. Говори.

– Да, я слышал об ограблении. Но мы к "Федералу" никакого отношения не имеем.

– Откуда слышал?

– В газете прочитал.

– А, ясно, – сказал бритоголовый. – Ты просеки фишку, пока еще не поздно. На "Федерал" и на двух лохов, которые дали себя замочить, я срать хотел. В сейфе лежали бабки Артура Сагашьянца. Мы работаем на него. Отдайте бабки, и мы вас отпустим. Сагашьянца знаешь?

– Само собой, – сказал Рябой. – Кто ж в Ростове Сагашьянца не знает?

Олимпийский чемпион входил в тройку лидеров армянской диаспоры. Когда в 2000 году мэр города разрешил производить подзахоронения на армянском кладбище и кладбищенская оргпреступность почувствовала, что ущемляются ее интересы, именно Сагашьянц в ультимативной форме заявил мэру – причем, официально, через СМИ, что если мэр не изменит решение, он, Сагашьянц приложит все сил, средства и влияние, чтобы помешать мэру переизбраться на второй срок. Мэр уступил...

– Отдайте деньги, – повторил парень негромко.

– Это ошибка, – сказал Рябой закрывая глаза, чтобы не видеть дубинки. – Вы взяли не тех!..

Сквозь боль от побоев Рябой всё же расслышал:

– Кому ты брешешь, сука? А на какие шишы ты машину купил? Ведь ты – безработный! Говори!..

Парень выдохся. Он передал дубинку второму бритоголовому и, доставая сигарету, сказал:

– Да хули мы с ними, с козлами, в детский сад играем? Закопать их тут – и всё!

– Пусть скажут сперва, где деньги! – сказал бритоголовый с дубинкой и подошел к Дымку. Дымок задрожал всем телом.

– Ну что, память вернулась? – спросил бритоголовый. – Где деньги?

– Богом клянусь! – пролепетал Дымок. – Не знаю!

У второго бритоголового была другая тактика. Он с размеренностью метронома бил Дымка, словно выколачивая пыль из ковра, твердя:

– Говори, сука!.. Говори!.. Говори!..

Наконец, Дымок потерял сознание. Один парень достал из багажника ведро, набрал воды и окатил с головы до ног.

– Хлипкий парнишка! – сказал он, любуясь делом своих рук. – Обтекай...

Снова взялись за Рябого. Потом за Дымка. И снова за Рябого...

Хоть бритоголовых было шестеро, но к концу третьего часа они выбились из сил, а Рябой и Дымок стояли на своём. Ничего, дескать, не знаем – вы ошиблись, не тех взяли...

– Пора с ними кончать! – обозлившись, сказал один бритоголовый. – Ничего эти козлиные хари не скажут!

Он неторопливо извлек из кармана старый наган. Выщелкнул из барабана семь патронов, тускло отсвечивающих медью. Потом демонстративно вложил один патрон в гнездо и крутанул барабан.

– Ну? – спросил он. – С кого начнем?

Нервы у Рябого и Дымка не выдержали. Оба заревели в полный голос. Как нашкодившие подростки.

Минуту помедлив, бритоголовый приставил холодный ствол к виску Дымка и сказал:

– У тебя шансы один к семи. Скажешь, что ни при чем, я спускаю курок... Где бабки? – Дымок молчал, всхлипывая. – Э, так не правилам! – сказал парень и ударил Дымка в печень. Когда он очухался, повторил свой вопрос: – Где бабки?

– Поверь мне...

Сухо щелкнул боёк. На ботинки Дымка полилась моча.

– Тебе повезло, сыкун, – сказал бритоголовый и подошел к Рябому: – У тебя один шанс к шести. Где бабки? Ну, давай, падла, колись, я тут ночевать не собираюсь!

– Я правда не знаю!

Боёк щелкнул, и бритоголовый усмехнулся.

– Подумай еще немного...

И – Дымку:

– Везенью скоро конец. Шансы уменьшаются: один к пяти. Если только ты не поумнеешь, сейчас получишь пулю. Где бабки?

Дымок молчал.

– Считаю до трех. Раз!.. Говори!.. Два!.. Где бабки?.. Три!

Выстрела снова не последовало.

– Да он не только сыкун. Он еще и обосрался, козел вонючий!

Рябому:

– Твои шансы вообще мизер. Один к четырем. Что-то мне подсказывает, что патрон уже в стволе... Где бабки, мудило? Считаю до трех, потом стреляю. Раз!.. Два!..

– Хватит! – прохрипел Рябой. В горле у него было сухо. Еле ворочая языком, он произнес: – Я скажу! Только не убивай!

– Давно бы так... Ну?

– Нас было четверо. Да, мы взял "Федерал". Но мы с Дымком были на стреме. Охранников грохнули другие.

– Кто?

– Лютиков и Дынников... Они в "Щите" в работают. Они убили. Не мы!

– Да насрать нам на жмуриков! Где бабки? Говори, падло!

– Мы поделили на четверых. Я машину купил. Дымок – хату. Остальное у них.

– Это правда? – спросил бритоголовый, обращаясь к Дымку.

– Да, – пробормотал Дымок. – Правда.

– Ну наконец-то...

Собратьев по несчастью развязали. Дымку сказали:

– Рядом есть канава с водой. Трусы выбрось и подмойся, а то воняет от тебя... И без фокусов!

– Я за ним пригляжу, – вызвался тот, что начал избивать. – Если вздумает бежать, проклянёт тот час, когда его мама родила!..

Потом их посадили в две машины и повезли в город. "Волга" с одним бритоголовым за рулём ехала следом.

Дымок и Рябой были настолько забиты, что даже боялись спросить, куда их везут. Оба решили, что к Сагашьянцу. Если б к Лютикову и Дынникову, чтобы забрать деньги, то спросили бы, где те живут...

Наконец, машины остановились. Дымка и Рябого, хоть они сидели в разных машинах, одинаковыми выражениями поставили в известность, что сейчас они должны будут повторить всё, что сказали четверть часа назад, – если хотят жить.

Выйдя из машины, оба аж зашатались. Машины стояли у фасада... городского УВД.

– Заходите в дежурную часть, – приказали мальчики.

На ватных ногах они вошли в холл. Неужели братаны решили их сдать ментам?

Толстолобик, игравший в русскую рулетку, подошел к внутреннему телефону:

– Алло? Петренко на месте? Соедини меня с ним!.. Привет, Коля. Готовь протокол. Сейчас ты получишь признательные показания о нападении на "Федерал"!

Дымок разинул рот.

– Так вы что, менты? – сам не веря в свои слова, спросил Рябой.

Бритоголовые захохотали.

– Е.. твою мать! – пробормотал Рябой. Он вдруг понял, почему за всё время, несмотря на жесточайшее избиение, ни его, ни Дымка не ударили по лицу.

– Хлопцы, если вы передумали, можем вернуться...

– Ну уж нет, – сказал Рябой.

На суде, который состоялся месяцев через пять, оба получили по тринадцать лет.

Глава двадцать восьмая

Репортаж об одной ночи в коммерческом ларьке получил визу Чкаловой почти автоматически. Алка вырезала всего несколько абзацев.

Последующие два часа Стасик обзванивал пресс-службы, собирая новости. Хорошая новость – это то, что происходит сегодня, в день сдачи номера. Очень хорошая – та, что случится завтра. Полонский, не ставя своей целью достичь таких высот, наскреб дюжину вчерашних новостей и изложил их в письменном виде.

Когда он принес одиннадцатую и двенадцатую, Юлька сказала:

– Притормози. Места больше нет.

Отстучав эксклюзивные подробности гибели Шерхана, он пошел к Чкаловой на поклон. Алла Ивановна, ознакомившись с текстом, внимательно глянула на Стасика.

– Откуда фактура? – спросила она.

– У меня свои источники. Как вам статья?

– Мне надо ее перечитать. Когда будешь выходить, позови Лену.

Стасик вышел в приемную и сказал секретарше:

– Зайди к Чкаловой.

А сам отправился курить на лестницу. Минут через пять мимо него пробежала Лена, направляясь к выходу из здания. В руках она держала прозрачную папку для бумаг, и Стасик усмехнулся. Значит, Алла поручила отнести его статью куда следует: или в ГУВД, или в ФСБ... Как будто они прочтут там что-нибудь новенькое для себя... Вот же тварь!

Потушив окурок, Стасик метнулся в кабинет (взять копию статьи), а оттуда – в приемную. Благо, что секретарши не будет четверть часа. Он позвонил в "Криминальную Россию".

– Добрый вечер, Олег. Это Полонский из Ростова. Как там мой опус поживает?

– Прекрасно поживает. Всем понравилась. Тираж уже отпечатан. К понедельнику до вас дойдёт.

– Тут у меня есть еще один материал. Он меньше по объему, чем предыдущий. О закулисном переделе наркорынка Ростова, вызванного смертью известного криминального лидера.

– Надо посмотреть. Вышлите ее мне.

– А я как раз у факса. Минут через десять вам передадут.

– Буду ждать, – заверил Васильев.

– До-свидания, Олег...

Отправив факс, Стасик вернулся в кабинет. Наташа и Ларка все еще сидели за компами. Фотографа не было. Похоже, сильно обиделся Юрчик... Ну и хрен с ним!

Несмотря на усталость, голова была ясная. Если будет фактура, можно еще что-нибудь написать. Стасик глянул на часы (начало пятого) и придвинул к себе аппарат. Телефон омоновцев у него был в записной книжке. За последний год несколько раз приходилось обращаться.

Он позвонил дежурному:

– Пригласите, пожалуйста, Виктора Ветрова.

– А кто спрашивает?

– Станислав Полонский. Из областной газеты.

– А по какому вопросу?

Как будто он позвонил не в ОМОН, а в департамент сельского хозяйства.

– По поводу интервью, – соврал Полонский. – Предварительная договорённость получена. Надо уточнить время и место.

После паузы:

– Соединяю!

Мелодичный перезвон.

– Ветров, – доложил голос, твердый и решительный. Да, такой будет убивать без суда и следствия.

– Это Станислав Полонский...

– Знаю, – прервал голос из трубки. – Что вам надо?

– Не могли бы мы с вами встретиться? Я сейчас готовлю материал о несовершенстве судебно-правовой системы России. На примере Шаганрогского суда. Некоторое время тому назад местные судьи очень странно увлеклись одним "новшеством": они стали выпускать под залог преступников. Дело доходило до смешного. Вот задержат, например, человека с поличным на месте преступления, когда он троих из автомата положил, проведет он ночь в КПЗ, а на утро его освобождают под залог. Он, не будь дураком, садится в машину и катит на Украину, благо, что до границы минут тридцать...

– Ну ладно... А я здесь причем?

– Вы – сотрудник отряда милиции особого назначения. Руководитель подразделения. Я хотел бы получить ваш комментарий по принципу: судебная система несовершенна и коррумпирована. Преступников, застигнутых с оружием в руках, надо просто мочить на месте...

Ветров молчал. На секунду Полонскому показалось даже, что их разъединили.

– Алло! Вы слушаете?

– Да.

– В Ставропольском крае, говорят, сформировано специальное подразделение, которое так и поступает. Неофициально, разумеется. Вы не в курсе: у нас ничего подобного нет?

В трубке зазвучали короткие гудки. То ли станция хреново работает, то ли Ветров прервал соединение...

Стасик еще раз набрал номер, но дежурный заявил, что Ветров уже ушел и сегодня его уже не будет. Позвоните завтра. И не к ним, а в пресс-службу ГУВД. Вам там ответят на любой вопрос...

– Спасибо, – сказал Полонский. – Обязательно так и поступлю...

Значит, это не случайность. Ветров положил трубку сам. Не захотел разговаривать...

Черт, как бы к нему подкатиться с другого бока?

***

В пять часов номер сдали. Сотрудники начали расходиться. Полонский собрал свои бумаги и сунул в сумку, приговаривая, что от работы кони дохнут...

Тут дверь распахнулась, и на пороге появился Юрчик вместе с коллегой из газеты "Серп". Оба были еще не пьяные, но хорошо поддатые.

В руке Юрчик нёс кулёк. При каждом шаге кулёк издавал звякающее бренчанье.

– А, ты еще здесь, – сказал Юрчик. – Третьим будешь?

– Нет.

– Тогда вали отсюда...

Полемизировать со старым алконавтом было бесполезно. И все же Стасик произнес, направляясь к двери:

– Гляди, скоро последние мозги пропьёшь.

– Сейчас побежит к Чкаловой – стучать, – сказал Юрчик серповцу.

– Точно, – подтвердил коллега. – Побежит.

– Не, – сказал Полонский, будучи уже на пороге. – Я ошибся. Уже пробухал.

Настроение было на нуле. "Приеду домой и завалюсь спать," – решил Стасик. Но едва он подошел к своей квартире и вставил ключ в замочную скважину, как лестница наполнилась людьми. Двое были в штатском, четверо – в форме работников милиции.

– Вы – Полонский Станислав Алексеевич? – осведомился один в штатском.

– И что вам надо?

– РУБОП, майор Назаров. Вы храните дома оружие, боеприпасы, наркотики?

– Дома ненадежно. Я все храню в Сбербанке.

Майор даже не улыбнулся.

– Я имею ордер на проведение обыска в вашей квартире, – сказал он.

– Можно взглянуть?

– Прошу.

Бланк был заполнен чин-чинарем – подпись прокурора района, дата. Стасик усмехнулся. Всё происходящее пока его забавляло. "Ох, и репортажик я в понедельник накачу!.." – подумал он.

– Надо – значит, ищите.

– Я предлагаю вам добровольно сдать имеющееся оружие, боеприпасы и наркотики.

– Нет у меня ничего. Кроме тараканов и долгов.

– Ясно, – констатировал майор. – От предложения о добровольно выдачи гражданин Полонский отказался. Пригласите понятых!

Милиционер постучал в соседнюю квартиру.

Глава двадцать девятая

– Значит, говорите, что ничего нет? А если мы найдём?

– Ну, если вы не подложили, то ничего не найдете.

– Молодой человек, не клевещите на правоохранительные органы!

– Я слишком много общался с работниками милиции, чтобы сохранить какие-либо иллюзии... В чем меня обвиняют?

– Пока только подозревают.

– Так в чем меня подозревают?

– Станислав Александрович, у нас еще будет много времени побеседовать об этом.

– Не сомневаюсь. Теракты в Америке вы тоже хотите повесить на меня?

– Где понятые? – гаркнул майор.

В квартиру вошли соседи – Иван Юрьевич и его дочь, Настя. Было видно, что появление милиции застигло их в врасплох. Иван Юрьевич явился в тапочках на боссу ногу, но в брюках, на ходу он застегивал рукава на рубашке, а Настя нервно теребила поясок домашнего халата – самого обычного, вылинявшего после многочисленных стирок.

Они вразнобой поздоровались и остановились в смущении.

– Добрый вечер, – сказал Полонский. – Сейчас в квартире будет обыск. Вас только двое. Сотрудников милиции – втрое больше. И всё равно постарайтесь смотреть в оба. Чтобы не подложили полкило героина...

Майор прослушал начало монолога: он кому-то давал ценные указания в прихожей. Стремительно войдя в комнату и услышав конец, досадливо поморщился.

– Станислав Алексеевич, не надо юродствовать. В последний раз предлагаю вам добровольно указать места, где вы прячете оружие, боеприпасы и наркотики.

– Эта бодяга начинает меня утомлять, – сказал Стасик. – Делайте свое дело и уходите. Я ночь почти не спал.

Майор подал знак, и обыск начался. Менты разбрелись по квартире. Журналиста посадили на стул в центре комнаты и только время от времени приглашали подойти куда-нибудь для пояснений.

Первое время Стасик забавлялся.

То на кухне, показывая банку с белым порошком, его вопрошали: "Что это?" – "Пищевая сода, разумеется. А вы что думали? Кокаин? Попробуйте на вкус. Видели в кино, как это копы делают?..."

То в кабинете опер спрашивал, указывая на ящик письменного стола: "Что здесь хранится?" – "Неопубликованные статьи. Если, конечно, вы автомат туда не подложили..."

К концу второго часа Стасику было уже не до хохм и подколок – сказывались ночное дежурство, хронический недосып и нервное перенапряжение. Да и вопросы стали задаваться такие, что на них ответить было нелегко.

Так, обнаружив на шкафу бейсбольную биту, майор поинтересовался:

– Зачем вам бита?

– Для самообороны.

– От кого?

– Я специализируюсь на криминале, скандалах и происшествиях. Неужели вы думаете, что у меня мало врагов? Раз в месяц меня как минимум обещают грохнуть. А уж судебным искам о защите чести и достоинства конца-края нет.

– Вы занимаетесь журналистикой не первый год. Почему вы в таком случае до сих пор живы?

– Мужчин не осталось. Одни болтуны. За свой базар не отвечают.

– Назовите хоть одного серьезного врага.

– Возьмите подшив нашей газеты за несколько лет и почитайте с карандашом в руках... И вообще, что вы к бите этой несчастной прицепились? Зайдите в любой магазин спорттоваров. Они продаются абсолютно свободно. От двухсот рублей и выше.

– Разберёмся, – сказал Назаров. – Впишите в протокол.

Стасик мельком глянул опись изъятого и ужаснулся. Туда были занесены два кухонных ножа, топорик ("со следами красного налета, похожего на засохшую кровь")...

– Что значит – похожего на засохшую кровь! – возмутился Стасик. – Это – тенденциозный подход. Пусть эксперты решают, что засохло на лезвии. И чья кровь – человеческая или кровь животных... Я, между прочим, говядину рубил на прошлой неделе!

Потом в ящике письменного стола обнаружили нож-"бабочку".

– Откуда у вас этот нож? – спросил майор.

– Купил на Центральном рынке. За двадцать пять рублей.

– Зачем?

– Для антуража. Когда пишешь о поножовщине, перед глазами полезно иметь что-то в этом роде. Для вдохновения.

– А когда пишите о расчлененке, в ванной у вас пара трупов лежит – для вдохновения?

Ну что ж, и менты способны на иронию... Другое дело, что нервы у Стасика были уже на пределе.

Когда опер аккуратно положил "бабочку" в полиэтиленовый пакет, Полонский взорвался.

– Да не холодное это оружие! Лезвие по длине меньше кулака. Упора на рукояти нет. Лезвие в рукояти зафиксировано не жестко. На лезвии отсутствует сток для крови...

– А это уж пусть наши эксперты определяют – холодное оружие или цацка для взрослого дяди. При этом – не очень умного.

Стасик махнул рукой – дескать, черт с вами, разбирайтесь! – и сел на стул. И тут шумок прокатился по квартире: "Патроны!.. Патроны!.."

– Какие еще, на хер, патроны! – заорал Полонский. – Нет у меня никаких патронов!

Он бросился в кабинет, но майор, сияя как начищенная бляха, спешил ему навстречу, неся коробочку из-под леденцов в открытом виде.

– Узнаете?

– Разумеется. Я храню в ней скрепки.

– А это что, тоже скрепка? – Майор с видом Дэвида Копперфильда сорвал крышку. Из-под стальных скрепок виднелся латунный бок автоматной гильзы.

– А-а! – Стасик хлопнул себя по лбу. – Вот оно что! Это не патрон! Это гильза! Я привез её с военки. На память. Понимаете, в тот день я впервые в жизни стрелял из настоящего боевого оружия.

Майор осторожно расковырял скрепки вокруг подозрительного предмета. Это действительно была стреляная гильза, но его подобное открытие не смутило. Подцепив гильзу авторучкой, майор продемонстрировал её понятым и бросил в полиэтиленовый пакет. Гильза была приобщена к вещдокам.

Потом в домашней аптечке обнаружили упаковку тазепама и две пачки димедрола. Одна пачка была почата. Факт обнаружения тазепама и димедрола внесли в протокол.

Когда Полонский сделал движение, как будто хотел встать, опер прикрикнул:

– Сидеть!

– Я хочу курить.

– Курите здесь.

– Я курю только на кухне, – буркнул Стасик. – Книги не любят дыма.

– Как хотите...

Дошла очередь и до книг. Глядя как опера небрежно перелистывают книги и бросают их на пол, Стасик курил, и сердце у него обливалось кровью. Две с половины тысячи томов – библиотека, которую он собирал с восемнадцати лет, – это единственное, что у него было и чем он дорожил. Он пытался протестовать, но оперы, несколько раз аккуратно положив их на пол, снова начинали швырять.

Потом люди в штатском простукал стены, подоконники и вызвали потоп в туалете, когда демонтировали унитаз.

К восьми обыск закончился, и Полонскому подсунули протокол. Журналист подписать его отказался.

– Я требую, чтобы все изъятые у меня рукописи были указаны поименно!

– Времени нет, – сказал майор. – К десяти часов обыск должен быть закончен.

– Ничего, – сказал Стасик. – Во сколько бы не закончилась подготовка нового варианта, я напишу, что обыск закончился в девять часов.

Майор покрутил носом, но согласился. Потом спросил:

– Какие еще есть замечания и пожелания?

– Мой протест против самого факта постыдного действия, которое вы называете обыском. Я расцениваю это как способ давления на журналиста.

– Вы не Евгений Киселёв. – Майор улыбнулся. – Не спекулируйте на своей профессии.

– Я действительно не Евгений Киселёв. Я – Станислав Полонский.

– Я в курсе, – сказал майор, продолжая улыбаться.

Новый вариант протокола Стасик дважды перечитал и подписался. То же самое заставили сделать и понятых. Потом понятых отпустили.

"Ну вот и всё, – подумал Стасик, озираясь по сторонам. – Ближний уик-энд придется посвятить уборке... И чего они добились, мудаки? Я такой репортаж отстучу, что у них звездочки полетят..."

Словно прочитав его мысли, майор подсунул ему второпях заполненный бланк о неразглашении информации. В связи с тайной следствия.

– Это я подписывать не буду, – заявил Полонский. – Я свои права знаю. Думаете, я буду молчать?

– Как хотите... – Майор пожал плечами. – По большому счету, это не имеет значения.

– А что, по-вашему, имеет значение? То, что в стране разгул преступности, а вы законопослушных россиян на уши ставите?

– Не делайте столь широких обобщений. Я лишь выполняю свою работу. Степень вашей виновности определит суд.

– Какой еще суд? – заорал Стасик. – Вы что с ума сошли?

Майор достал из кармана паспорт Полонского, покрутил в руках, словно раздумывая, как быть, и сунул его обратно, в карман.

– Станислав Александрович, учитывая, что вы явно намереваетесь препятствовать ходу следствия, я принял решение о взятии вас под стражу.

От такого поворота Стасик обалдел.

– Куда?!

– Для начала – в изолятор временного содержания.

– Не имеете права! Предъявите постановление за подписью прокурора!

– Мы имеем право произвести задержание подозреваемого на срок до трех суток*. После чего органы следствия обязаны предъявить обвинение или опустить на все четыре стороны.

–

Роман написан до принятия нового УПК – прим. автора

–

– Я от вас извинения принимать не буду. Даже если вы приползете ко мне на четвереньках!

– Что-то мне подсказывает, Станислав Александрович, – сказал майор, внимательно глядя на Полонского, – что мне не придется перед вами извиняться...

Глава тридцатая

Дальше всё было как во сне. Полонского не покидало чувство, что вот сейчас затрещит будильник и кафкинские бредни закончатся. Но будильник не зазвонил.

Белая "Волга" доставила Стасика в районное ОВД. Пока дежурный записывал анкетные данные (фамилия, имя, отчество, год рождения, прописка, фактическое место проживания, место работы... ), майор быстро оформил постановление о взятии под стражу.

Стасик выложил на стойку содержимое карманов, снял часы. По требованию дежурного отдал очки, пояс и шнурки. И его повели по грязному коридору. Стена, выкрашенная сине-зеленой масляной краской, потемнела от времени и настолько была обшарпана, что журналист разглядел это несмотря на сильнейшую близорукость, осложненную астигматизмом.

Лязгнула, открываясь, металлическая дверь, и Полонский оказался в небольшой камере временного содержания. Вместо нар здесь справа и слева лежал деревянный настил. Тусклая лампочка висела под потолком, освещая воистину монастырскую обстановку. Пахло мочой, немытым телом. Да так что у Стасика сразу закружилась голова.

За спиной с грохотом закрылась дверь. Коротко проскрежетала задвижка.

"Ничего страшного, – подумал Стасик. – Достоевский сидел? Сидел. Даниэль с Синявским сидели? Почему бы и журналисту Полонскому немножечко не посидеть?.. Чем я хуже других?".

– Здорово, братан, – произнес худой, как щепка, мужик, сидящий у стены на корточках. Ему было лет пятьдесят. Как минимум.