Текст книги "Левый берег Дона"

Автор книги: Александр Масалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)

Я поднялся на второй этаж, чуть помедлил и надавил звонок. Дверь была роскошная – металлическая, с деревянной облицовкой и с медной ручкой в виде головы льва.

На пороге появился парень лет двадцати, худой и бледный, с бритой головой. Он был в трусах и майке. Похоже, после сявина звонка он снова завалился спать.

– Ты Гвоздь? – спросил я.

– А ты кто?

– Я Вова. – По его лицу я понял, что это имя ему ничего не говорит. – Ну, тебе Сява звонил минут пятнадцать назад.

– А... Чего тебе?

– Поговорить надо.

– Ну, говори.

– Серьезные дела на пороге не делаются.

– Ну, заходи.

***

Квартира была очень захламлена. Дорогая мебель и электроника странно контрастировали с пустыми бутылками, выстроенными вдоль стен. На журнальном столике в гостиной стояли тарелки с объедками. Судя по всему, мальчики вчера гудели в полный рост.

– Ты один?

– Ну. А что?

– Лишних ушей нет, – сказал я. – Это хорошо. Стаканы давай. Мне тоже поправиться надо.

– Щас.

Оставив меня в гостиной, Гвоздь куда-то вышел и вернулся с двумя высокими стаканами. Я свинтил крышку и налил пиво.

Сущняк у пацана был будь здоров. За свой стакан он схватился, как утопающий за соломинку. Через несколько секунд стакан был пуст. Я налил еще.

– Так что за дело? – спросил он, приговорив второй стакан.

– Ты пацан крутой, так что я не буду волынить, – сказал я. – Лёлика с Портовой знаешь?

– Допустим.

– Он меня достал. Так достал, что я не вижу другого выхода решить свои проблемы иначе, как его грохнуть. Сява сказал, что для тебя это дело плёвое. Я готов заплатить пять штук. Но с одним условием – чтоб его положили в течение ближайших трех дней.

– Погоди, я щас, – сказал он и ушел. Судя по звукам, доносившихся до меня, – в уборную. Его тошнило.

***

Пока он стругал, я достал из кармана заряд, включил и спрятал его за диваном. Потом вернулся на место и, потягивая пиво из своего стакана, стал ждать возвращения.

Голова у Гвоздя была мокрая. По лицу текло. Кажется, вместо того чтобы умыться, он сунул голову под кран.

– Так, значит, ты хочешь заказать Лелика? – переспросил он.

Я кивнул.

– Лелик – это тебе не бомж на свалке. Грохнуть его – не два пальца об асфальт...

– Сколько ты за него возьмешь?

– Десять штук. Аванс – пять штук. Остальное – в день похорон.

Я развел руками.

– Нет базара.

– Бабки при себе?

– Привезу сегодня в семь часов. Кто будет работать – твои мальчики или наймешь залётных?

– Вова, это не твое дело.

– Ты прав, не мое. Ну, поправляйся. Вечером в семь я у тебя. Принесу аванс и оговорим детали.

Я встал и направился к выходу.

– Дверь за собой захлопни! – крикнул Гвоздь.

На лестничной клетке я подумал:

"Согласие на заказ дал, а справки не навел, кто я и почему хочу замочить Лелика... Что-то тут не так..."

Уже выходя на улицу, я вдруг сообразил:

"Э, да он просто кинуть меня хочет! Когда я припрусь к нему в семь часов, он вытрусит из меня аванс, а потом либо сам грохнет, либо сдаст Лелику доверчивого и простого лоха... Хорошо, что я и в планах не имею ничего такого!"

***

Вася стоял у джипа и курил. Увидев меня, он несколько приободрился:

– Жив – и на том спасибо! Как прошла встреча?

– По плану, – сказал я мрачно. – Теперь нам надо на левый берег. Знаете коттеджи у Солёного озера?

Вася молча кивнул, запустил движок, и мы поехали. О чем он думал, я не знаю. Лично я размышлял о вероломстве. А потом водитель вдруг произнес:

– За нами "хвост". Белая "Волга".

Я оглянулся. Оказывается, мы были уже в районе Каменки и метрах в пятидесяти за нами действительно катила белая "Волга". А так же – несколько автомобилей "Жигули", один "Москвич" и черный "ДЭУ эсперо".

– Ошибки нет? – спросил я.

– Я не вчера родился. Ведут не скрываясь. Что будем делать?

– Покатайся по городу. Надо посмотреть.

Десяти минут мне хватило, чтобы убедиться: Вася прав. "Волга" следовала за нами как приклеенная. Когда мы, свернув с Буденновского на Нансена, покатили в сторону зоопарка, я приказал:

– Остановите здесь.

Джип притормозил у щербатой кирпичной стены какого-то завода. Вдалеке показалась электричка. Она ехала от "Сельмаша" в сторону Змеевской балки.

И тут же на Нансена вырулила та самая "Волга". Увидев, что мы стоим, она резко сбросила скорость и приткнулась к обочине метрах в тридцати позади нас.

– Вот суки! – сказал я и открыл дверцу.

– Вы куда, Станислав? Что вы задумали?

– Хочу поздороваться.

Праздной походкой, вынув руки из карманов и не делая резких движений, я подошел к "Волге" и постучал пальцем в тонированное боковое стекло. Стекло медленно опустилось.

В салоне сидели двое – водитель и пассажир. По их мордам я сразу понял, откуда ветер дует.

– На кого работаете, ребята? – громко спросил я.

Они промолчали.

– Вы мне остафигели, – сказал я.

Метрах в двадцати от нас проносилась электричка и я уже не говорил, а скорее кричал:

– Передайте Лысю, что сегодня вечером, самое позднее – завтра утром, архив будет у него. Лично я намерен честно выполнить свои обязательства. А вот о наружке мы не договаривались. Она меня раздражает и мешает выполнению задания!..

В последний момент я с трудом удержался, чтобы не добавить "... партии и правительства!".

Той самой партии, породившей штамп, давно не было, а мое задание к интересам правительства не имела никакого отношения. Президентом страны у нас все еще Владимир Владимирович, а не Александр Сергеевич...

Они молчали, тупо меня рассматривая. Я махнул рукой (дескать, что с вами, козлами, разговаривать!..) и поволокся обратно, к джипу.

– Поехали! – сказал я, усаживаясь на переднее сидение.

Едва мы тронулись, достал мобильник и натыкал номер Лыся.

– Александр Сергеевич? Это Сикорский беспокоит. Уберите наружку к чертовой матери! Вы мне что, не доверяете?!

Немного помолчав, Лысь удивился:

– Какая наружка, Сергей Эдуардович? Вы ошибаетесь...

Очень натурально удивился. Можно было поверить. Я матюкнулся, прервал соединение и оглянулся.

Белой "Волги" у нас за спиной больше не было.

Глава тридцать четвертая

Элеонора Хатламаджиян – директор и единственный владелец агентства «Факел» – года два тому назад продала свою городскую квартиру и купила дом под Батайском, у Соленого озера, в коттеджном поселке, построенном по канадским технологиям и из канадских же строительных материалов.

Из предосторожности мы проехали мимо коттеджа и остановились в соседнем квартале. Из окна джипа я увидел все, что меня интересовало, и увиденное мне очень не понравилось. Двухэтажный дом с гаражом на две машины окружал высокий забор из кованных прутьев. Я через него не перелез бы, будь и на десять лет моложе. Да этого и нельзя было делать: во дворе лежал снег, выпавший за утро, любой человек заметит следы чужака. И – самое главное! – в доме кто-то был.

На всякий случай я заглянул в бумажку, на которую из досье Хатламаджиян я выписал нужные сведения. Это был тот самый дом, никакой ошибки.

Я достал из коробки сразу три заряда, сунул в карман и вернулся к коттеджу пешком, изображая из себя праздношатающего обывателя.

Около ворот с калиткой я остановился – якобы для того, чтобы закурить. Сигарета все никак не хотела разгораться – "мешал" ветер.

На улице никого не было. Оно и не удивительно: в коттеджном поселке жили солидные люди. Сейчас они в Ростове – трудятся в офисах фирм и правительственных учреждениях.

Наконец, я решился. Сунув руку в карман, на ощупь инициировал один заряд и, как камешек, бросил через забор.

Я хотел, чтобы заряд упал рядом с отводкой газовой магистрали, входящей в стену дома, – предположительно, это была кухня или котельная. Я не добросил метра четыре. Лишь вторая попытка оказалась более менее удачной. Третий заряд я зашвырнул на крышу. Постоял немного, любуясь делом своих рук, и вернулся к джипу.

– Мавр сделал свое дело, – сказал я бодро. – Мавр может ехать домой и дрыхнуть как минимум до половины шестого...

***

В салоне автомобиля было тепло, уютно. Мотор работал ровно, убаюкивающе...

В общем, я и сам не заметил, как после бессонной ночи и холодной улицы меня разморило.

Сперва я пару раз клюнул носом, а потом отключился совсем. Когда Вася тронул меня за плечо, коттеджи, обступавшие джип, пропали. Вместо них были уродливые панельные и кирпичные девятиэтажки.

Я отлепил щеку от металлической стойки.

– Куда это мы приехали? – спросил я.

– Как и было сказано. Домой.

– Вот же лошадиная голова на змеиной шее, – проворчал я. – Ведь знаешь же, что Карина дома, у родителей. Зачем же мы приехали к Виктории Николаевне?

Вася молча запустил двигатель. Похоже, он обиделся. Но не подал и виду.

– "Хвоста" не было? – осведомился я.

– Да нет вроде... Всё чисто.

– И на том спасибо, – сказал я, снова засыпая.

***

На этот раз я проснулся не от деликатного прикосновения к плечу. Меня разбудили истошные крики. Ну как будто кого-то резали.

Потирая отдавленную щеку, я глянул в запотевшее окно. Джип стоял во внутреннем дворе дома, где жили каринины родители. Водительское место пустовало. Кричали во дворе.

– Ты что, совсем охренел?! – орала Карина на Васю.

– Он сказал домой – я и привез домой!..

– А на плечах у тебя что, голова или помойное ведро?!

Никогда я еще не видел Карину в таком гневе. Даже не знал, что она может так орать...

– Если что нет так, Кариночка, извини. Я могу и обратно отвезти.

Я вылез из джипа, сунул в рот сигарету и, прикуривая, встрял в разговор:

– Что за шум, а драки нет?

– Представляешь? – сказала Карина. – Только что менты уехали. Тебя спрашивали. А он тебя сюда привез! А если дом под наблюдением?!

– А я откуда знал, что приезжали?! – сказал Вася. – Позвонила бы, предупредила...

– Ишь, какой умный! А если телефон на прослушке?!

– Тогда меня повяжут и я смогу проверить, держит ли слово товарищ Лысь, – сказал я.

– Это какой Лысь? – остолбенел Вася. – Губернатор, что ли?

– Не совсем, – сказал я.

Я обхватил Карину за плечи и повлек в дом, приговаривая:

– Спокойно, дорогая. Самое страшное позади. Теперь мы вместе. Менты дважды не приезжают. Сама знаешь – у них бензин лимитирован...

***

В планах у меня вообще-то было добраться до дивана и закрыть глаза до половины шестого. Так было оно и получилось, но, оказавшись в холле, я встретился с карининым папой.

– Добрый день, – пробормотал я.

– Здравствуйте, Станислав, – сказал Валентин Григорьевич. – Можно вас на минуту?

Я отлепился от Карины и поволокся вслед за ним.

"Ох, как сейчас меня драть будут, – подумал я. – Как худую свинью..."

В гостиной мы сели в кресла у большого, на полстены, камина. Камин был настоящий, а дрова – березовые. От него шло какое-то странное тепло – уютное, с дымком. Меня снова стало клонить в сон.

– Мне не нравится та история, в которую вы втравили мою дочь, – сказал Валентин Григорьевич.

– Мне тоже не нравится, – сказал я и зевнул. – Извините. Я ночь не спал.

– Я в курсе... Я могу узнать, что вы намерены делать?

– Лучше не надо, – сказал я. – Во благо вашей дочери. О себе я и не заикаюсь.

– Как это понимать?

– Вы – человек сильный, независимый и состоятельный. Я уверен, что пытками или угрозами от вас ничего не добьются. Вы будете молчать как партизан в застенках гестапо или посылать на три буквы. Но существуют различные препараты, подавляющие волю и развязывающие язык. Поэтому я предпочел бы, чтобы вы доверились мне на слово. Поверьте, я знаю, что делаю.

– Ваши долги, Станислав, не столь уж грандиозны. Я могу одолжить, чтобы вы могли рассчитаться с Брюнетом.

– Это не имеет смысла. Когда я рассчитаюсь, Брюнет снова отыщет способ поставить меня на еще большие деньги. И кто я такой, чтобы из-за моих проблем в Ростове развязывать третью мировую войну? Кроме того – не забывайте о налоговиках...

Он помолчал немного, хмуря брови.

Я невольно залюбовался им. Несмотря на возраст, он был крепок и поджар. Волосы с импозантной сединой зачесаны на пробор. Даже одетый в спортивный костюм и кроссовки, он больше внушал доверия, чем я, одетый в костюм от Версачи.

Хотел бы я так выглядеть в его годы. А еще лучше – прямо сейчас.

– Все верно, – сказал он и снова замолчал.

Я терпеливо ждал продолжения.

– Сын у меня был убит три года назад, – произнес он, наконец. – Это было недоразумением, но я наказал всех, кто невольно стал причиной его смерти.

– Да, я знаю, – сказал я.

– Кариночка теперь мой единственный ребенок. Я ее очень люблю. Если с ней что-нибудь случится, я вам никогда этого не прощу.

Произнеся это, он тяжело поднялся и достал из ящичка две картонки, согнутые пополам. Это были временные удостоверения личности, которое выдается в районных паспортных столах, когда граждане сдают свой старый серпастый и молоткастый, чтобы получить другой – с двухголовым орлом. Одно удостоверение было на Карину Валентиновну Купцову, другое – на некоегоСтанислава Эдуардовича Купцова...

Я сунул их в карман.

– Дочь сказала, что новые паспорта – три пары, российские и гражданские, на другие фамилии, – вам понадобятся дней через десять...

– Все верно. Я позвоню и расскажу, как их передать.

– Учитывая, какой шум стоит в Ростове, вам лучше на пару лет вообще уехать из страны.

– Мы так и намереваемся сделать.

– Потребуются деньги. На первое время я дам наличкой, а через неделю я смогу открыть вам счет за границей в любом банке, который вы только назовете.

– Деньги нам пока не нужны, – сказал я.

Он вопросительно глянул на меня.

– Генка мне кое-что оставил. Наличкой и счетами. Это была его заначка про черные дни... Надеюсь, наследники не будут иметь на них виды, а ко мне – претензий. В крайнем случае, рассчитаюсь, когда всё то закончится.

– Когда закончится, тогда и поговорим, – сказал он нетерпеливо. – Я слышал кое-что об этих счетах. Если слухи верны, то в средствах вы точно нуждаться не будете... Удачи вам.

Он поднялся, протягивая руку. Я пожал ее, сказал: "Тьфу-тьфу-тьфу!.." и поднялся на второй этаж.

Карина была в своей комнате. Между диваном и бронзовым торшером находилась дверь в спальню.

– Я посплю тут немного, – сказал я, подходя к дивану. – Разбуди меня в половине шестого. К тому времени все должно быть готово.

– А что будет потом?

– Потом мы уедем. Далеко и надолго. Ни одна собака нас не найдет.

Глава тридцать пятая

Затрещал будильник. Я вздрогнул, просыпаясь, открыл глаза и увидел в двух шагах от себя Карину с этим проклятым устройством в руке.

– Зачем ты это сделала, мучительница? – простонал я. – Ты же знаешь, как я ненавижу будильники…

– Извини, милый. Я просто устала тебя будить. Всё перепробовала. Только воду на голову не лила. Но ты не хотел просыпаться.

– А я и сейчас не уверен, что проснулся... Где мой кофе?

– На кухне.

Она наклонилась ко мне. Во рту было гадко, и я в последний момент уклонился, поцеловав ее не в губы, а в щеку.

Потом я встал и поволокся вниз по лестнице на кухню. Меня шатало, походка была разболтанная. Со стороны, наверное, я очень походил на Бориса Карлоффа в роли Франкенштейна.

Потягивая очень крепкий и очень горячий кофе, я осведомился:

– Всё готово?

– Кассета с Лысем переписана в двух экземплярах. Ящики с видеокассетами вскрыты. Картонные папки набиты старыми газетами. Все это барахло сложено во дворе и ждет тебя. Съемочная группа готова приступить к работе над документальной короткометражкой "Сжигание фиктивного архива"!

– Догадалась, значит? Умница.

Я притянул ее к себе, усадил на колени, чмокнул в щеку и отхлебнул кофе.

– Да уж не совсем дура... – сказала она, обнимая меня за шею.

– Никогда в этом не сомневался...

***

Минут через десять я критически глянул на кучу, нервно куря сигарету, а потом – на Карину, которая возилась у видеокамеры на штативе. Керосин в пластиковой бутыли стоял у моих ног.

Я отвинтил пробку и щедро полил кучу, бормоча:

– Хороший костер керосином не испортишь...

Наконец, бутыль иссякла. Я отшвырнул ее в сторону и сказал:

– Внимание. Начинаем. Мотор!

Карина уткнулась в видоискатель.

– Дамы и господа, а так же товарищи, хлопцы и братва, – громко произнес я. – Я не знаю, в чьи руки попадет эта запись, поэтому обращаюсь столь широко. Куча, которую вы видите, – это архив покойного Геннадия Мухина. Я его нашел, как видите. Но читать не стал. Только посмотрел фамилии на корешках. Этого мне хватило, чтобы понять, какая это куча дерьма. Вы, вышеназванные, конечно, говноеды, но генкиным собранием даже вы подавитесь. Поэтому я принял решение никому не отдавать архив. Я решил его уничтожить – весь, до последнего листка и видеокассеты...

Я взял в руки первую папку (она была подлинная, вот только этого депутата давно не было в живых), глянул на обложку, усмехнулся, запалил ее зажигалкой и швырнул в общую кучу. Взметнулся столб пламени.

– А теперь, паскуды, рвите у себя волосы на жопе, – сказал я, любуясь делом своих рук. – И не пытайтесь меня найти. Через полчаса у меня самолет в Стамбул. На туречине вы меня фиг найдете – даже если потратите на это сто лет... Выключай камеру!

Карина выключила.

– Ну, как я?

– Ты был великолепен, милый. Только зачем ты сказал о Турции?

– Потому, что мы туда не поедем.

Костер пылал. Вася, стоявший неподалеку от нас, смотрел на пламя и ухмылялся.

– Когда сгорит, – сказал я ему, – не сочтите за труд разрыхлить пепел лопатой. Потом перекопайте землю в этом месте.

Вася кивнул. Я подхватил штатив с камерой и поволок в дом. Штатив был тяжелый. Нежелание таскаться с дорогостоящей аппаратурой, собственно, и побудила меня еще на журфаке уйти именно в газетную журналистику, а не в электронные СМИ...

***

Валентин Григорьевич сидел в кабинете, перебирая какие-то платежки.

– Пардон за беспокойство, – сказал я, входя с кассетами в руке. – Мы уезжаем. Напоследок – маленькая просьба. Вот эти три пленки надо занести в приемную ФСБ. Оптимальное время – семь часов. А вот эту – в течение вечера передать Брюнету. Ошибиться – что куда – невозможно: кассеты снабжены надписями.

– Хорошо, – сказал он, рассматривая этикетки с буквами, написанные крупными печатными буквами: «Брюнету», «Начальнику УФСБ по РО», снова «Начальнику УФСБ по РО» и одна – «полковнику А.С. Лысю, лично. Эту пленку шеф уже посмотрел. Как офицер, вы знаете, что теперь надо делать.». – Что это означает? Что он должен сделать?

– Застрелиться, – сказала Карина.

– Хорошо, – сказал он. – Передадим.

– Ну, тогда все... До скорой встречи, Валентин Григорьевич. Время от времени заглядывайте в электронку...

Мы обменялись рукопожатиями, и я вышел из дома, чтобы не мешать отцу прощаться с дочерью.

Стоя на веранде, я курил и ждал. Метрах в тридцати от меня Вася заботливо плескал керосин в догорающий костер, явно получая от этого занятия немалое удовольствие.

А потом на пороге появилась Карина с дорожной сумкой в руке.

– Я готова, – сказала она.

– Поехали, – сказал я.

– Угадай, на чем мы поедем? Ни за что не догадаешься... – Карина засмеялась. – На "тройке".

– У вас есть "тройка"?!

– Отец привез, когда демобилизовался из Западно-Сибирского военного округа. Это его первая машина. В прошлом году ей капитальный ремонт сделали. Бегает хорошо.

– Понимаю, – пробормотал я. – Ей поставили движок от самолета...

***

Давненько я на жигулях не катался. Уже забыть успел, насколько тесен салон...

С большим трудом я влез в машину, положил дорожную сумку на заднее сидение и спросил:

– В сумке ничего лишнего нет? А то гляди, девочка, – на границе между Ростовской областью и Краснодарским краем нас могут менты обшмонать.

– Так, значит, мы едем на Кубань?

– Едем. Но (я глянул на часы) еще не скоро. У нас есть двадцать пять минут, чтобы попрощаться с Ростовом.

– Не знала я, что ты такой сентиментальный...

– Я-то не сентиментален. Просто хочу я одному человечку в глаза посмотреть... Он меня предал.

– Кто?

– Скоро сама увидишь.

Я сел за руль, и мы поехали. По проспекту Нагибина добрались до центральной городской больницы. Там, развернувшись на кольце, оказались на Соколова и свернули направо.

Сбросив газ, я глянул на окно в кирпичной девятиэтажке. Нужное мне окно светилось в темноте: предатель был дома.

Карина увидела, куда я смотрю.

– Вадим?! – воскликнула она.

– Он самый, – сказал я.

***

«Тройку» мы поставили во внутреннем дворе, а сами вошли в подъезд и поднялись на этаж. Я стал слева от металлической двери и глазами подал знак Карине – дескать, звони ты...

Карина позвонила.

– Кто там? – послышалось из-за двери.

– Это я, Вадим, – сказала Карина. – Есть новости от Стасика. Нужна твоя помощь.

Щелкнул замок, и дверь открылась.

– Здравствуй, красавица, – сказал Вадим. – Так, значит, Станислав нашелся... Где он прятался?

– Ближе, чем ты думаешь, – сказал я, внезапно появляясь в дверном проеме.

Все цвета, кроме белого, исчезли у Вадима с лица.

– Шеф?! – пробормотал он. – Д-д-добрый в-в-вечер...

– Здорово, сука! – сказал я и, не размахиваясь, ударил его в скулу.

Вадима отбросило в прихожую. Спиной он сорвал со стены вешалку и сбросил телефон с тумбочки. На ногах он все-таки устоял.

Я шагнул в прихожую.

– Да не я это!.. – запричитал он, прикрываясь руками. – Меня оклеветали, шеф!.. Богом клянусь!..

– Бога не трогай, – сказал я.

Вадим дома был, похоже, один. Это хорошо...

– Для тебя сейчас Бог я – альфа и омега, жизнь и смерть... – произнес я со смаком. – Сколько тебе заплатили?

– Это какая-то чудовищная ошибка, Станислав Алек...

Вадим не договорил. Я схватил его за грудки, разворачивая спиной к гостиной, и ударил в челюсть, коротко бросив:

– Не пи...ди!

Я попал. Вадим рухнул на паркет. Я наклонился над ним и удовлетворенно крякнул: классический нокаут.

– Ищи веревку, – приказал я.

– Какую веревку? – спросила Карина.

– Любую. Хоть бельевую. Нет бельевой – давай ремень от брюк или подтяжки!

Она заглянула в ванную, радостно вскрикнула и бросилась на кухню – за ножом.

– Давай быстрее, чего ты копаешься! – сказал я раздраженно.

***

Как мог, я связал Вадиму руки и ноги. Залепил рот скотчем. Потом сходил на кухню и принес чайник с газовой плиты. Чайник обжигал, на столе стояли тарелки – похоже, Вадим перед нашим приходом собирался ужинать. Но мне было всё равно, чем его поливать, – кипятком или холодной водой. Кипяток, пожалуй, даже лучше. Быстрее очухается и не сможет симулировать отключку...

Когда я плеснул ему на лицо, Вадим мгновенно очнулся и застонал. Глаза у него были безумные от боли и страха.

– Знаешь, что это такое? – спросил я, извлекая из кармана заряд. – Это радиобомба.

Я щелкнул кнопкой на торце. Я не мог этого увидеть, но знал, что в этот момент на пульте, лежащем в машине, зажглась крохотная красная лампочка.

– Одно нажатие на кнопку, и она взорвется. Да так, что от тебя ничего не останется... Понял?

Вадим старательно закивал.

– Жить тебе осталось минут десять. Не больше.

Я положил заряд на верхнюю полку. Вадим не мог его достать со связанными руками. Даже в том случае, если ему удастся встать на ноги.

– Ну вот и всё. Если ты не расскажешь, сколько тебе заплатили, я уйду и минут через десять, когда буду далеко-далеко отсюда, нажму на кнопку.

Вадим замычал что-то.

– Никак хочешь покаяться? – спросил я.

Он снова закивал.

– Ладно, говори, – сказал я, сдирая скотч с его губ.

– Господи, шеф!.. Я не хотел вас предавать... Это как-то случайно вышло...

– "Факел"?

– Они предложили мне работу... В связи с тем, что "САП лимитед" не сегодня-завтра накроется... И стали интересоваться нашими делами... Ну там – контракты, приоритеты, стратегические разработки, база данных, клиенты... Я как в тумане был... Я, значит, рассказываю, а они бабки на стол кладут... В зависимости от ценности информации... А у меня долги... И сроки жмут!..

– Понятно, – сказал я и тяжело вздохнул. – А я, признаться, в тебе сомневался. Думал – врут люди, клевещут на честного паренька...

– Простите меня, шеф... Я отработаю... Вы не пожалеете... Я возмещу вам стоимость квартиры и имущества... Не сразу, конечно... Лет за пять...

– Дурачок, – сказал я почти ласково. – Квартира – это ерунда!.. Там мои бабки хранились. Много бабок. Даже если ты будешь не есть и не спать, а вертеться двадцать четыре часа в сутки, тебе тысяча лет понадобится... Ты это только своей жизнью искупить можешь!

С этими словами я снова залепил ему рот скотчем.

– Ты это серьезно, Стасик? – спросила Карина.

– У меня нет времени шутить, – сказал я. – Предателей надо наказывать... Прощай, шкура продажная.

Карина сделала какое-то движение. Не то к лежащему на полу, не то к полке с бомбой.

Я ухватило ее за предплечье, стиснул так, что она вскрикнула, и повлек к выходу.

***

На лестнице Карина опомнилась и высвободилась.

– У меня синяк будет! – сказала она.

– Извини, дорогая, – сказал я. – Не рассчитал. Уж слишком он меня достал!..

Всю дорогу до Ворошиловского моста Карина молчала. Лишь когда мы проехали памятник "Тачанке" и контрольно-пропускной пункт на въезде в Ростов, она сказала:

– Представляешь, каково ему там, лежать на полу и каждую секунду ждать взрыва? Ты себя представь на его месте... Давай вернемся, а? Это ему будет уроком на всю жизнь. Навсегда запомнит, что предавать нельзя ни за какие деньги...

– М-да, – сказал я и глянул на часы: без трех минут семь. – Действительно, нехорошо так издеваться над человеком. Даже если он тебя предал. Я не садист...

Я положил на колени пульт и пальцем надавил шестую кнопку. Огонек рядом с кнопкой погас.

– Ты что, с ума сошел?! – заорала Карина.

– Успокойся, – сказал я. – Вадим больше не мучается... Да, кстати! Чуть не забыл!..

И я надавил самую верхнюю кнопку.

– Ты кого только что взорвал?!

– Людей, которые знали, что Генку заказали.

Она замолчала, с новым интересом поглядывая на оставшиеся четыре огонька.

– А где здесь генкины киллеры?

– Кнопка номер два.

– Дай мне, – попросила она.

– Пожалуйста...

Она надавила на кнопку, и лицо у нее окаменело. Потом она еще раз надавила. И еще...

– Хватит, дорогая, – сказал я. – Их больше нет.

– Забавно, – сказала она одними губами. – На охоте я в зайца выстрелить не смогла. А тут одним касанием убила кого-то и ничего не почувствовала. Ну, словно в компьютерной игре монстра завалила...

Она достала сигареты и закурила, нервно выпуская дым.

– Согласен с тобой, – сказал я. – В радиоуправляемых фугасах есть что-то ирреальное. Сказывается эффект отстраненности... Надо быть либо законченным мясником, либо находиться в состоянии аффекта, чтобы топором порубить на кусочки десяток человек... А вот так, не видя и не слыша взрыва, только надавив на маленькую безобидную кнопку, – проще пареной репы...

***

Соленое озеро мы уже проехали и приближались к Батайску. Я сбросил газ и остановился на обочине. Мимо в полутьме с ревом и гулом проносились автомобили.

– Что случилось? – спросила Карина.

– Сейчас сама увидишь, – сказал я, доставая мобильник.

Когда сгорела моя квартира, никто не погиб. Только от дыма и воды пострадали квартиры во всем подъезде. С Хатламаджиян я хотел поступить по понятиям. Как говорится, "око за око", "зуб за зуб"...

– Простите, мне нужна Элеонора Артуровна, – произнес я в трубку.

– Слушаю вас, – ответил приятный женский голос без малейшего акцента.

– Ваш дом заминирован. Это не шутка. Повторяю: это не шутка. Взрыв через тридцать секунд. У вас и ваших родственников есть тридцать секунд, чтобы выбежать на улицу. Конец сообщения. Время пошло!..

Не глядя, я выбросил мобильник в окно и вскинул руку с часами на уровне глаз. На тридцать первой секунде я стал тыкать пальцем в пульт, бормоча:

– Крыша!.. Газовая труба!.. Около стены!..

Где-то вдалеке, в темноте, расцвел огненный гриб. С задержкой в добрый десяток секунд к нам докатился грохот взрыва.

Карина уткнулась лицом мне в плечо, как-то странно содрогаясь.

Не сразу я понял, что она беззвучно плачет. Я был благодарен ей за эти слезы, но они не могли вернуть мне мою душу...

Эпилог

Чех, неплохо говорящий по-русски, сказал, что надо пройти до конца квартала и свернуть налево.

Я старательно выполнил рекомендации, но улицы имени Яна Гуса там не оказалось. Тупо разглядывая табличку на стене ближайшего дома, я даже подумал: "Может, он специально соврал, чтобы поиздеваться над потомком русских оккупантов, некогда давивших танками "пражскую весну"?".

Когда я прилетел в столицу Чехии два часа назад, город мне необычайно понравился. Чистые мощеные улицы. Готические здания – как в детской книжке. Приветливые люди...

Теперь я буквально рвал и метал. Чтобы успокоиться, я остановился и закурил сигарету. После пары затяжек мне немного стало легче.

"Вернуться назад, что ли?" – подумал я.

И тут я услышал, что говорили два молодых парня, проходя мимо, – на чистейшем русском языке:

– Не, Чехия кайф. Цены низкие, пиво – зе бест, телки – отпадные. Но люди, блин!..

– И не говори! – подхватил другой. – Глянь ну хоть на этого хмыря. Типичный чех. По морде сразу видно – законченный мудак. Нащелкать бы ему по вафельнице, чтоб на человека стал похож!..

"Типичный чех" – это был я. Во всяком случае, они смотрели в мою сторону.

Я вынул сигарету изо рта и произнес негромко:

– Ты че, козел, с дуба рухнул?

– Блин, да это наш!!!

А другой, поклонник местного пива и женщин, произнес:

– Извини, братан. Ошибочка вышла. Застебали нас эти чехи...

Я выпустил струю дыма в их сторону.

– Ну так мозгами надо думать, прежде чем языком ляпать, – сказал я внушительно. – Пока мозги в черепной коробке, а не на асфальте...

Они торопливо зашагали вниз по улице.

– Уроды!.. – сказал я негромко, но с чувством. Они это наверняка услышали.

***

Сигарета погасла. Пришлось достать из кармана зажигалку и еще раз прикурить.

"Такси взять, что ли?" – подумал я.

Эта мысль показалась мне удачной. Я достал сигаретную пачку, авторучку и размашисто вывел латинскими буквами: "Jan Gus, 54". Вообще-то мне был нужен дом № 46, но – осторожность превыше всего...

Такси я встретил через пару кварталов от места встречи с соотечественниками. Когда вскинул руку, машина остановилась и я сунул водителю под нос пачку. Таксист усмехнулся и произнес длинную тираду.

– Ни разумию, – сказал я. – Нихьт ферштейн... Компрене ву?

Водитель еще раз усмехнулся, кивнул на фасад ближайшего дома и выразительно пошевелил двумя пальцами – дескать, ножками топай.

Я оглянулся на указанный дом и чертыхнулся. Если верить табличке, я находился на улице имени Яна Гуса, у дома номер 53. Надо же, какие в Праге таксисты честные! Наш извозчик не преминул бы покатать лоха по городу. Минут сорок, как минимум. Да еще бы обиделся за маленькие чаевые...

– Сенкью, – сказал я.

Такси покатило дальше, а я направился к дому № 46. Это был большой трехэтажный особняк, больше напоминавший средневековый замок. Именно здесь находился торговый дом "Krug". Михей числился скромным рядовым консультантом.

***

Секретарша, сидевшая за большим офисным столом у окна, мне понравилась. Казалось бы, ничего особенного – рядовая фигурка, средний бюст и такие же ноги, но какая-то очень ладная, милая и опрятная. Смотреть на нее было приятно.