Текст книги "Левый берег Дона"

Автор книги: Александр Масалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 26 страниц)

– Оно самое, – сказал Генка. – Наливай.

Я взялся за бутылку, и Валя тут же засуетилась.

– Ой, мальчики, погодите!.. Мне ж бежать надо!

– Бог троицу любит, – заявил Генка. – Отпустим после третьей.

– Тогда давайте быстрее. Мне еще по магазинам надо прошвырнуться. У меня муж голодный!

– Ну, дом – дело святое...

– Отличный тост, между прочим, – сказал я.

Мы выпили за единственную ценность на Земле, не подверженную девальвации, – семейный очаг, и мой главбух ушла.

Так стремительно, словно в самом деле бежала.

***

– Напрасно я про ФСБ рассказал, – пробормотал я. – Россияне – народ подозрительный и мнительный. Теперь звон пойдет...

– Не выдумывай, – сказал Генка. – Все знают, что дальше тебя ничего не идет... Сколько ты ей платишь?

– Лучше не спрашивай, – ответил я.

– Тогда чем ты ее взял?

– Я намерен принять ислам и сделать ее первой женой в гареме.

– Возьми меня к себе старшим евнухом.

– Считай, что ты принят, – сказал я. – Как только, так сразу... Но отсутствие яиц я лично проверю.

– Да ради Аллаха! Че не сделаешь для старого корифана!.. А теперь скажи: ну, че ты как маленький? У солидного рекламщика все должно быть солидно. Сними этаж в центре лет на пять, сделай офигительный ремонт, сколоти бригаду из лучших спецов, какие только есть в городе. Выпиши пару дизайнеров и имиджмейкеров из Москвы, раструбив, во что тебе это стало... Если с деньгами плохо, я помогу. Без процентов, без залога, без какой-либо фигни.

Я вспомнил звонок из банка. Да, расширяться нужно. Если это не шутка, то мы – я да несколько внештатных дизайнеров – этот воз не потянем...

– Ты прав, – сказал я. – Завтра же сниму роскошный офис. Билл Гейтс, увидев, сопьется.

– Нет, завтра не надо, – сказал Генка очень серьезно. – Займись этим послезавтра.

– А почему завтра не надо?

– Считай для простоты, что я – девица Ленорман и мне было видение.

Я пожал плечами и ответил:

– Нам, сексуальным маньякам, все равно, кого расчленять, – девушку или женщину. Лишь бы орала громко и с чувством...

Генка хохотнул. Это напомнило мне кое о чем.

– Кстати, ты знаешь фирму "Карат"?

– Какую именно? – спросил он. – В нашем городе "Каратов" сотни три, а то и больше.

– Этот "Карат" находится в нашем здании, – сказал я. – Только на этаж выше. Директором там некто Петров Роман Кириллович. Мы с ним знакомы не были. Встречаясь на лестнице, машинально здоровались – и только. А сегодня он вдруг заглянул ко мне как к старому знакомому. Нес какую-то ахинею. Единственное, что я понял, – он просится в твою юрисдикцию. С условиями он якобы знаком, и они его устраивают...

Я выговорился и замолчал, чувствуя себя очень неловко. Сейчас друг детства скривится и обзовет законченным уродом, которому делать нефиг...

К моему удивлению, он выслушал все очень внимательно, не перебивая. Потом сказал:

– Я подумаю, что можно сделать.

Это был удобный момент, чтобы задать несколько вопросов. Но – как всегда, некстати – зазвонил телефон. Не мой, а генкин, висящий у него на поясе.

– Извини, – сказал Мухин, доставая телефон. – Ну?

Услышанное, похоже, Генку позабавило. Он хмыкнул:

– А еще что?.. Ясно. А херово тебе не станет?

На этом беседа закончилась. Генка закрыл телефон, сунул в держатель на поясе и пробормотал:

– Вот же сучара!..

Взгляд у него был отстраненный какой-то, невидящий. Я сунул по старой привычке пустую бутылку под стол и взял в руки коньяк, который Муха принес с собой.

– Оставь эту целку в покое, – сказал Генка. – Мы ее в другой раз сломаем.

– А что такое? – спросил я.

– Надо заехать в одно место. Составишь компанию?

– Вообще-то в планах у меня сегодня лечь пораньше и выспаться после вчерашнего...

– Выспаться ты еще успеешь, – заявил Генка. – Когда заработаешь на двести лет безбедной жизни в собственном особняке на берегу Средиземного моря... Пошли.

Глава сорок четвертая

Уже на лестнице я вспомнил, что забыл выложить деньги из кармана. Сейфа у меня нет, но в ящике письменного стола они были бы в большей сохранности. Опять все пробухаю к чертовой матери!.. Даже на опохмелку не останется!..

Кстати: совершенно загадочная черта в моем характере. Я родился в простой советской семье. Жили мы очень скромно. Всегда. Мама находила прелесть в узаконенной нищете, приговаривая: "Зато мы по ночам спим спокойно...".

Так вот, я вас спрашиваю: откуда у меня после тридцати вдруг обнаружилась воистину купеческая тяга к кутежам и швырянию денег, словно это не деньги, достающиеся кровью, потом и головной болью, а конфетные фантики?

Мы вышли на улицу.

– Как тебе моя машина? – спросил Генка.

У обочины стояли три машины: джип "Гранд-черроки", белая "Волга" и ржавые "Жигули" первой модели.

– Какая именно? – спросил я и указал на "копейку". – Эта, что ли?

Генка захохотал.

– А с чувством юмора у тебя, как всегда, все в порядке, – сказал он и, извлекая из кармана ключи, подошел к джипу.

– Ты сядешь за руль? – удивился я.

– А что мне остается делать? – сказал Генка небрежно. – Нового водилы у меня пока нет... Так я не понял: ты намерен пешком идти или все же поедешь?

Обходя машину с другой стороны, я поинтересовался:

– А куда старый подевался?

– Его вчера грохнули.

– Кто грохнул? За что?!

– За то, что дураком был.

Я сел на переднее сидение, захлопнул дверцу, и Генка запустил мотор. Мы понеслись по улице.

– А чуть конкретнее? – спросил я. Только чтоб не молчать.

– Да купил этот мудак где-то ствол, – с видимой неохотой произнес Генка. – И все искал, как бы его испробовать. Я ему сказал: "Сами разберемся... Из машины не выходи...". А он полез в самое пекло. Ну, черного он, конечно, положил. Но и сам на пулю нарвался.

– М-да, – сказал я. – Тут пашешь, пашешь, как сука последняя. Сплошь серые будни... А совсем рядом у людей жизнь ну просто бурлит!

– В гробу б я видел такую жизнь, – сказал Генка. Как мне показалось – совершенно искренне. – Да только обратного хода нет.

– Почему?

– Ну, во-первых, на одну зарплату – даже хорошую по современным меркам – я уже жить не смогу. А, во-вторых, я много лет как велосипедист. Пока кручу педали – еду вперед, держу равновесие и обдуваюсь свежим ветерком. Как только перестану крутить педали – остановлюсь, упаду и что-нибудь себе сломаю. В лучшем случае – руку, а не шею... Так что нет, Стасик. Мне эту лямку тянуть, пока ластами вперед не понесут. Как Юрца, например.

Юра – имя не самое редкое в нашей стране, но внутри у меня сразу что-то оборвалось. От нехорошего предчувствия.

– Какого... Юрца?

– Воронина. Ты с ним знаком... Был знаком.

– Лет с десяти, – подтвердил я глухо. – Он помог мне контору открыть... Когда это произошло?

– Три дня назад. На Кипре. Он поехал бабки выбивать из одного урода, а тот решил, что выгоднее киллерам отстегнуть десять штук, чем весь долг отдавать... Короче, Юрца в гостинице положили, когда он душ принимал. Прямо сквозь занавеску долбанули из двух автоматов. У Юрца не было ни одного шанса... Такие вот дела. Похоронили сегодня утром.

– Как – сегодня?! – воскликнул я. – Черт!.. Поверь – я действительно не знал!..

– Ничего, – сказал Генка. – Сейчас приедем – помянем...

***

Он замолчал. Надолго. Я – тоже. Перед глазами стоял Юрец, как живой – веселый, энергичный и бесшабашный. Я не мог поверить, что его больше нет.

Это был уже пятый знакомый, в этом году преждевременно покинувший наш бренный мир. Только один умер от болезни (рак прямой кишки). Двое сковырнулись от неумеренного пьянства – сосуды не выдержали. Еще один – на машине докатался. А Юрца, значит, на Кипре убили...

Я вдруг с ужасающей отчетливостью осознал, что мне уже тридцать три года, а не двадцать три. Если я однажды утром не проснусь, это не вызовет у окружающих большого удивления. "Да, – скажут, – рано ушел, ему бы еще жить да жить...". И только.

В тридцать я, помнится, подвел первые итоги. Юность закончилась, наступила зрелость. Я был тогда полон оптимизма и рассчитывал сделать карьеру журналиста и прозаика. Ни фига не получилось.

Если я сегодня умру, что останется после меня? Кроме долгов, разумеется. И злословия журналистской братии...

Неизданные рукописи четырех тоненьких книг. Ну, можно еще из журналистики составить однотомник избранного.

Но кто это издаст? Никто. А раз так, поваляются мои папки на антресолях у наследников (при условии, что их сразу не выбросят, деля мое скромное имущество) – и канут в небытие, аминь.

Дай Бог мне состояться как предпринимателю. Это последний шанс утвердиться в жизни.

Я сделаю всё, чтобы стать на ноги. Я буду жесток. Я буду разорять.

Если понадобится, я буду убивать. Лично.

Той же самой рукой, которой я писал статьи из зала суда и критиковал работников правоохранительной системы.

Интеллектуал и идеалист-правдолюбец во мне умерли, когда я ушел из газеты с волчьим билетом.

Глава сорок пятая

– Приехали, – сказал Генка, выключая двигатель.

Я огляделся. Мы находились на стоянке перед ресторанам "Аксайская таможня". Хороший ресторан. И очень дорогой.

Сквозь пиджак я невольно пощупал пачку денег. Надеюсь, хватит.

– Ну, пошли, – сказал я.

Парень в бабочке, белой манишке, черных брюках и лакированных ботинках открыл калитку, и мы оказались на территории ресторана. Из здания, имеющего форму парусника, доносилось звяканье металла о посуду и голоса.

– Сейчас ты увидишь очень серьезных людей, – сказал Генка, пока мы шли по асфальтовой дорожке. – О том, что ты придешь, они знают. Я тебя умоляю: не остри в своей обычной манере – не поймут. Лучше помолчи. Если придется говоришь, то думай прежде головой, чем произнесешь хоть слово. Ты для них – правильный лох, но все-таки лох. Понял?

– Кого ты учишь базар фильтровать? – сказал я. – Я что, в газете никогда не работал?

***

Прямо в борту судна, стоящего на бетонных опорах впритык к Дону, была прорезана дверца. Сперва и слева от нее возвышались два парня в мундирах петровской эпохи с мушкетами в руках.

Войдя, мы оказались перед громадным столом, за которым сидело человек восемьдесят. Женщин не было, только мужчины.

Ни одного длинноволосого я не увидел. Все были подстрижены по последней моде – очень коротко, под тюремный бобрик.

– Мир дому вашему, – провозгласил Генка, указывая мне на два свободных места, – почти напротив двери.

Мы сели. Прекрасно выдрессированный официант мигом поставил перед нами чистые тарелки, хрустальные стопки и комплект шансовых инструментов – вилки, ложки, ножи.

Генка положил мне на тарелку пару кусков буженины, шепнул: "Не стесняйся..." – и потянулся за бутылкой.

"А, – подумал я. – Нам, татарам, все равно – водка или пулемет. Лишь бы с ног валила...". И наложил на тарелку всякой вкуснятины.

– Ну? – сказал Генка, поднимая свою стопку. – Давай помянем Юрца!

– Пусть земля будет ему пухом, – пробормотал я и выплеснул содержимое стопки в рот.

Закусывая, я повел глазами по левой стороне стола. ("Ну и морды! Не приведи боже встретить такого в узком переулке темной ночью!..), я вдруг узнал одного и обмер. Это был Михей, вор в законе, смотрящий, я его интервьюировал за неделю до увольнения из газеты. Так, значит, я сидел за одним столом с...

– Генка, а можно я уйду? – шепнул я.

– Подожди минут двадцать. Потом, если захочешь, иди. Или тебе в падлу с нами посидеть?

– Слушай, да ведь это, кажется, схо...

Муха так зыркнул на меня глазами, что я не договорил слова, которое вертелось на языке.

– А кого ты хотел увидеть? – сказал он. – Членов политбюро? Давай лучше еще выпьем. За светлую память Юрца...

– Давай, – сказал я, и Генка налил водки.

Тут я ощутил на щеке чей-то взгляд. Поднял голову и снова обмер: к нам вдоль стола приближался Михей.

– Полонский Станислав Алексеевич, если не ошибаюсь? – осведомился Михей. – Рад вас видеть в добром здравии.

– Взаимно, – произнес я.

– Чем занимаетесь?

– Агентство открыл. Рекламное. "САП лимитед" называется.

– Ну и как успехи?

– Так себе.

– Поможем, – заверил смотрящий. – В память о Юрце. Вы, кажется, с детства были знакомы?

– Есть такое дело.

– "САП лимитед", – медленно, с расстановкой произнес Михей. Но так, что его было слышно за всем столом. – Хорошее название. Цепляет. Я уверен, что скоро оно войдет в тройку самых лучших агентств Ростова, – вместе с агентствами "Ренессанс" и "Форвард". Будут проблемы, дайте мне знать через Муху... Помянем раба божьего Юрия, царствие ему небесное! Классный был пацан...

Приглашение явно относилось ко мне и к Генке. Генка наполнил три стопки. Михей, как воду, выплеснул содержимое одной в рот, буркнул: "Всех благ, Станислав Алексеевич!.." – и вернулся на своем место.

***

– Так ты что, будешь моей крышей? – шепнул я. – Ну, спасибо, что привез сюда! Ну, удружил!..

– Помолчи! – ответил Генка. – Ты себе представить не можешь, какое одолжение тебе сделал Михей. В память об услуге, которую ты ему когда-то невольно оказал. Чтоб лоха – пусть даже правильного – посадили за одни стол с... очень серьезными людьми... это настолько необычно, что я даже прецедентов найти не могу!

– Я не просил!

– Помолчи и слушай, что тебе умные люди говорят! Без помощи у тебя нет шансов. И обойдется это тебе всего в пять процентов. От всего вала – и белого, и черного. Скрывать доходы не имеет смысла. Я это тебе как друг говорю. Обычно берут процентов двадцать, с черных – не меньше тридцати... Кстати, ты предупреждение заметил?

– Я сегодня что-то тупой.

– Михей дал тебе карт-бланш. Конкурентов можешь гасить как хочешь – тебе никто слова не скажет. Хоть в Дону топи. Но агентства "Ренессанс" и "Форвард" не трогай.

– Почему?

– Не твое дело!

– Ладно, – сказал я. – Не трону... А теперь давай третью опрокинем – за Юрца – по русскому обычаю. И я почапаю.

На этот раз Генка не возражал. Послушно наполнил стопки и, не подавая руки, кивнул, когда я поднялся из-за стола.

Моего ухода по-английски никто не заметил. Решили, наверное, что человеку отлить приспичило...

***

На улице смеркалось. Асфальтовую дорожку освещали матовые шары, зацементированные в бордюр.

Парень с бабочкой – кажется, тот самый – при моем приближении открыл калитку, и я оказался за оградой в десяти метрах от шоссе. Из низины, заросшей пожухлым камышом, тянуло сыростью и пахло болотом.

В одном пиджаке – без курточки – было холодно. Я остановил на трассе частника, сел в теплый салон, не торгуясь, и поехал домой.

Водитель включил магнитолу. На кассете оказалась "Ночь в опере", а я очень люблю "Queen"... Ну как по заказу!

Если вы думаете, что вечер неожиданностей на этом закончился, то вы очень ошибаетесь.

Когда я подходил к подъезду родной пятиэтажки, хлопнула дверца "форда", стоящего на обочине, и меня окликнули по имени. Я оглянулся. От машины ко мне неторопливо приближалась молодая сексапильная блондинка.

– Ты меня узнал? – спросила она. Да так, что у меня сразу пересохло во рту.

– Обижаешь, – кое-как выдавил я.

– Мы так и будем стоять на улице? – поинтересовалась Карина. В свете уличных фонарей она была еще прекраснее.

"Муха узнает – убьет", – мелькнуло в голове.

– Пошли, – сказал я хрипло.

Моя квартира ее разочаровала. Рассматривая стеллажи с книгами, Карина произнесла:

– А я думала, что журналисты живут иначе...

Я мог бы сказать, что все журналисты, которые не пишут под заказ, живут примерно так же. Но я ничего не сказал. Во-первых, это походило бы на оправдание. А, во-вторых, одна моя рука уже лежала у нее на бедре, другая – нащупывала сквозь платье грудь, а мои губы готовились к стыковке с ее губами.

Лифчик она не носила, и сквозь ткань я нащупал твердый, словно окаменевший сосок.

А еще минуту я узнал, что трусиков на ней тоже не было...

Глава сорок шестая

О, какое настроение у меня было на следующий день! Как двадцатилетний козлик я взлетел на четвертый этаж, открыл дверь и оказался в агентстве.

Из факса торчало метра четыре бумаги. Я одним движением оборвал ленту, плюхнулся за стол и, положив ноги на столешницу, принялся изучать сообщения. Это были однообразные, но ласкающие глаз предложения о сотрудничестве. Лишь два факса предлагали выслать прайс-лист для ознакомления.

Я немедленно и не без удовольствия выполнил их просьбу. А едва положил трубку, телефон зазвонил. Потом, с небольшим перерывом, – снова и снова...

Надо же, сколько фирм в городе вдруг захотели, чтобы их обслуживало именно мое агентство! Еще вчера я был на фиг никому не нужен, а сегодня – отбоя нет от потенциальных клиентов! Я только успевал записывать контактные телефоны и фамилии руководителей.

Из состояния эйфории я вышел, обедая на скорую руку. Я прикинул, что если потрачу на одного клиента – включая дорогу туда и обратно – один час, то ближайшие две-три недели мне не суждено появляться в конторе. Вот уж правду говорят, что в России есть две напасти – неурожай и урожай...

Улучив момент, я позвонил в редакции газет, публикующих бесплатные объявления, и попросил разместить сообщение о том, что "перспективному рекламному агентству требуются секретарь-референт и менеджеры по рекламе с опытом работы". Обращаться по такому-то адресу...

***

Тут заявилась Валюшка. Едва она скинула плащ, я посадил ее за стол – принимать звонки. До шести часов я хотел успеть побывать хотя бы у трех-четырех потенциальных клиентов и заключить договора.

Беря папку, я успел произнести: "Будешь уходить – оставь записки у телефона...", а потом дверь распахнулась, и на пороге появился коротко стриженный парень лет тридцати.

На носу у него были узкие очки в металлической оправе, делавшие его похожим не то на Писарева, не то на Добролюбова. Для рэкетира или для праздношатающегося дебошира он выглядел слишком прилично. Дорожной сумки в руках не было – значит, это не торговый агент, пришедший навязывать мне ненужные товары…

Набычившись, он осведомился:

– Где я могу увидеть Станислава Полонского?

– Чем могу?

– Я – Вадим Башкатов из агентства "Плюс", – заявил он.

Я невольно напрягся. Ничего. Если за дверью нет подмоги, я и сам прекрасно его отметелю...

– Че надо? – Мой тон нельзя было назвать дружелюбным. – Ну?

– Да тут такое дело, Станислав Алексеевич... Наше агентство на грани развала. Не сегодня-завтра его закроют.

– "Плюс" на грани развала?! – воскликнул я. – Не может такого быть! Оно же входит в пятерку лучших агентств города!

– Может. Сами только сегодня утром узнали, что всплыли какие-то старые долги. А ваша контора, по мнению аналитиков, быстро растущая и перспективная. Короче, я и еще несколько человек хотели бы перейти к вам.

– Прекрасная реакция, – заметил я. – Сколько всего человек в "Плюсе"?

– Штатных сотрудников двадцать восемь. Внештатных и привлекаемых время от времени, когда возникает потребность, – еще человек сто.

– Если агентство закроется, как поведут себя остальные?

– Треть штатных сотрудников и сейчас где-нибудь работают по совместительству. Со смертью "Плюса" их совмещенка превратится в постоянную работу. Остальные – будут искать новое место. Я так думаю, что половину "Плюса" вы вполне сможете перетянуть.

– Ясно, – сказал я. – А вы, Вадим, сами на чем специализируетесь?

– Начинал, как и все, простым рекламным агентом. Сейчас – отвечаю за размещение на улицах растяжек.

– Так, – сообразил я. – Рекламным агентом, значит, работали...

Я сунул ему пять бумажек с адресами, прайс и один экземпляр типового договора.

– Прайс и договор раскатайте на ближайшем ксероксе, а то мой… в ремонте. До вечера посетите клиентов и уболтайте на долгосрочное сотрудничество – почва уже подготовлена. Выжмите из них по максимуму, вплоть до проведения крупномасштабной рекламной компании. Принесете утром пять договоров – с завтрашнего дня вы в штате.

– О"кей, – сказал Вадим, заглянул в прайс и удалился.

– Ну и дела, – сказал я. – С ума сойти!

Валюша ничего не ответила. Она была занята: отвечала на очередной телефонный звонок. Я посмотрел на нее и вышел из офиса в полутемный коридор. Через сорок минут у меня была встреча с управляющим банка, который почему-то воспылал огромным желанием работать с моим агентством...

***

– Доброе утро, Станислав Алексеевич! – провозгласил бодрый жизнерадостный голос.

Я ощутил, что некто схватил мою правую руку и трясет ее самым дружеским образом.

Это был директор АО "Карат", внезапно появивившийся с черной лестницы. Всё такой же – хорошо одетый, жизнерадостный, лучезарно улыбающийся.

– Доброе утро, – пробормотал я, мучительно пытаясь вспомнить как его зовут. Фамилию я помнил, а вот имя и отчество – нет. – Как ваши дела?

– Поэтому я к вам и решил нанести визит, – сообщил Петров. – Мои дела прекрасны. Благодаря вам. Все проблемы решены... Считайте меня своим должником!

– Рад за вас, – сказал я. Еще не понимая, что произошло.

И сделал шаг вперед, намереваясь возобновить прерванное движение к центральной лестнице.

– О, вы спешите!.. – встревожился директор "Карата". – Тогда я буду лаконичен. "Спасибо" – это, конечно, хорошо, но шубу из него не сошьешь... Это вам.

Он сунул мне пухлый конверт, провозгласил: "До-свидания, Станислав Алексеевич!.." – и ушел так же стремительно, как появился.

Я открыл конверт. Там лежали пять тысяч долларов. Я матюкнулся и сунул конверт в карман.

Ну, не выбрасывать же, в самом деле...

Глава сорок седьмая

К половине седьмого я успел побывать у шести потенциальных клиентов (весьма успешно), и хоть я шиковал – ездил на такси – к концу рабочего дня ноги гудели.

Сперва я хотел прямиком двинуть домой – отдыхать, отдыхать и еще раз отдыхать, но в последний момент передумал и поехал в офис, прижимая к груди папку, где лежали подписанные договора.

Валюши уже не было. Она ушла, оставив после себя стопку листиков блокнотного формата и записку на обратной стороне какого-то бланка.

"Стасик, ты что, душу дьяволу продал?" – прочитал я и усмехнулся. Почти.

Листков оказалось много – тридцать шесть штук. Если у агентства в ближайшее время не появятся новые сотрудники, мне придется очень туго.

Я подошел к шкафчику. Бутылка коньяка, привезенная Генкой, была тут как тут. Я свернул ей крышечку и налил в стакан на два пальца, бормоча:

– Ничего... Я сегодня это заслужил.

И тут зазвонил телефон. Как-то внезапно. Стакан дрогнул у меня в руке.

– Черт, – буркнул я, снимая трубку. – Да?

– Здравствуй, милый! – произнес женский голос.

– Добрый вечер, Кариночка...

– Ближайшие двадцать минут ты еще в конторе будешь? – спросила она.

– А что?

– Я сейчас подъеду.

Я выпил коньяк, сел в кресло и стал ждать.

***

На Карине было черное вечернее платье, державшееся на двух узких бретельках. Она подошла ко мне и поцеловала в губы. Да так, что я сразу захотел посадить ее на край стола, содрать трусики, раздвинуть ей ножки и засадить.

От второго поцелуя она уклонилась и заявила:

– Хочу есть!

– Был у меня один знакомый, который утверждал, что, оказавшись в чужой стране, на местном языке надо знать всего две фразы: "Хочу есть!" и "Не бейте меня, я все скажу!.."

– И где он сейчас?

– Сисадмином работает. В одной крупной компьютерной компании.

Она достала из сумочки губную помаду и, подводя губы, сказала:

– Ты в самом деле намерен уморить голодом честную девушку?

– Поехали, пожуем что-нибудь...

– Не что-нибудь, а шашлык.

– Тогда надо ехать в Чалтырь. Ты на машине?

– Ну не на трамвае же...

Чалтырь – для тех, кто не знает, – это такое село близ Ростова. Живут там в основном армяне.

Когда-то императрица Екатерина II разрешила здесь селиться армянам, пострадавшим от геноцида, и брать землю.

Землю, разумеется, они взяли. Но, кроме сельского хозяйства, два века занимаются и другими видами деятельности – как разрешенных законодательством, так и запрещенными.

"Армянин из Чалтыря" и раньше, еще в годы Советской власти, по смыслу приравнивался к современному понятию "новый русский".

А уж какие шашлычные, кафе и рестораны появились в Чалтыре после принятия "Закона о кооперативах..." – это не рассказывать надо, а лично побывать и посидеть вечерок-другой!..

***

Мы вышли на улицу, сели в каринин форд и поехали. Через некоторое время я произнес:

– Вообще-то женщина за рулем – это преступник.

– Ретроград! – заявила Карина.

– Только не надо, пожалуйста, демонстрировать мне, какой ты лихой водитель, – попросил я. – Тогда уж точно – будет нам ДТП вместо шашлыка.

– Будь твоя воля, ты бы всех женщин отправил на кухню.

– Ты феминистка? – поинтересовался я.

– Я просто современная, молодая женщина.

– Слава Богу. Терпеть не могу феминисток.

– Чем они тебе так насолили?

– Слышать не могу ту пургу, которую они несут. На мой взгляд, чтобы женщина имела право пропагандировать идеи равенства между полами, она сперва должна доказать это на деле. Поработав, например, лет тридцать в горном забое. Захочет после этого бороться за равноправие – пожалуйста.

– Уши вянут тебя слушать.

– На дворе у нас демократия и гласность, – сказал я. – Я лишь высказал свое частное мнение. Согласна ты с ним или нет – это твое личное дело. Я готов выслушать твою точку зрения, но не рассчитывай, что я тут же переметнусь в стан подкаблучников.

– А мне муж-подкаблучник и не нужен! – заявила она.

Это как прикажете понимать? Она что, на меня глаз положила?!

Девочка она, конечно, роскошная. Мечта любого мужчины. Но рассматривать ее на предмет семейной жизни...

Ну какая из нее жена? Голову готов дать на отсечение – она яичницу пожарить не может. Белоручка.

До меня у нее наверняка были сотни мужчин. И я ни за что не поверю, будто женщина, привыкшая менять партнеров как перчатки, способна на моногамию. Ну на хрена мне становиться рогоносцем городского значения?!

Кроме того, однажды я уже был женат. Мне не повезло – попалась законченная стерва... Нет уж, спасибо! Второй раз я свою голову добровольно в петлю не суну.

И еще: я что-то не понял ее статус. Кто она Мухе – любовница, содержанка, знакомая на одну ночь?

Все это промелькнуло в голове, и я спросил – как-то нервно:

– Что ты сказала? Ты хочешь выйти за меня?

– Стасик, мы едем в шашлычную, а не в ЗАГС.

– Спасибо, успокоила... – проворчал я.

Глава сорок восьмая

Карина села за столик у окна, достала сигареты и закурила, а я подошел к прилавку и отчеканил:

– Килограмм шашлыка. Батон, нарезанный тонкими ломтиками. Пару салатиков на ваше усмотрение. И пару бутылок пива... А там видно будет.

Молодая, но уже расплывшаяся в телесах армянка понимающе кивнула.

– А дама что будет пить?

– Дама за рулем, – сказал я и вернулся за столик. – Сейчас принесут.

Карина кивнула, продолжая курить. Я сел напротив, делая вид, будто рассматриваю пейзажи за окном.

Шашлычная стояла на краю шоссе "Ростов-Таганрог". Через проезжую часть вдоль обочины тянулась вереница точно таких же шашлычных, кафе и магазинов. На заднем плане были вторые и третьи этажи особняков...

Когда обзаведусь машиной, неплохо бы построить здесь особняк и перебраться на лоно природы из грязного, загазованного Ростова. До центра города отсюда ехать минут двадцать пять – тридцать, а уж армянский язык я как-нибудь за годик осилю. Хотя бы на уровне мата.

Потом я перевел взгляд на Карину. На фига я ей сдался?! Или она просто нимфоманка?

На моем лице, видимо, было написано все, и она рассмеялась.

– Да не собираюсь я за тебя выходить – успокойся! – с трудом выговорила она.

Тут на мое счастье подоспела официанта в белоснежном фартуке.

***

Шашлык покрывала аппетитная корочка, сверху он был посыпан мелко нарезанной зеленью и кружочками лука, а из мяса торчали кости. Не для веса. Это сделали для того, чтобы каждый мог убедиться, что еще утром этот шашлык не бегал по помойкам...

Насладиться шашлыком нам было не дано. Едва мы начали есть, в заведение вошел какой-то мужчина лет сорока на вид, в кремовом костюме и в галстуке.

Остановившись у стойки, он вдруг вздрогнул и уставился на меня, как говорится, во все глаза. Я сделал вид, будто ничего не замечаю.

– Отличное мясо, – сказал я.

– Баранина, – заметила Карина с видом знатока. – Шашлык из свинины – это, конечно, отступление от классического рецепта, но он более нежный и сочный...

– Вы – Полонский?

Я поднял голову от тарелки. Мужчина теперь стоял напротив нашего столика. Его покачивало из стороны в сторону. Он был не просто пьян, как мне показалось вначале. Он был мертвецки пьян.

– Что из того? – буркнул я.

– Сука! – сказал мужчина и подался вперед, явно намереваясь ударить меня по лицу.

Бросив недоеденный кусок мяса в тарелку, я вскочил. Так и есть – пьяный подошел к нам не для того, чтобы поздороваться...

В последний момент я успел нырнуть под его руку, и кулак пронесся у меня над головой. При этом я толкнул боком столик, и вазочка с цветами опрокинулась, заливая скатерть.

– За суку ответишь, – сказал я, обхватывая его руками. – Может, выйдем?

Незнакомец несколько раз дернулся, силясь освободиться. Я держал крепко.

Тогда он попытался ударить меня коленом в пах. Я стоял к нему в четверть оборота, и его колено ударило меня в бедро, прямо по нерву. Ногу словно пробило током.

– Я тебя урою, сволочь!.. – хрипел пьяный, брызжа слюной. – Тебе п..ц, понял?

Со всех сторон к нам бросились люди и растащили в разные стороны.

– Пойди сперва проспись, а потом похмелись и подумай головой, гробовщик хренов! – орал я, стараясь вырваться.

– Тебе не жить, Полонский! – надрывался он, со своей стороны прилагая неимоверные усилия, чтобы сократить расстояние, разделяющее нас. – Отпустите меня! Я за дело его п...ть буду!

Из подсобки появились два бритоголовых молодца с весьма характерными для местных жителей профилями. Мигом оценив ситуацию, они выволокли пьяного скандалиста из шашлычной.

– Пардон, – сказал я как ни в чем не бывало, обращаясь к окружающим. – Все в порядке!

Меня перестали держать за руки.

– Я заменю скатерть, – сказала официантка.

– Не надо, – сказал я. – Сколько с нас?

– Кто это был? – спросила Карина.

– Четыреста шестьдесят два рубля сорок копеек.

Я сунул официантке пятисотку и махнул рукой типа: "Сдачи не надо!..".

– Понятия не имею, – ответил я Карине.

– А он тебя знает.

– Ну, может, это персонаж какой-нибудь критической статьи. Я их в свое время много написал… У меня дома продолжим.

***

Выйдя из шашлычной, я увидел дебошира. Он стоял неподалеку, красный, взъерошенный, и разболтанными движениями поправлял костюм. Стало ясно, что первая серия закончилась, но будет еще и вторая.

И действительно – при моем появлении он направился в мою сторону.

– А, сука!..

– Ты, мудак конченный! – заявил я. – Ты мне ужин испортил!..

– Я тебе не только ужин испорчу, я тебе... – начал он.

И не договорил. По той простой причине, что я, не размахиваясь, ударил его кулаком поддых, а когда он согнулся крючком, судорожно хватая воздух перекошенным ртом, пнул его голову как футбольный мяч.

Пьяного вздернуло в воздух, перевернуло, и он грохнулся на спину прямо в лужу.