Текст книги "Старые раны (СИ)"
Автор книги: Александр Артемов
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)
И тут воспоминания прошедшей ночи прыгнули на нее, словно бешеная кошка с подпаленным хвостом. Викта подскочила на кровати и едва не навернулась на пол.
Дыры в стенах и крыше. Их было много, и через них в глаза ярко било солнце. Значит, не приснилось?..
По спине прокатилась кавалькада мурашек, колючка добежала аж до кончиков пальцев. Не сон. Она реально вытащила девочку с края обрыва, под которым их ждал рой людоедов с открытыми ртами. А потом они пришли сюда, и Викта кричала на них. Сеншес, как болела голова… и хотелось есть. Ты сможешь проглотить хоть крошку, нитсири?
Она должна. Иначе здесь и умрет. На этих самых псоглавских шкурах, в тепле и безопасности.
Безопасности, говоришь? Глупая.
Ага.
Соскользнула с постели и чуть не покатилась по полу. Крепкий сон ничего не принес ей кроме новой усталости. Зачем она вообще спала? Лучше отправиться в лес, чем лежать здесь как старый набитый мешок. Еще немного и она доползла до лавки, где вчера оставила горячий горшочек. Ах, да, точно. Лавка все так и стояла, упершись в дверь. А горшочек, стало быть, лежал на боку, а его содержимое наполовину растекалось по полу, впитываясь подгнившими половыми досками. Прекрасно. Где же он, паршивец?
Но горшочка не было. Викта недоуменно осмотрелась по сторонам, думая, что дурной сон продолжается. Пусть уж в углу бы сидел кхамер и ждал, пока она не доест свой завтрак, а потом он сможет, так и быть, сожрать ее. Главное наесться самой. Где чертов горшок?
Вот он, на углях очага. Пустой. Викта чуть не разрыдалась, когда перевернула его, а наружу вывалились лишь пара каких-то ледяных шкварок. Плевать, съела и их, а потом вылезала горшок дочиста, пока не заболел язык. Глупая Жу, даже не помыла посуду за собой. Придется ей.
Есть еще что-то? Плевать, плевать на все. Даже если желудок не выдержит такой большой порции и срыгнет все наружу. Плевать, главное забить его до отказа, до тошноты, до рвоты. И забыть то, что ей все еще предстоит сделать.
Ага. Накормить камень, да, ты правильно поняла, малышка.
Набивая щеки холодной, грубой пищей, Викта чувствовала себя животным, которое не в силах контролировать себя, и пока еда не полезла обратно, нитсири продолжала набивать свой бедный желудок. Еще пару месяцев назад ее бы точно стошнило, но сейчас она была на седьмом небе от счастья.
Не ей ее судить. Не той старой Викте, которая слишком привыкла к теплой постели и к горячему супу.
Пока Викта тут обжирается своей кашей и ползает по углам, выискивая съестное, как полоумное животное, ее драгоценность в этот момент умирает с голоду. Неужели она не хочет дать и ему чуть-чуть пищи?
Смотри.
Вот она лежит в теплой кроватке и сопит розовым носиком. Такая молоденькая, сладенькая и аппетитная девочка, по венам которой плещется теплая кровушка. Давай, съешь ее. Никто и не узнает, что произошло в этом одиноком доме, в этой брошенной деревне, изрядно политой кровью ее жителей. Уж ты точно смолчишь об этом. Расскажешь своему братцу об уродливом, вонючем рок’хи, которого случайно нашла в овраге. Нитсири хлопнула его мечом по голове, чтобы урод не орал так громко, и вся недолга. Хотя если даже она честно признается, что зарезала маленькую девочку, пока та видела свои розовые детские сны, никто ее все равно не осудит. Это же вшивая псоглавка, а она стоит и пускает сопли!
Где же ее мечи?! Вот они торчат в углу, где она их и оставила накануне. Совсем память с голодухи отшибло у глупой нитсири.
Ах, как же кружилась голова… Она обхватила голову и согнулась пополам. Больно-то как…
Ты же сама понимаешь, зачем ты прошлой ночью вырвала эту бесполезную шкурку из лап чудовищ. Не хотела, чтобы еда досталась другому хищнику. Сама же говорила им, чтоб проваливали и не мешали тебе пировать.
Нет, не говорила «пировать». Прости, ты сказала «съесть».
Нет, просто они меня неправильно поняли.
Тогда почему отступили? Ведь «съесть» – то единственное, что они понимают.
Не отнекивайся, ты уже сделала первый шаг, нитсири. Дальше – больше. Дальше тебя ждут реки крови, ведь ты всегда мечтала стать абелью, не так ли? Ха-ха. Зачем же тебе тогда философский камень? Зачем ты пошла в этот лес за химерами? Давила котенка и поила камень его кровушкой? Ты что думала, что достала себе красивый кулончик и все на этом? Только не говори, что не знала, как называют абелей в простонародье. Их второе имя даже больше соответствует сути и философии их жизни. Да, их называют вампирами, кровососами, упырями и кровососущими бестиями. И ты вскоре станешь точно такой же. Высосешь всю кровь еще у сотен таких же маленьких девочек, которые точно так же будут спать в своих вонючих кроватках и лепетать слово «мама» сквозь негу.
А ты будешь лепетать слово «Еще!». Еще. Еще крови невинных! Тебе будет только мало, ты будешь постоянно испытывать голод, страшный голод, который не в силах утолить. Кровь станет твоей пищей на веки вечные.
Голод. Неземной и неутомимый страшный голод, – раздалась в ее ушах страшная мысль, еще утром забытая мысль. Ага, ты правильно поняла, конфетка.
Ты станешь таким же чудовищем, как и те твари, которых ты видела ночью. Как думаешь, почему они ушли и оставили тебя в живых? Все просто – они признали в тебе своего. Сестру по жажде крови.
Наслаждайся, нитсири сладкой детской кровью. Только не заляпайся с голодухи.
…
Камень… Да, все правильно. Накормить его нужно. И немедленно. Викта вынула его и тупо уставилась на него. Вечерняя порция собственной крови пусть и подкрепила его силы, но ненадолго – из мягкого оранжевого он начал снова уходить в унылую желтизну. Ему требовалось еще, собственными силами тут не поможешь. Нужно больше.
Так пойди и возьми, дура! Ведь возьмешь же. Не выдержишь, но тогда будет уже поздно и «джин» внутри умрет, как умер прежний, который был значительно слабее. А этот намного сильнее, его добыл Сарет ценой собственной жизни. Чтобы он сделал на твоем месте? И мгновения бы не задумался – сам запустил бы в шейку псоглавки свои молоденькие, неоперившиеся зубки. Помнишь зубы абель Ро? Помнишь же – длинные, острые, непрестанно мелькающие за ее алыми губами. Полный рот острых зубов. Для чего они, как думаешь?
Викта невольно провела языком по собственным зубкам. Кривым и мелким. А у абель Ро были такие крупные, белые и ровные. Блистательной белизны и красоты. Как и она сама – идеальные черты, грация, быстрота, осанка, высокая грудь и сталь серых глаз. И нечто горело глубоко в пучине зрачков. Этот блеск всегда пугал малышку Викту, когда Ро была недовольна и смотрела на нее, как на нашкодившего котенка, который испортил ковер.
Ага, это отблеск философского камня, который живет внутри каждого абеля. Частью которого была Ро, а камень был частью Ро. Философский камень – залог красоты, силы и власти, которой и ты достойна. Только прекрати пускать сопли и пытаться отсрочить неизбежное.
Только посмотри на нее, она уже одной ногой в могиле. А ночной прыжок? Ты настолько глупая, раз решила, будто бы псоглавка просто ходила пописать? Или она страдает лунатизмом? Нет, глупенькая, Жу специально шла к обрыву. Даже она понимает своим недоразвитым мозгом, что это конец.
Только себя больше травишь, дура. И ее мучаешь ни за что, ни про что. У нее нет будущего. Она только замедлит вас с братом, только съест лишнее. Или ты всерьез думаешь, что сможешь прокормить еще и ребенка рок’хи в зимнем Лесу? Или решила отдать ее другим выродкам по дороге домой? Это уже большая удача – если вам, уставшим, изголодавшимся детям, удастся дотянуть до общины псоглавцев. Лишь Сешнес ведает: не попадете ли вы к ним на вертел как жертва их темным божкам? Голодные рты, да еще и зимой в Дикой Тайге – это такая обуза, а мяса много не бывает. Тем более такого мягкого и сочного… Дура ты дура, малышка Жу обречена стать закуской для своих сородичей! Или для тебя. Выбирай.
Девочнку съедят в любом случае. Но кто первым откусит от нее кусочек? Ты или морозный и голодный Лес, который всегда питался своими детьми?
…
Пока Викта дрожала, раздираемая противоречивыми, камешек еще потускнел. Сеншес, как же быстро! Почему он слабеет так быстро? Она же только вчера поила его. Да, немного, но он не мог ослабеть так скоро! Ее крови ему должно было хватить на пару дней.
Глупенькая нитсири. Даже он устал ждать, когда ты возьмешься за ум. И решил поторопить события. Сколько же еще, в самом деле, у тебя хватит совести морить его голодом? Не надоело? Или ты думаешь, что «джин» не хочет кушать? Все хотят нитсири. И ты, и Жу, и философский камень. Все любят сладко покушать. Так уж сложилась жизнь – выжить можно только сожрав ближнего.
Еще, еще немного крови! Викта бессильно опустилась на пол, закатала рукав. Нож дрожал в ее пальцах, когда нитсири приложила холодную сталь к своему запястью и зажмурилась. Сеншес, как же больно резать себя… Кровь закапала на пол, нитсири беспомощно заскулила и приложила камень к запястью.
Нет… Как такое возможно?! Пей! Пей же, дурачок! Почему ты не пьешь? Это же кровь, горячая человеческая кровь, о которой ты так мечтаешь?! Пей! ПЕЙ!
А вот хер тебе, стерва. Он же не дурак же играть в твою идиотскую игру до бесконечности, он понимает, что эта дойка не будет тянуться до бесконечности, он в любом случае скоро сдохнет. Выбирай: либо он, либо эта чумазая псоглавка.
– Вихта, – коснулось ее ушей. Викта подняла голову. Жу смотрела на нее сонными глазами и пальчиками выковыривала песок, скопившийся в уголках век за ночь. Терла она их долго, настойчиво и моргала, как заведенная, осматривая нитсири с головы до пят. Должно быть, дурочка думала, что не проснулась еще, и это блики утреннего солнышка и обрывки дурных снов дурят ей головку. Не могла же ее спасительница спятить после той страшной ночи и наутро начать вскрывать себе вены? Или могла?..
Постепенно в ее взгляде начала разливаться лужица немого вопроса, быстро переходящее в потоп сомнения, неверия, осознания и, наконец, ее глаза утопли в болоте горького ужаса.
Псоглавка завизжала быстро, яростно и пронзительно, как будто все это время упорно душила этот крик. Она вскочила на кровати и прижалась к стене всем телом. Викта, оглушенная истерикой, хлопала глазами, даже думать забыла, что кровь уже струится по запястьям и проливается на штаны.
Крик оборвался так же резко, как и начался. Псоглавка перепрыгнула ошарашенную нитсири и пропала. Викта застыла в оцепенении, смотрела то ли в пустую стену, где мгновение назад верещала псоглавка, то ли на собственную изрезанную руку. И что так все и закончится? Дверь. Сейчас хлопнет дверь, и нитсири останется одна истекать кровью. А у нее даже не осталось сил, чтобы подняться на ноги и поискать, чем можно перевязать рану. Глупая дура, даже не озаботилась этим заранее.
Но дверь так и не хлопнула, вскоре маленькая псоглавка вернулась с обрывком ткани. Пока Жу перетягивала ее израненную руку, Викта сидела, безвольно расставив ноги, не мешая ей, но и не помогая. Нитсири обессилила так, что у нее даже не осталось мочи поддержать ее хотя бы словом. У Жу ничего не получалось и кровь продолжала хлестать, но псоглавка упорно вертела тряпку вокруг ее руки, потом убежала и принесла еще.
«Дура», – хотела вымолвить нитсири, но ей удалось только впустую открыть и закрыть засохший рот. Про жгут совсем забыла. Сначала жгут, потом перевязка. Дура ты мелкая. А все равно ничего не поняла бы, чудо ты лесное.
Жу не сдавалась, зажимала рану ладонью, и когда и это не помогло, бросилась вылизывать раскуроченную руку своим розовым язычком, но только вся измазалась. А кровь все била из руки нитсири. Кажется, Викта порезала себя слишком глубоко, и теперь ей грозили серьезные неприятности.
Придется потревожить Талант. Иначе она быстро истечет кровью, и на этом ее приключение завершится. Она мысленно потянулась к камню и наткнулась на… стену. Камень не пускал ее к себе! Как такое возможно?! Что ты себе позволяешь, гад ползучий?! Я твоя госпожа, я твоя хозяйка я…
Сеншес! Сам объявил голодовку и решил приморить нитсири. Гаденыш!
Что же делать, Сеншес…
Сеншес знал, она сама знала, хоть голова и ходила ходуном, а запястья горели от боли. Крови так много, но камень отказывался пить ее, вообще чуть ли не выбрасывал последние силы на ветер. Тихо убивал их обоих…
Выход мелькал перед носом, пытаясь остановить кровотечение – по-прежнему безуспешно. Алая жидкость, которую он примет без оговорок, течет по венам этой девчонки, ты правильно поняла его, Викта. Ее жертва спасет философский камень, спасет жизнь нитсири, спасет и жизнь Сарета, но времени в обрез.
Нужно только достать ее, дать забрызгать пол – от всей души. Нож все еще лежит в пальцах. Просто схвати псоглавку за шкирку и ударь острием прямо в шею – туда, где кровоток сильнее всего. Девочка умрет быстро – бульк, и все! а ты сможешь выжить, и спасти Сарета.
Спасти Сарета ценой всего одной никчемной жизни… или двух никчемных жизней.
Викта колебалась. Штаны уже насквозь промокли от крови. Кружилась голова. Страшно кружилась.
– Жу, – произнесла она дрогнувшим голосом. – Иди сюда, маленькая.
Псоглавка вздрогнула, подняла голову и побледнела. Должно быть, Викта выглядела хуже некуда. Она вытянула вперед окровавленную руку, обняла Жу за плечи, прижалась к ней всем холодеющим телом. Какое же оно горячее от страха. Как пахнет ее страх, ее волосы, ее кожа. Псоглавка начала вырываться и что-то верещать. Викта сделала над собой огромное усилие, навалилась на нее и прижала к полу. Уперлась локтем в трепыхающуюся грудь, посмотрела прямо в напуганные детские глазки. Подняла философский камень.
– Смотри вот сюда, – ударила ногтем по желтому глазку.
Жу глянула туда быстрыми глазками раз, другой и… Да, угадала. Философский камень желал именно ее крови. Держи ее, дорогуша, крепче держи. Это не займет много времени.
Викта поднялась, не выпуская камня, сжала нож. Ее зверски шатало, но для того, чтобы резать и колоть сил наверняка хватит.
Лишь бы не грохнуться в обморок раньше времени.
Она прижала острие ножа к ее оголенной руке и резко разрезала. Жу взбрыкнула и завизжала. Викта упала на нее, въехав лбом ей в лицо. Псоглавка подавилась собственным криком.
– Тихо, – прошипела нитсири, погружая камень в ее рану, исходящую горячей кровью. Жу сделал глубокий вдох и завопила прямо ей в ухо, пыталась одернуть руку. Но Викта вцепилась в нее, как коршун, поила философский камень, шикая на все ее попытки вырваться.
– Вихта, – стонала псоглавка, не понимая, что же произошло с ее спасительницей. – Вихта.
– Молчи! Если не хочешь, чтобы я зарезала тебя, помалкивай.
Как ни странно, но псоглавка сразу же затихла. Викта поднялась на колени и потянула девочку за руку. Та подчинилась и встала рядом, дрожа как в лихорадке. Викта подставила камень прямо под ярко-красную струю и смотрела, как она скрывается в темных глубинах, а алый огонек загорается с новой силой.
– Вихта, – рыдала девочка еле слышно, по ее шее градом катились капли пота. – Деламеха аде…
– Знаю, – буркнула Викта, наблюдая за кормежкой. – Мне тоже очень больно, но я терплю.
Крови-то, крови-то сколько под ее ногами. И там была и ее кровь, и кровь Жу. А голова все кружилась.
Доволен? Глазок моргнул. Еще бы. Еще бы. Почему ты не перерезала ей глотку?
– Потому что она одна, глупая ты погремушка, – пошептала Викта. – А нам еще идти и идти.
Глазок снова моргнул. Ну, тебе виднее. Но я буду ждать добавки.
– Жди, – сглотнула нитсири, убирая камень в карман. Пробудила Талант и сразу же одернула его. Не успев проснуться, тот взбрыкнул, как необъезженный жеребец, но Викта уже привыкла к его фокусам. Стой смирно. Вот так вот. Убери эту боль, пожалуйста.
…
Теперь ей было немного лучше.
Она облегченно выдохнула. Кровь больше не лилась. Осталось…
Нитсири схватила девочку за окровавленную кисть двумя руками, словно собираясь сделать ей «крапивку», и ударила по коже разрядом. От неожиданности девочка даже не успела взвизгнуть – кожа на руке начала исходить жарким паром. Под ее запоздалый крик Вика отодрала ладони – на них остался верхний слой еще розовой кожи. Девочка бросилась на пол, прижимая к себе многострадальную руку, рыдала в голос.
– Дай посмотреть, – согнулась нитсири, хватая ее за предплечье. Та одернула руку и закричала еще громче.
– Дай мне! – гаркнула на нее Викта и пригрозила ножом.
Девочка, размазывая слезы по красному лицу, сунула ей руку. Очень грубо. Очень. Следы ее ладоней отпечатались на коже двумя яркими ожогами. Но раны больше не было. Только тонкая полоска шрама и два ожога от наложения рук, больше ничего.
Абель Ро выпорола бы ее за подобный результат, но сейчас старой ворчуньи здесь не было. Они были не на экзамене.
– Хорошо, – кивнула Викта и отпустила ее. – Теперь иди собирайся. Мы уходим отсюда.
Жу не сдвинулась с места, а только размазывала слезы по красному лицу. Нет, не была Викта ее спасительницей.
– Послушай, – сказала Викта ледяным голосом, хватая ее за шиворот и привлекая к себе. – Ты теперь моя. Слышишь? Моя. Это мое, – погладила она ее по волосам. – Это мое, – дернула за нос. – И это, – ткнула она ее в грудь так, что та едва не упала. – Давай, топай.
Браво, нитсири!
Девочка, сама не своя от страха, повиновалась и вышла из избы. Викта последовала за ней, не спуская с нее взгляда. Псоглавка всю дорогу из деревни поглядывала на нее, словно видела первый раз в жизни. Ее заплаканные глаза горели страхом, где-то глубоко внутри пряталась черная ненависть.
* * *
Они оставили деревню на рассвете и очень скоро дошли до реки. Теперь поток бурлил справа от них, а они с Жу следовали вверх по течению. Топать так предстояло еще пару дней, пока у них под ногами не зажурчит тот самый ручей, который и должен привести Викту к их старой стоянке, к Сарету. Все просто и ясно. На первый взгляд, конечно.
Ее мешок существенно полегчал, когда она переложила часть вещей в сумку Жу. Девочка взвалила его на плечи без единого слова, и так же молчала, когда они оставили ее родную деревню за порогом. Куда ее вела Викта – ей было неизвестно, но нитсири держала ее впереди и подгоняла, если та замедляла шаг. Псоглавка время от времени оглядывалась на спутницу с плохо скрываемой опаской, но старалась делать все, что от нее хотели, косясь на нож, рукоять которого нитсири теперь не выпускала из пальцев. Девочке непросто было тащить тяжелую сумку, но она молчала, сглатывая слезы. Еще тяжелее было находиться рядом со своей «спасительницей». Теперь псоглавка страшно боялась ту, которой была обязана жизнью, и когда нитсири ее окликала, она тряслась как цыпленок.
«Сеншес, не хотела я, чтобы все закончилось вот так, – сжимала Викта зубы и глядела девочке в спину, которая тащилась впереди, утопая в снегу. С этой огромной сумкой она еще больше походила на бурдюк, заполненный кровью. Привыкай, будущая абель.
Вечером Викта разжигала костер, не забывая выразительно посматривать на Жу, чтобы та и не думала сбежать.
Ловила себя на мысли, что доведись ей взглянуть на себя со стороны, сама бы испугалась не меньше. Волосы грубо обкорнаны, руки в страшных ожогах, вооружена до зубов – абель Ро точно бы гордилась такой бандиткой, как ты.
– Заткнись, – прошипела нитсири, сама не зная кому. И кхамеру понятно, что она права.
Себя она ненавидела. И псоглавку она ненавидела – эта дура за все время не сделала и одной попытки, как-то вырваться и сбежать от нее. Такая покладистая и услужливая. Выродка она и есть выродка. Псоглавцы только и умеют, что грабить и танцевать вокруг костра. А если и прижать их к ногтю, то на брюхе будут ползать, лишь бы сохранить свою жалкую жизнь. Так писали в книжках, чистая правда – Викта могла подтвердить это на собственном опыте. Зачем еще нужен этот народ? Пусть повинуются тем, кто намного цивилизованнее их. Либо умри, либо тебе найдут применение.
Девочка заливалась криком боли, пока Викта поила философский камень ее молодой кровью. На этот раз под нож пошла уже другая рука.
– Вихта, – плакала девочка. – Вихта. Деламеха аде…
Викта не отвечала. Нечего было отвечать. Терпела бы лучше.
Когда нитсири решила, что крови пока достаточно, убрала камень и «прижгла» рану. На этот раз Жу упала в обморок от такой резкой вспышки боли. Викта осмотрела ее руку – на этот раз получилось куда как лучше. Не фонтан, плетки Ро ей точно не избежать. Но, по крайней мере, кожа с рук не слезла. Лучше.
Следующая пара дней текла в таком же ритме. Днем они с небольшими привалами шагали вдоль реки, а вечерами проводили кормежку. Когда спутницы таки дошли до ручья и остановились на ночлег, Жу еле держалась на ногах и не могла нести сумку – полдня поклажа лежала на плечах нитсири. Все силы псоглавка отдавала камню.
Из всего выходило, что мучиться оставалось недолго.
* * *
Девочка сидела перед костром, уставившись в пламя черными, ничего не видящими глазами. О чем она думала? О матери? О своей прежней животной жизни, когда каждый самец с торчащим отростком имел ее, когда тому вздумается? О том, как бы ей пережить следующую ночку и проснуться на рассвете, чтобы снова ступить в снег? Зачем ей это? Наверняка думает как бы прирезать свою мучительницу, пока та дрыхнет. Эй, дурочка! Ведь это нитсири спасла тебя от голодной смерти – так бы и сидела на том дереве. Викта привела обратно домой, обогрела, накормила и не дала кхамерам тебя сожрать. Будь хотя бы чуть-чуть благодарна. Сидела бы птичка сейчас на ветке и жевала кору, не смея сунуть нос в родное разоренное гнездышко. Так и замерзла бы, дурочка.
Ей похоже было все равно. Лишь бы было сыто, удобно и тепло.
Выродка. Псоглавка. Нелюдь одним словом.
Сеншес… И это ее мысли? Сеншес… Во что она превратилась?
Нет. Сегодня кормежки не будет.
Викта заерзала на своем месте, Жу испуганно вскинула глаза, очевидно решив, что настало время закатывать рукава. На ее запястьях уже живого места не было от ожогов и разрезов, девочка уже ноги с трудом переставляла.
Но нитсири укладывалась спать. Она чувствовала на себе взгляд Жу, когда накрывалась одеялом.
– Спи, Жу. Я даже связывать тебя сегодня не буду, обещаю. Спи, малышка.
И отвернулась от девочки, напуганной не меньше ее самой, которая подобно нитсири плакала каждую ночь. Сеншес… Что с ней произошло? Как она могла резать ей руки и пить – да-да, не камень, а именно она! – пить ее кровь. И сколько это будет еще продолжаться? Через несколько дней они повстречают Сарета и тогда… Если, конечно, Жу сможет подняться на ноги… Но она отпустит ее – куда? Или выжмет из ее слабенько тельца всю кровь, чтобы не пропадала зазря.
Отпустить псоглавку – все равно что убить. И взять псоглавку с собой – равно убить. Не станет же она тащить ее на себе, гладя по головке, чтобы умереть с голоду уже всем троим.
Викта отвернулась и накрылась одеялом с головой, начала тихо-тихо плакать. Беги, Жу. Беги, пожалуйста, пока эта сука не видит! До деревни не так далеко – доберешься.
Но Жу не двигалась с места, нитсири чувствовала, как та сидела и смотрела на нее, даже не стала делать вид, что укладывается спать. Чего ты ждешь?! Беги! – дрожала нитсири от осознания, насколько послушным был этот ходячий труп. Я не буду тебя связывать. Преследовать тоже не буду – беги же! Дурочка, маленькая ты дурочка…
Викта сбросила одеяло и вскочила на ноги. Псоглавка вздрогнула и повалилась на спину, от страха округлив трепещущие глаза. Викта, обливаясь слезами, стояла над ней, сжимая в руке сверкающее лезвие.
Жу вжалась в землю и подняла руки перед собой. «Что будет? В чем я провинилась? Вихта, не надо!» – кричали ее глаза и дрожащий рот.
Викта молча схватила псоглавку за шкирку. Девочка запищала, даже не пытаясь сопротивляться. Повисла в ее руке, словно была сумкой, которую сама тащила еще позавчера.
Нитсири приставила лезвие ей к груди…
Удар! Ну же! Надо ударить. Это же так просто. Просто ударить в живот и бить, пока та не перестает плакать. Лучше так, чем тащить ее и выжимать из нее кровь по капле каждый вечер. Камню такой пир даже больше понравится.
Сеншес, как же дрожит рука… Она не сделает этого. Псоглавка все равно умрет! Сеншес даровал ее нитсири, чтобы она ее убила, но для пользы дела. Ради них с Саретом. Ради их жизни. Ради их счесться! Умри же, нелюдь! Ты все равно умрешь в этом лесу! Не сейчас, так через пару лет, когда будешь рожать такого же выродка, такого же уродливого и тупого, как и ты. Умри, проклятая!
Нет, о Сеншес, не могу так…
Она отпустила ее и толкнула в ночь.
– Вали, – дрогнули ее губы.
Но Жу не уходила.
– Вали отсюда! Туда, иди обратно к себе! На! Возьми сумку, там есть еда. Уходи отсюда, Жу.
Она лишь чуть попятилась, споткнулась об корень и упала на спину. Дальше псоглавка просто лежала, подняв дрожащие ноги и руки к небу, словно черепаха, которую перевернули на панцирь.
– Жу, – произнесла Викта, делая шаг к ней.
Куда ей бежать? Она ведь намного умнее тебя, пустоголовая нитсири, ведь она прекрасно понимает, что бежать ей некуда. В деревне же тоже смерть, но иного рода. Да и не дойдет она на таких ногах. А здесь, хоть как-то. Больно, но…
За ее спиной треснула ветка. Нитсири даже не успела обернуться, как нечто тяжелое выбило ее из равновесия, и она упала лицом в горячий снег.








