Текст книги "Старые раны (СИ)"

Автор книги: Александр Артемов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц)

Глава II. Жу

Ручей вывел Викту к реке, такой же бурной и ненасытной, что и та, на которую она наткнулась, когда пыталась спасти малыша. Или же это была та же самая? Она могла только догадываться.

Эта мысль и заставила ее остановиться. А что если это действительно та же самая речка, и Викта сейчас двинется прежней дорогой? Течение приведет ее не к новому поселению, где нитсири сможет найти живых псоглавцев, а к пепелищу, заваленному обглоданными костями.

Она застыла в нерешительности. Снова выходить к месту бойни и смотреть на плоды собственных рук ей не очень хотелось. Кто знает, насколько далеко оттащили ее кхамеры.

По течению или против?

С другой стороны, если она все-таки не ошибается и ей удастся дойти до разоренной деревни, то есть небольшой шанс, что нитсири найдет среди руин что-нибудь съедобное и ей не придется придумывать почти нереализуемый план, как втереться выродкам в доверие и вернуться потом живой. Еда буквально сама прыгнет ей в руки. К тому же, она сможет найти много-много почти свежей крови…

Так она может одним махом решить множеством своих проблем и быстро вернуться к Сарету. Только поверни и иди по течению, пока не запахнет пепелищем.

Казалось бы…

Неужели она решится на такое? Снова вернуться на место массового убийства, в котором она же и повинна, и будет обирать трупы? Ниже ты еще не падала, подлая нитсири!

А какой у нее выбор? Заартачиться, обратиться кроткой ланью и пойти в другую сторону? И что она найдет там, в другой стороне? Сколько ей придется стоптать сапог до нового поселения, и не сожрут ли ее там выродки или те же кхамеры? Или кто похуже…

Смерть и жизнь.

Выбирай.

Ох, Сеншес, за что ты так?! Она боялась выбирать и выбирать без конца. Груз вины все еще давил на нее за то, что нитсири сделала, и будет еще давить за то, что ей только предстоит сделать. Если она дойдет, конечно, а не умрет по пути. И ведь никто не гарантирует, что перед ней именно та река, а если и та, то не находится ли нитсири за мили и мили вверх по течению от разоренной деревни.

Голова раскалывалась новых вопросов, и ни на один из них не было ответа, который позволил бы Викте освободиться хотя бы от парочки сомнений…

Она аккуратно спустилась к берегу и аккуратно, чтобы ледяная корка не проломилась под ней, зачерпнула немного воды. Хотя бы напиться удастся вдоволь.

Вода ледяная и мутная. Еще месяц назад (а месяц ли?) она ни за что не стала бы пить такое. Но сейчас Викта глотала все больше ледяной жидкости, от которой зудели зубы. Вытерев мокрый подбородок, она поднялась с колен.

Нитсири, решайся, куда понесут тебя ноги!

Снедаемая сомнениями и терзаемая совестью, она шагала, уперев глаза в хрустящую землю. Река исходила паром по ее левую руку.

Будь что будет, она не святая. И лить слезы тут нечего.

* * *

До самого вечера она не заметила на берегу никаких признаков близкого селения рок’хи. Хорошо это или нет, решить было непросто. Для злобной и практичной твари, которая резала вены алхимику и выволакивала труп убитого ею же мальчика на поживу людоедов, – удар по сердцу. Для совестливой и плаксивой мямли, которая лила слезы по убитому котенку, – безусловное облегчение.

Как она себя не заставляла на время забыть брата, ее мысли постоянно текли обратно. Как он там сейчас, один? Акай упоминал, что кхамеры побоялись прикасаться к нему. Значит ли это, что теперь Сарету ничего не грозит? Много ли среди уродцев таких боязливых и осторожных и не наткнется ли на него тварь, которая просто хочет жрать?

Сколько же еще она не знает о Дикой Тайге, чтобы просто выкинуть своего брата из головы. Все просто и ясно – ты, подлая нитсири, обрекла своего брата на быстрый и страшный конец!

А она бы предпочла, чтобы он умирал долго, медленно, сходя с ума, сжираемый Талантом? Она не думала, что быстрая смерть в зубах лесных чудовищ – это большее благословение, чем ее «сестринская забота»? Ей бы следовало, как подобает сестре, просто проткнуть ему сердце Рубиновым клинком, и закончить на этом его мучения.

Ее сердце затрепетало еще сильнее. Два меча, которые она сейчас тащила неизвестно куда, стали еще тяжелее. Теперь ясно, зачем он заставил ее взять с собой и его Рубиновый клинок. Убрать его подальше от него. Она бросилась вперед, глотая слезы. Чуть ли не побежала, по колено проваливаясь в снег.

Нет, она не хотела так думать. Это ужасно… это же ее брат, Сарет! Она хотела верить, что ее сильный, смелый Сарет справится со своим недугом, а она должна только принести ему немного еды, когда он придет в норму.

Сеншес, он же выжил в Блуждающем Барандаруде, где каждый камень испытывал его на прочность! Он справится и выживет, а она вернется с сытым и сияющим философским камнем и хотя бы небольшой сумкой с припасами, и тогда они вместе вернутся домой, в Альбию.

И что потом? – кольнула ее гадкая мыслишка так резко, что нитсири оступилась и едва не упала.

Викту ждет жизнь среди Бессмертных, как ей и суждено, а Сарет? Он тоже должен встать с нею там, на вершине. Их готовили к этому несколько лет, они жили ради этого. Они растили свои камни ради этого. Они должны оба вернуться из леса, каждый со своим камнем, оба, взявшись за руки – как они и представляли – и пройти по Пути Перерождения.

А теперь, что ждет его вместо этого славного будущего? Опустошение, да. В лучшем случае, он станет Нито, Опустошенным. Выдержит ли он такой судьбы?

Стареть и смотреть, как его сестра Викта с каждым годом становится все прекраснее и сильнее наряду с другими нитсири, ставшими абелями. А он, несчастный Сарет, с каждым годом будет становиться все слабее и несчастнее в своем жалком человеческом теле, ведь его срок – благодаря проклятому Барандаруду! – уже прошел, и ничего уже не исправишь.

Опустошение – это же не бог весть, какая редкость. Рыжек сам такой же наверняка! Викта никогда не спрашивала старика о его прошлом. Мудрый Ловец стареет, несмотря на Нектар, как и все фосферы. Почему бы в прошлом ему и вправду не оказаться неудачливым талантливым нитсири, которого просто нашли слишком поздно, и он выгорел до обретения философского камня? Она могла только гадать на его счет.

Сарету тоже суждено стать таким же, как Рыжек. Подручным абель Ро, который выполняет все ее прихоти? Чьи же прихоти будет выполнять Сарет? Ее – абель Викты, чьи же еще. Повелевать ему уже не придется. Только служить Сияющим Лицам, одним из которых ему самому суждено было стать, но судьба выкинула другую карту.

– Зараза, – пробормотала Викта. – Бедный Сарет.

Это так несправедливо после всего того, что он пережил. А она еще и смеялась над ним, как идиотка.

* * *

Сарет.

…

Сарет.

…

Ты слышишь меня, Сарет? Проснись и пой, Сарет! Я знаю, что ты меня слышишь, глупенький, стонущий кусочек теплого мяса. Думал, что убежишь от меня в свой светлый и счастливый мир, и мы больше никогда не увидимся? Наивный. Мы же только познакомились и начали узнавать друг друга ближе, а ты сбежал. Нехорошо. Наказание будет суровым.

Да! Огонь сжигает твои внутренности. Ты чувствуешь их? Вряд ли. Ты чувствуешь лишь кипящий жидкий огонь вместо них, и это единственное, что ты запомнишь, прежде чем милосердие смерти навсегда закроет твои глазки.

Я гляжу, все твои мысли волчком вертятся вокруг твоей ненаглядной сестренки, которая бросила тебя? Признайся, что ты до последнего надеялся, что глупышка останется и разделит твою незавидную участь – умереть от выгорания Таланта. Единственного, что было в тебе достойного уважения. А она сбежала – какой сюрприз! Собрала манатки и дала деру с твоим философским камнем, ради которого ты отдал годы и жизнь. Но не стоит так отчаиваться, Лес ее тоже не выпустит – она уже мертва. Разве такая хрупкая булочка, как она, сможет прожить в Дикой Тайге до вечера? Уже весь Лес сбежался, чтобы попробовать ее свежей девичьей плоти. Верь: перед тем, как ее сердце остановилось, она тоже думала о тебе. Ее съедал стыд за то, что она ни чем не отличается от тебя – булочка тоже думает лишь о себе любимой. Ничего не добилась со своим камешком, но решила позаимствовать твой. Тебе же все равно, правда?

Да, я милосердна. Даю тебе надежду, что хоть кто-то думает о тебе в такой миг. Может тебя это утешит хоть ненамного, прежде чем еще одна порция таланта выгорит и причинит тебе еще немного боли, которой ты так заслуживаешь, мерзкий воришка.

Все остальные уже забыли, что был такой нитсири Сарет, и что он когда-то подавал неплохие надежды на стезе алхимии и даже заслужил похвалу от непреступной абель Ро, когда-то прозванной Живодершей. Но память Альбии скоротечна, она больше помнит своих недругов, чем верных сынов. Верных сынов, которые неизменно становились ее недругами.

Иронично, что они и тебя вполне могли записать в недруги. И так запомнить. Навсегда. Альбия свято хранит свои обиды. Говорят, свои счеты есть даже к той, что сейчас протирает своим задом трон, и когда-нибудь и ей придется заплатить по счетам. Как и очень многим, кто добровольно не согласился слезть с престола и заартачился перед лицами своих дрожащих сестричек.

Откуда эта боль?! Откуда эта ненависть?! Я же вижу тебя насквозь, дурачок. Такого как ты нельзя не ненавидеть. Все ваше мерзкое, давно прогнившее племя воров, ворующих у нас столетиями и не испытывающих ни капли раскаяния за то, что совершали. Не желали даже подумать, за чей счет получали силу и власть, которой так бездарно пользовались, бесконечно удлиняя и удлиняя свои никчемные жизни. Продлевали до того момента, пока рука вашего же выкормыша не прервет биение уставшего сердца.

А ты, Сарет, лишь личинка, из которой так и не родиться новое существо. И поэтому я сейчас здесь, и поэтому я последовала за тобой по пятам из своего родного мира, чтобы никогда не вернуться домой.

Но это справедливая жертва. Пусть я посмотрю на страдания хоть одного из тех, кто выдирает нас из нашего дома и прячет в эти проклятые камни.

Я хочу услышать твой крик, почувствовать твою боль, вкусить твои муки вместе с тобой, и не пропустить ни мгновения твоих страданий. Страдай за всех кровопийц, которые паразитируют на чужом ради собственных грез.

А я буду страдать вместе с тобой, ибо я навеки часть твоего тела.

* * *

Речка тянулась перед ней неумолкающим перстом. И ни намека на то, что она выведет нитсири хоть к самому захудалому селению. Останавливалась она только для того, чтобы немного передохнуть и шла дальше, почти не замечая, как один день сменялся другим. Если так пойдет и дальше, ей все же придется… нет, она не хотела об этом думать – нитсири не вернется с пустыми руками. И не потому что не сможет заставить себя бросить эту глупую затею – идти искать живых в море помертвевшего Леса. Просто не хватит сил на обратную дорогу. Придется затратить еще несколько дней пути, который будет еще тяжелее из-за слома всех надежд.

Поэтому она пойдет только вперед, пока не упадет от усталости, ее не съедят голодные твари или она не наткнется на поселение рок’хи. А там будь что будет.

Днями вокруг было относительно спокойно и тихо, однородный лесистый пейзаж раскинулся в неизменном величии. Противоположный берег реки был для нее закрыт – речка бурлила и, несмотря на холод, даже не думала замерзать, а брода не было и в помине. Небо пока огорчало девственной чистотой – ни тебе столбов дыма от печей, ни от костров. Морозный воздух взбивал шум волн, но даже дальше в лесу ушей не коснулось ничего кроме воя ветра и скрипа деревьев.

Ночами Викта замечала, что с другого берега между деревьев перемигиваются какие-то странные огоньки. Нитсири не смогла определить источник света – домики псоглавцев или какая-нибудь ловушка? Под покровом ночи сложно было сомкнуть глаз, и она долго сидела на берегу и наблюдала за тем, как огоньки не торопясь перемещаются из стороны в сторону. Один из них скоро оторвался от своих братьев, понялся выше деревьев и слился с миллиардами пылающих звезд.

Викта очень хотела, чтобы вместе с ней за этим чудом наблюдал и ее брат. Она протянула руку в сторону и представила, что Сарет сейчас сидит рядом и в ответ пожимает ее пальцы. Да, сестренка. Я тоже видел это чудо.

Под громовые перекаты волн, вой ветра и шуршание задубевших ветвей она засыпала.

* * *

Ты еще жив, мясо? Я тоже жива. Эти дни оказались нелегким испытанием, ведь для моего сознания ваше время течет в десять раз медленнее, а значит и боль в десять раз ощутимее. Все же быть частью тела умирающего в агонии – тяжелая доля.

…

Еще цепляешься за свою жалкую жизнь? А ты крепкий. Я даже не ожидала такой выдержки от мяса. Меня даже кольнула толика уважения к тебе.

Но ничего страшного, и не таких Талант съедал заживо.

Позволь спросить, Сарет, зачем ты до сих пор сопротивляешься? Даже если тебе удастся сохранить жизнь и рассудок после выгорания, у тебя нет ни единого шанса вернуть упущенное время. Ни единого. Твоя карта бита, и ты это знаешь. Тебя ждет жалкая человеческая жизнь в шкуре Опустошенного. Жизнь полная мук униженного тщеславия. Твоей сестренке будет жаль тебя, она обязательно пожалеет своего никчемного братца, будет ласкать тебя сестринской жалостью, купать в сочувствии к твоему горю. Другие же будут не столь чувствительны – они утопят тебя в презрении к неудачнику.

Отпусти ее. Пусть огонь твоего Таланта поглотит тебя!

Не согласен? Держишься за ниточку ускользающего бытия? Ради чего, поведай.

Молчишь.

Ничего кроме тупого человеческого упорства в тебе не осталось. Бьешься рогами в ворота, а сам не понимаешь зачем. Чтобы позлить меня? Тебе действительно есть дело до маленькой сущности, которая прицепилась к тебе, чтобы потешить веками копившуюся ненависть? Ты еще более отвратителен, чем мне представлялось. Хорошо, жди. Я тоже подожду.

* * *

Она наткнулась на ямку. Потом на еще одну. И еще. И еще.

И рядом с каждой краснел кровавый отпечаток.

Викту замутило, когда она вступила на поле, обильно политое кровью, усеянное обрывками одежды, где казалось, ветки еще раскачиваются от криков застарелой боли и страха. От каждой ямки тянулись цепочки следов. Вернее, они у нее обрывались.

Мурашки волнами скакали по спине, нитсири захотелось взмыть в небо, бежать без оглядки, провалиться под землю – только бы не стоять по щиколотку в этом холодном снегу, на котором еще было так много человеческой крови.

Беги отсюда, глупая дуреха! Зачем ты делаешь еще шаг? Они же только и ждут, когда ты подойдешь достаточно близко!

Но Викта шла, ведь другой дороги у нее не было. У нее чуть душа в пятки не ушла, когда нога провалилась в слишком глубокий сугроб. Дрожащая нитсири выбралась и тут же без сил упала на бок. Крупная сережка лежала в снегу и сверкала прямо ей в глаз. Тоже красная от крови.

Викта, словно ошпаренная кошка, пришла в себя только на высоком корне рефа, словно плечо выходящем из земли. Идти дальше? Сеншес, избавь ее от того, чтобы убирать хоть одну стопу со спасительной возвышенности! Она еле живая от страха, а это еще цветочки. Неужели она думала, что ее желудок и сердце настолько холодны, чтобы выдержать вид объедков? Считала себя настолько циничной, чтобы со спокойной душой обирать мертвых? А ее уже при виде каких-то ямок и сережки сковал ужас и она не может двинуться с места от страха.

Беги, маленькая нитсири, ты уже сыграла свою роль. Здесь играют взрослые.

Беги, пока не вернулись кхамеры, чтобы доесть тебя!

Дурочка, некуда же бежать!

Викта спрыгнула в снег и провалилась в него выше колена. Выплевывая раскаленный пар, выбралась и побрела дальше, ожидая, что каждый шаг станет последним. Она уже затылком ощущала, как пара колючих лапок готовится схватить ее за пятки. На этот раз пощады она может не ждать. Две руки из снега, и тьма и боль пожрут ее.

Нитсири как могла быстро добралась до поваленного дерева и забралась на широкий ствол. За ним окровавленных ямочек было еще больше, и ее замутило. Не смотри на них! От рок’хи ничего не осталось, кроме следов на снегу. Сеншес… Они бежали из этого ада, и их одного за другим утаскивали под землю. Методично, цинично и весело подхватывали, как пирожные с тарелки, и кидали себе в рот. Как ту пслоглавку, которой нитсири протягивала младенца.

Идти, нитсири! Тебе нужно поторопиться, если хочешь спасти своего брата.

Бегать от «домика» к «домику» как в игре в салочки? Ужасно глупо. Соберись уже, будущая славная абель! Если бы друзья М’рана хотели съесть тебя, то сделали бы это давным-давно.

Ты еще не устала бояться?

Сарет наверняка ничего не боялся, когда скитался по Барандаруду и прятался от какого-то небесного чудовища. Нитсири даже представить не могла, каково это знать, что в любое мгновение нечто настолько гигантское, что заслоняет целое небо, может потянуться к тебе своими щупальцами.

А тут всего лишь какие-то подземные землеройки-людоеды с мерзким чувством юмора. Любая абель их бы пинками по лесу гоняла. А ты увидела жалкие пятна на снегу и уже сопли распустила!

Шлеп по макушке!

Викта ойкнула и от неожиданности чуть не полетела лицом в снег. Что нитсири, тебя пугает даже упавшая шишка? Трусиха, недостойная даже выносить ночной горшок.

Хлоп второй раз!

Уйди с зоны поражения, дура, даже дерево тошнит от тебя! Викта, почесывая ужаленную макушку, спустилась на землю. Под ногами блестела ярко красная бусина.

– Маха! Маха канохэ! Эхо эхонэ! – зажурчал тонкий девичий голосок над головой.

Викта подняла глаза и обомлела. На ветке, на высоте достаточном, чтобы свернуть себе шею, сидела худенькая, дрожащая девочка-рок’хи, и что-то кричала ей на своем варварском наречии.

– Сеншес, – прошептала Викта, с размаху садясь в сугроб. Этого ей еще не хватало.

Самочка все голосила, делая ей какие-то знаки. А Викта только хлопала глазами и не смела даже подняться. Отмерев, нитсири беспомощно обернулась – по-прежнему ни души вокруг. Только она и мелкая псоглавка на ветке.

Затрещали ветки – и самочка принялась спускаться, продолжая попискивать и выискивать нитсири напуганными глазами. Высота была огромной, для малышки – смертельной. Викта топталась на месте и не знала, что делать. К такому она точно не готовилась…

Тут ветка оглушительно треснула, и девочка с воем полетела вниз. А Викта больше от страха и неожиданности бросилась ее ловить. Худое тельце грохнулась прямо на нее ее плечи, и нитсири распласталась на снегу.

Больно. Сеншес, больно-то как…

Тут что-то вцепилось в ее одежду и потянуло. Викта подняла ушибленную голову, и увидела, что девочка рок’хи стоит над ней, пытаясь поднять «спасительницу» на ноги. Нитсири, ругаясь себе под нос, встала на нетвердых ногах. Ну, вот я спасла тебя, что дальше, псоглавка?

Девочка втолковывала ей что-то на своем языке, обливаясь слезами и показывая пальцем в ту сторону, куда нитсири предстояло идти. Нитсири скривилась, глядя на ее зареванное, красное лицо. Зачем ты все это рассказываешь? Неужели я не знаю, что произошло в вашей деревне? Неужели ты решила меня пристыдить, негодница! Так бы и отхлестала тебя по твоим розовым щекам за такую дерзость.

Но Викта не стала ее бить. Положила ладонь на ее всклокоченные белые волосы. И пошла в прежнем направлении, перемалывая сугробы. Псоглавка не отставала – пищала и дергала ее за одежду, но Викта не слушала. Она направилась в то место, которое когда-то было домом этого напуганного существа.

* * *

Я помню тот день, когда исчезла моя сестра. Еще накануне я общалась с ней, чувствовала ее и наивно думала, что уж с этим прекрасным и веселым существом ничего не случиться. Как же я ошибалась. Тот глупый нитсири, ни имени, ни облика которого я даже представить не в состоянии, забрал ее. Мы для вас всегда были червями, которых можно собирать после дождя. Ее судьба известна – все судьбы наших душ одинаковы. Пленение и вечная пытка в клетке ваших философских камней.

Ты, наверное, думал, что мы были лишь тенями на голых стенах? У нас нет ни чувств, ни эмоций? Наивный, невежественный дурак. Твои глаза не способны рассмотреть истинный облик Барандаруда. Я не удивлена, вы считаете нас за вещи, думает, что вы имеете право приходить и выдергивать нас из нашего родного мира и совать в свои круглые тюрьмы.

Да, Акшес не идеален. Мы сполна заплатили за ошибки и преступления, за тщеславие и гордость отцов. Ты сам видел наш мир, осыпанный песком и пеплом. Но его стены, выжженные огнем и смоченные слезами, нисколько не извиняют вас, и не дают вам право приходить к нам и брать нас в рабство, одного за другим. Барандаруд уже давно в мертв, но не пуст. Ты для нас настоящее чудовище, которое должно быть уничтожено.

Покайся, Сарет. И возможно, я возьму щепоточку твоей боли. Возможно, если услышу от тебя те слова раскаяния, которые успокоят хотя бы малую толику моей боли. Я прекрасно понимаю, что твоя смерть ровным счетом ничего не поменяет в устройстве наших миров, и вообще всех миров, странным и преступным образом привязанных к вашему, слитых в этом проклятом Лесе. Я удовлетворю только собственную ненависть к тебе, к выродкам подобным тебе. Будь моя воля, я бы пронеслась по вашим лесам и полям, разя твоих соплеменников острой косой, пока не выжгла бы ваш мирок дотла, до маленького островка в вечно съедаемом солнцем песочном океане без солнца и без будущего.

Но все, что я могу сейчас, это ненавидеть и наслаждаться тем, как ты горишь. Да, Сарет. Моя ненависть такова. Она настолько глубока и ненасытна, что я готова испепелить ваш цветущий, красочный мир лишь за то, что ваши демоны сделали с моим народом.

Я свободная и вольная птица, но представь, что чувствует сущность, запертая внутри философского камня. Ты отдал его своей глупой сестре как разменную монету. Жизни давно ничего не стоят для абелей, вы не только воруете ее, вы еще и размениваете ее, прикидывая выгодный ли это обмен или нет.

Мне бы сидеть и любоваться гаснущими звездами вплоть до того неизбежного дня, когда жадная человеческая рука не выхватит меня за шкирку, чтобы запрятать в камне и насиловать меня до конца своих дней. Но я сама выбрала свой путь, а за смелость нужно платить. Я ни о чем не жалею, несмотря на то, что моя боль в десятки раз сильнее, чем твоя. Ты просто представить себе не можешь, что я испытываю, пока разговариваю с тобой.

Да, я всегда была смелей, чем другие. И я рада, чтобы мне удалось поймать хоть одного, пусть и не удалось скормить тебя Горию. Смотреть за тем, как ты в отчаянии носишься по городу, было очень забавно.

О…

О, как же это… больно.

ААААААААААААААААА!

…

А ты не имеешь мужества даже сдохнуть, чтобы прекратить эту пытку! Ты не сможешь жить жалким человечишкой с полностью выгоревшим Талантом, не обманывай себя. Петля и перевернутый стул – вот что тебя ждет!

О, Горий. Как же больно…

Хватит! Хватит, Сарет. Хватит сопротивляться и думать, что справишься. Талант унес за собой сотни еще более сильных, чем ты! На что ты надеешься? Дом? Ты называешь этот свинарник домом?! Это же змеиное гнездо. Эти гадюки в твою сторону не взглянут, а только выкинут за порог, как щенка, которого не смогли научить нужным трюкам. Первой, кто отвернется от тебя, будет Викта. Она достигнет вершин могущества и быстро забудет, что вообще существовал такой, как ты. Нито! Опустошенный! Она будет видеть перед собой лишь спины верных рабов, которые будут ползать у ее ног, и твоя спина слишком быстро пропадает в толпе. Сестра забудет своего братца, мысли и память господ очень избирательны, они слишком быстро забывают тех, кто ниже их. Она уже далеко, она выше чем ты!

Зачем? Зачем ты поднимаешься, Сарет? Зачем ты продолжаешь драться за жизнь полную боли и унижений? Всего ничего, сдайся и твое сердце, наконец, остановится. Ты просто боишься смерти? Ты жалкое сгорающее в огне собственных необузданных сил существо, которое готово совершить любое преступление, чтобы просто выжить. Остаться живым, выгоревшим куском мяса, но только жить. Пусть эта жизнь будет пустой и бессмысленной жалкой отрыжкой.

А я не боюсь смерти, Сарет. Я жажду смерти, ибо я существо более высокого порядка, чем ты, и я могу пойти на все. Мне не нужно унижать и высасывать силы другого существа, чтобы чувствовать себя полноценным, и поэтому я не хватаюсь за жизнь, знаю ей цену, знаю свою цель. В чем твоя цель маленький, глупенький нитсири? Ты не сможешь быть паразитом в шелках, который ведут такую же бессмысленную и бесцельную жизнь, как и их оболваненные подданные. Что ты будешь делать со своей жизнью, если перетерпишь все круги выгорания? Ты будешь служить им? Ахаха! Вот она твоя ничтожная судьба, Опустошенный. Лизать пятки! Пресмыкаться! Втайне жалеть себя и мечтать о безболезненном конце, ибо ты слишком труслив, чтобы умереть как человек, а не как червяк на крючке.

Или ты думаешь, что уедешь от неприятных воспоминаний куда-нибудь подальше, заведешь себе молодую и красивую женушку, и будете вы вместе растить детишек? Ха, ты видел себя со стороны? Такого красавчика с белой собачьей шевелюрой даже самая завшивленная крестьянка не захочет видеть в своей постели, чего уж говорить о большем. Твой талант выгорит и наверняка заберет и твою цветущую юность. Уж поверь мне – цена выгорания высока. Тебе суждено стать Опустошенным. Физически и морально.

Ты настолько хочешь жить этой ничтожной жизнью и потому сопротивляешься?

Не понимаю тебя и никогда не пойму. Жалкий, тщедушный, трусливый кусок мяса, который почему-то решил, что лучше других людей! Ты просто ребенок в мокрых штанах, который боится ответственности.

Ты не заслуживаешь ничего, кроме презрения! Ты сделал еще хуже, когда решил, что переживешь эту ночь и встанешь на ноги с новым восходом солнца. Эгоистичный, мелочный, злобный паразит! Чтоб тебе сойти с ума от боли и превратиться в овощ! Ты мне отвратителен и я проклинаю тебя! Проклинаю всех тебе подобных паразитов и вшей на теле этого мира! Желаю, чтобы твоя жизнь, пустая и мучительная, закончилась, когда тебя задушат подушкой. Нет, не из милосердия, а из практичных соображений. Ведь нет облегчения больше, когда такая ноша наконец соскакивает с плечей. Твоя сестра побрезгует даже прикасаться к твоему телу, отдаст подушку кому-нибудь другому.

Горий! ГОРИЙ! Ты видишь, что делается?! Почему ты молчишь? Ответь! Ответь мне, Горий!

Пожалуйста…

* * *

Она ступала по окровавленному снегу, словно по углям. Псоглавка почти перестала ныть, только что-то шептала из-под ее руки. Викта закрыла ей глаза ладонью, но едва ли ей удалось спрятать от нее хоть что-то.

Сугробы под их ногами были взрыхлены, комья земли были разбросаны по округе, словно почву терзали лезвия сотен плугов. В самый центр побоища – туда, где волосатые корни торчали из огромного котлована – они не пошли. У нитсири не было духу даже подойти к краю, не то что смотреть что прячется на дне. Едва ли там она отыщет что-то съедобное – провизию придется искать в покинутых домах рок’хи.

Путь к подвесным домикам нашелся довольно быстро – вокруг одного из рефев вилась лестница.

Но и там Викту ждало разочарование – почти у самого верха путь им перегородил подвесной мостик, чтобы преодолеть это препятствие, придется проявить недюжинную отвагу и ловкость. Наверное, его подняли сразу же, когда заметили орду кхамеров.

Из тупика Викту вытащила ее новая спутница. Девочка отклеилась от нее и, не успела нитсири запротестовать, перелезла через перила и повисла над пропастью. Викта чуть сознания не лишилась от страха, когда псоглавка пропала с глаз. Некоторое время она стояла, слушая, как девочка пыхтит и подтягивается на своих худеньких ручках. Потом что-то щелкнуло, и мостик рухнул к ногам нитсири. С другой стороны ее ждала псоглавка. Победная улыбка чуть тронула ее бескровные губы.

– Как тебя зовут? – спросила Викта, на мгновение забыв, что они с девочкой разделены языковым барьером.

Псоглавка что-то проговорила на своем наречии и схватила ее за руку. Викта опустилась перед ней на колени, и ткнула себя в грудь несколько раз

– Викта, – сказала нитсири.

Девочка какое-то время смотрела на нее большими черными глазами, а потом легонько ударила себя ладонью:

– Жу.

– Чего?

– Жу! – повторила самочка ей в самое ухо.

– Жу? – переспросила нитсири, указывая на нее.

Та кивнула.

Ну, Жу так Жу.

– Жу, – попыталась Викта. – Тебе не надо туда ходить. Стой здесь, ладно?

Девочка молча смотрела на нее и хлопала бледными ресницами.

Викта в бессилии покачала головой. Как объяснить, что в родной деревне нет ничего, на что девочке стоило бы глядеть?

– Я, – нитсири ткнула себя в грудь и показала на лестницу, – пойду туда, чтобы найти ням-ням, – она показала себе в рот и сделала пару жевательных движений.

– Ты, – она показала на девочку и на ступеньки под ее ногами. – Стой здесь. Не ходи со мной.

Нитсири отошла на два шага, мотая головой и делая запретительные жесты. Псоглавка внимательно следила за ней и молчала, не давая понять, поняла она или нет.

– Стой здесь, – ткнула Викта ей под ноги и начала подъем. Несколько раз обернулась и повторила: «Стой, никуда не ходи. Я быстро». Ее спутница молча провожала ее взглядом. Нитсири очень надеялась, что она ее правильно поняла.

Уже оказавшись на верхней площадке, окруженная заснеженными ветками, Викта осторожно подошла к краю. Ветер, словно притаившееся шкодливая псина, обдал ее своим лаем и вынудил вцепиться в поручни. Высота была приличной. Улететь с такой верхотуры даже в глубокий сугроб обещало, если и не немедленную смерть, то, как минимум, сломанные ноги, что в любом случае означает конец, только более мучительный и долгий. Лучше ей здесь вообще не задерживаться.

С первого беглого взгляда в деревне не оказалось не только живых псоглавцев, но даже их тел – впрочем, второе тоже не означало ничего хорошего – для философского камня и спасения Сарета.

Избушки висели среди ветвей, прилепившись друг к дружке, очень похожие на детские кубики, сцепленные с соседними подвесными мостами. Некоторые все еще годились для того, чтобы выдержать вес Викты, но многие беспомощно бились о кору деревьев, разорванные надвое. Избы еще пахли горелым, выжженные до белых головешек, иные не выдержали и обрушались вниз – прямо в котлован, что чернел далеко внизу.

Впрочем, Викта и не собиралась исследовать всю деревню, чтобы сосчитать дома пригодные для жилья. Только бы набить мешок съестным и не чувствовать голода хотя бы с месяц. А там уже все будет зависеть от них с Саретом. И от милости Сеншеса, конечно.

Нитсири не рискнула ступать на хлипкий мосток с выбитыми досками, который того и гляди сорвется в пропасть от малейшего дуновения ветерка, а ступила к ближайшей избе с соломенной крышей, которая первой попалась ее взгляду. Она была достаточно целой, чтобы в ней могло остаться хоть что-нибудь съестное.