Текст книги "Э. Д. Фролов Рождение Греческого Полиса(СИ)"

Автор книги: Алекс Грин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц)

нием.

Сделанное Валлоном имело значение важного зачина, однако еще

долго преимущественное внимание историков привлекала именно бле╜

стящая фасадная сторона античности. Впрочем, принижать значения

исследований в этом направлении не приходится. Ведь для суждения

об историческом процессе в целом изучение социально-политического

и культурного навершия античного общества столь же необходимо, как

и постижение его фундаментальных основ в лице, скажем, рабства. С

этой точки зрения чрезвычайно велико было значение книги Фюстель

де Куланжа "Древняя гражданская община" (1864 г.),9 где тема по╜

6 W allon //. Histoire de l 'esclavage dans l 'antiquitИ. T. I–III. Paris, 1847 (2-Хme

Иd. Paris, 1879). Русский переяод (неполный) С. П. Кондратьева: Валлон А. Ис╜

тория рабства в античном мире. М., 1941.

9Fv.st.cl de Coulange N. D. La citИ antique. Paris, 1864 (7-Хme Иd. – Paris, 1879).

Русский перевод H. H. Спиридонова: Фюстель де Куланж. Древняя гражданская

община. М., 1895 (изд. 2-е –М., 1903).

– Page 15–

лиса была, наконец, поставлена и развита в чисто научном плане. Как

Валлон показал огромную роль рабства в жизни античного общества,

так Фюстель де Куланж обосновал фундаментальное значение граж╜

данской общины, природу которой он, правда, односторонне свел к

религиозному моменту – к воздействию патриархальных верований, к

исконному у греков и римлян культу домашнего очага, предков, соб╜

ственного органического семейного или племенного единства.

Между тем еще раньше глубокое, обоснованное определение исто╜

рической и социальной природы античного общества было предложено

с позиций нового тогда материалистического учения – марксизма. В

"Немецкой идеологии" (1845-1846 гг.) К. Маркс и Ф. Энгельс впервые

представили ход мировой истории как последовательную смену соци╜

ально-экономических формаций, или, что то же самое, специфических,

исторически обусловленных форм собственности. Второй в этом ряду,

после племенной, или первобытнообщинной, представлена античная

форма собственности, отличающаяся своеобразным двуединым харак╜

тером, сочетанием общинного и частновладельческого принципов, обу╜

словленным, в свою очередь, своеобразным характером античного ра╜

бовладельческого общества.

"Вторая форма собственности, – гласит знаменитое определе╜

ние, – это–античная общинная и государственная собственность, ко╜

торая возникает благодаря объединению – путем договора или заво╜

евания – нескольких племен в один горо и при которой сохраняет╜

ся рабство. Наряду с общинной собственностью развивается уже и

движимая, а впоследствии и недвижимая, частная собственность, но

как отклоняющаяся от нормы и подчиненная общинной собственности

форма. Граждане государства лишь сообща владеют своими работа╜

ющими рабами и уже в силу этого связаны формой общинной соб╜

ственности. Это – совместная частная собственность активных граж╜

дан государства, вынужденных перед лицом рабов сохранять эту есте╜

ственно возникшую форму ассоциации. Поэтому вся основывающаяся

на этом фундаменте структура общества, а вместе с ней и народовла╜

стие, приходит в упадок в той же мере, в какой именно развивается

недвижимая частная собственность. Разделение труда имеет уже более

развитой характер. Мы встречаем уже противоположность между го╜

родом и деревней, впоследствии – противоположность между государ╜

ствами, из которых одни представляют городские, а другие – сельские

интересы; внутри же городов имеет место противоположность между

промышленностью и морской торговлей. Классовые отношения между

гражданами и рабами уже достигли своего полного развития".10

Античное общество в изображении Маркса и Энгельса – это, таким

10Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 3. М, 1955. С. 21.

– Page 16–

образом, общество корпоративное. Это прежде всего гражданская об╜

щина, сложившаяся на основе исконного этнического единства, опи╜

рающаяся уже на город и сохраняющая и развивающая рабство. При

этом именно необходимость совместно противостоять чужеземцам-ра╜

бам и вынуждает сохранять общинную форму организации, а вместе с

тем до известной степени и общинный характер собственности. Г раж-

дане обладают правом частной собственности, но это право обусловле╜

но принадлежностью к привилегированному сословию, к гражданско╜

му коллективу, который обладает верховным политическим суверени╜

тетом и верховным правом собственности.

Изложенная таким образом концепция античной формы собствен╜

ности открывала неограниченные возможности для адекватного по╜

стижения как различных сторон античного общества, так и особенно╜

стей его исторического развития. Однако воздействие этой марксист╜

ской концепции на новейшее антнковедение скажется гораздо позднее,

с формированием советской исторической школы, а тогда – в XIX в. –

разработка темы античной гражданской общины была продолжена в

русле, однажды уже намеченном исторической наукой.

Таких продолжений было собственно два: в западноевропейской ли╜

тературе – обстоятельный очерк о полисе швейцарского ученого Яко╜

ба Буркхардта (в рамках его "Истории греческой культуры"), а в

русской – фундаментальный труд М. С. Куторги "Афинская граждан╜

ская община по известиям эллинских историков", оба, опубликованные

уже после смерти авторов, на самом рубеже столетий.11 При этом, ес╜

ли Буркхардт, по-видимому, уже под влиянием идей немецкой ирра╜

ционалистической философии, сгущая краски, склонен был представ╜

лять греческий полис как некую принудительную общинно-государ╜

ственную систему, вбиравшую в себя без остатка отдельную личность,

то Куторга, наоборот, в характерном для русского либерализма духе

подчеркивал вклад древних греческих республик в политическое и ду╜

ховное развитие человечества: создание ими совершенного, по меркам

древнего мира, типа государства–политии (????????), или граждан╜

11 Приведенное в тексте название труда Куторги – условное, но, в общем, вер╜

ное обозначение, данное издателем для ряда монографических работ, составивших

содержание посмертного "Собрания сочинений М. С. Куторги" (т. I–II. СПб., 1894-

1896). В 1-м томе выделяются "Основы афинской гражданской общины" (с. 77-

151) и "Общественное положение рабов и вольноотпущенных в Афинской респуб╜

лике" (с. 153-560). во 2-м– "Афинская полития. Ее состав, свойство и всемирно-

историческое значение" (с. 195-438). Что же касается очерка Буркхардта, то он

составляет основное содержание 1-го тома его также посмертно изданной "Исто╜

рии греческой культуры": Burckhardt J. Griechische Kulturgeschichte. Bd I. Berlin;

Stuttgart, 1898 (новейшее издание, в рамках полного собрания сочинений: Burck╜

hardt J. Gesammelte Werke. Bd V Berlin: Rutten und Loening. S.a., где раздел о

полисе под заголовком "Staat und Nation" занимает с. 51-307).

– Page 17–

ской общины, и выработку в рамках этой последней двух бесценных

идей –идеи свободы гражданина и идеи свободы мысли.12

Впрочем, восторженное отношение к достижениям древнегрече╜

ской цивилизации не мешало Куторге видеть и теневые ее стороны в

лице, в частности, того же рабства, исследованию которого он уделил

в своем труде много места и внимания.

Если для XIX в. мы легко могли назвать и охарактеризовать от╜

дельных ученых – своего рода пионеров в изучении темы полиса, то

для XX столетия это сделать уже не так просто. В этот век тема полиса

стала по существу ведущей в историографии античности. Объясняет╜

ся это столько же зрелостью самой исторической науки, стремящейся

сочетать аналитическое исследование фактов с непременным теоре╜

тическим их осмыслением, сколько и характером современной эпохи,

насыщенной глубокими общественными переменами и стимулирующей

широкие социологические изыскания, – как непрерывное сопоставле╜

ние различных явлений и категорий, дифференциацию и уточнение

общих понятий, так и проблемный подход и системный анализ обществ

настоящего и прошлого. Не претендуя поэтому на полноту, отметим –

скорее для иллюстрации, чем для исчерпывающего анализа и оценки –

некоторые важные направления в изучении темы полиса в новейшем

зарубежном антиковедении.

По-прежнему активно исследует проблему полиса французская на╜

ука, которая не только сохранила традиционное направление – пони╜

мание и изучение полиса прежде всего как гражданской общины,–

но и существенно расширила и обогатила его за счет углубленного

рассмотрения, с одной стороны, такой особенной формы полиса, как

афинская демократия, а с другой –таких существенных его компо╜

нентов, или ипостасей, как город и государство (А. Франкотт, Г. Глотц,

П. Клоше, Эд. Билль, Р. Мартен, К. Моссе).13 С своеобразных, нередко

мотивированных иррационалистическими увлечениями позиций трак╜

тует тему полиса новейшая немецкая (западногерманская) историо╜

12Мы перелагаем здесь высказывания Куторги из его письма к византинисту

Г. С. Дестунису (см.: Куторга М. С. Собр. соч. T. I. C. VII).

13Francotte H. La polis grecque (Studien zur Geschichte und Kultur des Altertums.

Bd I. H. 3/4). Paderborn, 1907; Glotz G. La citй grecque. Paris, 1928 (nouvelle йdition –

Paris, 1953); Clochй P. La dйmocratie athйnienne. Paris, 1951; Will Eld. Korinthia-

ka. Recherches sur l 'histoire et la civilisation de Corinthe des origines aux guerres

mйdiques. Paris, 1955; Martin R. L'urbanisme dans la Grиce antique. Paris, 1956 (2-иme

йd, – Paris, 1974); Mossй C. La fin de la dйmocratie athйnienne. Paris, 1962; Will Ed.

Mosr,й C., Goukowsky P. Le Monde Grec et l'Orient. T. I–II (Peuples et civilisations.

Vol. 2, 1-2). Paris, 1972-1975 (здесь и ниже мы ограничиваемся лишь самым необ╜

ходимым перечнем имен и работ, на наш взгляд, наиболее показательных; при

этом мы вполне отдаем себе отчет в том, насколько любая такал выборка может

оказаться субъективной и недостаточной).

– Page 18–

графия, много усилий потратившая на решение таких специфических

проблем, как взаимоотношения сильной личности с обществом, ари╜

стократического лидера –с державным демосом (в Афинах), главен╜

ствующего полиса –с его сателлитами, автономного города –с тер╜

риториальной монархией, не говоря уже о вечно притягательной исто╜

рии Александра Великого (Р. Пёльман, Ю. Кэрст, У. Вилькен, Г. Берве,

А. Хейс, Г. Бенгтсон, Ф. Шахермайр).14

Более уравновешенный, в лучших традициях академического на╜

правления подход к проблеме полиса был продемонстрирован В. Эрен╜

бергом, имя которого, впрочем, принадлежит столь же немецкой,

сколь и английской историографии.15 Последняя также теперь богата

исследованиями по теме полиса, но особенно велик вклад английских

и американских ученых в разработку таких кардинальных проблем,

как генезис античной цивилизации, формирование городов-государств

в архаическое время, характерные черты полисного строя вообще и

афинской демократии в частности, державная политика Афинского

государства и начала античного федерализма, судьба города-государ╜

ства в позднейшую эллинистическо-римскую эпоху, наконец, роль раб╜

ства в жизни античного общества (А. Зиммерн, А. Джонс, Дж. Ларсен,

14PЖhlmann R. von. Griechische Geschichte und Quellenkunde, :5. Aufl. MЭnchen,

1914 (книга вышла первым изданием еще в 1888 г., но затем подверглась коренной

переработке; рус. пер. С. А. Князькова с 4-го нем. изд.: Пёльман Р. Очерк грече╜

ской истории н источниковедения. СПб., 1910); Kaerst J. Geschichte des Hellenis╜

mus, 2.Aufl. Tl. I–II. Leipzig; Berlin, 1916-1926; Wilcken U. 1) Griechische Geschichte.

MЭnchen, 1924 (8.Aufl. – Berlin, 1953) 2) Alexander der Grosse. Leipzig, 1931 (с при╜

мыкающей к этой книге серией статей о политике Филиппа и Александра); Berve Н.

1) Das Alexanderreich auf prosopographischer Grundlage. Bd I–II. MЭnchen, 1926;

2) Griechische Geschichte, Bd I–II. Freiburg-im-Breisgau, 1931-1933; 3) Gestaltende

KrДfte der Antike. 2.Aufl., MЭnchen, 1966 (статьи разных лет); 4) Die Tyrannis bei den

Griechen. Bd I–II. MЭnchen, 1967; tfeuss A. 1) Stadt und Herrscher des Hellenismus in

ihren staats– und vЖlkerrechtlichen Beziehungen (Klio-Beiheft 39). Leipzig, 1937; 2) Die

archaische Zeit Griechenlands als geschichtliche E p och e// Antike und Abendland.

Bd II. Hamburg, 1946. S. 26-62 (позднее также в кн.: Zur griechischen Staatskunde

/ Hrsg. von F Gschnitzer (Wege der Forschung. Bd 96]. Darmstadt, 1969. S. 36-96);

Bengtson H. 1) Die Strategie in der hellenistischen Zeit. Bd I–III (MЭnchener BeitrДge

zur Papyrusforschung und antiken Rechtsgeschichte. H. 26, 32, 36). MЭnchen, 1937-

1952 (Neudruck – 1964-1967); 2) Griechische Geschichte. MЭnchen, 1950 (5.Aufl.–

1977); 3) Herrschergestalten des Helknismus. MЭnchen, 1975 (рус. пер. Э .Д . Фролова:

Бенгтсон Г Правители эпохи эллинизма. М., 1982); 4) Griechische StaatsmДnner

des 5. und 4. Jahrhunderts v. Chr. MЭnchen, 1983; Schachermeyr F. 1) Griechis╜

che Geschichte. Stuttgart, 1960; 2) Die frЭhe Klassik der Griechen. Stuttgart, 1966;

3) Alexander der Grosse (SB Wien. Bd 285). Wien, 1973 (рус. пер. M. H. Ботвинника

и Б. Функа: Шахермайр Ф. Александр Македонский. М. 1984).

15 Ehrenberg V 1) Rechtsidee in frЭhen Griechentum. Leipzig, 1921; 2) NeugrЭnder des

Staates. MЭnchen, 1925; 3) Alexander and the Greeks. Oxford, 1938; 4) Der Staat der

Griechen. Tl. 1-2. Leipzig, 1957-1958 (2.Aufl. – ZЭrich; Stuttgart, 1962; англ. изд.: The

Greek State. Oxford, 1960; 2nd ed. –1969); 5) Polis und Imperium. ZЭrich; Stuttgart,

1965 (статьи разных лет).

– Page 19–

М. Финли, Ч. Старр, У. Форрест, Р. Мейггс).16 Известный итог зару╜

бежным штудиям по теме античного города подводит книга американ╜

ского ученого Мейсона Хеммонда "Город в древнем мире" (1972 г.).17

Здесь, в рамках обстоятельного исторического обзора, фиксированы

все наиболее важные аспекты полисной проблематики: город, город╜

ская гражданская община, город-государство, город в составе терри╜

ториального государства. Приложенная к этому обзору обширная ан╜

нотированная библиография может служить своего рода ориентиром

(теперь, впрочем, уже несколько устаревшим) в безбрежном море со╜

временных исследований, имеющих отношение к проблеме полиса.

2. НОВЕЙШЕЕ СКЕПТИЧЕСКОЕ НАПРАВЛЕНИЕ

Разнообразие и продуктивность исследований, осуществляемых за╜

рубежной наукой по кардинальной проблеме полиса, не означает, одна╜

ко, что дело здесь близится к успешному завершению. Намечены важ╜

ные линии научного поиска, уточнены многие частные явления, на╜

коплен и непрерывно обновляется богатейший материал исторических

наблюдений, и все-таки до окончательного разрешения проблемы еще

очень далеко. Более того, в силу целого ряда причин – и объективного

характера, иду недостаточности или ненадежности исходного исто╜

рического материала, и, так сказать, субъективного плана, вследствие

пестроты и противоречивости основополагающих историософских или

методологических установок – многое в выводах зарубежных ученых

является весьма спорным, а многое и вовсе оставлено без объяснения.

До какой степени исполнены внутренних противоречий, сомнительных

крайностей и прямых искажений и, следовательно, далеки от благо╜

получного завершения зарубежные штудии о полисе, можно без труда

показать на примере одной конкретной проблемы – той самой, которая

16Zimmern А. Е. The Greek Commonwealth. Oxford, 1911 (5th ed. – 1931 [reprint –

1961]); Jones A. H. M. 1) The Cities of the Eastern Roman Provinces. Oxford, 1937 (2nd

ed. – 1971); 2) The Greek City from Alexander to Justinian. Oxford, 1940 (reprint –

1966); 3) Athenian Democracy. Oxford, 1957; Larsen J. А. О. 1) Representative Gov╜

ernment in Greek and Roman History (Sather Classical Lectures. Vol. 28). Berkeley;

Los Angeles, 1955; 2) Greek Federal States. Oxford, 1968; Finley M. J. 1) The World of

Odysseus. New York, 1954 (4th ed. – 1978); 2) Early Greece. London, 1970; 3) Democ╜

racy Ancient and Modern. London, 1973; 4) Ancient Slavery and Modern Ideology.

London, 1980; 5) Economy and Society in Ancient Greece. London, 1981; Starr Ch. G.

and Social Growth of Early Greece. 800-500 В. C. New York, 1977; 3) A History of the

Ancient World. New York; Oxford, 1965 (3rd ed. – 1983); Forrest W. G. The Emer╜

gence of Greek Democracy. London; New York, 1966; Meiggs R. The Athenian Empire.

Oxford, 1972.

17Hammond M. The City in the Ancient World. Cambridge (Mass.), 1972.

– Page 20–

и нас сейчас интересует в первую очередь, – проблемы формирования

классического полиса.

Остановимся на этом сюжете более подробно. Его рассмотрение

окажется полезным не только для характеристики зарубежной исто╜

риографии по теме полиса, но и для суждения о целом ряде заим╜

ствованных из этой историографии и распространенных и в нашей

литературе идей и представлений, которые нередко без достаточных

на то оснований выдаются за последнее научное слово, за безуслов╜

ную истину. Мы уже не говорим о том, насколько такой экскурс будет

уместным и для обоснования нашего собственного обращения к теме

рождения греческого полиса.

Для нашей цели будет довольно нескольких характерных приме╜

ров, взятых из двух наиболее влиятельных в наше столетие националь╜

ных школ – немецкой и англо-американской. Как легко можно будет

убедиться, общей тенденцией, отличающей новейшие направления в

этих школах, является переоценка критериев и самих исторических

реконструкций, выдвинутых классической, главным образом немец╜

кой историографией рубежа XIX-XX . (мы здесь, говоря о класси╜

ческой историографии, имеем в виду не только собственно академиче╜

ское направление в лице, скажем, Г. Бузольта, Ад. Гольма, Б. Низе, но

и таких выдающихся представителей нарождавшегося модернизатор╜

ского направления, сохранявших, однако, общую верность тенденциям

классического историзма, как К.Ю .Белох, Эд. Мейер, Р. Пёльман).

В новейшей немецкой историографии указанная тенденция к пере╜

оценке ценностей нашла выражение в переносе внимания с начала объ╜

ективного на субъективное, конкретнее, в ранней греческой истории, –

с формирования государственных учреждений и сословно-классовых

институтов на выступление сильной личности, на роль аристократи╜

ческой элиты, на проблему национального единства. Все это, нетруд╜

но понять, – сюжеты, дорогие сердцу новейшей немецкой историогра╜

фии, выросшей под знаком подавляющего влияния иррационалисти╜

ческой философии Ф. Ницше и О. Шпенглера. Соответственный сдвиг

произошел и в области источниковедения: в противовес Аристотелю

и позднейшим античным авторам стали усиленно подчеркивать зна╜

чение Геродота и ранних поэтов – Солона, Эсхила, Пиндара, в целом,

впрочем, оставаясь преимущественно на почве античной письменной

традиции.

Зато в англо-американской литературе этот разрыв с установка╜

ми классической историографии оказался еще более решительным: от

скрупулезной реконструкции политической истории стали обращаться

к выявлению общих линий культурного развития, – и это, казалось, с

тем большим основанием, что состояние источников, с помощью кото╜

– Page 21–

рых возможно воссоздание политической истории, оставляло желать

лучшего. Но именно поэтому естественным стало и перемещение опоры

с письменной традиции древних на археологический материал, добы╜

тый новейшими раскопками.

Заметим еще, что названным новейшим направлениям, выступа╜

ющим против классической традиции, присуща особая полемическая

заостренность. Недоверие к известной части или даже ко всей пись╜

менной традиции древних, отказ, вследствие этого, от реконструкции

древнейшей политической истории на основании всей совокупности

унаследованных от античности данных, интерпретируемых с помо╜

щью сравнительно-исторического метода, сопровождаются характер╜

ным приемом – обвинением всех инакомыслящих в модернизаторстве,

т. е. в искажающей действительность трактовке архаических явлений

вослед позднейшей традиции, каковое обвинение предъявляется рав╜

но как древним авторам (например, Аристотелю и Плутарху), так и

опирающимся на них современным ученым.

Обвинение это выглядит тем более обоснованным, что и в древно╜

сти и в новое время оперирование сравнительно-историческим мето╜

дом и в самом деле не обходилось без известного модернизаторства.

Спрашивается, однако: возможно ли вообще какое-либо исследование,

направленное на реконструкцию древнейшего прошлого, без сопостав╜

ления, без суждения по аналогии, а следовательно, и сближения с бо╜

лее известным позднейшим или даже современным периодом?

Но обратимся непосредственно к избранным примерам. Начнем

с тех, кто первым подал пример отхода от традиций классического

немецкого антиковедения, – с самих же немцев. Здесь прежде всего

надо назвать имя Г. Берве, бесспорно, крупнейшего представителя но╜

вейшей немецкой, а после второй мировой войны западногерманской

историографии античности.18

В 1936 г. в специальном этюде, посвященном "аристократическим

личностям княжеского типа", Берве подверг критике традиционное

понимание политического развития Греции в позднеархаическое и ран╜

неклассическое время, выдвинув в противовес ему собственную ориги╜

нальную концепцию.19 Рационализированной схеме государственного

18Для общего представления о немецкой школе антиковедения в новейшее время

см. нашу работу: Фролов Э .Д . Немецкая буржуазная историография античности

новейшего времени (1917-1975)// Античный мир и археология. Вып. 4. Саратов,

1979. С. 124-175 (о Б ер в е-с. 133-134, 145-146, 148-150, 158-159).

19Berve H. FЭrstliche Herren zur Zeit der Perserkriege [1936] / / Berve H. Gestaltende

KrДfte der Antike. 2. Aufl. MЭnchen, 1966. S. 232-267. – К этой работе примыкают и

другие, дополняющие ее по отдельным конкретным линиям. См.: Berve Н. 1) Mil╜

tiades. Studien zur Geschichte des Mannes und seiner Zeit (Hermes-Einzelschriften,

H. 2). Berlin, 1937; 2) Perikies [1940]// Berve H. Gestaltende KrДfte. S. 268-289;

3) WesenszЭge der griechischen Tyrannis [1954] / / Ibid. S. 208-231, и др.

– Page 22–

развития у Аристотеля он решительно противопоставил исполненную

реалистических подробностей картину политической жизни у Геродо╜

та и других более ранних авторов, установлению перемен в государ╜

ственных формах в ходе и под воздействием борьбы политических пар╜

тий – выявление элементарного личностного начала, признание реша╜

ющего значения в жизни архаического общества за аристократической

сверхличностью. Она, эта личность, своим неукротимым стремлением

к власти подорвала древний аристократический порядок, безудержной

демагогией возбудила энергию народной массы и, наконец, собствен╜

ными же самовластными выходками, стимулировав реакцию общества

на любое нарушение нормы, способствовала, таким образом, утвер╜

ждению полисных принципов жизни и самого полисного государства.

При этом, подчеркивает Берве, сложный процесс взаимодействия

аристократической сверхличности с нарождавшимся гражданским об╜

ществом был длительным. Он продолжался вплоть до времени Перик╜

ла (середина V в. до н. э.), когда самовластное личностное начало окон╜

чательно поглощается гражданским коллективом. Но этим же време╜

нем, по мнению Берве, следует датировать и окончательное сложение

полисного строя. Поиск его в далеких VII и даже VI ., равно как и

все рассуждения – применительно к этим древним временам – о кон╜

ституционных переменах и борьбе партий, как это делал Аристотель

и как продолжают делать современные ученые, есть явная модерни╜

зация.

В обоснование этих главных положений, изложенных уже во вступ╜

лении, Берве дает прежде всего обзор общей ситуации в Греции на

рубеже VI-V .20 Он указывает, что в большинстве районов Греции

властью обладали в это время отдельные властители княжеского типа:

тираны на востоке, в Малой Азии, и на западе, в Сицилии и Южной

Италии, племенные вожди в отдельных областях вроде Фессалии, на╜

конец, цари в Кирене и Македонии. Положение всех этих властителей

определялось не официальными, по закону данными, полномочиями,

даже если они и занимали какую-либо должность, а реальною силою

(???????, а соответственно и самое их обозначение у Геродота – ?????╜

???). Основаниями этого реального их могущества были: богатство,

дававшее им возможность обзаводиться группою приверженцев, на╜

емным войском и даже личным доменом (нередко за пределами отече╜

ства, как это было у Писистрата и Мильтиада Старшего); широкие ди╜

настические связи, продолжавшие традиции аристократического бы╜

та; наконец, средство, к которому стали все чаще прибегать в борь╜

бе за власть с соперниками, – демагогическая апелляция к народной

массе.

20Berve //. FЭrstliche Herren. ..

– Page 23–

Таким образом, если, с одной стороны, аристократический индиви╜

дуализм питался традициями своего сословия (унаследованное богат╜

ство и династические связи), то, с другой –он же явился и мощным

фактором их разрушения, постольку именно, поскольку из эгоистиче╜

ских честолюбивых побуждений, в борьбе за власть с себе подобными,

аристократические супермены стали апеллировать к низам, развяза╜

ли их инициативу и, в конце концов, привели их к победе над знатью.

Иными словами, аристократические лидеры вольно или невольно по╜

могли утверждению полисного строя. По существу они были первыми

вождями народа – демагогами в собственном смысле слова. Однако,

подчеркивает Берве, нетрудно убедиться и в обратном – как долго и в

какой большой степени руководители общины еще и в V в. оставались

людьми княжеской формации.

Конкретизируется эта общая картина на примерах из истории

Афин и Спарты.21 В частности, в политической жизни Афин с конца

VI в. выступает целый ряд таких аристократических деятелей, кото╜

рые в борьбе за власть с другими аристократами стали обращаться

за поддержкой к народу и, таким образом, втянув его в большую по╜

литику, подготовили конечное торжество полисного духа. Первым в

этом ряду является Клисфен, который из тактических соображений

провел радикальную реформу политического строя, имевшую след╜

ствием, с одной стороны, дробление окружения знатных родов, а с

другой – концентрацию и активизацию политических усилий демоса

через народное собрание.

Следующая видная фигура – Мильтиад, спасший отечество от за╜

хвата персами в 490 г., но затем своею авантюрою с Паросом, кото╜

рый он пытался захватить, очевидно, в личное владение, возбудивший

сильнейшее недоверие в народе. Следствием этого было не только лич╜

ное устранение победителя при Марафоне, но и учреждение остракиз╜

ма (именно тогда, настаивает Берве, а не при Клисфене, как следует

из традиции, в частности из Аристотеля) и проведение этим новым

способом целой серии политических изгнаний.

Место Мильтиада заступил Фемистокл, чье возвышение было обу╜

словлено не какой-либо особенной опорой на демос, – Фемистокл, при

всей ущербности своего происхождения, также прежде всего был ари╜

стократом,–а двумя внешними обстоятельствами: возмущением на╜

рода против засилия аристократических суперменов, чем Фемистокл

и воспользовался для устранения своих соперников посредством остра╜

кизма, и вновь обозначившейся персидской опасностью, которая дала

ему возможность, как до того Мильтиаду, выступить в роли спаси╜

теля отечества. Ибо, подчеркивает Берве, мотивом всех действий Фе-

21 Ibid. S .242-259 (Афины) и 260-266 (Спарта).

– Page 24–

мистокла было именно честолюбие, стремление к власти, а не какой-

либо особенный патриотизм, полисный или национальный. Но именно

эта неукротимая тяга к власти, не знавшая предела и не считавшаяся

с законом, стала причиной падения также и этого героя Персидских

войн.

Сменивший Фемистокла сын Мильтиада Кимон выступил уже в

тот момент, когда баланс в отношениях сильной личности и государ╜

ства еще более изменился в пользу последнего. Кимон был в общем

послушным внешнеполитическим орудием афинского полиса. Но он

оставался верен общеаристократической и чисто семейной традиции

дружеских отношений со Спартой, и это привело его к конфликту с

собственным гражданством.

Наконец, при Перикле завершается процесс растворения аристо╜

кратической личности в полисе. Если выходцы из аристократической

среды и сохраняют далее известное политическое значение, то лишь

постольку, поскольку традиции аристократического воспитания и во╜

енной выучки делали их наиболее пригодными к исполнению команд╜

ных и вообще руководящих функций, но уже на службе и в интересах

полисного государства.

Аналогичную ситуацию выявляет Берве и в Спарте, где, в особен╜

ности в деятельности царя Клеомена и регента Павсания, проступает

все та же неукротимая воля к власти сильной аристократической лич╜

ности (в Спарте, впрочем, указывает Берве, этот круг аристократиче╜

ских суперменов ограничивался представителями царских родов, кото╜

рые в общине "равных" одни сохраняли особые привилегии и возмож╜

ности материального и политического плана). Следствием, однако, и

здесь тоже был конфликт гражданского общества с аристократиче╜

ской сверхличностью. В Спарте он даже проходил в более отчетливых

и жестких формах, поскольку жестче был здесь контроль общины,

резче разрыв традиционных уз честолюбивой личностью и, естествен╜

но, суровее общественная кара, постигавшая каждого, кто нарушал

закон полиса.

Завершается работа Берве ярким (автор – прекрасный стилист) ре╜

зюме, где подчеркивается как характерная черта, присущая аристо╜

кратическим личностям княжеского типа, крайняя степень индиви╜

дуализма, в особенности же отсутствие у них обязывающего государ╜

ственного сознания. Вырвавшись из связей древнего аристократиче╜

ского мира, но и не вросши еще в связи мира нового, полисного, они

не желали признавать для себя никакого другого закона, кроме соб╜

ственной воли к власти. Однако в стремлении реализовать эту свою

страсть вопреки притязаниям соперников, они должны были блоки╜

роваться с народной массой и содействовать ее политическому росту,

– Page 25–

пока, наконец, восторжествовавший с их помощью полис не поглотил

и их самих. И в этом, по большому счету, замечает автор, и заклю╜

чалась историческая трагедия аристократического индивидуализма в

Древней Греции...

Мы так подробно остановились на работе Г. Берве потому, что

она –не просто первая (или одна из первых), но и наиболее яркая

в новом направлении – оказала большое воздействие на последующее

развитие западной историографии. Она возбудила целый ряд откли╜

ков, в том числе и возражений со стороны приверженцев традицион╜

ного подхода, но гораздо более – подражаний и вариаций на однажды,

таким образом, заявленную тему роли аристократической сверхлично╜

сти в формировании греческого полиса.22

Работе Берве нельзя отказать в собственной внутренней логике, в

убежденности и последовательности развиваемых положений, в остро╜