Текст книги "Э. Д. Фролов Рождение Греческого Полиса(СИ)"
Автор книги: Алекс Грин
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)
консервативной и отсталой Спарте реформатор-устроитель типа Со╜
лона явился на два века раньше, чем в Афинах, могли бы ответить
указанием именно на более примитивный характер дорийской общи╜
ны. Говоря яснее, мы считаем, что в условиях насильственного обос╜
нования дорийцев-завоевателей в Лаконике и форсированного превра╜
щения их общины в классовое, рабовладельческое общество потребова╜
лось немедленное и всеобъемлющее устроение государства, выливше╜
еся в создание строго-корпоративного рабовладельческого единства –
общины равных, гомеев. Это устроение в жестком стиле очень скоро
должно было обернуться консерватизацией всего общественного быта
в Спарте – окончательно, быть может, после реформ Хилона в сере╜
14 Резко критическая позиция в отношении античной традиции, сопровождаемая
доказательством мифичности Ликурга, представлена в работах: W ila m o w itz – M o e l╜
le n d o r f f U. v. Homerische Untersuchungen (Philologische Untersuchungen. VII). Berlin,
1884. S. 267-285; M e y e r E d . Forschungen zur alten Geschichte. Bd I. Halle, 1892. S .211-
286; B e lo c h K . J. Griechische Geschichte. 2. Aufl. Bd I. Abt. 1-2, Strassburg, 1912-1913
(1, S. 350; 2, S. 253-256); K a h r s te d t U. Lykurgos ( 7 ) // RE. Bd XIII. Hbbd. 26. 1927.
Sp. 2442-2445, и др. – Соотнесение радикальной реформы общественного строя в
Спарте с более поздним временем, и в частности с 1-й половиной VI в. до н.э.
(тезис о перевороте VI в.), проводится в работах: D ic k in s G . The Growth of Spartan
P o licy // JHS. Vol. XXXII. 1912. P. 1-26; W a d e -G e r y H .T . The Growth of the Do╜
rian States / / CAH. Vol. III. 1925. P. 558-565; E h re n b e rg V NeugrЭnder des Staates.
MЭnchen, 1925. S. 5-54 (с указанием на возможную роль Хилона как действитель╜
ного законодателя, а заодно и первого творца легенды о Ликурге), и др. Эта точка
зрения разделяется и некоторыми отечественными учеными. См.: Л у р ь е С . Я . Ис╜
тория Греции. 4.1. Л. 1940. С. 176-181; А н д р е е в Ю . В . 1) Спарта как тип полиса.
С. 211 слл.; 2) К проблеме "Ликургова законодательства". С. 33 сл л .– Однако ни
раньше, ни особенно в последнее время не было недостатка и в сторонниках пози╜
тивного отношения к древнему преданию, в защитниках историчности реформато╜
ра Ликурга. См.: T o e p ffe r J. BeitrДge zur griechischen Altertumswissenschaft. Berlin,
1897. S. 347-362; N ie s e B . Herodot-Studien/ / Hermes. Bd XLII. 1907. S. 440-449;
H a m m o n d N . G . L . The Lycurgean Reform at Sparta / / JHS. Vol. LXX. 1950. P. 42-64;
C h r im e s K . M . T Ancient Sparta. New York; Aberdeen, 1952. P. 305-347; M ic h e ll H .
Sparta. Cambridge, 1952. P 22 ff.; H u x le y G . L . Early Sparta. London, 1962. P. 37 ff.;
F o r r e s t W G . The Date of the Lykourgan Reforms in S p a rta // Phoenix. Vol. XVII.
1963. P. 157-179, и др.
– Page 134–
дине VI в. до н.э. если только есть нужда в предположении таких
реформ.15
Но вернемся к нашему перечню. В Балканской Греции к числу
ранних законодателей относятся еще Фидон в Коринфе и Филолай
в Фивах, оба выступившие еще в 1-й половине VII в. до н.э. и оба
трактовавшие больной вопрос о землевладении граждан, одинаково
добиваясь того, чтобы количество земельных наделов и соответствен╜
ное число граждан всегда сохранялось на одном, неизменном уровне
(о Фидоне Коринфском, которого следует отличать от одноименного
аргосского царя, см. Aristot. Pol., II, 3, 7, р. 1265 b 12-16; о Филолае –
ibid., II, 9, 6-7, р. 1274 а 31-Ь 5).16
Из периферийных примеров важны выступления Залевка в Локрах
Эпизефирских (в 662 г., по Евсевию, см.: Enseb. Chron., II, p. 185 Karst)
и Харонда в Катане (несколько позже, по-видимому, уже в конце VII в.
до н. э.). Обоим традиция приписывает составление сводов письменных
законов, посвященных главным образом вопросам судопроизводства,
охране гражданской собственности и нравственности (важнейшие ис╜
точники – Aristot. Pol., II, 9, 5, p. 1274 а 22-31; IV, 9, 10, p. 1296 а 18-21;
Ael. V h., III, 17; о Залевке см. также: Aristot., fr. 548 Rose3, из "Ло╜
крской политии"; Ephor, ар. Strab., VI, 1, 8, р. 259 и 260 = FgrHist 70
F 139; Polyb., XII, 16; Diod., XII, 19, 3-21, 3; о Харонде – Aristot. Pol.,
II, 9, 8, p. 1274 b 5-8; IV, 10, 6, p. 1297 a 20-24; Diod. XII, 11, 3-19,
2).17 С аналогичного рода законами выступил и Питтак в Митилене
(рубеж VII-VI вв. до н.э.), о котором мы уже упоминали в связи с те╜
мой эсимнетии (о его законах см.: Aristot. Pol., II, 9, 9, p. 1274 b 18-23;
Cic. De leg., II, 26, 66).18
Но самым замечательным оказался афинский опыт, на котором нам
и надлежит остановиться подробнее. Уже Ф. Энгельс указывал на об╜
разцовое значение афинского примера. Завершая в "Происхождении
семьи, частной собственности и государства" очерк становления клас╜
сового общества и государства в Афинах, он писал: "Возникновение
15Хилон относился к кругу древних мудрецов (см.: Her. I, 59; VII, 235; Plat.
Protagor. p. 343 a; Plut. De aud. poet. 14, p. 35 f.; Diog. L., praef. 13; I, 3, 69-73),
и с ним, возможно, было связано усиление власти эфоров внутри Спартанского
государства (Diog. L., I, 3, 68) и, несомненно, – проведение антитиранической по╜
литики вовне (Pap. Rylands, 18 = FgrHist 105 F 1), но в остальном он остается
фигурою достаточно туманною. Ср.: Kiechle F. Chilon (1) / / Der Kleine Pauly. Bd I.
1979. Sp. 1146.
16См. также: Шишова И. A. Реформы Ф и л о л ая// ВДИ. 1970. N4. С. 64-72.
17См. также: MЭhl М. Die Gesetze des Zaleukos und Charondas / / Klio. Bd XXII.
1929. H. 1. S. 105-124; H. 4. S. 432-463; Dunbabin T .J. The Western Greeks. Oxford,
1948. P. 68-75.
18См. также: Schachermeyr F. Pittakos / / RE. Bd XX. Hbbd. 40, 1950. Sp. 1862-
1873; Berve H. Die Tyrannis bei den Griechen. I. S. 93-95; II. S. 574-575.
– Page 135–
государства у афинян является в высшей степени типичным приме╜
ром образования государства вообще".19 И действительно, нигде так
ярко не обозначились заглавные линии исторического развития, при╜
ведшего к утверждению античного рабовладельческого общества и го╜
сударства, как в Афинах. Это в равной степени относится и к тому,
составившему суть развития, социально-политическому кризису, кото╜
рый древние обозначали понятием "стасис" (смута), и к важнейшим
этапам его преодоления. Одним из первых таких этапов явилось зако╜
нодательство Драконта. Оно несомненно стояло в связи с усилившейся
в Афинах после смуты Килона политической напряженностью и, на╜
до думать, отражало стремление формирующейся демократии огра╜
ничить твердо фиксированными правовыми нормами самоуправство
правящей знати. Показательно при этом, что сам Драконт был знат╜
ным человеком: в 621/20 г. он осуществил свою акцию в качестве одно╜
го из девяти архонтов, которые были высшими должностными лицами
в архаических Афинах и назначались из числа знатных и богатых лю╜
дей (ср.: Aristot. Ath. pol., 3, 1 и 6). Драконтом был составлен свод
письменных законов для текущего судопроизводства. При этом особое
внимание он обратил на улаживание личных распрей и в этой свя╜
зи – на ограничение древнего права кровной мести, а также на защиту
утверждавшейся частной собственности (см.: Andoc., I, 81-83; Aristot.
Pol., II, 9, 9, p. 1274 b 15-18; Ath. pol., 4, 1; 41, 2; Euseb. Chron., II, p. 186
Karst, под 621 г.; ML, N86 –афинский декрет 409/8 г. до н.э. с новой
публикацией закона Драконта о непредумышленном убийстве).20
Законодательство Драконта не затронуло основ существующего
строя. Поэтому борьба подымающейся демократии с господствующим
сословием знати продолжалась и на рубеже VII-VI вв. до н. э. достиг╜
ла даже крайней степени ожесточения, Однако в критический момент
борющиеся группировки оказались достаточно благоразумными, что╜
бы пойти на компромисс и согласиться на посредничество мудреца
Солона, который, получив соответствующие полномочия, осуществил
всеобъемлющее законодательство и реформу социально-политическо╜
го строя. Его мероприятия отвечали всем основным требованиям де╜
моса, хотя и с известными ограничениями крайних претензий, а вме╜
сте с тем заложили основы полисного строя, античного гражданства
как свободной, правоспособной и самодеятельной социальной корпо╜
19 Маркс К. Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 21. С. 119.
20Важны также новые специальные исследования: Ruschenbusch Е. Phonos. Zum
Recht Drakons und seiner Bedeutung fЭr das Werden athenischen Staates / / Historia.
Bd IX. 1960. H. 2. S. 129-154; Stroud R. 1) Drakon's Law on Homicide (Univ. of Califor╜
nia Publications. Vol. III). Berkeley; Los Angeles, 1968; 2) The Axones and Kyrbeis of
Drakon and Solon (Univ. of California Publications. Vol. XIX). Berkeley; Los Angeles,
1979.
– Page 136–
рации. Солон прозорливо усматривал и не переставал подчеркивать
как главный полисный принцип тему нормы, или закона, в силу чего,
вопреки радикальным стремлениям народной массы, он, хотя и зало╜
жил устои демократии, все же сохранил и ряд опор прежнего режима,
осуществив, таким образом, свой принцип меры до некоторой степени
преждевременно (важнейшие источники – Diehl, ALG3, fase. 1, фраг╜
менты стихов Солона; Her., I, 29-33; II, 177; V, 113; Andoc., I, 81-83;
Aristot. Pol., II, 9, 1-4, p. 1273 b 27-1274 a 21; Ath. pol., 5-12; 14, 2; 41,
2; Plut. Solon; Diog. L , I, 2, 45-67).21
Солон принадлежал к той части старинной знати, которая, обладая
большей долей здравого смысла, обращалась к новым, более жизнен╜
ным видам занятий, сближалась, благодаря им, с народом и, понимая
его нужды, пыталась, со своей стороны, содействовать упорядочению
социальных отношений. Отпрыск царского рода Кодридов, Солон, как
уже упоминалось, по необходимости, чтобы поправить пошатнувшееся
состояние, обратился к занятиям торговлей и в силу этого сблизился с
новой городской верхушкой. По своему социальному происхождению
и положению он, таким образом, как нельзя лучше подходил к той ро╜
ли всеобщего гражданского посредника, к которой предназначила его
судьба.
Важно, однако, подчеркнуть, что он подходил к этой роли не толь╜
ко так сказать, объективно, в силу реальной близости своей к главным
группам складывавшегося афинского полиса, но и субъективно. Обла╜
дая от природы живым умом и любознательностью, много повидав и
узнав во время своих путешествий, он беспредельно расширил и углу╜
бил круг представлений, унаследованных от своих аристократических
предков. Поэт и купец, человек глубокой культуры и вместе с тем
энергичный практический деятель, Солон не только оказался воспри╜
имчив к новым идеям, но и обнаружил замечательную способность к
их претворению в жизнь. Мало того, его поэтические произведения
не оставляют никаких сомнений насчет того, что он вполне был в со╜
стоянии осмыслить и обосновать собственное дело. Будучи реальным
21 Материалы, относящиеся к законодательству Солона, собраны в книге:
R u sc h e n b u sc h E . Solonos Nomoi. Die Fragmente der Solonischen Gesetzeswerkes mit
einer Text und эberlieferungsgeschichte (Historia-Einzelschriften, H. 9). Wiesbaden,
1966. – Из прочей специальной литературы назовем: К о л о б о в а К . М . Революция
С олон а// Учен. зап. Ленингр. унта. N39. Сер. ист. наук. Вып. 4. 1939. С. 25-72;
Л у р ь е С. Я . К вопросу о роли Солона в революционном движении начала VI в. / /
Там же. С. 73-88; F re e m a n К . The Work and Life of Solon. Cardiff; London, 1926;
W o o d h o u se W . J. Solon the Liberator. Oxford; London, 1938; M a s a r a c c h ia A . Solon.
Firenze. 1958; F e rra ra G . La politica di Solone. Napoli, 1964; O liv a P . Solon im Wan╜
del der Ja h rh u n d erte// Eirene. Vol. XI. 1972. P. 31-65; R o b e r ts o n N . Solon's Axones
and Kyrbeis, and the Sixth-Century B ackground// Historia. Bd XXXV. 1986. H.2.
P. 147-176.
– Page 137–
политиком, он осуществил преобразования, продиктованные истори╜
ческой необходимостью, но он осуществил их не в качестве слепого
орудия объективного закона, а в полном сознании своей миссии, как
сознательный творец нового порядка.
Солон выступил в Афинах в момент острого социального кризи╜
са, когда распри между народом и знатью достигли того предела, за
которым должна была начаться открытая гражданская война. Назна╜
ченный в 594 г. до н.э., по общему согласию, первым архонтом и по╜
средником в смуте, он осуществил принципиальное переустройство об╜
щественных отношений, чем, по выражению Ф. Энгельса, "открыл ряд
так называемых политических революций".22 С именем Солона связа╜
но проведение целого ряда коренных преобразований, определивших
решительный поворот Афин на античный путь развития, положивших
начало формированию афинского демократического полиса. И прежде
всего в интересах широких слоев афинского народа Солон осуществил
разовое сложение долгов и связанный с этим частичный передел зем╜
ли, поскольку крестьянам были возвращены заложенные за долги и не
выкупленные, стало быть, фактически ставшие собственностью креди╜
торов участки. Вместе с тем Солон позаботился и о тех несчастных,
которые за долги были проданы в рабство: они были выкуплены на
общественный счет, а впредь кабальное рабство в Афинах было запре╜
щено.
Принципиальное значение этого комплекса мер, а особенно запрета
долговой кабалы, что было равнозначно запрещению внутреннего, "эн╜
догенного" рабства вообще, прекрасно сознавалось уже в древности –
и позднейшим теоретиком полиса Аристотелем (ср.: Ath. pol. 9,1), и,
разумеется, самим преобразователем. Недаром перечень своих заслуг
перед афинским народом (в одном из дошедших до нас поэтических
фрагментов) Солон начинает именно с этих только что названных мер:
Какой же я из тех задач не выполнил,
Во имя коих я тогда сплотил народ?
О том всех лучше перед времени судом
Сказать могла б из олимпийцев высшая –
Мать черная Земля, с которой снял тогда
Столбов (?????) поставленных я много долговых,
Рабыня прежде, ныне же свободная.
На родину, в Афины, в богозданный град
Вернул я многих, в рабство проданных (????????),
Кто кривдой, кто по праву, от нужды иных
Безвыходной бежавших, уж забывших речь
Аттическую – странников таков удел,–
22Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 21. С. 115.
– Page 138–
Иных еще в позорном рабстве бывших здесь
(??????? ?????? ???????)
И трепетавших перед прихотью господ,
Всех я освободил (?????????? ?????)
(fr. 24, 1-15 Diehl3, перевод С. И. Радцига.)
Но, закладывая фундамент гражданского общества в Афинах, Со╜
лон не оставил без внимания и его политическую надстройку. И в сфе╜
ре политической он покончил с односторонним преобладанием знати
и сделал дело государственное если и не до конца, то в большой все
же степени делом общественным, народным. В этих целях он провел
широкую демократизацию как частного (посредством закона о свобо╜
де завещания), так и общественного права. Последнее нашло выра╜
жение в введении прогрессивного в ту пору имущественного ценза,
ставшего главным критерием политической правоспособности граж╜
дан, в возрождении деятельности народного собрания, в создании но╜
вых демократических органов – государственного Совета Четырехсот
и массового народного суда, гелиэи. В этом последнем тог же Ари╜
стотель справедливо видел наиболее демократичное из политических
установлений Солона, – постольку именно, поскольку судьями, в от╜
личие от прочих должностных лиц, могли быть все афиняне, независи╜
мо от своего имущественного положения. В постепенном возрастании
роли и значения народного суда – параллельно с ростом военно-по╜
литического значения самого демоса – заключалась одна из главных
пружин превращения солоновской умеренной, или отеческой, демокра╜
тии (??????? ??????????) в демократию радикальную– "нынешнюю",
как ее определяет Аристотель ((??? ??? ??? ???????????) (Pol., II, 9, 2,
p. 1273 b 35-1274 a 21; ср.: Ath. pol., 9, 1)).
Реформы Солона были фундаментальны, но они не были радикаль╜
ны в такой степени, в какой этого хотелось демократии: ни всеобщего
передела земли, ни полного искоренения устоев аристократического
порядка (в частности, системы родовых подразделений), ни тем бо╜
лее изничтожения самой знати Солон не произвел. В результате этот,
может быть, самый замечательный из законодателей древности стал
объектом нападок со всех сторон: радикально настроенная демокра╜
тия порицала его за видимую непоследовательность, между тем как
родовая знать не могла ему простить сделанных за ее счет уступок на╜
роду. На эти упреки Солон отвечал указанием на очевидное: сделанное
им имело в виду пользу всех сословий и всего общества в целом:
Да, я народу почет предоставил, какой ему нужен –
Не сократил его прав, не дал и лишних зато.
– Page 139–
Также подумал о тех я, кто силу имел и богатством
Славился, – чтоб иикаких им не чинилось обид.
Встал я, могучим щитом своим тех и других прикрывая,
И никому побеждать не дал неправо других.
(fr. 5, 1-6 Diehl3).
Глубоко почитая и всячески утверждая основной устав полисной
жизни – принцип золотой середины, принцип социального компромис╜
са, поэт-мудрец опору ему видел в разумном правопорядке, в благоза-
конии – эвномии, в честь которой сложил специальную элегию:
Сердце велит мне поведать афинянам эти заветы:
Что Беззаконье (????????) несет городу множество бед,
Но что Законность (???????) во всем и порядок, и лад водворяет,
Да и преступным сна на ноги путы кладет,
Гладит неровности, спесь прекращает, смиряет надменность;
Бедствий цветок роковой сушит, не давши расцвесть;
Правду в неправых судах она вводит, дела укрощает
Высокомерных людей, тушит великий раздор;
Злобу жестокой вражды прекращает она, и повсюду
Дружно и мудро при ней люди живут меж собой.
(fr. 3, 30-39).
Из убеждения, что над всем должны царить право и закон, следова╜
ло и глубокое отвращение Солона к насилию и тирании. В позднейших
своих стихах он не уставал подчеркивать, что сознательно пренебрег
возможностью узурпировать единоличную власть:
Мне равно не по душе –
Силой править тирании, как и в пажитиях родных
Дать худым и благородным долю равную иметь.
(fr. 23, 19-21).
Своею политикой Солон не только заложил основы афинского
гражданского общества, но и указал путь, следуя которому это об╜
щество могло далее успешно развиваться, –путь гражданского ком╜
промисса. Призывом к гражданскому соглашению, равно как и преду╜
преждением относительно опасности тирании (ср. fr. 10), Солон забе╜
гал вперед – общество еще должно было пройти через полосу смут и
насилий, чтобы выкорчевать остатки старого режима, но это мыслен╜
ное опережение не умаляет реальной значимости опыта и наставлений
афинского мудреца для античного полиса.
– Page 140–
Завершая рассмотрение первоначальной законодательной рефор╜
мы, связанной с именем Солона, мы должны особо выделить в ней
тот элемент, который означал решительный поворот афинского об╜
щества на античный путь развития, именно запрещение кабального
рабства соотечественников, ориентация тем самым дальнейшего со╜
циально-экономического развития на рабство экзогенное, существу╜
ющее за счет ввозимых из-за границы покупных рабов-чужеземцев.
И Афины в этом отношении не были исключением; наоборот, их
опыт стал нормою для греческого мира, во всяком случае для боль╜
шинства экономически и социально развитых общин. С этим было
связано и другое – форсированная национальная консолидация гре╜
ков, насколько, конечно, это допускалось их полисным партикуляриз╜
мом.
Первые контуры нового этнокультурного единства греков обнару╜
живаются уже на исходе гомеровского времени (или Темных веков):
распространение в IX в. до н. э. из Аттики, а также из Арголиды и дру╜
гих районов Юго-восточной Греции на острова Архипелага и, далее,
на побережье Малой Азии керамики более или менее единого геомет╜
рического стиля свидетельствовало о прогрессирующей унификации
греческой культуры, о расширении и укреплении взаимных связей в
том лоскутном мире, который был населен греками.23
Сильнейшим образом этому способствовало такое важное достиже╜
ние, как возрождение у греков – примерно в то же время, на рубеже
X-IX вв., – письменности, на этот раз в форме более прогрессивного,
алфавитного письма, в основе своей заимствованного у финикийцев.
Усвоенная первоначально, по-видимому, греками Кипра и Малой Азии
и быстро распространившаяся затем по всему греческому миру, эта но╜
вая письменность, – простая, легкоизучимая, доступная широким сло╜
ям общества, в чем заключалось огромное ее преимущество по срав╜
нению с древнейшими, усложненными, доступными очень небольшому
кругу избранных пиктографическими или слоговыми системами пись╜
ма крито-микенского мира и Переднего Востока,– эта письменность
стала мощным фактором культурного прогресса и духовной консоли╜
дации греческого мира.24
Велико было в этой связи значение состоявшейся довольно скоро,
23См.: Starr Ch. G. 1) The Origins of Greek Civilization, 1100-650 B.C. New York,
1961. P. 107 ff.; 2) La storia greca a rc a ic a // RF Vol. 92. 1964. P. 21-22; 3) A History
of the Ancient World. 3rd ed. New York; Oxford, 1983. P. 189-190. Ср. также: Андре╜
ев Ю. В. К проблеме послемикенского регресса// ВДИ. 1985. N3. С. 27, прим. 83.
24Подробнее об усвоении греками алфавитного письма см.: Дирингер Д . Алфа╜
вит / Пер. с англ. М. 1963. С. 522 слл. Jeffery L. Н. 1) The Local Scripts of Archaic
Greece. Oxford, 1961; 2) Archaic Greece. P. 25-26; Heubeck A. Schrift (Archaeologia
Homerica. Bd III. Kap. X). GЖttingen, 1979.–Д ля общей оценки ср. также: Bengt╜
son H. GG4. S. 60-62; Starr Ch. G. A History. .. P. 201.
– Page 141–
где-то на рубеже IX–VIII вв., письменной фиксации гомеровского эпо╜
са. Письменность содействовала более широкому ознакомлению греков
с этим, созданным также на малоазийской почве, героическим эпосом,
а вместе с тем и приобщению их всех через его посредство к той си╜
стеме высоких духовных ценностей, которой суждено было стать под╜
линным фундаментом греческой духовной культуры.25
Но особенно крупными успехами процесс национальной консолида╜
ции греков ознаменовался в архаическую эпоху, отлившись – именно
в эту пору –в особую же диалектически-заостренную форму. Имен╜
но утверждение почти повсеместно нового, античного рабовладельче╜
ского принципа, одновременно с ростом экономических, политических
и культурных связей между греческими городами и воссозданием, в
условиях цивилизации, древнего этнокультурного единства греческого
народа, привело к появлению более или менее осознанной оппозиции
эллинства и варварства, оппозиции столь же национальной, сколь и
социальной.26
Конечно, окончательно эта оппозиция сформируется в ходе Гре╜
ко-персидских войн, в результате победоносного отражения греками
наступления, предпринятого на них восточной деспотией, более же
всего – вследствие развернувшейся затем, особенно усилиями афинян,
активной империалистической политики в сторону и за счет восточ╜
ных соседей. У греческих писателей V в. до н. э. – современника войн
с персами поэта Эсхила и жившего поколением позже историка Ге╜
родота–противопоставление эллинов и варваров является едва ли не
основополагающим моментом мировоззрения. Особенно ярко это про╜
тивопоставление проводится в политической сфере, в трактовке вар╜
варов как сугубых носителей деспотизма, а эллинов как защитников
царства закона, республиканских и демократических начал (ср. у Эс╜
хила в "Персах", ст. 176-201, 230-245; у Геродота, VII, 102 и 104, 135,
139).
Естественное у греческих писателей убеждение в превосходстве эл╜
линского строя жизни над варварским конкретизируется – в частно╜
сти, у того же Геродота– в описаниях военных столкновений. Не раз
25Ср.: B e n g ts o n H. GG 4 S. 62-65; J e ff e r y L.H . Archaic Greece. P. 25, 27-28;
S t a r r C h . G . A History. P. 197-201.
26 О росте национального самосознания греков в век архаики см.: B e n g ts o n H.:
1) Hellenen und Barbaren: Gedanken zum Problem des griechischen Nationalbewusst╜
seins / / Unser Geschichtsbild / Hrsg. von K. RЭdinger. MЭnchen, 1954. S. 25 ff.; 2) GG4
S. 69, 86-88, 100-101; S c h a e f e r H. Das Problem der griechischen NationalitДt [1955] / /
Schaefer H. Probleme der alten Geschichte. GЖttingen, 1963. S. 269-306. Специально
об'оппозиции эллинов и варваров см. также: J Э th n e r J. Hellenen und Barbaren (Das
Erbe der Alten. N. F H. 8). Leipzig, 1923; Grecs et barbares (Entretiens sur l 'antiquitИ
classique. T. VIII). GenХve, 1962. – Д ля общей оценки ср.: К о л о б о в а К . М ., Г л у с к и н а
Л . М . Очерки истории древней Греции. С. 79.
– Page 142–
древний историк подчеркивает, насколько выше во всех отношениях
оказывались греки по сравнению с персами: и по части личной под╜
готовки и вооружения, и в быстроте и маневренности кораблей, и в
рациональной тактике боя (ср. соответствующие реплики Геродота в
описаниях сражений: у Фермопил – VII, 211; у Артемисия – VIII, 9-
11; у Саламина –VIII, 86 и 89; у Платей –IX, 62-63; у Микале –IX,
90).
Это сознание абсолютного превосходства эллинов над варварами
чуть позже, у Эврипида, превращается в конкретную политическую
формулу, исполненную агрессивного панэллинского звучания: "При╜
лично властвовать над варварами эллинам" (Eur. Iphig. Aul. 1400).
А в следующем IV столетии философ Аристотель, отражая воззре╜
ния зрелого рабовладельческого общества, уже без обиняков заявит,
что "варвар и раб по природе своей понятия тождественные" (Aristot.
Pol, I, 1, 5, p. 1252 b 9).
Разумеется, это –суждения позднейшего времени, однако бесспор╜
но, что первые основания для выработки такого характерного для ан╜
тичности национал-империалистического отношения к чужеземцам╜
негрекам, которых стали называть и третировать как варваров, бы╜
ли заложены еще в архаическую эпоху – постольку именно, посколь╜
ку самое формирование рабовладельческого способа производства бы╜
ло осуществлено в Древней Греции, так сказать, за чужой счет –за
счет других народов. В этой связи мы хотели бы подчеркнуть наше
решительное несогласие с теми, кто из правильной посылки об оконча╜
тельном формировании противопоставления эллинства и варварства в
развитое классическое время делает вывод о совершенном отсутствии
такого противопоставления в век архаики.27
В самом деле, свойственная грекам, как впрочем и многим дру╜
гим народам в пору быстрого возмужания, повышенная открытость к
позитивным контактам с соседями (подтверждением может служить
практика брачных связей, в частности аристократов), несомненная
готовность к заимствованию чужих достижений (напомним о заим╜
ствовании с Востока чеканной монеты и алфавитного письма) не ис╜
ключали достаточно раннего зарождения и укоренения диаметрально╜
противоположной ценностной установки – осознания своей особенной
этнокультурной исключительности. Эта другая позиция нашла яркое
выражение в греческой литературной традиции в обозначении и трети-
ровании иноплеменников-негреков как варваров. Для суждения о воз╜
никновении понятия варваров и формировании его социокультурного
смысла в ранней греческой литературе основными опорами служат,
27См.: Лурье С. Я. 1) История Греции. Ч. I. С. 120; 2) Геродот. М.; Л. 1947. С. 46-
50; Яйленко В. П. Архаическая Греция. С. 152.
– Page 143–
во-первых, Гомер, затем в какой-то степени лирическая поэзия и, на╜
конец, первые философы (определенного, тяготеющего к социологии
типа).
У Гомера мы впервые сталкиваемся с понятием варварского, а
именно при языковой характеристике троянских союзников-карийцев,
которые аттестуются как "говорящие наречием варварским" – ??????╜
?????? (IL, II, 867). То, что впервые понятие варварского встречает╜
ся именно в языковом определении, представляется симптоматичным.
Этот факт свидетельствует в пользу высказанного уже в древности и
принятого в новое время взгляда, что первоначально слово "варвар"
появилось как звукоподражательное для обозначения человека с чу╜
жим, грубым говором.28 Однако, можно утверждать, что у Гомера за
языковым определением скрывается и некая более общая тенденция,
которую можно оценить как ядро будущей всеохватной оппозиции. В
используемом отрывке из "Илиады" не только карийцы в массе своей
изъясняются по-варварски (в данном случае неважно – на вовсе чу╜
жом наречии или же на греческом с варваризмами), но и вожди их
выступают на поле боя в нелепом, с точки зрения поэта, отягощенном
золотыми украшениями снаряжении (IL, II, 867-875). В другом ме╜
сте поэт, описывая выход для боя враждебных армий, подчеркивает –
вполне в том духе, как это позднее будет делать Геродот, – стройный
порядок и дисциплину греков, грозное движение их молчаливой рати
в противовес нестройному многоголосию троянского ополчения, срав╜
ниваемого со стадом блеющих овец (IL, IV, 422-438).
Страбон был прав, когда, полемизируя с Фукидидом (ср.: Thuc.
I, 3), находил у Гомера достаточно уже ясное обособление эллинов
от варваров (см.: Strab., XIV, 2, 28, р. 661). При этом он справедливо
ссылался на места в "Одиссее" (I, 344, и XV, 80), где слово "Эллада"
определенно обозначает страну греков вообще, в отличие от текста
"Илиады" (II, 683-684 – место, которое имел в виду Фукидид), где
"Эллада" и "эллины" прилагаются, очевидно, в соответствии с древ╜
нейшим, изначальным обычаем лишь к области и жителям фтиоти╜
дской Ахайи (в юго-восточной Фессалии). Заметим также, что Гомеру
известно и понятие панэллинов (II. II, 530), т. е. что ему, во всяком
случае, присуще представление о греках как некой общности.
Однажды усвоенные литературной традицией греков понятия Эл╜
лады и эллинов (или панэллинов) продолжают жить и в послегомеров╜
ском эпосе (у Гесиода в "Трудах и днях": Эллада –ст. 653, панэлли╜
ны–ст. 528), и в архаической лирике (у Архилоха: панэллины – fr. 54
28См.: Strab., XIV, 2, 28, р. 662-663; ср. также: Saglio E., Humbert G. B a rb ari//
DA. T I. Pt. 1. 1877 p. 670; RЭge W. B a rb a ri// RE. Bd II. 1896. Sp. 2858; Spoerri W
Barbaren / / Der Kleine Pauly. Bd I (1975) 1979. Sp. 1545.
– Page 144–
Diehl3). И надо думать, что утверждению связанного с этими поня╜
тиями представления о греках как некой особенной общности способ╜
ствовало именно дальнейшее развитие оппозиции эллинов и варваров.
Свою лепту здесь должна была внести поэзия архаического времени –
времени Великой колонизации, широкой экспансии греков в Среди╜
земноморье и Причерноморье. Недаром у Архилоха, поэта с Пароса,
ведшего жизнь свободного авантюриста, участвовавшего также и в вы╜
воде паросцами колоний на фракийские земли, мы находим не только
красочные подробности этого предприятия, но и выработку характер╜
ного стереотипа иноплеменника-дикаря в зоне колонизации (см. fr. 79