Текст книги "Э. Д. Фролов Рождение Греческого Полиса(СИ)"

Автор книги: Алекс Грин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

здесь случай религиозно-сценического действа, когда все знают, что роль бога ис╜

полняет человек, но это не мешает им воспринимать разыгрываемую сцену как

– Page 167–

Вместе с тем нельзя закрывать глаза на характерную личную на╜

правленность поступков тиранов. Отмеченная печатью сознательной

воли и энергии, их деятельность направлялась прежде всего своеко╜

рыстным расчетом, а их политика была исполнена, по большому счету,

эгоизма и произвола. Тирания архаической поры (как и вообще любая

тирания) не была, как это доказывал в свое время С. Я. Лурье, видом

демократической диктатуры, 34 а являлась всего лишь древним вари╜

антом бонапартизма. Поэтому ни идеализировать, ни слишком под╜

черкивать значение этого явления не приходится. Показательно, на╜

оборот, антидемократическое существо тирании (разоружение народа,

политическое давление, фискальный гнет), равно как и то, что пози╜

тивный вклад тиранов в строение полисного государства, за немноги╜

ми исключениями вроде Периандра, практически был ничтожен.

Из этого не следует, однако, что тирания вообще не имела никакого

исторического значения. Отнюдь нет, только это значение реализовы╜

валось на свой, весьма своеобразный лад. Будучи побочным продук╜

том распада древнего аристократического общества, тирания самым

непосредственным образом содействовала крушению аристократии и

этим, разумеется, подготовила торжество демократии. Более того, яв╜

ляя собой власть, стоящую выше сословных перегородок, она уже бы╜

ла, по меткому выражению Я. Буркхардта, "антиципированной, пред╜

ставленной одним человеком, демократией".35 Так или иначе, посред╜

ством принудительной политической нивелировки она подготавливала

общество к восприятию в будущем господства закона, и в ту же сто╜

рону вело осознание самим этим обществом, на опыте тирании, всей

опасности личной спеси (?????), т. е. крайнего индивидуализма, сколь

бы ни было естественным и закономерным развитие этого последнего в

условиях кризиса патриархальных порядков и становления личности.

Можно сказать так, что тирания была необходимым этапом на пути

к полису, особенно в плане преодоления сопротивления родовой знати,

но что окончательное торжество полисных принципов стало возмож╜

ным лишь по устранении этой тяжкой опеки, которую являли собой

для общества охарактеризованные выше режимы личной власти. Как

тирания сокрушила аристократию, так общество сокрушило тиранию,

после чего рядом заключительных реформ были устранены реликты

древнего порядка, приняты меры против опасного возвышения лич╜

действительное явление божества. См: Лурье С. Я. История Греции. 4.1. Л. 1940.

С. 152.

34Лурье С. Я. История Греции. 4.1. С. 110-117 – Хотя и с оговорками относи╜

тельно отрицательных черт, порождаемых индивидуальными амбициями, как "по╜

ложительное явление" и, более того, как "орудие демоса" характеризует старшую

тиранию также и В. П. Яйленко. См. его статью: Архаическая Греция. С. 180-184.

35Burckhardt J. Griechische Kulturgeschichte. Bd I. Berlin, S.a. S. 166.

– Page 168–

ности и достроены последние этажи полисного здания. В этом отно╜

шении особенно показательны были реформы в Афинах, осуществ╜

ленные после свержения тирании Писистратидов Алкмеонидом Кли╜

сфеном (508/7 г. до н.э., главные источники – Her. V, 66-73; VI, 131;

Aristot. Ath. pol., 20-22).36

Выдвинувшийся на передний план во время борьбы с Писистра╜

тидами, а особенно после их устранения, Клисфен объективно, по ха╜

рактеру и последствиям осуществленных им в 508 г. преобразований,

был прямым продолжателем дела Солона. Более того, именно его и

считают по праву родоначальником демократии: если Солон заложил

общие основы полисного строя в Афинах, то Клисфен окончательно

придал ему демократическую форму. При нем и в самом деле полу╜

чили дальнейшее развитие правильные принципы государственной и

демократической жизни. На смену древней родо-племенной организа╜

ции общества (по филам и фратриям) пришла, наконец, новейшая ад╜

министративно-территориальная система – членение страны и народа

на 10 новых территориальных фил с их местными подразделениями в

виде небольших компактных городских и сельских ячеек-демов. Эта

система, ставшая теперь основой всей государственной жизни, учиты╜

вала, по месту жительства, все свободное, включенное в состав граж╜

данства, население Аттики, в том числе и такие его группы, которые

давно утратили или никогда даже не имели связи с исконными родо╜

выми подразделениями.

Соответственной реорганизации подверглась вся система строения

государственных органов и должностей в древних Афинах. И прежде

всего радикально изменилась структура созданного еще Солоном го╜

сударственного совета. Ранее он состоял из 400 членов, набиравшихся

поровну от 4 древних фил, где преимущественным влиянием по тради╜

ции пользовалась родовая знать. Теперь состав совета был расширен

до 500 членов, которые набирались – и это было решающим нововве╜

дением–по 50 от каждой из 10 новых территориальных фил, т. е. от

36См. также специальные исследования: E h re n b e rg V. NeugrЭnder des Staates.

MЭnchen, 1925. S. 55-102; E lio t C . W . J. 1) Coastal Demes of Attica. A Study of the

Policy of Kleisthenes. Toronto, 1962; 2) Kleisthenes and the Creation of the Ten Phy╜

lai / / Phoenix. Vol. XXII. 1968. N 1. P. 3-17; L e w is D . M . Cleisthenes and A ttica / / His╜

toria. Bd XII. 1963. H. 1. P. 22-40; L e v e q u e P ., V id a l-N a q u e t P . ClisthХne l'AthИnien.

Paris, 1964; M c C a r g a r D . J. 1) The Relative Date of Kleisthenes' Legislation / / His╜

toria. Bd XXV 1976. H.4. P. 385-395; 2) New Evidence for the Kleisthenic B o u le//

CIPh. Vol. 71. 1976. N3. P. 248-252; A n d r e w e s A . Kleisthenes' Reform B ill// ClQu.

N. S. Vol. XXVII. 1977 N2. P. 241-248. – В отечественной литературе: Л у р ь е С . Я .

Клисфен и Писистратиды / / ВДИ. 1940. N2. С. 45-51; С т р о г е ц к и й В . М . Клисфен

и Алкмеониды/ / ВДИ. 1972. N2. С. 99-106; К а р п ю к С . Г Клисфеновские рефор╜

мы и их роль в социально-политической борьбе в позднеархаических Афинах / /

ВДИ. 1986. N1. С. 17-35.

– Page 169–

всего массива гражданского населения, что придали эт о му важ н ей ш е╜

му после народного собрания государственному учреждению подлинно

демократический характер.

Равным образом расширилась и демократизировалась система раз╜

личных государственных коллегий, административных, финансовых,

военных, которые теперь делили с архонтатом исполнительную власть

и своим коллективным участием придавали ей последовательно демо╜

кратический характер. В частности, в соответствии с возросшей ролью

гоплитского ополчения и для более эффективного коллегиального ру╜

ководства военными делами была создана новая коллегия 10 высших

военных руководителей –стратегов. Поначалу они были подчинены

одному из 9 архонтов – архонту-полемарху, но вскоре стали самосто╜

ятельными и даже, более того, по мере возрастания роли войны и во╜

енной политики, приобрели значение главного правительственного ор╜

гана.

Но самое, может быть, важное состояло в том, что при Клисфене

утвердившаяся, наконец, демократия получила твердые гарантии сво╜

его дальнейшего существования. Были приняты эффективные меры

против своеволия и необузданности отдельных знатных кланов и силь╜

ных личностей. Силу первых должна была подорвать административ╜

но-территориальная реформа Клисфена, имевшая в виду раздробле╜

ние старинных родовых групп между новыми территориальными под╜

разделениями. А против непомерного возвышения личности был на╜

правлен также учрежденный Клисфеном предупредительный "суд че╜

репков" – остракизм (см.: Androtion, FgrHist 324 F 6: Aristot. Ath. pol,

22; Philochor., FgrHist 328 F 30; Diod., XI, 55; Ael. V.h., XIII, 24).37

Суть процедуры состояла в том, что на специальном народном со╜

брании, насчитывавшем не менее 6 тыс. человек, граждане подавали

голоса –черепки с нацарапанными на них именами тех, кто, по их

мнению, представлял опасность для общества. Получивший большин╜

ство голосов должен был уйти в изгнание на 10 или (позднее) 5 лет, и

хотя в остальном он не подвергался никакому бесчестью или ограниче╜

нию в правах, его политической активности и влиянию клался предел,

по крайней мере на известное время.

Согласно свидетельствам древних, впервые закон об остракизме

37Об остракизме см. также: Латышев В. В. Очерк греческих древностей. Ч. I.

Изд. 3-е. СПб., 1897. С. 167-168, 232-233. Специальные исследования: Carcopino J.

L'ostracisme athИnien. 2-Хme Иd. Paris, 1935; Kagan D. The Origin and Purposes of

O stracism // Hesperia. Vol. XXX. 1961. N"24. P. 393-401; Keaney J. J. The Text of

Androtion F 6 and the Origin of Ostracism / / Historia. Bd XIX. 1970. H. 1. P 1-

11; Keaney J. J., Raubitschek A. E. A Late Byzantine Account of O stracism // AJPh.

Vol. 93. 1972. N 1. P. 87-91; Thomsen R. The Origin of Ostracism. A Synthesis. Copen╜

hagen, 1972.

– Page 170–

был применен спустя два года после первой победы над персами при

Марафоне.38 Тогда уверовавший в свою силу народ использовал серию

остракизмов для устранения из Афин родственников и сторонников

свергнутых тиранов, дабы искоренить всякую возможность возрожде╜

ния антидемократического режима личной власти. Но и позднее ост╜

ракизм оставался эффективным орудием контроля в руках демоса по

отношению к той аристократической прослойке, которая по традиции

поставляла политических лидеров Афинскому государству. Посред╜

ством остракизма афинская гражданская община оберегала себя от

нежелательных последствий чрезмерного успеха той или другой ари╜

стократической личности. Последовательным устранением политиков,

чье влияние грозило превзойти допустимую при демократии норму,

община и утверждала свое суверенное право, свое значение воплощен╜

ного государственного начала.39

Конечно, нельзя отрицать того, что проведение Клисфеном важ╜

ных государственных преобразований было обусловлено не только и

даже на первых порах, может быть, не столько широкими демокра╜

тическими устремлениями реформатора, сколько более частною, лич╜

ною причиною – соперничеством его с другим влиятельным аристо╜

кратом Исагором и необходимостью в борьбе с сильным противником

опереться на поддержку народа. Это подчеркивается уже и в древней

традиции, у Геродота, когда он повествует о борьбе за власть меж╜

ду Клисфеном и Исагором в Афинах, только что освободившихся от

тирании Писистратидов: "Эти люди вели между собою распри из-за

преобладания (?????????? ???? ????????), пока побежденный Клисфен

не привлек на свою сторону народ (??? ????? ???????????????) (Her. V,

66, пер. Ф. Г. Мищенко).

Однако, не забывая о том, что непосредственным исходным мо╜

ментом деятельности Клисфена было честолюбивое соперничество с

себе подобными из-за власти, мы не должны ставить под сомнение

принципальный характер содеянного им, отрицать объективную де╜

мократическую сущность осуществленных им реформ. Размышляя о

месте Клисфена в ряду творцов афинского полисного строя, мы мо╜

жем сказать так: величие его как политика состояло не в изначальном

демократическом устремлении, а в гениальном постижении и реали╜

зации объективно необходимых задач в ходе развязанной личным че╜

столюбием борьбы. Отлично сказано по этому поводу у Г. Бенгтсона:

"Клисфеновский новый порядок родился из нужд сиюминутной поли╜

тики. Но если он, тем не менее, своим лицом обращен в будущее, то

38Битва при Марафоне произошла в 490 г. до н.э.

39Подробнее см.: Фролов Э .Д . Политические лидеры афинской дем ократии//

Политические деятели античности, средневековья и нового времени. Л ., 1983. С. 6-

2 2 .

– Page 171–

это отличает его как творение поистине государственного ума".

Впрочем, при более пристальном вглядывании в ход исторического

развития убеждаешься, что доля объективной заданности в действи╜

ях Клисфена была даже большей, чем это представляется с первого

взгляда. Ведь если его выступление и в самом деле находилось под воз╜

действием личного честолюбия, стимулированного свержением тира╜

нии, то ход борьбы и ее конечный результат всецело уже определялись

той решающей ролью, которую с высвобождением из-под опеки тира╜

нии стал играть в политической жизни демос. Время Солона и время

Клисфена –две крайние точки в становлении афинской демократии;

между ними для афинского народа пролегла длительная полоса поли╜

тического возмужания. Если при Солоне демос являлся только одной

из борющихся групп, то теперь, в конце VI в, после нивелирующей ра╜

боты, проделанной тиранией, он остался единственной общественной

силой, без опоры на которую любое политическое выступление было

обречено на провал. Если Клисфен стремился к подлинному успеху, –

а он был достаточно прозорлив, чтобы отличить прочный успех от

скоротечного, – то его обращение к народу было предопределено. Но

тогда неизбежным было и проведение всего того, что было им осу╜

ществлено в интересах демоса и что делает его реформы не только

заключительным этапом в формировании афинского демократическо╜

го полиса, но и отправной точкой в начавшемся становлении в Афинах

строя радикальной демократии.

Мы лишний раз убеждаемся, таким образом, во внутренней свя╜

занности исторического процесса, в данном случае – в закономерности

важнейших этапов архаической революции в Афинах. Первоначальная

законодательная реформа разрешила главные трудности и заложила

основания нового, гражданского общества, но она же, вследствие недо╜

статочной своей радикальности, обусловила последующее обострение

социальной борьбы и, таким образом, подготовила почву для рожде╜

ния тирании. Последняя решительным подавлением аристократиче╜

ской оппозиции расчистила поле для будущего торжества демократии.

Когда, по устранении тирании, на первый план вновь выступили че╜

столюбивые лидеры уцелевших аристократических кланов, стало яс╜

но, что решение их споров зависит от того, кто заступил теперь на

освободившееся после аристократии и тирании заглавное место в со╜

циальной жизни Афин, – от демоса. И в угоду ему возводившееся в

течение столетия здание афинского полиса было окончательно отде╜

лано в демократическом стиле.

– Page 172–

ЧАСТЬ III. СТАНОВЛЕНИЕ ПОЛИСА В ЗОНЕ

КОЛОНИЗАЦИИ

Глава 6.

КОНТУРЫ ПРОЦЕССА НА ГРЕЧЕСКОМ ЗАПАДЕ.

СМУТА В ЛЕОНТИНАХ

Истории греческих колоний в Западном Средиземноморье уделя╜

лось и уделяется до сих пор гораздо меньше внимания, чем исто╜

рии их метрополий – городов Балканской Греции. Чтобы убедиться

в этом, достаточно просмотреть стандартное современное пособие по

греческой истории Г. Бенгтсона.1 Основное содержание этой работы

составляет обстоятельный обзор исторического развития Балканской

Греции с примыкавшими к ней островами Эгейского архипелага и ма╜

лоазийским побережьем, и лишь время от времени отдельные разде╜

лы дополняются весьма краткими, носящими характер формальной

справки, параграфами по истории греческого Запада.

Между тем этот недостаток внимания едва ли может быть оправ╜

дан. Освоенные греками еще на заре архаического периода прибреж╜

ные области Южной Италии и Сицилии стали родиной новой, до╜

черней греческой цивилизации, чьи творческие достижения мало чем

уступали великим свершениям метрополии. Не случайно обширную,

цветущую область заселенной греками Южной Италии еще в древно╜

сти (по-видимому, с VI в. до н.э.) стали называть Великой Грецией

(см.: Polyb, II, 39, I).2

В Сицилии, которую иногда тоже включали в понятие Великой

Греции (Strab, VI, 1, 2, р. 253), основанные в 735 г. до н.э. переселен╜

цами из Коринфа Сиракузы к исходу архаического периода выросли в

огромный, по античным масштабам, город, может быть, самый боль╜

шой в греческом мире (ср. свидетельство Тимея у Цицерона: Cic. De

re publ. III, 31, 43). Уже при старшей тирании (при Дейноменидах

Гелоне и Гиероне), затем при демократии (середина V в.) и, наконец,

1 Bengtson H. Griechische Geschichte. 4.Aufl. MЭnchen, 1969.

2Cp.: Beloch K. J. Griechische Geschichte. 2.Aufl. Bd I. Abt. 1. Strassburg, 1912.

S. 236.

– Page 173–

при Дионисии и Агафокле Сиракузы были центром обширной дер╜

жавы, возникшей и развивавшейся параллельно территориальным об╜

разованиям восточных эллинов – Афинской архэ, Греко-македонской

державе Филиппа и Александра, эллинистическим царствам диадо╜

хов. Недаром честолюбивый и неугомонный Пирр, вошедший в исто╜

рию как первый греческий соперник римлян, мечтал на базе греческой

Италии и Сицилии создать новую империю наподобие той, что была

создана Александром на Востоке.

Уже древним было присуще сознание той большой роли, которую

сыграли Великая Греция и Сицилия в общегреческой истории. Один

из крупнейших (и немногих хорошо нам известных) представителей

греческой универсальной историографии Диодор стремился излагать

параллельно историю обеих главных частей греческого мира –ита╜

ло-сицилийского Запада и балкано-малоазийского Востока. И это его

стремление было продиктовано не только сицилийским патриотизмом

(Диодор был родом из сицилийского городка Агирия), но и несомнен╜

ным пониманием того места и значения, которые принадлежали Ве╜

ликой Греции и Сицилии в общегреческой истории. Это понимание,

естественное еще для Дж. Г рота, было утрачено под влиянием общих

обзоров греческой истории, вышедших из-под пера признанных масте╜

ров – немецких историков рубежа XIX-XX вв. (Г. Бузольт. Эд. Мейер,

К.-Ю. Белох, Р. Пёльман), которые все ориентировались преимуще╜

ственно на историю собственно Эллады – Балканской Греции. И лишь

сравнительно недавно, после II мировой войны, в особенности благо╜

даря трудам итальянских археологов и историков, греческий Запад

вновь занял достойное место в круге тех проблем, которые разраба╜

тываются современными антиковедами.

Но история греческого Запада интересна не только потому, что

она – неотъемлемая часть истории греческого народа и в этом сво╜

ем качестве доставляет нам важный дополнительный материал в па╜

раллель признаваемому за основной восточногреческому. В некоторых

отношениях, в силу естественной в дочерних государственных образо╜

ваниях большей подвижности и переменчивости жизни, города-госу╜

дарства западных греков, как и вообще освоенной греками колони╜

альной периферии, предлагают нам даже более яркие примеры, более

выпуклые и четкие образцы того, что составляло самую суть антич╜

ной цивилизации. Это верно, в частности, и в приложении к той теме,

которую можно считать одной из важнейших – если не заглавной –

в современном антиковедении. Мы имеем в виду проблему античного

полиса, в особенности же проблему античной государственности – ее

классических полисных форм, затем более развитых и сложных струк╜

тур державно-территориального типа, наконец, тех, так сказать, анти╜

– Page 174–

форм, которые порождались кризисными ситуациями. Под последни╜

ми – "антиформами" – мы разумеем различные режимы личной вла╜

сти, или тирании, которые и в самом деле, как это было отмечено еще

древними (Plat. Resp. VIII, p. 544 с; Leg. VIII, p. 832 с; Xen. Hell. II,

3, 17; VI, 3, 8), с точки зрения государственно-правовой являли со╜

бой отрицание любой более или менее правильной, т. е. основанной на

известной сумме признанных законов, государственности.

Пожалуй, все сказанное особенно верно в приложении именно к ти╜

рании – форме особенной, исключительной, обязанной своим возник╜

новением чрезвычайным, как правило, критическим обстоятельствам,

которые чаще можно было наблюдать именно в городах колониаль╜

ной периферии. В этом отношении замечательна была Сицилия. Уже

древние обращали внимание на бурное возникновение здесь тирани╜

ческих режимов (Diod, XIX, 1, 5; Justin. IV, 2, 3), и они же спра╜

ведливо усматривали корень этого явления в избытке материальных

благ, оборачивавшемся чрезмерной поляризацией собственности и на╜

пряженностью отношений, в обусловленной внутренними смутами и

внешними воздействиями – переселениями и войнами – частой пере╜

мене политических форм (Thuc.. VI, 38, 3; Plat. Ер. VII, р. 326 b-d).

И, что особенно важно, справедливость этих суждений мы легко мо╜

жем проверить на конкретном материале. Ведь для Сицилии, благо╜

даря раннему развитию здесь исторической традиции и литературы,

мы располагаем достаточно обширной и надежной информацией, при╜

чем не только для времени сравнительно позднего (мы имеем в виду

дошедшее главным образом через Диодора предание о тираниях Дио╜

нисия и Агафокла), но и для самой ранней эпохи, для времени вполне

архаичного.

Примером может служить сюжет, на который до сих пор не обра╜

щали особого внимания: выступление Панэтия Леонтинского, которо╜

го античная традиция относила к концу VII в. до н.э. (609 г, Euseb.

Chron, vers. arm. II, p. 186 Karst) и считала первым по времени ти╜

раном в Сицилии (Euseb. Chron, II, p. 90 Schoene: Panaetius primus in

Sicilia arripuit tyrannidem). Пример этот для нас вдвойне драгоценен,

поскольку он представляет возможность судить не только о рожде╜

нии тирании, на и о всем клубке противоречий, которыми было от╜

мечено становление греческого полиса, в данном случае специально

в зоне колонизации. Кроме того, обращаясь к этому эпизоду древней

сицилийской истории, мы получаем возможность сразу, что называет╜

ся, попасть in mИdias res, т. е. без долгих предваряющих рассуждений

немедленно оказаться в русле интересующего нас исторического про╜

цесса.

Родина Панэтия Леонтины были одним из трех известных ионий╜

– Page 175–

ских городов в Сицилии, основанных переселенцами из Халкиды Эв╜

бейской. Первым, в 736 г. до н.э., на северо-восточном побережье Си╜

цилии, напротив южной оконечности Италии, был заложен Наксос.

Это была вообще первая греческая колония в Сицилии, и основана

она была ионийцами. Дорийцы, колонисты из Коринфа, явились годом

позже и на другом, южном отрезке восточного побережья заложили

город Сиракузы. А еще через 5 лет, в 730 г., колонистами из Наксоса

все в той же восточной части острова, к северу от Сиракуз и в неко╜

тором отдалении от моря, были основаны Леонтины, а затем, уже на

самом побережье, между Наксосом и Леонтинами, Катана (Thuc., VI,

3; Ps.-Scymn., 270 sqq.; Strab. VI, 2, 2, p .267; Steph. Byz., s.v. ??????;

дату основания Наксоса–исходную для дальнейших определений –

указывает Евсевий [Euseb. Chron., П, р. 182 Karst]).3

Основание этих городов относится, таким образом, к древнейшему

периоду греческой колонизации. Как и в случае с дорийским Корин╜

фом,4 побудительным мотивом для вывода халкидянами колоний в

Сицилию послужило прежде всего относительное, и главным образом

аграрное, перенаселение, особенно острое в условиях господства зем╜

левладельческой аристократии всадников-гиппоботов (об аристокра╜

тическом правлении в древние времена в Халкиде, как и в соседней

Эретрии, см.: Aristot. Pol., IV, 3, 1-2, p. 1289 b 33-40; в связи с темой

колонизации – Aristot. ар. Strab., X, 1, 8, р. 447 = Aristot., fr. 603 Rose3;

для конца архаического периода –Her. V, 77).

Аграрные трудности, равно как и нужды развивавшегося города, а

с другой стороны, стимулированные этими факторами противоречия

между господствующей знатью и простым народом заставили склады╜

вавшийся халкидский полис искать выхода из внутренних осложнений

в активной внешней политике. Следствием было обострение отноше╜

ний с соседней Эретрией, спор с которой за обладание сопредельными

землями вылился в затяжную Лелантскую войну (1-я половина VII в.

до н. э. ).5 Другим и еще более примечательным выражением этих уси╜

3 О начале греческой колонизации в Сицилии и, в частности, об основании там

своих колоний халкидянами подробнее см.: С о к о л о в Ф. Ф. Критические исследова╜

ния, относящиеся к древнейшему периоду истории Сицилии. СПб., 1865. С. 176 слл.;

H o lm A d . Geschichte Siziliens im Altertum. Bd I. Leipzig, 1870. S. 116 ff.; F re e m a n E . A .

The History of Sicily. Vol. I. Oxford, 1891. P. 306 ff.; Ziegler K. S icilia// RE. 2. Reihe.

Bd II. Hbbd 4, 1923, Sp. 2491 ff.; D u n b a b in T . J . The Western Greeks. Oxford, 1948.

P. 8 ff.· S ta u ffe n b e rg A . S c h e n k G r a f v. Trinakria. Sizilien und Grossgriechenland in

archaischer und frЭhklassischer Zeit. MЭnchen; Wien, 1963. S. 97 ff.

4См. ниже, гл. 7.

5 О Лелантской войне более подробно см.: М а н д е с М . И . Традиция Лелант╜

ской войны / / Charisteria. Сборник статей по филологии и лингвистике в честь

Ф .Е. Корша. М., 1896. С. 231–248; B u m A . R . The so-called "Trade-Leagues" in

Early Greek History and the Lelantine W a r// JHS. Vol.49. 1929. Part I. P 14-37;

B ra d e e n D . W . The Lelantine War and Pheidon of A rg o s// TAPhA. Vol. 78. 1947

– Page 176–

лий явилось широкое колонизационное движение, в ходе которого хал╜

кидяне основали множество новых поселений, как на северо-востоке,

на фракийском побережье (заселенный ими и названный по их имени

полуостров Халкидика), так и на более далеком западе: на острове Ис╜

кья, у входа в Неаполитанский залив, а затем и на самом италийском

материке (Кима, основанная в середине VIII в. до н. э. и считавшаяся

древнейшей греческой колонией на западе),6 далее в Сицилии (назван╜

ные выше Наксос, Леонтины и Катана) и, наконец, в зоне Мессинского

пролива (Занкла, позднее переименованная в Мессану, на сицилийском

берегу, и Регий –на италийском).

Разумеется, как и во всех подобных случаях, при выводе Халкидою

ее колоний известную роль сыграли и интересы коммерческие, торго╜

вые, и продиктованные ими соображения стратегического характера.

Но главным было все-таки стремление дать отток избыточному аг╜

рарному населению. О преимущественно аграрном назначении первых

халкидских колоний красноречиво говорит их местоположение: осно╜

вывались ли они на островах, или на побережьях с удобными бухтами,

или же в замкнутых, удобных для защиты горных лощинах, во всех

случаях в их округе оказывались более или менее обширные, плодо╜

родные долины. Это верно, по-видимому, и для городов Халкидики,

но совершенно несомненно для Кимы (Кампания!) и для городов, ос╜

нованных в Сицилии. Возвращаясь к этим последним, заметим: если

Наксос был скорее опорным пунктом, первым плацдармом халкидян

в Сицилии, то Леонтины и Катана доставили им основание для даль╜

нейшего внедрения в страну, соответственно с юга и с севера замкнув

плодороднейшую в Сицилии долину реки Симэфа.7

Это были знаменитые Леонтинские поля, на которых еще во време╜

на Диодора можно было видеть дикорастущую пшеницу. Неслыханное

плодородие подобных сицилийских долин породило даже у части гре╜

ков представление о том, что именно здесь – а не в Аттике, в Элевсине,

как обычно считалось – богини Деметра и Кора впервые явились лю╜

дям и научили их культуре хлеба (Diod. V, 2, 3-5). Зерновое хозяйство

и виноделие, во всяком случае, стали основой богатства и процвета╜

ния Леонтин, и именно они доставили возможность по крайней мере

состоятельным из граждан вести тот роскошный образ жизни, кото╜

рый породил пословицу: ??? ????????? ???? ???? ???????? – "Леонтинцы

всегда вокруг чаш с вином" (Diogenian. Paroem, II, 50).

Разумеется, возможность вести блаженную жизнь "вокруг крате╜

p. 223-241; Donlan W. Archilochus, Strabo and the Lelantine War / / TAPhA. Vol. 101.

1970. P. 131-143.

6Для суждения об этих аванпостах халкидской колонизации на западе ср.: Dun╜

babin Т J. The Western Greeks. P. 5 ff.; Stauffenberg A. Trinakria. S. 61, 64 f.

7 Cp.: Dunbabin T. J. The Western Greeks. P. 68.

– Page 177–

ров" была открыта в Леонтинах не для всех. Надо думать, что и

здесь, как и в других греческих колониях, естественное поначалу ра╜

венство-равенство если и не в реальных средствах, то в одинако╜

во для всех открытых возможностях – с течением времени должно

было смениться более сложною и менее отрадною картиною.8 Про╜

гнав живших здесь испокон веков туземцев-сикулов и, таким обра╜

зом, силой утвердившись в. стране (ср. у Фукидида о действиях тех,

кто основал Леонтины: VI, 3, 3 –?????? ???? ???????? ???????????),

халкидские первопоселенцы составили сплоченную общину воинов-

землевладельцев, закрепивших за собою и своими потомками пре╜

имущественное право на владение землею и управление в новом по╜

лисе.

Первоначально эта община и составляла полис, однако довольно

скоро, по мере того, как прибывали все новые и новые партии колони╜

стов, для которых уже не открывалось тех же возможностей, слой пер╜

вопоселенцев стал превращаться в новую землевладельческую аристо╜

кратию. По сравнению с ними позднейшие переселенцы оказывались

людьми второго сорта; не имея доступа к земле, они обращались к

занятию ремеслами и торговлей и пополняли непрерывно растущую,

но умаленную в правах прослойку городского демоса. Во время се╜

зонных сельскохозяйственных работ демос мог поставлять и наемных

батраков для имений зажиточных землевладельцев. Положение этих

работников могло сближаться с положением принадлежавших аристо╜

кратам земледельческих рабов – покупных или из числа прикреплен╜

ных к земле сикулов, поскольку они не были истреблены или прогнаны

из страны.

Составленный из позднейших переселенцев-эпойков, а на какую-

то часть, может быть, также и из эллинизированных туземцев-сику╜

лов, непрерывно возрастающий числом и, по мере роста города, также

и значением, леонтинский демос, конечно же, привлекался государ╜

ством к несению служб и повинностей: состоятельные горожане –к

разного рода выплатам, а простой народ в целом –к воинской служ╜

бе, хотя бы в качестве легковооруженных или матросов. В то же время

демос оставался лишенным активных гражданских прав и не допус╜

кался ни к управлению государством, ни к главному его богатству –

земле. Очевидное это противоречие должно было возбуждать недо╜

вольство простого народа и в какой-то момент привести к напряжен╜

ности в отношениях между сословиями, не менее острой и чреватой

8Дальнейший очерк социального развития Леонтин в архаический период

опирается на более общую реконструкцию, предложенную для западных грече╜

ских колоний Ф. Ф. Соколовым и Ад. Гольмом. См.: Соколов Ф.Ф. Критические

исследования. С. 194 слл.; Holm Ad. Geschichte Siziliens. I. S. 145 ff.; ср. также

ниже, гл. 7.

– Page 178–

осложнениями, чем это было в свое время на родине колонистов, в

Халкиде.

Реконструируемая гипотетически на основании совокупного мате╜

риала, относящегося к истории колониальной греческой периферии,

эта картина в случае с Леонтинами может быть, однако, подкреплена

и прямыми свидетельствами источников, тех именно, которые расска╜

зывают об установлении в Леонтинах в конце VII в. до н. э. тирании

Панэтия. Свидетельства эти принадлежат двум позднейшим писате╜