Текст книги "Э. Д. Фролов Рождение Греческого Полиса(СИ)"

Автор книги: Алекс Грин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

лон. А он определенно ставил себе в заслугу избавление родной стра╜

ны от двух страшных бед –от задолженности, метками которой были

усеявшие поля аттических земледельцев закладные столбы (????), и

от внутреннего, очевидно, кабального рабства (см.: Sol., fr. 24, 1-15

Diehl3).

Позднее Аристотель следующим образом – кратко, но четко – оха╜

рактеризовал состояние афинского общества на рубеже VII-VI вв. до

н.э., накануне выступления Солона: "Надо иметь в виду, что вооб╜

ще государственный строй был олигархический, но главное было то,

что бедные находились в порабощении не только сами, но также и

дети и жены. Назывались они пелатами (???????, что буквально озна╜

чает "соседи", но здесь, по-видимому, также и "батраки". – Э. Ф.) и

шестидольниками (?????????), потому что на таких арендных усло╜

виях обрабатывали поля богачей. Вся же вообще земля была в ру╜

ках немногих. При этом, если эти бедняки не отдавали арендной пла╜

ты, можно было увести в кабалу и их самих и детей. Да и ссуды у

всех обеспечивались личной кабалой вплоть до времени Солона...

Конечно, из тогдашних условий государственной жизни самым тя╜

желым и горьким для народа было рабское положение. Впрочем, и

всем остальным он был также недоволен, потому что ни в чем, можно

сказать, не имел своей доли" (Aristot. Ath. pol., 2, 2, пер. С. И. Рад-

цига).22

Недовольство массы общинников социальными тяготами, которые

время обрушило на их головы, находило естественное выражение в

неприязни к тем, кто на первых порах оказался в выигрыше, – к зем╜

левладельческой аристократии. Последняя, сильная экономически, об╜

ладала и вовсе подавляющим превосходством в сфере политической. В

начале архаической эпохи – в основном, по-видимому, еще в VIII в. до

н .э.– знать почти повсеместно ликвидировала патриархальную цар╜

скую власть, тяготившую ее своею опекою и страшившую возмож╜

2 2 О характере социально-экономических отношений в Афинах накануне выступ╜

ления Солона и, в частности, о положении аттического крестьянства и сущности,

недостаточно определенной, таких его категорий, как пелаты и шестидольники-гек╜

теморы (крепостные? арендаторы? батраки?), подробнее см. также: К о л о б о в а К . М .

1) Издольщина в Аттике / / ПИДО. 1934. N 11-12. С. 5-18; 2) Революция С олон а//

Учен. зап. Ленингр. ун-та. N39. Сер. ист. наук. Вып. 4. 1939. С. 25 слл.; К о л о ╜

б о в а К . М ., Г л у с к и н а Л . М . Очерки истории Древней Греции. Л., 1958. С. 114-117;

З е л ь и п К . К . Борьба политических группировок в Аттике в VI в. до н. э. С. 158 слл.

(гл. III – "Некоторые основные черты экономики и социальных отношений в Атти╜

ке VI в. до н.э."); Я й л е н к о В . П . Архаическая Греция. С. 187-191 (оба последних

с чрезмерным, на наш взгляд, гиперкритицизмом и недоверием в отношении к

позднейшей традиции, т. е. в первую очередь к Аристотелю); B e n g ts o n H . GG4,

S. 119-120; J e ffe r y L .H . Archaic Greece. P. 90–92; S ta r r C h . G . The Economic and

Social Growth of Early Greece. P. 181-184.

III

– Page 112–

ностями союза с сельским демосом и превращением в тиранию (как

именно и случилось с Фидоном Аргосским).23

К власти приходят аристократические кланы – на первых порах,

как правило, те, которые прежде поставляли царей, а затем, по их

устранении, гордились своим происхождением от них. Так, в Афинах

стал править царский род Кодридов (Медонтидов), в Коринфе –так╜

же ведшие свое происхождение от царей Бакхиады, в фессалийской

Лариссе –Алевады, в Митилене на Лесбосе – Пенфилиды, на Хиосе,

в Эрифрах и в Эфесе – Басилиды, в Милете – Нелеиды и проч.

Отняв у царей высшую власть, знать вручала ее отныне избран╜

ным из своей среды на известный срок должностным лицам – одному

(притан в Коринфе) или нескольким, которые, таким образом, дели╜

ли между собою прерогативы ранее единой исполнительной власти

(коллегия архонтов в Афинах). Из этого же круга лиц –на практи╜

ке из отслуживших свой срок высших магистратов – комплектовался

и государственный совет, значение которого непрерывно возрастало,

причем в той именно степени, в какой падало значение народного со╜

брания.24

Материальной основой господствующего положения аристократии

было прежде всего наследственное крупное землевладение. Недаром,

например, на Самосе господствующее аристократическое сословие

так и называлось – "геоморы", буквально "обладающие долей земли"

(Thuc., VIII, 21; Plut. Aet. Gr., 57, p. 303 e – 304 с). Обладая материаль╜

ным достатком, позволявшим содержать боевых коней, аристократы

поставляли главную воинскую силу архаического времени – конницу.

Соответственно понятие "всадники" (??????, ?????????) также неред╜

ко использовалось для обозначения правящего аристократического со╜

словия. Это засвидетельствовано Аристотелем, который выразительно

подчеркивает связь первенствующей роли конницы в архаические вре╜

мена с господствующим положением аристократии, причем подчерки╜

вает это не только в общей форме, но и специально для Эретрии и

Халкиды на Эвбее, для Магнесии-на-Меандре и других греческих об╜

щин в Малой Азии (Aristot. Pol., IV, 3, 2, p. 1289 b 36-40; V, 10, 10,

p. 1297 b 16 слл.; ср. также: для Эретрии – ibid., V, 5, 10, p. 1306 a 35-

36; для Халкиды – Her., V, 77; VI, 100; Aristot. ap. Strab., X, 1, 8, p. 447

23Об исторических судьбах царской власти героического типа см. также: G lo tz G .

La citИ grecque. Paris, 1928. P. 70-73; S t a r r C h . G . The Decline of the Early Greek

K in g s// Historia. Bd X. 1961. P. 129-138; B e n g ts o n H . GG4 S. 65-66; J e ffe r y L .H .

Archaic Greece. P. 39-40.

24 О господстве аристократии подробнее см.: G lo tz G . La citИ grecque. P. 73 ss.;

E h re n b e rg V Der Staat der Griechen. T l.I. Leipzig, 1957 S. 14-17; B e n g ts o n H . GG4

S. 65-66, 107 ff.; J e ff e r y L . H . Archaic Greece. P. 40-42 (а, кроме того, см. по индексу

для отдельных общин); A r n h e im М . Т . W . Aristocracy in Greek Society. London, 1977.

P 39 ff.

– Page 113–

= fr. 603 Rose3; для Колофона – Strab., XIV 1, 28, p. 643).25

Осознание знатью своего высшего привилегированного положения

в архаическом обществе нашло яркое выражение в соответствующей,

разработанной в русле аристократических традиций гомеровского эпо╜

са, этико-социальной терминологии, образцы которой в изобилии рас╜

сыпаны в античной литературной традиции, и в первую очередь в ли╜

рической поэзии, творцами которой нередко были выходцы из той же

аристократической среды. Представители высшего сословия велича╜

ются здесь людьми благородными (????????, ????????, ??????????), луч╜

шими (??????, ???????, ?????????), достойными (??????), тогда как про╜

столюдины, наоборот, – дурными (?????), низкими (??????), подлыми

(???????). И это величание не было пустым звуком –оно отражало

вполне реальную жизненную ситуацию. Сосредоточив всю полноту ад╜

министративной и судебной власти в своих руках, превратив общин╜

ные органы управления – совет старейшин и народное собрание –в

орудия своего исключительного господства, оперев это господство, как

на своего рода фундамент, на традиционное свое лидерство в искон╜

ных родо-племенных подразделениях, система которых, в виде цепи

род – фратрия – фила, продолжала оставаться единственной формой

организации общества, землевладельческая аристократия вела дело к

созданию настоящего кастового государства, где народной массе была

уготована самая жалкая роль.

Народ, естественно, остро реагировал на происходящее. Уже Ге╜

сиод–мы имеем в виду все ту же его поэму "Труды и дни"–вос╜

принимал современную ему действительность как сугубое воплощение

социальной несправедливости. Идеализируя далекое прошлое и сетуя

на зло настоящего, он изображал развитие человечества как непре╜

рывную социальную деградацию – от блаженного золотого века к все

более ущербным векам серебряному, медному, героическому, пока, на╜

конец, в современном ему поколении железного века кумуляция зла не

достигла своего апогея:

Если бы мог я не жить с поколением пятого века!

Раньше его умереть я хотел бы иль позже родиться.

Землю теперь населяют железные люди. Не будет

Им передышки ни ночью, ни днем от труда и от горя,

И от несчастий. Заботы тяжелые боги дадут им.

Дети – с отцами, с детьми – их отцы сговориться не смогут.

Чуждыми станут товарищ товарищу, гостю – хозяин.

25 О военной аристократии всадников см. также: AlfЖldi A. Die Herrschaft der Re╜

iterei in Griechenland und Rom nach dem Sturz der KЖnige/ / Gestalt und Geschichte.

Festschrift fЭr K.Schefold (Antike Kunst, Beiheft 4). Bern, 1967. S. 13 ff.; Jeffery L. H.

Archaic Greece. P. 67-68; Arnheim M. T. W. Aristocracy... P. 54.

– Page 114–

Больше не будет меж братьев любви, как бывало когда-то.

Правду заменит кулак. Города подпадут разграбленью.

И не возбудит ни в ком уваженья ни клятвохранитель,

Ни справедливый, ни добрый. Скорей наглецу и злодею

Станет почет воздаваться. Где сила, там будет и право.

Стыд пропадет. Лишь одни жесточайшие, тяжкие беды

Людям останутся в жизни. От зла избавленья не будет.

(Op. et dies, 174 слл.).

Это потрясающее по силе общее описание подкрепляется целым

рядом более конкретных сетований на засилие знати. Самоуправство

" царей-дароядцев" (???????? ?????????, ст. 38-39, 263-264) поэт иллю╜

стрирует красноречивой притчей, где ястреб, схвативший соловья, по╜

учает свою жертву:

Что ты, несчастный, пищишь? Ведь намного тебя я сильнее!

Как ты ни пой, а тебя унесу я, куда мне угодно,

И пообедать могу я тобой, и пустить на свободу.

Разума тот не имеет, кто мериться хочет с сильнейшим:

Не победит он его – к униженью лишь горе прибавит!

(ibid., 207-211).

Однако Гесиод не ограничивается сетованием на нарушение силь╜

ными людьми социального порядка. Он предупреждает о божествен╜

ном возмездии, о тех бедствиях, которые вездесущие и всевидящие

боги посылают людям за проступки их правителей:

Целому городу часто в ответе бывать приходилось

За человека, который грешит и творит беззаконье.

Беды великие сводит им с неба владыка Кронион, –

Голод совместно с чумой. Исчезают со света народы...

(ст. 240-243).

И ниже еще раз, с прямым указанием на виновников этих бедствий,

не чтущих правды царей:

. И страдает

Целый народ за нечестье царей, злоумышленно правду

Неправосудьем своим от прямого пути отклонивших.

И берегитесь, цари-дароядцы, чтоб так не случилось!

Правду блюдите в решеньях и думать забудьте о кривде

– Page 115–

Разумеется, реакция народа не ограничивалась сетованиями и пре╜

дупреждениями. Рано или поздно наставал момент, когда долго накап╜

ливавшееся недовольство выплескивалось в более или менее стихийное

выступление. При этом нередко было достаточно какого-либо внешне╜

го толчка, чтобы всколыхнуть все общество. Так, в Афинах попытка

захватить тираническую власть, предпринятая в 30-е годы VII в. до

н.э. аристократом-олимпиоником Килоном (см.: Her. V, 70-71; Thuc.

I, 126; Plut. Sol., 12),26 хотя и окончилась неудачей, тем не менее имела

большой политический резонанс. Показав отсутствие единства в пра╜

вящем сословии, шаткость традиционного порядка, она развязала по╜

литическую активность народной массы. "После этого,27 – свидетель╜

ствует Аристотель, – в течение долгого времени происходили раздоры

(?????? ?????????) между знатью и народом" (Ath. pol., 2,1).

И ниже, характеризуя обстановку в Афинах накануне выступле╜

ния Солона, Аристотель еще раз указывает на засилие знати, недо╜

вольство народа и естественный результат всего этого – социальную

смуту: "Ввиду того, что существовал такой государственный порядок

и большинство народа было в порабощении у немногих, народ восстал

(???????) против знатных. Смута была сильная (??????? ?? ??? ???????

?????), и долгое время одни боролись против других... " (ibid., 5, 1-2).

Надо обладать поистине безграничным недоверием к античной тради╜

ции, чтобы, как это делается теперь некоторыми историками, игнори╜

ровать эти свидетельства, подкрепленные массою других данных, и от╜

рицать накал социальной борьбы и революционный характер всей си╜

туации века архаики. Такую именно позицию занимает В. П. Яйленко,

автор общего очерка архаической эпохи, опубликованного в составе

новейшего коллективного труда о Древней Греции.28 Мы признаем за

каждым право высказывать свое мнение, сколь бы парадоксальным

26См. также: Радциг С. И. Килонова смута в Афинах (эпизод из истории родовых

отношений в А тти к е )// ВДИ. 1964. N3. С. 3–14; Berve H. Die Tyrannis bei den

Griechen. Bd I. S. 41-42; II. S. 539-540.

27Собственно после суда над теми, кто был виновником в кощунстве, т. е. в рас╜

праве над отдавшимися под покровительство богов сторонниками Килона, с чего

именно и начинается сохранившийся текст "Афинской политии" (гл. 1). Суд этот

позднейшая традиция связывала с началом политической деятельности Солона,

т. е. относила – по-видимому, справедливо – к рубежу VII-VI . до н. э. (см.: Plut.

Sol. 12). Однако ничто не мешает видеть в упоминании Аристотеля о суде над

нечестивцами завершение общего рассказа о Килоновой смуте, коль скоро все это

помещается им во времена до Солона и даже до Драконта. Тогда и слова "после

этого" в начале 2-й главы можно толковать как общее указание на время после

заговора Килона с его ближайшими последствиями. Ср.: Бузескул В. П. Афинская

полития Аристотеля как источник для истории государственного строя Афин до

конца V в. Харьков, 1895. С. 176-177, 295 слл.

28Яйленко В. П. Архаическая Греция / / Античная Греция. Т I. М., 1983. С. 128–

193.

– Page 116–

оно ни было, однако, со своей стороны, хотели бы воспользоваться не

менее естественным правом и на возражение, коль скоро такое мне╜

ние переходит черту, отделяющую парадокс от заблуждения. Вместе с

тем критическое изложение взглядов Яйленко может послужить хоро╜

шей иллюстрацией тому, к каким крайностям может привести увлече╜

ние модными сейчас среди части историков трактовками античности

в примитивизирующем духе.

В самом деле, гиперкритицизм в отношении к античной традиции

и принципиальный отказ от интерпретации исторического развития

Греции в век архаики с позиций материалистической диалектики до╜

ведены в очерке В. П. Яйленко до степени пес plus ultra. Автор, со╜

лидаризируясь с мнением Ч. Старра и буквально повторяя его слова,

подчеркивает, что "полис формировался в очень простом обществе, в

котором бедные и богатые не слишком разнились друг от друга и чув╜

ствовали себя членами одного коллектива".29 Он пытается доказать,

что в архаическую эпоху у греков "разница между богатством и бед╜

ностью была минимальной" и что "имущественная дифференциация

на массовом уровне в это время еще отсутствовала".30 И он поступает

вполне последовательно, когда свое "заключение об отсутствии суще╜

ственной имущественной дифференциации в архаической Греции" де╜

лает основою для вывода, что "процесс возникновения и дальнейшего

становления полиса происходил в основном эволюционно".31

Мало того, обращаясь к анализу социальной структуры архаиче╜

ского общества, В. П. Яйленко и здесь делает все возможное, чтобы

затушевать существо исторической жизни – противостояние демоса и

знати. Вслед за другим западным ученым Ю. Герлахом он готов при╜

знать, что отличительные признаки аристократизма в архаическое

время сводились к "потенциально общечеловеческим свойствам", к

таким моральным категориям, как обладание доблестью и стремле╜

ние к славе, за которыми не скрывалось никакой сословной подопле╜

ки.32 Спартанскую аристократию он растворяет в тиртеевском демо╜

се, а знатные афинские роды попросту объявляет фикцией.33 И он

не устает и здесь повторять, что в архаическом греческом полисе "не

было и не могло быть серьезных различий в социальном статусе от╜

дельных групп индивидуумов" и что будто бы нет ничего естественнее

заключения "об отсутствии существенных социальных различий в ге-

сиодовском обществе и в полисе эпохи его становления".34

29Там же. С. 155; ср.: Starr Ch. G. A History of the Ancient World. P. 209.

30 Яйленко В. П. Архаическая Греция. С. 158.

31 Там же. С. 159.

32Там же. С. 162-163; ср.: Gerlach J. Aner Agathos: Diss. MЭnchen, 1932.

33 Яйленко В. П. Архаическая Греция. С. 162.

34Там же. С. 161 и 162.

– Page 117–

Конечно, В. П. Яйленко не может не видеть реалий, противореча╜

щих его позиции. Он вынужден признать, что в архаическую эпоху

греческой истории "общая бедность страны являлась широким полем

для социально-политических противоречий и столкновений";35 что "в

каждом полисе имелась и своя аристократия по рождению, и свои бо╜

гачи, и средние по достатку слои, и беднота";36 что защищаемое им

положение о простоте и единстве архаического общества не может ис╜

ключить вопроса: "а как же согласовать с таким тезисом угнетение

человека человеком в досолоновских Афинах?".37 Но в том-то и де╜

ло, что и этот и другие подобного же рода вопросы остаются в работе

Яйленко без разъяснения.

Равным образом и при рассмотрении путей формирования полиса

В. П. Яйленко делает важное признание, что "возникновению и станов╜

лению полиса сопутствовало развитие существенной социальной стра╜

тификации в части греческого архаического общества" и что обуслов╜

ленные этим факторы "дестабилизировали отдельные полисы, созда╜

вая коллизионные ситуации, а иногда и вооруженные конфликты".38

Однако это признание сразу же сводится на нет указанием на то, что

"пути предотвращения полисами кризисного состояния или преодоле╜

ния уже создавшейся конфликтной ситуации были многообразны и ни

в коей мере не могут быть сведены только к радикальным формам

социально-политической борьбы" и что, напротив того, "в источниках

превалируют эволюционные пути разрешения противоречий".39 И да╜

лее, вопреки исторической правде и, в частности, преданию о неодно╜

кратно вспыхивавших смутах и возникавших тираниях, утверждается,

что и в ионийских городах, и в Афинах преобладал именно эволюци╜

онный путь становления полиса.

В. П. Яйленко не отказывает себе в удовольствии поиронизировать

над распространенным, в частности, и в советской историографии мне╜

нием относительно накала социальных противоречий в архаическом

обществе: "Сколько было сказано и написано о разорении, обнищании

народных масс и их борьбе за свои права, сколько раз Аттика рубе╜

жа VII-VI вв. выдавалась за пример ожесточенной классовой борьбы

народа с аристократией."40 Он убежден в противном: "Исходя из ана╜

лиза афинских событий, едва ли можно говорить о классах, классовой

борьбе и революции. Применительно к архаической эпохе упомянутые

понятия не более чем модернизаторские фикции, в лучшем случае по╜

35Там же. С. 159.

36Там же. С. 161.

37Там же.

38Там же. С. 173.

39Там же. С. 173-174.

40Там же. С. 188.

– Page 118–

вторяющие картину IV в. до н.э. и последующих столетий, механиче╜

ски перенесенную Аристотелем, Плутархом и другими античными ав╜

торами на архаическую эпоху. Приведенные данные показывают, что

становление полиса осуществлялось на ином, гораздо более примитив╜

ном уровне.. Этот процесс происходил повсеместно на эволюционной

основе, и хотя ему были свойственны отдельные междоусобицы и край╜

ности тирании, это не более как издержки становления полиса".41

Нетрудно, однако, убедиться, каким способом автор добивается

нужного ему впечатления – односторонним подбором и тенденциоз╜

ным перетолкованием исторических фактов. Показательно в этой свя╜

зи и гиперкритическое отношение к античной традиции: то, что в

ней не подходит к разрабатываемой схеме, отбрасывается как позд╜

нейшее измышление. Показательна, наконец, и манипуляция с обви╜

нением в модернизаторстве – прием, который в последнее время ши╜

роко используется такими защитниками сугубого своеобразия антич╜

ности и противниками ее интерпретации в духе формационного уче╜

ния, как М. Финли и Ч. Старр. На наш взгляд, предложенная Яйлен╜

ко концепция – дань некритическому увлечению названным модным

направлением. Мы позволим себе не согласиться с этой новейшей схе╜

мой и, не смущаясь возможными обвинениями в слепом следовании

за античной традицией и в модернизаторстве, вернемся к рассмотре╜

нию так называемых "издержек становления полиса", т. е. той соци╜

альной напряженности, разрешавшейся вспышками сословной борьбы,

которая, по нашему глубочайшему убеждению, составляла характер╜

ную черту, если угодно – суть общественной жизни греков в век арха╜

ики.

Итак, в какой-то момент архаической смуты недовольство народа

стало выливаться в открытые формы. Трудно, однако, сказать, как

сложилась бы судьба сельского демоса в Древней Греции и насколько

успешно сумел бы он защитить свои права перед натиском всемогу╜

щих денег, долговой кабалы и произвола знати, если бы как раз в это

время не пришла ему помощь со стороны. Дело в том, что одни и те же

процессы вели и к расслоению сельской общины, к обогащению знати

и разорению крестьянства, и к росту города, к формированию нового

сословия горожан. Последнее непрерывно пополнялось благодаря при╜

току в город всех тех, кто надеялся разбогатеть, приспособившись к

новым условиям жизни, обратившись к новым доходным занятиям –

ремеслу и торговле. Насколько этот процесс был реальностью, в какой

степени являвшимся в город новым людям удавалось там обосновать╜

ся и даже выдвинуться на первый план и с какой ревностью следила

за этим старая знать, обо всем этом можно судить по следующим ха╜

41Там же. С. 193.

– Page 119–

рактерным, хотя, быть может, и несколько утрированным, сетованиям

мегарского поэта-аристократа Феогнида (VI в. до н.э.):

Город наш все еще город, о Кирн, но уж люди другие.

Кто ни законов досель, ни правосудья не знал,

Кто одевал себе тело изношенным мехом козлиным

И за стеной городской пасся, как дикий олень, –

Сделался знатным отныне. А люди, что знатными были,

Низкими стали. Ну, кто б все это вытерпеть мог?

(Theogn., 53-58 Diehl 3, пер. В. В. Вересаева).42

Homines novi заставляли считаться с собою. Выходцы из сельской

местности, эти изгои, утратившие связь с общиною, становясь бога╜

тыми и почтенными горожанами, заявляли претензии на уравнение в

правах с аристократами, на доступ к политической власти. И делали

они это с тем большей решительностью, что, как изгоев, знать их ни во

что не ставила, тогда как сами они, по мере роста их богатства, склон╜

ны были держаться о себе все более высокого мнения. Что могло быть

более естественным в этих условиях, чем блок между двумя утеснен╜

ными в ту пору сословиями крестьян и горожан, которые равно были

недовольны засилием знати?

Складывавшийся таким образом общий демократический фронт

получал благодаря объединению сил большие шансы на победу. К тому

же в его пользу действовали еще два очень важных обстоятельства.

Во-первых, свершилась важная перемена в военном деле – возросла

роль народного ополчения, фаланги тяжеловооруженных пехотинцев,

гоплитов, без которых правящая знать с какого-то момента не могла

уже более обходиться. Причина заключалась прежде всего в крайне

осложнившейся политической обстановке. Ведь в ту пору, в условиях

демографического взрыва и обострившейся вследствие этого борьбы за

жизненное пространство, защита или тем более расширение пределов

своего отечества стало делом гораздо более трудным, чем в прежние,

гомеровские, патриархальные времена. При этом надо принять во вни╜

мание, что и для самих земледельцев – а они-то и составляли массу

народа – полноценное участие в воинской службе стало, в сравнении

с гомеровским временем, гораздо более реальным вследствие продол╜

жающегося совершенствования и удешевления оружия. Из афинского

постановления конца VI в. до н.э. о клерухах (военных колонистах)

на Саламине известно, что военная экипировка, которую клерух дол╜

жен был производить на свой счет, оценивалась в 30 драхм (ML, 14,

42 Более подробный разбор данных Феогнида, относящихся к сфере социальных

отношений, см. в работе: Доватур А. И. Феогнид Мегарский/ / ВДИ. 1970. N2.

С. 41-59.

– Page 120–

стк. 8-10), т. е., как здесь справедливо было отмечено В. П. Яйленко, в

сумму не столь уже высокую.43 Это означает, что даже люди среднего

достатка могли обзаводиться паноплией, т. е. полным набором как на╜

ступательного (меч, копье), так и защитного вооружения (щит, шлем,

панцирь, поножи).

Соответственно изменилась роль войск и тактика построения и боя.

Как в свое время, с падением царской власти и установлением корпо╜

ративного правления знати, герои-аристократы, выступавшие на ко╜

лесницах, должны были уступить место отрядам всадников, так теперь

эти последние были оттеснены в сторону вооруженною массою гопли╜

тов, которые компенсировали личные недостатки в выучке и вооруже╜

нии новым сомкнутым построением – фалангой. Что все это сверши╜

лось уже в первые века архаики – это бесспорно. Подтверждение то╜

му доставляют и литературные источники, в частности великолепные

описания спартанской фаланги у Тиртея (середина VII в. до н.э.),44 и

данные археологии: элементы бронзовой паноплии нового типа – шлем

и панцирь – обнаружены в погребении конца VIII в. до н. э. в Аргосе,45

а первое изображение строя фаланги доставляет вазовая живопись, в

частности роспись на коринфском сосуде – энохое, или ольпе, из кол╜

лекции Киджи – середины следующего столетия.46

В выработке и усвоении новой гоплитской техники известную роль

могли сыграть отдельные заимствования с Востока, от карийцев, ли╜

дян, ассирийцев, но в целом гоплитская реформа была оригинальным

творением греков. Это, между прочим, с очевидностью следует из Ге╜

родотовой истории Греко-персидских войн, где тяжелое гоплитское во╜

оружение и правильная тактика фаланги греков выразительно проти╜

вопоставляются недостаточному вооружению и нестройному действию

пехоты варваров (ср., в частности, при описании Платейской битвы,

Her., IX, 61-63).47

Возможно, что изобретателями нового гоплитского вооружения и

нового строя фаланги были в Греции аргивяне. В пользу этого говорят,

43 Яйленко В. П. Архаическая Греция. С. 172.

44См. в особенности отрывки из военных элегий Тиртея: fr. 6-9 Diehl3 и их пе╜

ревод в кн.: Латышев В. В. На досуге: переводы из древних поэтов. СПб., 1898.

С. 14.

45 Courbin Р. Une tombe gИomИtrique d 'A rg o s// BCH. T. 81. 1957. P t 2. P. 322-386;

Jeffery L. H. Archaic Greece. P. 133-134, 143. Pl. 17.

46Блаватский В. Д . История античной расписной керамики. М., 1953. С. 86-88,

илл. на с. 90; Starr Ch. G. The Economic and Social Growth of Early Greece. P. 33.

Pl. III b; Snodgrass A. Archaic Greece. P 102. PI. 11. – Более обстоятельный обзор

данных вазовой живописи (в сопоставлении с прочими археологическими и лите╜

ратурными данными) см. в работе: Lorimer H. L. The Hoplite Phalanx (with Special

Reference to the Poems of Archilochus and Tyrtaeus) / / ABSA. Vol. 42. 1947. P. 76-138.

47Cp. также: Starr Ch. G. A History of the Ancient World. P. 211.

– Page 121–

во-первых, указанные только что археологические находки, свидетель╜

ствующие о появлении в Аргосе вооружения гоплитского типа уже на

исходе VIII в., а, во-вторых, согласные с ними античные предания. Так,

в древнейшем из дошедших до нас оракулов Аполлона Дельфийского

лучшими из мужей признавались "аргивяне, одетые в льняные пан╜

цири, подлинные стрекала войны (??????? ???????????, ?????? ?????╜

????) ".48 Согласно традиции, сохраненной у Павсания, именно арги╜

вяне первыми всем войском приняли на вооружение большие круглые

щиты, так называемые аргосские, или арголидские (??????? ?????????,

Paus., II, 25, 7; VIII, 50,1), от которых пошло и самое название нового

рода тяжеловооруженной пехоты (??????? – от ?????, что значит ору╜

жие вообще, но также и большой щит определенного типа). Вместе с

этими щитами, по всей видимости, усвоили они и тактику сомкнутого

пехотного построения, фаланги.49

Не исключено также, что решающие шаги в этом направлении бы╜

ли сделаны в Аргосе в правление Фидона, который вошел в историю

как крупный воитель, пытавшийся восстановить аргосский контроль

над всем "наследием Темена" (т. е. над всем северным и восточным

Пелопоннесом), а вместе с тем и как крупный реформатор, с именем

которого, как уже указывалось, был связан целый ряд преобразова╜

ний.50 Но если даже и в самом деле честь новаторов принадлежала

аргивянам, то очень скоро эта новация стала достоянием всех гре╜

ков. В Спарте, во всяком случае, как это следует из Тиртея, гоплит╜

ское вооружение и тактика утвердились не позднее середины VII в.

а к концу этого столетия переворот в военном деле, выразившийся в

утверждении в качестве главной военной силы гоплитского ополчения,

стал практически повсеместно свершившимся фактом.

Вместе с тем очевидны огромные политические последствия этой

по видимости чисто военной перемены. Уже Аристотель отметил, что

у эллинов в древнейший период "с ростом государств и тяжеловоору╜

женная пехота получила большее значение, а это повлекло за собой

участие в государственном управлении большего числа граждан", т. е.

переход от древнейшей аристократии, олигархии всадников, к древ╜

нейшему виду демократии – гоплитской политии (см. Aristot. Pol., IV,

10, 10, p. 1297 b 16-28).51 Таким образом, в фаланге гоплитов – спло╜

ченной массе одинаково вооруженных и равных по выучке воинов-

48Текст оракула, известный благодаря упоминаниям у древних историков Иона

Хиосского и Мнасея из Патар (соответственно FHG, II, р. 51, fr. 17, и III, р. 157,

fr. 50), приводится и комментируется в кн.: Parke H. W Wormell D .E. W. The

Delphic Oracle. Vol. II. Oxford, 1956, P. 1-2, N 1 (издатели относят его к раннему

периоду – "до конца 1-й Священной войны", т. е. до 590 г. до н.э.).

49 Jeffery L. Н. Archaic Greece. P. 133-134.

50Ibid. P. 136.

51И в других местах Аристотель подчеркивает связь между существованием по-

– Page 122–

земледельцев – уже проглядывало лицо гражданского коллектива, по╜

лиса, хотя, разумеется, до окончательного воплощения дело дошло не

сразу. Во всяком случае, прежде чем стать воплощенным полисом,

гоплитской фаланге пришлось еще пережить более или менее длитель╜

ный период, когда она была инструментом тирании.52

Между тем наряду с переворотом в военном деле в пользу поды╜

мающейся демократии действовал и другой вспомогательный фактор,

чисто уже социального порядка. Именно складывавшаяся демократия

тем скорее должна была обратиться к решительным действиям, что

у нее с самого начала не было недостатка в политически развитых и

энергичных лидерах. В самом деле, разъедающее воздействие денеж╜

ного хозяйства испытывала не только масса сельского демоса, но и

верхушка греческого архаического общества (ср. сетования на силу бо╜