Текст книги "Темный дом"

Автор книги: Алекс Баркли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц)

– Приветствую тебя, Джозеф, – чуть раскинув руки, вальяжно протянул он.

– Здравствуй, отец, – ответил Джо, пожимая протянутую руку.

– Памелу ты, разумеется, знаешь.

– Да, конечно. Здравствуйте, рад вас видеть. Даже не верится, что она все-таки уломала тебя, – сказал он отцу.

Памела улыбнулась.

Неудивительно, что она была прямой противоположностью первой жене Джулио Лаккези, – высокая, светловолосая, худощавая, идеальный тип северянки. Мария Лаккези была чуть полноватой яркой шатенкой с огненным взглядом и таким же темпераментом.

Джулио отступил назад.

– Пойдем, я покажу тебе твою комнату.

– Спасибо, не нужно, – сказал Джо, – я помню.

Подхватив чемоданы, он поднялся по небольшой лестнице в комнату, которую не видел двенадцать последних лет. Памела шла за ним.

В комнате Джо увидел все тот же холодный гостиничный минимализм. Но если раньше он ему просто не нравился, то сейчас внушал отвращение. С четырнадцати до семнадцати лет он каждый август проводил у своего отца, в городе Рай. Ездил он туда вместе с соседями, которые любили отдыхать неподалеку в то же время. В сентябре он возвращался обратно к радостно встречавшей его матери. Жили они в маленьким домике на несколько семей, в поселке Бенсонхэст.

Памела проводила его вниз, в зал, подвела к громадному, вишневого дерева обеденного столу, затем направилась на кухню и вскоре вернулась оттуда с тремя тарелками – на них лежало немного спаржи, пропитанной, словно набальзамированной, винным уксусом.

– Хочешь, положи туда немного пармезана. – Джулио пододвинул сыну небольшую тарелку с овощами по-пармски, запеченными с помидорами и пармезаном.

– Спасибо, не нужно, и так вкусно. – Джо чуть приподнял вилку. – Скажи, а Бек тоже приедет? Я звонил и ей, и ее мужу на мобильные, но так и не дозвонился.

Так Джо называл свою старшую сестру Ребекку. Она работала на студии, ездила подбирать площадки для съемок.

– Ребекка занята, как обычно. Опять что-то снимает, – ответил Джулио. – Ей эта работа очень подходит. В сумасшедшем доме она чувствует себя как рыба в воде.

– Отец с ней давно в ссоре, – сказал Джо Памеле.

Та отвернулась. Джулио сделал вид, что не слышал реплики сына.

– Как дела у Шона? – спросил он.

– Замечательно. Понемногу обустраивается.

– Обычно это занимает месяцев пять. После чего следует возвращение домой.

Джо посмотрел на отца.

– Возможно, это у нас в генах, – заметил он и повернулся к Памеле. – Я провел детство в Бруклине, затем мы все переехали в Луизиану, где отец нашел себе новую работу. После развода я с матерью вернулся снова в Бруклин, а потом в течение нескольких лет жил то с матерью, то с отцом, сначала в квартире, а потом уже в этом доме. Отучившись в университете, я уехал на несколько лет в Луизиану и затем снова переехал в Нью-Йорк. И вот теперь живу в Ирландии.

Памела рассмеялась.

– Вам пришлось много поездить. Так, значит, вы учились в университете?

Джо кивнул.

– Может быть, в том же самом, что и ваш отец?

Джо снова кивнул.

– А я и не знала, – удивилась она и повернулась к Джулио.

– Недолго я там проучился, – добавил Джо.

Джулио закашлялся.

После обеда они перешли в гостиную, устланную толстыми мягкими коврами. У одной из ее стен стоял длинный широкий диван, обтянутый белым с золотом гобеленом, на окнах висели тяжелые бархатные шторы. Анна называла эту комнату кошмарной и безвкусной.

– Итак, ждем свадьбу? – нарушил неловкое молчание Джо.

Джулио и Памела переглянулись.

– Видишь ли… – начал Джулио. – Дело в том, что мы уже поженились. И свадьба уже была. На прошлой неделе, в Лас-Вегасе.

– В Лас-Вегасе, – повторил Джо.

– Да. – Памела кивнула. – Я понимаю, ты огорчен. – Она пожала плечами и закончила уже тише: – Все прошло замечательно.

– Ну ты даешь, отец. Как всегда, оригинален. Меня еще никогда не приглашали на свадьбу, которая бы к моему приезду уже закончилась. Ну, поздравляю. Вот уж праздник так праздник.

– Что сделано – то сделано. В любом случае я очень рад, что ты к нам приехал.

– Я тоже, – сказал Джо. – Тогда спокойной вам ночи, я пойду спать.

Он поставил на стол недопитый бокал и отправился в свою комнату. Там он включил телевизор и лег в постель. Уже позже, услышав, как хлопнула дверь спальни отца, он поднялся и пошел на кухню сварить себе кофе. С чашкой кофе в руках он направился в зал. Его влекло дальше, в рабочий кабинет. Он вошел в него. Громадная квадратная комната, обставленная стеллажами книг, в которых отражалась вся научная карьера его отца. Библиотека начиналась с изданий шестидесятых годов по общей энтомологии: справочники, обзоры. Затем шли книги по сельскохозяйственной энтомологии, рассказывающие о слепнях и комарах.

Джо исполнилось четыре, когда его отец поступил в Корнеллский университет. Тогда ему было двадцать семь, и он работал как проклятый, чтобы оплатить учебу. В их маленькой округе он был единственным отцом, отправляющимся по выходным не в бар, а в университет или библиотеку. Джо вдруг ощутил приступ гордости за отца. Но тогда ему совсем не нравилось, что отец уходит от него даже в выходные, оставляя играть одного.

Задние ряды книг указывали на последнюю специализацию Джулио. Джо водил глазами по толстым корешкам, читая названия увесистых томов: «Определение времени смерти», «Разложение тела и его идентификация», «Трупная фауна», «Судебная энтомология: использование членистоногих в следственной практике». Ниже стояли четыре одинаковые книги «Как определить дату: справочник по судебной энтомологии» с фамилией отца: Джулио Лаккези. Ряд за рядом Джо просматривал книги, связывающие энтомологию с судебной медициной. В самом низу, у пола, он наткнулся на то, что искал, – толстую рукопись, сотни пожелтевших листов текста, перевязанных синенькой лентой и уложенных в папку. Сердце его екнуло. Он достал ее, стряхнул тонкий слой и прочитал название: «Энтомология и время смерти: изучение в реальных условиях». Ниже стояли фамилии авторов. Одна из них его – Джозеф Лаккези. Эта работа писалась в 1982 году, тогда ему было всего девятнадцать лет, он учился на втором курсе университета. Друг отца, профессор Луизианского университета Джим Бармуа, пригласил его принять участие в исследованиях, которым суждено было сделать прорыв в судебно-медицинской энтомологии.

– Жалеешь? – раздался сзади голос отца.

– Нет, нисколько, – ответил Джо не оборачиваясь.

– Полагаю, ты не вполне понимаешь, что потерял.

– А ты не вполне понимаешь, что я приобрел.

– А о Джиме ты подумал?

– Подумал. Я понимаю, что для него эти исследования очень много значили. А теперь подумай обо мне. Вместо того чтобы таращиться в микроскоп и выяснять, когда появился труп, я ловлю мерзавцев, чтобы они не оставляли за собой трупы.

– Ну и как успехи?

– Чего?

– Ты сказал, что ловишь мерзавцев, которые оставляют за собой трупы. Вот я и спрашиваю – много ты их поймал? Или уже наловился? Анна говорит, что ты стал плотником. Вполне библейская профессия.

– Какое тебе дело?

– А такое, что сейчас ты вполне мог бы стать академиком, вместо того чтобы столы строгать.

– Ты не Анну, а меня слушай. – Джо резко повернулся и ткнул пальцем в отца. – Больше я с тобой на эту тему разговаривать не буду. Что тут у тебя происходит – не мое дело. Но и ты тоже не лезь ко мне. – Джо бросил на пол рукопись и вышел из комнаты.

Памела с трудом жевала завтрак. Джо в основном молчал, отвечал односложно. Спал он отвратительно, часто ворочался, скрипел зубами во сне.

– Очень не хотелось бы уезжать от вас в день свадьбы, – с натянутой улыбкой произнес он, вставая из-за стола. – Но что делать?

Джо поднялся в свою комнату, взял чемодан и сумку и спустился в зал. Все это время отец сопровождал его.

– Может быть, останешься еще на несколько дней? Какой смысл так торопиться?

– Я приехал не в гости, а на свадьбу! – отрезал Джо. – А раз она закончилась еще до моего приезда, мне остается только поздравить вас. Памела – замечательная женщина. Считай, что тебе повезло. А я хочу провести пару дней с Дэнни и Джиной.

– Понятно. Ну, как хочешь.

– Правильно. Именно так я и хочу.

Было уже темно, когда Анна пошла закрывать ворота. Она задвинула металлическую щеколду, навесила замок и уже собралась было идти обратно в дом, как вдруг заметила на другой стороне дороги фигуру мужчины и огонек сигареты.

– Постой, Анна, не уходи, – негромко позвал тот, и Анна узнала голос Джона Миллера. – Прости меня, – сказал он, подходя к воротам. – Я действительно малость перебрал. – Он опустил голову, затем поднял ее и посмотрел в глаза Анне.

Она отметила, что Джон хорошо выбрит, одет в помятые, но чистые рубашку и джинсы.

Под его пристальным взглядом Анна слегка смутилась. Она вдруг вспомнила их первую встречу. В тот день вся Ирландия едва не плакала от горя – их бейсбольная команда проиграла французам в Париже финальный матч. Исход его решил всего один мяч, последний. Поначалу Джон тоже горевал, но по мере того, как осушал кружку за кружкой, настроение его менялось к лучшему – ведь Ирландия все-таки дошла до финала.

– Виски на меня плохо действует, – произнес он, опираясь руками на прутья ворот.

Анна вздохнула и кивнула.

– Прости меня, – снова повторил он.

– Ладно, прощаю. – Она повернулась, чтобы идти.

– Анна, – снова позвал Джон.

– А чего ты ожидал? Чтобы я обрадовалась встрече с тобой? После стольких лет?

– Я знаю, что виноват, – глухо отозвался он. – Не нужно мне было пить. – Помолчав, он снова заговорил: – Когда я трезвый, ты мне кажешься еще красивее, чем раньше.

Анна посмотрела ему в глаза и увидела в них знакомые искорки. Она не смогла удержаться от улыбки.

– Хорошо, Джон. Я тебя простила. А теперь до свидания, я иду спать.

Она торопливо зашагала к дому, а когда вошла, заперла за собой дверь и поднялась к Шону. Тот сидел за компьютером. Услышав ее шаги, он, повернувшись в крутящемся кресле, показал на экран:

– Смотри, вот это моя страница на нашем школьном сайте.

Анна увидела две фотографии сына: ту, что она дала ему пару дней назад, и вторую – сделанную, по-видимому, в школе и совсем недавно. Под фотографиями шли ответы на вопросы.

– Значит, твой любимый фильм – «Пока ты спал»?

– Чеееего?! – воскликнул Шон, подскочив в кресле. Лицо его побелело от возмущения. – Ты где это нашла?

– Не волнуйся, я пошутила.

Шон уселся обратно.

Из его ответов Анна узнала, что еду и напитки он предпочитает американские, что его любимая игра – бейсбол, а любимое место – Флорида.

– Не вижу, чтобы ты становился ирландцем, – усмехнулась она.

– Зато моя любимая девушка – ирландка, – возразил Шон. – Значит, я хотя бы частично уже ирландец.

Анна покрутила колесиком мышки, листая страницу, и натолкнулась на пустоту в вопросе о будущем.

– Непонятно. Ты что, не знаешь, кем хочешь стать? – удивилась она.

– Не знаю, – пожал плечами Шон. – Иногда хочу представить свое будущее – и не могу. Пустота какая-то. Такое ощущение, что живу на вершине скалы, откуда ничего не видно.

– Так, ясно. – Анна косо посмотрела на сына. – Опять насмотрелся этого кошмарного сериала, «Бухта Доусон»?

Глава 4

Стингерс-Крик, Северный Техас, 1979 год

От днища и кузова мчащегося побитого белого пикапа отлетали куски ржавчины. На петляющей дороге, ведущей от Стингерс-Крик, его швыряло из стороны в сторону. Была почти полночь. Рядом с водителем, согнувшись и трясясь так, что ее торчащие из-под халата тощие ноги постукивали друг о друга, сидела Ванда Роулинз, бледная как полотно. Ее крашеные белые волосы, черные у корней, нечесаными прядями свисали по шее и щекам. Дюк лежал у нее на коленях, вцепившись в ее руку. Глаза его были широко раскрыты. Густой запах хвойного леса холодил ему ноздри. Он смотрел на лицо матери, осунувшееся, с острыми скулами и черными синяками под глазами, озарявшееся внезапными полосами света. Она смотрела в окно. Дюк попытался заговорить и не смог – от криков горло его пересохло. Он был бледен, если не считать большого красного пятна на лбу. Мягкой гадкой волной его худенькое тело снова начала обхватывать боль. Он еле слышно застонал и попытался повернуться. Глаза его закрылись.

– Он пошевелился! Пошевелился! – воскликнула Ванда и запричитала: – Мальчик мой, не уходи. Пожалуйста, не уходи от своей мамочки.

Голова ее опустилась, из глаз брызнули слезы. Дюк не отвечал, он лежал неподвижно, продолжая сжимать холодными пальцами руку матери.

– Родной мой, что с тобой? – всхлипывая, продолжала говорить Ванда и вдруг завизжала, затрясла сына за плечи: – Да очнись ты! Слышишь?!

– Успокойся, Ванда, – равнодушно сказал водитель. – Не дергай его так, а то до больницы живым не довезем.

Ванда вдруг умолкла, выпрямилась и снова уставилась в окно, перестав обращать внимание на Дюка. Тот лежал все так же неподвижно, ноги его свесились и постукивали о край сиденья.

Минут через десять пикап, взвизгнув тормозами, остановился на площадке перед зданием больницы. Ванда открыла ногой дверь и, подхватив Дюка, вышла из машины. Руки и ноги его безжизненно болтались. У входа в больницу Ванда споткнулась и едва не упала. Распахнув локтями двойную дверь, она вошла в холл. Перед ней была еще одна дверь, она толкнула ее и очутилась в длинном, ярко освещенном коридоре. Здесь глаза Дюка открылись. Он обвел мутным взглядом стены и понял, что находится в больнице.

– Ты какого черта приперлась со своим молокососом сюда, шлюха? – прошипел позади Ванды чей-то голос с сильным мексиканским акцентом.

Ванда обернулась и увидела мужчину в белом медицинском халате.

– Я куда велел тебе его нести? Я врач Гектор Батиста, а ты – грязная сучка.

Он посмотрел на следы рвоты на футболке Дюка, схватил Ванду за локоть и потащил к двери, через которую она только что прошла. В холле Гектор кивком показал водителю, чтобы он следовал за ним.

Они вошли в смотровую, маленькую грязноватую комнату, освещенную слабой люминесцентной лампой. Посреди нее стоял металлический стол. Ванда положила на него Дюка, обхватила его маленькое тельце и снова зарыдала.

Гектор оттолкнул ее и принялся осматривать мальчика. Поднял зрачки и посветил в них небольшим фонариком.

– Зрачки в норме. Что с ним случилось?

Никто не отозвался.

– Вы сказали мне по телефону, что мальчик ударился головой. Это все?

– Да, все, – ответил водитель.

Гектор подошел к раковине, где в чашке лежал кусок серого застиранного бинта, включил воду, намочил его, вернулся к столу и положил бинт на голову мальчика. Взгляд Дюка стал осмысленнее.

– Ты помнишь, что с тобой случилось? – спросил его Гектор.

Дюк попытался пошевелить головой и не смог.

– Какой сегодня день?

– Пятница, – прошептал Дюк.

– Ты знаешь, как зовут нашего президента?

– Да откуда ему знать-то? – удивилась Ванда.

– Рональд Рейган, – ответил Дюк тверже.

– С ним все нормально. Просто легкий обморок. Отвезите его домой, уложите спать. Ночью несколько раз разбудите. – Он повернулся к Ванде. – Проверьте, не стало ли ему хуже. Две недели пусть не прыгает. Ему нужен отдых.

Дюк медленно повернул голову, увидел за спиной матери фигуру водителя и в ужасе закричал. Гектор быстрым движением положил ему на рот ладонь, сомкнув потрескавшиеся губы. Дюк замотал головой, пытаясь скинуть руку. Ему было трудно дышать.

Гектор нагнулся к самому его лицу и медленно проговорил:

– Успокойся, тогда я отпущу руку.

Он держал губы Дюка до тех пор, пока тот не перестал мотать головой и кричать, затем искоса посмотрел на водителя и еле слышно прошептал:

– Ninos hacen mucho ruido.

– Ни черта я не понимаю по-испански, – отозвался водитель.

Гектор подошел к нему и, глядя прямо в глаза, повторил уже по-английски:

– Маленькие мальчики много кричат, – и громко рассмеялся.

Дюк повернулся на бок, свернулся калачиком и начал всхлипывать.

– Не плачь, не плачь, маленький. Не надо ля-ля, слышишь? Не надо.

Дюка затрясло. Единственное, что он помнил, – это был Ля-Ля. Вот он входит, наваливается на него все сильнее и сильнее, затем хватает за волосы и со всего размаху бьет головой о стену. Он падает ничком на кровать, и дальше все обрывается.

Услышав слабый стук, Ванда Роулинз подошла к двери и осторожно открыла ее. Из-за спины ее повалил густой пар и смешался с утренним туманом. Разогнав его, Ванда увидела Донни.

– Здравствуйте, мисс Роулинз, – сказал он. – А Дюк дома?

– Дома, – ответила Ванда. – Он болеет, лежит в постели.

– А что случилось?

– Ничего особенного. Свалился с дерева и ушиб голову. Все вы, мальчишки, озорники, не даете своим мамам ни дня пожить спокойно. – Она усмехнулась.

– Можно я пройду к нему? – попросил Донни.

– Проходи, но только ненадолго. На десять минут, не больше.

Ванда отошла, пропуская мальчика. Донни вошел в кухню, и сразу же горло у него перехватило от вони и дыма. Духовка в плите была открыта, на ее дверце лежал поднос с подгорелыми, потрескавшимися кругами теста. Несколько таких же почти черных кругов валялись на полу.

– Подгорело мое печенье, – вздохнула Ванда и снова рассмеялась. – Забыла вытащить вовремя.

– Может быть, не совсем оно сгорело? – предположил мальчик.

– Да нет, все. Никудышная из меня кухарка, – проговорила Ванда, продолжая смеяться.

Дюк лежал на боку, покрытый тонким одеялом. Он был бледен, на лбу его блестели капельки пота.

– Привет, – сказал Донни. – Ну, как дела?

Дюк попытался ответить сразу, но не смог – горло у него пересохло. Он взял с подушки полотенце, протер губы и тихо произнес:

– Ничего. Только горло сильно болит.

– А почему горло? – удивился Донни. – Мать сказала, что ты с дерева упал, головой стукнулся. Или ты ниоткуда не падал?

Дюк открыл рот и тут же закрыл его.

– Ну ты и дурак, – покачал головой Донни.

Ванда шмыгнула носом, провела под ним большим пальцем, тяжело поднялась с кресла и сунула ноги в поношенные меховые тапки. Подхватив поднос с подгоревшим печеньем, она направилась в комнату Дюка. Открыв дверь, остановилась.

– Посмотрите, что я принесла своему сыночку, маленькому дорогуше. Печенюшечки. Правда, они малость подгорели, но ничего страшного, они все равно вкусненькие. Да, просрала мамочка печенье. – Она захохотала.

– Мам, не видишь, я с Донни разговариваю, – тихо произнес Дюк.

– А кто же мамочке скажет «спасибо», как не ее любимый сыночек?

– Спасибо, – ответил Дюк бесцветным голосом.

Ванда, слегка пошатываясь, подошла к кровати. Поднос в руках ее наклонился, и часть печенья посыпалась на пол. Она поставила поднос на столик и стала подбирать его с пола.

– Черт подери. Тут было несколько штук с какао. Все черные, хрен поймешь, какие с чем, – бормотала она, поворачивая их в руках. – Ах вот, нашла. На-ка, попробуй! – Она поднесла его ко рту Дюка. Тот отвернулся и, уткнув лицо в подушку, проговорил:

– Не хочу. Уйди!

– Зачем же кричать на мамочку? – Ванда повернулась к Донни. – Ну ты поешь.

– Спасибо, мисс Роулинз. – Мальчик взял рассыпающийся обгорелый кусок теста.

На посыпанной гравием дорожке раздался шум приближающихся шагов.

– Тсс! – Ванда подняла кверху палец. – Тихо, ребята. К нам гости. Дюк, оставайся здесь, а я пойду открою.

Приглаживая волосы перепачканными сажей пальцами, она вышла из комнаты. В раскрытом окне мелькнула фигура Уэстли Эймса. Ванда открыла дверь.

– Привет. Слушай, я, похоже, не вовремя? – спросил он.

– Вообще-то надо было бы сначала позвонить. Да ладно, все нормально, – ответила она.

– У меня есть для тебя кое-что исключительное. – Уэстли вытянул из кармана руку, раскрыл ладонь, и Ванда увидела небольшой пакетик с белым порошком. – Ну как? Может, попробуешь? – Он захихикал.

Ванда провела рукой по лбу.

– Не могу, Уэстли. Дюк болеет. Упал вчера, сильно ушиб голову. В кровати лежит. Мне нужно за ним ухаживать.

В глазах Уэстли мелькнуло недовольство, улыбка слетела с лица. Он быстро спрятал пакетик обратно в карман, развернулся и пошел к калитке.

– Приходи завтра, – бросила ему вслед Ванда, закрыла дверь и вернулась на кухню. Немного постояв, она подбежала к окну и крикнула: – Или, если хочешь, сегодня, но попозже.

Глава 5

– Сюрприз! – воскликнул Джо, втаскивая на кухню объемистую коробку. – Волшебный растворитель. Дэнни посоветовал мне купить его. Снимет к чертям собачьим любую грязь со стен маяка. Во всяком случае, я на это надеюсь. – Он поставил коробку на пол. Анна подбежала к мужу и, прыгнув ему на руки, обхватила ногами талию.

– Привет, – сказала она улыбаясь. – Добро пожаловать назад, домой, к своей женушке.

– Замечательно, – ответил Джо. – Надо почаще уезжать.

– Нет-нет. Ни в коем случае! – Она замотала головой и принялась целовать его лицо.

– Я по тебе очень скучал.

Анна спрыгнула на пол.

– Как Джулио отнесся к твоему отъезду?

Джо пожал плечами:

– А что он мог сказать? Свадьба закончилась к моему приезду – значит, мне там нечего делать. Он все понял.

– Странный он все-таки какой-то, – произнесла Анна.

– Я знаю. А ты не забывай, что во мне сидят его гены.

– Не волнуйся, об этом я никогда не забываю.

– А теперь насчет вот этого. – Джо ткнул пальцем в коробку с растворителем. – Пользоваться им нужно так: намазываешь поверхность, приклеиваешь бумагу и пару дней ждешь. Вся грязь практически отлетит сама, увидишь. Но маленьким хрупким девочкам такая работенка не по плечу, тут нужны сильные мужские руки.

– Понятно. Не беспокойся, для этого я найму бригаду рабочих. По крайней мере попытаюсь. Но ты должен понять – совсем ничего не делать я не могу.

– Ну разумеется, ведь без тебя вся работа на маяке сразу остановится.

Анна смерила его снисходительным взглядом. Джо рассмеялся.

– Я отправляюсь в мастерскую, – сказал он. – Там меня Питер ждет.

– Как? Уже? – изумилась Анна.

– Не переживай, я высплюсь позже.

Джо не успел закрыть за собой дверь, как Питер сразу же заговорил.

– А вы знаете, как раньше смотрители маяков добывали побочный заработок? – спросил он и, не ожидая ответа, продолжил: – Они занимались починкой обуви, проституцией, варили самогон. Например, в тысяча восемьсот шестьдесят втором году… – Он не договорил.

– Какой такой проституцией? – переспросил Джо. Он всматривался в лицо Питера, стараясь понять, шутит тот или нет. Питер не шутил, лицо его оставалось серьезным. – Вы знаете, что такое секс?

– Да… знаю, – промямлил Питер, покраснел и опустил глаза.

– Проституция – это когда мужчины платят женщинам за секс. А женщины, которые торгуют своим телом, называются проститутками. Может, смотрители сдавали комнаты таким женщинам?

– М-м… может быть, – неуверенно произнес Питер и тут же ушел от обсуждения скользкой темы, сев на своего любимого конька: – Я хочу сказать, что в свое время контрабандисты облюбовали район Уотерфорда. Ночами они вытаскивали на берег свой груз: алкоголь, свечи и стройматериалы – и передавали на хранение смотрителям маяков, а затем потихоньку распродавали…

– Этим занимались даже смотрители таких небольших маяков, как наш? – перебил его Джо.

– Да, разумеется.

– Питер, ваш телефон звонит! – раздался в дверях голос Анны. – Вы забыли его на кухне.

Питер подошел к ней, взял трубку, с минуту послушал. Лицо его перекосилось как от внезапной зубной боли.

– Это моя мама, – объяснил он. – Она едет куда-то с Мэй Миллер и хочет, чтобы я поехал с ней. Одной ей возвращаться, видите ли, скучно. Вечно она таскает меня по каким-то тоскливым местам.

Вздохнув, он попрощался и вышел.

– По-моему, его мамочка никак не поймет, что ее сынок давно вырос, – сказала Анна, провожая Питера сочувственным взглядом. – А она продолжает таскать его с собой, как маленького ребенка.

В три часа пополудни Дюк припарковал машину и направился по главной улице к центру Типперери. В то время как он рассматривал в окно магазин скобяных товаров, к нему подбежал маленький серый терьер. За собакой волочился прицепленный к ее ошейнику поводок. Пес выжидающе посмотрел на Дюка.

– Ну что, серенький? – Он взял пса на руки, тот вытянул мордочку и лизнул его в нос и губы. – Откуда же ты убежал, такой славный?

Вскоре показалась и его владелица, молодая мамаша с ребенком, сидящим в рюкзачке на груди.

– Благодарю вас, – сказала она Дюку, принимая пса. – Не знаю, что с ним и делать. Постоянно ускользает.

– Не ругайте его, он такой славный. Наверное, просто очень любопытный.

– В этом-то все и дело, – улыбнулась девушка.

Дюк посмотрел ей вслед, потом зашел в магазин и спустя несколько минут появился с двумя пакетами под мышками. Он снова пошел к центру, но, поравнявшись с окном маленького ресторанчика, решил в него заглянуть. За одним из столиков в желтых пластиковых ковшеобразных креслах, привинченных к темному деревянному полу, сидела группа подростков. Рядом стояла официантка. У окна висела выцветшая синяя вывеска с названием ресторана: «Американские герои» – и двумя блеклыми звездами по бокам. Дюк вошел, за ним звякнул колокольчик. Официантка подняла глаза, бросила на него безразличный взгляд, затем снова уткнулась в свой блокнот. Она была одета в голубую униформу наподобие больничной, явно меньшего, чем ей нужно было, размера, отчего куртка сильно морщила на груди и на спине, а брюки на полных ногах собирались до колен большими складками. Ее длинные темные волосы были расчесаны на прямой пробор и перетянуты у шеи резинкой. Один из подростков выхватил у нее из рук блокнот и, положив на стол, принялся читать по буквам:

– С-т-о-к-а-н.

Остальные захохотали.

– Это слово пишется не через «о», а через «а», не «стокан», а «стакан».

Официантка вспыхнула и начала оправдываться:

– Писать приходится быстро. Много заказывают. – Она взяла блокнот и направилась к стойке.

– Ну и задница у нее, – сказал один из подростков тихо, но не настолько, чтобы остальные не услышали.

Двигалась она медленно и неуклюже. Проходя мимо Дюка, кивнула ему и торопливо произнесла:

– Здрасте. Садитесь. Подождите минутку, сейчас я к вам подойду.

Дюк прошел к стойке и сел. Официантка налила стакан апельсинового сока, отнесла подростку, затем вернулась и с трудом протиснулась за стойку.

– Что вы хотели? – спросила она Дюка.

– Пожалуйста, порцию говядины и бутылку кока-колы, – сказал Дюк, улыбаясь и глядя в глаза девушке. Затем он посмотрел на значок с ее именем. – Сиован? Так вас зовут?

– Нет, – ответила девушка, хихикнув. – Ирландские имена читаются не совсем так, как пишутся. Меня зовут Шиван.

– Шиван? – переспросил Дюк и снова улыбнулся. – Сложно для первого знакомства.

Девушка ушла в заднюю комнату. Дюку ничего не оставалось делать, как слушать, о чем говорят подростки.

– Да ладно ты, это не она, – сказал один из них.

– Да как не она? Она. Что я, свою мать не узнаю, что ли? – возразила девушка и нырнула вниз, спрятав голову под стол.

– Вылезай. Даже если это твоя мать, она нас не заметит. Вот смотри. – Он помахал рукой проходящей мимо женщине.

– Перестань. Ну увидит же, – умоляла девушка.

– У тебя чего, крышняк совсем съехал? Не надоело от каждой тетки шарахаться?

– Ушла она? – спросила девушка.

– Да ушла, ушла, вылезай.

– Тебе хорошо говорить… – Девушка выпрямилась и поправила куртку. – Ты можешь и прогулять. А я сегодня дежурная. Если узнают, что я не болею, а прогуливаю, то могут вздрючить. Вот.

– Это я-то могу прогулять? Ни хрена себе! – воскликнул подросток. – Да у меня сегодня зачет по биологии. И если я к завтрашнему дню не придумаю какую-нибудь правдоподобную историю, меня уже не вздрючат, меня переведут в младший класс. Поняла?

– Мне лучше всех, я музыку прогуливаю, – вставил второй подросток. – К тому же с мистером Нортоном вполне можно договориться.

Все рассмеялись.

Шиван вынырнула из дверец с тарелками в руках, одну поставила перед Дюком, две другие понесла к столу. Подростки попытались было заговорить с ней, но безуспешно. Не обращая на них внимания, она вернулась за стойку.

– Юные идиоты, – произнес Дюк.

– А-а, не обращайте внимания. – Девушка махнула рукой. – Все нормально.

– Да? А у вас очень симпатичная улыбка, – сказал он.

– Бросьте вы… – Девушка опять покраснела.

– Нет, действительно. Очень симпатичная. Не обижайтесь.

Подростки снова позвали ее к своему столу. Дюк давно доел говядину и выпил кока-колу, но продолжал сидеть. Всякий раз, когда Шиван возвращалась, он заговаривал с ней. Так продолжалось два часа, вплоть до закрытия ресторана. Он вышел вместе с ней и, стоя рядом, ждал, пока девушка закроет дверь. Она опустила на окна жалюзи, но не уходила.

– Пойдем? – спросил Дюк. Она едва заметно кивнула.

Анна, Рэй, Хью и Марк – ландшафтный дизайнер – стояли у маяка.

– Ну что ж, объем работ вы знаете, – заговорила Анна, протягивая каждому белую маску. – Краска на стенах давно окаменела, под ней – слой ржавчины. Сначала счистим все до металла, потом будем красить.

Марк попытался что-то сказать, но Анна перебила его:

– Давай договоримся сразу, Марк. Сначала удаляем грязь и только потом открываем дискуссию.

Он улыбнулся и пригладил ладонями нечесаные белокурые волосы.

– И зачем я только согласился? – с притворным сожалением произнес он. – Лежал бы сейчас себе тихо на лужайке, почитывал журнальчики.

– Ценю твою искренность и уважаю твою лень. – Анна засмеялась. – Но раз ты согласился, то будем работать.

– Маловато нас, работников-то, – уныло пробормотал он.

– Что делать? Придется выкручиваться своими силами, – продолжала Анна. – Кстати сказать, занятие несложное. Шпателем наносим очиститель, приклеиваем газеты и уходим. Два-три дня очиститель впитывается, после чего грязь и ржавчина отваливаются. Потом мы проверим панели, и те, что сильно повреждены, заменим. Вот и вся наша работа. Да, и не забудьте до начала работы весь пол застелить газетами.

Порывы ветра хлестали в лицо, раскачивали лодки, раздували паруса. На бетонной площадке, расположенной в десяти метрах над пристанью Маунткеннона, стояли Шон и Кэти. Девушка ежилась, покачиваясь на ветру, куталась в капюшон, засовывала руки поглубже в карманы розовой куртки. Она повернулась спиной к лодкам и посмотрела вдаль, на океан. На поверхности воды появлялись, исчезали и снова появлялись полосы света от маяка, стоящего на противоположной стороне мыса.

– Знаешь, от одного только вида этого местечка меня озноб прошибает, – сказал Шон, подходя к девушке сзади и указывая рукой вперед, на участок дороги над морем шириной менее двух метров, без перил. – М-да, не хило. Сначала тебя сдует, потом ты шваркнешься в море и там запутаешься в сетях. Уж лучше отнесло бы ветром на ближайшую скалу, там хоть сразу башку расшибешь.

– Какая разница, от чего умирать – от чесотки или от парши? Один черт.

– Как ты сказала? – спросил Шон.

– Не я, мой дедушка так любил повторять, – ответила Кэти. – Хотя я бы предпочла паршу.

– Это только говорить легко. А на самом деле как представишь, что гниешь изнутри, сам себя отравляешь…