Текст книги "Темный дом"

Автор книги: Алекс Баркли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц)

Глава 2

Стингерс-Крик, Северный Техас, 1978 год

– Да не укусит он тебя, не укусит, Дюк. Его клюва можешь не бояться. Бойся лап, он когтями может будь здоров как оцарапать – на всю жизнь шрамы останутся. Когти – главное его оружие. Он твою тощую ручонку лапами так сдавит – черта с два вырвешься.

Дюк хмуро посмотрел снизу вверх на смеющееся лицо дяди Билла и не понял – шутит он или нет.

– Не волнуйся, малыш. Соломон – умный, он тебя не тронет. Ты же кормишь его. Он понимает, кто его друг, а кто – враг. К тому же если он только попробует тебя схватить, я его тут же пристрелю.

– Нет, не убивай его, дядя Билл. Не нужно. Я запрещаю.

– Хорошо, хорошо… – Он рассмеялся и потрепал племянника по голове. Затем чуть поднял ту руку, на которой сидел ястреб, снял с его лап путы и подбросил вверх. Освобожденная птица взмыла вверх, полетала немного и плавно опустилась на ветку стоящего неподалеку тополя.

– Слушай, Донни, – Билл, улыбаясь, обратился к другу своего племянника, – сходи за ястребом, а то, похоже, Дюк его еще немного побаивается.

От злости глаза Дюка сузились, а лицо покраснело. Он бросился к Донни и, вцепившись в рубашку, повалил на землю и сам упал. Поднимаясь, он прошипел сквозь стиснутые зубы:

– Дюк Роулинз никогда и ничего не боится.

– Отлично, Дюк. Только действуй спокойнее, понял? Осторожнее, не свались, а то он тебе всю руку располосует. Донни, ты-то как там, в порядке?

– Нормально, – буркнул мальчик.

Дюк отряхнул джинсы, взял протянутую ему дядей кожаную перчатку и натянул ее на руку. Билл положил ему на ладонь кусок сырого мяса, достав его из висевшей у него на боку холщовой сумки. Мальчик сжал его большим и указательным пальцами.

– Ну давай иди, – легонько подтолкнул его Билл. – Вставай под дерево так, чтобы он тебя видел, вытягивай руку – ту, что в перчатке, – поверни ее локтем вверх и жди, когда он на него сядет.

Ждать пришлось не больше пары минут. Соломон взмахнул крыльями и опустился Дюку на руку, одновременно вцепившись клювом в мясо.

– Теперь покажи ему другую руку, пустую, а то он будет думать, что у тебя еще есть мясо, – скомандовал Билл.

Мальчик поднял чуть дрожащую левую руку и раскрыл ладонь.

– А сейчас осторожно берись за путы на его лапах, чтобы не улетел.

Дюк чуть замешкался, ястреб захлопал крыльями, но взлететь не смог – мальчик успел крепко схватить пальцами путы.

– Отлично, Дюк, отлично. А теперь отпусти его. Помнишь, как я это делал?

Мальчик кивнул, отпустил путы и слегка подкинул ястреба. Тот взмахнул крылом и снова опустился на тополь.

Билл направился к врытой в землю наклонной жерди, на которой сидела самка.

– Ну что, Шеба, давай-ка и мы полетаем. – Он отпустил ее, та замахала крыльями, взлетела невысоко и сразу же опустилась на другой тополь. Едва усевшись, она сразу же начала вращать головой из стороны в сторону.

– Вот так они и живут, вечно смотрят туда-сюда, вечно чего-то ждут, – задумчиво произнес Билл, переводя взгляд с Соломона на Шебу.

Вдруг Соломон спрыгнул с ветки, распахнул крылья, снизился и быстро полетел над землей. Мальчики смотрели ему вслед. Затем снова раздался треск крыльев, и Шеба последовала за Соломоном.

– Побежали за ними! – крикнул Билл, махнув мальчикам рукой. – Они явно кого-то увидели.

– А ты как узнал? – спросил Донни.

– По полету. Вырастешь – поймешь, что о ястребе можно многое узнать по его полету, – на бегу скороговоркой ответил Билл.

Они добежали до небольшой открытой поляны, покрытой высохшей травой, и сразу же увидели в центре ее мечущуюся из стороны в сторону куропатку.

– А, так вот за кем они погнались, – сказал Билл. – Ну, теперь ей конец. Они от нее не отстанут, пока не убьют. Одним словом – хищники.

Соломон не успел схватить добычу, куропатка сделала отчаянный рывок к краю поляны, туда, где росло несколько мескитовых деревьев, резко остановилась. Ястреб перелетел через нее, не успев изменить курс, и взлетел на дерево, почти к самой макушке. Но Шеба, летевшая не за куропаткой, а перпендикулярно ей, камнем упала на нее, как только та замерла, и впилась в ее тело. Спустя секунду с ветки сорвался Соломон и рухнул на голову куропатке.

– Ну вот и все. Джекилл и Хайд сделали свою работу. Минуту назад они парили в воздухе, разглядывая мир, а потом – хвать! – и разорвали часть его в клочья. Вон смотрите, как они помогают друг другу. – Билл махнул рукой, показывая на ястребов. – Да, что ни говори, а убивать они умеют.

В баре «Амазонка» Ванда Роулинз считалась звездой. Его завсегдатаи, беззубые пьяницы, никогда не выезжавшие дальше полицейского участка, могли поклясться, что лучше красотки нет даже на самом Бродвее. «Ох, хороша сучка», – приговаривали они, разглядывая Ванду. В таком захолустье, как Стингерс-Крик, на танцовщицу даже такого невысокого класса смотрели как на подарок судьбы. Но через десяток лет, когда груди Ванды обвисли и сморщились, она превратилась в то, что называется «на безрыбье». За десять долларов она могла поработать рукой, за двадцать – неподвижно полежать несколько минут, а за двадцать пять подставить рот. Она никому не отказывала – есть «кокс», так хоть с пятницы до понедельника делай с ней что хочешь. Ее сынишка Дюк равнодушно смотрел на проделки своей мамаши, но только один из ее постоянных поклонников вызывал у него острое чувство страха. Дюку тогда было восемь лет. Рядом с ним Ванда выглядела как столетняя старуха – худущая, кожа да кости, лицо в морщинах.

Впервые Дюк застал свою мать в постели с мужчинами, когда ему едва исполнилось четыре года. Сначала он подумал, что ее душат. Так оно и было на самом деле – один из мужчин, здоровый и жирный как хряк, опираясь волосатыми руками о стену, с силой входил в нее, а второй, стоя рядом, сдавливал ее шею красным шарфом, свитым в веревку. Как потом понял Дюк, ей это нравилось. Лицо ее было красным, веки набухли и отяжелели. Тот, что входил в нее, не переставая двигаться и сопеть, повернул к Дюку пьяную физиономию, растянутую в блаженной улыбке. Дюк повернулся и пошел на кухню. Минут через пять туда вошла мать. Из-под незастегнутого халата виднелось дряблое тело.

– Ох, ну и здорово! – восторженно прошептала она. Затем, повернувшись к сыну, нагнулась и заорала в самое его ухо: – А ты чего тут торчишь?! Проваливай давай!

Дюк опрометью выскочил из кухни. После следующего раза, когда он застал мать в постели с очередным «Джоном», от его детской наивности не осталось и следа.

Уэстли Эймс сразу же внушил Дюку страх. Грузный, коротконогий, с постоянно слезящимися глазами и каплей на кончике носа, он ходил сгорбившись, будто просил прощения или что-то вынюхивал. Жена его, маленькая и худенькая, была похожа на мышку. Тихое, бессловесное, забитое существо, она родила Эймсу трех дочерей, таких же бледных и невзрачных, как она сама. Человек слабый, в последние два года тот вел с самим собой изнуряющую битву, не решаясь сделать первый шаг к удовлетворению своих сексуальных фантазий.

Во двор к Ванде Роулинз он крался окольными путями, через заросли и стройки. В кармане у него лежал пакетик с полуграммом «кокса», аккуратно завернутый в бумажку. Он подошел к ее дому и постучал. Вышла Ванда и, опершись о косяк, спросила:

– Привет, Уэстли. Чего хотел? – и поднесла ладонь к глазам, закрываясь от слепящего солнца. В юности она была очень хороша собой – смуглая, с великолепной, словно выточенной фигуркой и красивым лицом со вздернутым озорным носиком и пикантными ямочками на щеках. Сейчас она была полной противоположностью той Ванде, которая десять лет назад могла наповал сразить любого мужчину своей привлекательностью. Она похудела и осунулась, кожа выцвела, местами покрывшись желтыми пятнами, лицо заострилось, взгляд голубых глаз стал пустым. Худые ноги торчали из стоптанных высоких ботинок тонкими хворостинками.

Второй раз Эймс пришел через неделю, в пятницу, и остался до понедельника. За это время он смертельно надоел Ванде, но не сексом, а своим диким занудством. Она едва дождалась того момента, когда Эймс уйдет.

Ванда открыла дверь, провожая его, и в этот момент из-за угла дома выскочил Дюк, чумазый, перепачканный красной и синей краской. Ему было тогда четыре года. Увидев Эймса, Дюк резко остановился.

– А кто это такой красавчик? Какой супермен, вы только посмотрите на него, – осклабился Эймс. Дюк осторожно приблизился к матери и спрятался за ее юбку. Эймс посмотрел на Ванду так, что ее бледные глаза расширились от ужаса. – Поди-ка в дом, малышок, мне нужно кое о чем поболтать с твоей мамочкой, – проскрипел он, повернувшись к Дюку.

Ванда Роулинз стояла на кухне, облокотившись локтями на стол, и, подкрашивая лицо, подпевала доносившемуся из радиоприемника голосу Тони Орландо: «Не думай о себе так, как я думаю о тебе; ему не нужны твои дети, ты никогда не станешь для него частью жизни. Скажи мне, что не веришь в мою любовь, и я уйду. Скажи мне, что я принял тебя за другую».

Она внимательно смотрелась в маленькое зеркало, старательно замазывая краской морщины, совершенно не обращая внимания на жуткие детские крики, доносившиеся из спальни.

Недели через две Дюк шел по школьному двору и вдруг в воротах увидел сутулую фигуру Эймса, который мрачной тенью вырисовывался на фоне заходящего солнца. Дюк замер. Внутри его все похолодело, желудок вдруг свело, к горлу начала поступать тошнота, ноги подкосились, и через секунду он уже лежал на земле, содрогаясь и обдавая все вокруг себя рвотой.

– Вы только посмотрите, какой у нас есть симпатичный Блевонтинчик. – Эймс рассмеялся. Его младшая дочь, пробежав мимо лежавшего на земле Дюка, прыгнула на руки отцу.

* * *

Дюк, улыбаясь, шел от дяди Билла. Он никогда раньше не только не держал, но даже и не видел ястребов вблизи. Дюку нравилось общаться с дядей Биллом, потому что он не разрешал никого обижать или дразнить. «Вот только бедную куропатку жалко. Как ее ястребы круто забили! Бах на нее, шарах ей по башке – и конец», – размышлял Дюк. Еще он думал о людях, которые могут убить. Одного из них он знал. Повернув за угол своего дома, он сразу увидел его. Высокий худощавый молодой мужчина лет тридцати с небольшим, одетый в шикарные лаковые туфли, обтягивающие тело новенькие, с иголочки, рубашку и джинсы, положив руки на бедра, стоял под деревом так прочно, будто врос в землю. Он был почти недвижим, лишь иногда поднимая руки и приглаживая тонкими пальцами жидкие волосы. Его холодные голубые глаза резко контрастировали с мягким, почти мальчишеским лицом. Бегающий цепкий взгляд ловил все, что происходило вокруг. В груди Дюка похолодело, он поежился. Остановившись как вкопанный и склонив голову набок, он принялся разглядывать мужчину. Наглого и бесстрашного, его побаивался почти весь городок.

Он неоднократно приходил к Дюку и всякий раз старался утешить его, унять слезы. Те слезы давно уже высохли, но имя визитера, точнее кличка, в его памяти осталось – Ля-Ля. «Не надо ля-ля», – любил повторять он.

Глава 3

Анна села на диван, положила на колени книгу об ирландских маяках и начала ее просматривать. На побережье почти в две тысячи миль их насчитывалось восемьдесят шесть. Пролистав несколько страниц, она повернулась к Джо:

– Интересно. Послушай, какой девиз у фирмы, обслуживающей маяки: in salutem omnium – ради всеобщей безопасности. Знаешь, когда я смотрю на маяк, я действительно чувствую себя в безопасности. Представляю, с какой надеждой моряки, находящиеся в бушующем море, когда вся их жизнь зависела от крошечного мерцающего огонька, смотрели на берег.

– Можно только восхищаться работой смотрителей маяков.

– Послушал бы ты Сэма, у него столько историй про смотрителей маяков. Он мне рассказывал, что некоторые из них приходили в бар с ключом от аппарата Морзе и во время игры в покер отстукивали морзянку, чтобы не терять навык.

Зазвонил телефон. Анна сняла трубку.

– Это Хлоя звонит, – прошептала она Джо через минуту, встала с дивана и, волоча за собой желтый телефонный провод, направилась в спальню. Джо заметил, как Анна нахмурилась. – Нет, нет, как раз в традиционных нарядах мне и не нужно. Нет, я видела работы Грега, ну эти, которые он привез из Исландии, три фотографии Бьорк, иглу, они мне не очень понравились. Мне больше подошел бы этот ирландец, Брендон.

Она закатила глаза, показывая Джо, как утомляет ее Хлоя.

– Нет, постой. Послушай. Да, я видела его снимки. Отличные. Он отойдет от общепринятых клише, не волнуйся. Конечно, я ему звонила. Несколько раз. Замечательно… – Анна осеклась. – А разве я тебе говорила, что мне нужны фотомодели-ирландки? Знаешь что! – вскипела она. – Француженки и американки нам вполне подойдут! Мы не красоток будем фотографировать, а интерьер зданий. Куклы нам не нужны!

Анна отвела трубку от уха, а когда Хлоя замолчала, снова заговорила:

– Хорошо, я еще раз позвоню ему, попрошу прислать тебе книгу и фотографии. Да-да, те самые, которые я видела в ирландских журналах. А ты потом сообщишь мне свое решение. До свидания. – Анна повесила трубку.

Джо уважительно посмотрел на жену. Даже здесь, в нескольких тысячах километров от своего офиса, она умела отстоять свое мнение.

– Эта Хлоя – просто тупица. – Анна покачала головой.

– Это понятно. Ты скажи, что тебе приготовить к чаю?

– Пару бутербродов с тефтельками и соусом барбекю.

Джо сзади обнял Анну, прижал к себе.

– Самые лучшие тефтельки – это у тебя.

Анна рассмеялась, несмотря на испорченное настроение.

– Как в мелодраме. Да, кстати, сегодня должны привезти двери.

– Зачем? Чем тебе эти не нравятся?

Анна посмотрела на мужа, поморщилась и мотнула головой:

– Quel curieux caractere.

Он узнал фразу, ставшую популярной после сериала «Игрушечные истории». В точном, а не буквальном переводе на английский она звучала как «странный жалкий маленький человечек».

После обеда в воротах показался фургон. Он ехал медленно, громыхая по мощеной аллее. За рулем его сидел Рэй. Анна подошла к окну и рукой показала ему в сторону маяка. Повернув влево, фургон двинулся по склону и прямо по газону подъехал к самому входу в маяк. Рэй вышел из кабины и, подняв руки, крикнул Анне:

– А дальше-то что с ними делать будем?!

Анна бегом направилась к нему. Подбежала, запыхавшись, произнесла:

– Подожди, не торопись. Сейчас вызовем группу поддержки.

– Узнаю жену полицейского, – усмехнулся Рэй.

– Посмотрим? – Анна кивнула на фургон.

– Почему не посмотреть? Пожалуйста, – ответил Рэй, открыл его и откинул брезент. Под ним лежали новые двери для маяка.

– Боже мой, – прошептала она, прижимая руки ко рту. – Это бесподобно.

– Да брось ты, – отмахнулся Рэй. – Ничего особенного. Двери как двери. Только настоящие деревянные, а не как сейчас привыкли делать, из всякой ерунды.

– Нет, Рэй, не скромничай. Это необыкновенные двери. Откуда ты взял рисунок?

– У меня на стене висит картина с изображением части старого маяка. Вот с нее и взял.

– Великолепно! – Анна восхищенно разглядывала двери.

– Ну вы уж меня совсем захвалили. – Рэй засмеялся. – Чего в них особенного-то?

– Не смейся надо мной, Рэй. Двери исключительные.

– Я и не смеюсь. Это в школе я смеялся над девчонками, которые мне нравились. – Он подмигнул Анне.

– Это кто тут с моей женой флиртует? Опять ты, Рэй? – раздался голос подошедшего к ним Джо. – Учти, мне уже за сорок и к тридцатилетним ловеласам я отношусь плохо.

Одного роста с Анной, Рэй казался ниже из-за своих широких плеч. Глядя на его темные брови и складки на переносице, его лицо можно было назвать как чувственным, так и глуповатым. По натуре же он не был ни тем, ни другим.

– Отличные двери, Рэй. – Джо провел рукой по отполированному дереву.

– Сейчас у меня голова от ваших похвал закружится, – не переставая улыбаться, сказал Рэй. – Вы лучше скажите, будем их выгружать или нет? Анна, ну где там твоя группа поддержки?

– Подожди, сейчас я приведу Хью. – Анна убежала и вскоре вернулась с соседом, которого оторвала от его обычного утреннего занятия – чтения таблоидов. Вчетвером они вытащили двери и, поддерживая за углы, навесили на петли.

Рэй удивленно поднял брови.

– Что, парень? – Джо положил ему на плечо тяжелую ладонь. – Не такой благодарности ты ожидал, а?

– Если честно, сейчас мне ничего не нужно. Вот когда будете фотографировать, пригласите меня, я постою в обнимку с вашими фотомоделями. Думаю, на снимках я буду выглядеть круто. Специально ради такого случая надену яркий свитер, новенькие джинсы и ковбойские сапоги. Купил их недавно по случаю.

– Так, ладно. Я вам больше не нужен? – спросил Хью.

– Нет, спасибо.

Сосед ушел.

– Я тоже вас оставляю, – сказал Рэй, залезая в кабину, и на прощание добавил: – Если двери немного расшатаются, просто подкрутите шурупы в петлях, а если совсем упадут – зовите меня.

Анна сразу не поняла шутки и нахмурилась. Джо рассмеялся и подмигнул Рэю. Анна взяла мужа за руку.

– Хочешь, покажу тебе свой ночной кошмар? – Она отперла замок, открыла двери и повела мужа вверх по винтовой лестнице. Они поднялись сначала в служебную комнату, а затем по короткой лестнице – в помещение, где находился поворотный механизм маяка.

– Взгляни сюда, – попросила Анна и постучала костяшками пальцев по металлической стене.

– А если попробовать сильным растворителем? – предложил Джо.

– Даже и не думай. За сорок лет ржавчина окаменела. Температура, влажность… В общем, намучаемся. – Анна вздохнула.

– Ты хочешь сказать, что за счет расширения и сжатия металла ржавчина вошла в стену?

– Именно. Даже не представляю, что и делать.

– А может быть, нанять бригаду поскоблить тут? – спросил Джо.

Анна молча кивнула.

– Не переживай, что-нибудь придумаем. Послушай, я надеюсь, вот эту штуку, – он показал на наполненную ртутью опору, – нам ремонтировать не придется? Я полагаю, что она не работает. А ртуть оттуда не потечет? – Он вопросительно посмотрел на Анну. По его взгляду она поняла, что если он и шутит, то только отчасти.

– Не волнуйся, не потечет. – Она отвернулась. Ей казалось, что нет необходимости посвящать мужа во все свои планы относительно маяка.

На краю футбольного поля стояли маленькие кабинки. Шон зашел в одну из них, поставил сумку на бетон.

– Ни хрена себе у вас тут раздевалочка, – недовольно проговорил он.

– А где ты тут увидел раздевалку? – спросил его Роберт, оглядывая маленькие стенки. Ему нравилось подзуживать друга. – Здесь у нас есть место для переодевания. Небольшое. А больше тут и не нужно. Вошел, надел форму – и на поле. В любую погоду. Не бойся, задницу не отморозишь.

К шуткам друга Шон относился спокойно и даже радовался им. Прожив в Ирландии всего месяц, он понял, что если здесь над кем-то не подшучивают – значит, и относятся к нему неважно.

– Посторонись-ка, – легонько подтолкнул Шона один из учеников, выбегая на поле. Вскоре за ним, по направлению к ослепляющим огням, последовали и остальные, поеживаясь в тоненьких шортах и футболках с короткими рукавами. Трава на поле подмерзла, земля застыла. Было не по сезону морозно. По краю поля мелкой трусцой бегал, согреваясь, тренер Ричи Бейтс в черно-белом спортивном костюме «Найк» и такого же цвета кроссовках. Высокий мускулистый двадцатипятилетний здоровяк с короткой шеей и идеально плоским бобриком на голове, он всю свою жизнь посвятил спорту, следя за состоянием каждого своего мускула. Он служил в полиции – в Ирландии она называется «гарда» – в звании сержанта. Когда Ричи не гонял ребят на поле или не бегал кросс сам, его можно было найти в полицейском участке Маунткеннона. Энергия в нем била через край – даже через час интенсивной тренировки он продолжал так же бегать, но уже по полю, и все время кричал:

– Давайте, ребятки, давайте! На поле надо бегать, а не задницами трясти! Пошевеливайтесь!

– Черт. Как же холодно, – пробормотал Роберт и рванулся за мячом.

– Побегай по-настоящему – и сразу согреешься, – сказал Ричи.

– Ну конечно, – бросил ему Роберт.

Он совсем недавно вышел на поле. Остальные ребята уже согрелись, лица их покраснели, изо рта валил белый пар. Один Роберт оставался бледным как привидение. Спортсменом он был неважным – немного грузный, с крупными волосатыми ногами, он быстро начинал потеть и задыхаться. Зато он хорошо писа́л про спорт, поэтому его выбрали спортивным корреспондентом школьной газеты.

Шон получил мяч и стремительно побежал к воротам. Гол, казалось, неминуем, но метрах в семи от ворот Шон вдруг зацепился мыском кроссовки за мерзлую землю и упал.

– Вставай, Лаккези! – сразу же закричал тренер.

Шон, тяжело дыша, поднялся, но Ричи решил остановить игру.

– Все, ребята, на сегодня хватит. Все молодцы, можете отправляться по домам.

Ему никто не ответил.

Ребята понуро направились к кабинкам.

В одной из них Билли Макменн, невысокий костлявый двенадцатилетний мальчик, сгорбившись и трясясь от холода, пытался застегнуть ветровку. Озябшие пальцы не слушались его. Он поднял голову и, увидев направленный на него взгляд Шона, едва улыбнулся. Шон подошел к нему, вставил «молнию», дернул вверх язычок.

– Ничего, малыш, – подмигнул он Билли.

– Спасибо, – ответил тот.

– Что я вижу?! – раздался вдруг голос Ричи. – Наш Билли так замерз, что даже не может застегнуть ширинку. – И он засмеялся.

Шон повернулся к тренеру.

– А что тут такого? Холод собачий.

Билли смущенно переступал с ноги на ногу.

– А ну-ка помни́ его. – Ричи указал Шону на мальчика. – Потолкай, согрей его малость.

– Зачем вы к нему пристаете? – повысил голос Шон. – У парня пальцы замерзли.

– Следи за своим языком, Лаккези! – жестко сказал тренер. – Иначе мы все перестанем называть тебя Счастливчиком. Правда, ребята? – Он оглядел остальных.

– Сейчас вы не полицейский, – пробормотал один из учеников, но так, что тренер его расслышал.

– И ты тоже помалкивай, Каннинхэм. А то мы с тобой еще полчасика побегаем. Понял?

Он повернулся и пошел с поля.

Часть ребят недовольно заворчала, затем Роберт повернулся к Шону.

– А круто ты ему вставил, Счастливчик.

Все дружно рассмеялись.

– Тебя подвезти? – спросил Роберт.

– Нет, – ответил Шон. – За мной отец должен приехать.

Он обошел здание школы и, остановившись у ворот, принялся разглядывать, как других ребят сажают в машины их родители. Наконец показался знакомый джип.

– Ну ты даешь. Я тебя тут уже минут двадцать как дожидаюсь, – обиженно проговорил Шон.

– Извини, я был занят.

– Скажи уж, что просто забыл.

– Нет, не забыл. Не спорь и давай садись в машину.

– Слушай, пап, а какое место на твоей шкале запоминаний занимаю я?

Джо удивленно посмотрел на сына.

– Ну о ком или о чем ты помнишь в первую очередь, во вторую и так далее до десяти, – пояснил тот.

– Сейчас я больше помню о дороге, – попробовал отшутиться Джо.

– Нет, ты не уходи от ответа. Я знаю, что сразу ответить очень тяжело. Но ты подумай и ответь.

– Прекрати.

– Чего это «прекрати»? Ну вот я сейчас только что как дурак тебя чуть ли не полчаса дожидался…

– Прекрати, я сказал! – прикрикнул Джо.

Шон обиженно замолчал.

Когда они уже подъезжали к дому, в кармане у Джо зазвонил мобильный телефон. Он вытащил трубку и, нажав кнопку приема, поднес ее к уху:

– Да, я слушаю.

– Вот и хорошо, – раздался голос Дэнни Марки. – Можешь возвращаться, тебя простили.

– Я уже говорил тебе, чтобы ты не звонил мне по этому номеру, – резко произнес Джо. – Я не вернусь. Все кончено.

– И это я тоже слышал.

Они оба рассмеялись. Шон посмотрел на отца и поморщился, недовольный внезапной переменой его настроения.

– Что? Хреново тебе без меня? – спросил Джо, не обращая внимания на сына.

– Ты даже не представляешь как, – отозвался Дэнни. – В помощники дали двоих, Альдоса Мартинеса и Эла Доуза. С тоски либо заснешь, либо повесишься. Если тебе этого недостаточно, то вот еще – позавчера после ночной смены я отправился к Марии. Не знаю, что уж там моей жене утром от меня понадобилось, но она позвонила в участок, а один дурак молодой, недавно появился у нас, сказал, что я закончил работу несколько часов назад. Я приезжаю домой, начинаю гнать о том, какой тяжелой была ночь, а жена поднимает скандал и буквально пинком под зад вышвыривает меня из собственного дома. Ты не поверишь, живу в мотеле. Что я сделаю с этим молодым уродом – лучше не спрашивай. Башку оторву. Все, ему лучше сразу уходить от нас. Клэнси, правда, говорит, что он ему тоже что-нибудь в этом духе устроит, но мне все равно. У него баба покруче будет. Мексиканка, Хуанита София Маргерита или что-то в этом духе. Короче – зверь в юбке. А-а, пошли они все!.. Короче, все плохо.

– Я бы что-нибудь придумал.

– Да знаю, – согласился Дэнни. – Ну и как там поживают твои ирландские друзья?

– Очень неплохо. Просили передать тебе привет.

– Спасибо. И им от меня передай наилучшие пожелания. А как там дела у Шона с его ирландской подружкой? Она такая же толстая, как и все они там?

– Неплохо. Только Кэти не толстая, она – исключение. Но раз ты так интересуешься, я тебе обязательно сообщу, если он с ней расстанется.

– Получил твои фотографии. Ты знаешь что, здания не фотографируй, почаще на женщин объектив наводи.

– Дэнни, ты неисправим.

– Возможно, ты и прав. Кстати, ты на свой день рождения не собираешься к нам приехать?

– Что-то ты сентиментальным стал.

– Да что ж тут сентиментального? Просто хочу с тобой повидаться, поболтать. Вот когда состарюсь и будет мне столько же лет, сколько тебе сейчас, тогда и стану сентиментальным.

– Если честно, Дэнни, то я и сам не знаю, что буду делать на свой день рождения. Может, и приеду…

– О, ты начал говорить как я. Хотя бы предполагаешь правильные вещи.

– Ну насчет предположений – не знаю, но в Нью-Йорке я буду раньше, чем ты думаешь. К примеру, завтра.

– Что?!

– Завтра Джулио женится. Не спрашивай ни о чем. В общем, я отправляюсь в Нью-Йорк на пару дней, но получится ли заехать к вам – не знаю.

– Слушай, Джо, позвони мне, и я примчусь в аэропорт.

– Хорошо, договорились.

В дверях дома показалась Анна, подошла к машине.

– Все, Дэнни, пока. Мне нужно собираться, а то я на самолет не успею. А ты пока спроси мою дражайшую половину, что я собираюсь делать на свой день рождения.

– А что, она уже научилась говорить по-английски без акцента?

– Сам проверишь. Передаю ей трубку.

– Бонжуурр, – промурлыкала Анна.

Джо услышал, как Дэнни хрюкнул.

Таксист вел свой широкий, красного цвета «салон» по вьющейся среди невысоких холмов дороге, обсаженной двумя рядами деревьями. На заднем сиденье автомобиля сидел его первый за день пассажир, он сел час назад, утром, в Шеннонском аэропорту. С тех пор таксист говорил не умолкая:

– Да, сэр. Именно такой хозяин нам тут и нужен. Вроде вашего Руди Джулиани. Вы только посмотрите, что у нас творится, кошмар. А он сразу все очистит. И будет у нас как в Нью-Йорке. Наши-то политики задницы от кресел не желают оторвать.

Он посмотрел в зеркало заднего вида на пассажира. Тот молчал. Водитель снова продолжил:

– Я, между прочим, работал в Гарлеме. Да, был там единственным белым таксистом. А сам я из Корка. В Корке мы всех мужчин называем парнями. Скажешь, например: «Привет, парень». Или: «Как дела, парень?» И – ничего, никто не обижается. А в Гарлеме меня мой напарник отучил так обращаться к мужчинам. Здоровенный такой негр, сразу мне сказал: «Смотри, у нас тут не Ирландия. Назовешь кого-нибудь парнем, а он сунет тебе под нос ствол и фамилии не спросит». Вот так-то. Тогда я и начал обращаться к мужчинам «сэр». Оно так спокойнее. Как дела, сэр? Куда поедем, сэр? И никто на меня не обижался. Теперь я снова работаю дома, тоже называю каждого пассажира-мужчину «сэр». Очень вежливо. Зато многие принимают меня за дурака.

Таксист впервые за всю поездку улыбнулся.

– Неудивительно, – протянул Дюк Роулинз.

Несколько минут прошли в молчании. Автомобиль свернул с главной дороги и остановился.

– Все, приехали, – сообщил таксист. – Фирма неплохая, есть очень приличные машины.

– Вот и замечательно, – отозвался Дюк Роулинз, расплатился и вышел.

Одноэтажное здание филиала «Брэндон моторс» – фирмы, предлагавшей автомобили в аренду, располагалось в центре извилистой улочки, которая тянулась через поле и дальше спускалась к небольшой группе приземистых строений.

На площадке перед зданием стояли ряды новых и подержанных машин, на их лобовых стеклах светились розовой и зеленой флуоресцентной краской ярлыки с ценами. На наклонной деревянной платформе, отделанной по краям полосами красной и золотой материи, возвышалась «машина недели». Возле нее стоял дилер. Он кивнул подошедшему к нему Дюку, затем кивком же показал в сторону машины. Дюк поморщился.

Он выбрал невзрачный автомобиль, помятый и недорогой «форд-фиеста» 1985 года. Он обошел его вокруг, осмотрел через окна салон, подошел к багажнику, наклонившись, несколько раз качнул его и, выпрямившись, спросил:

– Наличность берете?

– Берем, – ответил дилер.

Вытащив бумажник, Дюк отсчитал банкноты и расписался в квитанции. Усевшись в машину, снял с зеркала заднего вида прилипшую сосновую иголку, выбросил ее в окно и начал медленно выезжать с площадки. Минут через двадцать, остановившись у заправочной станции, залил полный бак, купил в магазинчике черный фломастер и карту. Отметив кружком место назначения, он пальцем проследил маршрут, запустил двигатель и направился в Лимерик. Остановился Дюк на окраине города, в мотеле «Тревелодж», принял душ и выспался.

Выехал он к вечеру, когда на улице уже темнело. Трасса до Типперери была перегружена. Не проехав по ней и пяти минут, он оказался зажатым спереди и сзади двумя громадными шестнадцатиколесными грузовиками. Дюк попробовал уйти вправо, но не смог – тянулся сплошной ряд машин. Он снова встал между грузовиками и почти сразу же увидел перед собой большой знак с надписью «г. Дум». Едва ли не в последний момент он резко повернул руль влево и выехал на узенькую, похожую на серпантин улочку. Огни фар выхватили еще один белый знак с черной надписью «р. Дун». Проехав по короткому каменному мосту, Дюк въехал в крошечный городок. Стояла кромешная темнота. С трудом заметив поворот, он въехал на главную улицу – два ряда чистеньких опрятных домиков, несколько магазинчиков и пабов. Светящиеся часы на панели управления показывали половину двенадцатого. Он продолжал медленно ехать до тех пор, пока не уперся фарами в железные ворота, загораживающие въезд на поле. Дюк опустил голову на руль, успокоился, отдышался, затем вышел из машины и пошел назад, на главную улицу. Ему хотелось пива. Сейчас он даже не подозревал о той возможности, которую подбросит ему судьба.

Длинная петлистая дорога, обсаженная двумя рядами сикомор, заканчивалась прямо у входа в дом. Джулио Лаккези ждал сына в отделанном мрамором холле. Невысокий, но хорошо сложенный, загорелый, холеный, с гладко зачесанными на пробор каштановыми волосами, сильно подбитыми сединой, – одет он был в темно-голубой укороченный пиджак, напоминающий скорее куртку, идеально выглаженные бежевые брюки и замшевые туфли без единой заметной складки.