Текст книги "Темный дом"

Автор книги: Алекс Баркли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)

Глава 15

Проснулась Анна внезапно. Она раскрыла глаза, попыталась перевернуться со спины на бок и не смогла этого сделать. Руки, ноги, все тело ее словно одеревенели, мышцы на лице свела судорога. Анна немного полежала, затем медленно, превозмогая навалившуюся тяжесть, приподняла руку и опустила на грудь. Тонкая короткая рубашка ее была вся мокрая от пота. Сердце бешено колотилось. Перед глазами замелькали обрывки картин прошлого, закружились странные неясные образы. Внезапно все остановилось и исчезло, сознание начала затягивать черная пелена. Анна почувствовала, как у нее холодеют пальцы ног и рук. Ее охватил панический страх. Она хорошо знала название этого состояния – паралич. Такое с ней уже случалось, именно во сне, глубокой ночью, в периоды острых переживаний. Она могла бы кое-как повернуть голову и посмотреть на часы, но всегда останавливала себя. Анне казалось, что стоит ей взглянуть на циферблат, и время для нее сразу остановится. Она могла бы разбудить Джо, но и этого не делала – боялась испугать. Кроме того, ночные страдания влекли за собой острые приступы паранойи, и Анне не хотелось бы, чтобы Джо знал о них. Обычно она просто некоторое время лежала на спине с открытыми глазами, уставившись в потолок, и ждала, пока дыхание не станет ровным. Затем медленно переворачивалась, приникала к спине Джо, клала руки ему на голову, тихо целовала его плечи и старалась побыстрее уснуть, забыть про страх. Сейчас, после всего, что произошло, Анна чувствовала, что не в силах справиться с собой. Убийство Кэти и разговор с Шоном оказались последними каплями. С момента исчезновения девушки Анна не находила себе места. Постоянные болезненные фантазии были для нее лучшим доказательством того, что для нее паранойя не вымысел, а реальность. Анна встала с дивана, прошла в спальню и села на краешек кровати. Джо не спал. Он лежал на спине, раскинув руки над головой.

– Я должна тебе кое-что рассказать, – заговорила она. – Не знаю, насколько это связано с тем, что сейчас происходит. Хотя, быть может, и связано.

– И что же ты мне хочешь сообщить? – Джо с интересом посмотрел на нее.

– Это касается моих отношений. С Джоном Миллером.

Джо поморщился.

– Когда я училась в колледже, у меня, кроме него, были еще любовники.

– Меня не интересует, сколько времени ты была с Миллером или с кем-либо другим.

– Дело не в том, с кем я была, а когда, – сказала Анна.

– Я тебя не понимаю.

– Я приезжала сюда на каникулы и была с ним.

Джо приподнялся.

– Когда мы с тобой были уже помолвлены? – спросил он, начиная догадываться, к чему клонит Анна.

– Да, – коротко ответила она. Глаза ее наполнились слезами. – Две недели. Все то время, пока я была здесь. Я не знаю, почему на это пошла.

– И сейчас не знаешь почему?

– И сейчас не знаю. – Анна кивнула. – Сама не могу понять. Он оказался здесь…

– А я был за тысячи миль отсюда, поэтому мне можно было наставить рога, – перебил ее Джо.

– Да нет, Джо, нет. Боже, зачем я все это говорю? Ведь все было так давно…

– Вот именно. Для чего ты рассказываешь мне о своих похождениях именно сейчас? – спросил Джо. Он прекрасно понимал, как сильно эмоциональные травмы разрушают душу человека, особенно в тяжелые минуты жизни. Но именно тогда самые мрачные тайны и всплывают.

– Не знаю. Я просто не знаю, что на меня нашло, – повторяла Анна.

– В такое объяснение я просто не верю. – Джо замотал головой. – Ну а в последнее время ты с ним не встречалась?

– Я видела его всего один раз. Он подловил меня поздним вечером, когда я возвращалась домой, прижал к церковной ограде и предложил переспать с ним.

– Что?! – Джо вскочил с кровати. Его затрясло от негодования и ярости.

– Да. Но я отказалась.

– А кто тебя знает? Это ты мне говоришь. Ему ты, возможно, сказала иначе.

– Джо, между мной и Миллером все давным-давно кончено. Ты можешь это понять? – Анна повысила голос.

– Вот замечательно. Приходит жена к мужу и говорит: привет, мол, я тут без тебя немного пошалила, трахнулась кое с кем пять лет назад, но ты не особенно расстраивайся. В общем, муженек, спокойной ночи, все нормально.

– А ты разве мне не изменял? – спросила Анна, едва сдерживая слезы.

– Нет, Анна, я тебе не изменял. Потому что для меня не важно, давно или недавно человек изменил, а сам факт измены и последующей лжи. А совершать такое накануне свадьбы, понимая, что никто ничего не узнает и на тебе все равно женятся, это вообще подлость. Так что ты поступила подло, ты меня обманула…

– Ты жалеешь, что женился на мне? – спросила Анна неожиданно ровным голосом.

– Не паясничай! Я не об этом говорю, и ты меня на словах не подлавливай. Все двадцать лет я был верен тебе, Анна. И поверь, не многие полицейские могли бы этим похвастаться. Ты бы поглядела, что у нас творится ночами. Проститутки с голыми сиськами, танцовщицы в нитяных купальниках, наркоманки. И все готовы на что угодно, лишь бы их отпустили. А сколько обычных женщин готовы отдаться только за то, чтобы соседи их увидели рядом с полицейским. Знала бы ты…

– Джо, прекрати! Я не могу тебя слушать! – закричала Анна, вскакивая с кровати. В глазах ее мелькнул страх. – Спасибо, я все поняла, ты не спал со шлюхами.

– К сожалению! – бросил ей в лицо Джо. – А надо было бы.

– Какой мерзавец, – прошептала она и, повернувшись, направилась к двери.

– Постой! – Джо попытался удержать ее, но Анна, не останавливаясь, оттолкнула его руки.

Инспектор О'Коннор и Фрэнк Диган стояли в центре комнаты в окружении тридцати сотрудников, выделенных для расследования убийства Кэти.

– Итак, ребята, слушайте внимательно, – говорил инспектор. – Что нам известно? Время смерти девушки примерно совпадает со временем ее исчезновения, но не исключено, что несколько дней убийца держал ее где-то поблизости. Труп сильно разложился, поэтому, сами понимаете, точное время гибели девушки определить невозможно, нужно брать в расчет все варианты. Вполне возможно, убита она была в другом месте, а сюда ее перенесли. Для чего – мы не знаем. Причиной смерти послужил удар тупым предметом по голове, предположительно камнем, но перед этим девушку душили. Сексуальное насилие исключать нельзя, хотя явных следов его нет. Во всяком случае, ниже пояса на трупе ничего не было. Ничего заслуживающего внимания в том месте, где был обнаружен труп, мы не нашли. В черепе обнаружены фрагменты инородного металлического тела, которые сейчас исследуются в лаборатории. Результаты получим дня через два-три. Что нам остается? Снова брать опросники и выяснять, не видел ли кто в деревне лиц, ведущих себя странно или подозрительно, не замечал ли в районе леса машин. В общем, нужны свидетели. К нашему делу подключат прессу. Особое внимание следует обратить на друга погибшей девушки, Шона Лаккези. Его отец, Джо Лаккези, которому, кстати сказать, принадлежит этот участок леса, работал в полиции Нью-Йорка, в отделе по расследованию тяжких преступлений. Мне известно, что вчера поздно вечером он приезжал на то место, где нашли тело. Возможно, он искал какие-то улики либо обнаружил что-то. Давайте будем предельно внимательны…

Динамики наполнили салон джипа слащавым голосом Гейнсбурга. Джо, поморщившись, резко нажал на кнопку, выключая стереоприемник, и в полной тишине рванул автомобиль с места, еще не зная, куда поедет. Он не мог справиться с гневом, который душил его, вызывая панику и страх. Весь ужас ситуации заключался в том, что она грозила остаться такой же, как и сейчас. Джо встал перед лицом неопровержимого факта – Анна изменяла ему. Невыносимая мысль распаляла фантазию, а та наполняла его мозг отвратительными картинами и образами. Он вспомнил себя двадцать лет назад. Как он был уверен в себе, когда вокруг него рушились браки, как радовался он, возвращаясь домой, к верной и любимой жене. Теперь его тогдашнее самодовольство казалось ему смешным. И его брак оказался ничем не лучше других, тех, что распались на его глазах. Во всяком случае, закончился он тем же самым – предательством, горечью разочарования, злобой, ранами в душе. Джо крепко вцепился в руль, набирая скорость. Он проехал еще немного и вдруг понял, что ему нужно остановиться и все хорошенько обдумать. Затормозив и прижав машину к обочине, Джо огляделся и обнаружил, что находится совсем недалеко от дома Миллеров. Он опустил спинку сиденья, удобно откинулся в кресле, положив голову на подголовник, и закрыл глаза. Внезапно в тишине послышался чей-то хриплый кашель. Джо быстро открыл глаза, повернулся и увидел Джона Миллера. Тот стоял у металлической изгороди и вытаскивал из пачки сигарету. Джо попытался представить, как он выглядел восемнадцать лет назад, когда Анна, уже помолвленная с ним, приехала сюда на две недели. Несмотря на свой возраст, двадцать один год, Анна уже хорошо знала, чего хочет от жизни. Может быть, именно потому она так быстро согласилась выйти замуж за него. Джо вспомнил, как он довез ее до аэропорта и посадил в самолет, летевший в Ирландию, а когда он взлетел, заплакал и, чтобы никто не видел его слез, спустился в зал возле камеры хранения. Теперь Джо понимал, почему он тогда заплакал. Он чувствовал, он предвидел обман. Тогда Джон Миллер был высоким, широкоплечим, отлично сложенным парнем, большим любителем спорта, особенно регби. Теперь от того Джона ничего не осталось. У изгороди дома стоял жалкий пьянчужка в серых мешковатых штанах, потрепанной рубашке и поношенных дешевеньких ботинках. И от этого зрелища на сердце Джо становилось еще более горько.

Но Кэти не вырвалась бы даже от такого недоноска. Он бы ее придавил одним своим весом. Еще каких-то пять лет, и он превратится в развалину. Нет, с сильной женщиной, такой, как Анна, ему не справиться. Поэтому он нашел послабее, молоденькую девушку, напоминавшую ему Анну, которую он впервые встретил здесь. Возможно, он поджидал Кэти, напросился проводить ее, а она согласилась. Из жалости или сочувствия. В любом случае у нее не было оснований не доверять ему.

Миллер докурил сигарету, бросил на землю окурок, затоптал его и пошел к дому. Джо проводил его долгим взглядом, потом завел двигатель и поехал обратно, в Шор-Рок.

Услышав звук клаксона, Анна выскочила из дома и побежала по тропинке. Рэй вышел из кабины и направился к задней двери своего фургона.

– Привет, Рэй, – сказала Анна. – Спасибо, что так быстро приехал.

– Да не за что, – ответил он. – В общем, все три панели я привез. Если хочешь, могу их сейчас же и установить вместо проржавевших.

– Рэй, ты чудо. – Анна улыбнулась. – Буду тебе очень благодарна. А ты один их внесешь наверх?

– Конечно, внесу, они не такие тяжелые, как кажутся. Кстати, я привез и пару канистр с керосином. Сэм просил. На всякий случай, если вдруг понадобится что-то подчистить.

– Отлично! – воскликнула Анна.

Рэй внимательно посмотрел на нее, затем опустил голову.

– Ты, случаем, не приболела? Выглядишь неважно.

– Нет, ничего страшного. Я в порядке. Просто плохо спала. Сам знаешь… – Она замялась.

– Знаю. – Рэй кивнул. – Кошмар. До сих пор не могу поверить. – Он похлопал по кузову машины. – Ну ладно. Работать-то все равно нужно. Слава Богу, много времени эта возня не займет. А ты можешь идти. Увидимся вечером, перед гражданской панихидой по Кэти, и я тебе расскажу, как тут все идет.

– Странно. Когда умирает ребенок, все хотят с ним проститься, – задумчиво произнесла Анна. – Идут на панихиду, потом на отпевание, на поминки. Приходят утром выразить сочувствие. Наверное, так и следует делать.

В ворота въехал Джо. Он остановил джип не возле входа в дом, а чуть в стороне, вышел из кабины и, не останавливаясь, на ходу коротко кивнув Рэю, направился в дом. Так же торопливо он поднялся наверх, подошел к столику, на котором стоял телефон и лежал телефонный справочник Дублина, и принялся искать в нем номер Тринити-Колледжа.

– Алло, это факультет зоологии? – спросил он, набрав номер.

– Да, – ответил ему мужской голос.

– Добрый день. Мне хотелось бы поговорить с кем-либо из ваших энтомологов.

– Сейчас здесь только Нил Колумб, но в данный момент он на занятиях.

– А вы не могли бы оставить ему записку с моим телефоном и просьбой позвонить мне?

Закончив разговор, он посмотрел на часы и, прежде чем отправиться в ванную переодеться, заглянул в комнату Шона поздороваться. Когда он, уже одетый, в ванной протирал ботинок чистым белым полотенцем, поставив ногу на крышку унитаза, вошла Анна.

– Боже мой. Что ты делаешь?! – Она всплеснула руками. – Ты посмотри, ведь под ванной полно тряпок.

Джо посмотрел на нее и увидел в ее глазах слезы.

– Не знаю, как он все это выдержит.

– С нашей помощью, – тихим, но твердым голосом ответил Джо.

– Какой ужас, – прошептала Анна.

– Не шуми.

У ворот, ведущих в ритуальный зал, стояли Фрэнк и О'Коннор. На детективе были те же очки, которые Фрэнк в первый раз увидел на нем в тот день, когда обнаружили труп Кэти. Сейчас он заметил, что глаза О'Коннора не слезятся.

– Я смотрю, вы совсем забросили контактные линзы? – спросил Фрэнк.

– Да ну их, – махнул рукой О'Коннор. – Фрэнк, вы, конечно, знаете, что из ста процентов преступлений, совершаемых подростками, в девяноста присутствует алкоголь. По-моему, это уже ни в какие рамки не лезет. И получается парадокс: с одной стороны, подросткам нечего делать и они пьют, а с другой – взрослые видят это, негодуют и ничего не делают. На радиостанции звонят тысячи и возмущаются тем, что подростки вечерами шатаются по улицам пьяные, но никто из них не обращает никакого внимания на собственных детей. Больше того: никому и в голову не приходят, что их дети – часть проблемы. Невероятно, но это так. Вчера Пол Вудс привел в участок одну девчонку, которая не то что на ногах не стояла – из машины еле вылезла. Он позвонил ее матери, все рассказал, но та не поверила, пока не приехала к нам и не увидела все своими глазами. Представляешь? Сопливая девчонка пятнадцати лет от роду, сиськи – наружу, мини-юбка еле задницу прикрывает, валяется на лавке в полицейском участке, а рядом кудахчет ее мамаша, жалеет бедняжку. А с наркотиками дело еще хуже. Все наркоторговцы организованы в шайки, прикрываются законом. К ним в машину черта с два залезешь – сразу закричат про нарушение прав. Ужас. А сами вкачивают в город тонны наркотиков.

– М-да. – Фрэнк вздохнул.

– Вот давай возьмем прошлый месяц, – продолжал О'Коннор. – Вычислили мы одну шайку, две недели ее пасли. Продавали наркотики в диско-клубе для подростков. Ждали, когда клуб заполнится, затем приезжали туда на машинах, подростки к ним подходили, брали товар – и все. Но как только наши люди попытались к ним приблизиться, машины сразу же исчезли. И на следующий день все повторялось. Мы знаем наркоторговцев, знаем, на каких машинах они разъезжают, а сделать ничего не можем. Родители в бешенстве, газеты криком кричат, нас ругают все, кому не лень.

– Напрасно они, конечно. Мы делаем все, что можем, – вставил Фрэнк.

– Слава Богу, у нас здесь в этом отношении поспокойнее. Пока ограничиваемся одними предупреждениями. – Он замолчал, увидев подходившего к ним Ричи. – Что-то ты еле идешь. Рассказывают, ты вчера здорово набрался. – Он усмехнулся.

Ричи все понял. Оран любил приврать о том, как они с Ричи, по его выражению, «мощно принимают на грудь» вечерами.

– Я в полном порядке, – пробубнил он.

– Ну вот и молодец. – О'Коннор перевел взгляд на Фрэнка.

Джо увидел, как Шон входил в ритуальный зал через боковую дверь. Он был на полголовы выше остальных учеников и в своем новом черном костюме казался среди них настоящим мужчиной. Они входили молча, ошеломленные происходящим, едва сдерживая слезы.

Джо посмотрел в сторону полицейских, стоящих у ворот.

«Интересно, какие между ними могут быть отношения?» – внезапно подумал он. Полицейские у ворот с безучастным видом наблюдали за входящими. Фрэнк и О'Коннор тихо переговаривались о чем-то, кивая знакомым. Рядом с ними переминался с ноги на ногу Ричи, чувствовавший себя явно не в своей тарелке. Фрэнк и О'Коннор чуть отвернулись от него, всем своим видом показывая, что Ричи в их беседу лучше не вступать. Фрэнк выглядел уверенным, он, по-видимому, устал от Ричи и, очевидно, хотел разнообразия в общении со своими коллегами. Он внимательно слушал О'Коннора – почтительно, но не лакейски наклонив голову. Джо отметил, что за входящими фактически никто не наблюдал, разве что О'Коннор иногда бросал на них вопросительные взгляды.

– О чем ты думаешь? – спросила Анна, взяв Джо под руку.

Он легонько отстранил ее.

– Может, пригласим кого-нибудь из ребят к нам? Пусть посмотрят маяк, отвлекутся, – предложила Анна.

Джо посмотрел на нее так неодобрительно, что она безо всяких объяснений поняла – он этого не хочет. Весь день с утра Джо не только не смотрел на нее, но и не обращал на нее никакого внимания. Все, что говорила Анна, пролетало мимо его ушей. Даже сюда он пришел только ради Шона. А уж если говорить честно, то скорее чтобы не ставить Анну в неудобное положение перед соседями. И еще назло Джону Миллеру. Перед его глазами снова возникли смутные образы его Анны и Миллера. Джо было не важно, что все это случилось между ними почти двадцать лет назад. Он любил Анну, поэтому, независимо от срока давности, нанесенная ею рана так кровоточила сейчас. Джо инстинктивно поежился. Он чувствовал, что Анна смотрит на него, но не обернулся к ней. Внезапно у него начала побаливать голова и затекать челюсти. Спустя минуту боль уже неистово пульсировала в висках, нижняя часть лица затекла, а шея одеревенела. Джо не шелохнулся, продолжая смотреть перед собой невидящим взглядом.

* * *

Марта Лоусон сидела возле гроба дочери – своего единственного ребенка.

Ритуальный зал был полон, на гражданскую панихиду по Кэти пришли почти все жители Маунткеннона. Пение церковного хора то стихало, удаляясь, то нарастало, обрушиваясь сверху и обволакивая зал. Женщины постарше, склонив головы в тихой молитве, перебирали пальцами четки. Смущенные ученики, разбившись на группы, в одинаковых серых костюмах и платьях, еле слышно произносили известные им строки псалма. В их глазах Марта видела беззаветную веру вперемешку с сомнением. Ученики бросали робкие взгляды на гроб с телом Кэти, стоявший в центре зала. Уже положенная на него крышка говорила о полном окончании жизненного пути. Среди присутствующих учеников были такие, которым уже доводилось провожать в последний путь своих престарелых родственников, видеть, как люди подходят к открытому гробу прощаться с умершим, дотрагиваются до холодных мраморных рук, целуют лоб. Но им еще никогда не приходилось сталкиваться с тем, чтобы прощались с шестнадцатилетней девушкой.

Марта Лоусон оперлась на руку сидящей рядом сестры Джин. Горе лишило ее сил. Лицо ее осунулось и постарело, глаза сделались пустыми. Под ними лежали большие черные круги. Всю жизнь она была ревностной католичкой, верила и молилась она всегда истово, потому что надеялась и любила Бога и человеческую доброту. И никто не способен был отнять у нее эту веру. Марта не сомневалась в справедливости промысла Божьего, но и недоумевала. Ей казалось непонятным, почему именно она за прошедшие восемь лет вот уже второй раз сидит здесь и принимает соболезнования. Сначала рак отнял у нее мужа, и вот теперь дочь ее стала жертвой убийцы. Марта смотрела на гроб и не верила, что в нем лежит истерзанное тело ее девочки. Когда молитва закончилась, все потянулись к выходу. На улице уже стоял катафалк, на котором гроб с Кэти должны были перевезти в церковь.

Отец Флинн, старенький приходский священник, пустым невыразительным голосом отчитал знакомые молитвы. За все время службы в Маунткенноне он так и не научился видеть, что за каждым ритуалом отпевания стоит людское горе и печаль. Проповедь его была пуста и бессодержательна. Слушали ее невнимательно, ерзая и перешептываясь. Марта не слушала ее вовсе, думая о завтрашнем дне. Ее двоюродный брат Майкл, священник при папском престоле в Риме, обещал приехать и отслужить заупокойную службу по Кэти. Он сумеет найти нужные слова.

У входа в маяк горели высокие факелы, отбрасывая на лужайку перед ним почти мистический отсвет. Брендан, фотограф, нанятый журналом «Вог», суетился возле них с рулеткой, измеряя длину теней электронным фотоэкспонометром. Шон бросил на него недовольный взгляд и зашагал к дому. Джо посмотрел на Анну.

– А что я могу поделать? – Она развела руками. – Дату съемок обговорили еще полтора месяца назад.

– Знаю, – коротко бросил Джо.

– Придется весь вечер проторчать здесь. Если понадоблюсь, позовите меня, – сказала Анна.

Следующее утро выдалось морозным. Над деревушкой висела густая завеса тяжелых мрачных облаков, с моря дул пронизывающий холодный ветер. Жители, собравшиеся у входа небольшой каменной церкви на краю деревни послушать проповедь отца Майкла, зябко поеживались. Двери церкви раскрылись, все заторопились войти, начали рассаживаться. Раздался звон колокола, все встали. Появились и направились к алтарю сначала два мальчика-прислужника, а за ними и сам отец Майкл. Он подошел к микрофону, легонько постучал по нему пальцем, проверяя звук.

– Садитесь, – произнес он мягким, чуть дрожащим голосом и начал проповедь: – Когда Кэти было три года, я научил ее двум словам из сборника «Ридерз дайджест». Эти слова были «сочувствие» и «ободрение». На следующий день я спросил ее: «Как ты говоришь, когда понимаешь, что творится в душе другого человека?» Кэти нахмурилась и опустила головку. Я не стал ей подсказывать, просто решил подождать, пока девочка сама вспомнит. Вдруг она рассмеялась, хлопнула мне по руке своей маленькой ладошкой и сказала: «Ободри меня, Майкл». Давайте сегодня, перед лицом этой страшной трагедии, не только выразим сочувствие матери и друзьям Кэти Лоусон, но и ободрим их. Сколько есть в нас сил, поддержим друг друга в вере и в памяти о Кэти. Она сама просила меня об этом. Я знаю, что песни, которые ее друзья, и особенно Шон, выбрали для нашей проповеди, полны надежды и ободрения. – Он повернулся и кивнул небольшой группе учеников, стоявших на балконе, и те запели. Теперь вместо Кэти в хоре пела другая девушка. В ее тихом и нежном голосе явственно слышались слезы. Это было ее первое выступление, и давалось оно ей с большим трудом.

Отец Майкл продолжил:

– Мы собрались здесь не только ради того, чтобы выразить сочувствие матери Кэти, Марте Лоусон, и ее друзьям, поддержать их в вере и надежде. Мы пришли сюда все вместе также и потому, что нам непонятно, как эта трагедия могла случиться. Почему эта веселая шестнадцатилетняя девушка, давшая многое и своей семье, и своим друзьям, ушла от нас так рано и так неожиданно? Сколько ненависти нужно иметь в своем сердце, чтобы так гнусно и подло отнять у нас Кэти Лоусон! И кто этот злодей, который обагрил свои руки невинной кровью?

Отец Майкл замолчал на несколько минут. В церкви стояла полная тишина. Был лишь слышен шорох листов блокнота, на котором местный журналист торопливо записывал проповедь.

– Этого мы с вами, возможно, не узнаем, – снова заговорил священник. При этих словах все повернулись в сторону Фрэнка Дигана и Ричи Бейтса. – Зато нам следует хорошо знать другое – змея ненависти не должна вползти в наши сердца. Ненависть заставляет страдать маловеров, она делает их несчастными, она их губит. Наши же сердца давайте наполним добротой и любовью друг к другу и памятью к Кэти.

Джо был выше всех остальных пяти человек, несших вместе с ним легкий гроб с телом Кэти. Ему пришлось идти чуть сутулясь и не разгибая колен. Позади них шла Марта, за ней – все остальные. Процессия медленно достигла кладбища и остановилась возле свежевырытой могилы. Гроб опустили рядом.

Одним из тех, кто оказался к могиле ближе других, был Шон. До последнего момента ему не верилось в жуткую реальность происходящего, он просто не мог представить, что все это связано с Кэти. Он посмотрел на гроб и внезапно осознал, что это она сейчас лежит там, в деревянном ящике, что он может дотронуться до нее, но она не встанет, потому что она мертва. Она лежит в гробу, в атласных пеленах. Как она сейчас выглядит? Большая, такая же, какой он ее знал, или совсем крошечная, почти незаметная в складках материи? Но какой бы она ни была, теперь ее нет и уже никогда не будет. Она уходит, и уходит безвозвратно. Шон тихо заплакал.

Все, кто сдерживался во время службы, тоже дали волю слезам. Гроб начали опускать в землю. Послышались рыдания, и чем глубже гроб уходил вниз, тем громче они становились. На секунду над могилой мелькнула дрожащая юношеская рука и бросила в нее нежную белую розу.

После похорон все отправились в дом Марты Лоусон, где ее соседки с утра готовили еду для поминок. Анна вошла позади остальных и сразу увидела Джона Миллера. Он прошел мимо очереди в ванную и, скользнув в заднюю дверь, вышел из дома в сад. Анну передернуло, до того отвратительной показалась ему вся его фигура, сутулая, в поношенной одежде. «Слава Богу, что у него хватило ума убраться отсюда», – мелькнула у нее мысль. Чтобы не толкаться в прихожей, Анна вышла на улицу, и вдруг перед ней снова возник Миллер. Она не удивилась, в глубине души ей хотелось, чтобы он подошел к ней.

– Джон, что с тобой происходит? Ты понимаешь, что ты калечишь себе жизнь? – спросила Анна. В голосе ее звучал скорее вызов, чем интерес.

– И чем же я ее искалечил? – Он гадливо усмехнулся. – Тем, что сходил пописать в садик?

– «Молнию» на брюках застегни. Еще немного, Джон, и ты вконец опустишься. Одумайся, пока не поздно! – выпалила Анна.

Джон Миллер хотел что-то возразить, но она уже отвернулась от него, торопливо уходя прочь. Он только махнул рукой и, слегка пошатываясь, пошел по тропинке назад, в дом.

Ричи и Фрэнк, прижавшись плечами друг к другу, сидели за маленьким столиком на кухне и пили чай с бутербродами.

– Извините, что отрываю вас, – сказал Джо, входя к ним. – Но мне хотелось бы…

– Слушай, давай поговорим потом, – оборвал его Фрэнк, откусывая бутерброд.

Джо оторопело посмотрел на него.

– Почему, Фрэнк? Пусть расскажет что-нибудь, позабавит нас, – язвительно произнес Ричи. – Давно я над ним не смеялся.

Джо почувствовал себя жалким. Он стоял перед ними с картой в руках, не зная, что сказать.

– Гляди-ка… – Ричи кивнул в его сторону. – Он опять карту притащил.

Джо взял себя в руки и начал объяснять свою версию. Когда он закончил, упомянув, что, кроме Мэй Миллер, крика никто не слышал, Ричи спросил его:

– А откуда тебе известно, что, кроме нее, его никто не слышал?

– Потому что я их расспрашивал, – ответил Джо. Он хорошо представлял, что за этим последует, и не ошибся.

– Не лезь не в свое дело! – рявкнул Ричи. – А что, если Кэти не заходила на кладбище и не возвращалась потом на дорогу, чтобы направиться домой своим обычным путем, мимо дома Мэй Миллер? Как она оказалась мертвой на твоем участке земли?

Фрэнк вздрогнул и удивленно посмотрел на Ричи.

– Ты отлично знаешь, сукин сын, что лес – это не моя собственность, это ваша собственность, – отрезал Джо. – И это тебя, тупого болвана, нужно спросить, как Кэти туда попала. Ты ведешь расследование, а не я.

Лицо Ричи налилось кровью.

Фрэнк поднялся.

– Ричи, не кипятись, – сказал он спокойным голосом. – Мы знаем, что Кэти возвращалась домой мимо дома Грантов, а Мэй Миллер утверждает, что слышала крик.

Джо покачал головой и молча вышел. Фрэнк повернулся к Ричи.

– Послушай, ты можешь не орать и не нервничать, когда с тобой разговаривают?

– Ну а как же я должен еще с ним разговаривать? – пробормотал Ричи.

– Тихо и хладнокровно. Так, как ты, не работают. Мне в будущем году на пенсию, работать осталось несколько месяцев, а ты мне все портишь. Я не хочу, чтобы вся деревня переругалась.

– Ну и уходи на пенсию, чего ты волнуешься? Я-то не ухожу, буду работать здесь. И ты тоже должен понять, что для меня главное – это моя карьера, и гробить ее из-за чужака Лаккези я не собираюсь. Ты что хочешь мне говори, а для меня они оба – и папаша, и сынок – суки приезжие.

– Ричи, попридержи язык, ты все-таки на поминках сидишь, а не в баре. Запомни это и помолчи. – Фрэнк сел и, взяв в руки чашку, сделал несколько глотков чаю. – Чужаки они или нет, но работать мы с тобой обязаны как положено. Понятно? И вот еще что запомни – я лучше оставлю после себя висяк с убийством, чем обвиню кого-либо несправедливо и потом буду остаток жизни мучиться совестью. И не забывай, что расследование формально ведет управление полиции в Уотерфорде. То есть карьера твоя зависит не от меня, а от тебя и от того впечатления, которое ты произведешь на О'Коннора.

– Как это?

– А вот так. Результаты твоей работы скажут о том, как ты взаимодействуешь с людьми, главным образом с жителями деревни. Слушать нужно, а не бычиться; запоминать, а не орать. Иначе с тобой никто разговаривать не будет. Что в мое время, что сейчас полицию не очень-то уважают. Когда я еще был курсантом, учился в полицейской школе в Темплмуре, один из преподавателей, бывший детектив, любил нам повторять: «Если вы прошли по улице и навешали предупреждения о штрафе на все припаркованные машины, вас все станут ненавидеть. Но если вы идете по улице и ни на одну машину не навесили предупреждение о штрафе, то и в этом случае вас тоже станут ненавидеть».

– Значит, мы с тобой гниды. Все, на этом и закончим.

– Нет, закончим мы на том, что от тебя лично зависит, будут ли нас уважать или ненавидеть.

– Да мне наплевать, что обо мне подумают.

– А вот мне – нет. Потому я сначала думаю, а потом уже говорю. И тебе советую делать то же самое.

Дверь в комнату Шона была открыта. Анна подошла к ней и остановилась. Шон, одетый в широкие джинсы и футболку, спал, свесив ноги с кровати и раскинув руки по подушке. Точно так же, как и в детстве. «Да он и сейчас еще ребенок», – подумала Анна, и по щекам ее потекли слезы. Шон открыл глаза, увидел стоящую в дверях мать и, чуть вздрогнув, медленно повернулся на бок. Анна хорошо понимала его ощущения. Так всегда бывает во время пробуждения, перехода из одного мира в другой – из мира сладких грез в мир мрачной реальности. Шон закрыл лицо ладонями, немного полежал так, затем поднялся и сел на кровати, упершись в спинку и поджав ноги. Положив руки на колени, он опустил на них голову. Сердце Анны заныло. Молча она подошла к нему, обняла, прижала к себе, начала покачивать его. И вдруг Шон разрыдался, тоже совсем как ребенок. Она сидела и молчала, тихо покачивая его, а он плакал – горько, навзрыд. Что Анна могла сказать ему сейчас? Чем утешить? Тем, что та, которую он любил, молодая цветущая девушка, находится сейчас на небесах, среди ангелов, где нет ни радости, ни печали и откуда нет возврата?