Текст книги "Темный дом"

Автор книги: Алекс Баркли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)

– Видите ли, такие вещи случаются, поэтому мы всегда стараемся узнать причины, чтобы предотвратить подобные трагедии в будущем, – задумчиво произнес он, старательно нащупывая нужную нить. – Но я вас перебил. Продолжайте. Вы сказали «правда». Что вы имели в виду?

– Накануне того дня произошло одно странное событие. К мужу приходила молодая женщина. Я ее никогда не видела раньше. Лет сорока, в хорошем костюме, явно сшитом на заказ. Увидев меня, она как-то странно на меня посмотрела… – Миссис Парнум запнулась. – С какой-то, знаете, острой жалостью.

– Жалостью? – переспросил Никотеро.

– Именно. Другого слова я и подобрать не могу. Я еще подумала – с чего бы совершенно незнакомой женщине меня жалеть? Все у меня складывалась прекрасно. И тут, представляете, является она, и взгляд у нее такой, словно она всю мою душу насквозь видит.

Виктор кивнул.

– Но самое смешное случилось потом. Это оказалась Марси Винбаум, я ее мельком пару раз видела несколько лет назад, когда она работала с Огденом. Я ее просто не узнала. Очень сильно изменилась. Да и лет-то прошло немало. Короче, она говорила с мужем с глазу на глаз. Мне, конечно, стало любопытно, я приложила ухо к замочной скважине, но немного услышала. Хотя она говорила не просто громко, она кричала на Огдена. Вот еще одна странность. Некоторые обрывки фраз я разобрала – «похоронить», «жить ради себя». Общий смысл разговора я уловила – Марси вроде бы нашла какого-то человека, который готов дать показания о чем-то в суде, и что у Огдена есть только два варианта. Я бы послушала и дальше, но в этот момент на кухне зазвенел таймер, я готовила пирог, и мне пришлось уйти.

– Вы не спрашивали своего мужа потом, о чем он беседовал с Марси Винбаум?

– Нет. – Она поморщилась. – Я никогда не совалась в его дела. К тому же, как видите, на следующий день, к вечеру, он нашел третий вариант – пустить себе пулю в лоб.

– Простите, а можно вас спросить? В свое время ваш муж расследовал дело так называемого Лесника. Серию загадочных убийств, оставшихся нераскрытыми. Вам не кажется, что причина кроется как раз здесь?

– Бедные девушки. Мне их так жалко. – Миссис Огден прослезилась, достала платок. – Нет. Едва ли. Это было так давно. Но тогда весь наш городок гудел как улей. – Она покачала головой. – В случае самоубийства полицейского ваша организация занимается поиском оправданий его ошибок? – Она нахмурилась.

– Нет, что вы! – спохватился Виктор, вспомнив выбранную им роль. – Я спросил только из чистого любопытства. Стало быть, я ничем не могу помочь вам? Вы не желаете увековечить память покойного супруга?

– Послушайте, вы хотите знать, кем он на самом деле был? – неожиданно спросила миссис Парнум и, не дожидаясь ответа, продолжила: – А я вам скажу. Бабник, каких мало. Бывало, как увидит задницу поаппетитнее, так у него аж слюна течет. Приходит иной раз домой, а глаза как лампочки. Аж сияли. И вся спина ногтями в кровь изодрана. А вот на меня смотрел как на пишущую машинку. А ведь у меня есть на что посмотреть. – Она выгнулась, демонстрируя пышную грудь, провела ладонью по крутому бедру. – Как? Ничего? – Она снова откинулась на спинку сиденья, немного помолчала. – Не знаю, почему он на меня не реагировал как на женщину. Хотя старалась я на всю катушку. Да-да, мистер Финч, замуж я выходила не наивной невинной девочкой. Умела кой-чего. – Она вскинула голову, посмотрела на Виктора. – Чем я ему не угодила, – прошептала она и вдруг всхлипнула, – ума не приложу.

Кэнни нервно покусывал почерневшие ногти.

– Да, милок, грозит тебе не месяц по приговору окружного суда, – говорил О'Коннор, тыча в него пальцем, – а гораздо больше. А ты как думал? Считаешь, тебя вечно будут по головке гладить, как мамочка в детстве? Нееет, хватит. Ты судью Делани знаешь? – Инспектор увидел, как рука Кэнни вдруг повисла в воздухе, и улыбнулся. – Вот-вот. Он из тебя душу вытрясет, он любого присяжного заткнет за пояс аргументами. С ним спорить – что пи́сать против ветра. Ну, ты о нем, я вижу, наслышан.

Кэнни опустил руку, заерзал на стуле.

– Но я повторяю, что мне нет никакого удовольствия отправлять тебя за решетку. Поэтому давай договоримся так – ты сдаешь мне своих поставщиков, и иди гуляй к чертовой бабушке.

Тот продолжал молчать.

– Послушай, приятель, я разговариваю с тобой в последний раз. Мне эти дискуссии надоели. Так что либо ты соглашаешься, либо готовься получить от пяти до семи лет. Все, больше мне сказать тебе нечего. А теперь кумекай.

Кэнни снова заерзал на стуле.

– Кстати, ты и своим поставщикам тоже не особо нужен. Ты пойдешь на отсидку, а они найдут другого, да, возможно, еще и поумнее, который не вляпается так по-глупому. А то еще и до тебя доберутся, чтобы ты где не ляпнул что-нибудь. Или ты полагаешь, они будут сидеть, плакать и ждать, пока ты выйдешь? Не смеши меня.

Кэнни застыл, глядя куда-то мимо инспектора.

– А я тебе обещаю – как только ты мне все расскажешь, сразу уйдешь отсюда, и никто ни о чем не узнает. Ну как, договорились?

– Ага, сейчас, – скривился Кэнни. – Разбежался.

– Не тебе кочевряжиться, Кэнни. Ты подумай, в какой заднице ты сидишь. И еще будешь сидеть. Пять лет. Или семь. А я тебе предлагаю через полчаса пойти домой. И ты отказываешься. Ладно, значит, не договорились. Готовься мотать срок.

– Чего ты мне мозги паришь? Посадил сюда и еще что-то гонишь – «выпущу, выпущу». Хорош лапшу на уши вешать.

– Дурень, у тебя есть всего несколько минут. Сейчас мы с тобой разговариваем в камере. А потом перейдем в комнату для допросов, и там уже я буду все твои слова записывать на магнитофон. И вот тогда посмотрим…

Кэнни опустил голову, потер руки.

– Ну хорошо, хорошо.

– Что «хорошо»? Говори, кто тебя снабжает порошком?

– Послушай, инспектор, ничего я тебе не скажу.

– Ну, как знаешь, – развел руками О'Коннор, поднимаясь со стула. – Я сделал все, что мог. Поднимайся, пошли в комнату для допросов. – Он направился к дверям, обернулся, махнул рукой. – Вставай, иди за мной. Поторопись, тебя ждет твой семерик. На крайний случай пять лет. Разница небольшая. Сам потом поймешь, что ты наделал. – Инспектор покрутил пальцем у виска.

Кэнни потер лицо ладонями.

– А если я расскажу тебе кое-что об убийстве? Той девушки, из Маунткеннона.

– Ну и скотина же ты, Кэнни. – О'Коннор брезгливо посмотрел на него и отвернулся.

– Ты погоди, не кипятись. Я серьезно говорю.

– Иди за мной, – ледяным голосом произнес инспектор.

– Ну не хочешь знать – как хочешь. Только я был одним из последних, кто видел ее живой.

Никотеро разменял в кафе двадцатидолларовую банкноту, сразу же вышел, направился к телефону-автомату и набрал телефон Джо.

– Ник, я не могу говорить с тобой сейчас, – сказал Джо.

– Отлично, тогда просто молчи и слушай. И еще запоминай. Звоню я тебе из Северного Техаса. Да, Джо, хоть ты и отменил мою поездку, я все-таки сюда добрался. Внутренний голос позвал меня, сказал: «Езжай, старина Ник, ты должен быть там». И я поехал. Только что я разговаривал с вдовой шерифа, миссис Парнум. Ну и дамочка, скажу я тебе. Ненавидит своего мужа лютой ненавистью. Полагает, что он частенько погуливал от нее. То с одной свяжется, то с другой…

– Она ничего не говорила тебе о возможных причинах самоубийства?

– Если серьезно, то она, конечно, сильно переживает. А что касается причин, то версии она выдвигает обычные. Но, мне кажется, я начинаю здесь кое-что понимать. Советую тебе переговорить с Марси Винбаум – бывшей коллегой Огдена Парнума. Она была последней, с кем он разговаривал до того, как поиграть с самим собой в «русскую рулетку», в ее беспроигрышный вариант, с полной обоймой. Дама она ученая, колледж когда-то посещала и все такое. Но самое занятное, что она возобновила расследование по делу Лесника – утверждает, что у нее появился новый свидетель, готовый выступить с какими-то ошеломляющими показаниями. Что это за показания, Дороти Парнум не знает, но у нее есть серьезные подозрения, что Огден пустил себе пулю в лоб именно из-за них. Марси Винбаум, судя по всему, карты раньше времени открывать не хочет. Оно и понятно, особенно если предположить, что ей известно настоящее имя Лесника.

Анна смотрела, как Дюк Роулинз поднялся и начал обшаривать коттедж в поисках мешка, который в конце концов обнаружил на кухне, в дальнем углу – отсыревшим, провонявшим плесенью. Когда он натянул его ей на голову, в нос ей ударил удушающий запах кошачьей шерсти и кислого молока. Дюк подхватил Анну, вытащил из кузова пикапа, положил на землю. Истощенная морально и физически, она беспомощно лежала, свернувшись калачиком, почти безразличная и к холоду, и к происходящему вокруг.

– Давай просыпайся. – Дюк подошел к ней и подергал за руку. В ту же секунду она услышала чьи-то тяжелые шаги. – А, Шеба, это ты, – зашипел он. – Подойди ко мне, моя толстушечка…

Шиван Фаллон повернула к Дюку искаженное болью лицо.

– Пожалуйста, не называй меня так. Я – Шиван. Неужели так трудно запомнить и выговорить?

– Попробую. Шшшшшши-ваааааааан, – с ледяной улыбкой протянул Дюк, завязывая ноги Анны на лодыжках.

– Слушай, а зачем ты… В смысле для чего я это сделала? – спросила она.

Дюк схватил ее за руку, крепко сдавил запястье.

– Ты сделала все великолепно. Потрясающе. Считай, что ты выполнила лучший в своей жизни заказ, принесла на тарелке все самое вкусное, да еще полила ароматным нежным соусом. Знала бы ты, какая будет плата…

Девушка нервно улыбнулась. Дюк больно держал ее запястье, нащупывая большим пальцем пульс. Он приблизился к ней и едва слышно сказал:

– Девочка моя, сними-ка этот старенький свитерок, он великоват тебе.

– Зачем? – спросила она внезапно дрогнувшим голосом.

– Затем, что у меня есть вот это, – отчетливо произнес Дюк, неторопливо, ленивым движением достал из кармана нож с коротким и широким кривым лезвием и поднес к лицу девушки.

Глаза ее раскрылись от ужаса, Дюк смотрел в них застывшим взглядом. Девушка медленно вытянула сначала правую, а затем и левую руку из широкого рукава, прижала локти к телу. Свитер висел у нее на шее, рукава его едва закрывали полинялый сероватый бюстгальтер из хлопчатобумажной ткани. Через минуту-другую она начала подрагивать от холода, бледные руки и грудь покрылись гусиной кожей. Дюк нагнулся и начал развязывать веревку, которой было обмотано тело Анны. Она приподняла голову.

– Гляди, гляди лучше. – Он сжал ее лицо, потряс его, затем, чтобы освободить руки, взял в зубы нож. – Так, сейчас посмотрим, не забыл ли я, случаем, чего-нибудь. – С этими словами он поднялся, развернул Шиван спиной к себе, расстегнул бюстгальтер. Громадные шары ее грудей большими толстыми лепешками опустились почти до талии. Дюк с отвращением посмотрел на них. Внезапно девушка выбросила вперед руку, схватила рукоять ножа и вырвала его. Лезвие полоснуло его по краю рта, оставив на губах капельки крови. Шиван бросилась бежать, но Дюк в два прыжка настиг ее, повалил на спину, схватил за руки и, подняв их над ее головой, прижал к земле.

– Сволочь! – прошипела девушка, мотая головой.

Дюк приблизил свое лицо к ее лицу – капельки крови с его рта упали на ее щеки, смешались со слезами, потекли на шею. Он рывком поднялся.

– Вставай! – заорал Дюк. – Вставай и снимай джинсы!

– Отпусти ее! – крикнула Анна. – Слышишь? Отстань от нее.

Дюк подскочил к ней, схватил за волосы, тряхнул с такой силой, что она замолчала. Он опять посмотрел на Шиван.

– Все снимай – и джинсы, и все остальное. Ты уже знаешь, на что способен нож. – Он усмехнулся, поднял руку, поиграл кривым лезвием перед ее глазами.

Шиван разделась. Она присела на корточки, лицом к Анне. Дюк обошел ее, встал у нее за спиной. Анна с ненавистью смотрела на него. Грудь ее вздымалась, она задыхалась от злобы. Она перевела взгляд на Шиван и тихо заплакала. Анна надеялась, что, прочитав на ее лице сочувствие, девушка успокоится, догадается, что она никому и никогда не расскажет о том, что здесь происходило. Но когда она увидела, как Дюк нагнулся и начал доставать из сумки лук, она поняла – Шиван обречена и ничто для нее сейчас не имеет значения.

– Поднимись и не оборачивайся, – приказал Дюк.

Шиван встала, инстинктивно повернулась, увидела в руках Дюка лук и дико завизжала.

– А теперь – беги! – закричал он. – Беги, кролик, беги!

Шиван бросилась вперед, споткнулась на кочке и чуть не упала. Ноги ее тряслись. Наступив на острый камень, она остановилась и вскрикнула от боли. Затем снова побежала. Когда от Дюка ее отделяло метров тридцать, в спину ей с тупым стуком ударила первая стрела.

Джо набрал телефон Марси Винбаум, намереваясь рассказать ей, самой первой, обо всем, что с ним произошло с того момента, как исчезла Анна.

Говорила Марси с уверенностью человека, много работавшего и добившегося основательных, надежных результатов. По мере разговора с ней пульс у Джо учащался, а ноги становились ватными. Но вместе с тем росла и его решимость. Прежде он никогда не испытывал подобного состояния: страх, зарождаясь где-то внизу грудной клетки, охватывал все его тело – он полз вниз и одновременно поднимался вверх. Джо едва сдерживался, чтобы не бросить трубку. Его душила ярость. Он вспомнил обрывки факса, фотографии жертв, разрезанных, как тряпичные игрушки. Возникали и сменялись образы. Вот перед его глазами появилось лицо Дюка Роулинза, потом оно исчезло, и вместо него возникла новая картинка – тело Доналда Риггза. Затем Джо увидел Анну. Внутри у него словно что-то оборвалось. Как он мог допустить, чтобы его жена попала в лапы к безжалостному убийце, кровавому маньяку? Оставалась одна надежда – выторговать ее жизнь в обмен на информацию.

Виктор Никотеро, размышляя о встрече с вдовой шерифа, отошел от телефонной будки. Впервые в жизни он столкнулся с удивительной странностью – сильный в общем-то человек вдруг проявляет неожиданную для него слабость. Он решил записать эту мысль, остановился, раскрыл папку, сунул руку в карман, но не нашел там авторучки. Она была во всех смыслах дорога ему. Во-первых, она была такой шикарной, что вызывала зависть у всех, кому он ее показывал, а во-вторых, ему ее подарили в день ухода на пенсию. Виктор обшарил все карманы – ручки не было.

– Вот проклятие, забыл, – прошептал он и направился к дому Парнума.

Дюк нагнулся над телом Шиван Фаллон и принялся ловко орудовать ножом. Пока шла жуткая охота, Анне удалось размотать и снять веревку, связывавшую ее ноги. Оставалось освободиться от другой, которой он привязал ее к стволу дерева. Она нащупала пальцами узел, начала ослаблять его. Веревка с трудом, но подавалась.

– Гляди, гляди! – крикнул ей Дюк. – Глаз не спускай, а то сильно пожалеешь.

Заливаясь слезами, Анна следила за его действиями.

– Не вини себя, – говорил Дюк. – Вини своего мужа. Это все его работа. Из-за него ты во все это влипла. – Он отвернулся, хладнокровно продолжая свой страшный ритуал. Он замолчал. Шли минуты. Иногда Дюк оборачивался и через плечо бросал на Анну быстрые взгляды. Видимо, ему доставляло удовольствие видеть ужас на ее красивом лице, наслаждаться дрожью, охватившей все ее тело. Когда он в очередной раз отвернулся, Анна вскочила на ноги и бросилась бежать.

Фрэнк Диган разложил страницы факса на пассажирском сиденье, надеясь, что сможет по дороге, во время остановок на перекрестках, ознакомиться с их содержанием. Первая же страница настолько захватила его, что он резко прижал автомобиль к обочине. Он вглядывался в фотографии, изучал описания жертв, вчитывался в перечень нанесенных им ран. Ему было непонятно, почему, с какой целью мужчина вдруг начинает кромсать женщин с хладнокровием мясника, разделывающего тушу?

Он снова взял в руки фотографии. Провести связующую нить между ранами на телах жертв, найденных в американской глубинке, и теми, что получила Мэри Кейси, было нетрудно по причине их полной идентичности. Но нет ли тут этой страшной линии продолжения? Не тянется ли она к Джо Лаккези? И не замыкается ли она на Анне? От этой мысли у Фрэнка внутри все похолодело.

Дороти Парнум снова села в кресло, вытерла платком уголки глаз, открыла дверь. Виктор сделал вид, что не замечает ни смазанной помады, ни небольших потеков туши на ее щеках.

– Простите, миссис Парнум. Я забыл у вас…

– Вот это? – перебила она его и протянула роскошную авторучку.

– Благодарю вас. Еще раз простите за беспокойство.

– Это вы простите меня. Сама не знаю, почему я вам все рассказала. – Ее глаза вновь стали влажными. – Спасибо вам большое за то, что выслушали меня. Вы настоящий утешитель вдов. – На ее губах появилась натянутая улыбка. Она крепко пожала Виктору руку и вдруг окончательно разрыдалась. – Ну все, хватит, – зашептала она. – Не надо ля-ля… Так мой муж любил говаривать, только эти чертовы «ля-ля» у него всю жизнь не прекращались.

Глава 30

Стингерс-Крик, Северный Техас, 1992 год

Огден Парнум закрыл папку, увидел отпечаток вспотевшей руки на обложке, посмотрел на стену перед собой, где между двумя фотографиями разыскиваемых преступников зиял пробел, затем наклонил голову – так сильно, что хрустнули шейные позвонки, а в висках застучало. Он сжал зубы, выпрямился, положил дрожащую ладонь на переговорное устройство, нажал клавишу.

– Марси, зайдите ко мне. Нужно вызвать в участок одного человечка.

– Хорошо, шеф, сейчас буду, – донеслось из динамика.

За последний год у Огдена Парнума сменилось пять заместителей, и самой лучшей, самой смышленой и деятельной из всех оказалась Марси Винбаум. Именно поэтому Огдену и не хотелось к ней обращаться сейчас. Но еще меньше ему хотелось видеть подозреваемого, того самого, к встрече с которым он готовился.

Вошла Марси.

– Ну как, впечатляет? – спросила она, подходя к столу шерифа и показывая пальцем на отчет из патологоанатомической лаборатории.

– Не принимай все так близко к сердцу, Марси. Пока никаких доказательств нет, так что делать выводы преждевременно.

– У меня есть еще кое-что, в довесок ко всему. Хотите послушать? И это уже действительно вывод. – Она принялась рассказывать: – Я тут на днях опять просмотрела дело Лесника и сравнила кое-какие обстоятельства с делом об убийстве Жанет Белл, тело которой нашли в восемьдесят восьмом. Она была проституткой, работала под именем Алексис. Я думаю, что это он ее убил.

– Марси, но там же огнестрельное ранение.

– Не совсем так, шериф. Давайте с самого начала рассмотрим. В том же году мы находим тело Мими Бартильо с ранами в почках и в области предреберья и начинаем считать ее первой жертвой Лесника. Тело девушки находим легко, оно словно специально оставлено так, чтобы мы не мучились в поисках его. Затем, через восемь месяцев, обнаруживается тело Жанет Белл, уже закопанное, сильно разложившееся, со следами явного, – Марси подняла указательный палец, делая ударение на последнем слове, – огнестрельного ранения в почке. Но давайте-ка с вами взглянем на это. – Она взяла со стола одну из фотографий. – На девушке надета легкая сатиновая юбка, в которой, если приглядеться повнимательнее, обнаруживается треугольный разрез. – Марси подняла глаза на Парнума. Шериф заметно побледнел. – Форма разрыва ткани после выстрела из огнестрельного оружия будет совершенно другой. Я считаю, что девушка убита не из ружья или пистолета, а из лука. Стрелой с трехгранным наконечником. Я спрашивала у врача, и он ответил, что такое вполне возможно. Не мне вам говорить, что размер и форма раны зависят от скорости, с которой в тело входит тот или иной предмет. Так мы отличаем, к примеру, ножевое ранение от огнестрельного. Но если тело пролежало долго и сильно разложилось, сказать, чем именно нанесена рана, попросту невозможно. Ткань мохнатится по краям. – Марси покраснела. – В данном случае об орудии убийства мы могли бы только догадываться, – Марси многозначительно посмотрела на шерифа, – если бы не треугольный разрез на юбке. Иначе говоря, я полагаю, что первой жертвой Лесника стала Жанет Белл. Ее он закопал, но потом, войдя во вкус, решил подразнить нас и начал оставлять жертвы на земле.

– Но откуда у Белл может быть разрыв на юбке, если у нее нет ни одной раны на ногах?

– И здесь мне все понятно, – отвечала Марси. – Девушка убегала, и ветром ей подняло юбку. Помните Мэрилин Монро у вентилятора? То же самое и здесь Я уверена, что Жанет Белл пыталась спастись бегством, край ее юбки взлетел, и стрела пробила его.

– Марси, ну неужели ты не чувствуешь, что это натяжка?

– Шериф, я знаю, как вам не нравится, когда я вмешиваюсь в это дело, но мне кажется, что я права. Жертвами Лесника стали Мими Бартильо в восемьдесят восьмом году, Тоня Рамер в девяностом, Тэлли Сандерс в девяносто первом, а теперь и Джейн Доу. Полагаю, к ним следует причислить еще и Жанет Белл, убитую в восемьдесят седьмом. Всего шесть девушек. А если принять во внимание обстоятельства, ставшие нам известными…

– Почему ты не упомянула о Рейчел Уэйд, барменше, еще одной жертве Лесника? Но ведь именно за убийство этой девушки Билла Роулинза и упрятали за решетку. – Как только Огден вспомнил об этом деле все, над чем он думал в последние четыре часа, все его сомнения и предположения обрели страшную реальность. Он заставил себя продолжить: – Ты, Марси, в этом деле новенькая. Да и в наших местах недавно. Нет, ты, конечно, можешь продолжать изучать это дело, только избегай скороспелых выводов.

Как только Марси, расспросив его о некоторых деталях преступлений, вышла из кабинета и направилась к себе – листать дела и делать нужные выписки, – слабая улыбка исчезла с его лица. Он закрыл папку, положил руки на стол, опустил на них голову и долго сидел так.

* * *

Комната для допросов в полицейском участке Стингерс-Крик представляла собой маленькое неуютное помещение без окон, освещавшееся слабенькой лампочкой под пыльным металлическим абажуром.

– Если вы хотите поговорить с шерифом, вам придется немного подождать, – сказала Марси.

– Не волнуйтесь, мэм, я обязательно подожду его. И непременно поговорю с ним. Только наедине. – Дюк Роулинз развалился на металлическом стуле, вытянулся, широко расставив ноги и чуть приподняв зад. Марси Винбаум еще раз обвела взглядом нагловатого посетителя, повернулась и вышла.

В дверях появился Огден Парнум, увидел Дюка. На лбу его выступили капельки пота. Он достал из кармана платок, вытер им лицо.

– Ну что, шериф? Вспомнил меня? – Дюк обернулся к нему, перекинув руку через спинку стула, повис на ней, поднял глаза на Огдена. Тот повернул ключ в замке, запирая дверь комнаты.

Дюк жеманно поднял брови, игриво спросил:

– И зачем же ты позвал меня сюда? Что еще натворила твоя милашка, твой маленький зайчик, твой пидерочек, твоя тугозадая шлюшка, твой сосунчик? Какие у тебя есть к нему вопросы?

Шериф сел за стол.

– Час назад мне принесли отчет из лаборатории, – хрипло начал говорить Парнум, сразу же переходя на шепот. – Они провели анализ пятен, оставшихся на туфлях убитой, Джейн Доу, и сделали вывод – это автомобильная краска. Ею покрывают внутреннюю часть кузовов только одной модели машин – пикапов «додж-рэм». У нас в Стингерс-Крик такой автомобиль есть, и стоит он во дворе твоего дома.

Выражение лица Дюка не изменилось, он продолжал спокойно разглядывать Огдена. Тот грохнул по столу кулаком.

– Я что, неясно выражаюсь?! – рявкнул он. – Об этом уже все знают! Марси, сотрудники лаборатории… это неопровержимая улика!

– Мне наплевать, как ты выражаешься. – Дюк оперся ладонями о стол, приблизил лицо к Огдену. – Меня другое интересует: чтобы ты как можно быстрее забыл об этой улике.

– Ты что, с ума сошел? Я не могу…

– Да? Ну тогда давай посмотрим на это дело по-другому. К примеру, что скажут дорогая миссис Парнум и твои детки? Когда узнают об одном твоем секретике. Как там будет чувствовать себя преподобный Эллис? Замечательный подарок для хора первой баптистской церкви, не так ли?

Несколько минут Парнум сидел неподвижно, молча глядя на стол. Наконец сказал:

– Я посмотрю, что можно сделать.

– Как это «посмотрю»? Никаких «посмотрю»! Ты сделаешь все, что нужно.

– Ты убил пять девушек, – глухо проговорил он.

– Ой, какой кошмар! – Дюк изобразил фальшивую жалость, засмеялся.

Парнум нервно сглотнул.

– Не смей меня судить! Не тебе, сукину коту, это делать, – продолжал Дюк.

Парнум внезапно почувствовал тошноту. Голова у него закружилась. Чтобы не упасть, он ухватился за край стола.

– Ты был там в ночь на пятницу, – через силу выговорил он.

– А ты ничего не путаешь, шериф? Я не мог быть там, потому что мы с тобой сели играть в покер в семь вечера.

– С такими, как ты, я в покер не играю…

– Вот как? – Дюк рассмеялся. – Скажешь, что и Донни Риггза с нами тоже не было? Ведь это он нас пивом угощал.

– Какой Донни Риггз? Ты чего бормочешь?

– Шериф, у тебя перед глазами главные моменты твоей жизни еще не мелькают?

– Паскудник, – прошипел Парнум.

– Это я-то паскудник? А ты кто тогда?

– Ты убил Рейчел Уэйд и засадил в тюрьму своего дядю.

Глаза Дюка сузились, он снова наклонился к Парнуму, злобно зашептал:

– Послушай, ты не судья и не присяжный. Не изображай из себя справедливость. Я не бросил своего дядю, я каждый день ходил на судебные заседания…

Огден перебил его:

– Чтобы послушать, какие детали известны полиции?

– Ты поосторожнее с обвинениями, шериф. Следи за своим языком. Меня пока не привлекают к ответственности, и еще неизвестно, привлекут ли. И дядей ты меня не попрекай.

– И не жалко тебе его? Билл Роулинз был добрейшим человеком.

– А разве я не говорил то же самое? Но его платок нашли во рту убитой девушки.

Парнум покачал головой:

– Какая же ты сволочь! Послать своего дядю на верную смерть.

– Послушай, я не виноват в том, что в камере у него случился сердечный приступ. Если бы я был там в тот момент, я бы делал ему искусственное дыхание быстрее, чем те ублюдки, которые оказались с ним рядом.

– Ты и есть ублюдок…

– Да ладно тебе. – Дюк махнул рукой.

В комнате повисла тишина. Было слышно, как за дверью двигают ящики письменного стола. Потом зазвонил телефон. Приглушенно жужжал кондиционер.

Дюк нарушил молчание первым:

– Как ты думаешь, шериф, а ты – хороший человек?

– Послушай…

– Я тебя спросил – ты хороший человек или нет?

– Да.

– Вот и замечательно. Я так и думал, что ты это скажешь. В таком случае считай, что ты расплачиваешься со мной. За все удовольствия. А меня оставь в покое. Я наслаждаюсь своими действиями, они приносят мне громадное удовольствие, такое же, как я когда-то приносил тебе. Даже большее. И не трогай меня – тебе же лучше будет, шериф. А мучают ли тебя кошмары, просыпаешься ли ты в холодном поту – мне все равно.

Парнум побледнел, сидел не шелохнувшись. Дюк поднялся, нагнулся и поцеловал его в уголок глаза, провел языком по щеке до шеи. Парнума затрясло.

– Вот и все, шериф. Запомни – ты меня больше не трахнешь. А вот я тебя трахнуть могу в любой момент. – Он ударил по стулу, направился к двери, повернул ключ и вышел.