Текст книги "Лабиринт Данимиры (СИ)"

Автор книги: Агата Бариста

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 48 страниц)

Значит ритуал, который они затеяли, будет в пользу Мартина.

Вот, значит, за что я должна была его простить.

А за такое прощают?

Я машинально поднесла руку к причёске, желая распустить волосы – мне всегда было легче колдовать с распущенными волосами – а магия, если я правильно понимала происходящее, должна была мне сейчас понадобиться, но причёска не желала разрушаться. Волосы будто склеились намертво, и мысли путались. Я вспомнила говорливую мадам Трюмо и её шпильки, которые она доставала из кармана жакета.

Я сделала всё, что смогла, сказала она ведьмам.

Вот как…  с трудом начала понимать я – всё было продумано заранее, всё подстроено, и сегодняшняя случайная встреча была вовсе не случайна.

Вот значит, что стояло за прозвищем «Барашек».

Жертвенный барашек.

Как просто. Мартин, наконец, решил свою задачу, и решение оказалось не в мою пользу.

7

Я попыталась шагнуть назад, но Ксения, не глядя, не переставая бормотать, произвела колдовской жест, и липкая паутина злой магии опутала мои ноги.

Тогда я швырнула поднос в центр круга, надеясь, что разлитое вино смоет часть надписей, но Ксения успела его перехватить. Накренившиеся бокалы и бутылка вернулась в вертикальное положение. Поднос плавно проплыл по воздуху и приземлился на комоде.

Ксения укоризненно покачала головой.

– Ну что же ты, Барашек, нам это шампанское ещё пригодится.

Я волнообразно взмахнула освобождённой рукой – кисть сжата в кулак, отогнутый большой палец действует как нож. Папин приём помог, паутина распалась. Но не успела я этим воспользоваться, как Ксения снова сделала свой паучий жест. Я опять отбила её заклинание, и мне удалось сделать шаг назад.

– Да помогите же мне, – воскликнула Ксения. – Она брыкается!

Ведьмы прекратили чтение заклинания и обратили свои взгляды на меня. Глаза у них светились тускло-зелёным, будто они залили в глазницы фосфорический раствор.

Объединив усилия, они всё же стреножили меня, опутали липкой сетью, но были вынуждены отвлечься от своей ворожбы – я боролась.

От потери контроля вуаль на Ангелине пошла волнами, отчего казалось, что она уродливо, в какой-то нечеловеческой манере гримасничает. Сквозь вуаль я увидела Гелино лицо – настоящее лицо. Оно источало довольство и предвкушение. Язык беспрестанно облизывал красные губы. Умиротворение наконец связало её черты между собой, и они обрели гармонию – ту, которой раньше были лишены.

Почему-то именно это чудесное преображение Ангелины убедительнее всего показало, что сейчас меня будут убивать.

И сразу же стало спокойно.

Ум обрёл ясность. Так со мной обычно бывало при сдаче экзаменов. И чем труднее был экзамен, тем быстрее начинал работать мозг.

Мне не вырваться, это свершившийся факт, мечтать о возвращении в прошлое для исправления ошибок бессмысленно. Так же бессмысленно, как и рыдать и молить о пощаде – никто в такой ситуации на попятный не пойдёт. От одной ведьмы я ещё смогла бы отбиться. Или – при удаче – от двух. Но в одиночку уйти от полного чёрного ковена, от старших ведьм, натасканных Мартином…  шансов никаких. Счёт шёл на минуты. Мне никто не успеет помочь. Даже родители, которые скоро должны позвонить. От участи, уготованной мне Мартином и его ведьмами, могло избавить только чудо.

Чудо…

Белое пятно вдруг показалось под диваном. Я осознала, что всё это время под диваном пряталась Снежинка. Мой фамильяр излучал ужас и отчаянье. Но всё же, сильно рискуя, верная Снежка нашла в себе силы показать, что она со мной.

«Источник, ведьма Данимира, ты забыла про источник под домом…» – передала Снежинка.

Да, это могло бы помочь…  если бы с ведьмами не было Мартина. Он не даст мне уйти. Кем он был на самом деле, я не знала, но его сила меня ужасала.

Я потянулась к источнику, зачерпнула магии, и план действий возник молниеносно, как будто бы я всегда его знала, потом забыла, а вот сейчас снова вспомнила. Три адских заклинания должны были опустошить мой магический потенциал, но ритуал не будет доведён до конца. Тело было уже не спасти – ведьмы крепко оплели его своими нитями, но можно было не отдавать душу.

Сумасшедший, безумный план с неведомыми последствиями.

Хэппи-энда не будет, даже если он сработает.

Но всё можно исправить, пока душа не разорвана в клочья.

Расчёт Мартина, основанный на использовании моей души, полетит к чёрту. И сам Мартин пусть летит к чёрту.

Я сделаю это – я, наивная дурочка, библиотечная девочка, отличница, заучка, я ведь знаю наизусть каждое заклинание из маминой библиотеки. Когда у вас шопинги были, я над книжками сидела. Дырку вы от бублика получите, а не мою душу.

Они принимали меня за шестёрку, а шестёрка окажется джокером.

Так заговаривала я сама себя.

Я торопливо изложила свои соображения Снежинке, в спешке накладывая одну мысль на другую, а вслух произнесла дрожащим голосом:

– К чему же тогда был сегодняшний день? Вы ведь могли сделать всё гораздо проще. Объясните мне напоследок…

Согласие Снежинки было получено немедленно.

«Я с тобой, хозяйка. Действуй. У тебя всё получится. И до встречи».

От этого «и до встречи» я чуть было не зарыдала в голос, зная, на что согласилась Снежинка.

Мне ответила Ксения. Ответила неожиданно мирно, даже с печалью в голосе, со светлой такой грустинкой:

– Барашек, мы хотели, чтобы в твой последний день тебе было хорошо. Мы ведь к тебе привязались…  где-то…  Это был наш подарок – в свой последний день рождения ты должна была быть счастлива.

Прежняя я, наверное, остолбенела бы от такого заявления. Я и изобразила нечто вроде морального столбняка – приоткрыла рот, похлопала глазами.

А сама вновь потянулась к источнику силы в подвале, зачерпнула ещё магии и приступила к сотворению своих заклинаний.

– А я сразу была против! – сообщила Ангелина. – Я им говорила, тебя давно надо было использовать, без всех этих телячьих нежностей!

– Спасибо, Геля, – с искренним чувством сказала я, продолжая мысленно выплетать ворожбу. – Без нежностей действительно было бы лучше.

– Ты сама виновата – зачем ты отвергла Мортена? – воскликнула Аня. – Тебе всего-навсего надо было лечь с ним в койку. И ничего бы этого не было. Ты понимаешь – вообще ничего! Ты была бы с нами вместе и жила бы ещё много-много лет.

Мортена? То есть Мартина? И почему они дружно уверены, что я была против? В подробности их явно не посвящали. Впрочем, сейчас это не имело никакого значения.

Первое заклинание, самое энергоёмкое, было готово, добрая половина моих сил ушла на него. Я приступила ко второму, а пока продолжала отвлекающие манёвры.

– Счастлива, как вы? Делить одного на четверых?

– На троих, Геля почти не в счёт, – пояснила Аня на полном серьёзе.

А-а. Существенная разница. Если бы у меня было время, я бы, наверное, смеялась до упаду.

Ангелина снова заговорила, и было заметно, что её начало потряхивать:

– Ты просто не понимаешь, чего лишилась! Другие только мечтать о таком могли!

И я даже знаю, кто эти «другие». Что, Гелечка, не для тебя расцвёл цветочек аленький?

– Да уж, – подала голос Люда, которая до этого молчала с мрачным видом. – Лучше бы ты с ним переспала.

В её голосе не было злорадства. Она просто констатировала факт.

Ещё час назад я согласилась бы с этим на все сто. А теперь уже так не считала.

Ксения с горечью признала:

– Даже я хотела, чтобы Мортен уложил тебя. Хотя это я была его любимой женщиной. Я, а не ты! – И она собственническим движением положила руку на плечо Мартина…  или Мортена? – По-настоящему он любит меня, а ты – его временное наваждение, он просто помешался на тебе, на зелёной малолетке!

Мартин медленно повернул голову, исподлобья взглянул на Ксению, и рука тут же была убрана.

Второе заклинание было готово, и вторая треть сил ушла вместе с ним.

Гелина вуаль начала рваться клочьями, из-под неё начало промелькивать её собственное лицо. Зрелище было то ещё. Она зачастила с истерической обидой:

– Ты, маменькина дочка, папина принцесса, тебе всё в жизни доставалось легко, у тебя всё было – деньги, дом, родители…

Она перечислила именно в таком порядке.

– А у тебя нет?

– А я со Складовского детдома!

– Со Складовского детдома? Это что такое? – машинально переспросила я.

– Складовск! Это город такой под Ростовом! Ты бы там просто сдохла!

Была там одна такая…  с Ростова, вдруг вспомнила я мамины слова.

– Ты бы там точно не выжила, – подхватила Аня. – И недели не продержалась бы! Тебя, неженку, там бы по стенке размазали! – Её лицо покрылось красными пятнами. – Ты в теплице выросла, в аквариуме, потому овцой такой и оказалась!

Может быть, и было зерно истины в этих словах, но сейчас не было ничего важнее осуществления моего плана, а я почуяла, что ведьмы нарочно заводятся, накручивают себя, готовясь к тому, что сейчас произойдёт.

Конец был близок.

– Заканчивайте кудахтать, – холодно произнёс Мартин. – К делу!

Мартин перевёл взгляд на меня и что-то в его лице дрогнуло, губы бесшумно шевельнулись.

«Прости меня», – прочла я и даже не смогла удивиться.

Ни одно из слов Мартина не имело больше никакого значения.

– И бог не простит, – ответила я, заканчивая третью волшбу. И мстительно добавила: – А мой отец тебя убьёт.

Мартин как-то криво ухмыльнулся, как-то внутрь себя, эта ухмылка перекликалась с неким тайным знанием его тёмного мира.

– Это вряд ли.

Мне некогда было анализировать, но этот момент царапнул.

Мартин оглядел своих ведьм и бросил:

– Начинаем.

Да, начинаем.

Затем всё происходило так быстро, что казалось, это происходит не со мной. Чувства отмерли, и я просто смотрела дурной бессмысленный фильм ужасов.

Первое моё заклинание полетело в Снежинку и вышибло из неё душу. Пушистое тельце осталось сидеть под диваном, бессмысленно уставясь потухшим взглядом в пространство, а сама душа Снежинки, сияющая одуванчиковая пушинка проплыла по комнате прямо перед носом у ведьм, которые ровным счётом ничего не увидели. Покачиваясь, следуя за потоком воздуха, пушинка подлетела к раскрытому окну и растворилась в городском космосе.

Я найду тебя, пообещала я Снежкиной душе и приготовилась к следующему этапу.

Последнее, что я ощутила, находясь в родном теле, – резкий удар под коленки и я падаю, но не на пол – меня мягко, но властно подхватывает какая-то сила и перемещает к центру круга.

А последним, что я слышала, было возмущённое Гелино:

– Стойте, погодите, пусть сначала пин-коды от карт своих скажет!

Дальнейшее я уже наблюдала из-под дивана, поскольку вместе со вторым заклинанием успела переместиться в свободное тело Снежинки.

Всё стало безумно огромным, от резкого увеличения масштаба окружающего мира тошнота подступила к горлу, и голова закружилась, как на американских горках, но сосредоточиться на новых ощущениях я не могла. Зрелище, которое разворачивалось сейчас передо мной, было самым страшным, из того, что я видела в своей короткой жизни.

Тело, моё прекрасное тело, которое я только-только начинала понимать и любить, которым я стала гордиться, и от которого ожидалось столько радости в будущем, безжизненно висело в метре от пола – запрокинутая голова с короной светлых волос, длинные руки, раскинутые в стороны, длинные ноги, ломко подогнутые и перекрещенные в щиколотках, будто я прилегла подремать на зелёном пригорке. Ведьмы и Мартин ожесточённо выкрикивали что-то на том самом древнеегипетском, затем они синхронно вытянули руки в мою сторону, и с их ладоней начали срываться круглые сгустки какой-то туманной субстанции. Мохнатые шары мутно светились красным и описывали круги вокруг распростёртого тела.

Как акулы, подумала я.

Вдруг один из шаров приблизился к ноге и будто принюхался. Открылась пасть, полная острых зубов, и шар впился в голень, отхватив кусок от неё и оставив глубокую круглую рану. Нога судорожно дрыгнулась, с неё слетела босоножка и упала неподалёку от меня. Кровь брызнула фонтаном. Моё тело выгнулось дугой, исторгло дикий вопль и конвульсивно забилось в магическом коконе.

Оцепенев, под собственные хрипы и стоны я смотрела, как светящиеся шары начали раздирать меня на куски.

Перед глазами стала собираться темнота.

Снежинка, сказала я себе. Я должна двигаться ради Снежинки. И ради того, чтоб у ковена ничего не вышло. Для чего бы ни была предназначена эта казнь, результатом будет пшик, nothing, дырка от бублика.

Темнота отступила.

Последнее, третье заклинание я потратила на отвод глаз. Полноценного заклинания было не сплести, и человека этим магическим лоскутком было не спрятать. Но на маленькую кошку могло хватить.

Пора было выбираться из-под дивана и пробираться к выходу. Перед тем, как двинуться, я запретила себе смотреть, как я умираю. В том месте, где погибало моё тело, сознание нарисовало чёрный прямоугольник и отключило звук.

Кошачье тельце шаталось. Лапы скользили в кровавых лужах и заплетались – их было четыре, слишком много для той, что недавно была человеком.

Я бросила взгляд на гигантские фигуры. Лица показались мне меловыми пятнами, опознать их можно было только по одежде. Аня перегнулась пополам – её рвало. Ксения пыталась дотронуться до Мартина. Она беспрестанно хватала его за руку, а он стряхивал её прикосновение, как стряхивают паука, спустившегося на рукав с потолка. Их явно заклинило на этом действии. Геля распахнула блузку и медитативными ласкающими движениями размазывала мою кровь по лицу, шее, груди…  и это выглядело хуже всего.

А Люда…  одна Люда стояла неподвижно. Её глаза – я вдруг увидела на меловом пятне светящиеся глаза – смотрели прямо на меня. Сомнений не было – она меня видела. Погодницы, они такие, у них своя магия. С ними никогда не угадаешь.

Я застыла на месте с поднятой передней лапой. Секунду мы смотрели друг на друга, потом Люда едва заметно повела подбородком в сторону двери, и я побежала.

Я выскочила на кухню, потом на балкон и там вступила на карниз. Тот участок мозга, что отвечал за страх, отключился ещё тогда, когда первый из бесов, вызванных Мартином, впился в мою плоть. Я знала, что должна пройти по карнизу до раскрытого по летнему времени лестничного окна и не сомневалась, что сделаю это. Три нерушимых образа гнали меня вперёд – пшик, nothing, дырка от бублика.

По карнизу я прошла так ловко, будто делала это всю жизнь.

Добравшись до цели, я вспрыгнула на подоконник и так попала на лестничную клетку.

Спускаться вниз было неимоверно тяжело – перепады высоты были для меня слишком большими. Несколько раз голова перевешивала, или я путалась в лапах – и кубарем летела вниз, пересчитывая ступени. Должно быть, ушибы были сильные, но боль маячила где-то на заднем плане. У меня был надёжный анальгетик – пшик, nothing, дырка от бублика.

Добравшись до самого низа, я первым делом потянулась к источнику, и, поскольку теперь он был гораздо ближе, заполучила ещё немного энергии – она была потрачена на заклинание инверсии внешности. Теперь я должна была выглядеть по-другому. Люда, конечно, меня отпустила, но кто его знает, зачем она это сделала. Может, захотела позабавиться, может, поохотиться.

Нет больше веры никому.

По тельцу прокатилась волна магии, меня тряхнуло, шерсть стала дыбом и снова улеглась. Я мельком кинула взгляд на лапы – они стали тоньше, а шерсть стала чёрной. Отлично. Пусть теперь ищут белую кошку в тёмной комнате.

Дверь внизу, за которой скрывалось спасение, была закрыта на кодовый замок.

Кнопка домофона располагалась высоко. А ковен скоро очнётся, обнаружит, что всё пошло наперекосяк, и заметит цепочку кошачьих кровавых следов, ведущих на кухню, на балкон, на карниз…

Сложить два и два им будет не так сложно, как хотелось бы.

Я примерилась и прыгнула на кнопку. Дважды я промахивалась, на третий раз – попала, даже запиликал сигнал выхода, но всё равно ничего не вышло. Надо было не только нажать на кнопку, но и одновременно толкнуть дверь – на это банально не хватало сил.

Я вспомнила про открытое окно первого этажа. Через него можно было выбраться на козырёк, нависающий над дверью в подъезд.

Так я и поступила – выбралась на козырёк и, не раздумывая ни секунды, спрыгнула на асфальт. Приземление было жёстким, я ударилась лицом…  то есть, мордой и чувствительно отбила лапы. Но теперь свобода была рядом. Хромая и припадая на все четыре ноги, я ринулась прочь из двора, прочь из Малого переулка – к Тучкову мосту. Мне надо было обязательно до него добраться.

А если перейдёшь дважды, сказал папа, то враги потеряют твой след.

Хороший мост, чтобы сбить со следа, сказала мама.

По пути я пару раз чуть было не заблудилась – путала повороты и проходные дворы. С непривычного ракурса город казался совсем чужим.

Город гулливеров.

Несколько раз я пересекала улицу буквально под колёсами автомобилей, и, должно быть, немало водителей чертыхалось, когда чёрная кошка перебегала им дорогу.

Но мне надо было спешить, пока ковен пребывает в уверенности, что всё идёт по плану.

Я всё-таки добралась до Тучкова, и в ту минуту, когда я вступила на мост, позади сверкнула вспышка. Над Невой пробежал рокочущий раскат грома. По спине прошёлся порыв студёного ветра. Я шарахнулась к перилам, прижалась к ним боком, и затем через силу оглянулась. В том месте, где находился Малый переулок и мой осквернённый дом, в небо уходил столб света. Упираясь в облака, он образовывал наверху, среди акварельно-чернильных разводов, светлый овал какого-то мертвенного голубовато-серого оттенка, и в этом овале проглядывало призрачное лицо Мартина. Его бледные глаза были устремлены вниз и обшаривали землю, клочок за клочком.

Мартин, Мортен, что же ты такое, в отчаянии думала я, распластавшись по асфальту. Наверное, если меня обнаружат, лучшим выходом будет броситься с моста в Неву, чтобы избавить себя от дальнейших мучений. Но потом поисковый луч начал постепенно мутнеть, тускнеть, истощаться, и к тому же я заметила, что ищет Мартин совсем не в той стороне.

Убедившись, что колдовство Мартина иссякло, я встала, неумело встряхнулась и упрямо продолжила путь.

Где-то далеко начали бить куранты. Плескались тёмные волны, волнующий запах речной сырости проникал в ноздри, бодрил и странным образом прояснял рассудок. Когда по мосту проезжал автомобиль, мост ощутимо подрагивал. Казалось, он сейчас развалится, и вместе с его обломками я полечу в тартарары, но такая перспектива меня не слишком пугала – Мартин был страшнее. Беспрестанно двигая туда-сюда ушами-локаторами, я торопливо семенила вдоль ограды.

Мост показался мне бесконечным – видимо, я уже вступила в зону портала, благодаря которому переправа и приобрела свои волшебные свойства. Для магического существа время и расстояние здесь могло исказиться на неопределённую величину.

Впереди показалась компания великанов. Мне они показались стадом слонов, неторопливо бредущим на другой берег. Пахнуло пивом, куревом, и сладкими девичьими духам – это были обычные люди, поздние гуляки, которые на своё счастье не замечали ни вспышек молнии, ни страшных бледных глаз, вперившихся в ночные улицы и проулки.

Зато они заметили меня.

– Ай, смотрите, кто это? Кошка! – раздался сверху звонкий голос. – Фу, страшная какая!

– Где, где? – подхватили юношеские голоса.

Я прижала уши и помчалась вприпрыжку мимо колонноподобных ног.

– Да где кошка-то? – спрашивали позади. – Ты чего, Наташка? Глюк словила?

– Да была кошка, была, чёрная, тощая, страшная! – оправдывалась уже оставшаяся позади Наташка. – Уши как у летучей мыши! Я сначала даже не поняла, кто это…

Сзади кто-то что-то сказал иронически, и компания взорвалась беззаботным смехом.

Чёрная.

Тощая.

Страшная.

Слава богу. Инверсионное заклинание удалось на славу. Этот портрет совершенно не соответствовал внешнему облику Снежинки. Самым убедительным оказалось слово «страшная». Никто и никогда не смог бы назвать хорошенькую Снежку «страшной». А дома на видном месте осталась стоять фотография, где я валяюсь на диване в петербургской комнате и читаю книжку, а рядом белоснежная упитанная кошечка мягкой лапой ловит солнечный зайчик, прыгающий по страницам. Этот снимок сделала мама прошлым летом, как раз перед отъездом в Оленегорск…

Я подумала о родителях.

Они уже сегодня будут здесь. Должны быть. По длительному молчанию моего телефона станет ясно, что произошло неладное. Наверное, первое, что они сделают, – попросят Левиафана связаться со Снежинкой. Когда и Снежинка не отзовётся, они точно поймут, что со мной случилась беда. Я вдруг представила, как родители входят в комнату, где пол и стены залиты кровью их дочери, и мне снова стало дурно…  следом возникла картина – одинокая неприкаянная душа Снежинки летит в пространстве – неотвратимо удаляется, как космонавт с оборванным тросом, падающий в космическую бесконечность…  Мне стало совсем тяжело. Острое горе сжало горло, и я почувствовала настоятельную необходимость остановиться и выплакаться.

Вместо этого я продолжала бежать.

Об этом я подумаю завтра, твердила я классическую формулу всех горемык, попавших в беду и спасающих свою шкуру, завтра я позволю себе всё; если захочу, я буду, не стесняясь, выть и царапать землю, а пока – беги, кошка, беги!

Справа мелькали ровные одинаковые прутья решётки. Краем глаза я отслеживала их мельтешение и через некоторое время ощутила, что начинаю впадать в какой-то транс.

Снова сверкнула молния – почти над головой. Посмотрев вверх, я припала животом к асфальту, потому что небесный просвет, в котором вновь призрачно маячило лицо Мартина, переместился и был практически над Тучковым.

У меня возникло острое предчувствие, что меня сейчас обнаружат, и это предчувствие было абсолютно, абсолютно невыносимым.

Воля, толкавшая меня вперёд, ослабела, лапы подкосились. Я упала на асфальт, сжалась в комок, зажмурилась, чтобы не видеть страшных бледных глаз, висящих надо мною, и начала бредить на анималингве какую-то собственноручно слепленную, корявую, всю кривую и косую и совершенно сумасшедшую мольбу, обращённую к тому мифическому существу, благодаря которому и существовал этот портал.

– Ты, огромный, стозевный, стоглазый, стомудрый, невидим ты, но я всё равно чувствую, что ты есть, – помоги мне. Я растёрта как пыль между пальцами, я ничто, я кварк твоего мира, я распадусь, разрушусь прежде, чем закончится твой вдох, но всё равно помоги мне. Я была глупа и связалась с теми, к кому и подходить нельзя было; меня предупреждали – я не слышала, меня отговаривали – я не внимала, а теперь прошу – помоги мне. Своей беспечностью я подвела всех, и теперь заперта в чужом теле, как и ты заперт в нашем мире. Помоги мне, а я больше никогда не попадусь в эту ловушку, никогда больше не буду верить и подставлять горло для укуса; нет больше места для любви в сердце моём, я никогда не полюблю, и даже если вырвусь из этого плена – клянусь, никогда больше не буду ходить беззаботно по краю трясины…  никогда больше…  никогда больше…  никогда…

Бессвязные обещания изливались бесконтрольным потоком, пока я не осознала, что вокруг царит тишина.

Я приоткрыла один глаз и скосила его наверх.

Никаких грозовых чернильных разводов, никаких страшных ликов – низкий туман нависал в метре надо мной, безмятежный, будто он образовался над озером в лесной глуши, а не в центре большого города.

Я открыла второй глаз и тревожно подвигала ушами вперёд-назад.

Тишина.

Проезжая часть была пуста. В этом измерении ни один автомобиль не осквернял своим прикосновением гладкое новенькое покрытие.

Меня услышали?

Раньше мне непременно стало бы стыдно за этот истерический припадок – другим словом и не назовёшь, но теперь я ровным счётом ничего не почувствовала.

Белое свечение разливалось справа от меня – за оградой, над водами Невы. Я поднялась, пошатываясь, встала передними лапами на камень и просунула голову между прутьями.

Из-под воды медленно поднималось к поверхности что-то огромное, круглое как блюдо, сияющее электрическим светом, с тёмным пятном в середине. По поверхности воды во все стороны побежали сверкающие блики-скобки. Круг так и не вынырнул на поверхность, а замер, покрытый тонким подвижным слоем воды – вода была похожа на зелёный чай. Усилился запах – смешанный дух речных водорослей, мокрого песка, маленьких ракушек, юрких живучих рыбёшек и чего-то ещё, что я уже начала ощущать кошачьим обонянием, но пока не могла опознать с точностью.

Я ещё больше вытянула шею и свесила голову вниз.

Круг моргнул, и я поняла, что меня разглядывают, и – как мне почудилось – разглядывают с любопытством.

Я замерла.

Потом круг вновь моргнул, и тяжёлый бас произнёс одно слово…  да так сочно, что звук прокатился по всему пространству портала не хуже грома небесного.

– ПРИ-И-НЯТО-О-О…  – и будто бы иронический смешок завершил раскаты. Неведомому существу показалось забавным, что микроскопическая козявка посмела потревожить такого, как он?

Мы ещё немного поглазели друг на друга, потом круг погасил свечение и ушёл на глубину – так же медленно, как и появился. Воды успокоились, разгладились водовороты, вызванные погружением, и вскоре уже ничто не напоминало о необыкновенном явлении.

Что это было, и было ли вообще?

Может быть, на почве нервного потрясения мною овладели галлюцинации?

Тем не менее, туман по-прежнему висел над головой, образовывая защитный полог, и я снова побежала – в какой-то ватной тишине. Никем не потревоженная, я добралась до конца моста, беспрепятственно пересекла пустынную мостовую и тронулась в обратный путь.

И я всё-таки сделала это – перешла Тучков мост дважды, и Мартин не нашёл меня.

Спасительный туман заканчивался вместе с мостом. Мне очень не хотелось покидать магическое убежище. Хотелось остаться здесь, свернуться клубком, уткнуться носом в собственную шерсть и заснуть на долгие-долгие годы.

Ради Снежинки, сказала я себе и вышла из тумана.

Куда теперь можно податься, я не представляла совсем. Наверное, было бы разумным вернуться к дому, затаиться где-то поблизости и дожидаться приезда родителей. Но при одной только мысли о возвращении в Малый переулок, к горлу подступал комок, а к лапам – паралич. Моя прежняя жизнь закончилась так страшно, что я не могла заставить себя сделать хотя бы шаг в том направлении.

К тому же, не исключено, что возле дома меня ждёт засада.

Сойдя с Тучкова, я двинулась совсем в другом направлении. В ближайших планах было забиться в некий укромный уголок и хоть немного поспать, потом найти еду…  наверное, на помойке, и воду…  наверное, в луже.

Торопливой прихрамывающей походкой я мелко трусила вдоль бесконечных стен и не узнавала ранее знакомые улицы. Не покидало ощущение другой планеты – чудовищно искажённый масштаб придавал местности нездешние черты.

Через какое-то время я совершенно перестала соображать, где нахожусь.

В этот двор-колодец мне пришлось свернуть, когда стало ясно, что силы на исходе. Во дворе оказался проход – через тёмную арку с разрисованными стенами можно было пройти во второй двор, через вторую, тоже разрисованную арку – в третий, и так далее. Выход из шестого двора перегораживали чугунные ворота. К решётке ворот толстой проволокой были прикручены железные листы, доходившие до самого низа и пролезть в узкую щель не смогла бы даже кошка.

Это был конец моего пути.

Я огляделась. В углу двора стояли два высоких зелёных мусорных контейнера. Наверное, в них можно поискать что-нибудь съедобное. Баночку с остатками йогурта или куриные косточки. Или ещё какую-нибудь гадость, но выбирать не приходится, я была готова съесть что угодно.

Подойдя ближе, я посмотрела вверх, поёрзала задом, примерилась и прыгнула. Отчего-то у меня создалось представление, что я взлечу как птица. Во всяком случае, так получалось у Снежинки. Вместо стремительного полёта и точного приземления я допрыгнула только до середины зелёной стены и, скрежетнув по металлу когтями, свалилась вниз как мучной куль. После десятой попытки в глазах начало темнеть и стало понятно, что до верха контейнера не добраться – я слишком слаба и неуклюжа.

Пришлось прилечь для отдыха. Я стала с трудом соображать, что же делать дальше. Прикорнуть ли голодной прямо сейчас, или отправиться на поиски более низкого помойного бачка?

Вот в чём вопрос.

Идти уже никуда не хотелось.

Вообще ничего не хотелось.

И тут появилась она – возникла бесшумно, как призрак.

Большая толстая крыса стояла столбиком в просвете между контейнерами и пристально меня разглядывала. Это была пожилая крыса – морда у неё была седая.

Вот и обед, вяло подумала я. Наверное, она не слишком проворна, изловить её будет несложно.

Я даже встала.

Крыса не шелохнулась. Она продолжала спокойно созерцать меня, и на её седой морде было написано что-то задумчивое.

…  И вот эту крысиную бабулю я должна изловить, наброситься на неё, как наркоман в подъезде, зверски задушить, потом как-то прогрызть в её шерсти дыру, чтобы добраться до…

Тут меня замутило, земля закачалась, и я прилегла обратно.

Нет. Даже ради Снежинки – нет. Лавров Родиона Раскольникова мне не снискать. И останусь я здесь навсегда – в чужом обличии, а дворники в пыльных фартуках склонятся надо мною и скажут: «Кошка сдохла, хвост облез…  кто первый слово скажет, тот её и подбирает…»

Мне снова захотелось плакать.

«Ну-ка, ну-ка, кто это у нас здесь хнычет? Кто это помирать собрался?» – раздалось вдруг в моей голове.

Анималингва?

Я снова подскочила и на всякий случай обернулась назад. Не было здесь никого, кроме крысиной старухи. Неужели…

– Что тебя так удивляет? Говорящая зверюшка? – ворчливо спросила крыса. – На себя сначала посмотри. Усы, лапы и хвост – вот и все твои документы. Ты кто?

– Я…  я человек…  А вы тоже?

Крыса хмыкнула.

– А я нет. Зовут как?

Было бы неразумно немедленно разбалтывать первой встречной, что я – Шергина Данимира Андреевна. А вдруг она послана Мартином?

Не смотря на осознание, что мои мысли – это мысли параноика, я всё же попыталась навести тень на плетень и представилась:

– Иванова Лариса…  э-э-э…  Ивановна…

Понятия не имею, откуда всплыла эта Лариса Ивановна.

Крыса нахмурилась.

– Слушай, ты…  Лариса Ивановна…  Или ты перестаёшь дурака валять, и мы разговариваем как взрослые люди, тьфу, особи, или я сейчас развернусь и уйду. И твоя золотая мечта преставиться у помойного бачка исполнится сегодня же.

Ага. Мне уже помогли в прошлой жизни.

– С какой стати я должна вам доверять?

– А с такой, что плохи твои дела. А со мной как с доктором надо – не лукавя. Тебя преследуют враги, у тебя магическое истощение, и без посторонней помощи тебе не выкарабкаться.

– Это мы ещё посмотрим, – запальчиво сказала я, зная в глубине души, что каждое слово крысы – правда. – А откуда вы знаете про врагов?

– Не трудно догадаться. Видела бы ты свою ауру – она у тебя в клочья разодрана.

– А откуда вы знаете, что я не Лариса Ивановна?